МЛМ - Мой Любимый Мужчина

   Как то мой крестник (кіндік бала) - Тимур, сказал, что несмотря на всё богатство русского языка, в казахском языке есть непереводимые на русский выражения, например: "озіншееее болып".

   Все присутствующие дружно попытались перевести это словосочетание. Бились и так, и эдак, но, к своему стыду, не сумели сделать это. Ни "весь из себя", ни другие предположения таки и не смогли точно передать колорит и суть этого выражения. И тогда я сделала предположение, что, видимо, ходить "озіншеее болып" могут только казахи, только нам свойственно это, поэтому и нет альтернативы ему в русском языке. Все задумались, а затем согласно закивали - правда, правда.

   Так и словосочетанию "маукын басу" я не находила должного смыслового перевода. Обратилась я и к словарям. Переводы - насытиться, удовлетвориться, исплакаться ни в кое мере не передавали тонкости "маукын басу".
   И вспомнилось...

   Говорят, "первый ребенок - последняя игрушка, а вот первый внук - это и есть настоящий ребенок". Своих деток, по молодости, я вырастила играючи, сильно не заморачиваясь. Чудо, что они у меня выросли удачно-благополучными. А вот к первому внуку, Жанибеку, я подошла уже на полном серьезе. Казалось, во мне вдруг разом вспыхнули доселе дремавшие материнские инстинкты. Я никого не подпускала к малышу, купала, пеленала, кормила и нянчилась день и ночь с ним сама, без малейшей устали. По ночам, для того чтобы дочь высыпалась, мы забирали малыша в свою спальню. Так он и вырос - между нами, ноги внука всю ночь покоились на мне, а голова на аташке (дедушке). Или наоборот.

   Я называла его МЛМ - Мой Любимый Малыш. На радость нам, Малыш рос живым и смышленым. Кажется, ему было месяца четыре, когда двоюродная сестра Лейла пригласила нашу дочь с ребенком в гости. В гостях они пробыли довольно долго. Я же не находила себе места. Казалось, что дом без внука совершенно опустел, мне было очень сиротливо и тоскливо без моего любимого малыша. И когда поздно вечером они вернулись домой, я бросилась к своему малышу и с порога крепко прижала его к груди. Внук цепко обхватил меня своими маленькими ручками и ножками. Мы плюхнулись на диван, и молча,боясь шелохнуться, просидели целый час.
     Вернулся с работы муж, а мы все еще сидели как два лемура, крепко прижавшись друг к другу. Дед удивленно спросил: "Не гып отсындар? - Чего сидите то?", я промолчала. Аташка заволновался: "Не боп калды? Бала ауырып калды ма? Что случилось? Ребенок заболел?"  Боясь потревожить наше хрупкое состояние, я тихо обьяснила состояние внука: "Маукын басып отыр".
    Аташка был очень поражен глубиною чувств нашего крохи. Для малыша это было серьезным стрессом, ведь он впервые отлучился на несколько часов от своего дома и родных ему людей. Малыш очень медленно приходил в себя. Спустя некоторое время, как бы насытившись моим теплом, он отпрянул от меня и потянулся к деду...

   Малыш рос, купаясь не в море, а в океане всеобщей любви. По вечерам дед заводил с ним странные игры: он сильно мызгал внука, доводя его до исступленного крика: "Умая, коместес!" - Помоги, Умай!". И я бросалась на выручку к внуку и начинала их разнимать. Немного успокоившись, внук опять начинал донимать деда. И, к великому неудовольствию дочери, все начиналось с самого начала. Как единственно здравомыслящий человек в нашей семье, она пыталась не баловать ребенка, а всерьез заниматься его воспитанием. Она тщетно сопротивлялась тому, что малыш, как герой эпических казахских преданий, рос баловнем, между мной и аташкой. Но "за" такое воспитание было нас трое, а "против" - она одна, и ей не оставалось ничего, как только беспомощно разводить руками.

   Наша идиллия прервалась внезапно. После похорон деда Жанибек сказал: "Мен енді ересекпін - Я теперь взрослый". И повзрослел,сразу. Не ушел в себя, не замкнулся. Повзрослел. В свои неполные тринадцать. И взял всю ответственность за маму, за маленькую сестренку на себя.

   Я стала называть его Мой Любимый Мужчина. Вот только, к моему сожалению, теперь он стал сторониться объятий и избегать поцелуев. И мне было бесконечно досадно, что уже нет того малыша, который так любил, когда его ежечасно мусолили и баловали.

   Этим летом сильно вытянувшийся и возмужавший Жанибек уехал на языковые курсы в Америку. Я с большим нетерпением ждала возвращения внука. Так как в прошлом году, после месячного пребывания в Лондоне, он очень долго отходил от культурного шока. Начал отстраняться от нас, действительность его сильно раздражала. Он часто говорил, что скучает по той английской семье, в которой жил. Я тихо ревновала своего малыша к чужим людям из далекого туманного Альбиона. И понадобилось немало времени, пока он смирился с нашей реальностью. И мне было очень любопытно - а как же все будет в этот раз?

   Когда внук прилетел, меня не было дома. Сын затопил баню, и к моему приходу Жанибек уже мылся с дороги. Но, едва войдя в дом, он с самого порога закричал своим ломким голосом: "Ура! Умай дома, я чувствую ее запах!" Я бросилась ему навстречу. Почти на голову выше меня, тонкий и звонкий, внук склонился надо мной. Он крепко прижал меня к себе. Я чувствовала, как волны любви безотчетно захлестывают моего мальчика и, переполняясь, сладкими волнами вливаются в меня. Я чувствовала, как сильно мой малыш скучал... и всеми фибрами души ощущала, как он дорожит мною. И вот так - не шелохнувшись, мы простояли довольно долго. И мое изболевшееся сердце начало медленно таять, как воск под горячим июльским солнцем...
    Я поняла, что за месяц на чужбине Мой Любимый Мужчина окончательно повзрослел. Потому что он уже не стеснялся проявлять свои чувства.

    Любите! И будьте Любимы!

    19.08.17