Три сестры. Гл. 67 Слезы, розы и старцы

                Глава 67

                Слезы, розы и старцы

                Время небес. Инобытие.            
               
                Греческие боги. Евангелист и философы

         Но тут же, как ему казалось в небесах, он увидел греческих богов.  Философ увидел, как Феникс заключает в объятия свою дочь Алфесибею, по наущению Афродиты. Как слепой от любви отец узнает правду и проклинает дочь, превращая ее в дерево. И вот уже из треснувшего ствола дерева рождается Адонис. Одна картина следует за другой. Вот уже прекрасная Афродита в ларце передает ребенка на воспитание Персефоне, а та не хочет расставаться с Адонисом. И тут же вмешивается Зевс. Он повелевает Адонису быть полгода в царстве мертвых у Персефоны и полгода жить на Кипре в гостях у Афродиты. И снова новая картина. Адонис становится возлюбленным Афродиты. И новые боги вмешиваются в историю. Это уже Артемида, защитница целомудрия, насылает на Адониса дикого кабана.  Но Афродита превращает Адониса в цветок, окропив нектаром пролитую кровь. Из цветка вырастает роза, а из слез Афродиты – Анемон. Все кружится, живет, превращается. Вот Федор видит уже самого себя в окружении множества прекрасных голых женщин. Праздники, веселые страстные праздники в храме Афродиты.  По плачу и воскресению! По слезам и розам! По анемону! Любовь в огромной волне подкидывает Фе-фе до небес и рядом, летают небольшие горшочки с быстро распускающейся и так же быстро увядающей зеленью. «Виват садикам Адониса!»  - кричит Фе-фе.
          Но внезапно все деревья пропали, и Малевский снова оказался в пути. Бесконечный пешебан снова подхватил его. «Как сны умеют кружить», - подумал Фе-фе. Но странных деревьев уже не было.
          Стараясь не думать, Малевский не оборачиваясь, пошел вперед. Но какое-то неотвязное чувство подсказывало ему, что за ним кто-то идет. Не выдержав, он обернулся и увидел тени трех престарелых мужчин.
           Один из них, лет под сто, одет был в черную рясу и кожаные сандалии. Он имел большую седую бороду, и такие же белые волосы у него были зачесаны назад. Второй человек выглядел стариком, с острым носом и голубыми выразительными глазами. На нем был белый завитой парик и пестрая кофта с отворотами. Третий человек, среднего возраста, но с лицом, исполненным страдания, носил простой синий халат, а на голове у него красовалась такого же цвета беретка.
Малевский резко повернулся и остановился. Старики так же остановились, словно привязанные к нему отражения.
-Вы кто? - спросил Фе-фе, - я вижу, что вы идете за мной. Но, не очень – то приятно чувствовать себя, когда тебе дышат в спину и наступают на пятки. Поэтому, предлагаю обогнать меня или пойти рядом.
-Мы пойдем рядом, - сказал столетний старик, - тем более что нам всем есть что обсудить.
-Тогда представьтесь, пожалуйста, - потребовал Фе-фе и добавил, - мое полное имя Федор Федорович Малевский, я специалист по русской религиозной философии.
-Неужели такая есть? – несказанно удивился столетний старичок, - а я всегда считал, что философия сама по себе, а религия сама по себе. На основе Евангелий трудно философствовать. Подвергай все сомнению или веруй.
         Двое других попутчиков согласно кивнули головой.
-Да представьтесь наконец-то, -  рассердился Фе-фе.
-Неужели ты нас не узнал? А еще считаешь себя религиозным философом, -  хмыкнул попутчик с васильковыми глазами и в парике.
-Я вас всех троих действительно видел где-то, лица мне ваши очень знакомы, но…что-то не припомню…, кажется, я видел вас где-то на картинах…на книжных разворотах … или даже на иконах.
-Только не нас! - воскликнули два более молодых старичка почти одновременно.
- На иконах ты мог видеть только меня, -  сказал столетний старик с седой бородой, - меня рисовали многие художники, в том числе и мой друг Лука.
-Вспомнил! - воскликнул Малевский, - ты –  Иоанн Богослов! Тот самый, который написал Евангелие и Апокалипсис!
-Ты прав, я - Иоанн, - почтенно поклонился седой как лунь старик, - а это мои попутчики и заядлые спорщики – Вольтер и Паскаль.
Чудны дела твои, Господи, - растерянно пробормотал Малевский.