Графоман Себастьян. Новогодние сны. Пародия

ГРАФОМАН СЕБАСТЬЯН
http://www.proza.ru/avtor/megasebastyan



                НОВОГОДНИЕ СНЫ

Я решил записывать сны. Пока только свои. Мозг подключится позже, когда проснётся.
Снится фикус, выросший на ладони. Он называет меня Арнольдом, говорит, что раньше был новогодней ёлкой, и утверждает, что всё это явь.
Хватаю карандаш, а записать не могу: это не моя тетрадь для снов! Я ошибся.
Пусть Жанна сама разбирается — это же её еженедельный ежедневник…

Пятница кончается, а я ещё не рисовал котов. Вопиющий непрофессионализм:  Давид расстроится, Якоб напишет «мяу» кириллицей и убежит,  Хенке… А Хенке подтвердит, что коты —…!
Морозпокожная ситуация.
Доска пропала! Некогда искать и я быстро, отработанными непрерывными линиями рисую кота на черепах брусков. (Или на брусках черепов?! Нафиг, это одно и то же).
Линии плывут, искривляются, кот превращается в резинового пеликана и душераздирающе шепчет «услышь, увидь, коснись зачем-то…». Я узнаю в этих словах синдром лени, вспоминаю «Если открыть глаза, станет светло», просыпаюсь и этот сон записать успеваю.

***
Снится всё та же пропавшая доска. И в этот раз я её нахожу! Написано «upside down». Это как? Английский – мой третий родной, не считая неродных финского, французского, итальянского и эйяфьятлайокудльского. Как выполнить инструкцию непонятно, а лечь почему-то необходимо. И Ютуба как назло под рукой нет — ни спросить, ни пожаловаться.

И вот, когда из последних сил, ослепнув от опилок, ошалев от гвоздезабивного пистолета, раскроив кому-то колено поленом, пытаешься сделать тройной перевод куда угодно, на одной из досок видишь кошачьи следы.
Когда доски стояли аккуратной батареей, уходя ввысь на много метров, какой-то заботливый кот прошелся по ним, благословляя, чтобы именно в этот момент отчаянья подарить своему человеку второе дыхание.
Мне, то есть.

Кот шёл по отвесной стене, тщательно впечатывая следы каждой лапой. Потом исчез. Спрыгнул или вознёсся.
Я прислоняюсь к доскам в местах, помеченных котом, внюхиваюсь — и перед моим внутренним взором возникает счастливый миг: кукольный дом готов! Можно забыть, что нужно гордиться трудом, особенно физическим; можно забыть, как выглядят кувалда, фиброцемент, пергамин… Ага…
Можно выколупать отовсюду гравий, смыть с тела и лица вонючую гусеничную дрянь. Залечить все раны и травмы.
Два раза «ага»…
 
Скосив глаза вниз, вижу под стеной ещё одну доску,  для сёрфинга, приснившуюся прошлой зимой. На ней так и написано: «board». Вот же, могут, когда хотят!

Просыпаюсь под черепными брусками, понимаю, что легче сдохнуть, чем достроить кукольный музей, и ни хрена не записываю.

***
Мне снится мир, где можно родиться любым предметом или существом. Существом не хочу. Рискну родиться Себастьяном в джинсах, кедах, вельветовом пиджаке и рубашке в цветочек. А что? Не опаснее, чем пятничным котом, Эллой, Жанной, Эммой, Анной, Нонной или Якубовичем.

Кто-то стучит в дверь. Я-то знаю, что в кукольном доме двери ещё нет, а тот, кто стучит, очевидно, не знает. Ничего не поделаешь, иду открывать.

И входит Жанна. То ли в костюме ёлки, то ли она сама и есть ёлка. Главное ёлочное украшение  — большая картина, привязанная к верхушке так, будто Жанна (ёлка) повесилась в точном соответствии с сюжетом полотна: отравившийся человек, летающие тыквы, люди, которых доедают пауки и ещё всякая неаппетитная пакость.

Остальные украшения попроще: изрезанное в клочья полотенце, две скалки, пять подносов, ведро и шуруповерт с висящим на нём раскрытым ежедневником:  «Откройте дверь, которой нет, поздравьте того, кто откроет, и испеките ему кексы».

Ёлка (Жанна) отряхивает с иголок стекловату мне в рот, нос, уши и идет к двери; на полпути спохватывается, возвращается и руками Тиндры  обнимает меня:
- До будущего года! Ты сегодня многословен.

Не поздравила. Не испекла… Это неправильно! Там всё написано, и рецепт есть, с глазурью! С Новым годом не поздравила… Эх, ergo, электрокуция.
Наверное, виновата одна бескостная Себастьянова субличность, которая разрешает народу в реале делать, что попало. Особенно Жанне. И Элле. Эмме, Анне, Нонне и Якубовичу.

Ничего, я стану кем угодно еще из тех, кого я знаю, потому что Я - весь мой мир.
А до тех пор не стоит и просыпаться. В любом случае, не сейчас:  Давид, Якоб, Эрик, Тиндра, Тильда, и Каталина, и Стефан, и Герберт, и все они — гениальные мои дети — играют «Go, Johnny, Go».
 Стекловата попадает мне в глаз…