Вера в исцеление

               
Бернард Шоу, любитель афоризмов и парадоксов, говорил: «Все твердят: в здоровом теле – здоровый дух. Я считаю, что для человека важнее обратное: здоровый дух – здоровое тело!».

Больному, как воздух, нужна сильная вера, крепкая убеждённость в выздоровление. Человек  всегда, при любых обстоятельствах должен стремиться вылечиться, какой бы отчаивающей ни была ситуация с болезнью и как бы ни тяжело было лечение!

В доказательство этого положения приведу два примера.

Мой брат Виктор враз и тяжело заболел туберкулёзом лёгких. Вероятно, он и раньше чувствовал симптомы коварной болезни, но в боях Отечественной войны было не до лечения, а после войны он и сам способствовал её развитию.

 Он много курил – и даже ночами. Само по себе курение вредно, и это не надо объяснять даже курящим, а курить по ночам, когда организм расслаблен, вред возрастает во много крат. Да и жена досталась ему такая беззаботная, такая  равнодушная к семейным делам, что можно было только диву даваться. Виктор постоянно был голодным, и это её мало беспокоило. Можно было подумать, что Виктории не хватало времени, чтобы приготовить еду, но, скорее всего, сказывались лень и нежелание отвлекаться на это прозаичное занятие. Легкомыслие в быту всегда приводит к непредвиденным последствиям.

Не раз бывало – Виктор в рабочее время прибегал  к нам домой:
- Мама, я есть хочу!

Мама, чем могла, кормила его, и он снова шёл на работу. А мать не сдерживала слёз – на Викторе уже и костюм болтался, как на колу.

Сама для себя Виктория нашла выход, как легко и без особых хлопот прокормиться. Её дамская сумочка всегда была полна шоколадными конфетами. Шоколад питателен – это она усвоила хорошо, с ним и обеды готовить не надо, стало быть, двойная польза. А что муж голоден – это  ей  было до лампочки. Как-нибудь обойдётся, к мамочке, на худой конец, сбегает – авось, не помрёт…

Я в это время учился в Ленинградском Горном институте. Мне родные из дома, из Кызыла, написали, что у Виктора внезапно пошла горлом кровь, что на рентгене врачи обнаружили у него в лёгких две каверны, - значит, туберкулёз развился до открытой формы и стал уже опасен для окружающих. В том же письме сообщили, что  в Ленинграде живёт врач-надомник, который успешно лечит туберкулёз лёгких, советовали мне сходить к нему и дали  его адрес.

Я потратил уйму денег на приёмы к этому врачу, наконец, он согласился лечить Виктора заочно и прямо на дому дал мне лекарства. Я немедленно  отправил их Виктору.

Но Виктор категорически отказался пить присланные мной лекарства: они, видите ли, оказались противными на вкус.

- Вот ещё чеча из-за печи!- выразился по этому поводу наш тятя и грязно, матерно выругался.

Лекарства из Ленинграда Виктор отдал своему хорошему знакомому Василию Коровину, который тоже страдал открытой формой туберкулёза лёгких.

Результат был закономерен: через два года я окончил институт, а Виктор – жизнь… Царство ему небесное! Василий же Коровин вылечился, пользуясь присланными мной лекарствами. Два подхода, два разных настроя, две совершенно разных веры в исцеление наглядно показали нам, как надо действовать в подобных случаях.

Ещё один пример. В том же памятном для меня году, когда я отослал Виктору лекарства, после окончания четвёртого курса я приехал домой на летние каникулы. В соседях у нас жил болезненный мужичок   Степан Курочкин.

Как-то я шёл из центра города домой и нёс завёрнутый в кулёк из газеты купленный виноград. Степан сидел на лавочке возле своего домика и грелся на летнем солнышке.

- Что это ты приобрёл, молодой человек?- поинтересовался он, увидев меня.

- Виноград,- отвечаю.

- А для чего?

Вопрос, конечно, интересный, чтобы со всей серьёзностью ответить на него.
Степана, естественно, интересовало, на какие лечебные цели может быть использован виноград, но вопрос свой он сформулировал по-житейски свободно, топорно, полагая, что я пойму в нём скрытый смысл.

Я решил пошутить и ответил так:
- Он, дядя Стёпа, хорош при сердечных болезнях!

- Что ты говоришь? Неужели лечит сердце?

- Свободно!- отвечаю.- Надо только каждый день съедать его по полкилограмма. И любую болячку на сердце как рукой снимет!

- Смотри ты!- оценил мои медицинские познания сосед.- Век  живи, век   учись!

К началу нового учебного года я уехал в Ленинград и в житейских студенческих буднях совершенно забыл про мой, ставший давнишним, разговор с соседом.
Через год я опять приехал домой и однажды был несказанно удивлён, когда
к нам заглянул наш сосед. Он не просто так пришёл, а с бутылкой водки, которую никак не маскировал, а открыто держал в руке. Пройдя на кухню, он с некоторым шиком поставил бутылку на стол и несколько торжественно посмотрел на меня. Я, признаться, ничего из этого не понял и спросил:
- В честь чего гулять будем, дядя Стёпа?

- Как это? Ты, что, забыл? А кто мне рецепт с виноградом давал?

- Тю-ю! Так это была шутка, дядя. Пошутил я…

- Пошутил, не пошутил, а я свою стенокардию вылечил! Спасибо тебе, а то бы и сейчас загибался! И жив ли был – тоже неизвестно…

Вот так! Виноград мог или не мог лечить больное сердце  – меня это нимало не интересовало, но дядя Стёпа истинно уверовал в его целебность и… вылечился ведь!

                *                *                *

С тех пор прошло немало лет. Уже проживая в Шушенском, мы познакомились с одной семьёй: хозяйка ежедневно приносила и продавала нам молоко от своей коровки. Продавала на протяжении пяти-шести лет, не меньше, и за это время мы настолько освоились друг с другом, что стали даже как бы и своими.

Наташа (так звали эту женщину) без утайки делилась с нами своими бедами и радостями. Среди них главной бедой была непомерная тяга к спиртному её мужа Вадима. Он сам понимал, какой вред наносит  семье, организму и коллективу на работе, и, как мог, старался сдерживаться в пагубном увлечении. Он мог не входить в запои месяц-два, но потом, как говорится, шлея попадала под хвост, и тогда уже никто не был в силах остановить Вадима в ежедневном похмелье и пьяном угаре. Напившись, он скандалил и разгонял Наташу и двух своих дочерей по подворью. Частенько они вынуждены были ночевать то у соседей, то на своём чердаке, в бане, в стаюшке.

К кому шла выплакаться, поделиться своим горем Наташа? Конечно, к нам. Прослезившись, она вроде оживала, шла домой с надеждой застать Вадима трезвым и кающимся в своих грехах, но такое случалось крайне редко. Чаще всего, её муженёк был опять пьян.

Так продолжалось даже не неделями, а подчас месяцами, когда спиртное уже не принимал организм, и Вадима «выворачивало» наизнанку. У него начинались галлюцинации, и в эту пору Вадим становился ещё опаснее для семьи, чем в период запоев. Мы полагали, что добром это не кончится, и вскоре наши предположения оправдались.

Однажды  Наташа, как обычно, пришла к нам и сообщила, что её Вадим сильно заболел. Что-то неприятное происходило в его голове, отчего глаза выкатились из орбит, одновременно его постигло сильное косоглазие. Вадима мучили страшенные головные боли, исчезла перистальтика кишечника, и бедняга не мог справить большую нужду в течение нескольких дней. Наташа перечисляла ещё и другие симптомы его болезни, но я их не запомнил.

Врачи Шушенской райбольницы откровенно признались, что среди них нет специалиста, который смог бы не только лечить, но хотя бы установить диагноз необычной болезни Вадима. Ему бы надо было поехать к врачам Красноярска или Новосибирска, но в семье денег не было. Откуда бы им появиться при сплошных запоях главы семьи?
Вадим не мог работать и не смог оформить инвалидность, прежде всего, из-за отсутствия точного диагноза. Мешала ему в этом ещё какая-то необычная робость, которую в народе метко называют забитостью.

Никаких доходов в семье не стало. Хоть и плохоньким  был кормильцем Вадим из-за беспробудного пьянства, а при такой болезни он вообще лишился работы и средств к существованию. Некому стало заготовить сена на зиму, и семья лишилась возможности держать коровку-кормилицу. Дочери ещё были  малы для того, чтобы пойти где-нибудь работать. Наташа  с грехом пополам устроилась вахтёром в студенческом общежитии, но там платили так мало, что семья была вынуждена перебиваться с хлеба на воду. 
В таком нелёгком положении семья Наташи пребывала не меньше двух лет. Но как-то я встретил Наташу в посёлке и спросил её о здоровье Вадима. Признаться, мне казалось, что  прогрессирующая болезнь Вадима скоро приведёт его к закономерному концу…

Но на мой вопрос она ответила с каким-то, я бы сказал,  удовлетворением:
- Спасибо! Понемногу поправляется…

Я отметил про себя, что  вместо «поправляется» Наташа хотела сказать «выздоравливает».

- Он у меня уже и какать стал нормально,- с нескрываемой радостью сказала она.

- Чем же он лечится?- спросил я, тоже немало обрадованный новостью.

- Трупным ядом,- спокойно, как будто речь шла о распространённом лекарстве типа аспирина, ответила  она.

- Чем-чем?- переспросил я, подумав, что ослышался.

- Трупным ядом,- повторила она и улыбнулась.

У меня по спине побежали мурашки: чтобы какими-то путями раздобыть трупный яд, надо иметь… труп.

- Где же вы его берёте?- ещё задал я ей вопрос.

- Покупаем у людей. А где они его берут, мы не спрашиваем… Да вы не подумайте, что яд – от мертвецов. Наверное, от павших животных. Мало ли бездомных собак пропадает.

О том, насколько опасен для нас, живущих, трупный яд, мне напомнил давний, со студенческих лет, случай.

                *                *                *

Этот случай произошёл со мной давно, пятьдесят лет тому назад.

В Ленинградской области, около города Луга ещё в царские времена были обустроены два артиллерийских полигона. С наблюдательными вышками, окопами, траншеями, железобетонными огневыми точками и заграждениями. Эти полигоны в Отечественную войну задержали немцев на подступах к Ленинграду на целых три месяца.

По завершении четвёртого курса института мы, студенты, проводили там последние сборы перед присвоением офицерских званий.

Шёл июль, стояла сильная для тех мест жара, и мы, несколько «партизан», как называли нас местные жители Луги, решили увильнуть от занятий. Где-то мы достали испорченный градусник, который постоянно показывал тридцать семь и восемь десятых градуса, и благодаря нему каждый из нас был освобождён от занятий на целых три дня.
   
На радостях мы решили где-нибудь искупаться. Но где? Никто из нас не знал этих мест настолько хорошо, чтобы сразу сориентироваться и пойти куда следует.
И тут кто-то из нас вспомнил, что в прошлые стрельбы из гаубиц он в артиллерийский бинокль заметил озеро, и повёл нас к нему, правда, не очень уверенно. Поблуждав по лесу, мы, в конце концов, отыскали это озеро.
Вот уже от воды дохнуло живительной прохладой, вот уже свинцовым расплавом блеснуло и озеро между деревьев, как вдруг!..

- Стой! Стрелять буду!

Мы опешили. Смолкли разговоры.

Из подлеска вышел сержант. С автоматом на груди.
- Кто такие?

Мы назвались. Показали «увольнительные по состоянию здоровья». Потом угостили сигареткой сержанта, и мы все вместе закурили.

- А в чём дело, сержант? Мы ведь не шпионы какие…

- Теперь вижу, что не шпионы. Искупаться захотелось?

- Конечно! Жара-то стоит какая!

- Сочувствую. Но купаться не позволю: в воде – трупный яд! В Отечественную войну немцы в этом озере пустили под лёд не одну сотню военнопленных. Когда фашистов прогнали, у озера поставили оцепление, чтобы никто не мог пользоваться водой. И до сих пор охраняем… Вода – сплошной яд! Так что разворачивайтесь, ребятки, и – левое плечо вперёд, шагом марш! – дуйте до казармы, нигде особо не задерживаясь. Не вздумайте меня обмануть! Меня вы можете обойти, но нарвётесь на другого часового. Смотря на кого нарвётесь -  шарахнет очередью из автомата, покидает вас по одному в озеро, и концы, как говорится, в воду – в натуральном смысле. Так что, будьте умниками.

Я убеждён: у того здоровый дух, кто может ради своего здоровья пить трупный яд!


16 июля 2004 года.                Пос.  Шушенское.