Три сестры. Гл. 68. Солома

                Глава 68

                Солома

                Время небес. Инобытие.               
               
                Споры. Христианская вера. Страдания за посвященных.

-Да, - сказал Иоанн, - вот два мои попутчика так яростно спорят о вере и неверии, что я их совсем понять не могу. Но, внутри меня растет какой-то протест….  Впрочем, чувствую, что их споры – препустейшее занятие.
-Ничего подобного, Иоанн, мы спорим о человеке, который верует или не верует, - возразил человек в берете, которого представили, как Паскаля, - и я вижу, что величие или ничтожность человека настолько зримы, что религия, истинная религия, а это только христианство, должна проникать до основания в нашу природу, чтобы познать все, что в нашей природе есть великого и ничтожного.
-Весь вопрос в том, что есть истинная религия, я тоже склоняюсь к тому, что истинная религия – это христианская религия, - вставил свое слово в разговор Малевский.
-Как легко ты, Блез Паскаль, все разделил, - усмехнулся Вольтер, - те, кто слышал Иисуса, те написали Евангелие. В нем – истина? Читайте его и любите друг друга? Но вы ищете смысл в разъяснениях апостола Павла, который не был учеником Христа. Умствование и толкование писания ни к чему хорошему не приводят. Душа затемняется и слово прячется. -Да Паскаль всегда любит умствовать и от этого христианская религия не становится доступной.
- Не умствованию, а простоте, человечности, милосердию учит наша вера, - сказал Малевский.
- Читайте Новый Завет, - стал разъяснять упрямый Иоанн, - неужели вы думаете, что Христос принял страдание за всех людей? Ничего подобного. Только за посвященных. Прошло не так много лет, а вы упростили учение по своему разумению. Если бы Сын Человечий появился сейчас, в современной церкви, то она бы его изгнала. Не о человеке надо говорить, а о Слове, которое в начале всего.
-Тогда зачем человек? Слово от Бога? Оно постижимо? Но человек сам для себя непостижим! – воскликнул Паскаль, - первородный грех задушил человека в человеке. В нас как бы две души, - одна от Бога, другая, - не знаю от кого… даже боюсь сказать….  Одно могу сказать твердо, если не ручаться за то, что Бог есть, это значит ручаться за то, что Его нет.
-Странный и извращенный ум! – воскликнул Иоанн.
-Да, бред, полный бред, поддержал Иоанна Вольтер, - что, сомнения могут служить доказательством? Пока вы мне не докажите, я не могу вам верить…
-Что случилось с верой? – посетовал Иоанн, - неужели вы оба думаете, что учение Христа, понятно для простых людей? Нет! Я писал Новый Завет для тех, кто понимает!
-Не думаешь ли ты, что мы вообще ничего не понимаем? – вспылил Вольтер, - да, мы не видели Христа, как ты, Иоанн, ты был Его любимый ученик, но человеческая природа живет в этом мире. Она никуда не исчезла. Будет ли мудр человек, готовый повеситься из-за того, что он никогда не видел бога в лицо, и что его разум не в состоянии разгадать таинство святой троицы? Ведь с таким же успехом можно приходить в отчаяние от того, что не имеешь четырех ног и двух крыльев.
-Вот те раз? – не выдержал Федор, - причем здесь разум?
- При том, - пояснил Вольтер, - что мудрому человеку свойственно думать, что земля, люди, звери являются именно тем, чем им и надлежит быть, в порядке, созданном провидением. 
-Получается все действительное разумно и все разумное действительно? – снова вступил в разговор Федор, - неужели можно отыскать формулу жизни в том, что дано снаружи? Спать, есть, пить… и быть счастливым.
-Спать, есть, пить могут животные, - сказал Паскаль, - но мы, люди, видим бездонное небо и чувствуем немоту вселенной. И мы думаем, вот Я, где Я? В каком уголке вселенной я затесался? Кто меня сюда поместил? Что я здесь буду делать? Чем или кем я стану после смерти?  От всего этого ужас охватывает меня.
- Потому что ваша вера, - сурово сказал Иоанн, - ваша вера, которую вы считаете христианской, сентиментальна и создана современными проповедниками. Они читают свои проповеди громадным толпам и не понимают главного – христианская религия – очень суровая религия.
-Куда уж суровей, - пробурчал Малевский, - Христа распяли, да и твоих друзей – апостолов всех казнили, один ты, Иоанн, и остался и дожил до глубоких седин.
-Я говорю не об этом, - с достоинством возразил Иоанн, - Христос нас учил, что Царство Небесное принадлежит немногим, что врата узки и узок путь, что лишь немногие сумеют пройти, достигнуть, таким образом, спасения, что те, кто не войдет – всего-навсего солома, которая будет сожжена.
- Но есть же идея всеобщего спасения! – воскликнул Фе-фе.
-Нет такой идеи! – твердо сказал Иоанн, - как нет религии высоты и низости человека, ада и греха…
- Вот те на! – воскликнул начитанный философ Малевский, - а как же быть с искушениями в пустыне? И вообще, многие писатели, и художники, погружаясь в свои видения и чувства, оживляли подсознание и видели ад.
- Данте все очень подробно описал, - сказал Вольтер.
- Данте в своей «Божественной комедии» решил снять ряд затруднений…, только с Чистилищем что – то напутал…
-Вы, о чем, юный друг? – напыщенно спросил Вольтер.
-Во–первых, - начал пояснять Фе-фе, - в те времена считали с одной стороны, что всех грешников ждет страшный суд, точнее один, определенный, конкретный день страшного суда, с другой стороны, все верили в то, что душа после смерти тела у грешников идет в ад, а у праведников в рай. Чистилищу здесь нет места. Во-вторых, если душа бестелесна, то каким образом люди будут поджариваться на кострах и мучиться…  В – третьих, как быть с теми, кто не был.  христианином? Как быть с невинными младенцами? Их тоже в ад ведет судьба? Разве не бывает праведных умерших младенцев и праведных умерших язычников? Замечательные вопросики, не так ли? А Данте взял и расписал все по трафарету!  Девять кругов ада и все! Он нарисовал гигантскую воронку, этакую пропасть, которая сужаясь, достигает центра земного шара. Склоны пропасти опоясаны равноцентрическими уступами – кругами ада. Их, повторяю, девять… и в каждом круге мучаются определенные категории грешников. Здесь же текут реки, сливающиеся на самом дне в ледяное озеро Коцит…
-А там Люцифер, терзающий главных грешников, - сказал Вольтер.