Начало эпохи

В комнату вошел Юрий Евгеньевич. Он, как всегда, был одет в белый халат,        из- под которого на груди выглядывала простая клетчатая рубаха-ковбойка, застегнутая на верхнюю пуговицу. Он был тем, кто у нас в институте назывался электронщик – человек, обслуживающий те или иные устройства электронной вычислительной машины.
           Когда машины были большими, они составлялись из железных сине-белых ящиков размером с платяной шкаф. Эти ящики имели различные названия и назначение. Например, «канал» или ОЗУ. В то время еще не было принтеров, но были АЦПУ. Были и такие устройства, которые к настоящему времени совсем вышли из обихода, например, лентопротяжки, хранившие информацию на магнитной ленте. Или вот носители информации на сменных магнитных дисках. Самое популярное устройство 5056 крутило пакет сменных дисков. вмещающих 20 (двадцать) мегабайт информации. Машины находились в специальных помещениях, где поддерживалась постоянная температура и несколько повышенное давление. Это от пыли.
Электронщики - в своем большинстве люди возрастные, степенные, а значит, и                неторопливые. Видели мы их редко, поскольку устройства, можно сказать, и не ломались вовсе. Появлялись они лишь тогда, когда кто-то из нашего брата программиста, устав рассматривать замерший экран дисплея и посмотрев через стеклянную дверь на                немигающую панель центрального процессора, набирался духу и, стараясь быть официальным, сообщал по громкоговорящей связи: “Зависание”.
Панель центрального процессора представляла собой большую выгнутую поверхность размером, скажем, со шкаф, утыканную разноцветными лампочками, сверкающими стерильной чистотой никелированными переключателями, подсвеченными маленькими кнопками, которые обыкновенно быстро мигали и перемигивались, а тут вдруг замершими.
И вот тогда, подобно сплоченному пожарному взводу, прибегали эти вроде как трое-пятеро ребят в белых халатах, иногда даже что-то дожевывая на ходу. Окружив панель центрального процессора, они начинали хлопотать возле нее, щелкая переключателями и нажимая на разные кнопки. Они доставали из карманов маленькие блокнотики и, сверяясь с ними, опять нажимали уже, наверное, другие кнопки. Впрочем, вся эта суета была совершенно пустой, поскольку исходов было ровно два.  Нет. Три.
В какой-то момент панель вдруг чудесным образом оживала, видимо, вследствие их усилий, и, как ни в чем не бывало, начинала вновь мигать своими лампочками. Но чаще, понажимав кнопки, пощелкав переключателями, не раз сверившись со своими блокнотами и наконец, пошептавшись, один из них оборачивался и объявлял: “Перезагрузка”. После чего они мимоходом тыкали в большую оранжевую кнопку, на которой было написано «перезагрузка» и как-то незаметно исчезали, как исчезают работники морга, уже вынеся и предъявив гроб с покойным провожающим.
А вот иногда, потыкав в кнопки и пошептавшись о чем-то, один из них, видимо, старший, поворачивался и, с негодованием оглядев пеструю толпу молодых программистов, сгрудившихся перед ними, строго так, с вызовом, спрашивал, мол, кто (собаки) держит канал? И в этот самый момент обязательно кто-то начинал ломиться из толпы. Мы-то знали, что ему нужно было скорей добежать до своей лентопротяжки или какого иного устройства, чтобы нажать кнопку «онлайн».
Однажды мне предложили подойти к определенному сроку в комнату 102Д. Проискал я ее довольно долго, несмотря на то, что здание школы, в которой располагалось наше подразделение, было не очень большим. Как я заметил, наш институт, часто размещал свои подразделения в зданиях бывших школ. Вроде со стороны смотришь, школа и школа, а зайдешь, мама родная, передовой край науки.
Комната 102Д представляла собой дощатую выгородку в коридоре, на первом этаже. Несколько озадачивало то, что дверь была закрыта на кодовый замок, хотя в дневное время все комнаты были открыты и ты мог в любой момент зайти к приятелю по какому-нибудь делу или просто так, например, чтобы исподтишка полюбоваться на приглянувшуюся тебе молоденькую или    даже зрелую программистку. Моя прелестница сидела у окна в белом накрахмаленном халатике  с кружевным воротничком и почему-то на каждое крошечное происшествие в комнате- уронит ли кто карандаш или чихнет, она быстро поворачивала голову, а поскольку в комнате все время что-то происходило, то мне, ее смешливому коллеге, казалось что она,  крутя головой, очень напоминает курицу, сидящую на яйцах.
Юрий Евгеньевич несколько запоздал и подошел, запыхавшись. Открыл комнату и вошел в нее, оставив дверь открытой для нас. Комната была столь мала, что в ней располагались ровно четыре стоящих впритык стандартных канцелярских стола и четыре стула. Узкий проход посередине позволял подойти к зарешеченному окну и полюбоваться на институтский двор, впрочем, заваленный невесть какой дрянью. На всех  четырех столах комнаты располагались, как мы заметили, ну … видимо, компьютеры. Каждый из них представлял собой блок серого цвета размером с банный чемоданчик, на котором располагался небольшого размера горбатенький монитор. Эти вызывающе неприятные чувства устройства назывались «персональными компьютерами». Кому и зачем может понадобиться персональный компьютер, мы в тот момент решительно не понимали и рассматривали новую затею руководства лишь как способ занять болтающихся без дела молодых инженеров.
Евгений Юрьевич  огляделся и присел на ближайший стол, после чего, составив монитор с одного из банных чемоданчиков, подтянул его к себе и водрузил на колени. Достав из кармана халата отвертку с широким жалом и примерившись, он в мгновение сковырнул значок логотипа компании - производителя. Брр. Как будто тебе только что выдернули зуб. На месте, где сиял триколор логотипа, появилась вмятина с отверстием. В следующий момент в руках у него появился, видимо, заранее припасенный кусок  коричневого паковочного картона и, приложив к нему только  что выломанный значок, он стал старательно вырезать соответствующего размера картонный квадратик, вырезав который он извлек из кармана халата теперь черный фломастер и написал на нем неведомую для нас тогда и столь распространенную сейчас абривеатуру: ПЭВМ и  дописал - №1. Последнее, что он сделал, это сильными нажатиями больших пальцев рук вмял картонку в образовавшуюся после экзекуции выемку.
Тогда я еще не знал, что проведу в этой комнате лучшие дни своей профессиональной жизни. Этот персональный компьютер просуществует недолго. Он  был первым серийным устройством такого класса с процессором 8088, двумя пятидюймовыми  флопповодами, оперативкой 512 килобайт и цветным графическим монитором. Управляющей оболочки (Нортона) не было, полноценного текстового редактора тоже. Этот компьютер довольно быстро сменит легендарная айтишка или 286 машина, с встроенным жестким диском на 20 мегабайт, Нортоном, полноэкранным текстовым редактором e9, впоследствии несколько доработанным и получившим название Lexicon. Замечу, что значение полноэкранных текстовых редакторов недооценено для развития индустрии. Например в машинах класса PDP-11-это класс малых машин- (СМ-4,СМ-1420) существовал строковый редактор EDI. Так вот, чтобы отредактировать строку, всего только строку, нужно было знать более 60 ключей-команд. Все остальные утилиты, служебные программы - в том же духе, поэтому некоторые современные молодые поклонники командных строк меня совершенно изумляют.
Основным языком программирования для персонального компьютера был новый язык программирования С, и айтишку снабдят транслятором  с этого языка - C86. Это потом будут бесконечные споры в курилке, что лучше - борландовый С или микрософтовский. А сейчас был С86 и книга. Впрочем, не так, – Книга. Книгу Б.В. Керниган и Д.М. Ричи “Язык С” всем институтом  заказывали за год в Московском доме книги. Итак:
main()
{
Printfile(“Hellоw Word”)  /* Привет Мир */
};
До сих пор это первая программа на C, с которой знакомятся новички.
С86 имел три фазы компиляции, которые запускались вручную или из командного файла. Препроцессор, трансляция, редактирование связей. Что дальше? Dbase IV, сишные библиотеки Codbase, PCX.
Айтишка просуществует довольно долго и  ей на  смену придет сначала 386 машина, затем 486 и ,наконец, 75 пентиум. А потом люди просто перестанут интересоваться и обсуждать подобного рода вещи. Машины начнут жрать какой угодно код.
Для профессионального сообщества переход на объектно-ориентированное программирование оказался очень болезненным. Головы перестраивались не у всех. Уж очень непривычной была философия разработки.  В некотором смысле предлагалось конструировать программы. Что и подтвердило скорейшее создание всякого рода конструкторов таких как: Power Builder, Delfi, Visual C++, Visual Basic, C++ Builder, Informix-NewEra, еt cetera.
Хронологически появление объектно-ориентированного подхода совпал с тотальным уничтожением НИИ, в том числе и моего, в котором я к тому моменту отработал уже 20 лет. Для меня начался, возможно как и для многих, банк, а с ним и инструмент под названием Power Builder. Я начал с версии 4.5. Лучшие версии этой штуки были 4.х, 6.х, 7.х, 10.х ну и, наверное, 12.х.
В программировании произошел такой же скачок, какой произошел в свое время в медицине, появилось множество специализаций. Сейчас программируют не одиночки, а фабрики по производству программного обеспечения. Печально, но мое время упрямых, самоуверенных, широко образованных одиночек ушло навсегда.  Как сказал однажды знакомый полковник: « Ты не в запасе парень, ты в отставке».

Конец.