Любовь зла...

                Л ю б о в ь   з л а . . .
               
               
  Думать, что от перемены места жизнь может стать лучше, большой соблазн...
                Л.Н.Толстой.
               
Наш рейс  Красноярск - Владивосток диспетчеры аэропорта все откладывали и откладывали - сначала на час, потом на три часа, потом еще на три,- и нам, пассажирам, казалось, что ожиданию не будет конца.
В портовом кафе за чашкой чая я познакомился с мужчиной цветущего возраста - где-то между двадцатью и тридцатью годами,- высоким и стройным. Он оказался интересным собеседником, мы прогуливались с ним по залу ожидания и о многом переговорили. В конце концов, как это часто бывает, речь зашла о любви, о взаимоотношениях мужчины и женщины, и Алексей - так представился мне мой новый знакомый - рассказал мне свою историю.

                Легкомыслие.
- Может быть,- начал он,- вы сочтете, что мой рассказ и не о любви вовсе. Вам судить... Поверьте, что такое любовь, никто точно не знает, это не теорема Пифагора, и близкого к математическому определения не существует. У каждого человека свое представление о любви.
Я познакомился с Аленой на студенческих каникулах. Вообще-то глупо все вышло...
Мы отправились мужской компанией порезвиться в загородный пансионат. Признаться, с единственной целью - выпить, хорошо покушать и завести пару-тройку легких интрижек. Дело молодое...
В первый же день "сняли" в столовой официанток из местных. Договорились, что вечером они к нам придут, все складывалось замечательно: трое на трое...
Вечером, когда девочки пришли, все вместе отправились "на природу". Было вино, вдоволь вина. Была музыка. Я играл на гитаре, Димка растерянно кидал взгляды на девочек, не зная, которую из троих выбрать. Олег разливал вино и подмигивал девочкам обоими глазами. Девчонки вели себя весело, беззаботно и без всякого наигрыша. Помню, меня это даже покоробило: было же ясно, чего от них, собственно, хотят.
Мне досталась Алена... Не скажу, что я от нее был в восторге, потерял разум. Но к концу встреч я искренне считал ее своей, как своими считают хоккеист - клюшку, теннесист - ракетку, ну и тому подобное.
Десять дней пролетели, как одно мучительно-сладостное мгновение. Все сложилось так, как мы и планировали. Девочки цвели, мы бравировали - и все остались довольными и друг другом, и тем, чем мы занимались вечерами.
... Наступили проводы. У электрички все шутили, смеялись, договаривались о встречах, хотя было ясно - никаких встреч не будет. Я в последний раз посмотрел на Алену... Было в ней что-то жалкое, я бы сказал, привычно жалкое при этих для нее привычных расставаниях.
Следующую неделю в городе я прожил, ни о чем не думая и даже не вспоминая ни пансионат, ни вечеринки, ни Алену.Наверное, это типично для всех молодых ребят в моей ситуации. И вдруг, неожиданно даже для самого себя я стал спрашивать у всех, не сдается ли где-нибудь квартира, комната, хотя бы какой-нибудь угол... В конце концов я нашел алкаша, и он согласился за выпивку сдать мне комнату в своей грязнущей квартире.
Когда я приехал за Аленой, она очень удивилась: у нее я был далеко не первым и не последним, но такого тюфяка, каким был я, она встретила впервые. Из моих путаных объяснений она так ничего и не поняла, но все-таки поехала со мной.
Мои родители узнали о всей этой истории от Олега и пришли в тихий ужас. Мать молча плакала и первым делом спрятала мой паспорт, чтобы я, не дай и не приведи Бог, не зарегистрировался с Аленой. Отец также молча посматривал на меня, и этот взгляд, я понимал, был удивленным и... брезгливым. Однокурсницы в институте при виде меня прятали в платочки осуждающие улыбки. Друзья без обиняков говорили мне, что я сошел с ума, и зачем мне все это  нужно, когда вокруг так много порядочных, честных девчонок.
У меня была повышенная стипендия, я еще стал подрабатывать на кафедре лаборантом. Я не хотел, чтобы моя Алена работала. Я наивно полагал, что так у нее будет больше времени, чтобы оценить наше положение, мой рыцарский поступок и сделать правильные выводы.
Но она стала попивать и погуливать, когда я находился в институте. Не побрезговала она даже переспать с хозяином квартиры, всегда пьяным и грязным.
- Гони ты ее!- советовали мне мои друзья.- Пригрел змею на груди...
Я кивал головой в знак согласия, но... день проходил за днем, и все оставалось по-старому. "Что делать? Что делать?"- мучительно думал я и не находил ответа на назойливый вопрос.
Я подумал, что ее тянет к мужикам от безделья, и решил устроить на работу, но ее почти сразу выгнали за прогулы и начавшиеся шашни с начальником. Выгнали ее и со второй работы, и с третьей... В конце концов, я стал стыдиться самого себя, своего отчаянного шага, но бросить ее на произвол судьбы я уже не мог, я знал, что без меня она пропадет.       
Однажды я пришел из института поздно. У Алены, я видел с улицы, горел свет. Но дверь мне никто не открыл. Не было, видимо, и хозяина-алкаша. Я сначала стучал в дверь, потом кричал под окнами, потом... все понял. У них в комнате тихо играла музыка. Когда я уходил, я увидел ее лицо в окне и рядом - лицо какого-то мужчины.
Назавтра отец отправился к ректору, объяснил ему сложившееся положение и попросил отчислить меня из института - пусть заберут в армию, время все лечит. Отчислять меня было не за что, но это ведь не премию дать, удачную формулировку все же нашли: "за аморальное поведение в быту"...
Когда я уходил в армию, позвонила Алена. Без всякого надрыва она сообщила:
- Знаешь, я хочу тебе сказать, что я "залетела" и буду рожать. Нет, конечно, к тебе никаких претензий, это моя добрая воля...

                Эдельвейсы.
... Потом была Чечня, первая с ней война. Однажды весною мы далеко зашли в горы. Наш взвод долго преследовал боевиков (звучит-то как, словно они герои какие - а на самом деле, головорезы). Они уходили все дальше и дальше в горы, все выше и выше.
Внизу остались люди, цветущие сады, хотя и там шла война. А здесь одни камни - горы, скалы и опять горы... Палящее солнце, беспредельный простор и мы - уставшие, вспотевшие, злые, хмурые - и наши собаки, высунувшие лиловые языки, запыхавшиеся.
Боевики почти все были снайперами. Чуть замешкался, раскрылся - считай, погиб. Чеченские пули не ведали пощады. Мы теряли одного вояку за другим. Боевики дрались отчаянно, у них не было выбора. Они не считались с перевесом сил, хрипло кричали:
- Всех поодиночке перебьем! Мы - на своей земле!
Они кричали и другое - готовые лозунги, перемешанные с матами на чистейшем русском языке. Давали понять, что знают, за что умирают. По их намерениям мы догадывались, что они стремятся уйти в Турцию, а мы прилагали все силы, клали свои жизни, чтобы не позволить им этого сделать. Нам надо было уничтожить их здесь, в горах Кавказа.
Ориентировка из штаба о том, что наделали эти гады там, откуда пришли, немного запоздала, но нельзя не учесть, насколько она придала нам сил. В это время уже весь район был оцеплен нашими войсками.
Мы настигали боевиков. Они были где-то рядом - мы это чувствовали. Настороженно прислушивались и скулили собаки.
 Развязка близилась, круг сужался. Мы загнали боевиков в отвесные, словно стены, скалы. Они стреляли, эти скалы, по нам. Стреляли остервенело, с каким-то исступлением. Пули цокали по камням, визжали, срикошетив. Эхо многократно повторяло выстрелы. Хотелось одного - жить!
Их все же мы перебили, одного за другим. Они долго падали вниз, цепляясь за острые вершины и выступы скал...
Возвращаясь, мы остановились возле одной из расщелин. Весна еще только-только добиралась до гор, и все вокруг казалось мертвым. А на карнизе скалы цвели, заглушая своей красотой ужасы войны и мрачный вид гор, невиданные нами ранее цветы.
- Это эдельвейсы,- сказал нам наш майор.- Цветы счастья, удачи, верности жизни и любви. Нам повезло. Мы остались живы!
Еще он сказал, что имя этого цветка носила немецкая дивизия горных стрелков в Отечественную войну, и что она воевала в этих же горах, но была уничтожена, как мы уничтожили боевиков.
От взвода нас осталось семеро, а цветов было не меньше дюжины. Мы взяли семь - по одному на брата. Мне так хотелось поделиться своим счастьем, и я знал, с кем я поделюсь: где-то на белом свете жила Алена. Ждала или не ждала - это другой вопрос. Дойдет ли до нее мой засушенный эдельвейс - это сейчас было важнее. Когда я сорвал его, сердце мне сразу подсказало, кому я его пошлю.

                От себя не уйдешь...
У Алены родился сын. Виктор. Это был и мой сын. Вы бы посмотрели: похож на мать, но уши - этого не отнимешь - уши явно мои! Топориком...
На чеченской войне меня контузило, а потом тяжело ранило. Алена, случайно узнав об этом от моих друзей по институту, приехала в госпиталь с Витькой на руках и тяжелыми сумками, привезла всяких вкусностей. Боже, как я тогда обрадовался! И как это здорово - чувствовать свою ответственность за судьбы самых дорогих для тебя людей.
Пока я воевал, Алена выходила замуж, даже поступала куда-то учиться, но ничего хорошего из этого не вышло, учебу и мужа она бросила. Казалось, парню, что временно стал ее мужем, удалось сделать то, что не получилось у меня. Но это только казалось. Она ушла и от него: "Слишком уж правильный какой-то..." Но мой Витюшка и сейчас называет папой неудавшегося маминого мужа, а меня, родного отца, величает по имени-отчеству. Наверное, это справедливо. Хотя со временем наладится и это.
Сейчас мы всей семьей едем во Владивосток, к моим боевым друзьям по Чечне. Институт я не бросил, перевелся на заочное отделение. Друзья зовут на Восток, обещают устроить: квартира, работа - буду ходить по морям на рыболовном сейнере, - Витьке - садик...
Вот и подумайте теперь на досуге, какая она бывает - любовь...
- Извините, Алексей, я не могу не задать вам такой вопрос: как вы думаете, что-нибудь изменится в ваших отношениях с Аленой, когда вы переедете во Владивосток?
- Надеюсь, что да. Приехала же она ко мне в госпиталь... Но ручаться на все сто я все же за нее не могу. Как бы то ни было, для меня она останется одной-единственной...
                *               *               *
Со школьной скамьи мы пытались разобраться, что такое любовь. Но освещение этого чувства в литературе нам казалось ненатуральным, зато куда интереснее и правдивее нам преподносит это жизнь. И на уроках понимания нашей любви давайте считать заданием на дом, почему Григорий Мелехов любит не добродетельную Наталью, а взбалмошную, непредсказуемую Аксинью. Почему всем так мила эгоистичная Наташа Ростова, почему кавалер ле Грие сгорает от страсти по изменяющей ему на каждом шагу Манон Леско и верит, верит ей бесконечно…
Это все книжки, все "придуманное". Но, как известно, ничего нельзя выдумать такого, чего бы не было на свете на самом деле.

23 сентября 2003 года.               
Пос.  Шушенское.