Третья мировая или немного о папе. Дополненное

 Что такое третья мировая война, я познал еще в детстве. Третью мировую устраивал нам мой папа. Дело в том, что он — участник Великой Отечественной войны. В то время, когда он устраивал нам войну, взрослые говорили о лысой голове и о кукурузе. Военные боевые действия могли начинаться в вечернее время, когда мой папа, выпивший с друзьями после работы, а он работал бригадиром бригады строителей в одной из строительных организаций, возвращался домой. Моя мама — добрая, красивая, хрупкая женщина, воспитанная на мусульманских традициях, вместе с детьми всегда ждала отца с работы. Дома всегда пахло ароматом свежего говяжьего мяса и домашней лапши, стол был накрыт всякой вкуснятиной, а мы все, в ожидании ужина, ждали отца. В один из таких вечеров отец, буквально с порога, пьяный и с диким криком, идя в атаку на врага, сразу же набросился на мать, видя в ней главаря фашистов, главного врага советского народа — самого Гитлера. Кастрюля с супом полетела во входную дверь, а всё, что стояло на столе, — на пол. Так началось то, что я называю третьей мировой. Не знаю, куда подевались в этот момент мои брат с сестрой и как мы с мамой оказались в картофельной ботве, я не помню, но от бушующих боевых сражений отца мы спрятались. Дома разворачивались боевые действия — на врага народа, вместо гранат летела посуда, вдребезги разбитые оконные стекла напоминали ему разрывы мин и артиллерийских снарядов, затем раздавались крики отца, идущего в бой: «За Родину, за Сталина». Обычно такие войны продолжались в течение получаса, во время которого мы прятались в картофельной ботве, заменяющей нам окопы. После такого артобстрела всё успокаивалось. Выпитый отцом алкоголь вместе с друзьями-фронтовиками, совместные воспоминания о годах их молодости, проведенных на полях сражений минувшей войны, воспоминания о погибших на его глазах друзьях вызывали в нем психологическое перенапряжение и помутнение в его голове, что и выражалось в сильной агрессивности его поведения по отношению к нам. Наверное, в эти моменты мы, его семья, казались ему фашистами, напавшими на его дом. После очередных боевых действий отец, уставший и совсем обессиленный, падал замертво на кровать, и наступало затишье, что означало, что участник войны уснул, и можно выходить из укрытий. Первым домой всегда заходил я. Мне тогда было где-то лет пять. Почему первым заходил я? Да потому, что отец меня никогда не трогал. Папку я очень любил и жалел, как жалела его наша мама. Я гордился им. Он же был участником Великой Отечественной войны. Какой она была, я мог только догадываться.


 Часто, оставаясь один дома, я надевал на грудь его медаль «За Победу над Германией», гордо ходил по дому, думая, что это я победил фашистов. Мой папа был строителем, и я в детстве мечтал тоже стать строителем, как мой папа, потому что он умел строить дома. Я очень переживал за отца и всегда, когда папа долго не возвращался с работы, я шел его искать. Я знал, что, если папа задержался, то искать его надо в местной столовой. Он всегда заходил туда выпить кружку пива, а где кружка, там и вторая. Папу я любил любого — трезвого, пьяного, главное, он был самым настоящим папой. Увидев меня, папа всегда понимал, что надо идти. Он поднимался, и мы шли домой, но на этом пути до дома мы заходили к его друзьям, таким же участникам войны, где они, естественно, продолжали угощаться и вспоминать события той войны. Иногда папа приглашал друзей к нам в дом. Сидя за столом, воспоминания о войне продолжались до конца застолья. Папа всегда вспоминал военные действия в Орле и Кенигсберге. Когда папа сильно напивался, он начинал скрипеть зубами и плакать. Папа был ранен. Ранение произошло во время боя. Противник вел непрерывный огонь по наступавшей роте отца. Они с другом залегли в ложбине. Пуля попала в правую кисть руки, в которой он держал автомат, прикрывая голову. Сантиметры отделяли его от верной смерти. Казалось, что он сожалел, что остался жив, а его боевые друзья остались там, на полях сражений. Уставший и пьяный папа ложился спать, но всю ночь Великая Отечественная война напоминала нам, домашним, скрипом зубов отца, говорившим нам о том, что во сне папа опять поднимается в атаку, идет бой, видит гибель друзей, но с оставшимися в живых приближается к Победе.
 
 Я знал, что папа любил маму, как и мама любила его. Многие завидовали им. Это были послевоенные годы. Папа — один из тех, кто вернулся с войны живым. Мои родители были идеальной парой. Они оба работали в строительной организации. Папа, как я уже говорил, работал бригадиром строительной бригады, мама в его бригаде была штукатур-маляром. Помню, каждое утро они уезжали на работу в город, брат с сестрой уходили в школу, а я оставался один дома. Впервые они меня оставили, когда я был совсем маленьким. Не знаю, как я мог оставаться один без присмотра взрослых. Вообще-то я не был один, со мной всегда была кошка Мурка. Пока было темно на улице, мы сидели с ней на диване. Я брал Мурку на руки, прижимал к груди и засыпал. Просыпался, когда уже на улице было светло. Не знаю, как я себя кормил, но, наверное, ел то, что оставляли родители на столе. Чуть повзрослев, я готовил себе сам. Сам растапливал дома печь, затем отскребывал от мясной туши мясо, в зимнее время родители всегда на зиму заготавливали мясо. Ставил сковородку на раскаленную плиту и клал в нее комбижир, нарезанного лука, настроганное мясо и жарил себе на обед под жарку. Так было всегда. Конечно, страшно было оставаться одному дома, но почему-то при мне всегда был кухонный нож. Я всегда думал, что, если кто-то придет посторонний, я буду защищаться ножом.

 В возрасте семи лет я начал убираться дома. Помню первую свою уборку, начал я с мытья полов в зале. Сначала это была четверть всей площади пола, потом половина, а уже потом я приучился мыть полы во всем доме. Заправлял кровати, протирал пыль, в общем, всегда готовился к встрече родителей после работы. Вечером возвращались они, и это был праздник. Мама всегда хвалила меня, особенно было приятно, когда мама рассказывала о моих успехах по уборке дома гостям.
Я гордился этим и тем, что у меня есть мама и папа. А какие красивые они были у меня. Папа высокий, с красивым лицом, прямым носом, черными густыми волосами и необыкновенно добрыми глазами. Мама маленькая, крохотная и такая красивая и добрая. Я любил маму и жалел. Мама мечтала, чтобы я стал инженером. Как-то на восьмое марта я подарил свой рисунок, где был нарисован цветок и написано: «С 8 марта, мама!». Тогда я пообещал моей маме, что я буду обязательно инженером. Видя улыбку на её лице, я тоже сиял от счастья, после чего мама нежно целовала меня в лоб.

Ежегодно мои родители праздновали моё день рождения. Собирались друзья родителей. А друзей всегда было много, только теток и дядек, братьев и сестер моих родителей, было больше десятка пар. Вообще, мы жили тогда дружно всем поселком, все знали друг друга. В период застолья бывало так, что кто-то словесно, не преднамеренно обижал маму или папу. В такие моменты всегда мама защищала отца, а отец — мать.

 Помню, папа всегда водил меня в баню. Как-то отец так напарил меня, что я чуть не потерял сознание. Мама прибежала с квашеной капустой и одеялом. Отерев лицо капустой, папа завернул меня в одеяло и в одном нижнем белье по морозцу унес меня домой, где уложил меня на кровать и долго сидел у изголовья, чуть не плача.
Однажды в первом классе я им устроил еще одно беспокойство. Я очень любил голубей. В один из дней соседский мальчишка пригласил меня полазить по чердакам за поиском пискунов, так мы называли нелетающих голубят. За этим занятием прошла вся вторая половина дня после школы. Я не знал об этом, но потом понял, что мое невозвращение домой после занятий вызвало целый переполох не только в доме, но и в поселке, где мы жили. Меня искала вся родня, учителя и сотрудники милиции. Хотя мы с другом-голубятником находились в его голубятне, расположенной рядом со школой и зданием милиции, нас никто не нашел. Придя домой, я сел как ни в чем не бывало делать уроки. Когда домой возвратились мои родители после долгих поисков и обнаружили меня, к моему удивлению, никто не отругал и не наказал меня, даже в угол не поставили. Все радовались тому, что я наконец-то нашелся.

 Как-то возвратившись домой из кинотеатра после просмотра очередного фильма, наверное, это был фильм «Фантомас», на кухне сидели мама и папа и считали полученную совместно зарплату. Меня особенно удивили пачки денег достоинством в один рубль. Столько денег я никогда не видел, так что вид бумажных купюр достоинством в один рубль порядком удивил, а может даже, шокировал меня. Я с удивлением смотрел на них и радовался тому, что у меня были мои любимые и родные мама и папа. В этот момент я не знал, кого я больше люблю — необыкновенно красивую и добрую маму или такого разного, но родного папу. К сожалению, такое ощущение моего детского счастья в моей жизни продлилось недолго. После достижения мною девятилетнего возраста моего папы не стало.
Мой отец не погиб от немецкой пули и не был замучен в застенках немецких лагерей, отца убили в мирное время в 1968 году в застенках милицейского КПЗ. Как там он оказался, не знаю. Но, как говорили соседи, папа сильно кричал. Как стало известно спустя время, его замучили сотрудники милиции, среди которых был человек по фамилии Исаков. В деле, переданном нам сотрудниками следственного отдела, я узнал, что папе пробили голову, сломали два ребра и руку. Самое удивительное было то, что в таком состоянии папа сам повесился на своей майке на трубе, проходящей под потолком. Когда хоронили отца, на похоронах собралось много народу. В тот момент я не плакал. Для меня всё проходило всё как во сне. Папа же был рядом, мертвый, но рядом. Никогда не забуду, как мама прощалась с отцом. Тело моего папы лежало в гробу в зале. Мама попросила всех пришедших прощаться с отцом выйти. Мы остались в доме, где стоял гроб с телом моего родного отца с мамой вдвоем. Помню, мама развернула покрывало, обнажило мертвое тело отца и начала целовать его. Она перецеловала его всего от головы до кончиков пальцев ног. Это были последние её поцелуи. Я тогда понял, что мама прощалась с отцом, которого нежно любила. Тогда я впервые понял, какая такая любовь была у мамы и папы и что значит любить человека, которого называешь «папа». Мои слезы прорвались после трех месяцев похорон. Возвратившись из школы, тоска по отцу так захватила меня. Взяв в руки фотографию отца для паспорта и глядя на неё, всё психологическое напряжение, скопившееся в моей душе, вырвалось из меня. Громким криком и рёвом я выплеснул наружу всё, что накопилось в моей душе и моем сердце за три прошедших месяца. Плакал и ревел я белугой, наверное, часа три, после чего, помню, свалился на диван и уснул. Мне тогда было девять лет. До сегодняшнего дня я не могу забыть его. И до сегодняшнего дня я представляю себе сцену, где он берет меня на руки и прижимает к себе, а я говорю: «Папа, мой любимый папа, как я люблю тебя». Мне всю жизнь не хватало отца, мне всегда хотелось поговорить с ним, поделиться своими успехами, попросить у него совета. Но этого не было и не будет никогда. Все годы моей жизни без отца мне всегда хотелось посмотреть в глаза людей, которые организовали его убийство. Судьба однажды свела с одним из них. Меня пригласили на его юбилей. После застолья на перекуре он подсел ко мне, желая завести со мной разговор. Я, конечно, не подавал виду, понимая, что его беспокоит мое отношение к нему и известны ли мне причины смерти отца. Он интересовался моей жизнью, тем, как я живу, почему живу один. В тот момент я молчал и не мог произнести ни слова. Я давно простил его, потому что он был отцом моего друга детства. Я буквально мимолетно взглянул в его глаза. Не знаю, увидел ли он в моем коротком взгляде в его глаза, что я знаю, что он был среди тех, кто организовал убийство моего отца. Где-то через год его не стало. Он умер от кровоизлияния в мозг. Переживал ли он всё это, отведенное ему для жизни время, не знаю. Не мне его судить. Всё это дело было в уже руках Бога и его совести. Только боль от незаживающей раны, нанесенной когда-то взрослыми людьми убийством моего отца, иногда пронизывает острая боль. Боль за потерянное детское счастье мальчишки, который любил своего отца, принимавшего участие в Великой Отечественной войне, события которой отголоском, через моего отца, проявлялись в жизни нашей семьи. Войне, которая унесла миллионы человеческих жизней, смерть которых не дала возможность появиться на этом свет миллионам мальчишек и девчонок, у которых они были бы мамами и папами и которые были бы счастливы в этой жизни. Может быть, именно это было причиной Третьей мировой войны в нашем доме, потому что папа не мог смириться со смертью своих друзей, с ужасами войны, которые он видел, и которая надломила психику молодого парня. Именно такого, с надломленной психикой, папу полюбила моя мама и пронесла эту любовь через всю свою жизнь. Сегодня память о моих родителях, о моем папе согревает меня. Я буду помнить его таким, каким он был и каким я запомнил его, молодым, сильным, красивым с добрыми, но грустными глазами.