Об ожиданиях экономического чуда

                Об ожиданиях «экономического чуда» в России

  Собственно, в промышленном соревновании России мало, что можно противопоставить Западу. Что у нас в экономическом багаже? В значительной степени индустриальная мощь, строящаяся в годы первых советских пятилеток, - Днепрогэс, Магнитка, Сталинградский и Харьковский тракторные, Московский и Горьковский автомобильные заводы,  каналы – Беломоро-Балтийский и Волго-Донской и сотни других промышленно-индустриальных объектов создавались в т.ч. трудом миллионов зеков в Системе ГУЛАГа, о чем и написан одноименный многотомный легендарный труд Солженицына. В традиции советской России, оглядываясь на ее прошлое, в плане созидания, можно найти значительную долю рабского труда заключенных, только одни они могли обеспечить такие нечеловеческие промышленные темпы людоедских Сталинских пятилеток. Традиций свободного созидательного труда, о которых трубили идеологи коммунизма, в СССР не было и в помине. Например, после 1945, когда вся страна лежала в разрухе, Лубянка была завалена заявками от самых разнопрофильных министерств и ведомств: дайте заключенных! Использовать иные методы строительства без рабов-зеков никому при социализме и в голову не приходило! Как только сталинский напор и энтузиазм населения под угрозой расстрела вместе со смертью Сталина стал несколько ослабевать, трудовой ажиотаж тоже начал иссякать. Строительство коммунизма, а с ним и промышленный рост, перешли в несколько сонную стадию. Коммунизм, по выражению Солженицына в его книге «Двести лет вместе», «забрежневел». По-сути, ни одна из трех последних Брежневских пятилеток выполнена не была, поскольку предпринимательство было по-прежнему запрещено, а расстрельный стимул исчез. Других же действенных средств по подъему производительности и борьбы с разворовыванием производства в арсенале советской власти предусмотрено не было. Напротив, КПСС всячески боролась с предпринимательством, именуя его незаконным (а иного в СССР и быть не могло), называя  подпольных дельцов цеховиками. Другими словами, анализируя свое социалистическое экономическое прошлое, отказавшись от сталинских методов стимуляции производительности труда, России оказывается, нечего противопоставить западу с его вековыми  традициями наемного труда и предпринимательства.
 Итак, традиций предпринимательства  у нас нет, вернее, они остались в царской России, которую никто из ныне живущих не застал, а потому мы и не можем представить, как там все происходило: без поборов пожарной инспекции, ревизий Санэпиднадзора, рейдов рекетеров, торгинспекции, налоговиков и прочих инстанций, о которых купцы в царской России, должно быть, и слыхом не слыхивали. 
Конечно, до революции все не было в плане экономической свободы так уж безоблачно. Свобода бизнеса была, но оказалась она уж очень хрупка, до первого взрыва гражданской напряженности, грозящего опрокинуть все общество,  что и произошло, в конце концов, в 1917. Дореволюционное общество терроризировали не чиновники, а террористы подпольщики. Но они не обирали бизнес, а сражались за саму возможность безнаказанно грабить не только его, но и всю страну, чтоб сделать явью лозунг «Грабь награбленное». Они были фанатиками и сражались не за взятки, а за идею фатального безнаказанного грабежа, и в этой борьбе победили.
Русское общество, в отличие от устоявшегося западного, никак не может найти платформу, идейную и материальную, чтоб утвердить на ней. наконец, незыблемый порядок, сделавший бы жизнь в России стабильной и предсказуемой. Эту платформу последние 600 лет существования страны выполняло Самодержавие.  Но оно со своими абсолютистскими правилами в начале прошлого века перестало отвечать изменившимся требованиям времени, когда население прекратило быть бессловесной покорной массой и видеть в Самодержце, помазанника Божьего. В образовавшемся духовном вакууме, когда Император перестал отвечать чаяньям общества, через большевистские инсинуации народ увидел новых пророков в возникших ниоткуда вождях коммунистического движения - Ленине и Ленинской гвардии, благополучно уничтоженной Сталиным через 20 лет в годы «Большого террора».
Идея Державности в царской России подразумевала преданность народа традициям и веру его в «незыблимость основ», которые, как выяснилось, оказались сильно переоценены властями. Не помогло и пестование в народе невежества (неграмотность в некоторых областях России к 1913 доходила до 85%), ни указ Александра III «О кухаркиных детях», запрещавший детям  низких сословий поступать в гимназии, перекрывая им тем самым доступ в университеты и этим препятствуя развитию революционного движения. К началу ХХ века идея Самодержавия, как платформы русского общества, оставалась хороша, наполнение ее политическим содержанием оказалось никудышным. Пример английской монархии не стал примером для российского самодержца. Царствовать, но не править, уступив часть власти парламенту (в русском варианте – думы), по примеру английской короны, было немыслимым для русского царя, воспитанного в православной державно-патриотической традиции. Любая идея, если не наполнять ее рациональным разумным содержанием приводит к абсурду, что и случилось с самодержавной идеей в 1917 в России. К началу ХХ века Российская политическая система, при откровенной слабости последнего императора, лишенная вековой опоры церкви, сильно расшатанной реформами Петра (на 200 лет погрузивших Ее в Синодальный период), была разрушена новыми политическими  авантюристами, вроде Ленина и Троцкого, вследствие чего русское общество после 1917 превратилось в некое колышимое гражданскими потрясениями болото, каковое движение смог заморозить только длившийся десятилетиями Сталинский террор, внешне даже напоминавший самодержавное правление (в плане деспотии и отсутствия свободы слова). Но методы, которыми он пользовался, были разбойничьими, замешанными на крови, и потому не могли сравниваться со старыми временами, и тем более, не могли утвердить устойчивого порядка, т.к. брать разумно  можно многократно, а грабить только раз.
 Много лет Сталин, во имя своей индустриализации грабил деревню, и вот при Хрущеве-Брежневе вдруг грабить стало нечего. Сельское хозяйство после того, как по нему прошелся коллективизацией Сталинский сапог, стало сплошь дотационным. Оно перестало давать, оно, как инвалид, само теперь нуждалось в поддержке. Оно стало только требовать все больших вливаний средств и техники, для того, чтобы просто выжить. Огромные субсидии, выделявшиеся ЦК КПСС в 60-70-е г.г. ХХ века в сельское хозяйство, уходили в песок. Лопата, сжимаемая «мозолистой рукой» рабочего класса, привыкшего черпать из деревни безграничные ресурсы, как из рога изобилия, создавая сталинскую индустриализацию, начала ловить воздух, точнее, скрести по каменистому дну той ямы, в которую вырыли деревне первые Сталинские пятилетки. Тогдашний экономический рост, как и сейчас, черпал свои темпы из природных ресурсов тогдашней России. При Сталине это была древесина, которую гнали на запад в обмен на станки и оборудование. Т.е. сталинская экономика с ее отрицанием частной собственности и предпринимательства была построена на природных ресурсах, так же, как и сегодня она построена на торговле углеводородами. Но какая разница – древесина или нефть? И то, и другое – природные ресурсы, которые достаются даром, бесконтрольно берутся из достояния будущих поколений, продаются за золото и после этого не восстанавливаются. Так какая разница между сталинской экономикой, начавшей создаваться через 10 лет после революции 1917, и экономикой нынешней, создававшейся 25 лет, прошедших после 1991-го? Да никакой. Разница только в виде импорта природного сырья. Так что ожидания экономического чуда в России могут затянуться на неопределенный срок.
Отличие русской революции от, скажем, Китайской, Комбоджийской или Французской в том, что пролитие крови в трех последних быстро закончилось. Террор там заканчивался, в сравнении с советской Россией, относительно быстро: Парижская коммуна продержалась всего 72 дня с 18 марта по 28 мая 1871; культурная революция в Китае со всеми бесчинствами хунвейбинов продлилась чуть больше года - с июля 1966 по сентябрь 1967; даже кровавая диктатура Полпота, возглавившего красных кхмеров,  в Камбодже просуществовал 3.5 года с 1975 по 1978. Сталинский же режим - вне конкуренции, он превратил террор в образ жизни СССР, растянув его на 3 десятилетия. Сталин пробыл у власти фактически с 1922 по 1953. Сталинский террор, как новый метод управления страной, созданный в 30-е годы прошлого века, постоянно сопровождали показательные политические процессы, последним из которых оказалось «дело врачей», оборвавшимся вместе со смертью Сталина. Хоть внешне Сталинский режим и напоминал самодержавный стиль правления (наверху полновластный владыка, внизу боготворящее его население), все же было существенное отличие: диктатор Сталин служил неосуществимой идее построения коммунизма, отрицая религию. Он не подчинялся никакому закону духовному и земному, в то время как русские цари в большинстве своем верили в Бога, считая себя Его помазанниками, и потому склонявшие перед Ним свои главы.  В чудовищные средневековые времена, когда русскую землю терзали и глады, и моры, и междоусобицы, и татарские набеги, во все это время, все же, образцом жизни русских людей и их правителей оставалась жизнь подвижников русского православия, монахов, чьим духовным ориентиром стал Сергий Радонежский, вдохнувший в монашество на Руси второе дыхание. Не даром же был обычай у русских князей перед смертью совершать подстриг в монахи. Даже Иван Грозный многие часы проводил в домовой церкви, вымаливая прощение за свои грехи, что и было отражено в фильме Эйзенштейна "Иван Грозный", и что категорически не понравилось Сталину, хотя к Грозному тот относился, в целом, положительно. Ему не понравилось в фильме, что Грозный, правильно (с т. зрения Сталина) начав казнить своих политических оппонентов, вместо того, чтобы окончательно добить их всех, бросал дело на полпути и шел каяться в церковь. Вторая серия картины была запрещена и вышла в прокат только через 23 года в 1968. Зато за 1-ю серию режиссер и съемочная группа получили Сталинскую премию 1-ой степени.
     Т.е времена средневековья на Руси были страшные и грешили много, совершая братоубийства и клятвопреступления, но система ценностей, имела все же своим ориентиром именно христианское поведение, а не власть и богатство, к которому всю жизнь стремились, все же понимая, что все это в интересах рода, династии, державы, но никак не для спасения души. Созданная же Сталиным политическая система, основанная на регулярной смене политических элит, раздробляемых стальными челюстями НКВД, в которые не попадал только сам «отец народов», не могла существовать без него, как своего создателя. Ее падение было предопределено его смертью, в отличие от царствовавших русских царей, правивших, не смотря на все волнения и «замятни» русской истории, преумножая российские земли, передавая трон своим наследникам, стремясь к процветанию своей страны, а не потопляя ее в крови гражданского раскола, как это сделали маньяки из большевистской верхушки, главного из которых нужно было не бальзамировать, сохраняя в Мавзолее в виде мумии, а спрятать в психушку, после смерти заспиртовав, в качестве экспоната кунсткамеры в Петербурге, как некую причудливую игру природы, подобно хранящемуся там черепу имама Шамиля Хаджи Мурата, как одного из злейших недругов и непримиримейших врагов  России на Кавказе.
Итак, рычаги, которые управляли сталинской экономикой, осуществившей великий индустриальный прорыв 30-х, именуемые системой ГУЛАГ, сегодня больше не действуют. Советские заводы после 1991 оказались не способны вписаться в капиталистические  механизмы, и что еще трудней, пережить приватизацию, и потому многие из них со всеми своими музеями трудовой и боевой славы прекратили свое существование. Над любым современным более-менее успешным предприятием висит бетонная плита всемогущего административного ресурса. С кем и с чем совершать экономический прорыв? В сегодняшних реалиях без прежних приемов и методов сталинской экономики, без запуска новых экономических механизмов это звучит маловероятно.
     Беда в том, что у нас государственные интересы традиционно превалируют над личностными. Ты можешь быть ленивым или трудолюбивым, безалаберным или, напротив, целеустремленным, все это не имеет значения. Все равно, твоя судьба от тебя не зависит, ее решают некие посторонние люди, невидимые чиновники, которых ты можешь никогда в жизни и не увидеть. Ты можешь начать свое дело или не начинать его. Это не имеет значения, потому что сам ты для чиновника, никак от тебя не зависящего, существующего в некой параллельной бюрократической реальности, не представляешь никакой ценности (что блестяще проиллюстрировал столичный мэр, аннулировав в Москве 30 000 палаток, перекрыв тем самым кислород 30 000 предпринимателям и их малым бизнесам).
    На самом деле экономика во всем мире базируется на 2-х основных правилах и тут не нужно изобретать велосипед: внутренне потребление должно превалировать над внешним экспортом и основу экономики должен составлять малый и средний бизнес. Сегодняшние 15%, приходящиеся на его долю в России, против 60-70% в развитых странах, говорят не в пользу развития нашей экономики. Если эти простые принципы не выполняются, разговоры об экономике остаются только разговорами.
Боинг и Форд были простыми предприимчивыми людьми, сейчас их имена знает весь мир. Повторение их судеб были бы совершенно немыслимы в России, вся история которой в ХХ веке, начиная с 1917 по 1991, была историей борьбы с предпринимательством и частной собственностью. Сегодня есть главы госкорпораций  и олигархи, но ни те, ни другие бизнесменами не являются. Их активы – это куски промышленного могущества бывшего СССР, которые им удалось урвать готовыми, оказавшись рядом в нужное время и в нужном месте.
     Многие явления культурной и общественной жизни, произошедшие в ХХ веке в мире, были невозможны в СССР. Например, «Битлз» в СССР никогда бы, ни при каких обстоятельствах не сделались тем, кем стали в Англии. В лучшем случае, их музыкальная деятельность ограничилась бы самодеятельностью при ЖЭКе, да и то, до первого строгого оклика какого-нибудь военного пенсионера-проверяющего, приказавшего бы ликвидировать этот очаг антисоветчины. Идеологические установки 60-х в советском государстве были нерушимы, поэтому никакая «стиляжья» музыка в СССР была невозможна. Об отношении к ней властей в 70-х написана книга Макаревича «Сам овца» и А. Троицкого «Вack in USSR».
Обособление от внешнего мира, который объявляется чуждым и порочным, еще никогда не приводило ни к чему, кроме охоты на ведьм, или, говоря более образно, ловле черной кошки в темной комнате, в которой она, оказывается, отродясь не появлялась.