Сидорка

               
- Лудить, паять самовары, ножницы «тоцить», -слышится на селе, бросив дела, бабы метнулись искать заброшенную утварь. Матрена вспомнила о кастрюле в подклете ягнят, Анюшка Шипова выхватив у курей алюминиевую сковородку, побежала отскабливать ее на болоте. Даренка Коканова, надеясь найти эмалированный таз,  шабарилась в чулане, запаянная посудина сгодится потом в бане, Марья Грязнова перебирает на подловке шмутьё, надеясь найти прохудившиеся «блюдья». Только раз за теплый сезон выпадает счастье свидеться с лудильщиком, ходит он по деревням, исправно делая работу, зная всех наперечет, за это уважают его люди, расплачиваются, кто, чем может: кто яйца в запоне несет, кто кусок солонины, кто тушенку, мало ли что есть в запасниках кладовок, амбаров и погребов?
Словно связка баранок навешаны на плече мужика: чайники, сковородки, разномастные ножницы для стрижки овец и кройки шитья, как говорится - у бобра полно всякого добра. Для ребятишек он старик, бабам кажется в самую пору. Придерживая добро, лудильщик стучит по дну кастрюли, бумазейные штаны пора бы применить для мытья некрашеных полов, мостов, крыльца или бросить под ноги в баню, сжатые в гармошку сапоги наверно никогда не видели ваксы. Все это из моей жизни, простой и беззаботной, в свои три годочка я была обычным наблюдателем событий.
Истоптавший немало дорог, Сидор заглядывал в окна, подмигивая девкам, он хотел попасть в их приятное общество, шутил, подтрунивал, а те ради забавы собирались с матерями посреди запыленной улицы.
Принятый заказ укладывался в мешки, старики усаживались на завалинку, наблюдая за интересным действом, какое-никакое, а событие. Люди, жившие при лучине или керосиновой лампе, в глаза не видавшие телевизор и приемник, рады малейшему изменению скучной, малограмотной, однообразной жизни.
Тут тебе и последние новости, переиначенные сарафанным радио на свой лад, тут тебе и веселье, склоки, переходившие в «петушиные бои», тут вам насмешки и слава. На слуху и такие байки, якобы мужичок-от «ентот» у бабенки – заманихи «застрявал» аж на целых три дня, подпаять там, залудить, а потом судили-гадали-рядили, почему у вдовицы живот растет и каким ветром надуло очередного Федота. Цай-поди, без малого пол округи ребятишек на него похожи, план поголовья выполнял, тогда какого рожна перемывать кости, медаль за заслуги перед отечеством надобно бы дать. Вот тебе и замухрышка, Сидорка-тараторка, любому красавцу нос утрет, те ему и в подметки не годятся.
Подтрунивали над ним завистники, «токо» этим не прошибешь, пошлет «по матушке по Волге» леща ловить, да черного угря и не просто так, а штаниной - если ума хватит. Мал, да удал, чем природа наградила, с толком надо использовать и сирым помогать. «Цай не допрешь враз-от, - сочувствовали бабы, - в другой бы раз прихватил, не горит». Жалеть, жалели, а в душе каждая хочет, чтобы ее посудину взял в первую очередь, скорее запаяет, скорее в дело пойдет.
- «Ницово», лисапед допрет, бог спасет, бабыньки, - кивал головой Сидорка, - без заработка не «оставляти». А вы худите «поболе»- все налажу, коли корова таз продавит - выправлю, лучше нового будя.
- Дыть, мы «знам», как ты «выправляшь», - смеясь, сказала Анюшка, ткнув в бок Дарью, - гожа наверно твоя выправлялка, ежель ребятишек, как гороху в поле.
- Полно вам зубоскалить, ай делов «боле» нету, все отдали, «али ково» забыли?
- Ой, мамыньки, - всплеснула руками Марья, - «дыть» у меня ножницы «овецьи тупэи», погодь, мой золотой, цай «успешь», сбегаю, «токо» не «уедь», - крикнула она уже на ходу. – Шшиплю, шшиплю овцу-ти, больно, видать, «дергатца», с кожей «быват» раз, мну «токо», я «сицас»!
Запыхалась «лебедушка», пять домов проковыляла, на крыльцо вползла, схватила ножницы, да бегом назад. Ходит тело ходуном, катаются по животу «мячи», чего спешить, спрашивается – дождется ведь, не уедет.
- Вот, - протянула она орудие стрижки, опершись о плечо Анюшки,- погодь «ишшо» одну, Поля Гаранина сицас «приёт», (слово это означает – придет).
- Она, цово – не слыхала, дудку к «ухам» подвести? Давай «скоре, неколи мастреру-ти»! – подгоняли бабы.
- Доброго здоровьица всем, - поклонилась Поля, - Простите Христа ради, мой опять впокатушку, пес «немилай», орет, забулдыга «несцаснай», рай тут «успешь»? Бог спасет, Марья подсказала, «замуцал» – житья нету. «Смогёшь» – паяй, нет – выброси к «цорту», надоело все, кабы «ёво» «отуцить» от самогонки-ти…
На глазах выступили слезы, смахивая их ладонью, она поправила старинный платок, каких после покойных осталось много. Статная молодуха, с пробором прямых волос, заметно седела, четыре девки и два пацана – достояние не из легких, в деревне всё на бабе держится, мужик токо с виду, редко кто счастливо живет, загляни в любую избу – не один раз битые. Бывало, убежит какая к мамке пожалобиться, та гонит к мужу, вышла замуж – терпи, таков закон, выдавали не по воле, по желанию родителя, сопливых девчонок сватали, на посиделки не ходивших, как гулянок, целований не видали, так и жизнь проживали в слезах да унижении…
- Не переживай, а ты,- успокаивал Сидорка, - сделаю, будешь в ней «ишшо» и компот варить, меня пригласишь, ну, «топерича» всё цай, «никово» не забыли, а то поехал? Ишь, окружили, наседушки, рай мыслимо от вас уйти? «Топеря всё, пыжжай с богом».
Связав два мешка, лудильщик перекинул их из через раму велосипеда: «можа» через недельку сделаю, ждите,- махнул он всем рукой. «Работёнки» «хватат», село большое, без малого 500 домов, каждая улица по два-три километра, не считая «проулков».
На ерынькином конце Новосильцевой улицы его ждал старик, оставленный по завещанию старухи, век доживать. Зачем, спрашивается – небо коптить? Дык и эту работу есть, кому делать. Про деда Михея говорят – старый дуб, корнями крепок, в землю врос, скрипит, да «делат». Где сарай починит, где щепу подберет, дровишки сложит, много обижали, много спину гнул, терпению и молчанию у жизни учился. Сядет на лавку, смотрит вперед себя, пока глаза не устанут, шепчет губами, задумки думает, Сидорку ждет, как родного сына. Скучно одному, безусловно, скучно, хорошо он есть, дровишек наколет, тяпку, колун поправит, ежели на денек останется. Перевалочной базой избенку не назовешь, а вот «цайку», в баньке попариться, «рюмоцку» хлопнуть - святое дело, на деревянной ноге далеко не «упрыгашь» - тут помощник «нужон».
За окном показалась голова Сидора: «лудить, паять самовары, ножи тоцить!» Отряхнув ноги, он скинул на мосту (в сенях)  сапоги. В подтопке трещали полешки, в чайнике пузырилась вода, скоро поспеет томлянка. На столе готовы: кружки, смородовы и малиновые листья, мята, лучок, квас и банка кильки в томате.
Потечет беседа аж до ночи, говорить, не переговорить, что в мире делается, старое вспомнить, да новое не забыть. Помешивая угли, Затягиваясь табачной соской со своего огорода, Михей надрывно кашлял. Опередив деда, Сидор вынул из подтопка чугунок. Дуя на картошину, очистил, макнув в соль, принялся было, есть, но Михей придержал, налив из бутыли мутного, крепкого змия.
- Цово новенького на наших коровьих тропах, много ли набрал работы, сколь историй припишешь правде своей?
- «Думашь», бабы излагают историю по истиной правде? – удивился Сидорка. – Что ты, бог с тобой, какая там правда, сплошь вымысел, вымысел и приукраска. Скажи, кто из «топеришних» людей бывал при событии древности, откуда правде быть, если мы «сицас» живем. Видел ли ты Наполеона, «знашь» ли достоверно его «жисть», был ли при том? «Всяк» «циловек» «кажно» событие видит по-своему, «скоко» людей, «стоко» будет и разных историй. Представь, дед, росказни о нынешнем дне.  Допустим, поверишь, а я-то приврал, а ты на свой лад принял - верно? Потому что мозги у всех «разнэ», тиликают по-другому, и «расскажашь завтри», ссылаясь на свои извилины - совершенно в искаженном виде, как «представляшь». Вот так и история «пишатца». Велят ребятишкам даты зубрить – на кой ляд? Всё одно, выйдя из школы, напрочь забудут, а зубрят - лишь бы отметку «полуцить». Сколь веков прошло? Триллиарды людей в земле, и каждый «воспримал» и описывал кусок своей жизни по-своему. А сколь людей еще «буит»? Вот те и «циста» правда. Видим, что хотим видеть, никто не был при древности. Бабы вон как перековеркывают и верить? А вроде об одном и том же талдычат, рай поймешь этих сорок, рай «угадашь» в трескотне правду-ти? Критиковать они горазды, палец в рот не клади – «откусют».
- Стой, погодь, Сидорка, критика конечно нужна нам, простым мужикам – а как же! А бабы - это зеркало, себя видим в своих недостатках. Умельцам, как ты, критика не нужна. Если я буду критиковать «кого-нето» из вас, умельцев - «шшитай» я глупец, старый дурак, желающий переделать всех на свой лад. Нравится тебе твоя работа - иди той дорогой, не слухай вышедшего из ума. Критика-то может, до петли довести. Как идешь – так и иди, а то будешь ты - не ты, стой на своем, отстаивай свою правду! Критика годна меж вас, достойных мастеровых и то не критика, а соревнование и уважение, «тутова» не мешать, а хвалить «нады». «Целовек должон» стать тем, «цем хоцат», цем должон стать, а бабы пускай критикуют, они без этого не бабы, а мы больно их «слушам»! Эти куропатки свою историю творят.
2009г.