Зачем пережила тебя любовь моя...

Когда мы с тобой познакомились — уже в солидном возрасте, мне 48, тебе 52 — ты сообщил, что в Питере у тебя замужняя дочь и трое внуков: старшему 5, средней — 3 и младшему 1 годик. Зять работает менеджером в преуспевающей компании, неплохо зарабатывает и кормит семью. Кстати, когда я у тебя поинтересовалась, почему твоя дочь с семьёй не хочет перебраться в наш тёплый  край, ты уверенно сказал, что никогда в жизни она не бросит Питер, мол, из таких городов не уезжают...
Через год платонической, в основном телефонной,  дружбы мы с тобой поженились, ты уговорил меня бросить работу финансового директора— на твою пенсию офицера, ветерана боевых действий вполне можно было прожить вдвоём — и переехать в твой огромный дом. Так из краевого центра я попала в районный полусонный городок.  Я сразу сказала тебе, что не хочу всю жизнь прожить в райцентре, а ты заверил меня, что это временно, ты обязательно продашь дом и мы отсюда уедем. Ты занимался пчёлами, очень любил их, вкладывал в них не только немалые деньги, но и силы, и душу. Мы венчались по твоей просьбе. Я помню, как ты сказал: «Неужели мне хоть на старости лет повезло с женой?» Я тоже после четырёх лет одиночества и развода с первым мужем была уверена, что нашла своего человека. Мне всё в тебе нравилось: умные глаза, твой дар посмотреть на ситуацию в новом, неожиданном ракурсе, твой солидный  животик, даже твоя вспыльчивость меня не раздражала, я всё списывала на твои истрёпанные нервы. Я могла говорить с тобой о чём-угодно и знала, что ты поймёшь. Нас даже называли ласково Саша и Маша, вроде порознь нас не существовало. Вспоминаю, как под чарующие звуки саксофона Кенни Джи мы с тобой ездили на море, благо, это всего два часа пути.  И говорили обо всём, и были счастливы. Всегда текут слёзы, когда слушаю сейчас золотой саксофон.
...Ты с горечью рассказал мне про свою первую жену, мать твоей дочери Карины. Странная это была история.
Вы с Ирой были одноклассниками: сын зажиточного завмага из маленького сибирского посёлка и одиннадцатая по счёту девочка из малообеспеченной многодетной семьи. Ирочка вздыхала по тебе, но ты был занят охотой, рыбалкой, да и девичьим вниманием не был обделён — было в тебе что-то притягательное, необычное. Харизма либо есть от рождения, либо нет, этому не научишься. Когда ты учился в  академии и приехал на каникулы, Ирочка встретила тебя и застенчиво пригласила на свой день рождения. Ты не мог отказать скромной девочке. А на вечеринке тебя напоили красным вином, особенно потчевала Ирочкина тётка, известная в посёлке ведунья. После этого вы оказались в постели. А когда ты уехал снова учиться, Ирочка втайне сделала аборт и сообщила об это постфактум. Тем не менее, ты решил на ней жениться, но предупредил: если не будет детей — разведёшься. На своё счастье, Ирина подарила тебе дочь Карину.
Кара — дорогая с итальянского — стала для тебя светом в окошке. Ради дочери ты терпел неряшливость жены-художницы, её дикую необузданную ревность, истерики с плачем навзрыд. Правда, поводов для ревности у неё было много, женщины любили тебя, а ты не очень-то спешил после работы домой. Наоборот, просился в полёт — у тебя больше всего часов налёта.  Ежегодно во время отпуска, благо у лётчиков-северян отпуска были большими, ты уходил в тайгу, охотился, рыбачил. Ты говорил мне, что в тайге тебя  охватывала звериная тоска по жене Ирочке. Ты возвращался, и уже через несколько минут Ирочка начинала тебя раздражать...
Когда Карине исполнилось одиннадцать, твоя жена поехал с ней отдыхать. В день приезда ты позвал с работы двоих женщин, чтобы они сделали генеральную уборку квартиры. В разгар уборки неожиданно вернулись твоя жена с дочкой. Окинув быстрым взглядом всю «картину маслом», как говорится, Ирочка быстро открыла дверь в маленькую комнату, втолкнула туда Карину, а сама метнулась в ванную, схватила зачем-то хранившуюся там бутылку с серной кислотой, открыла пробку и плеснула в женщин. Раздался страшный крик той несчастной, у которой кислота попала  в лицо... Ирина размахнулась, чтобы плеснуть снова, но ты перехватил её руку, кислота пролилась на пиджак, который на глазах расползся, дикая боль охватила и тебя... В общем, ты взял на себя всю вину, не хотел допустить, чтобы мать твоей обожаемой Кариночки попала в тюрьму... Отдал все свои сбережения несчастной изуродованной ни за что, ни про что женщине, чтобы она забрала заявление. Но после того случая свою жену начал реально бояться. Смелый лётчик, воевавший в Афгане, ты не мог избавиться от чувства страха перед невозмутимой на вид женщиной... Ты как-то сказал мне, что единственная ошибка в молодости — женитьба на Ирине — перечеркнула всю твою жизнь.
Когда дочь окончила школу и поступила в институт в Ленинграде, ты объявил жене, что уходишь на охоту и к ней не вернёшься. Перебрался жить к симпатичной хохлушке с маленькой дочкой. Жил с ней до тех пор, пока не увидел, как грубо она обращается со своей матерью. Всё — как отрезало, отправил её жить на Украину, снабдив деньгами для покупки квартиры.
А в своём пиджаке после расставания с женой обнаружил зашитую землю. Опять колдовство? Ты рассказывал мне, что все мужья многочисленных Ирочкиных сестёр рано поумирали, и добавил, что тебя постигла бы эта же участь, если бы ты вовремя не ушёл от жены. А много позже с горечью сказал: «Знаешь, когда я уходил от Иры, доченька мне сказала: «Папа, мы тебе сделаем!»...
Дочка твоя вышла замуж в Питере, венчалась, даже не сочтя нужным поставить тебя в известность; с мужем-коммерсантом поселилась вместе с его интеллигентной матерью и сестрой, вернувшейся после турецкого замужества в Россию. Родился сын, муж души не чаял в жене и ребёнке. Приехала навестить дочку мама Ира и сходу невзлюбила зятя. Она заявила дочке, что муж её недостоин, надо с ним разводиться. Послушная Кариночка вняла маминым уговорам, развелась и укатила в далёкую Сибирь. Правда, с мамой жизнь не задалась, пришлось мириться с мужем и возвращаться в цивилизованный Питер. И во второй раз выходить за бывшего мужа. Вскоре родилась дочка, вылитая папа, и Кариночка уговорила мужа разделить квартиру, чтобы разъехаться с противными бабами — свекровью и золовкой.
В это время ты переехал на юг, где несколько лет строил большой кирпичный дом в райцентре. Доченька летом решила тебя навестить, показать внуков. Ты был в восторге от трёхлетнего пацанчика и годовалой малышки, правда, тебя напрягала бесхозяйственность дочки — в мамочку её родную. После того, как ты отвёз троицу в Питер, к месту постоянного проживания, выяснилось, что Карина опять беременна. У её мужа возникли подозрения — а не поучаствовал ли кто-то посторонний в стремительном приросте его семьи? Он закатил Карине допрос, на что своенравная и гордая мамочка двоих детей собрала вещички и вновь укатила в Сибирь, где и родила в положенный срок третьего мальчика, уже в разводе. Прожила семья в посёлке два года, и всё это время безутешный муж умолял жену вернуться. С матерью у Карины опять пошли напруги на почве болезненного пристрастия Карины к Интернету, в частности, к социальным сетям, где она даже зарегистрировалась то-ли на Мамбе, то-ли ещё на каком несерьёзном, мягко говоря, сайте. Решила она вернуться к слепо влюблённому в неё мужу. Опять расписались — в третий раз, и муж её усыновил своего родного сынулю. И тут же она забеременела четвёртым.
...Мы с тобой уже восемь месяцев состояли в законном браке, когда Карина известила тебя, что ты в четвёртый раз стал дедушкой. Ты буквально рыдал, а я тебя утешала — главное, что ребёнок здоров, всё хорошо, где трое, там и четвёртого вырастят! А уже через месяц, по осени, дочка тебе позвонила и сообщила, что у мужа проблемы на работе, еды осталось только в холодильнике, нужны деньги. С тех пор ты стал ежемесячно, с моего полного одобрения, посылать ей не менее двадцати тысяч. Я жила по остаточному принципу — хотя у тебя обнаружили сахарный диабет, требовалось диетическое питание, которое немалых средств требует. Работу в райцентре найти я не могла, да и тебе нравилось, что я всегда была под боком... Кроме того, у меня  дочь развелась с мужем, остались двое пацанов, по которым я сильно скучала и старалась ездить к ним хоть раз в полмесяца. У тебя были пчёлы, собака — их бросать было нельзя. Ты вообще редкий трудяга, после выхода в отставку постоянно что-то мастерил. Правда, иногда мы просили пожить в доме твоего знакомого, чтобы самим иметь возможность ездить на море и за границу — мы с тобой оба любители пляжного отдыха. А Карина взяла в охапку четверых детей и в целях экономии снова перебралась к матери в Сибирь, где и провела год. Верный муж стенал и просил её вернуться.
Года через три твоя дочь известила о своём желании приехать к тебе на лето. Я подготовила всё необходимое к их приезду, встретила и на электричке уехала к дочери и внукам. Ты мне звонил по несколько раз на день, сказал, что продал свою почти новую иномарку, чтобы купить семиместный «Ларгус» - дочь настояла, чтобы им было удобно. Свозил всех на море на  десять дней, к нам по пути заезжать не стал. Жаловался, что дети неуправляемые, приходится их жёстко воспитывать, а ты стал сильно уставать: диабет внёс в твой характер раздражительность. Когда в сентябре все пятеро уехали в Питер, я вернулась к тебе, и со временем поняла, что ты как-то изменился. Раньше ты заботился обо мне, а сейчас развёл кипучую деятельность по ремонту дома, настелил — сам — ламинат, заменил двери. Я поинтересовалась — зачем, ведь ты вроде собирался продавать этот дом, потому что не любил и сам этот сонный райцентр, да и жить на трёхстах квадратах двоим немолодым людям тяжело. Ты туманно ответил, что с хорошим ремонтом дом скорее продастся. Я бесхитростно предложила тебе подарить дом дочери, а самим переехать в мою квартиру в город. Ты резко ответил, что своих пчёл никогда не бросишь...
Весь год ты активно перезванивался с дочкой, пока я, умная Маша, искала покупателей на твой дом. Наконец, в начале июня дочь и внуки снова приехали. На этот раз я даже не  стала никого встречать, всё приготовила к приезду и рано утром уехала. Оказалось — навсегда. Помню, на прощание наша собака, грозная Найда, которую я всегда старалась кормить вкусненьким, с щеночками которой возилась, пока не  пристраивала их к хорошим людям, подлезла лобастой башкой мне под руку и с тоской посмотрела в мои глаза... Больше мы с Найдой не виделись, вскоре её не стало.
Мы с тобой опять начали жить вынужденным гостевым браком —  ты редко приезжал ко мне. Я видела, что ты как-то потух. Пожаловался мне, что твоя дочь постоянно сидит в Интернете, вроде бы завела свой сайт и обещает тебе скоро зарабатывать кучу денег. И что у неё крайне плохие отношения с мужем, который её буквально выгнал из дома и сказал, что «папе ты на фиг не нужна, у него жена другая, ничего тебе не перепадёт». Я опять посоветовала тебе подарить Карине дом и переезжать ко мне, но ты опять пояснил, что негде держать пчёл, без которых ты себя не мыслишь...
А потом ты действительно подарил Карине дом, «чтобы она не чувствовала себя ненужной». Ближе к осени дочка твоя одна, оставив на тебя детей, засобиралась в Питер, чтобы собрать вещи, забрать документы детей и окончательно переехать — ведь теперь она стала владелицей большого дома на Юге! Ты, честно сказать, не был в восторге от её решения, как чувствовал, чем это кончится. Кроме того, проговорился, что случайно узнал, что она в Интернете переписывается с мужчинами, в основном арабами и неграми — дочка твоя с детства любила всякую черноту, даже от цыган благоговела. (Наверное, муж-блондин не вписывался в её пристрастия, хотя это не помешало ей родить от него четверых детишек). И даже чуть ли не собиралась уехать к какому-то молодому красавчику-арабу, на что я посоветовала тебе припрятать её загранпаспорт с греха подальше. Правда, вскоре красавчик написал ей, что нашёл молодую красавицу-девственницу, «а ты, старуха, от меня отстань!» Карина рыдала.
Муж дочери пытался с ней помириться, хотя бы поговорить, но Карина сурово закрыла дверь в свою комнату и полностью его проигнорировала. А по приезде на юг подала заявление на развод. У тебя начались суровые будни: устроить  младшего внука в сад,  троих старших в школу, помочь дочери найти работу, мотаться на машине в разные концы — отвезти, привезти. Кроме того, надо было обставить дом, на что ушёл весь твой «подкожный» миллион. Я поняла, что ты не сможешь уехать оттуда — у тебя свой кодекс чести, внуков ты не оставишь... И продолжилась наша с тобой раздельная жизнь; ты жаловался по телефону, что сильно устаёшь с детьми, а Карина, придя с работы домой, обзванивает  всех подруг, которыми быстро обзавелась на юге. После этого, сладко вздохнув, сообщает, что очень хорошо отдохнула и нехотя шлёпает на кухню заниматься хозяйством.
Ты развёл для неё — чтобы детки питались полноценно — курочек, и теперь Карина стала на работе поставщиком домашних яичек. Правда, в курятнике хозяйничал её старший сынок, на которого и легли основные тяготы по дому. Хорошо ещё, что пацан, благодаря твоим усилиям, отлично учился. Ты сказал, что без жёсткого воспитания твои внуки могли бы встать на учёт в детской комнате — начиналось у них воровство в магазинах в Питере.
С мужем их развели. Когда ты привёз дочку в ЗАГС забирать свидетельство о разводе, все сотрудницы вышли посмотреть на женщину, которая при наличии четверых детей три раза выходила замуж за одного и того же мужчину, и в третий раз с ним развелась. Для маленького городка это была сенсация.
Правда, Карина недолго пребывала в разведённом состоянии. В соцсетях признакомилась с лаборантом из Ирака, младше неё на двенадцать лет, и Мохаммед приехал посмотреть на потенциальную невесту, постаравшись обаять тебя, «мистер Александр», своим рвением к работе и легендой о некоем пророке, взявшем в жёны женщину с четырьмя детьми — дескать, хочу походить на этого святого! Я слегка оторопела от такого брака, но ты мне сказал, что на что угодно согласен, лишь бы освободиться самому. К тому времени я уже начала от тебя отвыкать, хотя и была у нас обоих всё-таки тяга друг к другу. Правда, случилось нечто, благодаря чему мы едва не развелись...
Бывший трижды муж твоей дочери каким-то образом нарыл её переписку в соцсетях и был шокирован: его нежная Карина, многодетная мамочка, оказывается по Скайпу общалась с «папуасами» (как обманутый муж их называл), разглядывала их гениталии и даже игриво отвечала на предложения многочисленных любвеобильных сексапилов приехать и вкусно её поиметь: «А ты этого достоин?» В общем, рекламные слоганы формируют общественное мнение. Всё это стало известно тебе, я тоже не удержалась от оторопелых комментариев, но ты — истинно Великий Отец — перевёл стрелки на меня... И вот настал день нашего с тобой судьбоносного решения — похода в ЗАГСс с заявлением о разводе. Ты приехал за 160 км, тоскливо посмотрел на меня, я — на тебя, и мы поняли, что расставание действительно станет для нас маленькой смертью... Тогда мы и решили: пускай приедет сестра твоей первой жены и поживёт с Кариной и племянниками, а мы наконец-то будем вместе. Ты сможешь ездить проведывать пчёл, благо, пока зима. Мохаммед в то время тоже жил с Кариной гостевым браком: он учился на полуторогодовалых курсах в краевом ВУЗе русскому языку, а по выходным ездил к жене. Став законным мужем, рвения в работе он уже не проявлял, в основном, валялся на диване с планшетом в руках. Всю мужскую работу по дому выполнял ты, жаловался, что неряшливая дочурка постоянно засоряет раковины в кухне и ванной и ты вынужден их брезгливо прочищать. Я посоветовала тебе не заниматься этим, пускай Карина сама ищет сантехников и оплачивает эту работу, может, неповадно будет засорять канализацию, но тебе по-прежнему было жаль детишечек.
Я поделилась своими сомнениями с тобой — не захотят ли молодые обзавестись ещё и общим ребёночком. В твоих глазах заплескался ужас и ты откровенно сказал: «Я очень надеюсь, что он, судя по виду (туша в 130 кг) не бычок-производитель. Я просто не переживу ещё одного внука. Да и не буду я его любить, этого арабчонка!» Кстати, ты пожаловался, что после получения в подарок твоего дома, Карина очень к тебе изменилась — хозяйка! Я резонно поинтересовалась, почему твоя первая жена, мама Карины, не хочет перебраться из Сибири в просторный дочерин дом. Оказывается, ты тоже задавал ей этот больной вопрос, на что Ирина ответила: «Я четыре года с ними мучилась, пришла твоя очередь.» К тому времени она уже несколько лет жила с неким богомольным Виктором. Кстати, после того, как Ира изуродовала серной кислотой ту несчастную женщину и твою руку, она стала набожной, ежегодно ездила в Израиль. Как в Средневековье, покупала себе индульгенцию во искупление грехов.
К тому времени я уже вышла на пенсию и устроилась работать, добираться от моей квартиры до работы было довольно неудобно, зато ты впервые за долгое время жил по-человечески: в уюте, чистоте и  сытый. Меня обдало холодом, когда ты признался однажды, что живёшь с дочкой впроголодь, мол, готовить ей некогда, сильно устаёт на работе. И это при диабете и цирроидальных изменениях печени!
Я часто пытаюсь проанализировать прошлое. Что пошло не так? Ведь мы с тобой, пусть и пожилые люди, создали свою семью, чтобы встретить вместе закат. Почему твоя надменная и якобы самостоятельная дочь решила, что именно ты должен ей помогать в ущерб своему здоровью и своей личной жизни? Я говорила тебе, что ты сделал для неё больше, чем кто-либо. Её главная заслуга — рождение четверых детей, а главная удача — иметь такого папу, как ты.
Ты стал часто и серьёзно болеть, пришлось госпитализировать. После обследования врачи вынесли неутешительный вердикт: цирроз. Почему? Пить ты бросил ещё в 1987 году, хотя и раньше не злоупотреблял — просто все авиаторы пили её, родимую, снимали стресс... Я забила тревогу, но ты легкомысленно отмахнулся, мол, не может такого быть. Но гепатопротекторы я тебя заставляла принимать постоянно. Потом наступил май, ты засобирался к своим пчёлам, я не отговаривала. Про таблетки ты как-то плавно забыл. К тому времени твоя Карина рассорилась с тётушкой, которая приглядывала за детьми и варила им. Обиженная тётушка срочно засобиралась и уехала. А мне пришлось жить постоянно со своей дочкой (она вышла на работу) и маленькими внуками, водить их в сад, на кружки. Летом я пригласила тебя поехать с нами в санаторий на море, ты выкроил десять дней, оторвался от пасеки. Я поразилась, как плохо ты стал выглядеть: измождённый, потухшие глаза. Сказал мне: «Хоть поесть здесь по-человечески да отдохнуть». С дочкой у тебя отношения стали напряжёнными, ты признался мне, что того тёплого чувства к ней после всех скандалов у тебя уже нет, только ребятишечек жалко... Мне надо было бить тревогу, заставить тебя идти к врачам на обследование, но ты отмахнулся — всё обойдётся...
А через полгода всё-таки решил обследоваться в спецполиклинике, результаты были страшными. Лёг в онкодиспансер, где у тебя взяли  пробы на биопсию. Вышел из больницы слабый, но тем не менее решил ехать подкормить своих пчёл. Обещал быстро вернуться, но у тебя начались сильные боли. Я спросила, не поднимал ли ты тяжести, ведь категорически запретили поднимать более трёх килограммов. Ты неохотно сознался, что пришлось, да, некому было помочь с ульями. Позвонил тебе лечащий врач из диспансера, пригласил явиться на комиссию. Превозмогая боль, ты приехал ко мне на своей машине. Когда моя дочь увидела тебя, то разрыдалась и убежала. Я спросила у неё, почему она плачет, дочка, всхлипывая, сказала: «Мама, разве ты не видишь, что с дядей Сашей творится?» Я тоже испугалась, увидев тебя после возвращения: абсолютно жёлтый цвет лица. Обдало холодом. Я вспомнила, как жаловалась тебе, что живу как соломенная вдова: де-юре муж есть, а де-факто — нет. Но лучше быть соломенной вдовой, чем настоящей.
А потом мы с тобой пошли на комиссию, которая огласила  приговор и назначила посиндромную терапию по месту жительства. Я окаменела от ужаса, врачи сами сказали: никто не знает, сколько осталось, может, неделя, может, чуть больше. Рак 4 стадии и опухолевый тромбоз воротной вены. Сколько выдержит печень.
А ты ещё пытался меня утешать. Возвращаясь домой, встретили в автобусе цыганку. Она посмотрела на тебя, на меня и тихонько произнесла: «У тебя скоро вся жизнь изменится». Я всё равно надеялась на чудо, на помощь Всецарицы.
Через день у тебя пропало сознание. Потом началась агония. Я пригласила батюшку, он как мог причастил тебя. Твои старенькие родители, жившие неподалеку от твоего бывшего дома, попросили  привезти тебя, ведь в могиле уже шестнадцать лет лежала твоя младшая сестра и было приготовлено место на кладбище для семьи. Платная скорая помощь согласилась перевезти тебя, но предупредили: если по дороге ты скончаешься, придётся вызывать полицию. Всю дорогу над тобой держали кислородную маску. Ты не подвёл. Мать и твоя дочь увидели тебя живым в последний раз. Врачи сказали, что состояние сопора не давало тебе осознавать боль. В последний миг ты открыл глаза, словно вернулось сознание, и на глазах появились слёзы.
Как сказал Виктор Гюго, «я во тьме. Одно существо, уходя, унесло с собой небо».
Мне  пусто без тебя. Неинтересно. Наша с тобой жизнь была пёстрой, бурной, но я всегда знала, что у меня есть ты.
«Больше не встречу, такого друга не встречу.
Такого друга, как ты, дарит жизнь только раз.
И не излечит, ничто печаль не излечит,
мою печаль о тебе память сгладить не даст...»