Холодный свет старая версия
Не буду грузить подробностями про неоднократное перевешивание всех приборов, ловлю бликов в больших стильных плазмах, муторно всё это было, долго, а уж с тогдашним оператором-постановщиком вообще ужас. Ну и в один прекрасный день оператор этот, Андрей, вдрызг разругался с продюсершей, в пух и прах разнес (на словах, конечно), новую концепцию, и сложил с себя обязанности по руководству студией, гордо удалившись в свой кабинет. Но студию доделывать надо, осветители же без художников по свету и операторов-постановщиков могут только на перекуры бегать, да безобразия нарушать. Привлекли дядечку из соседнего павильона, Иван Петровича, понеслась работа дальше.
И вот оно, все точки определены, все планы придуманы, весь свет выставлен, процентаж выверен… Позвали ведущих, посадили в кадр, посмотрели – плохо, не то, некрасиво, декорация как будто не новая… И тут Иван Петрович и говорит, а давайте-ка в холодный свет перейдём? Это, кстати, то, против чего был категорически против Андрей, который с продюсершей расплевался. Тут надо пояснить. В основном при студийных съёмках работают на так называемом тёплом свете, это когда цветовая температура составляет 3000-3200 кельвинов, и, соответственно, на холодном, это уже 5500-5600 тех самых кельвинов. Ну чтоб понятней было – 2000 кельвинов это пламя свечи, оно жёлтое, почти оранжевое, а 5600 кельвинов как фотовспышка, яркая и белая. На тёплом свету лица у ведущих естественного цвета, как у нас с вами, а холодный свет выбеляет, иногда прямо в синеву. И там и там есть нюансы, мне лично тёпленький больше нравится. Ну и ладно, на современных осветительных приборах температуру сменить – как два пальца об штатив, легко, в смысле.
А примерно через неделю эта фигня первый раз со мной и произошла. Сидим, значит, эфирим большой выпуск новостей, Гриша наш в кадре. Причёска, грим, все дела, даже галстук у него посерёдке, а не за ухом, как обычно, свет ровный, контровой мягкий, прям конфетка… И тут гляжу я в подсмотровый монитор, на крупняк, а Гришка – покойник. Натуральный труп, щёки ввалившиеся, нос румпелем хрящеватым, глаза блёклые, как у протухшей рыбины, и не моргают. И текст вроде читает, а мимики, кроме челюсти вверх-вниз, вообще никакой. Я со стула подрываюсь, к операторам подбегаю на ведущего в реальности глянуть, и выдыхаю с облегчением, уфф, померещится же такое... Вернулся за пульт, к монитору, и там всё в порядке, на всех камерах, на всех планах, и даже на «пауке» с его дурацкой диафрагмой и широкоугольником. Приглючилось, с кем не бывает, подумал я… А потом Гришки не стало. Через месяц поехал он с группой в командировку, снимать нетленку про освобождённый Алеппо, и в первый же съёмочный день у него под ногами рванул фугас… На разминированной улице… Гришу в клочья, а остальных только контузило, да кровью гришиной забрызгало. Цинковый гроб военным бортом на Родину, фотография с чёрной лентой в холле на работе, и компенсация родным от государства. Да, так тоже бывает. Жаль парня. Тогда я ещё ничего не понял.
Прошло какое-то время, не знаю сколько, но фотки Гришиной в фойе уже точно не было. В тот день сидел я немного сонный, залипал в монитор перед эфиром, а там как раз девочки-гримёрши колдовали над нашей престарелой прима-говориной, Машенькой. Нажал кнопку общего плана, и тут одна из девочек, Света, оборачивается на камеру, и снова это произошло. Труп она, Светочка то есть. В этот раз даже ещё страшнее было, потому что другая гримёрша и ведущая в кадре совершенно нормальные. А Света замерла так, как будто давала возможность себя разглядеть, и я ещё успел переключиться на камеру среднего плана… Лучше бы не переключался. Кто бы что не говорил, а мёртвое лицо с синюшной кожей, неподвижными глазами и заострившимися скулами – не самое приятное зрелище. Я опять вскочил, подбежал поближе к столу, нет, ничего там нет, никаких покойников, в порядке всё. И в подсмотровом тоже всё окей. Второй раз этот глюк, причём странно так, на одном человеке, и на сбой настроек камеры или монитора не спишешь. Да и видел это только я. Специально после эфира и операторов осторожно поспрашивал, и инженеров в аппаратной помучил, не видели ли чего. Никто и ничего, и весь сказ.
Светочка погибла через неделю. Она приехала к телецентру на маршрутке от Алексеевской и решила перебежать улицу, чтобы до подземного перехода не идти. Машина её сбила, шёл бумер под девяносто кэмэ и даже на тормоза нажать не успел. Там как получилось, позади маршрутки троллейбус встал, а Света прямо между ними вышла, аккурат под колёса этому парнишке. Жесть была, мы с ребятами выбежали, а там полиция уже, скорая, и медики Светлану в чёрный мешок на молнии пакуют. На асфальте кровь, на бумере этом кровь и какие-то ошмётки непонятные, капот всмятку, лобовуха в салоне и водитель, парнишка молоденький, белый стоит, трясущимися руками сигареты ломает. Свету в закрытом гробу хоронили, а мальчишка, который её сбил, отделался штрафом за превышение скорости. Потом от знакомых я узнал, повесился тот парнишка, груза вины не выдержал… В общем только тогда я задумался, крепко так, и совсем мне не понравились мои выводы. Получалось так, что каким то образом я через монитор два раза видел мертвецов, ещё до их смерти. Дело точно во мне, ни камеры, ни мониторы не играют никакой роли. После первого раза монитор мне поменяли, в старом выгорела матрица, и камеры тоже обновили все, вроде как год ждали новых. Сходил к врачам соответствующим, зрение проверил и, чего уж греха таить, крышу. В порядке оказались и то, и другое. Потом я стал наблюдать и ждать. Больше мне ничего не оставалось. Минуло полгода и я уже успокоился, решил, что всё позади, что всё в порядке и я в норме. И это случилось снова. На сей раз в кадр вошёл труп нашего звукача, Игорька, и принялся деловито цеплять петлички ведущим. «Опять, боже мой. Если Игорь умрёт, то не знаю, что я буду делать. Зато знаю, что сделаю, если будет жить. Пойду сдаваться в дурку, хватит с меня», - думал я тогда. Игоря не стало через три недели. Он просто не вышел на работу, а потом мы узнали, что накануне вечером у него случился сердечный приступ. Лет Игорю было слегка за сорок, но был он весьма тучным. В доме, где жил Игорь, отключили лифт, и ему пришлось подниматься на пятый этаж пешком. До квартиры не дошёл одного лестничного пролёта. Жена хватилась его через пару часов, поскольку припозднился он с работы, выскочила из квартиры и нашла Игоря, сидящего на лестнице, в распахнутой рубашке и с рукой на груди, уже холодного…
Тут к нам пришёл работать долгожданный новый осветитель и я сразу ушёл в отпуск. Дней скопилось много и на месяц меня отпустили без проблем. Сейчас отдыхаю, прихожу в себя, время провожу с семьёй. На досуге размышляю обо всём этом, об этих видениях, смертях. Созваниваюсь изредка с напарниками, мониторю ситуацию. В голове сумбур. Эти люди умерли потому, что я увидел их в «мёртвом виде»? Или наоборот? Должен я был попытаться их предупредить? Им было предначертано умереть и мне по какой-то причине показали их такими? Или всё дело в холодном свете? Вопросов много, а ответов ни одного. Что делать? Выйти на работу и дежурить в ожидании очередного будущего покойника? Или подыскать новое место, где работают в тёплом свете?
Свидетельство о публикации №217120602190
P. S. Если меня кто-нибудь увидит в подсмотровом мониторе в «мёртвом виде» при холодном свете, то лучше мне об этом не говорите)
Владимир Корсун 03.01.2018 23:15 Заявить о нарушении
Антон Швиндлер 03.01.2018 23:54 Заявить о нарушении