Лесник
Романтики – выше дуба.
И всё там было, как в сказке: вековые деревья чесали бока бегущих по небу облаков, таинственный шелест листвы сладко убаюкивал старослужащих, утренний многоголосый хор птиц будил их по утрам, а родниковая вода несла бодрость и силу.
Да и дары самого леса тоже были поистине сказочными.
Между двумя огромными палатками, на семиметровой доске висело множество рукомойников, перед которыми стояла тумбочка дневального. Обязанностью которого, а это дело, само собой разумеющееся, молодых, было, помимо охраны покоя части, следить за тем, чтобы в рукомойниках была холодная вода, а дорожка перед ними была всегда посыпана сухим песком, ну и, естественно, чтобы запас дров для походной кухни был выше нормы. А она жрала эти дрова как скаженная.
На заготовку дров уходила масса времени.
Дерево надо было срубить, и не просто так, а именно то, на которое укажет лесник, распилить, наколоть, насушить. Помимо этого, его ещё надо было притащить в палаточный городок. И всё это вручную, и все это молодые.
Лучше было работать где-то на стройке, чем стоять у тумбочки.
Поэтому, чтобы далеко не ходить, рубили всё подряд, из-за чего у командования были серьезные стычки с лесником, который как больной зуб, постоянно досаждал, не привыкшему к подчинению, личному составу.
В этот прекрасный летний день дневальным стоял молодой солдат Исымбаев, выловленный где-то в песках Средней Азии. Прийдя в аул за солью, был повязан призывной комиссией.
Русским языком он владел из рук вон плохо, да и сообразительностью не блистал.
Второй день его службы ничем не отличался от первого. Он снова был дневальным.
Командование разъехалось по объектам, личный состав по работам. В части остались дембеля. Отвесив пару добрых подзатыльников стражу порядка и проинструктировав кулаками “понятливого” солдата, что если придёт мужик в фуражке с дубом – то это лесник (лесник для сына степей, что кокос для свиньи: любопытно и непонятно), которого надо послать “на хер” и гнать взашей, то есть, подальше, можно и кулаками. А то опять выпишет штраф за поруб леса, а деньги, как всегда, вычтут с личного состава.
- Понял? – наконец строго спросили дембеля.
- Поняль, – ответил ничего не понявший Исымбаев
.
О том, что фуражка – это тюбетейка с козырьком, Исымбаев уже догадывался, но вот что такое «дубы», он слышал впервые.
Прошёл час.
Дембеля, лёжа на койках, в блаженстве курили в палатке, когда вдруг туда ворвался Исымбаев.
- Старослужащие, – испуганно лепетал он, – моя в штрафбат переводят.
- В какой штрафбат, дух вонючий? Кто?
- Сюда лесника приехала. Я его не пускала, на х…й посылала. А он орала “Смирно!” и сказала, что я в штрафбате буду служить.
Дембеля в мгновенье повскакивали с коек.
- Где этот лесник?
- Тама стоит, - Исымбаев указал на улицу.
Все выскочили из палатки. У походной кухни стоял генерал – командующий округом. Из его рта бурным потоком неслись слова, от которых в округе вяли цветы, дохли птицы и всплывала рыба. От лица валил пар.
Вечером было построение части.
- Где этот лесник? Выйти из строя! - скомандовал генерал.
Исымбаев сгорбившись, еле-еле отрывая ноги от земли, отделился от строя.
- Вот это чмо, незаконнорождённый сын сайгака и бурундука, меня, старого генерала, командующего, мать твою, округом, депутата Верховного Совета не пускал в часть и на х…й посылал. За тридцать лет службы меня никто ни разу на х…й не послал. Хотел его в штрафбат отправить. Ну да ладно. Пусть здесь служит. Молодость спасла тебя, потомка Чин-Гиз-Хана. Объявляю пять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте. Встать в строй, лесник хренов, - и довольный генерал молодцевато приложил руку к виску.
- Есть, - чуть слышно ответил Исымбаев.
С тех пор и до конца службы Исымбаев навсегда остался Лесником.
И теперь в округе уже было два лесника. Один штрафовал часть за порубку леса, а другой тупо посыпал дорожку песком, носил воду и рубил дрова.
Свидетельство о публикации №217120601757