Рыжая Катрин

        В детский дом ее привели в конце сентября, когда уже наступила золотая осень, воздух был прохладен и прозрачен, и листья парили в нем, как паруса. Девочке было четыре года, была она большеглазой, рыжей и некрасивой. Казалось, что только ее огненно-рыжие волосы гармонировали с окружающим миром, а все остальное жило своей отдельной жизнью.

       Сначала ее отправили к парикмахеру, потому что не доверяли чистоте золотых волос девочки. Ее усадили в огромное для ее маленького роста кресло и стали безжалостно состригать огненные кудри. И буквально на глазах девочка превращалась в маленького лысого ежика. Маленький лысый ежик беззвучно плакал и растирал слезы маленькими кулачками по бледным грязным щечкам.

 После стрижки была санобработка чем-то противно пахнущим и едким, а затем ее отправили в душ. В этот день горячей воды не было, и маленького лысого ежика безжалостно терли жесткой мочалкой под струей холодной воды, несмотря на его бурные протесты в виде крика, визга и плача. Одежда тоже досталась ежику не по размеру: платьишко сильно обвисло в плечах, подол спускался чуть ли не до щиколоток, туфли шлепали по пяткам. Но самое страшное, как оказалось, ожидало ее впереди, когда ее привели в комнату к другим детям.

       Вид новой соседки развеселил девочек, они долго смеялись и отпускали по её поводу шуточки и обидные словечки. Девочка легла на кровать, укрылась одеялом и снова беззвучно заплакала. Она никак не могла согреться после холодного душа, но что её потрясло больше – холод  или страх, не могла понять. Всю ночь она не спала, вспоминая всю свою маленькую жизнь, промелькнувшую перед ней каким-то неясным, туманным сном. Родителей своих она совсем не помнила, только что-то тёплое и ласковое, прикасающееся к ней когда-то давно, сопровождало её в памяти.

 Думала  она, что это были её родители, ей исполнилось два года, когда они разбились на машине. Её забрала к себе бабушка, и два года она жила у неё. Бабушка часто болела и боялась, что её маленькая внучка однажды останется одна-одинёшенька в этом мире. Жили они скромно, но бабушка умела баловать чем-то вкусным, изобретённым своими руками.

 Девочка не была привередой ни в еде ни в игрушках, она довольствовалась только тем, что ей давали. Бабушка её очень хорошо шила и иногда брала заказы на пошив, хотя зрение её стало сильно подводить со временем. Как-то её постоянная клиентка принесла девочке куклу своей дочки. Дочке купили новую, а эту решили отдать за ненадобностью. Кукла когда-то была хороша, но сейчас у неё слегка был отбит носик, один глаз не полностью закрывался, а платьице было уже не очень чистым. Платье бабушка постирала, потом, конечно, она сшила ещё одно на смену. Глаз тоже поправили, и подарок доставил счастье маленькой девочке, у которой до этого были только резиновые игрушки. Куклу она назвала Луизой.

       Так прошёл ещё один год. А потом случилось то, чего больше всего боялась бабушка: девочка осталась одна. Во время похорон она залезла в чулан и уснула там на старом диване. Своим маленьким умом она ещё не понимала всей серьёзности и сложности своего положения. Пока шли похороны, никому как-то не было и дела до незаметной маленькой девочки, а потом её все же принялись искать. Девочка как в воду канула, поиски не дали никаких результатов. Будто бы её и не было, может, показалось, что она была. Дом заколотили и все разошлись. Девочка осталась одна.

Проснувшись ближе к ночи, она ощутила тишину и пустоту. Вылезши из своего тряпичного укрытия, где её не нашли, она пошла в дом. Там не было такой звенящей тишины, её разбавляли ходики на стене, они ещё шли. Как их завести девочка знала: надо было просто подтянуть гири. На деле это оказалось  для маленькой девочки занятием непосильным, и ходики в конце концов замолчали. Снова обрушилась звенящая тишина. Очень хотелось есть, в шкафу она нашла черствый хлеб и сахар, ещё на верхней полке было что-то в банке, но банку было не достать. Спать она легла в свою  постельку вместе с  Луизой.

Бабушки не было – не было и сказки на ночь. И тогда она стала рассказывать сама свою сказку Луизе. Кукла закрыла глаза, уснула и девочка. Ночью её разбудил какой-то посторонний звук. Звук был такой, словно кто-то грыз сахар. Она включила свет и увидела большую крысу, которая трудилась над её кусочком сахара, оставленным на столе. Крыса сбежала, но девочке вдруг стало по-настоящему страшно, каким-то внутренним чувством она поняла, что бабушка уже не вернётся никогда.

       День проходил за днём. Девочка съела все, что нашла в доме. И в этом ей помогала большая нахальная крыса, которая не давала ей спать ночами. Малышка боялась, что крыса может съесть и её и Луизу, когда проголодается, поэтому спала она днём, а ночью сидела на подоконнике и смотрела на небо. Там сейчас были её родители и бабушка. Выходить на улицу она боялась, потому что там ей, такой маленькой, можно было легко потеряться. Но еда кончилась, есть хотелось жутко, и еда грезилась и днём и ночью. Крыса её покинула – ей нужно было искать новый источник пропитания. И тогда девочка решилась выйти на улицу.

       Едва дождавшись утра, она принялась искать слабые места в двери и в окнах. Дверь оказалась заколоченной намертво, а в окнах были двойные рамы. Пришлось выбивать в них стёкла. Для этого пригодилась большая пустая кастрюля. Окна были заколочены крест-накрест, пролезть для неё не составило труда, но, протискиваясь в проём  рамы, она порезала ручки, и ранки кровились и болели. Выйдя на улицу из заросшего сада, она остановилась в нерешительности: куда идти теперь?

 Никого в этом городе она не знала, и тогда она пошла просто куда глаза глядят. На большой улице она совсем растерялась. Здесь было много людей и ходили туда-сюда машины. Никому до неё, казалось, не было никакого дела. Только один пожилой мужчина наклонился к ней и спросил:
- Девочка, ты почему здесь одна? Где твои родители? – и, не дождавшись ответа, пошёл дальше.

А девочка осталась стоять одна у большущего магазина. Люди входили и выходили из него, а она всё стояла у одной из витрин, прикованная красивым и соблазнительным видом вкусной еды. Войти в магазин она не решалась. Девочка не чувствовала холода, хотя руки и ноги её закоченели от холода, носик покраснел. Так и стояла она, пока не подъехал милицейский УАЗик. Видимо, кто-то заметил одинокую девочку и вызвал милицию.

Высокий дядька в форме подошёл к девочке, присел на корточки перед ней и спросил:
- Кроха, ты чья? Где твои родители?
Девочка взглянула на него  исподлобья и подумала: «И что это у них у всех одинаковые  слова?»
- Ты знаешь, где живёшь? Как тебя зовут? – продолжал допытываться дядька. Девочка молчала.
- Василий, давай её в машину, и в отделение, там разберёмся! Она же совсем замёрзла!- послышался из глубины УАЗика женский голос.

       Руки женщины, находившейся в машине, оказались мягкими и тёплыми, чем-то напомнили, кажется, руки мамы или бабушки. Она грела маленькие детские ручки в своих ладонях и спрашивала:
- Малыш, как же ты оказалась одна на улице? Скажи хоть, как тебя зовут?
- Катя.
- Катя! А где же ты живёшь, Катя?
- Не знаю.
- А кто у тебя есть?
- Никого. Мама и папа умерли, бабушка тоже.
- Бог мой!-воскликнула женщина. И, обращаясь к водителю, сказала:
- Давай сначала к нам, а потом посмотрим.
- Наталья Кирилловна,- вмешался Василий,- может, сразу в детдом?
- Нет, нет, сначала выясним все-таки что-нибудь про её родителей, а это всегда успеется.

      В своём кабинете Наталья Кирилловна раздела Катю, но куклу она не отдала и из рук не выпустила, только крепче прижала её к себе. А женщина достала из тумбочки еду, вскипятила чайник и принялась кормить найдёныша. Катя давилась едой от жадности и обжигалась горячим чаем. Пока Наталья Кирилловна куда-то звонила и что-то долго выясняла, девочка свернулась калачиком  на диване, прижав к себе куклу, и крепко уснула.  Оторвавшись наконец от телефона, Наталья Кирилловна снова обратила внимание на Катю, но будить её не стала, только ласково погладила по голове и горько вздохнула. Разных детей приводили к ней в кабинет, но такой маленькой полной сироты давно не приводилось ей видеть. «Несчастная девочка, что даст тебе детдом? Горькую науку жизни»,- думала она, глядя на спокойное безмятежное личико спящего ребёнка.  За то время, пока Катя ела и спала, она узнала о ней практически всё. Выход был один: детский дом. Туда она и повезла девочку лично, так как хорошо знала тамошнего директора.

       Директор детского дома, располневшая, добродушная женщина лет за пятьдесят, встретила Наталью Кирилловну, если можно так сказать, с распростёртыми объятиями. Женщины обнялись и сели на диванчик.
- Вот, привезла тебе новенькую. Полная сирота,- шепнула Наталья Кирилловна директрисе на ушко.
-Да? Туго ей у нас придётся, девочка слишком маленькая. Одна надежда на то, что удочерят,- вздохнула директор,- ты же знаешь, какие тут головорезы в основном находятся.
- Да уж, знаю, твой детдом самый тяжёлый в области,- ответила Наталья Кирилловна,- будем надеяться, что всё будет хорошо. Ты уж присмотри за ней, будь добра, ладно?
- Ладно, ладно, не переживай, присмотрю.
- Ну что, малышка,-Наталья Кирилловна присела перед Катей на корточки,- давай прощаться. Мне пора. Татьяна Петровна тебя поселит здесь и будешь жить вместе с другими детишками. Не унывай!
 Она легонько чмокнула Катю в щёчку, помахала на прощание рукой и вышла.
- Ну, давай знакомиться, меня зовут Татьяна Петровна. Можешь называть меня тётя Таня, так легче будет тебе. А теперь пойдём оформляться.

        Ну, а дальше мы уже знаем, что было. Так вот, в комнате для девочек проживало десять девчонок самых разных возрастов. Так было задумано специально для того, чтобы старшие могли помогать младшим во всём. Но это только так было задумано, а на самом деле всё было совсем по-другому. Малышня вообще не имела никаких прав, она только исполняла распоряжения старших, то есть находилась на побегушках. Старшие, как мальчики, так и девочки, просто издевались над маленькими, да ещё делили власть между собой за лучшее: за лучшую постель, за лучшие кусочки, и так далее. Две ровесницы Галка и Оксана соперничали и враждовали друг с другом, делали друг другу разные гадости исподтишка и сваливали это на других , часто под разбор попадали ни в чём не повинные мальки, как их тут называли. Мальки были запуганы до такой степени, что боялись даже директору пожаловаться. Хотя это вряд ли бы им помогло: директор только днём находилась в доме, а ночью дежурили воспитатели, которые думали, что всё благополучно: никто не жаловался, стояла тишина и благолепие. Если бы кто и пожаловался на обхождение, он тут же был бы наказан.

       Катю тут же окрестили Рыжей. Так как она была слишком мала для каких-то дел,  то ей сунули веник в руки и велели ежедневно подметать комнату. Куклу у неё отобрали сразу, и она попала в руки семилетней «служанки» Оксаны, девочки по имени Аня. Как ни пыталась Рыжая возражать, её никто не слушал. У Ани были игрушки и получше, но кукла Кати показалась ей новой, неизбитой, и она с радостью приняла её. Слёзы душили бедную девочку от такой несправедливости, но она быстро справилась с ними. И вообще она скоро научилась плакать только по ночам, беззвучно, и эти тихие слёзы помогали её выжить в кошмаре под названием детский дом. Мысли о том, чтобы поплакаться директрисе у неё никогда не возникало, хотя та и обещала помогать, если что не так.

Но Катя для этого была слишком мала, она просто затерялась в общей детской массе и стала такой, как все несчастные дети. Но это тоже только так казалось, на самом деле в душе её рос протест, да ещё какой! Всех детей, и девочек и мальчиков до семи лет стригли наголо, как только отрастали волосы, с этим здесь не заморачивались. А тем, кто уже учился в школе, разрешалось иметь любую длину волос. Длинное платье и лысая голова Рыжей стали визитной карточкой её на целых два года. Она упорно не хотела быть такой, как все, и однажды взбунтовалась.

Едва приглашённый парикмахер занёс над её головой свою волосатую руку с электромашинкой для стрижки, как  она стремительно подскочила  из кресла и впилась зубами в эту ненавистную ей руку. Хватка была мёртвой! Парикмахер орал, как сумасшедший, отбивался изо всех сил и даже ударил бедную девочку два раза прежде, чем удалось ему высвободиться от её зубов. На крик сбежались дети и персонал детского дома.

 Тряся пораненной рукой, парикмахер кричал, что больше его ноги здесь не будет, что по этой сумасшедшей дурдом плачет, что даже в психиатричке себе такого не позволяют. Красная и взъерошенная Катя забилась под кровать , плакала там беззвучно и шипела на всех, кто заглядывал к ней.

Парикмахера директриса задобрила подаренным коньяком, рану обработали, но, уходя, он всё же заявил, что эту сумасшедшую девчонку он больше стричь не будет. И обещание своё сдержал, от Рыжей отстали, но теперь все узнали, что она опасная и неуправляемая, имеет задиристый характер. А Галка и Оксана зауважали её по-своему: сделали ей послабляющий режим, как «психованной», а потом, посовещавшись, отняли куклу Луизу у Ани и вернули прежней хозяйке. Счастью Кати не было предела, она готова была делать всё для этих девчонок за такой подарок. Больше она с ней не расставалась ни на минуту. Больше подобных вспышек гнева с её стороны не наблюдалось, она ещё больше замкнулась и ушла в себя.

         Катя подрастала и становилась похожа на худосочного неуклюжего лягушонка: недостаток калорийного питания, нехватка сладкого ввиду того, что многое отбиралось старшими, сделали своё дело. Над некрасивым лягушонком многим хотелось поглумиться, но часто Галка и Оксана заступались за неё. Вот так совсем неожиданно Катя приобрела в их лице себе заступников.

      Так прошёл ещё один год. Галка и Оксана распрощались с детским домом и вышли в самостоятельную жизнь. Рыжая лишилась своих заступниц, и у неё началась другая жизнь. Аня не могла простить, что у неё отняли куклу, хотя она ей вовсе и не нужна была теперь: приходили какие-то люди и приносили новые игрушки, ей досталась превосходная куколка, совершенно новая. Но здесь сыграла роль простая детская злоба за отнятую игрушку.

Изобретательности Ани в отмщении не было предела. Её злило бесконечно, что упрямая Рыжая никогда не плачет и не просит пощады. По несчастью оказалось так, что в комнате девочек Аня оказалась самой старшей после ухода девочек. Ей ничего не стоило подчинить себе других, опыт такого поведения ей привили Галка и Оксана. Очень часто Рыжая ходила с поцарапанным лицом или синяками на теле, которых никто не мог видеть. Но она по-прежнему никому не жаловалась, защищалась сама, как могла. Но что может один ребёнок против оравы злобных, жаждущих крови, вампиров?

        Однажды, дело было уже осенью, побитая и поцарапанная девочка очутилась у двери на  чёрную лестницу, которая всегда была закрыта. А тут она увидела, что замок внутренний открыт . Может, просто кто-нибудь забыл закрыть эту дверь, но эта чёрная лестница стала её спасением. Она аккуратно закрывала дверь, подпирая её изнутри ломиком, который нашла тут же. Там же она создала себе что-то наподобие маленького спасительного мирка, откладывая на чёрный день кое-какие запасы из сахара, хлеба и сухарей. Девчонки не могли понять, куда пропадает Рыжая после обеда и ужина. А Катя наконец могла спокойно просто сидеть на лестнице, слушать завывание ветра или шум дождя на улице и мечтать о той жизни, где у неё будет всё: игрушки, еда, друзья и собственная комната, в которой она будет полной хозяйкой.

Но её идиллию нарушила баба Дуня, уборщица, которая пришла раньше неё и закрыла дверь на замок. Убедившись, что дверь закрыта накрепко и на лестницу ей не попасть, Катя села прямо на пол и горько заплакала. Баба Дуня, услышав плач, вернулась и увидела рыжую девочку, которая горько и безутешно плакала возле двери.
-Деточка, милая ты моя, что ж ты плачешь? Успокойся, успокойся, на плачь!
Она взяла девочку за руки и попыталась поднять с пола, но Катя вырвалась из её рук, отскочила к двери и прижалась  к ней красным заплаканным лицом.
- Да что ж это такое! Да не бойся ты меня! Я же тебе ничего плохого не сделаю! Расскажи, что случилось, девонька ты моя золотая!


Переполненное горем сердце Кати не выдержало: она рассказала жалостливой старушке всё, что наболело у неё на сердце. Бабушка слушала и утирала слёзы. Когда Катя выговорилась, она молча достала ключ из кармана и сказала:
- На тебе ключ, только чтоб никто не знал, а то и тебе и мне попадёт за это дело.
Катя кивнула. Она была счастлива! Счастлива оттого, что нашёлся человек, который её понял и пожалел. С тех пор у них с бабой Дуней  началась большая дружба. Дуня подкармливала девочку, а та помогала ей подметать и мыть полы. Директриса, узнав о странной дружбе, возражать не стала. Она решила, что странный ребёнок нашёл себе занятие, и пусть занимается им.

   Примерно же в это время в комнате мальчиков появился новенький, его звали Петя. Родители Пети были алкоголиками и сгорели в доме по пьянке. Сам Пётр в это время был в школе. Так как больше никаких родственников у него не оказалось, его оформили в этот детский дом. Как водится, новенького стали испытывать. Но вскоре об этом пожалели: непокорный мальчишка дрался, как бог.

После нескольких неудавшихся попыток проучить его, от него наконец отстали и перестали обращать внимание, с ним никто не общался. По всему было видно, что он не особо страдал от невнимания соседей по комнате. В свободное от занятий и уроков время Петя  лазил на крышу и в разные другие закоулки дома. Не удивительно, что однажды он набрёл на чёрную лестницу. Подёргав дверь он понял, что она заперта на ключ, но это не остановило его. Найдя во внутреннем дворе маленький ломик, он решил взломать её. Старый замок хрустнул легко, дверь поддалась и открылась, и прямо перед собой Петя увидел большие испуганные глаза худой маленькой девочки. От неожиданности он опешил.


Девочка молчала, только испуганно что-то прижимала к  груди.
- Ты кто? – переспросил он ещё раз. Подошёл к ней и протянул руку, пытаясь посмотреть, что она прячет.
Девочка рванулась от него, зацепилась длинным платьем за торчавший гвоздь и упала. Из кулька, который она прижимала к груди, выпало три куска сахара. Петя поднял их и протянул испуганной девочке:
- На, возьми, не нужен мне твой сахар. Я Я сладкого вообще не ем. Хочешь, я тебе буду отдавать? Я больше хлеб люблю. Как тебя зовут? Я – Петя, я недавно здесь. Да не бойся ты, я тебя не съем!

То обстоятельство, что он не тронул её сахар, убедило Катю в правдивости слов незнакомого мальчика. Ей так уже хотелось кому-нибудь верить!
- Катя. Меня зовут Катя. Но все здесь меня называют Рыжей.
- Какая  же ты рыжая, ты каштановая. И очень даже красивые волосы, ни у кого таких нет, это они от зависти. Не бери в голову!

         И с этого дня у них началась дружба. Оказалось, что Петя очень хорошо рисует. Он учил Катю своему искусству, но у неё ничего не получалось, так, мазня просто. Тогда он отстал от неё, сказал только:
- Значит, рисование – это не твоё. А я стану настоящим художником. Когда вырасту, конечно. И я нарисую твой портрет.
Девочка покраснела от удовольствия. Это был комплимент, первый в её жизни. Но защитить от грубых девчонок Петя её не мог. Во-первых, потому, что она никогда ему не жаловалась, а во-вторых, потому, что он жил с мальчиками и не видел, что творится в Катиной комнате.

         А в Катиной комнате зрел большой скандал. Аня каким-то образом пронюхала, что новенький мальчик обратил внимание на Рыжую, и её это задело очень сильно. Ей ничего не стоило подговорить девочек на то, чтобы проучить эту наглую выскочку. План был коварен. После отбоя, когда все улеглись и затихли, в дальнем углу, где спала Аня, послышался шорох. Аня встала, оказывается, она легла спать в одежде, одетыми легли и остальные девочки. Они тихонько подошли к Катиной кровати и так же тихонько, осторожно покатили кровать вместе с Катей на улицу. Катя спала чутко, но девочки так тихо катили её кровать, что  в этот раз проснулась она  только от внезапного холода.

 Она вскочила и поняла, что находится на улице, под окнами детдома. И что сидит она на своей кровати совершенно раздетая, прижимая к груди любимую Луизу, а из окон на неё пялятся все жители этого дома, свистят, хохочут и показывают пальцами. Она интуитивно прикрылась одеялом, но дикий озноб колотил её. Может быть, ей и было холодно, но тот позор, на который её обрекли, ошеломил её ещё больше. Ей хотелось кричать и плакать, расцарапать всем рожи, убить всех, но вместо этого она просто повернулась спиной к хохочущим, улюлюкающим окнам. Прижимая к груди свою куклу, она беззвучно плакала, глотая неимоверно солёные слезы, душившие её, сжимавшие тугой комок в горле, который никак невозможно было проглотить или прогнать.

 Она не знала, что прямо напротив неё, в кустах сидел мальчик и смотрел на это всё со слезами на глазах. Петя случайно вышел во двор, ему захотелось посмотреть на ночные звёзды, он часто делал такие вылазки, когда все спали. Он уже хотел идти спать, так как сильно продрог, но вдруг он увидел всю эту картину с издевательством. Ему хотелось побежать, помочь Кате, закрыть её собой от страшных и наглых людей, набить всем морды, разворотить всё. Но, понимая каким-то внутренним чувством, что сейчас этого делать нельзя, потому что этим только можно хуже сделать Кате, он остановился, замер и смотрел, смотрел…

       Дежурная воспитательница только что начинала засыпать на посту, когда её разбудил дикий ребячий ор. Не понимая спросонья, что происходит, она рванулась в спальни, увидела, что все сгрудились у окон и смотрят на улицу. Протиснувшись к окну, она увидела на улице кровать, на которой сидела уткнувшись в колени, девочка.  Она выскочила во двор, на ходу надевая пальто. Этим же пальто она укутала замерзающую девочку и побежала с ней наверх, на пост.

 Там она пыталась привести Катю в чувство, но бедная девочка потеряла сознание: у неё открылся жар. Тогда воспитательница принялась звонить директрисе, а потом, по её указанию, в неотложку. Приехала машина с красным крестом на боку, и Катю увезли. И тогда Петя вышел из своего убежища и пошёл к себе.

В эту ночь уснуть он так и не смог: у него перед глазами стояло несчастное лицо девочки. Впрочем, в эту ночь поспать вообще никому не удалось: Татьяна Петровна стала проводить расследование обстоятельств  происшествия.  Дети запирались и молчали, ничего вразумительного она добиться так и не смогла, оставалось только отпустить всех по комнатам. Была надежда на то, что всё расскажет сама Катя.

           А Катя тяжело заболела. Сказалось переохлаждение и нервный стресс. Воспаление лёгких поддавалось лечению, но психическое состояние девочки внушало тревогу доктору Васину. Он лечил разных детей, в том числе и из детского дома, но в таком состоянии к нему ни разу не привозили малолетних пациентов. Строго-настрого он приказал нянечкам и медсёстрам постоянно наблюдать за ребёнком. Нянечка Вера кормила Катю с ложечки, потому что девочка есть отказывалась совсем.

- Давай, давай, миленькая, ешь, а то не поправишься. Выходим тебя всем миром, не сумлевайся. Не таких выхаживали! Поправишься, откормишься, ишь, какая худышка! Вырастешь – вспомнишь бабу Веру, как она тебя кормила с ложечки. Может, и на свадьбу пригласишь ещё.

Катя, давясь слезами и едой, грустно кивала головой. Навестить её приходили только директор детдома и Петя. Директриса пыталась выяснить, кто сотворил такое с Катей, но она упрямо молчала и ничего не говорила. Огорчённая Татьяна Петровна ушла ни с чем. А потом пришёл Петя. Вернее, залез в окно её палаты.
- Я тебе апельсины принёс, тебе витамины нужны. Что ты хочешь ещё? Я принесу, только скажи, что хочешь достану!

Катя отрицательно  покачала головой:
- Ничего не хочу. Только ты приходи ещё, ладно?
- Баба Дуня тебе привет передавала. Да, чуть не забыл, и пирожки тебе от неё. Ешь и поправляйся, а я пошёл, у меня дела.
Петя бесшумно спрыгнул за окно и закрыл створки. И вовремя: в палату входила медсестра.

       В детском доме всё шло своим чередом. Казалось бы, о Кате и о случае злополучном уже забыли. Но как-то  вечером, после ужина, Петя поймал Аню в коридоре, когда она шла одна, и вытащил её на лестничную клетку.
- Я всё знаю, всё видел. Но я не скажу никому, если ты сейчас же пообещаешь мне оставить её в покое.

- Да кто ты такой, что я тебе обещать должна! Подумаешь, заступник нашёлся! Женишок!
- Заткнись, пакость! Я тебе сейчас сломаю руку, если ты мне не пообещаешь!
И он в самом деле завернул  руку Ани, да так больно, что та закричала.
- Кричи, кричи, тебе полезно! Обещаешь? Обещаешь?
- Ой-ой, обещаю! Больно, отпусти!
- Смотри, не выполнишь обещания – пеняй на себя!

        Из больницы Катя вышла совсем другим человеком. Казалось, что она повзрослела, хотя от роду ей было всего шесть лет. Несмотря на то, что Катя снова вернулась в свою комнату, никто ей слова не сказал, даже сделали вид, что не заметили её возвращения. Установился молчаливый бойкот, но это Катю не волновало. Ей не нужно было общение, от его недостатка она не страдала.

 Скорее, даже её это радовало: не нужно было разговаривать с людьми, которые её не любили и которых не любила она. С Петей они по-прежнему дружили. Десятилетний мальчик проявил себя настоящим мужчиной: он оберегал Катю от неприятностей, старался сделать что-нибудь приятное для девочки. Баба Дуня кормила их домашними пирожками и вареньем. А чёрная лестница укрывала от посторонних глаз и ушей.

       Перед Новым годом в детский дом пожаловала иностранная делегация из Франции. Так сказали детям. На самом деле среди этой делегации, пожелавшей помочь детскому дому, находилась пара потенциальных усыновителей. Они искали для себя ребёнка. Бездетная пара уже пожилых французов объехала не один детский дом, но нигде не приглянулся им ни один ребёнок.

А усыновить хотели непременно мальчика и непременно русского. По случаю приезда делегации был устроен детский концерт и банкет. Нет ничего тайного, что не стало бы явным. Несмотря на секретность миссии иностранцев, дети, непостижимо откуда, узнали, что кого-то ждёт усыновление, и старались вовсю, каждому хотелось понравиться будущим родителям.  Французы внимательно рассматривали детей. В основном разглядывали мальчиков, так как непременно решили усыновить мальчика, девочки их не интересовали. Единодушно, не сговариваясь, их взгляды остановились на Пете.

 Заметив пристальные взоры иностранцев, Петя заёрзал и занервничал. Ему не хотелось идти в семью к чужим людям. Тем более, уезжать куда-то за границу. Его не соблазняла сытая и спокойная жизнь в богатой, но совершенно чужой семье. И потом он не мог здесь бросить Катю одну, без поддержки. Но у него никто не спрашивал. Его вызвала директриса к себе в кабинет и поставила перед фактом, когда уже все документы на усыновление были собраны. Супружеская чета сидела тут же. Татьяна Петровна объявила Пете, что его забирают к себе в семью Поль и Эжен Трентиньян и что он должен будет уехать с ними во Францию.

Петя молчал, опустив голову. Директриса подошла к нему вплотную и, понизив голос, стала втолковывать, что ему несказанно повезло, многие дети мечтают об этом, но не каждому такое счастье выпадает.
- Петенька, подумай и не упрямься, ведь всё уже решено. Не волнуйся, они хорошие люди, я узнавала всё о них. И органы опеки всё проверяли. Не упрямься пожалуйста, дорогой. Послушай меня, потом не пожалеешь.

Петя не мог всего рассказать этой женщине, которая, по сути, желала ему добра. И он сделал свой выбор – согласно кивнул головой. Французы повеселели и одобрительно закивали головами. Пете велели собираться и прощаться с детьми. Собирать ему особо было нечего, а вот прощаться было с кем. Он побежал в заветное место, где его ждала Катя. Она уже знала об усыновлении и глаза её были заплаканы, а сердечко замирало от ужаса расставания и потери. Если бы Петя остался здесь, на родине, она не переживала бы так сильно, но его увозили далеко-далеко, а это было невыносимо жестоко.

- Катя, я пришёл попрощаться с тобой, я уезжаю.
Катя молчала, понурив голову.
-Катя, я уезжаю, но я тебя не забуду. Я буду тебе письма писать, хорошо? Только обещай мне, что будешь отвечать,  хорощо?
Она кивнула, по-прежнему не поднимая головы. Если бы она подняла голову, Петя увидел бы, что глаза её полны слёз, но она не даёт им воли вылиться по своей привычке не плакать прилюдно. Тогда он подошёл к ней, поцеловал её в щёку и сунул в руки её какой-то пакет:
- Это тебе подарок, потом посмотришь, когда я уеду. Прощай.

        Провожать Петю высыпал на улицу весь детский дом, начиная от воспитанников и заканчивая обслуживающим персоналом. Не было среди них только Кати. Она сидела в своём убежище, уткнувшись головой в колени и горько рыдала во весь голос, не боясь, что её услышат: все в это время были на улице. Вечером она открыла пакет и увидела там карандашный портрет. С портрета на неё смотрела печальными глазами девочка с копной кудрявых волос – она сама. И тогда она спрятала этот портрет в укромном уголке, чтобы никто не видел, и больше его не доставала. Катя стала другой.

 Первое письмо от Пети она получила через месяц после его отъезда. Оно начиналось словами «Милая Катрин!» на французском языке. Она не понимала французского, но здесь было понятно. Дальше Петя писал по-русски. Он писал о том, что его новые родители богатые люди, у них имеется особняк с садом и штатом прислуги. И ещё о том, что он начал изучать французский язык, а его родители активно изучают русский, писал, что обязательно, когда вырастет, приедет и заберёт её к себе.  Слёзы застилали глаза Кати, она даже не заметила, как подкравшаяся сзади Аня стоит и читает вместе с ней письмо от Пети.

Внезапно она вырвала письмо из рук Кати и бросилась с ним  комнату. Катя побежала за ней с криком:
- Отдай! Отдай! Это не твоё письмо! Нельзя читать чужие письма!
-Девочки!-заорала Аня,- смотрите, у нас Катрин завелась, да ещё милая! Блин, француженка Катрин! Невеста!
Письмо пошло по рукам, бедная Катя не смогла его отобрать. Она выскочила в сад, было холодно и шёл снег, но она не чувствовала холода, она дрожала от горя и обиды. Окончательно замёрзнув, но успокоившись, она вернулась назад. Подошла к Ане и спокойным тихим голосом сказала Ане:
- Отдай письмо.
Аня хотела было что-то сказать или засмеяться, но тон голоса Кати подсказал ей, что лучше этого не делать. Чувство самосохранения сработало безотказно. Она молча достала конверт из кармана и протянула Кате. Письмо было спрятано вместе с портретом. Ответ Пете Катя написала, но писем от него больше не получала: письма перехватывали, они до неё не доходили, она это чувствовала.

 Единственную радость, которая оставалась у неё, отняли жестоко и грубо. Она написала ещё несколько писем Пете, в последнем сказала, что больше писать ему не будет, не объясняя причины. Ей не нужна была эта однобокая переписка, где она не могла почувствовать человека, которого уважала и которому верила безгранично.

     Прошло шесть лет. Почти ничего в детском доме не изменилось. Катю никто не трогал и не общался с ней. Она привыкла к этому, только с горечью иногда думала о том, что сама скоро забудет свой голос. Единственный человек, с которым у неё продолжались хорошие отношения, была баба Дуня, добрая и бескорыстная душа, которой она помогала везде, где могла. Катю теперь иначе как Катрин никто не называл.

    Катя подросла и похорошела. Красивые роскошные каштановые волосы, зелёные огромные глаза, точёная фигурка уже не оставляли равнодушным мужское население детдома. Мальчики стали заглядываться на неё, а Аня бесновалась и изнывала от злобы. И однажды Катю попытались изнасиловать. Вечером, когда девочки готовились ко сну, её вызвали в коридор зачем-то. Там ей заткнули рот ладонью и потащили куда-то.

 Она не могла кричать: пахнущие табаком чужие руки изо все силы зажимали ей рот. Но Катя не зря считалась дикой и дерзкой: увернувшись, она изо всей силы вцепилась зубами в  эту руку, и от неожиданности её бросили. Она упала на пол, потом вскочила и понеслась прочь. Что-что, а бегать она умела!  Сзади слышался топот и сопение погони. Выскочив на лестницу, Катя бросилась к подъему на чердак. Стремительно пролетев пролёт чердачной лестницы, она оказалась сначала на тёмном чердаке, а потом уже и на крыше. И тогда она увидела тех, кто гнался за ней, их было трое.

Ребята из старшей группы, которые творили всякие бесчинства, в том числе и насилие, стояли в трёх метрах от неё и злобно улыбались. Они были уверены в своей безнаказанности: ещё никто не рискнул рассказать директрисе об их издевательствах, потому что тогда все узнали бы о позоре пожаловавшихся девочек.
- Ну что, добегалась? Дальше бежать некуда! Лучше по-хорошему иди сюда, мы тебе хорошо сделаем, не бойся!
Катя стояла на месте, но, едва троица двинулась к ней, она отступила назад на несколько шагов, и железо на крыше неприятно хрустнуло под её ногами.
Страха не было, она решила, что в руки им не дастся, лучше умереть, чем такой позор.

Спокойно и зловеще сказала, глядя прямо в глаза самому высокому по прозвищу Длинный:
- Ещё шаг- и я сброшусь с крыши. И тогда моя смерть будет на твоей совести. Я буду приходить к тебе ночами. Мёртвая. Ты умрёшь не своей смертью, будешь мучиться, но тебе никто не поможет.
Мальчишка невольно вздрогнул, неприятный холодок пробежал по его спине. Как-то нехорошо стало от спокойных, беспощадных слов этой сумасшедшей девчонки. Суеверное чувство страха охватило его.
- Пошли, пацаны, она дура и сумасшедшая! Себе дороже с нею связываться!
Пацаны пожали плечами и пошли следом за Длинным. Когда они скрылись в проёме двери, Катя обернулась и глянула вниз: там, внизу, на уровне первого этажа, горели огоньки частных домов.

 У неё закружилась голова, она невольно присела. И так некоторое время не могла двинуться с места. Казалось, минувший было страх её словно парализовал. Сколько она так просидела, она не помнила. Когда она тихонько сошла с крыши, детдом уже спал. Добредя до своей кровати, она рухнула на неё без сознания…

       Утром она не пошла на завтрак, вместо этого пошла на свою лестницу, достала из тайника свои сокровища: куклу Луизу, письмо Пети и свой портрет. Долго смотрела на них, потом снова спрятала и больше уже не вынимала их. Детство кончилось.

       По окончании школы Катя поступила работать на швейную фабрику и на заочное отделение института лёгкой промышленности. Ей дали комнату в общежитии фабрики, где вместе с нею жила девочка из деревни по имени  Наташа. Они подружились легко, Наташа была девушка правильная и справедливая. Первое время Катя не могла привыкнуть к тому, что кто-то постоянно вторгается в её личное пространство. Потом всё прошло.

 Из своей прошлой жизни она постаралась выбросить всё плохое и оставить только самое хорошее. Баба Дуня  умерла неожиданно, на работе, у неё остановилось сердце. А спустя полгода к ней пришёл нотариус и предъявил завещание, написанное Волковой  Евдокией Андреевной, в котором всё своё движимое и недвижимое имущество баба Дуня завещала ей, Марковой Екатерине Николаевне. Катя стала собственницей ещё крепкого деревянного дома с надворными постройками и прилагающейся к нему кошкой Мартой. Наташа помогла Кате с уборкой в доме, и потом уже она сама начала понемногу работать в огороде и в садике. Яблони порадовали урожаем, она делилась яблоками с Наташей, коллегами по работе, и большую часть отдала в детский дом, откуда вышла недавно сама.

 Работа, учёба и домашние дела отнимали всё её свободное время, но это её только радовало. Никогда в жизни Катя не была так счастлива! В личной жизни ничего не менялось, хотя парни на неё засматривались и пытались познакомиться с рыжеволосой красавицей. Но сердце её не испытывало нужды в любви, оно замкнулось и не выражало никаких чувств. Лишь иногда доставала она на свет божий свой детдомовский тайничок, и тогда лицо её становилось грустным,  и слёзы наворачивались  на глаза. Вспоминала она добрейшую бабу Дуню, портрет которой она повесила на самом видном месте в доме. Наташа пыталась вытащить Катю  на танцы, в кино, на какие-то культурные мероприятия на фабрике, но та  всегда отказывалась.

    В  один из выходных дней  прибежала к ней возбуждённая Наташа и потащила её на выставку какого-то иностранного художника.
- Представляешь, народ на него валом валит! Еле билеты достала!
- Как хоть зовут твоего художника?
- А не знаю! То ли Пьеро  то ли Андрэ, как-то так!
- Ну ты даёшь! Тащишь меня, а куда, сама не знаешь!
На  афишах портрета художника не было, только название самой выставки «Что было и что будет». «Странное название»,- подумала Катя.

       Впрочем, картины Кате понравились, было в них что-то странно-притягательное, волнующее. Море, горы, небо,- этого было много. Один портрет, к которому Катя подошла, смутно напоминал кого-то. На портрете была изображена рыжеволосая девушка с большими зелёными глазами. «На меня похожа»,- подумала Катя. В душе появился неприятный холодок: словно этот неизвестный художник снимал изображение с неё тайно, без её согласия.

А у следующей картины она просто застыла и не могла сойти с места. Перед ней возник трёхэтажный дом с горящими окнами на фоне осеннего вечера. И в эти окна смотрели, смеялись и махали руками  дети, множество детей. А внизу, на улице, стояла железная кровать, на которой сидела полураздетая  худенькая девочка, прижимающая к груди старую куклу. Лицо девочки было искажено гримасой боли и горя, невыносимого горя оттого, что она не могла плакать. На переднем плане картины за кустом сидел мальчик, смотрел на это издали и плакал…

      Катя стояла возле этой картины и даже не замечала, что крупные слёзы катятся по её щекам. Она будто бы снова оказалась там, среди злых, хохочущих, издевающихся над нею, детей. Она снова переживала унижение и горе. Прошлое нахлынуло с такой силой, что она не слышала, о чём спрашивала её Наташа. А та, не дождавшись ответа, пошла дальше, но позади  Кати остановился молодой человек, хорошо одетый, похожий на иностранца. По напряжённым плечам девушки, по её сжатым рукам он понял, что картина её очень затронула. Ему тоже очень нравилась эта картина, несмотря на всю её трагичность.


- Нравится Вам эта картина? – спросил он девушку. Она вздрогнула и обернулась. Перед нею стоял молодой человек со знакомыми до боли глазами. Почему-то он сильно смутился и словно замер.
- Катя? –почти прошептал молодой человек?
- Катя. Рыжая. Катрин. Рыжая Катрин.
- Катенька! Я сразу узнал тебя! Ты словно сошла с моего портрета, я писал тебя по своему представлению именно такой ты должна была бы быть сейчас, и я не ошибся!
- Петя! Так это ты?!
- Да, конечно, же это я, милая Катрин! Я автор этой выставки, Пьер Трентиньян, я же твой друг Петька из детского дома!- Пётр схватил Катю за руки и закружил по залу.
- Сумасшедший! Отпусти меня, на нас все смотрят!
- Ну и пусть смотрят! Я нашёл тебя, я так долго мечтал об этом, Катрин, и теперь мы больше не расстанемся!

        В маленьком ресторанчике, куда они пришли после выставки,
 Пётр попросил Катю рассказать всё о своей жизни после его отъезда. Катя рассказала ему почти всё, что можно было рассказать мужчине. А потом Пётр показал ей её письма, которые хранил все эти годы, надеясь разыскать её, когда вырастет. Эта мечта вела его по жизни всё время. Он выучился и стал знаменитым  художником во Франции. Его приёмные родители сделали для него всё, чтобы он был счастлив и успешен.

 В настоящее время у него есть состояние, уважение в обществе, свой огромный дом с большим садом, вот только не хватает в этом доме  хорошей хозяйки.
- Если ты согласишься уехать со мной, я буду очень счастлив! Я хочу, чтобы ты согласилась стать моей женой, Катя. И тогда совершенно законно ты сможешь уехать со мной. Я обещаю тебе, что у тебя будет всё, что ты захочешь.
- Я не могу уехать с тобой, я ещё учусь, осталось два года до окончания учёбы.
- Ты сможешь учиться за границей чему захочешь. Просто сейчас я не смогу оставить тебя здесь! Пожалуйста, соглашайся. Если ты захочешь жить отдельно, я поселю тебя отдельно, только не отказывайся.
 
        Через две недели Пьер Трентиньян и Екатерина Маркова  вылетели в Париж. Дом бабы Дуни со всем  имуществом, а так же уход за её могилкой, Катя оставила на Наташу. Взяла с собой только кошку.

        Через несколько лет супруги Трентиньян снова прилетели в Россию. Пьер открывал новую выставку, а Катрин  представляла  показ новых моделей женской и детской одежды. Наташа, уведомлённая письмом подруги о приезде,  примчалась на показ и прорвалась буквально сквозь суровых секьюрити, которые не пропускали настырную девицу. Она ринулась на шею к Кате, и подруги крепко обнялись и поцеловались.

- Какая же ты стала, Катька, красивая! Настоящая француженка! Небось, стыдно рядом со мной стоять!
- Да ты что говоришь, Наташа! Я тебя так люблю! И подарков тебе привезла кучу, будешь самой модной в городе. Рассказывай, что у тебя нового!

         Вечером они сидели в маленьком ресторанчике и пили шампанское. Петя, чтобы не мешать подругам наслаждаться общением, под предлогом занятости покинул их. Наташа поделилась своим счастьем: совсем недавно ей сделал предложение человек, которого она давно и безнадежно, казалось, любила. Карьера её тоже складывалась неплохо, её поставили начальником цеха по пошиву женской одежды. Катю это очень обрадовало.

- Знаешь, мы же можем сотрудничать с вашей фабрикой, если договоримся.
- Вот это было бы здорово!
Они проговорили весь вечер, проговорили бы и всю ночь, если бы Пётр не увёл Катю.
          
          На следующее утро Катя проснулась очень рано, умылась, оделась  и, никому ничего не говоря, тихо вышла из гостиницы. На этот раз она навещала дорогих ей людей, она шла на кладбище. По пути нарвала полевых цветов, которые пахли росой и нежностью. Могилы бабушки, родителей  и бабы Дуни оказались чистыми и ухоженными – Наташа старалась. На душе Кати стало легче после посещения кладбища.

         И тогда она решила навестить дом, в котором прошло её детство.        Чувства, которые испытала Катя при приближении к детскому дому, были странными: с одной стороны, печальные воспоминания о жизни в этом доме, с другой какое-то сердечное волнение, ведь здесь прошло её детство.   Детский дом, казалось, почти не изменился внешне. Так же слышался гул детских голосов и топот их ног. Так же росли старые деревья под окнами. У подъезда дома подметала дорожку старая, сгорбленная  дворничиха. Когда Катя поравнялась с нею, от дворничихи на неё пахнуло алкоголем и дешёвым табаком.

 Старуха выпрямилась и зло взглянула на Катю: »Ходят тут всякие!» и в этой старой, неухоженной, опустившейся женщине, Катя вдруг узнала свою давнюю соперницу Аню! Она растерялась и остановилась, дальше  ей идти почему-то вдруг расхотелось. А Аня тоже узнала Катю, уставилась на неё и принялась ощупывать её с головы до ног красными злыми глазами.
- Ишь ты, какая фифа стала! Сразу даже не признала! Зачем пожаловала?
- Пришла навестить Татьяну Петровну.
- А нет Татьяны Петровны, умерла в прошлом году. Новый директор тут сейчас.
- А ты что, Аня, как ты здесь дворником?
- А вот, как видишь, не повезло мне. После детдома  комнату дали в общаге, я там жила, пока с Длинным не встретилась, помнишь его? А он пил и кололся, и меня пристрастил к алкоголю. Потом загнулся, а я вот тут теперь работаю. А ты, я вижу, хорошо пристроилась?

- Да, неплохо.- Кате  не хотелось ничего рассказывать Ане. Ей неприятна была эта встреча. Она повернулась, чтобы уйти, но Аня крепко вцепилась ей в локоть.
- Постой, постой,- быстро заговорила она,- не сердись, я же дурочка тогда была! Мы все так жили, понимаешь? Здесь только сильный выживает, сама знаешь. Не надо сердиться ни на кого, это наша жизнь такая злая и неустроенная. Я тебя часто вспоминаю, ты оказалась сильной, не то, что я. Хотела встретить тебя и покаяться. Может, я теперь и расплачиваюсь за всё то зло, что я причинила тебе. Хожу в церковь и молюсь, а вот пить бросить уже не могу.  Грешница я большая, Катька. Прости меня пожалуйста! Может, больше не свидимся никогда.
- Хорошо, Аня, я прощаю тебя. До свидания.
- Нет, нет, Кать, подожди! Если тебя не обеднит, подай мне на бедность сколько-нибудь.
Катя полезла в сумочку и достала купюру, от вида которой у Ани загорелись глаза. Она бросила метлу, схватила деньги и понеслась в сторону городской площади. Катя посмотрела ей вслед и пошла обратно. На душе у неё остался неприятный осадок от этой встречи.

          В Париже картину «Детский дом» выкупил за сумасшедшие деньги владелец известной картинной галереи. И только портрет Кати Пётр ему не уступил ни за какие деньги, хотя он очень сильно уговаривал продать ему этот шедевр. Портрет  любимой жены Пётр повесил в гостиной, чтобы все могли любоваться её красотой. Деньги, вырученные от продажи картины, молодые супруги, не сговариваясь, отправили в помощь детскому дому, из которого они вышли и который когда-то свёл их  друг с другом.

 Словно многолетняя тяжесть упала с плеч Кати, будто эта картина забрала и унесла с собой всё плохое, которое тревожило и волновало её.  Спустя  год Наташа получила приглашение и билет в Париж на новую выставку модной одежды от Катрин. Сама Катя уже никуда не выезжала, Пётр не разрешал ей особенно напрягаться и волноваться. Она ждала ребёнка. Мальчика.