Одиночество... на людях

Сегодня все собрались дома. Пришли в гости дочка с зятем. Сын с утра ни к кому не пошел и, похоже, весь выходной день проведет дома. Жена, как всегда, дома, при мне.
Я догадываюсь, зачем они сегодня собрались все вместе. Я даже почувствовал, как им всем неловко. Но через это надо переступить, и вот уже жена, она привыкла всегда быть первой, начала:    
- Семушка, у  тебя, ведь, геморрой? 
- Есть!- подтверждаю я.
- А гипотония?
- Тоже есть. Дальше что?
- Ишемия?
- Могу поделиться.
- Не скалозубь. Аденома простаты?
- Есть, всё есть! Внематочной беременности, это точно, нет.
Теперь уже сын перечисляет мои болячки, загибая пальцы. Сейчас он вспомнит гастрит, пиелонефрит, атеросклероз и все остальные недуги, которые могут быть в мои семьдесят лет.
- О чем же ты думаешь?- это жена.
- Ни о чем. Иногда - о вас.
- Вот именно,- она выразительно стучит костяшками пальцев по лбу.- Поэтому за тебя думаем мы.
Я вижу, как морщится зять.
- А я, выходит, у вас совсем дурак?
- Выходит так.
- Мама, прекрати!- возмущается сын.
- И ты утверждаешь, что работать дворником тебе доставляет удовольствие?
- Не всегда удовольствие, но мне это нетрудно.
- А дома ты даже палас пропылесосить не можешь. Или не хочешь.- На ее лице появляется злорадная усмешка.
- Папа!- подает голос дочка.- Для такого пожилого и больного мужчины, как ты, это уже трудно.
У нее сегодня усталые глаза и смотрится она на все свои сорок лет. Я никогда не думал, что моя маленькая веселая девочка станет такой раздражительной и угрюмой.
Сын постоянно в поисках новой работы. Я ему говорю: пора жениться, а он в ответ или молчит, или кричит. Плохо быть одному...
Зять в свои сорок пять мечтает о пенсии. Оставить бы школу, где он преподает рисование, и писать дома картины...
Я знаю, что и дочке в ее институте неинтересно. Она бы с удовольствием ломала голову над новыми моделями одежды, переводила с иностранного художественные произведения, иногда музицировала. Кто бы только ее содержал! Учителю рисования это не по силам...
Все мои дети с высшим образованием. Жена тоже имеет диплом - товаровед. Да и я... Я иногда люблю подержать в руках свой диплом. Синий, с рельефным тиснением. Когда откроешь корочки, в глаза бросается надпись красным по белому: "с отличием". Я вспоминаю, как много мне пришлось сдавать экзаменов - с четвертого класса.
В дипломе значится, что я горный инженер. Сколько было радости, когда я его получал! Мне его вручали первому: я один из всего потока закончил институт с отличием. Потом первый год работы, второй...
Я всматриваюсь в лица моих детей. Я помню, с каким энтузиазмом ходил в их годы на работу. Мне кажется: моим детям не повезло...
А сейчас мне просто страшно оставаться одному в четырех стенах. Даже если дети и жена будут дома, я все равно - один. Это еще страшнее...
Я очень люблю иметь свободные деньги. Я их не держу на книжке, еще свежо в памяти ограбление стариков правительством. Я люблю делать подарки. Старшему внуку, Косте, я купил наручные часы, младшему, Максимке - плейер, самой меньшой, Лизоньке - хорошую, красивую куклу. Только вот с каждым годом подарки делать всё труднее: цены растут быстрее, чем пенсия и зарплата.
Когда внуки были совсем маленькими, я любил держать их на коленях. Мне было приятно, когда они пухлыми ладошками шлепали меня по лицу. Я любил их целовать. Внуки всегда дороже детей - это истина. Наверное, потому что мы становимся старыми, более впечатлительными... Сантименты, сантименты!
- Семен Степанович!- это зять. Он грассирует голосом.- Вам надо оставить работу. Охота вам каждое утро вставать в пять часов? От этого у вас болят глаза. А так вы будете спать до девяти и сможете что-то делать дома.
- Выпиливать лобзиком рамки для фотографий,- подхватывает сын.- Ходить в кино, в парк...
- Ага, крокодилов в ванне разводить!..
- Приезжать к нам почаще в гости,- это уже дочка.
А вот зятя я люблю. Когда я к ним прихожу, дочка только на минутку откладывает книгу, а потом уткнется в нее носом, опять читает, не обращая на меня внимания. Хоть бы постеснялась. Зять же поит меня чаем и терпеливо выслушивает мое брюзжание: вот при Сталине цены постоянно снижались; в войну было ясно, кто есть кто, а сейчас все, кто у власти, начиная с Ельцина, хапает, ворует. И так далее, и тому подобное.
- Итак, папа, ты увольняешься или нет?- сын с укором смотрит на меня.
Что я могу ему сказать?
Сын рубит воздух ладонью:
- Значит, так. Завтра утром подаешь заявление...
Я смотрю на судящих меня. В ответ на их любовь, на их тревогу у меня подступает ком к горлу. Я вижу озабоченное лицо сына, темные круги около дочкиных глаз, руки жены, обтянутые сухой старческой кожей. Ей скоро семьдесят. Она боится за меня, боится предстоящей нам обоим могилы, хотя ни за что не признается в этом. За свою жизнь  она не так уж часто слышала ласковые слова. Сейчас мне хочется прижать ее к груди, успокоить. Вот-вот, я чувствую, по моему лицу покатятся слезы. Этого еще не хватало! Я бормочу:
- Вы поймите меня, мои хорошие! Не сердитесь... Я же все равно буду работать, как бы вы ни старались.
Они смотрят на меня удивленно.
Жена приходит в себя первой и прокурорским тоном вновь начинает перечислять мои болезни. Дочка называет сумму, которую она может выделить мне из своего скудного семейного бюджета. Зять застыл в немой позе.
И тут неожиданно я слышу сына:
- Ты нас прости, папа!..

26 февраля 2003 года.
Пос. Шушенское.                Георгий   Н е в о л и н