Бомж

Я не о тех, которые лишились жилья в результате обмана. А о тех, которые имеют и жилье, и жен, и детей, и родственников, но, несмотря на это постепенно и неумолимо опускаются на самое дно. На такое дно, которого как бы не существует. Но на самом деле оно есть. На этом дне полно обитателей, неизвестно как там оказавшихся и каким образом живущих. И убитых мыслью, что подняться с этого дна невозможно.
   
...Несколько лет назад мы с коллегой увидели за окном нашего рабочего кабинета одного из таких людей. Давно знакомого, давно опустившегося, некогда известного музыканта, гитариста, исполнителя песен. Бомж явно направлялся в наше учреждение. 
   
Встречи с ним всегда оставляли тяжелый осадок на душе и почти физический след в виде непередаваемого словами тяжелейшего запаха, державшегося после его ухода несколько часов. А в памяти надолго оставалось воспоминание о его липковато-грязной почти черной ладони, которую он обязательно протягивал для рукопожатия, и приходилось ее пожимать.

Увидев его, мы заметались. Потому что знали: к нам он зайдет обязательно. И придется опять жать его руку. А после его ухода быстро бежать к раковине и тщательно мыть руки, а вернувшись в кабинет долго нюхать воздух.
 
Решение проблемы пришло внезапно. Я закрыл дверь кабинета изнутри на ключ. И мы два прошедших огни и воды не молодых человека затихли в кабинете и стали прислушиваться.
   
Вот он подошел к нашей двери. Вот начал дергать ручку. Вот понял, что дверь закрыта и пошел в другой кабинет.
   
А мы сидели и говорили друг с другом ШЕПОТОМ. Потому что знали, что он может вернуться и услышать, что в кабинете кто-то есть. И тогда нам придется открыть…
   
Наконец, бомж ушел. А я пытался понять, почему я не могу определенно раз и навсегда послать его так, чтобы он понял, что в нашем кабинете ему делать нечего. Вообще-то послать я очень даже могу. И не раз посылал некоторых ослепленных "великолепием" собственной персоны. А вот убогого – не могу.
   
И не могу уже вспомнить, сколько раз пытался ему помочь. На первых порах примирял его с женой, потом – с его родственниками. Пристраивал в социальные приюты. В больницу. Но напрасно. Отлежавшись у родственников ли, в приюте, в больнице и приобретя человеческий вид, он уже через месяц терял его. И снова превращался в бомжа, бесконечно клянчащего деньги у знакомых и незнакомых людей.
   
Наконец я отступился, потому что понял: сколько сил ни вкладывай в такого человека – все будет напрасно.
   
Еще лет пять назад у него были мечты о каких-то проектах. Теперь и мечты улетучились. Осталось одно зловонное молчание.

Так, наверное, и будет блуждать по устоявшим в этой жизни знакомым, с остатками виноватой улыбки на лице, теряющем человеческие признаки, вызывая жалость и раздражение. И бесполезную попытку понять: как человек превращается в бомжа?