Кольцо Нибелунгов, глава 5
- Я хочу видеть вот этими глазами, как народ завладеет этим городом, как все, кто раньше был в грязи под каблуком богатеев, проснутся и поднимутся на баррикады и воздвигнут там знамя свободы! Я хочу слышать этими ушами, как забъются колокола на всех соборах в честь мужества и под их звон мы, чистые и прекрасные, одним сильным голосом запоем марш победы! Я уже слышу его, уже ловлю лепестки роз, летящие над полными счастливых людей улицами! Один из дней этого года станет национальным праздником! Да здравствует возрожденный Тео-Мартелл! Да здравствует будущий Элендор!
Дэйрис стоит в тени и следит за реакцией других: он ими завладел полностью, он превратил их в диких животных, но почему-то это было красиво и волшебно, как табун диких белых лошадок, а не как стадо зубров; и даже сам шепчет его слова, подхваченные сотней ртов, сам поддавается тому ощущению, что сегодня уже праздник; однако за такими моментами всегда маячит некая другая правда: война никогда не остановится, только все выше будут становиться горы трупов, на которых они собираются строить свои баррикады, и неважно будет, кто из этих трупов был когда-то прав, а кто виноват, кто носил красно-синее, а кто – бело-зеленое. Но ни рука и вся персона Дэйриса, ни длань божья, ни инстинкт сохранения своей жизни не смогут отверзть его гордую головешку от вкушающей его белиберду, ревущей под его готовой развалиться сценой толпы; спорить с Жонатаном – как зажигать пороховую бочку, дело на пару часов головной боли, поэтому Дэйрис только интересовался, как выглядит знамя свободы, и каждый раз получал новый изощренный ответ, хотя про себя думал, что оно, конечно, выглядит как скелет на красном (кровь) фоне, и вздыхал по церковным фрескам.
За эти шесть дней подвал булочной будто сам превратился в печку для поджаривания аппетитной корочки плана спасения; Дэйриса Бэзмонт лечил от ранения в плечо, которое тогда обездвижело его и заставило Жонатана прикрыть его своим телом, по всем углам библиотек и хранилищ искали чертежи подземелья, но конечно, в этом, провалились, долго реконструировали поведение посланника - они не знали, что, окрепнув, Дэйрис, боявшийся возможной неудачи любого другого кандидата, связанной с тем фактом, что Жонатан хоть им и лидер и названный брат, но не тот, кем он является для Дэйриса, навыки ближнего и далекого боя и реакция и даже смелость которого оставляет желать лучшего, сам вызовется и переживет целые потоки возражений и отказов, но все же получит алмазную пилочку и пломбу собственноручно от Бэзмонта.
Эларай Транк в тот далекий день была начисто исцелена силами, с которыми ее отцу удалось установить контакт; и память этой впечатлительной девицы не сохранила ни отчаяния тех дней, ни облика ее потерянного братца, которого тогда утром ни в постели, ни вообще в Черноводе не нашли, ни даже его имени, вписанного в хроники перед однозначной фразой «разбился насмерть ночью четыреста восемнадцатого года». Так как новых братьев, сестер или матерей ей не суждено было получить, ее семья ограничилась отцом и все же не была маленькой. Они, суровый с чужими, то есть, со всеми, кроме нее, щетинистый дядька и мечтательная ранимая девочка, правда отлично ладили, и их взаимная привязанность, в которую Транк завернулся, как улитка в раковину, и отгородился ей, как щитом, от советников и вилок, и которая Эларай обходилась не только пятикомнатными покоями, агрецом и туалетом, могущим обеспечить всех модниц города (а не только одну, причем совсем и не модницу), но и очень ограниченным составом возможных благоприятных контактов, то есть … , няньками, библиотекарем, Эдвином Меллиотом, самим Транком и дворцовыми кошками), а также другим списком, ограничивающим места посещения без сопровождения няньки или Транка, например, Боже упаси, если Эларай появится в выходной день в кийоглаве, но в ее распоряжении навсегда огромный персональный сад и кусок дворца, не нуждается в объяснении.
Сегодня утром к Эларай явился посыльный с любезным приглашением Эдвина Меллиота совершить моцион в его компании, тут же щеки ее осыпал румянец, и через пять минут тропинка в парке уже имела честь стелиться под ее ногами, а также ничего не могла поделать с тем, чтобы не делать этого и под начищенными до сияния, мешавшего воронам продолжать свои недалекие пути, туфлями ее соседа, сына арделя, который, глядя на нею, приступил к разговору, планировавшемуся уже целый месяц.
- Пали Эларай, вы знаете… Мы вот уже сколько общаемся… осмелюсь даже сказать, дружим. Сколько птиц. Красивые фонтаны. И хотелось бы, чтоб вы знали, что… вы мне очень… симпатичны. Ох.. Этот разговор планировался целый месяц, а сейчас слова вылетели у меня из головы. Ладно, перейдем сразу к делу, а то я вижу, что вас пугаю. Вы мне нравитесь… Подождите, давайте постоим. У меня большие чувства… и надежда, что вы согласитесь… сыграть со мной свадьбу. В-вы лучше не слушайте меня, а посмотрите в глаза… не молчите же, скажите, хотя бы, да, нет, или что пока подумаете.
- Пожалуй, последнее.
Он вздохнул слишком обреченно, даже для такого случая, когда ты готов к кардинальным переменам, но камень неловкости не сдвинуть; и Эларай под его тяжелым взглядом побрела переваривать случившееся, но наткнулась на уже упоминавшееся препятствие этому процессу, заставившее ее забыть и про узор на одежде Меллиота, который все время всасывал ее взгляд, и про его лицо, ставшее совсем детским под перстом ожидания, на которое она бросила совсем короткий взгляд. Так что Дэйрис мог бы гордиться, что сорвал столь многообещающее мероприятие, а Эларай имела все причины злиться (она бы их, правда, имела, и если бы ей не делали только что предложения). Самый настоящий преступник – а преступными она признала даже его глаза, и руки, и русые волосы, несмотря на то, что если б он предстал в торжественном одеянии священника, ей бы показались священными его нос, уши, рот, - не входил в список благоприятных контактов Транка, и ему пришлось перетерпеть пару долгих секунд отчаянной работы ее голосовых связок. Вообще говоря, если ее будила не.., она вскрикивала при виде незнакомого лица, хоть и облаченного в чепчик, но с совершенно чужими глазами и даже другими другими чертами; читать страшные книги ей запрещалось, как и просмотр гроз; если за углом оказывалось в любой другой момент милое кошачье создание, это была настоящая погибель (в том числе и для барабанных перепонок треугольных кошачьих ушек); в Ивановском соборе старались звонить тише, дабы не вызвать у нее приступ; если она что-либо роняла, или что-нибудь улетало у нее из рук при полном отсуствии передвижения воздушных масс, а это случалось чаще, чем можно было подумать про дочку наместника, чистую дворянку, - чем это был не повод проявить свой чудесный голос? Эта встреча не стала самым тяжелым испытаний, ведь каждый день и ночь приносили тысячи мелких кошмаров – и у Эларай уже сложился некий иммунитет на эти нестандартные ситуации (хотя они были самым обычным проявлением быта), правда реакция ее от этого не изменилась. Когда преступник сбежал, не успело сладко-перинное чувство облегчения обволочь ее и ее кавалера (хотя Эдвину, как он предполагал, предстояло еще остановить злодейства и предстать наконец уже в ее глазах героем), вдруг выскочили двое в литах, невооруженный, ослепленный благородством покроя глаз мог легко принять их за комформистов, но жестоко ошибся бы, и остановились, как резко дернутые назад за веревки куклы, будто это они были зрителями, а не участниками.
- Где он? - спросил, задыхаясь от страшного волнения, один, обращаясь к своему товарищу.
- Где он? - крикнул другой, не в меньшей мере взбудораживший нервы, присуствующим молодому человеку и девице.
Эларай непроизвольным качком головы выдала сторону, но большие подробности уже не интересовали появившихся.
- А это ведь никак…сама будущая хозяйка провинции! Я видел ее в «Сердце Океана» год назад! Пойдемте-ка с нами, девушка.
Они затопали к ней; Эларай набралась воздуха, Эдвин начал вытаскивать второй нож, вороны, чуть не лишившиеся перьев при первом ее контральто, приняли стойку первой готовности; но возрожденцы все испортили: оцарапали пулей бок Меллиоту, у которого день крайне не задался, зажали лапами звонкий рот Эларай и поволокли ее в неизвестном для птиц направлении (на самом деле это было направление площади Ивановского собора, где их, точнее, не их, а узника, ждал экипаж).
И вот теперь, выгруженная в подвале булочной на почетное место у стенки и лишенная права двигаться, она под брожением пятидесяти вражеских глаз обменивалась неприятельскими флюидами с дулом пистоля. Ее аккуратно усадили на стул у стены, вежливо попросили не переживать и вообще обложили всяческими достоинствами, например личной охраной в виде молчаливой, но суровой женщины с длинными рыжими волосами; однако возрожденцам все же пришлось выслушать ее гневную тираду.
- Господа, вы не знаете, что делаете. Пожалейте себя… Мой отец достанет вас из-под земли… а мы и правда здесь. Вы носите литы, я думала, вы порядочные люди… Разбойники! Как вы смели ко мне прикоснуться?!
Затем злость Эларай обратилась на виновника торжества, знакомца-узника, но уже молчаливая, так как его атаковали ожиданиями его собратья. Его уже переодели в черную водолазку и лит, хотя веселей выглядеть он от этого не стал. Пока она смотрела, как один из них подошел к нему и положил руки на плечи, про себя фыркала, вспоминая, что совсем недавно – и долгое время в карете, и пару мгновений в парке - их тела не разделяло ничто, хотя впечатление от его портрета, составленного ею – дерганный, усталый, странный – в будущем изменится еще несколько раз и в ту и в другую сторону.
- Как ты? – сказал тот, кто, по-видимому, хотел успокоить его.
- Не обо мне беспокоиться надо, а о нем, - был хранящий раздражение и даже злость в подтексте ответ.
- Знаю. Удалось что-то выяснить?
- Да. Он сбежал пять дней назад. Исчез. И не волнуйся - он ничего не сказал, хотя… хотя его пытали. Много часов. Не волнуйся.
- Дэйрис, не меняй тему, как ты узнал?
- Рассказали под страхом смерти. А то, что он молчал – в этом сомневался только ты, - «Да и все вы» - он не решился сказать это вслух.
- Шесть дней – большой срок. Да, значит, я зря сомневался. Но где же он?
- Не знаю. Скорее всего, его труп глодут собаки в канаве. Далеко бы ты ушел после пыток?
- Дэйрис, не надо. Никто в этом не виноват. Не гляди так на меня.
- Будь проклят тот день, когда мы встретили тебя в подворотне. Он сам чуть не умер, пока тащил тебя, - Дэйрис ушел куда-то в темноту.
- А может ты не будешь наматывать слезы и вспомнишь о цели? Ах да, тебе же на нее плевать! – крикнул вслед Бэзмонт.
Эта сценка так растрогала Эларай, хоть она не поняла большую часть, что когда она очнулась от размышлений, все карбонарии собрались в центре подвала и приступили к какому-то волнующему обсуждению. Литы так и мелькали, некоторых из карбонариев она могла бы встречать и раньше, если бы не списки Транка. Цвет печати, гордость семей, молодость, настрой. Как ни была Эларай растроена, она пользовалась моментом и наслаждалась этой обычной картиной накаленной … обстановки, до которой к стенам ее убежища долетал только неясный гул без подробностей. «Сколько романтики», - думала она, забыв о всяких Эдвинах Меллиотах.
- Что они обсуждают? – тихонько спросила она у своего незыблемого ока, но рыжую растормошить не удалось. – Вы что, не понимаете, что это путь в бездну?
Рыжая встала и тронула Дэйриса, который тоже оказался на отшибе цивилизации, за плечо. Тот занял ее место. С ним-то она общаться не собиралась, и несколько минут они провели каждый в своих мыслях. Вдруг Дэйрис встрепенулся, так что она вздрогнула.
- Вы ничего не слышали о Джонатане Грине?
- В каком смысле?
- Ваш отец не говорил вам? Может, во дворце что-то знают? Он ведь сбежал из вашей тюрьмы.
- Откуда?
- Из подземелья Черновода. Там есть сто камер и инквизиционная. А откуда, по-вашему, я взялся у вас во дворе? Боже мой… Где ты ? Где ты? Где же ты? Все это неправильно, неправильно, неправильно…
- А можно вернуть девушку? – съязвила Эларай, но в ту же минуту пожалела об этом, всерьез подумав, что он сейчас станет душить ее, и никто, кстати, этому не воспротивится.
- Что бы вы делали, если б ваш отец исчез?
- Такого никогда не случится.
Знала бы она, что сегодня утром Транк сделал еще шаг к избавлению своей душонки от объятий ада. Впрочем, он уже вернулся со свидания с Тристагором и скоро получит ультиматум, который Бэзмонт предоставил с опущенной головой, как провинившийся щенок, на одобрение Дэйрису. Прочитав его, «Ваша дочь у нас. Если вы в течение одного дня не проведете амнистию следующих лиц из соответствующих тюрем, мы перережем ей горло. Положительный или отрицательный ответ отнесите в почтовый ящик в здание почты на улице Кессарии. Возрожденный Тео-Мартелл».
- И вы так долго над этим думали?
- Мы еще думали, что, если Жонатан во дворце? Не обменять ли их? – он вручил записку курьеру, который тут же полетел наверх, - Но прошло пять дней. Если бы его нашли, разве не поместили обратно в самое тайное место в замке – в подземелье? Но во всей той тюрьме определенно работает очень ограниченный в количестве персонал – но это ведь большая тайна, и слухи там быстро распространяются. Но если его не нашли – значит он прячется и, надеюсь, сам сможет выбраться.
Бэзмонт все не отходил.
- Мы обязательно найдем его. Ты знаешь, какая у него сила воли. Он может везде протиснуться, как змея. Дэйрис, сколько раз вас привечала церковь в холодные дни? И Бог поможет вам и в этот раз. Потому что… вы – самое лучшее его произведение, - он нашел крестик на шее у Дэйриса, - Возьми его и не отпускай. Не дай надежде покинуть тебя. Найдем его.
- Угу.
Тем временем в голове у Дэйриса начал складываться самый ужасный план, какой только думался в этих стенах, и только его безграничное отчаяние могло его оправдать. « Если прокатит – приходите, пали Эларай, на мои мессы, а если нет – хуже уже не будет». Через полчаса курьер, которого вскоре снова отослали, как бумеранг, но уже в другую сторону – к ящику, вернулся прихватив с собой сообщение, что Транк уже дома – от напряжения замерцали лампочки. Дэйрис еле отпросился у подозрительного Бэзмонта выйти подышать свежим воздухом, но на самом деле стал следовать за возрожденским Меркурием по пятам. И он, и курьер долго ждали в сторонке, пока кое-кто – было видно, что это посыльный Транка, от него веяло подозрительностью - не положил в ящик бумажку. Курьер достал его письмо и начал обратный путь в булочную, Дэйрис же сунул туда собственное сочинение, не требующее письменного ответа, которое накалякал после разговора о вере, и о том, как она поможет Жонатану выбраться из переплета, прикрываясь своим обычным занятием – рисованием, и поспешил туда же – в последний раз, где снова взял шевство над заложниками. Он был уже не так бледен и плох, и Эларай уже не показалось, что он сейчас упадет и больше встанет. Напротив, Дэйрис приступил к активнм действиям, которые лучше всякой веры помогают побеждать беду.
- Хотите вернуться к отцу до того, как стемнеет?
Через минуту Бэзмонту сообщили, что пленный…. требует его аудиенции.
- Хочу в туалет, - было предъявлено на ней.
Бэзмонт устало посмотрел на рыжую девушку.
- Нет, - каменным голосом заявила Эларай, - ко мне сегодня многие прикасались. Но только он был без перчаток – пусть он и ведет, раз так.
Дэйрис кое-как сыграл недовольство, но встал.
- Ладно, хорошо. Идти в… наверх?
Выражение лица Бэзмонта ему не понравилось.
- Да, но… Ты лучше останься, пусть Лиза ее отведет. И наденет перчатки. Если что, она лучше справится. Да?
Да, если что, Лиза готова ударить и оглушить – раньше она жила в деревне, и ее с детства тренировал дед. Она не такая размазня, как ты – будто бы сказал Бэзмонт.
- Ах, ну да. Я лучше порисую.
Эларай увели, и слава богу она ничем не выдала, что такой разворот был вовсе не по плану.
- Значит, все упростилось, - сказал Дэйрис, когда Эларай, которая, конечно же, не сбежала – у нее-то не было ни деда, ни тренера, отдыхала после похода на своем законном месте у стенке, - Сейчас побежим.
Дэйрис исподтишка стал развязывать ее – но быстро, затем поднял ее, улучив момент, и через пару секунд они исчезли в проеме винтовой лестницы, которая вела не только в булочную, но и давала всем желающим выход в канализацию, по которой они и припустились. Эти три минуты, что они пересекали ее в беспорядочном беге, были как раз из разряда сырья для запрещенных для Эларай книг, особенно когда к темноте, в которой помогла ориентироваться разве что рука Дэйриса, вони, писку крыс, разбегавшихся перед ними, отходам, на каждом шагу служащим подстилкой для ног, холодной воде, в которой застревало платье, добавился факт преследования – сзади их догоняли смутные голоса и шум карбонариев. Пару раз попадались решетки, пускавшие свет и уличный гул, но они были высоко и их быстро оставляли позади, как деревья для пассажиров поезда. В один момент Дэйрис резко остановился, и она чуть не упала от утомления. Они оказались в тупике, но он помнил с экскурсии, проведнной пять месяцев назад, что здесь есть стенная лесенка, которую он нащупал и полез на ней к люку, открывавшемуся прото движением руки. Затем ей дан был указ подниматься, но Эларай почему-то не спешила следовать за ним.
- Подождите… надо отдышаться… - промямлила она, и Дэйрис спустился, с раздражением вслушиваясь, как за ними гонится смерть с пистолями, а она была все ближе и ближе. Он хотел ей сообщить о том, что уже пора, но вдруг опорой для ее ноги предстало что-то мягкое и пискнувшее. Стены сотряслись под удесятеренным эхом криком, и Дэйрис, имевший в этот миг серьезные основания оглохнуть, почти коснулся ее руки, но вовремя передумал.
- Что это? Что это?!
- Успокойтесь, всего-навсего мышка.
- Точнее, здоровенная крысища… - сказала Эларай, очень шустро очутившись на лесенке. Но через секунду, когда она подняла люк – он был совсем не тяжелый – и вылезла, ей предстояло пережить еще один ужас. Какая-то тяжелая масса навалилась со всех сторон.
- А это что?!
- Ковер, - Дэйрис оказался рядом – также быстро, как и она, ведь он будто перед собой видел десяток пистолей, сидящих у них на хвосте, - прополз под ковром и выбрался наружу – в пустую комнатку с забитыми досками окнами - …. . Затем они выскользнули через открытую дверь на улицу, поразившую Эларай после этого темного пути обилием света, людей и экипажей, и взяли один из последних, причем Дэйрис совсем не заботился о том, чтобы закрыть глаза Эларай, что ей сделали, даже когда вели в туалет. Они так и не увидели из окошка, открылась ли дверь снова и выпустила ли карбонариев. Успокоившись и отдышавшись, Эларай на секунду посмотрела на нижнюю часть своего наряда, и больше не опускала взгляд туда. Зато она вспомнила об Эдвине, ведь на встречу с ним она выбрала лучшее из лучших всех комнат своего гардероба, и ужаснулась, поняв, что так и не решила, что ему ответить, хотя времени подумать было много. Она испуганно посмотрела на Дэйриса, будто он мог помочь ей с этим вопросом, но, так и не придя к прогрессивному разрешению, немного расслабилась и даже чуть-чуть улыбнулась, предчувтвуя скорое окончания своих невзгод.
- А у меня нет таких друзей, ради которых я пошла бы против целого тайного общества. Мы ведь из-за него сбежали, не так ли? Из-за Джей…
- Жонатана, - Дэйрис взглянул на нее, будто удивишись, что она его раскусила. - Да, но еще это неправильно – брать кого-то в плен, шантажировать, пока его жизнь в твоих руках. Они думают, что этими варварскими способами решат проблему.
- Что же это за проблема? – спросила Эларай, подозревая, что выглядит полной дурочкой, так как определенно в этом городе все о ней знают и сопереживают.
Дэйрис хотел ответить, но вместо этого вдруг согнулся и закрыл лицо руками. «Какая серьезная проблема» - подумала она, хотя и сама догадывалась, что дело в пресловутом Жонатане, чье имя у всех на устах. Никто еще никогда так не вел себя в ее компании, и она не имела понятия, что делать, а когда такое случается, она просто затаивается и ждет, что все однажды разрешится само собой. На это и есть Бог на свете. Вот и у Дэйриса, видимо, заболела спина, и он выпрямился, смотря в окошко красными глазами, и Эларай признала про себя, что ему к лицу слезы. Ехали они долго, а он все смотрел и смотрел в окошко, а она на него, ведь ей нечасто удается видеть живых людей и не из списка.
- У меня есть одна просьба, - сказала Эларай и продолжала, когда он кивнул и посмотрел в ее сторону, - скажите: левая или правая?
- Думаете, какую руку мне отрезать, за то, что было тогда на поляне?
- Нет, и в мыслях не было. Но вы скажите, пожалуйста, это очень важно, какая рука – левая или правая? Ну?
- Подождите, это не так просто. Надо подумать.
- Нет, думать нельзя, этим вы все испортите. Здесь должно быть задействовано сердце. Ну?
- Я не знаю…
- Да что тут знать-то? Просто выберите наугад. Ладно, давайте так. Кто вам нравится больше: Антон Бузе или Кирен Вальцрин? Вы что, не знаете, кто они такие? Тогда даже лучше. Назовите имя.
- Пусть будет этот Валь…Ах нет, - исправился он, увидев ее реакцию, - Язык заплелся. Определенно Бузе.
Через десять минут они оказались в сердце самой продуктивной в плане сбора люда площади, около фонтана Трех копий, лицом к лицу с Транком, чью внешность немного скрывала ридли, а также нянькой Эларай, которая крепко взяла ту под руку, когда приветствия, заключающиеся в легком кивке головы, и усугубившие опасения ее отца, что она услышала много лишнего, закончились, и не отпускала, пока не посадила в экипаж (даже в нем продолжая подергивать рукой в ее сторону).
- Джонатан Грин у вас во дворце. Дайте мне право обыскать его , потому что я знаю его мысли, а взамен я раскрою вам, все что сам знаю, о «Возрожденном Тео-Мартелле».
- Вот этого я не ожидал услышать. И что значит « у нас в замке»?
- Я вам все скажу.
- А если ты чудом найдешь его, ты же понимаешь, что дальше будет?
- Дальше пусть будет то, что уготовил нам Бог.
Тут Дэйрис краем глаза увидел чью-то вытяную руку, затем зеленую пыль, которую непроизвольно вдохнул, и мгновенно уснул, и на этом переговоры кончились.
Свидетельство о публикации №217120601990