Парень из 90-х

   Добрый день! Для начала представлюсь. Меня зовут... Впрочем, называть свое нынешнее имя не безопасно для меня. Называться же Иваном Ивановичем Ивановым не хочется – банально и, кажется, где-то уже встречалось... Вы уже вспомнили где и улыбаетесь? Настроились на веселый лад? Напрасно – историю я хочу рассказать вам не смешную... Ладно, назову свое настоящее имя, данное мамой и папой и верой и правдой служившее мне до недавнего времени. Оно не очень популярное, но и не из редких – Антон. А вот фамилию опускаю, уж извините... Для полноты картины назову свой псевдоним (кликуху, погоняло – как вам будет угодно). Псевдоним запоминающийся – Чехов. Просто – Чехов, в комбинации с именем – Антон Чехов, без Павловича...
   Итак, перед вами – профессиональный убийца, тот, кого пресса и авторы криминальных романов именуют заморским словечком «киллер». Однако в криминальных кругах, где я вынужден сейчас вращаться, оно не в ходу. Здесь таких ребят называют проще и по-русски – «вальщик». Профессия наша пыльная, нервная и вопреки расхожему мнению не очень престижная. Зато высокооплачиваемая. В этом отношении работа вальщика сродни труду артиста: истинный профессионал, мастер своего дела оплачивается многократно, несопоставимо выше, чем функционер средней руки.
   Именно таким профессионалом я и являюсь. Я совсем не похож на угрюмого, коротко подстриженного мордоворота с немигающим взором пустых, точно отлитых из свинца очей и бугрящимися бицепсами. Напротив, я – темно-русый, голубоглазый молодой человек, среднего роста и телосложения, выглядящий несколько моложе своих тридцати лет. Сдержанный, вежливый, в меру эрудированный и образованный. Если вы читали сказку Карела Чапека о разбойнике Мерзавио, то у вас наверняка возникли некоторые аналогии. Изящный юноша в бархатном камзоле с кружевами («Если я вас обидел, простите великодушно!»)... Тем не менее – страшный разбойник.
   Я вижу – вы удивлены... Да, в юности помимо секции карате я посещал литературный кружок, потом – театральную студию. Затем два года учебы в Московском авиационном, где стойко перенес курсы математики и физики на уровне мехмата МГУ, но не выдержал передозировки сопромата и гидроаэродинамики...
   Вы спросите – как ты мог?! Порядочный сын интеллигентных родителей!
   Смог...
   Вы спросите – жалко ли было тех людей, которых приходилось...
   Не жалко.
   Впрочем, если вы внимательно выслушаете мою историю, то и вам не будет их жалко. А если даже и не согласитесь, то мне на ваше мнение... Оно мне безразлично, скажем так. Я просто хочу вам рассказать, как все сложилось... Просто хочу рассказать.
 
   Вы спросите – зачем? И почему именно вам? Догадайтесь. Я, честно говоря, и сам этого не знаю.
 
   Итак – обо всем по порядку.
 
   ...Все начинается с обычного телефонного звонка. Ровно в 7.30 утра. Вежливый голос осведомляется насчет доставки из мебельного магазина закарпатской спальни. «Полированная? С инкрустацией?» – задаю я дежурные вопросы. «Да, как и договаривались с Иваном Иосифовичем!» – отвечают мне. Я вешаю трубку и терпеливо жду визитеров. Через полчаса приходит немногословный, неприметный гражданин неопределенного возраста и социального положения и вручает мне запечатанный конверт. Плотно закрыв дверь за курьером, я вскрываю конверт... И дальше уже мне ничего не остается, как глубоко вникать в подробности предстоящей работы. Заказа. Или, говоря нашим языком, экспедиции... А уж затем – билеты-виза-ксива-паспорт (пару раз пришлось работать «в зарубежье» – ближнем и дальнем), самолет-поезд-вокзал-такси и специально заказанный номер в хорошей гостинице, а чаще заранее снятая квартира.
 
   Наша предпоследняя экспедиция с Ваней, моим неизменным ассистентом, оруженосцем и учеником, прошла в Крыму, в райском уголке, недалеко от Алушты. Мы «уработали» местного авторитета, к слову сказать, крайне мерзкую, даже паскудную личность. Правильней, наверное, именовать его беспредельщиком. Но я в этих понятиях не очень секу. Мне деньги платят за другое. А заказали нам его... Что это я разболтался, однако... Так что догадывайтесь сами – кто, кого, за что и почему...
   Работали как обычно – из пистолетов, с двух рук (это, как известно, еще называется стрельбой по-македонски). Снайперское оружие и взрывчатка не наш жанр, хотя и родственный. Мы с Иваном – «ковбои» или «штурмовики». Наше творческое кредо – быстрота и натиск. Зато работаем гораздо чище, чем, например, те же чистюли-снайперы, всегда рискующие случайно засветиться на чердаке соседнего дома за пару часов до исполнения заказа, или технари-подрывники, частенько отправлявшие на тот свет вместо объекта с шофером или охранником их дочерей или подруг. Так бывает – сели девчонки не в тот автомобиль в неподходящее время... Мы же с Ваней работаем без технических накладок. Поэтому и стоим немалых денег!
   Так вот – о крымском авторитете, а точнее, беспредельщике. Валить его было решено в самом его логове – бывшем детском санатории, помещение которого арендовал бывший чемпион Украины по метанию молота, отмотавший свой тюремный срок по «лохматой и грязной» 117-й бывшего УК. [1]В его подчинении находился не один десяток таких же, как и он, «отмороженных» гнид. Парадоксальная вещь – на зоне этот «авторитет» был последней тварью дрожащей, а здесь... Самым сложным для него было – собрать команду единомышленников, а дальше все само пошло. И натворила эта команда разных паскудных дел столько, что волна от них пошла по всей Руси великой. Потому мы с Ваней и прибыли.
   Что существенно – в окрестностях того же санатория в изобилии селились местные лица без определенного места жительства, то есть бомжи. Охрана бандитская их, конечно, гоняла, но зачастую и использовала на незначительных хозработах. А те и рады – бутылку с закуской поставят, и ладно. И бандюгам хорошо – они же, твари, скупые до алчности, а к хозработам притрагиваться статус не позволяет. Так что бомжовское соседство переживали без особых эмоций. Мы все это выяснили через три дня после нашего приезда на место.
   В тот день бандитская знать что-то отмечала – то ли чей-то день рождения, то ли годовщину смерти кого-то из братков. Но круг собирался довольно узкий – только основная верхушка группировки. Вместе с телохранителями и ****ями человек двенадцать. А нам только это и нужно было... В общем, с бомжами мы договорились быстро и дешево – они народ покладистый, много не просят и лишних вопросов не задают. Помимо того, что мы «выселили» их на один вечер, так еще и позаимствовали у двух наиболее колоритных персонажей их одеяние. А в кустах, напротив главного «пионерского» фонтана, я оставил пиротехнический радиоуправляемый сюрприз. Совершенно безобидный, но громкий и веселый. Своими руками собрал – не обязательно быть виртуозом во всех жанрах, но владеть техникой смежных специальностей просто необходимо, если ты настоящий мастер...
   Около одиннадцати вечера шобла высыпала на свежий воздух. Слышно за десять верст... Разумеется, прямиком к фонтану – окунать туда отмороженные бошки. А мы с Ваней сидим под вечерним небом в сторонке, на пригорочке – эдакие бомжи-мечтатели. Они нам еще что-то крикнули – может, пошутили над убогими, а может, на хер послали... Тут-то я и нажимаю на кнопочку радиопередатчика, и из кустов по дальнюю сторону фонтана вздымается ослепительный столб бенгальского огня, рвутся петарды – ну прямо бой в Крыму, все в дыму... Бандюги и их телохранители балдеют, моментально забывают о нас, выхватывают свои «волыны», падают на асфальт и открывают шквальный огонь по кустам с «сюрпризом». Их веселые подруги дико визжат, а одна даже падает в фонтан...
   Мы же с Ваней остаемся у этих господ за спиной, и они превращаются в хорошо освещенные мишени. Из рваной хозяйственной сумки вместо грязных пустых бутылок мы извлекаем пару любовно настроенных инструментов – пистолетов-пулеметов «мини-узи»...
   А далее лишь остается процитировать классиков («Зеленый фургон» А.Козачинского читали?) – «Хорошо стреляет тот, кто стреляет последним»... Мы с Ваней стреляем хорошо. И очень быстро... В отличие от некоторых – тех, что валяются без движений около фонтана и цветочной клумбы. На все про все – менее пятнадцати секунд...
   Веселые бандитские подруги быстро трезвеют, перестают визжать и делают ноги со скоростью света. Это мудро с их стороны, да и у меня нет ни малейшего желания их задерживать. Рассказать что-либо они вряд ли смогут, да и вопросы задавать в нашу задачу не входит. Наша задача другая...
   Главарь оказался живучим. Несмотря на изрядное количество пуль, всаженных в его тушу, он еще пытался уползти по грунтовой дорожке. За ним тянулись густые бурые затеки, и он был обречен на скорую смерть если не от ранений, то от потери крови. Но прекращать работу, оставив недоделки, – это не в моих правилах. Творение мастера должно быть совершенным.
   – Падла... – прошипел он, сплевывая кровь и с трудом шевеля серыми губами, пытаясь рассмотреть меня. Это было непросто. Веки его тяжелели, а лицо становилось белее и белее...
   – Извини, – равнодушно произнес я, направляя ствол «мини-узи» в беспредельщицкую переносицу. – Но ты здесь больше не нужен...
 
   ...Да, он действительно был в этом земном раю лишним. Справедливость восторжествовала. Не благодаря закону – местные его слуги угодливо прислуживали беззаконию в лице только что потерпевшего. Справедливость восторжествовала благодаря нам с Ваней. Хотя действовали мы вопреки закону. То есть справедливость восторжествовала вопреки закону. Так случалось тысячи, а может, и миллионы раз, вы можете думать все, что угодно, но меня угрызения совести не терзают – пока, во всяком случае...
 
   Поняли теперь, какая у меня квалификация? То-то же... Вот так – без брака и недоделок. Но стоит это дорого... Даже очень! Вам вряд ли это по карману...
   Как это ни банально звучит – каждому свое. Из одного получается хороший банкир, из другого – прекрасный коммерческий директор, третий находит себя как начальник службы безопасности, ну а мы с Ваней... Так сказать – свободные художники. Выехали на пленэр, сотворили шедевр, уехали... Это такой профессиональный черный юмор. Главное – мы нужны этому обществу, востребованы на все сто процентов. Ведь те, кто именует себя банкирами и коммерческим директорами, не очень-то хотят белы ручки марать, да и не специалисты они по таким делам. Физическая форма, спецподготовка, нервы, темперамент не дотягивают. Но зато у них имеются деньги. Деньги, которые они охотно отдают мне, чтобы я, в свою очередь, отправил на тот свет их собратьев по социальной лестнице – таких же коммерсантов. Тесно им, понимаете ли...
   Впрочем, что-то я опять заболтался. Так вот, наша последняя с Иваном экспедиция проходила в Москве. Ездить в далекое путешествие не требовалось. А расположились мы в спальном районе на северо-западе столицы. В специально снятой для нас двухкомнатной квартире.
 
   – Работа предстоит сложная... – Мой работодатель (точнее, полномочный представитель работодателя), не мигая, изучал меня. Его небольшие, круглые, оловянного оттенка глазки быстро перебегали от лица к рукам. Психолог, мать его... Фиксирует – не барабаню ли я пальцами по столу во время его речей. Он одного роста и сложения со мной, но старше лет на десять. В движениях чувствуется сила и тренированность. – Работа сложная и ответственная, – повторил он и сделал паузу.
   Я молчал. Сложная... Ответственная... Да меня на другую и не зовут. Поэтому сам факт моего нахождения напротив этого немногословного, хмурого дяденьки уже говорит сам за себя.
   – Вот... – аккуратно выдержав паузу, продолжил он, протягивая мне сложенную вдвое свежую газету с огромным цветным портретом на первой странице.
   – Понятно... – бросив на портрет беглый взгляд, произнес я, даже не взяв газету в руки, оставив ее лежать на полированной поверхности декоративного столика, за которым мы беседовали.
   – Мы хорошо заплатим... – Оловянные глазки, полуприкрытые тяжелыми веками, не отпускали моего взгляда. – Если, конечно, все пройдет нормально. И вот еще что... Аванса не будет! – неожиданно произнес он безапелляционным тоном.
   – Вот как? – вскинул брови я. – Но вас должны были предупредить, что я работаю только после предварительной оплаты. Таковы правила!
   – Мне это известно, – тем же тоном продолжал работодатель. – Но здесь особый случай. Вы, как профессионал, должны это понимать!
   – Все я понимаю... Но без предоплаты – извините! По-моему, мы напрасно теряем время, поищите кого-нибудь другого...
   – Ваша позиция мне понятна, – работодатель неожиданно смягчился, и оловянные очи его даже потеплели. – Но здесь иная ситуация... Иная, уважаемый господин Чехов. Я советую вам хорошенько подумать, прежде чем откланиваться... К тому же ваш окончательный гонорар возрастает втрое против обычной ставки... В случае успеха, разумеется.
   А вот здесь я действительно призадумался. Гонорар возрастает втрое! Хотя толстая безбровая физиономия, ухмыляющаяся с газетного листа, того стоила... Олигарх! Так их сегодня именуют. Одно из наиболее видных лиц (если эту свинскую харю можно называть лицом) того узкого круга, которому и принадлежит, судя по многочисленным газетным публикациям, экономическая и политическая власть в сегодняшней России. Впрочем, надолго ли? Если этот оловянноокий дядя так вот спокойно предлагает мне этого олигарха... Интересно, где этот дяденька был раньше? Ведь не первый год эти шустрики «олигархствуют». Гонорар возрастает втрое... Это очень большие деньги. ОЧЕНЬ. Даже для меня, а для вас уж и подавно... Но не для олигарха и не для моего нынешнего собеседника. Возможно, я смогу наконец бросить к чертям собачьим мое проклятое ремесло, послать на хер всех и вся и уехать в нормальную, тихую европейскую страну умеренного климата, открыть небольшое собственное предприятие... Мечты идиота смогут обрести плоть...
   – Вы знаете, я смогу ответить вам завтра... Я работаю не один, с ассистентом. Конечно, в работе он беспрекословно выполняет все мои команды, но здесь, сами понимаете... Поэтому сразу ответить я не могу. – Я сделал попытку улыбнуться. Потомственная, генетическая вежливость обязывала.
   – Насчет ассистента я в курсе. Но вы же знаете правила – вы уже осведомлены, поэтому, э-э-э, свобода маневра у вас ограничена. Ваш ответ я должен знать не позже двадцати четырех часов... Сегодня. Так что езжайте к себе, думайте, советуйтесь, но помните о правилах: вы осведомлены, значит, вы связаны.
 
   Собственно говоря, мнение Ивана меня не интересовало. Да его и не могло быть – мнения этого... Дисциплина в нашей команде железная – я ведущий, Ваня – ведомый. Он безраздельно доверяет мне и, кажется, предан. Хотя в нашем деле на этот счет зарекаться нельзя. Мне просто хотелось самому, лично, обмозговать это дело... И чтобы оловянные очи не пялились. С одной стороны, игра стоила свеч, но с другой... Дело даже не в том, что со мной могут не расплатиться. Дело в том, что я осведомлен. Даже то немногое, что я знаю сейчас, делает мое пребывание на этом свете опасным для заказчика. А после выполнения работы я стану для него вдвойне, втройне опасным... Много вы знаете живых исполнителей крупных заказов? Хотя вы-то скорее всего вообще никаких исполнителей не знаете... Но общеизвестно – чем крупнее объект заказа, тем меньше шансов у исполнителя уцелеть после исполнения, об этом заказчик заботится в первую очередь, как только заказ закрыт.
   Оловянноокий дядя не похож на дурака. Он понимает, что отказ в авансе не может меня не насторожить. На что же он надеется? На мою жадность? Правильно надеется, но и не только на это. Я ведь и в самом деле повязан, так как осведомлен. Теперь в любом случае обратного хода нет... Исходя из всего этого – заказ я принимаю. Но... Это самое НО мне предстоит продумать досконально....
 
   – Как оцениваешь наши шансы? – немного помолчав, поинтересовался Иван, внимательно выслушав меня.
   – Шансы? – переспросил я. – Если уцелеем – станем состоятельными людьми. По-настоящему.
   – Вот именно – если уцелеем.
   – Мы работаем не первую экспедицию, Иван.... Разве я когда-нибудь подставлялся? – резонно возразил я.
   – Но мы еще ни разу не работали с таким «объектом»... И за такие деньги. – Иван был неглупым парнем.
   – Хочешь выйти из дела? – открыто спросил я. – Валяй, справлюсь один.
   – Ты так просто об этом говоришь? – Мой ассистент был удивлен.
   – Я говорю об этом так просто, потому что знаю – никуда ты теперь от меня не денешься... Потому что вряд ли доберешься до аэропорта.
   – Ты прав... – Иван говорил спокойно, но внутренне был натянут, как пружина, и я это чувствовал. – Мы много знаем... Теперь.
   – Вот именно. Поэтому если мы откажемся – церемониться с нами не будут. Но прощаться будут вежливо.
   – А если... Если работа будет завершена успешно... Уже после... Ты думаешь – нас действительно отпустят?
   – Риск есть, – резюмировал я как можно более равнодушным голосом. – И немалый... Но я все же думаю, что убирать нас после «успешного окончания» не имеет смысла. А наши работодатели – ребята рациональные, и лишние трупы им не нужны.
   – Что-то я не понял. – Кажется, Ваня немного успокоился. Мое спокойствие передавалось и ему.
   – Очень просто – завалив этого... хряка с кошельком и получив оплату, ты, разумеется, будешь орать об этом во все горло на каждом перекрестке, раздавать интервью газетчикам и телевиденью? Тебе нужна слава Александра Солоника?
   – Скажешь тоже... – Иван повеселел, кажется, он начал просекать мою мысль.
   – Ну так вот... Нас обязательно ликвидируют только в одном случае – если мы где-то дадим осечку и нас повяжут... Здесь мы покойники на все сто, ну, может, лишь пару дней покукуем в Бутырке... Или если мы попытаемся сразу же слинять за бугор. Земля, она ведь слухом полнится. Столь заметные в этом «бизнесе» фигуры, как мы с тобой, не могут просто исчезнуть – мы просто укажем на себя пальцами. И опять – нас выловят, как мух из борща, либо менты, либо представители заказчика, чтобы ментов опередить. Поэтому, если все пройдет успешно и мы будем сидеть тихо, – нас не тронут. Мы много знаем, но развязывать свои языки нам так же невыгодно, как и им, – я ткнул указательным пальцем в потолок. – Как у тебя с памятью, Ваня? Ведь на нас столько уже висит, что пожизненное нам обеспечено. Да и «вышак» в любой момент могут обратно вернуть. Пройдет мода на этот сраный гуманизм (а она пройдет!) – и все...
   – Ты же сам говоришь, что в тюряге мы от силы дня два...
   – Ну разумеется! – Я весело усмехнулся. – Пожизненное заключение – это я в смысле самого лучшего варианта... Но это только если нас поймают.
   – Не дурак, соображаю... Мы у них.... – Ваня задумался, подыскивая нужное слово.
   – Мы в мышеловке, Иван, – помог я. – Но выход из нее имеется. И фокус в том, чтобы этот выход использовать, прихватив с собой сыр, которого на этот раз немало... Так что – сомненья прочь, давай о деле.
 
   Я – ведущий, Иван – ведомый. Таков закон наших урбанистических джунглей. Значит, мне и думать. И не о деньгах, деньги, конечно, немалые, очень хороший капиталец! Но думать сейчас надо о главном, о том, как уцелеть в этом деле. Деньги в данном случае... как это... «мелочь, а приятно». Вот пусть и будут приятной мелочью. А простреленное тело господина олигарха – билетом на выход... На выход в ЖИЗНЬ из того положения, в котором мы сейчас оказались. Все просто, если есть мастерство – и если повезет...
 
   – Инструмент? – тут же перешел к делу Ваня. Он все-таки был понятливым юношей. Сейчас таких не так уж много.
   – Пока не знаю. Мы ведь еще не выезжали на местность. Но предполагаю, что это будет нечто компактное и приспособленное к работе в бесшумном режиме – «Бизон», например. Впрочем, работодатель сказал, что с этим проблем не возникнет. Подбор инструмента они берут на себя. По нашему заказу, разумеется...
 
   – Здравствуйте, это Чехов. Ваше предложение принято. Приступаем к работе с завтрашнего утра.
   – Я не сомневался, господин Чехов, – откликнулся после небольшой, но выразительной паузы мой оловянноокий работодатель на другом конце провода. – Вы мне нравитесь. Решение нужно принимать быстро, но обдуманно. Если у вас появятся какие-то проблемы, надобность в информационном обеспечении – немедленно обращайтесь ко мне. Кстати, транспорт мы вам предоставим. «Жигули» девятой модели вас устроят?
   – Вполне, – согласился я. «Девятка» – тачка самая заурядная, лишнего внимания привлекать не будет, как раз то, что нужно в нашем деле.
   – Тогда, если у вас больше нет пожеланий на сегодня, желаю здравствовать!
   – И вам того же, – столь же вежливо попрощался я.
   А ведь он наверняка как минимум полковник, этот вежливый оловянноокий дяденька. С Житной или с Лубянки... Чувствуется в нем эта закваска дзержинско-бериевского замеса. В отставке, разумеется. Хотя, возможно, по-прежнему в рядах... Мне-то какое дело! Будь он хоть преподаватель ботаники, хоть акушер-гинеколог. Он – работодатель. Заказчик. Он платит и заказывает музыку. А мы с Ваней – только исполняем... Но исполняем виртуозно. А бывают виртуозы-работодатели? Может быть. Я не слыхал. Для меня он остался просто работодателем, даже без имени и должности – для людей моей профессии считается некорректным знать о заказчике вообще что бы то ни было, кроме того, что он платежеспособен.
 
   Мы привыкли просыпаться рано. Как жаворонки. Легко перекусив, мы выходим на улицу, где нас уже встречает приветливый юноша, покручивающий на пальце ключи от «девятки», припаркованной рядышком....
   Наш путь лежал к офису СПЦОАГШ ВТОО «Нептун». Да, да – язык можно сломать – СПЦОАГШ ВТОО. Моей эрудиции и незаконченного высшего образования не хватает для расшифровки этой аббревиатуры-абракадабры. Впрочем, мне это и ни к чему. Обычная жульническая контора по выуживанию деньжат из ваших, дорогой читатель, карманов... Вкратце мне изложили направление деятельности этого «Нептуна» – так, для кругозора, но я не проникся. Название вроде как морское, но сидят они в Москве, где морем не пахнет, – а лучше сказать, пахнет, но совсем не морем. Торгуют нефтью и нефтепродуктами, стройматериалами, лекарствами, занимаются рекламой и шоу-бизнесом. Да хрен с ними – пусть налоговая полиция с ними разбирается. И с аббревиатурами их мудреными. Меня же интересует только хозяин этой конторы – этой и многих других, ей подобных. Господин Олигарх.
   Офис располагался почти в самом центре города, по соседству с комплексом зданий детской больницы. Точнее – прямо на территории господин Олигарх оттяпал у медицины небольшой четырехэтажный особнячок и уютно в нем расположился. Детей, правда, не обижает. Напротив – иногда спонсирует. Ну и за аренду, само собой, щедро платит. Благодетель ты наш... Умелая благотворительность, как известно, окупается многократно – нет лучше рекламы.
   Мы остановились за два квартала от больницы и далее двигались пешком. Просто так, на всякий случай.
   Джинсовые куртки, бейсболки с длиннющими козырьками, дешевые дымчатые очки. Два молодых праздношатающихся раздолбая. У одного в руках полупрозрачный пакет с какой-то ерундой, газетой и зеленой бутылью «Спрайта». Такими нас и запомнят те, кто увидит на территории. А вот и доска объявлений «Требуются»... А еще пишут – безработица растет. Тут вон дел непочатый край. Для медсестер, санитаров, электрика и уборщика территории... Тут же рядышком – железные ворота и будка с охранником, унылым очкариком лет сорока, облаченным в неизменный камуфляж.
   – Здравствуйте, – обращаюсь к нему я, предусмотрительно прикрыв большую часть лица козырьком бейсболки. Солнце печет изрядно, поэтому охранника это нисколько не настораживает. – Мы вот по объявлению, – киваю я на соседнюю доску.
   – А вы кто? – без энтузиазма, равнодушно интересуется очкарик. Охранник как-никак.
   – Врачи... Я – терапевт, он – отоларинголог, – сообщаю я. – Хотим узнать, нельзя ли по совместительству здесь... Может, консультации какие?
   – Угу, – понимающе вскидывает подбородок охранник и кивает. – Второе здание вон там за углом. А подъезд там один, – так же равнодушно разъясняет он нам наш дальнейший путь и дает нам «зеленую улицу», отпирая механическую калитку нажатием кнопки.
 
   Ничего не скажешь – дожили. Детская больничка – как режимный объект. Все благодаря бывшему студенту института землеустройства, некоему Шамилю Басаеву. Нашему клиенту это, кстати говоря, только на руку... Хотя какой к чертям режим? Постоянно снуют туда-сюда родственники, родители, консультанты... Всех ведь пропусками не снабдишь... Учтем это. Конечно, так вот, в открытую, светиться рискованно, но другого выхода у нас нет. Работать нам предстоит здесь – в этом мы вахтера не обманули. Место действия выбрано заказчиком, а заказчик у нас серьезный, к его рекомендациям надо прислушиваться.
   Значит, все здесь я должен облазить и обнюхать лично. Своими ногами все обтопать... Легенда прикрытия убедительная, и сейчас, шагая по больничной аллее, мы с Иваном ничем не отличаемся от прочих граждан, пришедших проведать заболевших детишек. Так, теперь останавливаемся и садимся на пустующую лавочку. Ваня неторопливо достает из сумки-пакета «Московский комсомолец». Вот он – ОФИС... Близко подходить нельзя. Близлежащую местность наверняка фиксируют видеокамеры, установленные внутри здания. А нам и отсюда все неплохо видно... Да, все точно, спецслужба оловянноокого заказчика собрала точную информацию – ровно в 11.00 вплотную к дверям подкатил бронированный серебристый «мерс». Из дверей офиса показались двое дюжих ребят в черных очках в пол-лица. Из машины выходит водитель и распахивает заднюю дверцу. А вот и САМ. Надо сказать – блеклое зрелище. Ниже среднего роста, пузатенький, плешивенький, с жиденькой бороденкой. Не хватает стати. Я его раньше только в газетах или по ящику созерцал. Там он вроде грознее выглядел...
Водитель не торопился захлопывать дверцу, и за господином Олигархом показалась мощная, высокая фигура с длинными, распущенными по широким плечам волосами. Ясное дело – второй секьюрити, одет щеголевато, в руках неизменная бронированная папка, чтобы в случае чего развернуть и закрыть ею, как щитом, своего подопечного, ну и себя, родного. Только странный он какой-то, секьюрити... У меня абсолютное зрение, и даже с такого расстояния я способен разглядеть множество деталей, но сперва я не понял, в чем дело. Но тут длинноволосый, подходя к ступенькам, повернулся вполоборота, и я увидел мощные шары грудей, выпирающие из-под тонкой пиджачной ткани. Да и бедра гораздо массивнее, чем положено рядовому среднестатистическому секьюрити. Дама! Как же я раньше не сообразил? Впрочем, сейчас это модно – иметь в «личке» [2]девчонок с тугими бицепсами (и такими же задницами!) и черными поясами по различным костоломным системам... Да еще и с фотомодельным личиком. Правда, эта «девочка» на фотомодель никак не тянула... Неудивительно, что я принял ее за патлатого парня...
   Господин Олигарх и его спутница скрылись в дверях офиса. Машина осталась стоять у подъезда, водитель – рядом с машиной. Видимо, предупрежден, что машина скоро понадобится, или же ждал новых указаний.
   – Все вроде, – тихо заметил Иван.
   – Да, сейчас пойдем, – согласился с ним я. Диспозиция была мне в общем уже ясна.
   – Ну и девица у него! – не смог скрыть эмоций Ваня. – Что скажешь?
   – Пока ничего... Сразу не вставай, посидим еще минут пять. – Я уткнулся в Ванину газету. Да, так вот сразу вскакивать не следует. Мало ли...
   Неожиданно дверь офиса распахнулась и появилась дама-секьюрити. Теперь я имел возможность рассмотреть ее как следует. Она подошла к водителю и стала что-то быстро ему проговаривать. Тот молча слушал, изредка кивая. Они были примерно одного роста, но весовые категории были явно разные. Водитель – худощавый, жилистый, с быстрыми, резкими движениями, у нее же – мощная, по-борцовски широкоплечая, точно из чугуна отлитая фигура. Толстая шея, крупный волевой подбородок, невыразительные мелкие черты лица. Грудь и задница, правда, вполне бабские, но тоже... слишком уж могучие. Эта «девочка» здесь явно не для красоты. Или у господина Олигарха столь утонченный вкус? Водитель что-то спросил и, получив короткий ответ, сел в машину и выехал на аллею парка. Дама-секьюрити еще некоторое время постояла у дверей офиса, не спеша оглядела территорию. Кажется, она чуть задержала взгляд на нас с Иваном. Еще через несколько секунд четко развернулась и быстрым гренадерским шагом скрылась за металлической дверью.
   Очень мне ее взгляд не понравился. Очень. Глазки маленькие, как карандашные точки, а как взглянула – точно холодом сковала. Недобро смотрит, ох недобро. Жутковатая баба. Очень неприятная. Так и хочется произнести – бр-р... И парень этот, водитель, видно, у нее в подчинении. Не зря господин Олигарх ее держит... Он вообще зря ничего не делает. Потому и Олигарх.
   – Пошли, Иван... – Я поднялся со скамейки. – Теперь все понятно.
 
   – Ребята, закурить не найдется? – возле выхода окликнул нас очкастый бородач лет тридцати. В белом халате и зеленой шапочке.
   Я молча пожал плечами, а Иван так же молча запустил руку в передний карман джинсов.
   – Борис Аркадьевич, – послышался над нашими головами громкий голос. Из открытого окна третьего этажа больничного корпуса высунулась завитая женская голова. – Подойдите, пожалуйста, на пару минут.
   – Сейчас, – задрав голову, ответствовал бородатый. – Спасибо, ребята, извините... – Он быстро схватил сигарету и поспешил в корпус.
   Рубашка мятая, штанишки латаные. Эх, доктор, доктор... Однако надо же кому-то детишек лечить! Борис Аркадьевич... Запомню, может пригодиться.
 
   – Пообедаем здесь. – Я припарковал «девятку» возле первого же ресторана, оказавшегося на нашем пути. Ваня не возражал.
   Но, прежде чем выйти из машины, я набрал на мобильнике номер заказчика.
   – Здравствуйте, это Антон. Требуется информационная поддержка.
   – Я слушаю вас.
   – Мне нужны данные относительно «лички» нашего друга.
   – Относительно личной охраны, – уточнил заказчик. Старорежимный дядечка чурался жаргонных и укороченных словечек.
   – Да. Именно, – подтвердил я.
   – Хорошо. Вам подвезти их на квартиру?
   – Да. Если можно. Мы сейчас в пути, дома появимся часа через два – два с половиной.
   – Хорошо, через два с половиной часа.
 
   Довольно милая харчевня. Номинально – ресторан при маленькой частной гостинице. Мы уселись за угловым столиком в тени. Тотчас появилась официантка. Вежливо поздоровалась и протянула меню. Однако... Ну и названьица! Вот, например, «Поджарка из вырезки на таганчике с огоньком»... Или – икра «Зернышко к зернышку», осетрина «Нахимов»... «Магика с осетриной в галатине»! Фруктово-ягодный десерт «Тарас Бульба» – ну это уж вообще! У меня на лбу испарина выступила, когда я представил пропахшего пылью и порохом Тараса, приступающего к экзекуции над бедным Андреем, а Иван громко, не очень прилично, хмыкнул.
   – Как вас зовут? – Я поднял глаза на официантку.
   – Смотря куда... – не полезла за словом в карман та. Она была даже очень ничего – рыженькая, аккуратно подстриженная, зеленоглазая, точеная спортивная фигурка. Лицо чистое, без веснушек – для рыжих большая редкость.
   – Простите, я имел в виду, как мне можно к вам обращаться, – вежливо уточнил я.
   – Можете называть меня Катя. – Она была сдержанно вежлива.
   – Екатерина, значит. А отчество?
   – Екатерина Антоновна, если вам так удобнее.
   – А меня зовут так же, как вашего батюшку! – улыбнулся я.
   – Очень приятно... Вы будете делать заказ? – Улыбаться в ответ девушка не торопилась.
   – Тут у вас такие названия... Никак не сориентируешься! – кивнул я на меню.
   – Ну, это просто. – Екатерина Третья, как мысленно окрестил ее я, толково перевела главные позиции меню на русский язык. Все действительно оказалось просто. – Салаты «Дона Педро» – это помидоры, болгарский перец, лучок, маслины, травка, огурчики, можно с оливковым маслом, можно с майонезом. Этот – рыбный, тоже очень неплохой. Первое не интересует? Так, из вторых у нас самые популярные...
   Я заказал по порции «Дона Педро» и шашлыка с интригующе-обещающим названием «Всего по чуть-чуть». И пару бутылок минеральной воды, которую почему-то в этом заведении никак не обозвали. Неужели фантазия иссякла?
 
   – Ты решил работать прямо у офиса? – начал разговор Иван.
   – Это непросто... Но другие варианты еще сложнее.
   – Отход уже предусмотрел?
   – Более-менее. Но я еще затребую подробный план местности, потом мы все обойдем ногами...
   – Тебе, конечно, видней. Но...
   – Ваня, – я мягко, но решительно оборвал ассистента, – работать у офиса очень непросто. Благополучный отход на сто процентов не гарантируется... Но еще сложнее было бы работать около «Президент-отеля» или напротив мэрии, где он бывает. Шансы нулевые.
   – А если на квартире или рядом?
   – У него три квартиры плюс загородная резиденция, две жены – с первой он в разводе, но отношений не прервал, пятеро детей и три любовницы. Это только по данным заказчика... Нет, там засветиться пара пустяков, да и ненадежно – ведь он и сам, поди, не знает заранее, к какой жене когда и от какой любовницы поедет. Нет, работать будем у офиса. Кое-какие наметки у меня уже есть.
   – Как знаешь, – пожал плечами Иван. Возражать он не имел обыкновения.
 
   Салат «Дона Педро» оказался точно таким, как его расшифровала Екатерина Третья, а шашлык «Всего по чуть-чуть» был традиционным шашлыком по-карски – кусочки баранины чередовались с нарезанными кружками помидоров, лука, лимона и чеснока, сверху слегка присыпанные укропом, эстрагоном и приправленные соусом ткемали. Одним словом – всего по чуть-чуть, но тот, кто его сотворил, был мастером...
   – Приятного аппетита! – Екатерина Третья впервые улыбнулась, но тут же быстро покинула нас. А жаль...
 
   – Хорошая кухня! – прокомментировал я наш обед уже за рулем автомобиля. – Согласен, Иван?
   – Вполне, – откликнулся ассистент.
   – Харчиться будем здесь. Не возражаешь?
   – Хорошо...
   Понравилась мне, конечно, не столько кухня, сколько официантка Екатерина Антоновна. К тому же снедало тайное желание все-таки испробовать пирожное «Берлиоз», паштет «Эксклюзивный» и, разумеется, фруктово-ягодный десерт «Тарас Бульба». Желудок должен сдюжить...
 
   Уже знакомый нам юноша приятной наружности, курьер оловянноокого работодателя, поджидал нас около подъезда. Вежливо протянул тоненькую картонную папку с бумагами и удалился.
 
   – А чего тебя «личка» так заинтересовала? – спросил Ваня, когда мы поднялись в квартиру.
   – Хочу кругозор расширить, – объяснил я. – Знаешь, Ваня, мне нужно уединиться, я с часок посижу в комнате, поработаю вот с этим, – я кивнул на картонную папку.
   – Лады, – откликнулся Иван. – А я тогда пройдусь по столице.
   – Валяй, – согласился я. – Только смотри – без приключений. Паспорт не забудь, чтобы менты не цеплялись...
 
   Оставшись один, я развязал веревочные тесемки и извлек четыре странички компьютерной распечатки текста с ксерокопированными фотографиями. Не так уж много. Первым шло личное дело водителя.
   Итак: «Денисов Сергей Максимович. 1977 г р. Водитель-телохранитель. Место рождения – Москва. Окончил ПТУ № 21, автослесарь. Кандидат в мастера по картингу. Увлечения – дзюдо, тайский бокс, самбо. Третье место на юниорском чемпионате Москвы. Служил в рядах. В составе разведроты действовал в Чечне. Медаль „За боевые заслуги“. Неплохой стрелок, парашютист, подрывник. В охране господина „О“ около двух лет. Исполнителен, дисциплинирован, предан. Не курит. Пьет умеренно (пиво), занятия спортом систематические. В связях со спецслужбами, органами правопорядка, криминальными структурами, сомнительными лицами не замечен. Выдержан, хладнокровен. Обладает чувством юмора. Читает преимущественно боевики отечественных авторов, иногда фантастику. Женат. Имеет дочь. Домашний адрес...»
   Вот так – ну просто образцовый экземпляр! Отличник боевой и политической... Порочащих связей не имеет... С фотографий серьезно глядел симпатичный и мужественный Сергей Максимович Денисов. Да, шаблонная отписка кадровиков. От службы информации заказчика я ожидал большего, мне были нужны конкретные эпизоды, круг знакомств, времяпрепровождение на досуге... Ну да ладно. Меня больше интересует эта жуткая дама.
   Вот и она. На нее страничек чуть побольше, что, вообще-то говоря, не удивляет.
   «...Гордеева Елена Николаевна. 1972 г р. Родилась в г. Шатуре Московской области. Отец – сотрудник милиции, ныне пенсионер (запомним это!). Образование среднее, окончила специнтернат со спортивным уклоном. Мастер спорта по толканию ядра. (Это чувствуется!) С 1990 года в женской тяжелой атлетике (тут я невольно схватился за сердце). Входила в первую сборную команду России. Параллельно занималась кетчем – профессиональной борьбой практически без правил. В 1992-м – третье место на Европейском первенстве по тяжелой атлетике среди женщин. В 93-м вынуждена уйти из большого спорта в связи с травмой сухожилия. С марта 93-го по сентябрь 98-го работала в органах МВД РФ. (Вот это уже совсем интересно!) В должности младшего инспектора и звании сержанта внутренней службы работала в сизо „Матросская тишина“. (Не завидую заключенным.) Уволившись из органов МВД, поступила на работу к господину „О“ непосредственно в личную охрану. Входит в узкий круг лиц, пользующихся исключительным доверием „О“. (Еще интереснее!) Не курит, алкоголь и наркотические вещества не употребляет. Водит автомобиль. Интересов и пристрастий, кроме спорта и работы, не замечено. Незамужем, детей не имеет».
   Как обычно, информацию завершал домашний адрес госпожи Гордеевой. Я машинально отметил, что от нашего места дислокации это минут сорок езды...
   Насчет последнего пункта характеристики вопросов нет – подыскать на такую глыбу мужика не так-то просто. Глянул на фотопортрет, и мне снова захотелось сказать «бр-р». Взгляд маленьких, пронзительных глаз неприятно морозил даже с фотобумаги....
   «...Входит в узкий круг лиц, пользующихся исключительным доверием „О“...» Этот пункт характеристики я подчеркнул красным карандашом. Это говорило о многом. Относительно водителя такой пометки не было. Впрочем, это отвечало тому, что я сам сегодня видел своими глазами. Характеристики лишь подтвердили мои наблюдения. Идти «в лоб», по нахалке, и работать прямо возле офиса на территории детской больницы было делом почти безнадежным... Это я так, Ивана настраивал на деловой лад. Выход был один – попытаться выйти на кого-нибудь из «лички». Конечно, это просто чудовищно страшная баба, но она «входит в узкий круг лиц, пользующихся исключительным доверием „О“...». И, кажется я знал, как подобрать к ней нужный ключик... Только мне нужно было выяснить еще некоторые подробности. Поэтому я снова набрал номер заказчика.
 
   – По-моему, Антон, вы избрали не совсем правильный маршрут. Впрочем, тут я вам не советчик. Все-таки основной специалист в этом ремесле вы, а не я...
   – Учту ваши доводы.
   Я сидел напротив работодателя. Услышав мою телефонную просьбу, он тут же приехал ко мне лично. Честно говоря, не ожидал подобной оперативности.
   – Вы хотите сделать ставку на Гордееву... Хочу вам сказать, что это довольно тупое, злобное, но исполнительное существо. Что-то вроде охранно-бойцовой псины. Знает команды и хорошо их выполняет... Хозяина любит постольку – поскольку тот дает ей жрать. А наш Общий Друг надеется, что в случае чего она прикроет его тушу собственной. Но это – очень вряд ли. Очень.
   – Вы обещали подробно рассказать, как эта Гордеева попала к нашему Общему Другу, – напомнил я. – И как она попала в «узкий круг», выражаясь словами из вашего документа.
   – Да очень просто. Гордеева тогда уже работала в сизо. В женском корпусе. Хотя правильней было бы отправить ее стеречь наиболее опасных бандюг противоположного пола: они бы у нее стали шелковыми. Причем за пару дней. Так вот, уже тогда Гордеева отличалась какой-то тупой злобой, граничащей с садизмом. Зачастую безо всякого повода отбивала заключенным бабам внутренности. Била, как бьют кирпичи каратисты. Любила она это дело. Ее рано или поздно уволили бы – начальству были поперек горла ее выходки. Но тут у нее появилась шикарная возможность оказать услугу нашему Общему Другу.
   Работодатель откашлялся и сделал паузу, интригуя меня. Я промолчал.
   – Так вот, – продолжил он, – если помнишь, тогда в газетах и по телевизору гремело такое дело – о фирме «Орнамент»...
   – Смутно... Оно, кажется, потом развалилось?
   – Вот именно... А наш Общий Друг проходил по этому делу как соучредитель «Орнамента». Я тебе напомню – банальная финансовая пирамида, обманутые акционеры и нелегальное «отмывание» капитала. Плюс уклонение от налогов и контрабанда. Работала совместная бригада ФСБ, Генпрокуратуры и налоговой полиции. Дело шло, сам понимаешь, с огромным скрипом.
   Работодатель как-то незаметно перешел со мной на «ты» и беседовал уже как с равноправным партнером.
   – Одного из свидетелей сбил и переехал грузовик, другой куда-то исчез, третий поспешно начал отказываться от показаний, данных ранее... Но один свидетель все-таки готов был говорить. Точнее, свидетельница. Это была одна дама, имеющая влиятельную родню в грузинской общине. Она уже находилась под стражей по обвинению в соучастии в другом, не таком крупном, мошенничестве. Но в деле «Орнамента» она тоже «отметилась» основательно. К тому же с нашим Общим Другом у нее были давнишние личные счеты. Очень ей хотелось его на нары отправить. Ну а мы...
   Тут работодатель невольно поперхнулся, но было уже поздно. Он тяжело и жестко взглянул на меня, и я попытался сделать вид, что не обратил внимания на его оговорку. «Мы»... Что ж – умному достаточно.
   – Ну а следственные органы, – продолжил он тем же спокойным, размеренным голосом, – пообещали скостить ей лет пять. Держали ее в одиночной камере женского блока «Матросской тишины». Вот тогда-то наш Общий Друг и его команда и вышли на Гордееву. Она как раз несла службу рядом с «одиночкой» этой грузинки... Замечу – девица эта очень жадна до денег, долго уговаривать ее не пришлось. Ну а дальше... Ни одна экспертиза не сумела подкопаться – самоповешение было сымитировано безупречно. Как я понимаю – Гордеева голыми руками засунула подследственную в петлю. Та была достаточно хрупкого телосложения. Но все равно, согласитесь, это очень не просто... Впечатляет?
   – Да как сказать... – передернул плечами я. – Я тоже вроде не из театра юного зрителя.
   – Ну вот. В результате все следствие пошло насмарку, господин Олигарх успешно выкрутился и пошел в гору. А у сержанта Гордеевой начались неприятности. Родственники погибшей то ли что-то узнали, то ли как-то догадались об истинной причине гибели их родственницы, но до Гордеевой дошло, что ей готовят расправу. Она быстренько увольняется из органов и поступает на службу к господину «О» в качестве личного телохранителя. Он взял ее под свое персональное покровительство. Этим и можно объяснить ее «вхождение в узкий круг доверенных лиц». Кроме бычачьей мощи, которой иной мужик позавидует, другими способностями Гордеева не блещет. Угрюмое, злое создание, по недоразумению родившееся женщиной. Больше ничего сказать о ней не могу. А вы думайте, решайте... Если считаете, что смысл есть, – действуйте!
   Я поблагодарил работодателя, и после дежурных вежливых фраз мы расстались.
 
   Иван заявился минут через тридцать. И не один. Это я понял, заслышав в прихожей чей-то писклявый голосок.
   – Это Оля, познакомься – это Антон! Мой научный руководитель и очень хороший человек, – представил меня Иван юной блондинке, смущенно моргающей круглыми большими глазами.
   – Оля, – протянула миниатюрную кукольную ручку девушка. Она была невысокой – метр шестьдесят на каблуках, но очень изящно сложенной. Ножки стройненькие и для ее роста достаточно длинные, сзади и спереди все, как говорится, в наличии. На подсадку не похожа – слишком кукольная наружность, просто Дюймовочка, ведет себя естественно... Завидую Ивану белой завистью! А впрочем, и черной тоже...
   – Мы очень смешно познакомились! – Ваня был на подъеме. – Оля чуть-чуть не сбила меня своей машиной.
   – Я только вчера получила права... – потупила ясные глазки Оля.
   – Нормально! Тот не шофер, кто пару-тройку лишних пешеходов не придавил, – беззаботно улыбнулся я и подмигнул. – А этого вообще стоило бы... по забору размазать!
   – Ой, вы скажете тоже! – Девушка всплеснула руками.
   – Можно, я буду называть вас Лелей? – неожиданно предложил я.
   – Называйте, пожалуйста, если вам так нравится. Меня, вообще-то, еще никто так не называл. – Девушка понемногу осваивалась.
   – Значит, я буду первый! Поверьте, вам это имя гораздо больше идет... – Я выдал свою самую дружелюбную улыбку и еще раз подмигнул. – События надо обмыть. Знакомство, спасение из-под колес да еще дополнительные крестины...
   Мы наскоро сообразили нехитрую закуску под коньяк, который дежурил в холодильнике для этого случая, и после пары рюмок я удалился к себе в комнату, поняв, что новым знакомым хорошо и без меня.
   Минут через пятнадцать они, пожелав мне из-за закрытой двери спокойной ночи, проследовали в комнату Ивана.
   ...Что ж, при нашей профессии изредка расслабиться – святое дело. Надо будет завтра закадрить официанточку Катю... Очень уж она мне в нутро запала. Почему – сам не понимаю...
   Неожиданно я внутренне подобрался, даже напрягся. Как это сказал Ваня – «чуть-чуть не сбила меня своей машиной...»? С чего бы это меня задела его фраза? Не зря ведь задела... Так, для начала надо все обмозговать. «Чуть-чуть не сбила меня своей машиной»... По опыту гаишников и водителей, женщина за рулем – источник повышенной опасности.
   Я просидел в кресле еще с полчаса, просчитывая варианты, и улегся спать. Подъем-то завтра часов в шесть, не позже...
 
   – Вон тот подъезд, на всякий случай запомни...
   – И стоило сюда тащиться в такую рань?
   – Стоило, Ваня... Вот – полюбуйся.
   Дверь подъезда хлопнула, и во дворе появилась глыбообразная дама-секьюрити Гордеева. Она была одета точно так же, как и вчера: темный шелковый брючный костюм свободного покроя, белая блузка, черные туфли на низком широком каблуке, никаких украшений. Волосы на сей раз были коротко подстрижены – когда только успела... Выйдя из подъезда, она внимательно огляделась, но нас с Иваном засечь не могла, так как мы расположились на лестничном пролете между вторым и третьим этажами соседнего дома и просматривали весь двор из окна. Я все же невольно отстранился, когда она повела глазами в нашу сторону.
   – Идет к гаражу... Запоминай все, Иван, и не переспрашивай.
   – Роскошная тачка. – Ваня выделял в наблюдаемой картине то, что занимало его больше всего. – Неплохо ей, однако, платят...
   – Номер запоминай.
   – Все в норме, Антон. Лихо стартовала!
   Иномарка двинулась быстро, через несколько секунд она скрылась в арке, ведущей на основную магистраль.
   – Какой новый русский не любит быстрой езды... – риторически произнес я. – Пошли, пока нас здесь не приметили...
   Однако народу в столь ранний час на улице практически не было – так, пара человек прогуливала собачек.
   – Решился? – спросил Иван, когда мы вернулись в свою «девятку», припаркованную по старинному правилу за два квартала.
   – Решился, Ваня...
   – С этим пугалом огородным свяжешься? Смотри, пойдешь по ее шерсть...
   – Придется пойти... – Я не торопился заводить машину. – Вот что, Иван... – Я в упор посмотрел на него и выдержал паузу. – Если мы выберемся из этой передряги живыми и здоровыми, то только благодаря мне... Понял? А если еще и с обещанными бабками, то вообще, считай, фавориты Господа Бога... Поэтому давай без мелкого подъ...ба. Лучше помалкивай, ладно? Очень прошу тебя. И выполняй все, что я тебе скажу.
   Я не ждал возражений. Что тут возразишь? Я ведущий – Ваня ведомый... Он промолчал.
 
   Пока мы отсутствовали, Леля-Оля успела проснуться и приготовить завтрак. Она вообще бойко хозяйничала, когда мы вернулись. Довольно милая девочка, хоть и с ****скими наклонностями. Так вот с первым встречным и на всю ночь... Впрочем – чего это я моралистом заделался... От зависти, наверное. К тому же Иван – парень симпатичный, статный, с ним любая девчонка за честь почтет. Поэтому в ресторан я сегодня отправлюсь без него. А он с Лелей-Олей пусть здесь... расслабляется.
 
   – Катя, вы знаете, сегодня вечером я отправляюсь в пасть к чудовищу...
   – Могу только пожелать вам удачи... Делайте, пожалуйста, заказ.
   – Я вам говорю, что в пасть к чудовищу иду, а вы заказ...
   – Меня ждут клиенты. Извините, пожалуйста...
   Я заказал уже привычный моему желудку шашлычок «Всего по чуть-чуть», а к нему наугад, не консультируясь с Екатериной Третьей, салат «Неурожай Дона Педро» (вчера «Урожай», сегодня «Неурожай», все как в жизни), нечто под названием «Рыбка для Данилы-мастера» и сто пятьдесят коньячку. «Неурожай» касался овощей – их в салате не было, только разнообразная зелень и прекрасный, свежий кобийский сыр, а «Рыбка для Данилы» прошла бы «на ура» и за царским столом... Нет, что ни говори – хороший ресторанчик!
 
   – Катя, у вас есть книга отзывов и благодарностей?
   – Нет. – Екатерина Третья выписывала счет и отвечала, не поднимая глаз от своего блокнота.
   – Где же мне тогда записать свои восторженные чувства?
   – Дома в дневнике.
   Неприступная крепость... Ладно, будем действовать в лоб, иного пути не вижу.
   – Вы решительно не хотите знакомиться со мной, Катя? Хорошо, я сейчас уйду.
   – Извините, я на работе. А шеф не поощряет заигрывания с клиентами. Заметит – уволит.
   – А... понимаю. – Я ловил каждое движение ее рук. – Запишите мне на счете ваш телефон, и я не буду больше вредить вашей карьере.
   Катя поколебалась мгновение, потом коротко взглянула мне в глаза и быстро дописала семь цифр под уже подбитой суммой.
   Женщины... Женщины... Женщины. Сколько ни повторяй – суть не изменится. А до сути – не доберешься. Как-то по молодости, еще будучи студентом МАИ, я был остановлен небольшой группкой цыганок. В тот день выдали стипендию, мы ее, как положено, отметили, и я был предрасположен ко всему живому и потому любезно откликнулся на их просьбу о посильном спонсировании. Денег у меня оставалось не много, но я не поскупился, одарив понемножку каждую. В благодарность (а может, с тайной надеждой завладеть оставшейся мелочью) одна из цыганок взялась мне погадать. Разумеется, с помощью «говорящих» линий моей ладони.
   – Жизнь тебя ждет долгая... И женщины тебя будут любить, а ты, смотри, не обижай их! Все горе твое и все счастье от женщины зависит. Поэтому люби их, но остерегайся. Женщина тебя и спасти может, и погубить! Такое вот цыганское пророчество. Тогда меня просто повеселил сам процесс – не верил я в эти цыганские бормотания, да и неконкретные они были какие-то. Сейчас– то я смотрю на это по-иному...
 
   Ущербная женщина... Именно так можно охарактеризовать Елену Николаевну Гордееву. Только ущербная женщина может иметь такой неприятный, леденящий, прямо сковывающий взгляд. Ущербных женщин следует опасаться. Невостребованная сексуальная энергия способна превратить ее в подлинное чудовище. Она становится способной на самые неожиданные и страшные поступки. По совести сказать, на душе у меня было невесело от перспективы близкого знакомства... Однако я должен «разомкнуть» ее, тогда у меня появится реальный шанс выполнить задание... Жить хочется, скажу я вам, очень сильно... А когда хочется жить, как-то на всякие мелочи, даже не очень хорошо пахнущие, внимания уже не обращаешь.
   Гадкий циник, скажете вы и будете абсолютно правы. Циник... Поганец среднего возраста, не лишенный обаяния и интеллекта. Это я. А вы, конечно же, нет... Какая у вас в детстве была любимая сказка? Правильно – «Огниво». Андерсена Ганса Христиановича, доброго носатого дяденьки. Ну-ка, припомните эту историю. Возвращается с войны солдат – там он, понятное дело, не на флейте играл. Раз-два, левой... Молодой, красивый (помните иллюстрации Виктора Чижикова?). А навстречу ему – кто? Правильно – мерзкая старая ведьма. Ну, выражаясь новорусским языком – побазарил солдат с ведьмой и полез в дупло. Ведьма его попросила. С выгодой для обеих сторон. Ну далее вы помните: вытаскивает ведьма солдата из дупла, отдает ей солдат обещанное огниво, а себе берет... Как было сказано у Г.-Х., – и карманы его, и сапоги, и ранец, и фуражка были набиты золотом. Но был солдат по молодости любопытен.
   «Зачем тебе это огниво?» – спросил солдат.
   «Не твое дело, – ответила ведьма. – Получил деньги – и отвали!»
   И действительно. Солдату тому многие наши олигархи позавидовали бы. Но зачем она так грубо ответила?
   Короче, солдат взял да и отрубил ей голову. (Афганский синдром называется.) Ну, потом помните – бабки свои солдат «прогудел», как положено, и вспомнил про огниво. Тут и псы появились – чего угодно новому хозяину? Кого разорвать, кого загрызть? Им ведь, псам, все равно, кому служить. Не оприходуй солдат ведьму – ей бы служили (и того же солдата и порвали бы на портянки по ведьминой просьбе...). Ну и натворил солдат делов, как говорится, с псами этими. Для начала украл королевскую дочку, а затем вошел во вкус и разнес псовыми руками и короля, и королеву, и судей, и стражу. И все были довольны, включая принцессу и псов с прочими народными массами.
 
   Вывод: деньги – ничто, власть – все. Да, Ганс Христианович?
 
   ...Ведьма у меня имеется. Псы тоже себя ждать не заставят. Прекрасная принцесса в лице официантки Катеньки тоже присутствует. Вот только огнива нет... В этом-то и вся проблема.
 
   – Эй, слышь! Ты живой или нет?!
   А голос даже приятный, совсем не соответствующий общему виду. Участливый, взволнованный голос. И дикция четкая. Что для тупых людей крайне не характерно...
   – Живой, я же вижу. Ну-ка, поднимемся...
   Подниматься, однако, я не торопился. Мне нужно было заставить эту «чугунную леди» немного поволноваться. Это давало мне психологическое преимущество в дальнейшем.
   – Ой... Простите ради бога!
   Я наконец «прихожу в себя» и обретаю способность говорить. Моя нынешняя роль – рассеянный интеллигент. Простодушный, глуповатый, но начитанный и с добрым сердцем... Поэтому одинокий.
   – Ради бога! – Голос «чугунной леди» начал крепчать. – Смотреть надо! Лезешь под колеса...
   – Простите... – повторил я, боясь поднять взор и не торопясь с переходом в вертикальное положение.
   – Живой остался, и ладно... Руки-ноги целы? – Она быстро, профессиональными движениями дернула меня за обе конечности, и я сам собой оказался на ногах. – Стоять! – неожиданно зло рявкнула она, и я невольно вытянулся по стойке «смирно».
   Ох, как оно ощущается, это ее эмвэдэшно-спортивное прошлое.
   – Вот так, – уже более спокойно произнесла «чугунная леди». – Ну а теперь давай сюда, на тротуар...
   – Простите... – в четвертый раз произнес я, не решаясь заглянуть ей в глаза. – Я признаю, что виноват, это я нарушил... Только давайте без милиции, ладно?.. Я... постараюсь компенсировать, только отпустите меня... – Дрожащей правой я полез во внутренний карман.
   – Чего?! – «Чугунная леди», кажется, была искренне удивлена.
   – Вот, – трясущейся рукой я извлек из кармана бумажник. – Это все, что у меня есть...
   – Ты головой не ударился? Или совсем недоумок... – Кажется, она была действительно обескуражена. Роль «недоумка» мне удалась успешно.
   – Я только хотел... Я нарушил, вы сбили человека... Тоже, наверное, неприятно... Хуже всего, если милиция... А? Зачем нам попадать в историю? – Тут я впервые заглянул в ее невыразительные, бесцветные очи. В них читалось искреннее непонимание: ей впервые пришлось встретиться с клиническим идиотизмом. – Возьмите, пожалуйста, я вовсе не хотел вас обидеть...
   – Придурок, – совершенно беззлобно пробормотала она. Госпожа Гордеева впервые видела перед собой подобный экземпляр. Ее прежнее спортивно-милицейско-уголовное окружение ничего подобного не демонстрировало никогда. На этом я и строил свой нехитрый расчет. И, кажется, попал в цель. Гордеева на некоторое время замешкалась, не зная, что сказать.....
   – Ой, как же так?! – неожиданно воскликнул я, раскрыв бумажник. В нем лежало всего несколько десятирублевых купюр. – У меня же здесь... У меня же было здесь три тысячи... рублей! Не может быть! – Я поспешно стал рыться по карманам.
   – Все ясно... – сдержанно хмыкнула госпожа секьюрити. И тут же уточнила: – Ты на «толкучке» был, ну, что на соседней площади?
   – Да-да... – машинально ответил я, продолжая выворачивать наизнанку карманы. – Были же, только недавно пересчитывал...
   – Внимательней надо быть, – теперь голос Гордеевой звучал снисходительно. – Это тебя «трясуны» перекрестили, – убежденно изрекла она.
   – Что? – дернул шеей я, хотя уместнее было бы спросить «кто?».
   – «Трясуны»... Шайка такая, глухонемые. Специалисты по карманной тяге...
   Однако как она выражается – «специалисты по карманной тяге»... Это, надо сказать, уже стиль. И глаза у нее не тупые... Острые, пронзительные, холодные... Но умные. Умные, маленькие, злые глаза. Поэтому от их взгляда так и передергивает...
   – Мастера, – продолжала она в том же духе. – Вытащили, забрали, что нужно, остальное вернули тебе. Даже оставили немного, чтобы не помер с голоду... Благодетели твои...
   – Не может быть! – изумленно выдохнул я.
   По правде сказать – я действительно был удивлен. Не ожидал, что моя «легенда» так сработает... На все сто.
   – Выловить бы всех этих тварей да к стенке... – неожиданно резко произнесла она. С чувством произнесла, искренне. И глаза жутковато сверкнули. – А ты не разевай варежку... То деньги теряешь, то под колеса лезешь. Откуда приехал-то?
   – Из Быкова... А как вы догадались? – в том же амплуа продолжал я.
   – На лбу написано... Подожди-ка минут пять, сейчас я машину загоню в гараж.
   – Зачем? Я лучше пойду, а? Никто же не видел...
   – Куда ты пойдешь? – Голос снова стал властным. – Весь грязный вон!
   – Да, действительно...
   – Поднимемся ко мне, я здесь на пятом этаже живу, хоть немного себя в порядок приведешь...
   – Мне неудобно...
   – Неудобно знаешь что делать?.. Не переживай, одна я живу, никто тебя в окошко не выкинет.
   Я молча покорно кивнул. Как все, однако, сложилось... Тем не менее на соревнованиях по сборке кубика Рубика побеждает тот, кто за минимальное время соберет все шесть граней. В студенческие годы я немного увлекался этим делом, причем не без успеха. На нынешний момент я собрал только одну сторону, а это не такое уж и хитрое дело. Самое трудное было впереди, а о шестой грани я даже думать боялся...
   Я стоял и смотрел, как «чугунная леди» запирала гараж. Бумажник я все еще держал в руке...
   Многие вещи в нашей жизни начинаются именно с бумажника. Например, моя встреча с Иваном.
 
   Наше с Иваном знакомство произошло при обстоятельствах более чем романтических. Романтиком был тогда Ваня... Романтиком с большой дороги. Но не простым...
   Закончив энергетический техникум в своем родном поселке Заречный Белоярского района Свердловской области, стал специалистом по эксплуатации электрооборудования и средств автоматики энергосистем. В дальнейшем его служебная карьера должна была развиваться на объектах Минатомэнергопрома. Дело серьезное, нужное стране и весьма ответственное. Вот только «зряплата» оставляет желать лучшего. А уж для человека Ваниного размаха и мировоззрения так вообще смех один, а не заработок. Армию Ваня отслужил в частях морской пехоты Северного флота, а когда дембельнулся, палаточно-кооперативное движение было в самом разгаре. Оглядевшись, Иван решил плюнуть на нужные стране энергосистемы, набрал кредитов и создал собственное торгово-коммерческое предприятие. Только где-то дал маху, и скоро его бизнес накрылся одним местом, как говорится. А кредиторы тут как тут... Что, спрашивается, надо делать при таком раскладе? Бежать, конечно. Но Ваня решил, что для него это несолидно, и нашел другой выход.
   Зачем я тогда оказался в Екатеринбурге, знать вам не так уж и важно, главное, что мой визит на родину первого законно избранного президента состоялся как раз в тот момент, когда Иван решал там же свои финансово-кредитные проблемы...
   Я возвращался с вокзала около шести часов вечера.
   – Простите, у вас закурить не будет?
   Двое милых молодых людей. Как будто сошли с плаката «Любовь, Комсомол и Весна». Один спереди, другой сбоку. На грабителей не похожи. Заурядная просьба, вежливый голос. Я спокойно полез в карман за сигаретами, тем не менее не упуская из обзора движений каждого.
   – А теперь, пожалуйста, достаньте бумажник и отсчитайте нам половину всех денег, которые у вас есть, – так же вежливо и спокойно сказал мне тот милый юноша, что стоял спереди. А тот, что сбоку, извлек из кармана внушительных размеров свинчатку. – Половину отсчитайте, пожалуйста, – повторил юноша. Спокойно так повторил. Просил, одним словом.
   Я был в замешательстве. Так меня еще не грабили, хотя случалось в жизни всякое... Боковым зрением я заметил, что вокруг не было ни души.
   – И побыстрее, – тем же тоном поторопил меня этот оригинал. – Иначе нам придется немного вас побить...
   – Вы чего, ребята? – Я сделал шаг назад и отметил, что боковой окончательно переместился мне за спину.
   Не зря все-таки я ходил в спортзал и носил кимоно с зеленым поясом. Заднего я согнул пополам ударом локтя в солнечное сплетение. А вот передний оригинал, как видно, тоже посещал занятия карате, и отнюдь не пижонства ради. Пара хлестких ударов достали-таки меня по корпусу. Блокировать и уходить от его ударов было не так-то просто. Минуты полторы мы мудохались примерно на равных.
   – Все, мужик! – Неожиданно мой оригинальный противник отскочил назад и поднял вверх правую руку. – Ты крутой, признаю... Разойдемся?
   – Так ты вроде пополам хотел... – заметил я, не торопясь, впрочем, переходить в атаку.
   – Ну, хотел... Но раз ты не хочешь – не надо! Так расходимся?
   – Приятель твой уже «разошелся»... – Я бросил быстрый взгляд за спину, но никакой опасности оттуда не исходило.
   – Тварь трусливая, – прокомментировал мое замечание гопник-оригинал. – Сбежал, мудак...
   – Что же ты с таким говном связался? – спросил я уже почти дружелюбно, но не теряя бдительности. Как ни странно, но грабитель чем-то импонировал мне. И вообще он выглядел симпатичным, незлым парнем. Он пожал плечами и улыбнулся.
   – Испытываю серьезные материальные затруднения!
   – Это я уже понял... А с такими, – я кивнул за спину, – не связывайся больше. Ну а денег я тебе все-таки дам. Не половину, конечно...
 
   – А ты не мент, часом?
   Мы с грабителем сидели в вокзальном ресторанчике и вели беседу.
   – Похож, что ли?
   – Да так... Не очень, вообще-то. Значит, из «деловых»?
   – Я-то из «деловых», а вот ты, видно, не очень...
   – Тебе-то что?
   – Удивляюсь просто – нормальный парень, не дурак, язык подвешен, а чем занимаешься? Да еще на пару с какой-то мразью...
   – Давай по делу. Если есть что предложить – давай, рассмотрю. А нет – так разговор кончен, пойду. А свои деньги при себе и оставь.
   – Ну что же, слушай...
 
   Согласитесь – Ваня был действительно большим оригиналом. Вы, например, будете заявлять в милицию, если такие вот аккуратно подстриженные ребята заберут у вас ПОЛОВИНУ наличности? Нет, конечно, лишиться половины – это очень неприятно... Но ПОЛОВИНА-то при вас! И морда цела, и спасибо сказали... А милиция – это заявления, показания, очные ставки... Да плюс еще суд, процедура тоже не из приятных. Вот на Ваню и его дружка-засранца никто и не заявлял... Хороший психолог, однако. Хоть нигде этому специально не обучался. Что называется – талант. И не из трусливых, уравновешенный, рассудительный, вроде вполне управляемый...
 
   Через месяц у Ивана уже не было ни проблем с назойливыми кредиторами, ни необходимости, надрываясь, строить собственное торгово-коммерческое предприятие, ни прочих затруднений материального характера. У него теперь вообще не было никаких затруднений, и, кажется, он нашел свое место в нашем противоречивом мире... И я был им доволен.
 
   Ну и квартирка! Почти полное отсутствие мебели, так, парочка шифоньеров в коридоре. А одна из двух комнат вообще переоборудована в спортивный зал. Штанга с набором железных «блинов», пара двухпудовых гирек, боксерская груша... В соседней комнате диван с подушкой, журнальный столик, телевизор. Вот и вся обстановка. Пыли и мусора не наблюдалось. Чисто, гладко отполировано, аккуратно... Как на том свете. Типун мне на язык.
   – Простите, как ваше имя?
   – Елена Николаевна. А тебя как?
   – Антон... Просто Антон. А вы спортсменка?
   – Да так, немного...
   Я снял куртку и направился в ванную.
   – Как у вас здесь все чисто, прибрано, – пустил я пробный комплимент.
   Она промолчала. Ладно, буду приводить себя в порядок, чиститься-причесываться. Я ведь за этим здесь...
 
   – Еще раз огромное спасибо, я вам столько беспокойства причинил...
   Спустя минут пятнадцать я рассеянно топтался в прихожей. Уходить просто так было невежливо... Да и не входило это в мои стратегические планы.
   – Впредь будешь внимательней. – Она подошла ко мне вплотную и неожиданно что-то сунула мне в карман. Очень твердо и уверенно. – А это тебе за моральные издержки. Пункт обмена валюты в соседнем подъезде, работает круглосуточно....
   – Что вы! Как можно?! – Я попытался вытащить из кармана зеленые бумажки, но ее тяжелая мужская ладонь накрыла мою вялую руку.
   – Бери, бери.... А то у тебя какой-то день несчастий получается. Да и я тоже хороша, едва тормознуть успела.
   – Но ведь успели же! Нет, это я как идиот влез к вам под колеса!
   «Влез к вам под колеса...» Ну и фразочку я отмочил. А какие «колеса» мне еще предстояли... Однако назвался груздем – полезай под колеса и дальше...
   – Я сказала – бери!
   Вот он, ответственный момент. Теперь главное – сыграть понатуральней...
   – Ваши деньги я взять не могу, – убежденно проговорил я. – Но если бы вы... В общем, у меня есть к вам небольшая просьба... Я даже не знаю, неловко-то как...
   – Ну говори, не стесняйся. – Она отошла на пару шагов и встала по стойке «вольно» в дверном проеме. Теперь она уже не выглядела столь неприступно и сурово...
   – Понимаете... Я – приезжий... А вы... Вы сказали, что живете одна... Ну, в общем, мне негде переночевать, – произнес я заветную фразу, покрывшись испариной, окрасившись в бордовый цвет и уперев взор в коридорный линолеум.
   – И долго тебе будет... негде переночевать? – равнодушным голосом поинтересовалась чугунная леди.
   – Всего два дня, – поспешно пролепетал я, не решаясь поднять глаз, – сегодня и завтра. А потом я уеду!
   – Да пожалуйста, – тем же равнодушным тоном отозвалась она. – Вот здесь и расположишься! – Кивнула в сторону «жилой комнаты»...
   – А... как же вы?!
   – А я здесь, – кивнула она на свой миниатюрный спортзал. – На раскладушке.
 
   – Проснусь рано, часов в пять. На работу уйду ровно в семь, – сообщила мне Елена Николаевна перед тем, как уединиться в спортзале. – Ты уйдешь вместе со мной, одного тебя в квартире оставлять не хочу.
   – Да, конечно же... Не беспокойтесь, это для меня прекрасный выход!
   – А чего тебя в наш двор занесло? – немного помолчав, неожиданно спросила она.
   – Я думал, что переулками к метро быстрей выйду. Мужик один так объяснил. Ну я и заплутал...
   – Какой-то ты бестолковый. Кто по профессии-то?
   – Самолетостроение – ну, сопромат, гидроаэродинамика, расчетами занимался, – почти не соврал я. – Потом на ремонте бортов в аэропорту Быково... Но сейчас временно безработный. Временно! – еще раз акцентировал я это слово. – В Москве как раз на предмет трудоустройства...
   – Понятно. Ну тогда – спокойной ночи!
 
   Кажется, этот психологический этюд мне удался! Теперь можешь спать спокойно, дорогой товарищ Чехов. На сегодня все. Хотя, если эта леди заявится ко мне ночью... Это будет шестая грань кубика Рубика. Кажется, я переоценил свои мужские возможности – от одной мысли все съеживается и внутри, и снаружи... Нет, сама она сегодня не заявится. Пронеси, господи, хоть на этот раз, а завтра... Возьму бутылку, закуски, в конце концов, она все-таки баба, а я все-таки мужик...
   В соседней комнате раздавались тяжелые удары. Госпожа Гордеева занималась вечерней гимнастикой. Поистине – Чугунная Леди.
   ...Но вот завтра... Завтра действительно предстоит решающий день, от которого зависит вся моя дальнейшая жизнь.
   Заснул я на удивление быстро.
 
   Ровно в семь ноль-ноль я покинул свое новое нестандартное пристанище вместе с хозяйкой.
   – Подвезти тебя? – поинтересовалась она, направляясь к гаражу.
   – Нет, спасибо, – вежливо проблеял я и поспешно распрощался с «благодетельницей» до вечера.
 
   – Ты один? – осведомился я у Ивана, дернув подбородком в сторону запертой комнаты.
   – Один... Оля ушла пораньше – не хотела пропускать первую пару в институте, – отрапортовал он.
   – Хорошо. – Я сразу направился в ванную комнату. После вчерашнего мне необходимо было принять контрастный душ.
   – У тебя-то как? – спросил мне вослед Иван.
   – Как видишь – живой и невредимый... А ты слушай вот что, – обернулся я к нему. – Вечером я уйду, и до завтрашнего утра можешь делать что угодно, веселиться в свое удовольствие. Но если завтра до восьми ноль-ноль утра я не объявлюсь... То все. Как говорили когда-то, прошу считать коммунистом.
   – Искать тебя по адресу этой... Гордеевой? – Иван нервно сглотнул.
   – Искать... – Я дернул углами губ, изобразив ухмылку. – Искать тогда, боюсь, уже будет некого... И нечего. Уходить тебе надо будет, и как можно быстрее.
   – Ясно... Значит, если после восьми ноль-ноль ты не объявишься...
   – Да объявлюсь я, не волнуйся. В первый раз, что ли?
 
   – Жениться не надумал, Ваня? – После принятия водных процедур моя нервная система несколько стабилизировалась, и меня потянуло поболтать на житейские темы.
   – Да можно, вообще-то... Эта Оля, скажу тебе...
   – Я уж сам вижу, фирмовая девочка.
   – И папаша у нее какой-то крутой. Может, даже из правительства. Она не говорила точно, но чувствуется. Как минимум – нефтяной генерал. Машина у нее, кстати, «БМВ», папин подарочек.
   – Она действительно чуть не наехала на тебя?
   – Ага! – заметно повеселел Ваня. – С рулем, дурочка, не справилась и прямо на тротуар. А там я... Еле отскочил.
   Бывает... Чего только в нашей жизни не бывает. Это ведь только в литературе, если ружье висит на стене, то обязательно пальнет на последней странице. У нас другая драматургия. У нас ружье лет двести висеть будет, пока не заржавеет, а чайная ложка стрельнет... В середине первого акта.
   Что ж, может, и получится у Вани личная жизнь. Все равно наш с ним союз не переживет этого заказа, чует мое сердце – при любом исходе. Ну да ладно...
 
   – А как вы узнали, что у меня сегодня выходной?
   – Читаю мысли и угадываю желания на расстоянии. Могу и вас научить.
   – Если у вас есть время...
   – Времени, Катя, у меня сегодня сколько угодно. Но только до девяти часов вечера.
 
   Парк юрского периода... «Гигантские динозавры жаждут увидеть вас!» Рекламная афиша была высотой с двухэтажный дом. С чего это они так жаждут нас увидеть? Об этом написано не было. И правильно. Кто много знает, тот плохо спит. Ну и ассоциации у меня...
   – Почему вы пригласили меня сюда? – поинтересовалась первым делом Катя.
   – Обычно красивых девушек приглашают в ресторан. Но я догадываюсь, как вам осточертело ваше заведение, – а они ведь все, по сути, одинаковые...
   – Да уж это точно, – согласилась она.
   – А динозавры, конечно, порадуют и развлекут вас. Ну и меня заодно. Люблю я их, паскуд, с раннего детства. И давай переходить на «ты».
   – Давай! – кивнула головой Катя. – Это у меня просто служебная привычка, – пояснила она. – У нас в ресторане строго на этот счет.
   – Верно, не общепит, – поддержал я. Женщинам легче, если игра идет на их поле. Мужикам, кстати, тоже...
   – Вот именно, – подхватила она. – Только попробуй кого-нибудь не так обслужить... Вылетишь с работы в один миг. У нас все девчонки дрожат.
   – Ну что ж, вежливость – не самое худшее в этой жизни, – вставил я свое слово. – Заработок-то хоть приличный?
   – Вполне. Нам с мамой хватает и еще остается.
   – А бывший муж не помогает?
   – Да он вообще... Слушай, а как ты узнал, что я была замужем?
   – Чтобы такая красивая женщина и ни разу не побывала замужем?
   – Я так старо выгляжу... – неожиданно сникла Катя. Кажется, я немного дал маху со своей проницательностью.
   – Я тебя обидел?
   – Ерунда... Просто мне не хочется вспоминать о прошлом. Хочу жить настоящим!
   – Тогда приступим!
 
   ...Динозавры... Герои нашего времени. Большие, механизированные, пестро раскрашенные зубастые красавцы... Громко щелкают челюстями, издают рычащие звуки, глазами мечут молнии (для этого специально вмонтированы яркие фонарики). Никому не страшно, даже очень маленьким детям...
 
   – Ты коммерсант, я правильно угадала?
   Побродив с полчаса по выставке и дав динозаврам вволю попялиться и пооблизываться на нас, мы зашли в небольшое летнее кафе напротив Парка юрского периода.
   – Как тебе сказать... – наигранно замялся я.
   – Коммерческий директор какого-нибудь совместного предприятия! – продолжила Катя.
   – Почти угадала, – пожал плечами я.
   – У тебя дорогой костюм, ты всегда в хорошем настроении... Обедаешь в ресторанах уровня не ниже, чем наш. А в Москву приехал подписывать очередной договор с инофирмой...
   – Неплохо. Что еще скажешь?
   – Ты уверен в себе. Женат никогда не был.
   – С чего ты взяла?
   – Ты... Ты свободен. У тебя внешность и манеры свободного, незакомплексованного человека. Понимаешь, мне как женщине многое лучше видно. Ты не согнутый, не озабоченный... А мужчина женатый или побывавший в неудачном браке выглядит по-иному. Двигается, руки держит, смотрит, разговаривает... Даже смеется, даже сморкается по-другому.
   – Браво! – искренне восхитился я. – А может, я бандит?
   – Нет. На бандита ты не похож, – убежденно произнесла Катя. – Я бандитов достаточно повидала, они к нам в ресторан регулярно захаживают. Разговор у тебя не тот, вся повадка не та. И глаза...
   – Ну а если я... артист?
   – Если бы ты был артистом, то наверняка знаменитым и заслуженным. В кино бы часто снимался, я бы тебя знала! А просто артистом, из массовки, ты быть не можешь.
   – И все-таки я бандит! – мило улыбнувшись, резюмировал я.
   – Никогда не поверю. Официантку не обманешь! – И Катя весело рассмеялась. – Даже не пытайся!
 
   Бандит... Впрочем, какой я, в самом деле, бандит. Я, скорее, наоборот... Ведь из «отработанных» мною «клиентов» не было пока ни одного хоть мало-мальски приличного человека. Жулики, мошенники, те же бандиты (причем самые что ни на есть отмороженные). А я их... Ну вроде санитара общества. Или вам это не нравится, не по душе? Пусть вся эта хитрая сволочь окончательно власть к рукам прибирает? А когда окончательно приберет – знаете, кем вы у них будете? То-то же... Да я и не выбирал это ремесло. Оно меня выбрало. Само...
   В институт я поступил сразу после школы. А чего, МАИ – фирма приличная, вроде не для дураков... С театральным решил не связываться, там кланы, семейственность, гениальные дочки-сыночки с родословной и соответствующим воспитанием... У меня тоже родословная, но совсем другая. Дедушки и бабушки – строители, дорожники, горняки... Мотались по всему необъятному Союзу, дед с бабкой по маминой линии осели в солнечной Грузии, в Зугдиди. Я, когда пацаном был, к ним на целое лето отъезжал – горы, лес, на море по выходным ездили... Я даже говорить немного выучился, сейчас-то забыл почти...
   Папа с мамой, а также старший брат – тоже инженеры. Точные технические дисциплины уважают, одним словом. Ну и я по проторенной дорожке... К тому же в МАИ имелась военная кафедра.
   «Киса, а зачем вам деньги? У вас же нет фантазии!» Помните Остапа Ибрагимовича? Так вот – у меня фантазия была. Громадная, причем с самого раннего детства. С такой фантазией жить на стипендию как-то не получалось... Не хватало, короче, стипендии. И тут нашелся «добрый человек». Поскольку в карате и дзюдо я немножечко разбирался, предложил мне один, ну, сердобольный, скажем так, дяденька, приработок. Середина восьмидесятых, кооперативы, частное предпринимательство... Рэкет. Тогда-то это словечко в России и появилось. А еще через пару лет – киллер. (Но это в основном в газетах, я уже говорил.) Так вот, помогли мне устроиться как бы в «охрану» к одному кооператору новоиспеченному. Причем в свободное от учебы время. Я сначала даже немного опасался: а ну как наедет какой-нибудь отмороженный рэкет – ведь мне с ним не совладать...
Но, как выяснилось, волновался я напрасно. Ни с какими рэкетирами мне неожиданно сталкиваться и страдать от них не пришлось. Потому что рэкетирами оказались мы сами... Я и еще несколько ребят-спортсменов, таких же, как и я, студентов. Функции-то наши оказались не столько охранными, сколько наоборот.
   Короче, мы были задействованы как «получатели долгов» с недобросовестных должников – таковых у нашего хозяина имелось немало. А чего здесь такого? Я и сейчас так считаю: должен – отдай. Если брал под проценты – возвращай с процентами. Или не бери. Ну а тогда мне вообще казалось, что здесь и состава преступления-то нет никакого. УК я уже после проштудировал.
   В общем, сдал нас один должник... Ментам сдал. При задержании мне два ребра сломали (нас спецназ крутил – как особо опасных). Затем – «все ночи, полные огня», сизо, больничка тюремная... Следствие – бодяга, адвокат – барыга... Четыре с половиной месяца, считай, семестр.
   Хозяин затаился. Я уже думал, все – лет пять лесоповала обеспечены, даже с учетом положительных характеристик. И вдруг – раз! Тот козел-должник свое заявление назад забирает. Следователь извиняется, чуть ли не расшаркивается... А перед самым «с вещами на выход» подсадили ко мне одного неприметного дядю. И сумел он меня эдак ненавязчиво разговорить. Видно, мастер был на такие разговоры. Я на радостях ему выболтал, что скоро на волю выхожу и все благодаря поддержке влиятельных людей. Мне тогда только девятнадцать стукнуло... Тот сдержанно меня поздравил и заговорил неожиданно жестким, не терпящим возражений тоном.
   «Ты, парень, к своему прежнему хозяину не ходи больше. Он тебя один раз сдал, сдаст и во второй. Это ведь не он тебя вытаскивал – он просто не мешал это делать другим. Да и нечего тебе ерундой заниматься. Слушай и запоминай...»
   Из института меня к тому времени уже выперли, к хозяину возвращаться после услышанного ни малейшего желания... Так вот я и попал на Базу. По «наколке» того сокамерника. Ох, не зря его тогда ко мне подсадили... Не зря. Как только ребра зажили, я оказался в... Название опустим, это несущественно. Когда-то здесь была ведомственная турбаза. Научные работники приезжали сюда зимой (лыжи-санки) и летом (солнце, воздух и вода). Но вскоре у научных работничков турбазу экспроприировали. И вместо базы отдыха устроили Базу...
 
   Все было переоборудовано, как под воинскую часть. Стрельбище, спортзал. Изготовлен был специальный макет городской местности. Имелся на территории даже один армейский вездеход. Танков и бэтээров не видел. И собралось нас там человек двадцать, в том числе две девушки. Одеты кто во что (это считалось неважным). Кто в камуфляж, кто в костюм спортивный... То же самое с прическами – кто брит наголо, кто с длинными волосами, сзади заплетенными в косичку. Насчет судимых – не скажу, не осведомлен. Только один уж точно ранее зону топтал. Некто Армен, все плечи, грудь и руки синие от наколок. Но парень он был серьезный, дисциплинированный и умелый. Одним словом – классических уголовничков и тем более их обычаев и законов тюремных в том лагере не было.
   Возраст – от 17 до 40. Многие только демобилизовались из ВДВ, морской пехоты, внутренних войск. Двое из бывших ментов (младшие офицеры). Ничего. Нормальные ребята, как все, неразговорчивые только. Все бывшие спортсмены – биатлонисты, борцы, боксеры, пятиборцы, специалисты по восточным единоборствам. Образовательный уровень – от восьми классов до престижных вузов. Полный интернационал – русские, кавказцы, татары, украинцы и даже один бурят. Два вьетнамца. Жестокие до крайности, дерзкие. А на вид – доходяги доходягами.
   Две девушки жили отдельно от нас и обучение окончили на две недели раньше. Татарка Венера, в прошлом медсестра, перворазрядница по волейболу, и биатлонистка Таня, русская, крупная девица лет двадцати пяти. Общались они в основном между собой. А нам и не до баб было. Нас так основательно гоняли, что к вечеру с трудом до койки доползали...
   Инструкторы нас не жалели. Основные дисциплины (разведка, наружное наблюдение, уход от «хвоста», а также «методы результативного общения», оперативную психологию и «методы воздействия на другого человека») вел моложавый спортивный мужик лет тридцати пяти. Именовался Игорем Степановичем. По слухам – окончил школу КГБ и около десяти лет отпахал в органах. По слухам... Подрывному делу нас обучал седенький, морщинистый дядя, офицер инженерных войск в отставке. Неторопливо все объяснял, обстоятельно. Стрельбе отводилось особое место – высокий, лупоглазый снайпер с гладко выбритым черепом гонял нас до изнеможения... Ну а остальному – в том числе рукопашному бою – обучались друг у друга.
   Таким образом, за четыре с половиной месяца мы сносно овладели стрельбой из всех видов автоматического оружия, приемами ближнего боя в экстремальных условиях (голыми руками, нунчаками, ножом, палкой... даже авторучкой). Нас научили стрелять с обеих рук по движущимся мишеням, на звук, навскидку, в условиях плохой видимости, в падении и по нескольким мишеням сразу. Особое внимание уделяли работе со снайперским оружием и миниатюрными автоматическими системами (типа «узи» и «бизон»).
   Мы могли теперь изготовлять самодельные бомбы, начинять взрывчаткой автомобили, незаметно подкладывать и подбрасывать бомбы в подъезды домов, маскировать их в офисах и производить взрывы на расстоянии. Овладели мы и способами маскировки в лесу и в городе, блокировки зданий (чисто армейские дисциплины). Ну само собой – вождение автомобиля, мотоцикла. Для воспитания жестокости тренировались на свиньях, специально содержащихся в «подсобном хозяйстве» именно для этих целей. Это, конечно, не то, что на человеке, но все-таки... Живые, как-никак. Мне их даже жаль было. Но ничего не поделаешь...
   В недолгое свободное время отдыхали, как и везде – пели песни под гитару, иногда даже выпивали слегка, это не возбранялось, в отличие от наркоты. Не знаю для чего, но прошли мы и парашютную подготовку – три раза ездили в местный аэроклуб и прыгали с «кукурузника». «Руководство» договорилось...
   А само «руководство» мы увидели только в день выпуска. Серьезные такие, плотные дяди. Немолодые уже, но в хорошей форме. У одного из них пальцы татуированы перстнями, но это еще ни о чем не говорит. Я один раз настоящего прокурора видел с таким перстеньком... Поздравили нас скромно и пожелали удачи. Сделали нас, если называть вещи своими именами, террористами широкого профиля. И разъехались мы кто куда, получив на прощание сведения о системе связи – сугубо индивидуальные для каждого, пароли, документы, а кое-кто – и конкретные задания.
   Общее у нас было только одно, одно на всех – все мы четко сознавали, что на крючке до конца жизни, что люди, которые нашли и отследили каждого из нас, собрали в одно место и обучили нашему ремеслу, всегда сумеют снова найти и снова отследить каждого, где бы он ни был. Осознание этого руководит моими действиями и сейчас – став «осведомленным», я не могу отказаться от выполнения задания, не могу просто сбежать, скрыться, спрятаться – меня найдут. Чтобы остаться в живых, надо выполнить задание. Чтобы выполнить задание, надо остаться в живых, для начала нейтрализовав эту жуткую бабу...
 
   ... Будь прокляты те, кто подсадил тогда ко мне этого неприметного дядечку. Впрочем, теперь-то чего рассуждать... Не все так скверно, господа. Да и не мыслил я уже свою жизнь по-другому...
 
   – Здравствуйте! Это я, Антон... Можно войти?
   – Добрый вечер! Проходи, раз пришел... Чаю хочешь?
   – Ой, спасибо... Вы просто моя спасительница! Я не знаю, как вас благодарить! Я бы чего-нибудь холодненького выпил...
   – Минеральная есть, если желаешь.
   Да, да, вот такой вот я. С соломенными мозгами и добрым сердцем, рассеянный, забывчивый... Интеллигент из провинции. Она видит такого в первый раз.
   – Мне нравится здесь, – проговорил я, неторопливо наливая себе стакан минеральной. – Главное, что я ценю в квартирном интерьере, – отсутствие лишних вещей.
   – Я, как видишь, тоже... – Кажется, она не прочь переброситься со мной парой фраз. – И называй меня на «ты», – неожиданно заканчивает она.
   – Хорошо, Лена, с удовольствием.
   – На ужин картошка и сосиски, клади себе сам.
   – Я тоже всего принес... Давай по восемь капель за знакомство! За то, что не задавила!
   – Ну давай, недодавленный ты мой...
 
   Поллитровка пустела медленно, и в основном моими стараниями – Елена глядела на меня с насмешкой, пила мало, но заметно раскраснелась, ее телеса все больше распирали спортивную безрукавку, от бедер волнами шло тепло – или это мне казалось? Похоже, выпивка действовала на меня больше, чем на нее...
   Невостребованная женская плоть... Да еще такая совершенная! На это я и делал главную ставку. Если и есть где-то ключ к этой неприступной крепости, то только здесь – другой слабины у такого «особо доверенного лица» может вообще не быть... Однако после Кати слишком резкий контраст. Ничего, сейчас по-быстрому перестроюсь.
   Главное – не ошибиться насчет слабого места, ахиллесовой пяты. Цинично, конечно, но захочешь жить – ляжешь в постель с кем угодно. И не надо мне возражать. Интуиция мне подсказывала, что Елена Гордеева, охранник, штангистка, каменная баба, – все же прежде всего женщина. Красивая? Нет, конечно же, но... Эта плоть! Эта плоть возбуждала самые низменные инстинкты, только инстинкты... Но что есть инстинкты?! И кто нам их даровал?
   ...Меня она просто пугает своим штангистским телосложением. Она чудовищно сильна и может свернуть шею практически любому мужику. Она в прошлом сержант МВД. Она...
   ...Но у нее великолепное – нет, просто величественное тело, его много, и я стану его обладателем... Она, конечно же, не может стать женой или эффектной подругой, с ней невозможно найти общего языка, поэтому нас с ней свяжет только плоть... Плотский инстинкт... А когда нет этой возвышенной иллюзии под названием «любовь» (которую частенько поэтизируют импотенты), то все получается еще лучше...
   Меня «отпустило», кажется, я настроился на нужную волну... Плоть начинала звать. Однако тело и конечности непривычно отяжелели...
 
   Никогда ничего не пей и по возможности не ешь в доме врага. Тем более – женщины. Тем более – если у женщины такой взгляд... Но я и выпил-то немного, грамм двести, – ничто для тренированного мужика...
 
   Я не помню, как оказался в постели, и провалился в небытие, едва голова коснулась подушки. Я так и не знаю, что за дрянь она мне подсыпала в минералку, водку или в еду, а может, и не подсыпала. Может, это был какой-то гипноз, но такого паралича воли я не испытывал никогда раньше.
 
   ...Я видел дивный сон... Не буду его пересказывать, бессмысленная смесь эротики и русской сказки о Елене Прекрасной. Сон был не в цвет – я оказался в царстве Елены... Ужасной. И отнюдь не сказочной. Придя в себя и разлепив веки, я чуть не зажмурился снова. Она возвышалась надо мной абсолютно голая. Это было как продолжение сна. Огромная бело-розовая глыба. Великолепное, упругое, прекрасно тренированное тело. Тяжелые ручищи, литые плечи. Ступни сорок третьего размера, накачанные бедра, икры... Однако мощные шары грудей, таз, не уступающий по ширине плечам, и треугольник густых темных волос на выпирающем лобке выдавали в ней женщину. Точнее – бабу. Ее плоть, казалось, пульсировала от переполняющей ее женской темной силы, тянула как магнитом к себе, в себя... Я почувствовал ее запах – не духов и не пота, нет, самого ее тела, ее соков, и понял, что готов ее любить, как жеребец кобылу, терзать, разрывать, протыкать насквозь... Я потянулся к этому телу – и с ужасом понял, что не могу двинуться – мои руки были заломлены за голову и прикованы к штанге, лежавшей на полу у изголовья, а ноги, враскоряку, – к ножкам дивана. Я был распялен на своем диване, как на дыбе, – только в горизонтальном положении...
   ...Что чувствовала она, я не знаю. Я поднял глаза – и все наваждение пропало. Взлохмаченные после сна волосы, челка лезет на глаза, а сами глаза, маленькие, светлые, с острыми, как буравчики, зрачками, смотрели на меня в упор, не мигая, с жесткой насмешкой. Этот взгляд! Опять этот взгляд... Он сковал меня льдом. Пожалуй, если бы даже я не был обездвижен наручниками, то все равно не смог бы пошевелить ни рукой, ни ногой. Просто гипноз какой-то!
   Диспозиция, впрочем, была ясна. Я – пленник, она тюремщица. Судя по всему – это основная роль в ее жизни. Даже не роль, а подлинная сущность. Родилась она такой.
   – Ну, чего молчишь? – произнесла наконец она.
   – Жду... – хрипло произнес я.
   – И чего же ты ждешь?
   – Чем порадуешь..
   – Сейчас порадую...
   Она опустила одно колено на диван рядом со мной, наклонила свое лицо над моим, а затем... Я даже не сразу сообразил, что произошло – так резко она действовала. Дикий вопль вырвался у меня непроизвольно, боль была невыносимой. Госпожа секьюрити неожиданно резко для ее комплекции захватила мою мошонку в кулак и сжала, как теннисный мячик. Вопль мой длился секунды полторы, так как рот мой накрыла чугунная ладонь.
   – Больно, да? – сочувственно поинтересовалась Елена Ужасная.
   Ответить я был не в состоянии – моя тюремщица не торопилась убирать ладонь с моего рта, я начал задыхаться.
   – Надо потерпеть. – Она чуть ослабила зажим. – Ты ведь сильный мужчина, правда?! – И с этими словами она сдавила мои яйца еще сильнее, я выгнулся от дикой боли, попытался укусить ее ладонь, но она была начеку. – Но ты, кажется, хотел, чтобы все было по-другому?! – Она разжала кулак – и тут же «компенсировала» ударом в печень свободной рукой. На какое-то мгновение я потерял сознание, но она быстро привела меня в чувство. Да, госпожа Гордеева была мастером в этом окаянном ремесле. О, как точно охарактеризовал ее оловянноокий работодатель – тупое, злобное создание с садистскими наклонностями, по недоразумению родившееся женщиной... Впрочем, не совсем точно – не такое уж оно и тупое, вон как меня сделала, а вот насчет всего остального, похоже, правда. И судя по всему – немного сумасшедшая.
   – Сейчас я уберу ладонь, и ты сможешь говорить, – спокойно сообщила мне Елена Ужасная. – Но если ты снова будешь орать, я просто раздавлю твои яйца. Понял?!
   Я поспешно закивал головой, хотя в моем положении это было не так-то просто.
   – И отвечать будешь только на мои вопросы! Понятно?
   И я вновь нервно затряс башкой... А голос у нее был спокойный такой, будничный. Словно каждый день мужикам яйца давит. Вот они – цыганские предсказания! Все сбывается...
   – Кто тебя подослал ко мне? – Она отомкнула мне рот и спокойно ждала ответа.
   О боже мой, что же мне отвечать? Однако что-то отвечать придется – в мою печень снова пушечным ядром врезался Еленин кулачище. Мое молчание ей не нравилось точно так же, как и вопли.
   – Подожди... – Что же я, идиот, заранее не подготовил легенду? Когда яйца в чужом кулаке, спокойно думать невозможно. – Я сейчас... – Мысли в голове окончательно спутались. – Отпусти яйца-то! Так я только орать могу, а не говорить!
   – Что тебе нужно от хозяина? – задала новый вопрос Елена Ужасная, так и не получив ответа на первый.
   – От хозяина? От какого? – пролепетали мои пересохшие губы. Молчать было нельзя.
   – От хозяина, которого я охраняю. – Последнее слово она произнесла с особым значением. С чувством нескрываемой гордости. – Я тебя еще два дня назад на скамейке напротив офиса срисовала.
   Вот это да! Ох, не зря держит у себя под боком эту дамочку господин Олигарх. Не зря... Феноменально! Да она одна целую службу безопасности заменит. Ну и глаза, недаром меня тогда так достал ее взгляд. А я ведь был в этой дурацкой бейсболке и темных очках. Да еще на приличном расстоянии...
   – Я вижу, по-хорошему ты не понимаешь, – проговорила Елена Ужасная.
   Значит, сейчас начнется «по-плохому». А до этого, выходит, было «по-хорошему»? Гордеева снова возвысилась надо мной во весь рост. Похоже, ей доставляло немалое удовольствие находиться передо мною в таком виде. И наслаждаться моим положением... Одеваться, по крайней мере, она не спешила.
   – У меня мало времени, – проговорила она, продолжая созерцать мое распластанное тело. – Очень мало времени, – голос звучал спокойно, даже как-то отстраненно. Ее неприятные маленькие глазки смотрели не мигая. И сама она точно застыла. Вот так неподвижно она простояла секунд двадцать, а затем саданула меня в пах... Носком ступни. Умело саданула, почти без размаха. И тут же по печени, и тут же под сердце... Я снова на некоторое время вырубился.
   Очнулся я от очень необычного ощущения. В нос, рот и глаза мне лезли жесткие, колючие, остро и странно пахнущие волосы. О господи – Елена Ужасная рывками елозила по моей физиономии своим мокрым детородным органом, издавая какие-то странные, прерывистые горловые звуки... Так вот что значит «по-плохому»... Я начал задыхаться и вырубился в третий раз.
   ... – Как самочувствие? – участливо, почти ласково осведомился голос тюремщицы.
   Разлеплять веки не было ни малейшего желания. Однако придется.
   – Я все расскажу... – проговорил я.
   Молчать было нельзя. Еще парочка таких ударов, и госпожа Гордеева попросту сделает меня инвалидом. И это уже конец... Поэтому сейчас главное – не потерять способность к сопротивлению.
   – Я должен убить твоего хозяина.
   – Об этом я уже догадалась. – Ее полные губы тронула ухмылка удовлетворения. – Кто заказчик?
   – Откуда же я знаю... Я ведь исполнитель. Деньги-товар-деньги, понимаешь? – совершенно правдиво ответил я.
   – А кто с тобой был тогда? Около офиса?
   – А-а... Это «шестерка», водитель. На подхвате у меня. Он толком и не в курсе.
   – Что ж, верю...
   На некоторое время она замолчала, глядя на сей раз мимо меня. И на том спасибо – хоть немного отдохну...
   – Почему ты такая сволочь? – неожиданно спросила она.
   – Я?! – Вот теперь мне трудно было быстро найтись с ответом.
   – Подлая, мерзкая сволочь, – убежденно проговорила она. – Убиваешь людей за деньги.
   – Можно подумать, ты лучше, – совершенно непроизвольно вырвалось у меня. Ох, молчать мне надо было... Я вновь сжался, ожидая очередного пушечного удара.
   – Да, ты прав, – неожиданно спокойно ответила она. – Бывало в моей жизни всякое... Наслышан, наверное. Но со мной ты себя не равняй... Я не убивала ради денег! Что лично тебе сделал мой хозяин?
   – Да, в общем, ничего...
   – Вот именно! – оборвала она меня. – Продажная ты тварь. Таких, как ты, надо казнить публично, на городской площади. А теперь быстро все о твоем... посреднике, или работодателе, или как вы там их называете, ну ты меня понял. Все, что знаешь! И быстро!
   Вот так... Что-то надо говорить. Потом-то она меня прикончит. Может, еще пару раз изнасилует каким-нибудь способом – ей нравятся такие игры, это точно. А потом убьет. Но – пока я говорю, буду жив. Надеяться мне не на что, рано или поздно она поймет, что я тяну время, и тогда... Что будет тогда, мне думать не хотелось.
   – Ты будешь записывать? – задал я вопрос по существу.
   – Так запомню, не беспокойся. Начинай.
   – Как хочешь. Значит – работодатель...
 
   ...Начать свой на ходу сочиняемый рассказ я не успел. В соседней комнате, где находился балкон, что-то тяжело грохнуло и послышался быстрый топот. Гордеева среагировала мгновенно и одним прыжком оказалась в коридоре. Ее по-прежнему нисколько не смущала собственная нагота – в ней жила звериная готовность к бою.
   А через секунду я смог созерцать и сам бой. С Гордеевой сшиблись двое быстрых, крепких ребят в спортивных костюмах и черных шапочках ниндзя, скрывающих лицо. Третий, менее массивный, ринулся в комнату, где располагался я. Ситуацию он оценил с одного взгляда, не выразив при этом никакого удивления, не произнес ни одного слова и бросился на помощь товарищам. А тем приходилось нелегко. Один уже отлетел, отброшенный гордеевской ручищей, и опрокинул вешалку. Второй получил удар в голову и, как говорят боксеры, «поплыл», повиснув на Елене всем телом. Третий действовал более грамотно и рационально. Воспользовавшись моментом, он что-то сунул под нос Чугунной Леди, и та, лишь дернув головой, начала медленно валиться на пол. Оклемавшиеся ребята тут же бросились к ней, на ходу доставая наручники...
 
   – Влип ты, однако, мужик... – это было первое, что я услышал от шустрых незнакомцев. Двое по-хозяйски вошли в комнату, третий (тот, что был потоньше фигурой и поменьше ростом) остался в коридоре, наблюдая за поверженной, усыпленной и скованной наручниками Чугунной Леди. Снимать маски-шапочки или разоблачаться иным образом мои «спасители» не торопились. А впрочем – спасители ли?
   – Пасматры, что эта гнида с мужиком сделала! – обратился один из вошедших к тому, что остался в коридоре. Говорил он с заметным кавказским акцентом. Третий, однако, не торопился идти любоваться. Он старался досконально удостовериться, что Гордеева «вырублена» подчистую...
   Судя по всему, меня ожидало продолжение этой «ночи страсти и чудес». Очень интересное, поучительное, но с непредсказуемым финалом... И это неприятно холодило...
   – Что делать-то будем, дарагой? – нагнулся ко мне первый из вошедших. Я видел только его глаза – длинные, узкие, черные.
   – Может, раскуете? Мне одеться надо. – Я дернул подбородком в сторону наручников. Неудобно лежать с трусами, спущенными ниже колен, перед незнакомыми людьми...
   – Расковать? – переспросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Это дело нехитрое, только зачем? – Но простыню на меня он все же набросил.
   Второй, тот, что говорил с кавказским акцентом, оглядывал нехитрый квартирный интерьер. Точнее – профессионально исследовал на предмет вероятных неожиданностей. Третий, удостоверившись наконец в том, что Гордеева надежно обездвижена, зашел в комнату и наклонился надо мной. Его нижнюю часть лица и волосы также скрывала черная ткань маски. А глаза у него были громадные и тоже черные. И сочувствия в них не читалось...
   – Чего будем делать с ним? – спросил первый у третьего, судя по всему, старшего в этой группе...
   – Пусть отдохнет пока, – ответил тот. А точнее, та, так как голос оказался женским, низким и тоже с заметным кавказским акцентом.
   – Я здесь, вообще-то, уже давно отдыхаю... – попытался возразить я.
   – А ты помалкивай! Говорить будешь, когда спросим, – резко оборвала меня женщина.
   О господи – очередная чудовищная дама? Правда, иного экстерьера и, похоже, иного амплуа... Зачем она здесь и о чем собирается меня спрашивать? Но я, судя по поведению этих «ниндзя», интересую их меньше всего. Придется «отдыхать»...
   «Спасители» действительно больше не обращали на меня внимания. Они втащили в комнату тяжелое тело голой Гордеевой и оставили в углу, рядом с батареей. Она лежала на боку, ее бугристые мужские руки были перехвачены сзади наручниками, ноги скованы и пристегнуты к рукам. Я представил, каково было ей в этой позе – так можно и спину сломать... Только, видно, не у нее.
   – Ну, тварь, слышишь меня? – Женщина наклонилась над Гордеевой и хлестко похлопала ту по щекам. Однако как быстро меняются роли в этой пьесе... Драматург, надо сказать, с фантазией!
   Елена дернула головой – волосы упали вперед, закрыв пол-лица.
   – Не узнаешь?! – торжествующе произнесла женщина. – Как ты Лану Багидзе в петлю засунула своими клешнями, не помнишь? Сейчас вспомнишь! – Быстрым движением руки она откинула волосы с Елениного лица...
   Ага... До меня начинает доходить. Судя по всему, это родственники той несчастной грузинки-свидетельницы, которую сержант Гордеева повесила в одиночной камере по просьбе господина Олигарха. Ничего не скажешь – совпадение, как в кино! Вовремя генацвале заявились... Но до чего же цыганка мою судьбу точно предсказала... А может, не предсказала, а накаркала?
   Гордееву они, конечно же, прикончат – не просто так сюда пожаловали. А со мной что будет... «Не жалейте свидетелей, ибо они вас потом не пожалеют» (все тот же Козачинский и все тот же «Зеленый фургон»)...
   Генацвале торжественно молчали. Пробил час возмездия. Справедливого возмездия... Елена тем временем окончательно пришла в себя. О, как изменилось выражение ее лица – губы ее побелели, подбородок дрожал, в глазах было отчаяние, и от их взгляда уже не морозило и не передергивало. От ужаса она не могла произнести ни слова... Такой эту жуткую даму-тюремщицу я видел впервые. И ничто ей уже не могло помочь. Что ж, поделом...
   – Припоминай, припоминай, как ты повесила мою сестру! – продолжала грузинка. Она сдернула с головы маску, и ее густые волосы цвета вороньего крыла рассыпались по хрупким плечам.
   – Э, Манана! – предостерегающе крикнул ей один из соратников.
   – Я хочу, чтобы эта гнида видела свою смэрть в лицо! – Грузинка метнула на него дерзкий взгляд.
   – Тебя же этот видит! – Грузин ткнул пальцем в мою сторону.
   – Пусть видит! – Манана была настроена решительно. – Он никому не расскажет!
Да мы ведь даже не знаем, кто он такой!
   – Мне бэзразлично, кто он такой... – Грузинку было уже не остановить.
   – Слушай, валить еще одного мы не договаривались! – занял твердую позицию первый. И я был с ним вполне солидарен. Действительно – такого уговора не было!
   – Ладно... – Манана немного смягчилась и тут же вновь повернулась к Гордеевой. – Слушай, ты, если хочешь легкой смэрти без мучений, быстро отвечай – кто это такой?
   Могла бы у меня поинтересоваться. Я вроде как пока еще одушевленный предмет. Пока...
   – Я почем знаю... – К Елене неожиданно вернулось самообладание. Или она что-то сообразила. Взгляд стал осмысленным, и губы не тряслись. – Около двери моей крутился, я его и затащила узнать, кто такой и чего надо.
   Ну и Елена... Правильно, не надо этим детям гор лишнего болтать.
   – Это так? – Манана тут же переадресовала вопрос мне.
   – В общем... Да.
   – Ну... И зачем же ты у ее двери ошивался? – снова спросила у меня грузинка.
   – Да так, взломать хотел, я не знал, что она дома, – неожиданно для самого себя произнес я.
   – Ты что, вор? – вступил в беседу второй генацвале, готовясь меня зауважать.
   – Пачэму вор, навэрно, простой грабитель... – Первый грузин упорно держал мою «линию», и я был ему искренне признателен. – Ну и что? Эта гнида затащила мужика к себе и издевается. Что вы, не знаете ее, что ли?!
   – Что скажешь?! – Манана изо всей силы пнула Гордееву ногой в низ живота.
   – А чего говорить? Сами все видите... – отрешенно пробормотала Елена.
   – Ладно, – приняла наконец решение Манана. – Мы сейчас тут посоветуемся... кое с кем. Насчет тебя! – Она выбросила руку в мою сторону. – А ты, – черные глаза сверкнули на Гордееву так, что у той снова задергались губы, – молись... Если умеешь. Пошли, – повернулась она к своим.
   – Ребята, подождите! – взмолился я. – Раскуйте, ради всего святого... Мне в туалет нужно, будьте людьми... – Лишь бы расковали, а там посмотрим...
   – Потерпишь, – бросила грузинка, направляясь в кухню. – Фу, жарко здесь, однако! – Она расстегнула молнию на спортивной куртке, сняла ее и повесила на вешалку в коридоре.
   – Да я сейчас всю постель уделаю, вам же будет не в кайф ее резать!..
   – Слушай, э... Ну пусть идет в туалэт, а то засрот все! – снова «вступился» за меня первый грузин, хороший человек. – Он не убежит, я браслэты только отстегну, а снимать не буду...
 
   Да-а... Номер не прошел. К тому же руки и ноги затекли так, что я еле ворочал ими и до сортира добрался с большим трудом, переступая по пять сантиметров, как стреноженная лошадь.
   – Гоги, ты посмотри за ним, мало ли чего... – Манана не хотела никаких неожиданностей.
   – Я тебе что, туалетный швицар? Может, бумагу ему подать?
   – Делай, как говорю! Что, мне самой идти на него смотреть?
 
   – Сиди смирно и малчы! – сказал мой конвоир по возвращении, пристегивая меня к радиатору отопления. – Тогда не будем тебя «коцать». Будешь малчать – будешь живой, обещаю...
   – Обещаю здесь я! – крикнула из кухни Манана. – Эй ты, сиди там и жди, а ты, Гоги, иди сюда. Посоветоваться надо.
   Я сел на пол и вытянул скованные ноги.
 
   Так, с побегом не вышло. На успех все равно не было надежды, но хоть погиб бы в драке, по-человечески. А так – зарежут как барана. Из кухни раздавалась громкая грузинская речь и приглушенная, еле слышная русская – Манана беседовала с кем-то по мобильному телефону. Грузинский я почти забыл, но все же разобрал, что второго грузина зовут Иосиф, что в живых ни меня, ни Елену не оставят, – обсуждалось только, поджигать квартиру или нет и кто первый пойдет к «жигулю» – выходить из квартиры они собирались по очереди. В сторону закрученной в кольцо Елены я старался не смотреть: зрелище не из приятных...
   – Слышь, придурок... – неожиданно услышал я ее тихий шепот. – Если жить хочешь – ключ от моих «браслетов» в левом кармане куртки, той, что Манана в коридоре повесила. Думай, как его достать. Не достанешь – тебя зарежут вместе со мной. Я их хорошо знаю... Думай по-быстрому!
   Ну и Елена! Вот это глаза – даром что маленькие, а все заметила. Как же я ошибался в ней! Свой страх она просто сыграла. Ну и самообладание!
   – Не тяни резину! – Ее шепот звучал как приказ. – Давай еще спектакль! А то поздно будет...
   Она права. Не придумав ничего нового, я с трудом встал на ноги и заныл дурным голосом:
   – Ребята, меня тут снова прохватило... Извините!
   Сволочь Манана! Она опять снарядила Гоги меня конвоировать, и его доброта иссякла, он пару раз крепко приложил мне ботинком по ногам. Куртка висела рядом с туалетом, но и Гоги стоял здесь же... Ни одна дельная мысль не посетила мою голову в ту минуту, пока я сидел на толчке, имитируя подходящие звуки, и тут в ушах сама прозвучала его реплика насчет бумаги...
   Я высунулся из туалета, не натянув трусы, и заорал:
   – Гоги, дорогой, помоги, ради бога, бумага кончилась, вон там рулон! – И я, подняв скованные руки на уровень левого кармана куртки, указал за его спину. Гоги непроизвольно обернулся...
   Получив от оскорбленного конвоира ногой по моим многострадальным яйцам, я натянул трусы на «неподтертый» зад и был водворен в комнату еще одним пинком, завалившим меня прямо на Елену. Пристегивать меня, засранца, к радиатору Гоги на этот раз побрезговал...
 
   – Так, молодец, – продолжала распоряжаться Елена, как только я повернул ключ последний раз. – Теперь браслеты мне сверху, для видимости... Все, быстро к трубе!
 
   Я еле успел перекатиться на «свое место» – наши пленители под предводительством черноглазой мстительницы вернулись в комнату. Казалось, все было как и десять минут назад – скованная, выгнутая назад Гордеева в углу и я у радиатора, согнувшийся в неудобной позе...
   – Ну что, помолилась?... – Манана нагнулась к Елене, но договорить не успела. Гордеева, пружинно разогнувшись, отбросила ее через всю комнату ударом ноги и, вскочив, атаковала двух остальных. Иосифа она вырубила мгновенно – одним ударом в висок. Тот бесчувственно растянулся на полу. С моим же «конвоиром» она схватилась всерьез. Тот не уступал ей в физическом развитии и борцовских навыках, но и не превосходил. Поняв это, он высвободил руку и потянул пистолет из-за пояса... Я прыгнул на него сбоку, забросил скованные руки ему за голову и повис всем телом на цепочке наручников, закинутой ему за шею. Подло, конечно, с моей стороны. Мужик чуть ли не бумажку мне подавал...
   Он завалился на меня – я так и не узнал, сломал ли я ему шею или просто раздавил цепочкой кадык. И тут меня пронзила страшная боль. Все там же – в промежности! Пришедшая в себя Манана вовсе не собиралась сдаваться. Подскочив сзади, она двинула меня ногой по больному месту и нырнула на моего «конвоира», потянувшись за «пушкой». Я успел задержать ее нырок скованными руками, а Елена отшвырнула ногой пистолет, и он улетел в коридор, кувыркаясь по полу.
   Манана, точно пантера, набросилась на Гордееву. Их схватку я наблюдал, скрючившись на полу, лелея омлет у себя в мошонке.
   Да, это было зрелище. Огромная, могучая, абсолютно голая штангистка Елена и против нее быстрая, как вихрь, и яростная, как дикая кошка, Манана. Грузинка дралась остервенело, ее ногти рвали Гордеевой лицо, та крутила головой, спасая глаза, и наконец смогла схватить Манану за шею и дернуть на себя. Еще немного, и шейные позвонки грузинки хрустнули бы, но она исхитрилась вонзить зубы в мякоть обхватившей ее голову руки... Брызнула кровь, Гордеева вскрикнула и на мгновение ослабила захват, а Манана, дико визжа, снова пустила в ход свои страшные ногти-секачи, раздирая Елене лицо и шею, потянулась зубами к ее горлу... Теперь и тюремщица истошно визжала – нервы сдали... Зубы Мананы уже сомкнулись на ее кадыке, но Елена чисто рефлекторно шарахнула грузинку кулаком под ухо – как ударила бы, стряхивая с себя, напавшую крысу. Раздался хруст сломанной челюсти, и Манана бесчувственно рухнула на пол. Елена Гордеева, полутяжелый вес, одержала победу нокаутом.
   – Тварь черножопая, чуть меня не загрызла! – Елена вытерла ладонью окровавленное лицо и пнула бесчувственное тело, озирая чудом уцелевшими очами поле битвы. – Надо сваливать, пока они в себя не пришли... Добрались-таки до меня. И перестрелять их здесь не могу – на меня же и повесят... Ладно, одеться мне надо!
   Дошло наконец. Кстати, а где же мой фрак? Да и в «браслетах» все же непривычно как-то...
 
   Можно было бы, конечно же, вызвать ментов и сдать им всю эту гоп-компанию кровных мстителей... Изобразить все как разбойное нападение, хотя что им было брать в гордеевской квартире – штангу и гири двухпудовые? Однако с ментами связываться я не имел ни малейшего желания. Любая «засветка», да еще при подобных обстоятельствах, просто губительна... Елена тоже не торопилась набирать «02». Знает она их. И, видно, хорошо знает...
   – Поедем в твоей машине. У тебя там случаем напарник твой не сидит? – Елена кинула свой вопрос небрежно, натягивая колготы.
   – В какой машине?
   – Ну не коси под идиота, надоело.
   Она права. Она все время просчитывает на ход дальше, чем я. Моя «легенда» приезжего лоха уже сгорела, а я никак не врублюсь...
   – Напарник дома девушку трахает – недавно познакомились, а тачка моя в двух кварталах. Но мы же с вещами будем, зачем нам...
   – Затем. Устанешь, помогу. И заткнись, нам быстро уйти надо.
   Ладно, в своей тачке мне даже лучше – сам себе хозяин. Надоела мне эта амазонка с командирскими замашками, может, все же прикончить ее? Только вот как – оружием кавказцев мне завладеть не удалось, а своего с собой нет. Эх ты, вальщик... Нет, об этом даже думать глупо, она мне еще нужна.
 
   Через четверть часа, где-то около семи утра, мы уже сидели в моей машине. Елена – за рулем, так как лучше знала окрестности. Она наложила на лицо сантиметровый слой штукатурки и изменилась неузнаваемо, но следы Мананиных когтей почти не просматривались. К тому же она нацепила какую-то дурацкую шляпку, которая абсолютно не вязалась с ее спортивным стилем, и широкий плащ – она что, в свободное от работы время прирабатывает центровой? Нет, бабы – существа непознаваемые...
 
   Перед уходом Елена сунула Гоги в руку его пистолет, но прихватила мобильник «гостей», а я не постеснялся проверить их карманы, благо никто из них оклематься не успел. В кармане Гоги я обнаружил ключи от автомобиля, но брать не стал – их «жигуль» мне не нужен, пусть сваливают как можно скорее, скатертью дорожка. А вот у Мананы под бельем на голом животе оказался кожаный пояс, в нем – кармашки, а там – две какие-то плоские коробочки, смутно мне знакомые. Разбираться было некогда, и я просто кинул их к себе в сумку.
   Елена знала «в лицо» тачки своих соседей. Поэтому, сделав пару кругов по переулкам, мы обнаружили «нездешний» «жигуль», заехали в соседний двор и решили подождать владельцев – предположительно, наших утренних «гостей». Я мог сидеть, не корчась и не придерживая руками больное место – в основном за счет волевых усилий, но появилась надежда, что евнухом не останусь...
 
   Мы сидели рядом молча, осмысливая ситуацию и пытаясь сообразить, кто мы сейчас – враги, союзники или, может, даже любовники. Мне она была нужна как союзник, значит, мне предстоит «открывать» и «второе отделение» спектакля. Первое закончилось для нас вполне удовлетворительно – могло быть хуже... Что ж, пора делать первый ход, запускать пробный шар, времени остается всего ничего... Но первый ход сделала она.
   – Так на чем это мы остановились?
   – О чем ты? – Я прекрасно понял, о чем, и на этот раз был лучше подготовлен к разговору.
   – Ты сказал, что должен убить моего хозяина. Зачем же ты пришел ко мне?
   – А потому, что ты мне поможешь.
   – Чего-о? Идиот. Я тебя сейчас скручу и отвезу к нашим ребятам. Они...
   – Лен, а ты знаешь, кто тебя сдал твоим грузинским друзьям? Твой драгоценный, как ты его именуешь, хозяин...
   – Ну совсем плохой... – Она даже не обернулась, сделав вид, что внимательно следит за подъездом.
   – Подумай сама, ты же умная баба!
   Конечно, я рисковал. При таком крутом повороте Елена могла сойти с рельсов. Но я уже убедился, что она только с виду чугунный идолище, а на самом деле – умная, хитрая баба и прекрасная актриса. И откладывать этот разговор я не мог. Так же, как и Елена теперь не могла от него уклониться.
   – Сама подумай – ведь раньше тебя не трогали?
   – Помолчи, а?! Вот убедимся, что эти сволочи убрались, отъедем куда-нибудь подальше и поговорим...
   Ага, призадумалась, голубушка... Будем ковать железо!
   – Интересный вы народ – бабы. То яйца мне давила, чтобы говорил, а сейчас слушать не хочешь. Ну зачем время терять, ты подумай – они там могут и час прокантоваться, им ведь по частям себя собирать приходится... Ты просто сиди и слушай.
   – Ну давай... Ври, только не завирайся.
 
   Врал я вдохновенно. Нет, не то слово – я делился гипотезой, вполне правдоподобной для меня самого. То есть по «логике характеров» мое вранье вполне могло оказаться правдой. Выслушав меня, Елена не торопилась с ответом. Она даже не повернула ко мне головы, фигура ее как-то отяжелела.
   – Складно лепишь, – проронила она наконец. – В принципе, по логике характеров, правдоподобно. Это на него похоже. Натура у него такая – при нужде он любого сдаст, как «шестерку» битую. Меня в том числе. Но только где же эта нужда? Без нужды он ничего делать не будет, а здесь у нас ему уже, считай, ничего не нужно. Он ведь сваливает... Через два дня на третий, билеты уже заказаны...
   – Как?!
   – А так. Совсем. Из России. Со всеми своими капиталами. Только об этом никто не знает. Только я, ну, может, еще двое-трое самых близких. Так почему же он меня убрать решил? Зачем? Какая нужда, какая причина? – Голос ее звучал глухо, а вид... Вид был похуже, чем час назад, когда она была в когтях кровной мстительницы.
   – Откуда мне знать, какая причина? Тебе виднее...
   – А как ты узнал о грузинах?
   – Да ничего конкретно я не знал. Как он это устроит и когда – это было мне неизвестно. Решил тебя предупредить и на этом, как говорится, перевербовать. Для того и «внедрялся». Но ты бы мне тогда не поверила.
   – Да я и сейчас тебе не верю.
   Вот теперь врет она. На самом деле верит она мне. Ведь пару часов назад внутренности из меня готова была вырвать за хозяина своего. Пару часов назад... А сейчас-то сколько? Ведь Иван уже небось на стенку лезет!
   – Слушай, дай мобильник, мне надо срочно позвонить...
   – Что, жене отчитаться?
   – И любимой девушке тоже...
   Она протянула мне аппарат, и я уже хотел набрать номер, но вдруг перед глазами всплыла картина: в мобильник приглушенно бормочет Манана, обсуждая с кем-то мою судьбу... Я посмотрел на клавиатуру трубки – модель была современной, с кнопкой дозвона. Так, Иван подождет...
   – У тебя магнитофон с собой?
   – Конечно. – Елена все поняла с лета и уже доставала его из сумки.
   – Голос Мананы сможешь сымитировать?
   – Многа ты хочэш, дарагой, но мала тибе нада...
   – Ну ты просто талант! Давай еще порепетируем...
 
   – Але, але, это я... Все сделано, как дагаварились...
   – ............
   – Бэс праблем, все харашо. Теперь ты делай, как абищал!
   – ............
   – Извини, начальник, спешим. Потом еще позвоню. Как дагаварились!
 
   Мы смотрели друг на друга с отвисшими челюстями. Мы оба знали этот голос! И меньше всего ожидали услышать в мобильнике именно его! Мое гипотетическое вранье надо срочно корректировать...
   – Ты что, его знаешь?
   – А ты?
   – Конечно! Это Ледовский, правая рука хозяина, лицо для особых поручений... Ну, сука подлая... Но тебе ведь тоже этот голос знаком, так ведь?
   – Ну-у... – Я не решался выдать ей всю правду – слишком неожиданно все произошло.
   – Не тяни, говори сразу! Все равно пойму, если соврешь!
   – Да зачем мне врать. Две недели назад он сам мне позвонил...
   Но договаривать мне не пришлось. Из подъезда вышел Иосиф, огляделся, подошел к «Жигулям», заглянул внутрь, не открывая дверей, и вернулся к дому. Через несколько секунд мы наблюдали просто душераздирающее зрелище: Иосиф и Манана, у которой полотенцем была обвязана нижняя часть лица, качаясь и спотыкаясь, тащили к «Жигулям» Гоги – живого, но передвигаться самостоятельно не способного. С превеликим трудом его расположили на заднем сиденье, Иосиф сел за руль, Манана – рядом, и «жигуль» медленно, неуверенно двинулся вдоль улицы.
   – Поднимешься в квартиру? – спросил я.
   – Нет. Это потом. Сначала мне собраться с мыслями надо и с тобой разговор закончить. Поехали отсюда...
   – Погоди, дай я все же позвоню...
   Но позвонить мне не удалось и на этот раз. «Жигуль», увозивший побитую лису Алису и двух котов Базилио, отъехал почти на квартал – и вдруг подпрыгнул на полметра и бабахнул так, что из домов по обе стороны улицы посыпались стекла. Крыша, колеса, дверцы полетели в разные стороны, а из задней части салона вырвался столб пламени. Прохожих близко не оказалось, а пассажиры погибли мгновенно – повезло, легкая смерть...
   Ни слова не говоря, Елена рванула с места и после пары поворотов устремилась к выезду из города. «Хвоста» за нами не было – мы оба следили внимательно и пару раз проверились. Ивану я позвонил с дороги.
 
   Мы остановились в лесопарке, метрах в ста от трассы, я открыл дверь – господи, какая благодать... Напитавшийся за ночь лесными запахами воздух кружит голову, почти горизонтальные лучи низкого еще солнца пронизывают редкий лес, всякая птичья мелочь чирикает на разные голоса... Что за безумие – наша жизнь, мы преследуем, мучаем, убиваем друг друга... Зачем? Сейчас мне ничего не нужно – поспать бы здесь в тишине под неподвижными ветками, надышаться этим слабым, знакомым с детства ароматом липы и черемухи...
 
   – Чем же я ему помешала, из-за чего столько хлопот? А может, это не он все затеял?
   На Елену Ужасную колдовство раннего утра в подмосковном лесопарке не подействовало. Откинувшись на спинку сиденья, она глядела в пространство перед собой, не замечая ничего вокруг. И вновь поразила меня:
   – Слушай, а ну-ка достань эти кассеты, что ты у Мананы взял, давай послушаем...
   – Какие кассеты?
   – Ты что, спросонья? Ну в поясе у нее были...
   Так вот что мне напомнили эти коробочки! Ну Елена, как это она углядела, ее в этот момент вроде и в комнате не было... Я достал из багажника обе сумки – свою и Елены, среди прихваченных ею железок, необходимых в обиходе телохранителя олигарха, оказался подходящий плейер, и через десяток минут мы уже знакомились с тайнами, которые хранила «на черный день» Манана...
 
   Ну что за интуиция у этой бабы – она попала в десятку! Я и не надеялся, что выпадет такая удача, – это было все равно что найти чемодан с миллионом долларов у себя в кладовке. Там было всего пять или шесть записей, все – диалоги, из которых становилось ясно, кто кого прикончил, кто кого купил, а кто кого продал... Каждая из записей могла стоить больших денег или нескольких жизней, но лишь одна касалась нас, что удивительно – нас обоих, и была она точно в цвет. Почти на все наши вопросы ответила – и поставила парочку новых.
 
   ...Неясный шорох, затем жирный, барственный голос:
   – Заходи, Михаил. Чего так долго? Тебя только за смертью посылать. (Голос мне не знаком, но Елена вся напряглась – она узнала говорившего.)
   – Так ведь за ней и посылали... (Ба! Опять оловянноокий!)
   – Ладно, не остри. Нашел своих работничков?
   – Нашел. Готовы, как пионеры, всегда и на все.
   – С Еленой надо решить, не откладывая, а Алеша пусть недельку погуляет, его можно и после моего отъезда.
   – А может, наоборот? Елена – охранник от бога, до отъезда невредно застраховаться от неожиданностей...
   – Нет. Слишком много она знает и понимает, что информацией владеет неоценимой. А она далеко не дура, уж поверь мне. И как-то странно глядит последнее время.
   – Да что уж она такого знает? Ну дату, ну рейс, билет... Это же рутина, сколько раз ты отъезжал...
   – Так, как сейчас, – первый и единственный. И не в рейсе дело. Она знает о переводах, знает счета. Фамилии. Много знает.
   – Да ты что? Как? Откуда?
   – Оттуда. Я ведь все важное не только через Алешку, но и через нее делал. Елена к нему была приставлена. Компьютером владеет, доступ как охранница имеет ко всем помещениям... С Алешей у них взаимный контроль, так сказать. В курсе дела только они двое. Потому и никакой утечки пока. А если бы я привлек посторонних бухгалтеров или банковских людей, ты сам знаешь, что было бы. Через день бы об этом «МК» протрубила, и в Думе пошли бы запросы...
   – С ума сойти. Я и не знал, что она настолько... Тогда конечно. Тогда медлить нельзя. Сегодня уже не выйдет... Значит, завтра. Завтра в ночь. Так?
   – Так. И настрой своих трудяг на серьезную работу. Это им не домохозяйку придушить...
   – Они сами знают. Особенно эта, сестрица... Она зубами скрипела.
   – Эмоции там ни к чему... Надо работу сделать. Ну а как твои дела?
   – Да не так быстро, как хотелось бы. С недвижимостью сложно.
   – Не спеши. Ты мне нужен здесь еще два месяца. Не меньше, может быть, и больше. И тебе это нужно.
   – Да ясно...
   – В офисе ничего важного не держи, только там, в янтарной комнате.
   – Ясно.
   – Ну ладно, об этом еще успеем. Ты куда сейчас? Может, поедем пообедать?
   – Нет, раз надо форсировать с Еленой, я хочу еще раз с этими грузинами пообщаться.
   – Ну давай. И держи меня в курсе.
   – Всего.
   – Будь здоров.
   Снова неясный шум, звуки шагов, хлопнула автомобильная дверка... Все.
 
   На Елену было тяжело смотреть. Она как будто постарела лет на десять, лицо посерело, несмотря на макияж, на коже явственно проступили глубокие царапины, появились синяки, а глаза... В глазах тлел холодный огонь, от которого у меня пошли мурашки по телу.
   Я понял, чей это был голос. Олигарх! Мое отчаянное гипотетическое вранье было просто гениальной догадкой! А говорят, что чудес не бывает... Чехов, да ты, оказывается, еще и ясновидец!
   Меня вдруг захлестнуло пьянящее ощущение победы – теперь у меня все получится! Елена мне поможет, она сделает все, что я захочу...
   Чего я хотел в эту минуту, Елена поняла лучше меня самого. Бедная Елена – оказаться преданной своим кумиром, преданной потому, что он счел ее способной на предательство. Бедная Елена. В эту минуту я хотел ее, несчастную, обманутую бабу, а ей именно это и было нужно сейчас, чтобы кто-то ее желал и жалел...
   В голове у меня шумело, я снова почувствовал необъяснимый запах соков этого большого, сильного, изнывающего от неудовлетворенной страсти тела. Она неожиданно показалась мне... Нет, не красавицей. Это нельзя объяснить... какие тут объяснения, мы молча сдирали друг с друга одежду, как безумные. Я опустил спинку сиденья...
 
   «Девятка» ходил ходуном, стоя на месте. Со стороны, наверное, могло показаться, что внутри трахаются человек восемь. Наконец мы отвалились друг от друга – сил хватало, только чтобы дышать, и то с трудом...
   – А ты талант! – неожиданно произнесла она. – Как у тебя это только получается...
 
   – Вот сволочи... – Елена повторяла это заклинание в десятый раз. Мы голышом валялись в салоне, превращенном в сексодром путем опускания спинок передних сидений, руки шарили по телам друг друга, мы периодически заводились и остервенело насиловали друг друга – каждый раз по-другому и каждый раз доводя друг друга до полуобморочного состояния.
   В какие-то мгновения мне казалось, что, исполняя очередной акробатический этюд, она в пароксизме необузданной страсти невзначай свернет мне шею. Но она владела своим (и моим!) телом виртуозно. Где она только обучилась этим штучкам... Самому себе я удивлялся не меньше. Может, битье по яйцам так здорово способствует? Или лесной воздух...
   Во всяком случае, я чувствовал себя нормальным мужиком, которому с бабой хорошо, потому что и бабе с ним хорошо. И Елена уже смотрелась по-другому, глаза грустные, но очень даже человеческие, даже красивые глаза... Губы, правда, распухли – но это я виноват. А исцарапанная физиономия меня только еще больше возбуждает. Ну вот, опять ее соски твердеют под моей ладонью, и у меня кое-что твердеет в ее руке...
   – Ну согни ногу-то... Вот так...
   Отдышавшись в очередной раз, она опять повторяет:
   – Вот сволочи проклятые...
   Да это прямо условный рефлекс: потрахалась – вспоминает сволочей, вспомнила – опять заводится на траханье. Нет, надо вывести ее из этой колеи.
   – Слушай, а с чего началась эта твоя вражда с грузинами? Эту Мананину сестричку ты что, по заказу хозяина...
   – Нет, тут другое дело. Я этих тварей бандитских из принципа давила. Ненавижу! У меня же отец в милиции работал. Вот он с ними классно разбирался. Они стреляли в него, а он их все равно давил. А я вся в него уродилась. И рожей, и фигурой. Мужики таких не жалуют, верно?
   – Как сказать...
   – Да уж мне-то получше твоего известно... Первый мужик у меня в четырнадцать лет был. Тренер из интерната. Я тогда ядро толкала... Зачем я ему была нужна, сама не понимаю до сих пор. Хотя он почти всех интернатских девчонок перетрахал.
   – Это уж такая натура... Спортивная, – внес я свои соображения.
   – Вот именно. Я-то думала, он только меня хотел... Совсем девчонка, понимаешь... Ну, а потом штанга эта, будь она неладна. Да еще профессиональная борьба. Европейское первенство выиграла, и тут – новость вместе с наградами: рожать уже не буду. Врач сказал сразу же после кубка. До кубка расстраивать меня боялись...
   Она говорила и говорила. Плотина молчания рухнула, и прерывать ее, несмотря ни на что, было нельзя...
 – ... Им был важен результат. А потом и результат стал не важен – травмировалась я. И из спорта вылетела в один момент, – продолжала Елена. – Куда податься? Ну, и по стопам бати – в МВД. Тоже контора та еще... Взятки берут, бандитов, которых стрелять надо, на волю отпускают... Ну а я сама стала с ними разбираться. Я хоть и в женском отделении служила, но там тоже такие попадались, похуже любого мужика. Вот я их и стала... Приходовать. Тех, кто по бытовым статьям шел, – тех не трогала, наоборот, помогала даже. А эту, Багидзе, я бы и задаром удавила. Деньги взяла – потому что дали.
   Я невольно усмехнулся. Все мы берем... когда дают.
   – Повязана она была с бандой одной, грузинка эта. На них трупов было... Мне одна баба – следователь из горпрокуратуры – как-то рассказала. Трупов полно, а доказать никто ничего не может. В смысле не хочет. Ну я ее и... А теперь вот и с сестрицей разобралась! То есть я-то ей просто морду попортила, а разобрался, конечно, Ледовский. Кстати, как же он на эту шпану вышел?
   – Рыбак рыбака... У деятелей такого уровня, как твой Ледовский (по совместительству мой оловянноокий работодатель, благодетель мой, – это я не вслух, конечно), связи огромные, такие, как он, могут больше, чем твой хозяин... А конкретно не знаю, как он вышел на грузин. Думаю, у него был выбор большой, а Манану он привлек из-за личных счетов с тобой. А может, хозяин твой подсказал...
   – Да какой он мне теперь хозяин. Хотя я ему сначала верила... А потом поняла – такой же он. Так же врет... Он ведь меня к себе взял, когда мне опять деваться было некуда. С начальством отношения напряженные, в школу милиции пыталась поступить – не приняли. Да и этим, родственничкам бандитским, кто-то донес на меня. Теперь догадываюсь. А хозяин меня после этого мог держать на коротком поводке. Подержал – и сдал! – подвела итог Елена. – Ну ладно, хватит соплей, нам надо о деле поговорить и разбегаться в разные стороны. Давай, одевайся...
 
   ...Продолжили мы разговор, устроившись на залитом солнцем бугорке метрах в двадцати от моей тачки.
   – Так. Давай определимся, что мы имеем. Наверняка за грузинским «жигулем» кто-то присматривал, скорее всего – минер, посланный Ледовским. «Жигуль» стоял во дворе, а вышли мы на улицу, так что вполне могло быть, что он нас не видел. Да и «хвоста» за нами не было. Значит, здесь чисто. С трупами из взорванного «жигуля» разобраться будет трудно, их будут по кускам складывать – если очень захотят. Значит, живы мы с тобой или нет – Ледовскому пока не ясно. Ты... будешь валить... его?
   – Надо, – не сразу, выдержав паузу, ответил я.
   – Правильно, надо. Решил работать у входа... на больничной территории? – Теперь она задавала сугубо профессиональные вопросы. Быстро, деловым тоном.
   – Можешь предложить что-то иное? – Я ушел от прямого ответа, хотя все и так было понятно.
   – Рискованно... Там удобного места для засады нет, все просматривается. Ты «снайпер»?
   – Нет, не мой стиль.
   – Значит, «ковбой»... – Елена уверенно оперировала моей профессиональной терминологией. – Шанс, конечно, есть... Скажу по правде – я «ковбоев» больше всего и опасалась. Поэтому каждого нового человека на территории сразу на карандаш брала. Тебя вот с твоей «шестеркой». Тоже хороши – кепарики, очки... Уселись и пялятся. Я, правда, хозяину и начальнику службы безопасности ничего в тот день говорить не стала. Да и потом тоже, можешь не беспокоиться. Я одна люблю работать... Он– то вообще трусоват, распсиховался бы.
   – А что собой представляет его водитель?
   – Сережка? – Она презрительно дернула губами. – Так, пижонистый мальчик... Он из «шестерок», без царя в голове, одним словом. Водитель, ничего не скажу, на уровне. Реакция... так, средняя, по моим понятиям. Стреляет? Прилично стреляет. Но не сообразителен, нет... Ты его тоже...
   – Не знаю. Как получится.
   – М-да... Ну, в принципе, не велика потеря.
   Водитель-телохранитель явно был ей не слишком симпатичен. Наверное, тоже считал ее женщиной по недоразумению.
   – Да мне-то он не нужен... Это в крайнем случае, – пояснил я.
   – Местность открытая, «ковбой»... А тебе ведь не только войти, тебе и выйти потребуется, на смертника ты не похож, – продолжила профессиональный анализ акции Елена.
   – Можешь предложить что получше? – Я решил форсировать беседу.
   – Нет. – Она категорически замотала головой. – Только офис. Во-первых, это единственное место, где он обязательно должен появиться в оставшиеся дни. Во-вторых, ты там уже немного «освоился», верно?
   – Верно.
   Елена замолчала, глядя на меня в упор.
   – Ты так любишь деньги? – Ее глаза снова стали холодными, неприятными, морозящими. Я даже не сразу нашелся с ответом. – Тебе ведь пообещали хорошо заплатить... – Это был не вопрос, а утверждение, она разбиралась в этих вещах.
   – Пообещали... Грузинам за тебя тоже пообещали. И заплатили, видела?
   – Почему же согласился?
   – Да потому же, почему и ты... Лану Багидзе придавила. Не ясно тебе? – Я тоже зло глянул в упор, это был мой больной мозоль. – Жить я хочу... Так же, как и ты.
   – Правильно. – Взгляд ее немного потеплел... – Я тоже... черных этих испугалась поначалу, думала – все. Если бы не ты...
   – Да и я бы пропал заодно с тобой, так что ладно, проехали... – Елена кивнула, ее тяжелая, широкая ладонь легла мне на колено.
   – Так что ты насчет офиса скажешь?
   – Окно, – коротко произнесла она. – Окно в крыле больничного корпуса, что примыкает к офису сбоку под углом. Припоминаешь?
   – Припоминаю. Я тоже обратил внимание. В больнице есть своя охрана, но это несерьезно, конечно. А ваших там нет?
   – В том-то и дело, что нет... Раньше мы держали там пост, но были вечные конфликты с больничными, друг на друга валили... Мы и решили, что семь нянек лучше не заводить: пусть уж кто-то один отвечает. Поэтому там ни наша служба безопасности, ни «личка» уже не появляются... Так что если стрелять – то только оттуда. Я эти окна всегда фиксировала в первую очередь. И Сережке всегда говорила... Но он, придурок, похохатывал...
   – А там, часом, не операционная?
   – Нет. Обычная больничная палата... Для мальчиков. Повезло тебе.
   – Дети... Цветы жизни... – неопределенно пробормотал я. Елена говорила дело. У меня у самого первоначально была сходная мысль (правда, немного иная), но теперь... И отход уже становится вполне реальным!
   – Так, с этим покончили. Вопросов у тебя, я думаю, больше нет.
   – Есть один. Что это за янтарная комната?
   – Где? А-а, это у хозяина, мать его за ногу, есть на даче комната специальная, без окон, какая-то там защита особая стоит, можно уничтожить все, что там в комнате находится, нажатием кнопки. И только онзнает, где эта кнопка.
   – А кто такой Алеша?
   – Кто... Педик, вот кто. Смазливый мальчик, хороший финансист, знает западную систему банковских операций, у них с хозяином, так сказать, «любовь», Алеша уверен, что хозяин его с собой возьмет, и старается изо всех сил. Дурачок, жалко его.
   – Ты себя пожалей. Ты понимаешь, в какую петлю попала?
   – Да все я понимаю. А ты сейчас что, в свободном полете? Сам знаешь, что приговорен...
   – Прорвемся.
   – Дай бог.
   – Пойдем в автомобиль, попрощаемся...
   – Ну ты даешь, герой-любовник. Пойдем, «ковбой».
 
   «Прощание» вышло неожиданно спокойным, медленным и нежным, как будто мы давно любили друг друга, а впереди была целая жизнь. Мы оба кончили одновременно, она вскрикивала и стонала самозабвенно, расслабленно, томно – раньше было не так, раньше мы терзали друг друга до боли, она кусалась и царапалась, а сейчас она мне сладко отдавалась...
   Потом нам больше всего хотелось заснуть вот так рядом, голышом, щека к щеке, сунув руки друг другу между ног, как начинающие подростки. Как странно все получилось. Странно. Страсть. Страх. Недаром общие корни у этих слов, и немало других слов с этим же корнем, которые, может быть, объясняют, что с нами произошло.
   ... – Даже жаль тебя отпускать! Ты так умеешь... любить, – наконец проговорила Елена и улыбнулась. Я ни за что бы не подумал, что она способна на такуюулыбку и такоеслово... – Да не волнуйся, сейчас разбежимся, – успокоила она меня, увидев, что я непроизвольно дернул шеей. – Придется, – еще уверенней и еще печальней произнесла она. – А не то серьезные проблемы возникнут сразу у двоих... Согласен?
   – Согласен...
   Она сказала, что я умею любить... Умею, да, но она ведь имела в виду не технику... Это от меня не зависит, это как музыкальный слух у скрипача или врожденное чувство ритма у барабанщика. Врожденный рефлекс, одним словом... А может, она меня поняла лучше, чем я сам себя понимаю? Ведь не со всеми у меня одинаково, с ней, я думал, совсем ничего для души не будет, а получилось наоборот...
 
   – Ты сейчас куда? – задал я совершенно идиотский вопрос. Мы уже оделись, она занялась макияжем, я сел за руль.
   – Да есть вариант... Ты же понял, что я не безмозглая. Лучше я тебе не скажу.
   – Правильно.
   – А ты?
   – Домой. Готовиться надо. Да, слушай, сделай мне на всякий случай копии этих записей – у тебя ведь двухкассетник...
   – Я тебе сделаю не только копии, я тебе запишу главное из того, что мы наработали с Алешкой – банки, счета, фамилии, даты... Я старалась запомнить все это и, когда приходила домой, записывала – сама не знаю зачем. Мне это и теперь ни к чему, да и ты едва ли сможешь использовать, но а вдруг... Только смотри, это – динамит, если им станет известно, чем ты владеешь, – ты не проживешь и дня.
   – Я знаю. А ты?
   – И я... Но для них я уже – на том свете и постараюсь там и остаться – для них. Ну, удачи тебе!
   – И тебе...
 
   Возле своего подъезда я заприметил «БМВ», принадлежащий куколке Леле-Оле. Хорошая, послушная папина доченька... Пока тот исправно платит деньги за ее образование, она либо разъезжает на подаренном лимузине, либо проводит время в обществе красивых, мускулистых ребят типа Ивана... Что ж, нормально, надо быть как все, кому дарят на день рождения «БМВ». Цветомаскировка, одним словом. А вам когда-нибудь дарили на день рождения «БМВ»? Или хотя бы «Ауди»? Можете не отвечать, не интересно мне это, а спросил просто так, без всяких задних мыслей...
 
   – Ахтунг, комсомольцы! – весело поприветствовал я моих юных друзей. Не знаю, с чего это на меня нашло идиотское веселье. Какие они, к чертям, комсомольцы?!
   – А я решил, что тебе... Что ты под машину попал! – Это Иван при Леле тень на плетень наводит, конспиратор хренов.
   – Как видишь – живой...
   – Порядок? – Ваня понял, что подробностями я делиться не буду.
   – Ну разумеется, – передернул плечами я.
   – Ясно... Извини, Оля, – повернулся он к полуодетой подруге, восседающей на тахте чуть поодаль. – Нам надо побеседовать... Наедине!
   – Да чего там, сидите, Леля. Я сейчас...
   Иван вопросительно уставился на меня, а я, ни слова не говоря, направился в душ. Мне было что смывать... Да и о чем говорить? В следующем действии задуманного спектакля Ванина роль эпизодическая, вспомогательная, почти без текста, как говорят... Пусть забавляется с девчонкой – еще не известно, что нас ждет. При деле, и ладно! Как говорится – по улицам и кабакам не шляется...
 
   – Анекдот, ребята. Жираф спрашивает бегемота: «Как ты можешь жить с такой короткой шеей?! Это же никакого кайфа, в натуре! Вот когда шея длинная – совсем другое дело. Водку пьешь, а она по горлу до-о-олго опускается, это так приятно...» А бегемот ему в ответ: «Это, понятное дело, редкий кайф. Согласен. А вот когда блевать приходится – как тогда, а?»
   Весело ржем над моей бородатой байкой. Действительно – как тогда? Веселее всех Леле-Оле – все лучше, чем на лекциях задницу просиживать! Нашла девочка свое место в жизни... Объясняю Ивану, что он должен находиться в состоянии боевой готовности и ждать моего звонка, а затем вновь оставляю их вдвоем...
 
   ...Куда сейчас? Нужно расслабиться и решение принимать на отдохнувшую, холодную голову... К Кате, в ресторан? Я ведь чуть о ней не забыл. Жаль – придется расставаться, хорошая девчонка... Нет, не до нее сейчас. К сожалению...
   Я неторопливо двигался вдоль зеленеющего бульвара, стараясь ни о чем не думать... Ну хоть почти не думать...
   – Мужчина! Вы что-то уронили! – услышал я сзади бодрый женский голос.
   – Я?
   Мне пришлось невольно обернуться. И – не может быть...
   – Ну что, стал богатым и знаменитым? Идешь – прямо такой весь из себя...
   Боже мой – Мила... А фамилию я и не знал, мы ведь в разных школах тогда учились... И все такая же, даже прическу не сменила – светлые, почти соломенные волосы подстрижены аккуратно и коротко.
   – Здравствуй, соседка, вот так встреча...
   – И до сих пор неженатый! – торжественно произнесла она.
   – Угадала! – кивнул я. – Хотя и не совсем... – Я интригующе прищурился.
   – Неудачные опыты не в счет, – махнула рукой Мила.
   А она прелесть! Выглядит лет на двадцать, ни одного лишнего килограмма, а ноги... И знает ведь, что у нее за ноги, потому всегда и все делает так, чтобы они смотрелись – мини на пределе пристойности, ходит и сидит, как манекенщица...
   – Извини, я очень спешу. Совещание в нашем холдинге... Нельзя опаздывать ни на минуту. Знаешь, на Смоленской площади ресторан есть – «Механа Банско». Очень уютное место... Если хочешь, можем там пообедать. Сегодня в два часа. Подходит?
   – Что за «Банско»?
   – Национальная болгарская кухня, музыка живая. Так ты как?
   – А чего... Вполне!
   Все равно я до завтрашнего утра свободен... Не жизнь, а какой-то калейдоскоп! И красивые картинки в нем складываются. Иногда страшноватые, правда...
 
   ... Странная у меня полоса пошла в последнее время. Не слишком ли много женщин? Чушь... Женщин никогда не может быть слишком много – с моей, чисто мужской, точки зрения. Женщины – это отдых, это наша отдушина. Так уж природа предопределила. А с природой я не спорю. И вам не советую.
 
   До двух оставалось полтора часа. Нормально. Назначенное ранее рандеву с работодателем – который оказался Ледовским Михаилом, но которому не надо знать, что я это знаю, – с запасом укладывается в эти полтора часа. А потом... Ну почему бы не расслабиться в обществе старой знакомой? Тем более такой шикарной. Нет, это хорошо, что увижусь с ней. Старый друг лучше новых двух...
 
   С Милой я познакомился без малого лет пятнадцать тому назад, когда еще жил с родителями в родном подмосковном городке. Познакомился на тренировке по карате, прямо на татами.
   – Эй, тебя как зовут?
   – Антон...
   – А меня Мила... Поспаррингуешься со мной?
   – Ты чего, с горки упала?
   – Ты же в моей весовой категории и махаешься, говорят, неплохо... А то у меня партнерша не пришла...
   Она действительно в моей весовой категории. Ростом с меня, длинноногая, голенастая. Волосы коротко, по-мальчишески подстрижены, светлые миндалевидные глаза блестят. Симпатичная девчонка, и чего это ее сюда занесло... В карате девчонкам делать нечего, считал я тогда. Занудным был максималистом...
   – Ну давай, – пожал плечами я, решив подыграть симпатичной девчонке.
 
   – Не зевай!
   Удар пяткой под ребра отозвался и в печени, и в солнечном сплетении, но я старался не подавать вида. Серьезная оказалась девочка, я таких еще не видал в нашем зале... Однако я основательно «поплыл» и продолжал спарринг с трудом – она это сразу просекла и прекратила тренировку.
 
   – Признайся, ты поддался?
   Она сама встречала меня возле раздевалки.
   – Да просто я не знаю, как с вами драться – еще прибьешь ненароком, отвечать придется...
   Мы прошли полквартала, обмениваясь банальностями. Девчонки-старшеклассницы – своеобразный народ. Готовы иной раз бегать за ребятами, как собачки. Тех же это хоть и «прикалывает», но настраивает на несерьезный лад. То, что тебе навязывают, в этом возрасте отвергается, невзирая на качество. Однако эта длинноногая Мила повела себя не так. Хоть и сама ждала меня около выхода. Она скорее проявила ко мне интерес как к игроку своей команды. А может, убедительно это имитировала.
   – Я здесь живу, – она кивнула аккуратно подстриженной головой в сторону семиэтажного дома дореволюционной постройки. Правда, недавно отреставрированного. – Пока! – И Мила быстро скрылась в подъезде.
   ...Хитрая девчонка! Она сыграла точно – на следующий день я топтался возле этого подъезда. Она вроде как заметила меня не сразу и наигранно удивилась. Вечером мы пошли в кино на какую-то индийскую бодягу с танцами, прыжками и Митхуном Чакраборти. Помните такого? Кино нам это было глубоко до лампы, просто хотелось где-нибудь побыть вместе.
   – А ты куда после школы поступать собираешься?
   – Еще не решил точно... Может, рискну в театральное, на актерский факультет...
   – Ух ты, здорово!
   – Но там конкурс – восемьдесят с лишним человек на место... И в основном это конкурс родителей, а у меня предки к искусству отношения не имеют и мне иметь не советуют.
   – Вообще – тебя должны принять! Ты бы неплохо смотрелся и на сцене, и на экране!
   – Попробую, там видно будет. А ты куда собираешься?
   – Еще не выбрала – или в медицинский, или в МГУ на юридический. Туда, где математику сдавать не надо.
 
   Я так и не узнал, куда она поступила и поступила ли вообще. Мила была немного младше меня, и через год, когда ей пришло время сдавать вступительные экзамены, я загорал в следственном изоляторе № 2, в просторечии именуемом Бутыркой. А тогда...
 
   – Антон... Вот ты, если поступишь в институт... Ты... – Мила замешкалась, то ли не решалась что-то сказать, то ли затрудняясь с формулировкой. Я, в свою очередь, ее не торопил. – В общем... Мне не хотелось бы расставаться с тобой.
   – А разве мы расстаемся? – наигранно удивился я.
   – Пока нет...
   Но Мила как в воду глядела. Как только я поступил в МАИ и стал ездить на занятия в Москву, мы стали встречаться все реже и реже. Потом я перестал ей звонить. Просто перестал, и все... В Москве познакомился с другими девчонками. Последний раз она позвонила мне под Новый год, поздравила, спросила, как дается курс наук, хожу ли на тренировки... Несколько раз мы встречались на улице (городишко наш подмосковный невелик!) и вежливо здоровались... Ну пропал у меня интерес к человеку, что поделаешь... И Мила поняла это... Видно, уже тогда углядела во мне начинающего циника, будущего господина Чехова, услуги которого будут по карману далеко не каждому...
 
   Странно, что Мила сама узнала меня. Захотела узнать... Что ж – я не против, почему бы нет... Не надо хмуриться и чертыхаться, или вы мне завидуете?!
 
   ...А ведь тогда, на спарринге, я действительно поддался. Билась она технично, но вот защита... Слишком часто открывалась. Будь она парнем, обязательно достал бы, и не раз. А тут... Будем считать – нога не поднялась.
 
   Бить женщин... Нет, с тех пор не приходилось. А вот стрелять... Было дело. Один раз. Разумеется – по заявке. И была заказанная довольно несимпатичной дамой. Жирная, истеричная тварь... Заказали ее по все тем же прозаическим, сугубо финансовым мотивам. И, кстати говоря, сама эта дама, перед тем как стать объектом заказа, пыталась заказать (мне же!) своего бывшего бойфренда. Милый, знаете ли, такой мальчик с внешностью Тома Круза. И звали его (не умрите от смеха!) Альфред. Выступавшего в роли альфонса. Жирная старая баба преуспела на банковском поприще и завела себе личного секс-пажа, этого самого Альф...реда. У того, кроме длинных ног и смазливой внешности, за душой были только диплом об окончании заборостроительного ПТУ и юношеский разряд по легкой атлетике. Но сообразительный парень оказался понятливым! Через пару месяцев он уже имел и «мерс» «шестисотый», и мотоциклет «Хонда», и квартиру двухкомнатную в центре Москвы...
   И все бы ничего – так и существовал бы господин пэтэушник неопределенно долго, но у его «госпожи» совсем ум за разум зашел – захотела свои отношения с ним оформить официально, да еще и свадьбу закатить чуть ли не на тысячу персон. Крупные чины из мэрии и префектур были приглашены, пара мелких чиновников из кремлевских структур, несколько артистов (некогда народных), два барда-шестидесятника, зарубежные гости-коллеги из ФРГ и Израиля и прочая и прочая...
   Только пэтэушник решил, что это уж слишком, старая дура далековато зашла. В темпе продал квартиру и смылся из столицы. В день свадьбы! Невесте ничего сообщать не стал из соображений личной безопасности – та его могла за такой фокус за яйца повесить, он натуру этой барышни хорошо изучил... История, конечно же, получилась та еще...
   Господин Альф всплыл потом в Симферополе, собственное дело там завел и даже женился. Финансы ему это теперь позволяли... Несостоявшаяся невеста об этом прознала, а какой-то недоумок в деловых столичных кругах подсказал ей, как выйти на меня. У нее аж губы тряслись, когда она мне об этом Альфреде рассказывала. Будь ее воля – в кислоте бы сварила мальчишку! А я взял да и отказался! Да еще и намекнул ей, что серьезных людей вроде меня грешно беспокоить по подобным поводам... Из-за пацанячьего х-я подобные дела затевать! Да и жалко его стало, из мужской солидарности, что ли? Пэтэушник, чистая душа... Если бы ей эта идиотская свадьба не понадобилась – он бы с нею и дальше по-прежнему шился.
   У той губенки задрожали еще сильней – теперь она и меня готова была в серную кислоту окунуть! Но, как говорится, бодливой корове господь рогов не дал... А через полгода мне самое госпожу банкиршу заказали – серьезно перешла дорогу какой-то структуре. Или задолжала... Что ж – пришлось ей платить. С процентами, как теперь принято. Сработал я ее у дверей квартиры. Переоделся в ментовскую форму – вроде как я ваш новый участковый... Охранник, на собственное счастье, у подъезда топтался.
   Но лишнего мне не надо. И так уже хватает...
 
   А на следующий день я попал в аварию. Рядовое ДТП – я следовал чинно и мирно по родному городу, пунктуально соблюдая, не превышая, не создавая помех – за что и был наказан: какой-то отмороженный на здоровенном джипе, принципиально считающий себя единственным участником дорожного движения, шел по осевой, и все встречные отворачивали чуть не на тротуар – как же, хозяин жизни прет.
   А вот какой-то лох на «МАЗе»-трейлере то ли зазевался, то ли не справился, как говорят, с управлением – короче, не отвернул. Отморозок понял, что против этого лома у него нет приема, – и отвернул сам, врезавшись мне в дверку. От удара я вылетел на тротуар и врезался в фонарный столб, а отморозка развернуло прямо под «МАЗ».
   Для него это родео кончилось хуже, чем для меня, но и мне пришлось несладко – переломы, сотрясение, месяц в больничке, еще месяц пришлось восстанавливаться. Сорвалось выполнение очередного контракта, короче – одни издержки и убытки.
   Пошевелив извилинами, я сделал вывод – не надо мне было брать заказ на ту бабу. Цыганка ведь предупреждала – слабый пол довлеет над моей судьбой, они спасут, но они и погубят – как я с ними, так и они со мной. Авария была предупреждением.
   С тех пор я зарекся поднимать руку на женщину. Чем это обернулось, вы видите сами...
 
   А насчет мужиков – никаких проблем. Вы многих моих «заказчиков» и «заказанных» могли созерцать на собственных голубых экранах. Например, в передаче «Герой дня» или «Пресс-клуб». Они любят поразглагольствовать о демократических идеалах, рыночной экономике, обязательно заклеймят позором гнусные времена застоя и страшные преступления сталинизма. Иногда могут даже прочесть «запомнившиеся» стихи поэтов Серебряного века или спеть под гитару песню «Милая моя, солнышко лесное»... А потом связываются со мной и заказывают... друг друга. И со мною откровенничают без стеснений. Как с лечащим врачом... Впрочем, не все из них любят телерекламу, далеко не все. Мои нынешние «заказчики» вам вряд ли знакомы...
 
   ...Работодатель принимал меня там же, где происходила и первая наша встреча, – в небольшом кафе на Сретенке, весьма уютном, но малопосещаемом – цены запредельные. Он был в великолепном сером костюме от Версаче, белоснежной рубашке, спокойных тонов галстуке. Черные туфли совсем простой формы, но стоят такие далеко за штуку баксов... Лицо заурядное, спокойное, покрыто седеющей, аккуратнейшим образом возделанной щетиной длиной ровно шесть миллиметров, как у известного киноактера. А чем он не актер? Уж я-то в этом понимаю – недаром мечтал об актерской карьере. В таком прикиде я и то не смог бы выглядеть более внушительно.
   – Как ваши успехи, господин Чехов?
   – Все идет по плану. Насчет Гордеевой вы оказались правы. Никаких перспектив. Это стало очевидно при первом же контакте.
   – А как прошел второй контакт?
   Неужели меня засекли при входе в ее подъезд? Эх, была не была...
   – Она его пресекла в самом начале, и я ушел.
   – Когда, где будете работать?
   – Извините, это моя кухня. Обсуждать это не принято. Уложусь в два-три дня.
   – Но ни в коем случае не больше! На четвертый день контракт при неисполнении разрывается с тяжелыми для вас последствиями. Вы меня поняли?
   – Абсолютно. Исполнение в трехдневный срок гарантирую.
   – Вопросы, пожелания есть?
   – Пока нет. Думаю, и не будет. Но хотелось бы обсудить вопрос получения гонорара. Конкретно и предметно. Что вы предлагаете?
   – Любой удобный для вас вариант. Даже налом. Но я бы предпочел перевод на указанные вами счета. Разумеется, с соответствующим оформлением – авансовые платежи под отгружаемые товары, серия сравнительно мелких сумм, ну, вы понимаете...
   – Я понимаю. Переводы на счета в зарубежных банках возможны?
  – Сложнее, но возможны.
   – Какие условия? Сроки, оформление...
   – Три дня после подтверждения выполнения контракта. Мелкие суммы, несколько счетов – три, лучше пять, оформление – под поставки. Счета сообщите заранее.
   – Хорошо, я обдумаю ваши условия и дам предложения сразу по выполнении контракта.
   – Счета предпочтительно заранее.
   – Сожалею, это невозможно.
   – Хорошо, но тогда задержка во времени может быть на день-два.
   – Договорились.
   – Желаю удачи. Подчеркиваю – срок два дня, третий – резерв на крайний случай, не уложитесь – контракт разрывается с тяжелыми для вас последствиями. Форсируйте.
   Я допил кофе, распрощался и вышел. Ну дипломат! Ведь не собирается платить ни копейки. А насчет последствий я и без него знаю. Хотя, конечно же, спасибо за предупреждение...
 
   ... Я встретил Милу на углу МИДовской высотки на Смоленской площади, как договаривались. Она сама выбрала это место. Чем ее привлекла эта болгарская таверна? Раньше здесь, помнится, был ресторан «Ориент». В нем я бывал, а в этом «Банско» впервые. А что – кухня ничего, вполне приемлемая, без всяких там изысков и вывертов, цены тоже не сильно кусаются, да и обстановочка на уровне. Декор оформлен камнем, деревом и текстилем в старинном восточно-славянском духе.
   – Давай так: что было, то прошло, – неожиданно произнесла Мила, как только я сделал заказ. – Жить надо настоящим и не забывать о будущем... Согласен?
   – Что-то тебя на высокий слог потянуло... Даже не узнаю. – Я спокойно смотрел в ее светлые, красиво подведенные глаза. И вдруг тревожно мне стало... Нервы дребезжат или на самом деле встреча непростая? Посмотрим...
   – Все меняется... Мы ведь больше десяти лет не виделись.
   – По тебе не скажешь – совсем не изменилась! – изящно вставил я. – По крайней мере – внешне...
   – Лицедей. – Она улыбнулась совсем по-девчоночьи. – Зря ты все-таки не пошел в театральный...
   – Да хрен с ним! – непринужденно махнул рукой я. – Сейчас бы все равно без работы сидел. Или рекламировал бы на ТВ бритвенные лезвия и туалетную бумагу...
   – А что, чем плохо?
   – Смеешься! Ты можешь представить меня в подобной роли?
   – Да как сказать... Смеюсь, конечно!
   К нам подкатил стройный черноволосый официант в национальном болгарском одеянии... Сейчас попробуем эти болгарские деликатесы.
   – Времени у меня мало... Поэтому скажу тебе все прямо сейчас. – Голос Милы зазвучал несколько отстраненно. Даже как-то грустно. Или мне опять показалось?
   – Я весь внимание, – все в том же легком тоне ответил я.
   – И скажу я тебе не очень веселые вещи... Чехов.
   Болгарский перец, фаршированный брынзой, застрял у меня в горле. Она назвала мой профессиональный псевдоним! Или я ослышался?
   – Да-да, дорогой, я в курсе некоторых твоих дел. Глянь сюда, если не веришь...
   Она молча протянула мне маленькую красную книжицу, раскрыла... Я онемело пялился в четкие строчки, серьезное лицо на цветном фото. Недопитая минералка потихоньку испускала последние пузырьки... Старший лейтенант Федеральной службы безопастности Людмила Валентиновна Стебелькова молчала, спокойно и как-то даже печально глядя мне в лицо.
   Ну и херня! Как же я влип! Наверняка старлея Стебелькову прикрывает парочка нехилых коллег из конторы. Что делать?.. Ко всему прочему, сама Мила – баба тренированная, а реакция у нее дай бог каждому... Я нервно огляделся по сторонам. Да, коллеги замаскировались на совесть.
   – Вот такие дела, Чехов, – неторопливо проговорила Мила. В ее позе, взгляде не было никакого напряжения. – Да не верти ты головой! Одна я здесь. Послушай меня внимательно. И постарайся поверить.
   – Говори, там видно будет...
   – Так вот, Тоша... Антон Чехов то есть. Ты у нашей конторы давно под колпаком, лет пять уже. – Людмила перевела взгляд на мои сомкнутые в замок руки, тяжело лежащие на скатерти. – Начиная с видновской акции. Помнишь того парня? Можешь не отвечать...
   Я молчал. Мой мир рушился, а я созерцал это в бездействии, как в кино. Да, вот так это и бывает. Маскируешься, мнишь себя эдаким неуязвимым охотником, и вдруг – раз... Является к тебе сероглазая блондинка с круглой попкой и стройными ножками, и пожалуйста – «я старший лейтенант, оперуполномоченный Управления по борьбе с терроризмом ФСБ, наслышана о вашей деловой активности...». Не Мила и не Люська – Людмила Валентиновна с нежной, поэтической фамилией Стебелькова. Выходит, она все-таки поступила тогда на юридический.
   Видновская акция... Моя третья самостоятельная «работа» и первая совместная с Иваном. Тогда мы успешно уделали молоденького авторитета, только-только взявшего под контроль не самый малый подмосковный городок. Он выходил из казино с подругой (похожей, кстати говоря, на Людмилу) и двумя телохранителями. Три трупа и визжащая девчонка (да так, что мы слышали ее даже в отъехавшей за квартал «Тойоте»). Девчонок мы стараемся не валить... По возможности, конечно же. Да, она была очень похожа на Милу. Только Мила от страха не описается. Вон как она меня... А я ведь, между прочим, не воришка перронный и не бомж, у которого полторы конечности. И терять мне нечего, Мила это знает. Что же тогда ей надо? Что еще она знает?
   – И я знаю, что ты будешь делать завтра! – окончательно припечатала меня Мила.
   – Зачем ты мне все это говоришь? – Я решил пойти в лобовую атаку.
   – Эх, Антон... – Она сделала паузу, опустила глаза, почти закрыв их длинными загнутыми ресницами. – Боюсь, тебе этого не понять. Я и сама, как говорят, умом этого не понимаю. Я... Не хочу, чтобы ты погиб. Потому что все помню. Потому что ты был первым парнем, которого я полюбила.
   – Ты же говоришь, что это прошло?
   – Прошло. – Она подняла глаза. – Прошло, потому что было! Понимаешь?!
   – Не совсем...
   – Проходит, Антон, то, что было. Или что есть. А чего не было и нет, пройти не может. – Ее глаза снова накрылись ресницами.
   – Ты философ, однако, – проговорил я.
   – Я просто женщина. Хоть и служу в ФСБ, – тихо произнесла она. – И я не хочу, чтобы ты... Чтобы тебя ликвидировали, как собаку.
   – Я, в общем, тоже не хотел бы, – так же тихо согласился я с Милой.
   – Тогда не перебивай.
   Я покорно кивнул. Людмила Валентиновна вела в счете и не собиралась терять инициативу.
   – Тебя уберут, – убежденно произнесла она. – Сразу же по окончании акции.
   – Знаешь что-нибудь конкретно? – Общая перспектива не была для меня новостью.
   – Я же просила не перебивать, – вздохнула Мила. – Кое-что знаю. Только не задавай идиотский вопрос «Откуда?».
   Вопрос действительно был бы идиотским. Контора, как-никак. Поэтому я его и не задаю, сижу молча и слушаю старшего лейтенанта Стебелькову.
   – А уберет тебя твой Ванюша, верный оруженосец.
   – Что-о?
   – Спокойно. Слушай внимательно, тогда живой останешься. Ванюша твой куплен с потрохами, причем еще в самом начале акции, как только вы прибыли в столицу.
   – Но... – попытался я вставить слово, но Мила осадила меня еще резче.
   – Доказательств хочешь?! – Стебелькова прищурилась. – А их не будет, понятно?! Я же тебя предупредила в самом начале. Не хочешь мне на слово верить – пожалуйста. Фому-неверу, как говорится, могила исправит.
   – Молчу, – кивнул я. – Продолжай.
   – Все о тебе, Тошенька, известно... Кому надо. Правила на сегодня такие... А с этой, Гордеевой, ты думаешь, тебе просто так повезло?! Эти генацвале тоже были у нас на поводке, понял?! Квартира-то на прослушке стояла на тот момент... Стоило тебе только заговорить о... сам знаешь о ком, они и двинулись. Человек среди них был один... И убить тебя он бы не позволил, дурень ты синеглазый. Потому что ты живой всем нужен...
   ...Я всегда знал, что случайно ничего в этой жизни не происходит. Теперь убедился еще раз. Корректировали меня, значит, подстраховывали, мать их... Человек один, оказывается, был, догадываюсь кто! А я, как и несчастные генацвале, и многие другие – под колпаком. Точнее – как таракан на бегах... Должен прибежать в назначенное место. Как можно скорее. А хозяин и «болельщики» надо мною... Больши-ие – раз в сто больше меня. Такие большие, что мне их даже не видно. И чуть что не так – раздавят одним движением мизинца... А пока я, таракан, должен бежать, как они задумали...
   – До акции ты всем нужен живой, – повторила Мила. – А вот потом... А потом, судя по всему, уже никому. Кроме тебя. И, как видишь, меня. Странно, да?
   – Значит, мне лучше исчезнуть прямо сейчас?
   – Думай сам и слушай, что я говорю: до акции ты нужен всем, а после – никому, но опасен ты будешь только для того, с кем у тебя был контакт – для Ледовского, ты же знаешь, кто он...
   – Откуда ты знаешь, что я это знаю?
   – Так ведь твоя «девятка» тоже на прослушке...
   – У кого?!
   – Не бойся, у меня. Я там затерла все лишнее...
 
   Ну Мила! Да она просто святая. Другая бы спустила на меня всех собак, уяснив детали нашего с Еленой общения. Нет, сто раз была права цыганка – бабы меня спасают который уже раз...
   Теперь все стало на свои места. И ведь нельзя сказать, что ничего такого насчет всех этих «контор» я не подозревал – были у меня мыслишки такого рода... Конечно же, все эти годы я пахал под патронажем всех этих окаяннооких «заказчиков» и их боссов, которые и были истинными руководителями тараканьих бегов. Только, я теперь думаю, «вели» меня не с видновской акции (это у Милы сведения неполные), а с... Да, пожалуй, с момента моей «посадки» в сизо. Или еще с института? С секции карате? Ну, теперь это неважно.
   Но Иван?! Нет, в это поверить не могу. Хотя – почему, собственно говоря?! Мы ведь чем с ним все эти годы занимались? Тем, что – СТРЕЛЯЛИ В СПИНУ. А успокаивали себя тем, что, дескать, гадов мочим, опасных и больных животных нашего леса! Санитары общества, так сказать. Но вот пришло время, и в роли больного животного оказался я. И санитар Ваня не промахнется – я его учил на совесть. А самого его ведь тоже потом... Другой санитар, уже третий по счету.
   – Это будет трудно объяснить нашим внукам, – проговорила Мила, как-то задумчиво глядя на меня. – Тоша, в какое время мы живем...
   – Ты думаешь, когда придет их время, что-то изменится?
   – Должно. Деньги, грубая сила, подлость не могут господствовать вечно. А если это не так, то я даже не знаю... Имеет ли смысл такая жизнь?
   – Но ты ведь тоже участвуешь в этом, – неожиданно зацепил я Милу.
   – Да, – равнодушно произнесла она. – Я участвую в этом так же, как и ты, и как вот они, – она кивнула в сторону соседнего столика, где давилась хохотом компания подгулявших толстомордых ребятишек. – Так же, как эти девчонки, – она кивнула в другой угол, где в ожидании клиентов уныло коротали время две безвкусно размалеванные и вычурно одетые девицы. – Так же, как и все вокруг, – в разной, конечно, степени.
   – Нельзя жить в обществе и быть свободным от него?
   – Примерно так... Время и Бог рассудят – кто прав, кто виноват, и воздастся каждому по делам его.
   – Ты веришь в Бога?
   – Я просто ВЕРЮ, Антон... Да не озирайся ты... Я же профессионал, и «хвоста» за мной быть не может. За тобой тоже, уж поверь! Мы отвлеклись, а у меня не так уж много времени. Слушай дальше и запоминай. – Мила щелкнула замком своей сумочки. – Вот... – Она вынула из нее и протянула мне довольно объемистый сверток. – Рубашка, в которой должен рождаться современный младенец, и прокладки... для настоящих мужчин.
   – Не понял.
   – Сейчас объясню. Здесь нечто вроде тонкой гибкой кольчуги с очень мелкими кольцами. Кевлар, с трех метров пистолетная пуля не пробивает. Только надевать надо не на голое тело, а на белье с начесом. А прокладки... На самом деле они называются подсадки. Пулевые. Потом ознакомишься. Две гибкие пластинки с капсулами бычьей крови и микродетонатором. Отдельно пульт, там разберешься. Он маленький совсем, и его ты приклеишь скотчем к ладони... Главное, чтобы ты успел нажать кнопку в нужный момент. Нажмешь – и, как в кино, микровзрыв, дырка в сорочке, и будешь истекать «кровью». Только устрой, чтобы тебе не стали стрелять в голову...
   Мила замолчала. Что называется – умному достаточно. Как все просто – только устрой, чтобы тебе не стали стрелять в голову.
   – Все, Антон... Я ухожу, а тебе... Желаю удачи! – Мила поднялась и направилась к выходу.
   ...Остановить ее я не пытался. Разговор был окончен – все, что можно было сказать, было сказано. Каждое слово в этом разговоре стоило многого – еще не раз придется мысленно проиграть каждую фразу, взвесить ее и осмыслить...
 
   Еще подростком я вычитал в какой-то книге (кажется, Анатолия Рыбакова) эффектную фразу – «Плохого времени не бывает. Бывают плохие люди»... Мне она тогда показалась очень точной и верной. А что я могу сказать теперь? Каким человеком стал я? Или я всегда им был, прямо с момента рождения? И каким человеком была и есть Мила Стебелькова? Нет, не могу ответить. Не решаюсь. А вот про время можно сказать однозначно – время наше сволочное. И не один я так скажу. Или вы считаете по-другому?
 
   ...Они, работодатели окаянноокие, вроде «народных мстителей» отстреливают руками таких, как я, всякую погань, от зарвавшихся бандитов до ненавистных народу олигархов. И они, и те, кто за ними, кого я не видел и, надеюсь, никогда не увижу в дальнейшем – если оно у меня будет, дальнейшее. Но я-то понимаю – иной у них интерес. ВЛАСТЬ. Помните Ганса Христиановича? Перечитайте сказочки, подумайте...
   Сперва они, сидя в своих «конторах», наблюдают, как из числа карьерных «ученых», бывших фарцовщиков, финансовых аферистов, несостоявшихся кинорежиссеров и рок-музыкантов, топча друг друга, выбираются на вершину кучи малы наиболее шустрые и свирепые особи. Некоторым, особо подающим надежды, даже помогают. Подкармливают, надувают до нужных размеров, а сами остаются за их спинами...
   Ну, а по ходу процесса кто-то стал неуправляем, не оправдал ожиданий или просто стал ненужным. И понадобился такой, как я. Не самим же руки марать. А потом, по очереди, отпадет необходимость и в каждом из таких, как я. И никакие мы не санитары, не «народные мстители», а они – тем более. У них свой интерес в этом деле. Свой, шкурный. И такие, как я, у них – обслуживающий персонал. А я-то думал – санитары... Дурень я. Дурень синеглазый.
 
   ...Ладно, теперь-то какая разница. Одно бесспорно – против такого лома, как «контора», у меня нет приема, и ее предначертание придется выполнять. Аплодисменты и цветы меня мало интересуют, в последнее время честолюбие покинуло меня. А вот уберечь свою шкуру от Ледовского я постараюсь – в конце концов, перед Милой будет просто неудобно.
 
   Работать надо завтра, ни в коем случае не откладывая – завтра Ледовский еще не ждет финала и будет страховаться вполсилы. И работать я буду не как «ковбой», а скорее как «снайпер», хотя и без соответствующего инструмента.
   А что делать с Иваном? Поднять на него руку первым я не смогу – даже если Мила права, доказательств никаких. Ладно, что-нибудь придумаем.
   Работать буду у входа в офис, на территории больницы, как подсказала Гордеева. Окно напротив входа в офис...
 
   Используя вечерние часы посещения малолетних пациентов, я исходил все закоулки второго этажа, понаблюдал, как приходят и уходят посетители и медперсонал, как ведут себя дети. Попасть в корпус оказалось проще простого, несмотря на пост охраны в вестибюле. И помог мне в этом уважаемый товарищ Борис Аркадьевич! Тот самый бородатый, очкастый врач в мятой рубашке, который стрельнул у Ивана сигарету, когда мы впервые оказались на территории больницы. В бюро пропусков перед постом я сказал, что пришел посоветоваться с Борисом Аркадьевичем насчет своего племянника, который в третьей палате, на третьем этаже.
   – Это кто же там у вас в племянниках? – Дежурная в бюро пропусков демонстрировала суровую бдительность.
   – Ну как можно его не знать. Его там все знают. Он самый тяжелый...
   – А-а, Дима Косицын... Сейчас. Борис Аркадьич, тут к Диме Косицыну и к вам тоже. Посоветоваться... Что? Уже была?.. Нет, это мужчина... Хорошо, выписываю.
   Спасибо, добрая душа, Борис Аркадьевич. Как ты мне помог... Придется и завтра воспользоваться твоей помощью, ты уж не гневайся, так надо...
 
   Если вас просят описать внешность человека, то вы всегда начинаете свой рассказ с каких-то характерных особенностей – лысая (или чрезвычайно волосатая) голова, высокий (или, наоборот, слишком маленький) рост, большой нос... Иногда на этом ваше описание иссякает. Все мы запоминаем в основном то, что бросается в глаза в первую очередь. Борода и очки оседают в зрительной памяти с не меньшим успехом.
   Гримироваться я умел и любил. Еще с театрального кружка в районном Доме пионеров. Надо сказать – это особое искусство. Сейчас моей целью вовсе не было портретное сходство с Борисом Аркадьевичем.
   Я наводил элементарную маскировку. Габариты у нас были примерно равные (он только, пожалуй, немного повыше и посутулей) и возраст примерно тот же. Нет, что ни говори – борода здорово меняет внешность человека. По крайней мере мою.... Очки с простыми стеклами придали мне вид старшего научного сотрудника. Мне даже стало смешно... «Бизон» компактно пристроился под халатом, я поддерживал его рукой. На всякий случай возьму еще папку-скоросшиватель с бумажонками. Для маскировки. Вот так. Если специально не приглядываться, то ничего и не заметно.
   Он, наверное, неплохой мужик, этот Борис Аркадьевич. Бессребреник, страдающим детишкам помогает...
   Ну, поехали. Ивана с утра я отправил «готовить „девятку“ к акции» – не торопясь проверить все узлы, заправить, еще раз сменить номера... Она мне не понадобится больше.
 
   ...Как действительно просто все гениальное... Особенно – если его, это гениальное, еще и удается воплотить в жизнь. Окно на втором этаже больничного корпуса, палата для мальчиков...
 
   – Борис Аркадьевич, – окликнула меня какая-то медсестра в зеленом халате и шапочке. (Принесла же нелегкая!) – Ой, извините! – отшатнулась она, разглядев мое лицо поближе.
   – Ничего, нас часто путают, – успокоил ее я, изобразив на лице подобие улыбки.
   – Ой, я, по-моему, вас раньше не видела!
   – А я у вас недавно. Если хотите, вечером можем встретиться.
   – Ну вы скажете, – засмущалась медсестра и побежала дальше по своим делам. Искать Бориса Аркадьевича...
   Время, время.... Время – деньги, время – жизнь. Точнее не скажешь. Однако я уже был в корпусе. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Выздоравливающие детишки носились по коридору. Похоже, я рассчитал все верно. В конце шестидесятых возле Спасских ворот, почти в самом Кремле, была совершена попытка покушения на генсека Леонида Ильича. Какой-то лейтенант, выгнанный из армии, переоделся в милицейскую форму, проник в оцепление и выстрелил пару раз по мчащемуся «членовозу». Его, конечно же, сразу скрутили. Брежнева, кстати, в «членовозе» не было, а был очень похожий на него прической и бровями космонавт Береговой, но это уже не так важно... Как же, спрашивается, мог проникнуть в милицейское оцепление совершенно посторонний и никому не знакомый человек? Да очень просто. В оцеплении стояли сотрудники отделений милиции, находящихся в окрестностях, – такой тогда был порядок. Так вот, менты из одного отделения решили, что незнакомый им человек в форме – новый сотрудник другого отделения. А сотрудники того отделения думали точно так же... Вот и вся конспирация. Так же и я. Одни думают, что я Борис Аркадьевич, другие – что молодой доктор, просто похожий на него, третьим это вообще до лампы, им и своих забот хватает...
   Спокойствие, главное, спокойствие.... Вот я уже и в заветной палате.
   – Ребята, попрошу всех в коридор, проветрить надо! Пока не позову, не входите. Скоро по телевизору новый мультфильм будет... Все ходячие? Ты – нет? Ты – Дима Косицын? Ну тогда отвернись от окна и укройся одеялом с головой, только дырочку оставь, чтобы дышать. Тебе помочь? Сам? Молодец, давай...
   Я мысленно молил Бога только об одном – чтобы никто из секьюрити не открыл огонь по окнам. Все-таки здесь были дети, как ни цинично это звучит в моих устах.
   Однако они пунктуальны. Подъехали ровно в 11.00. Отсутствие Гордеевой не повлияло на рабочий режим. Вот будь Елена здесь, та, возможно, засекла бы меня. Водитель же и двое ребят на «воротах» даже не озирались...
   «Бизон» способен работать в бесшумном режиме. Хорошо, что Елена предупредила меня насчет бронежилета, пули легли точно в плешивый затылок. Отскакивая от окна, я успел заметить, как господин Олигарх тяжело рухнул на асфальт, а телохранители отпрянули в разные стороны, дергая шеями и конечностями, точно пляшущие марионетки.
   Оставив окно приоткрытым, я спокойно вышел из палаты. Детишек вблизи не было, медперсонал, деловито курсирующий по коридору, не обращал на меня внимания. У всех свои заботы... Первым делом я избавился от «бизона», засунув его в мусорный бак в закоулке у «клизменной». Моих отпечатков на нем не должно было остаться.
 
   Пост охраны я миновал еще в обличье Бориса Аркадьевича, но секьюрити Олигарха уже успели связаться с ментурой, и в районе шло развертывание оперативного плана «Перехват-Центр» – выход с территории больницы был заблокирован. Мышеловка захлопнулась. Попросить у Бориса Аркадьевича его документы я как-то не догадался, а с моими собственными я далеко не уйду...
   ...Не суетиться, не останавливаться. Ох, как же это нелегко! Тем не менее я со средней скоростью в меру озабоченного медработника среднего звена неторопливо двинулся в глубь больничного двора. А навстречу мне в той же манере двигался... детский доктор Борис Аркадьевич собственной персоной! Но он даже не взглянул в мою сторону, мерным шагом следуя в корпус.
 
   Так... Какие-то кладовые, приемный покой... Не то. Вон там, в тупичке, отдельное одноэтажное строение, около него небольшая кучка людей и два автобуса... Морг. Медленно, склонив голову, подхожу к стоящим у крыльца, медленно поднимаюсь по ступенькам. У входа заплаканная женщина в черном платке протягивает мне четыре гвоздички. Беру, прохожу, становлюсь не слишком далеко и не слишком близко среди печальных, хлюпающих родственников. Их немного... Несколько хмурых ребятишек, у детского гробика рыдает мать. Чувствую, что у меня наворачивают слезы – нервы сдали...
 
   Через десять минут гроб медленно выносят, ставят на постамент в одном из автобусов, я сажусь во второй автобус – к самым близким родственникам я не отношусь. В автобусе тихие разговоры – девочка, такая была красавица и послушная, не то что иные... Сбила машина, в сознание не приходила...
   Дети в первом автобусе. Наверное, и учительница с ними, если пришла. Бормочу что-то о том, что я физрук из школы...
 
   Медленно проезжаем по аллее к дальнему выезду с территории больницы. Случайно замечаю в окне – трое охранников волокут куда-то знакомую тощую фигуру – скрюченную, руки заломлены, очков, насколько можно разглядеть, нет... Один из секьюрити, демонстрируя «профессионализм», периодически поддает влекомому на расправу пленнику по ногам. Орлы ощипанные, вот и все, что вы умеете...
   Прости меня, Борис Аркадьевич. Тебе, конечно, нехорошо сейчас. Но в конце концов эти придурки во всем разберутся и, может быть, даже извинятся перед тобой...
   На выезде с территории охранник заглянул в автобус, спросил, нет ли посторонних, и удовлетворился угрюмым молчанием пассажиров. Как все буднично, даже лопатки не холодит... На кладбище я отстал от процессии и на городском транспорте вернулся домой.
 
   Иван и Оля-Леля ждали меня с нетерпением, но нетерпение в данном случае канализировалось в другой вид энергии – они смогли оторваться друг от друга только минут через двадцать после того, как я постучал в их комнату – чисто символически, так как дверь они закрывать не стали.
   Иван выглядел совершенно измотанным, у него слипались глаза, а вот Оля-Леля была свеженькая и розовая, глазки сияют, как у кошечки, лизнувшей сметаны, – ее нетерпение явно не было удовлетворено до конца.
   Мы обменялись сообщениями о том, что и у них, и у меня все в норме, дружно сошлись на том, что утро вечера мудренее и что о «предстоящей» акции следует поговорить завтра с утра, не откладывая. При этом Иван усиленно мне подмигивал – с трудом разлепляя смыкающиеся веки...
   Я был в прострации. Неужели Мила права? Ну разве может человек, так явно забывший все на свете в объятиях первой встречной девчонки с кукольной наружностью, планировать подлое убийство своего старшего напарника?
 
   ... – Хочу лечь пораньше, завтра у меня трудный день, и надо выспаться как следует.
   – Да, Оль, мне тоже надо будет выспаться, так что, подруга, мы с тобой сейчас попрощаемся, и ты поедешь домой, да? А завтра созвонимся...
 
   ...Первый час. Я лежу на тахте, на мне – кевларовая «рубашка», поверх – ночная футболка. Я лежу, раскрывшись, одеяло сбито ниже пояса, голова полуприкрыта подушкой и руками. Я часто сплю в этой позе, и Иван это знает. Надо мной ночник, он освещает грудь, голова – в тени. Это я на всякий случай «устроил так, чтобы стреляли не в голову». Психологический этюд: стреляют в ту часть мишени, которая видна. Риск, конечно...
   Не знаю почему, но спать не хочется. Сегодняшняя ночь расставит все по местам. Если Мила права, то Иван знал, что заказ мною выполнен, и будет делать свою часть работы этой ночью или рано утром. А если ночь пройдет спокойно – ну что ж, утро вечера мудренее.
 
   ...Еле слышно тикает будильник. Темно, контуры предметов только угадываются. Наверное, уже часа три. Иван небось дрыхнет без задних ног после трудов праведных. И Оля-Леля сопит. И снится ей миленок Ванечка. И Катя, которая Екатерина Третья, спит безмятежно, лицо спокойное, и ей никто не снится. И Мила, старлей Мила…
Меня вдруг окатывает озноб: дверь приоткрыта, в проеме – темный силуэт. Рука медленно поднимается... Фредди Крюгер?!
   Подавив готовый вырваться крик, кладу палец на кнопку пульта, лежащего в ладони, и в ту же секунду – два страшных толчка бьют по ребрам против сердца, и одновременно – две вспышки и два негромких, шепелявых хлопка. Пальцы жмут на кнопку неосознанно, просто как реакция на удары, на груди у меня что-то дважды чпокает...
 
   – Ну как, все в порядке? – звучит вдруг тихий, писклявый, но спокойный голосок Лели-Оли. О господи, эта писька здесь! Неужели он посвятил ее во всю эту гнусь?!
   – Полный порядок, Ольгуня! Можешь убедиться сама... – Голос Ивана тоже вполне нормальный. М-да... Моя школа.
   Слышу мягкие шаги – Леля-Оля идет полюбоваться на мою остывающую тушу.
   – Молодец! – В ее тонком голоске – ласка и удовлетворение. – Теперь ты у меня еще и богат, как Крез...
   Вот оно что! Теперь мне все понятно – мой работодатель сумел обработать Ивана через эту кругложопую белесую дрянь. Эх, Ваня... Неужели мне теперь придется валить вас обоих? «Возле церкви в одной могиле влюбленных похоронили» – так, кажется, пелось в одной старинной песенке. Но другого выхода, похоже, у меня нет.
   – Спасибо, Ванечка... – тихо произносит Оля, и в ту же секунду я слышу негромкий глухой хлопок – и мягкий стук падающего тела.
   Не двигаясь, скашиваю приоткрытый левый глаз. Иван лежит на боку, в руке – «пушка» с глушителем, под головой смутно видно расплывающееся темное пятно. Оленька стоит над ним, в левой руке ее тоже нечто с глушителем, только покороче. А девица-то не промах, в буквальном смысле!
   Она выпрямляется и, подняв оружие на уровень моей головы, медленно идет ко мне – шаг, второй... Девочка Оля хочет лично удостовериться в моей бездыханности. А также доделать Ванину работу – контрольный выстрел... Моя правая под подушкой сжимает рукоятку «вальтера»... Но я опоздал.
   ...Девочка упала некрасиво – левая нога вывернута, ночнушка задралась, прядь обесцвеченных волос растрепалась по лицу...
   Стрелял Иван. Я скатился с тахты, подбежал, включил свет...
   Иван глядел мне в глаза, губы его шевелились, но говорить он не мог – горло было разворочено, хлюпало и страшно пузырилось розовым, лужа крови под ним расползалась на глазах. Я в оцепенении смотрел на его судороги... Через несколько секунд он затих, искаженное лицо разгладилось. Прощай, напарник, прощай, предатель...
 
   ...Оля-Леля умерла сразу, пуля попала в позвоночник между лопатками – мгновенный паралич дыхания.
 
   Я сидел на кухне. Стакан водки прошел как вода из-под крана, даже озноб не прекратился. Ну и нервы стали, как у барышни. Какой же я, на хер, профессионал? Пить надо меньше, дорогой товарищ... А если серьезно, то не в выпивке, конечно, дело. Пью я мало и редко. Просто профессия моя относится к числу вредных для здоровья, и долгожителей среди нас нет. Видно, мой ресурс уже подходит к концу.
 
   Так, на этот раз поле битвы осталось за мной. Победителю положено разобраться с трофеями.
   Еще раз подходить к трупам я не стал, а прошел в гнездышко сладкой парочки, только что угробившей друг друга. Разбросанная одежда, мой мобильник – куда это они звонили, интересно? Уж не заказчику ли? Очень может быть.
   Я посмотрел на определитель номера. Ничего.
   Дорожная сумка Ивана, сумочка Ольги. Это мне не нужно. На столе – толстый пакет из плотной бумаги. Из него, как я и ожидал, торчат пачки баксов. Интересно, сколько там. Протягиваю руку...
   Стоп. Перед глазами возникла картина – удаляющийся «жигуль» с покалеченными кавказцами вдруг подпрыгивает и разлетается на части... Не может быть, чтобы мой (как оказалось, и Ванин, и Олин тоже) оловянноокий «опекун» не запрограммировал очередную пакость. Например, пакет, взрывающийся, как только его вскрывают. Но пакет уже вскрыт, и возглас Оли-Лели о том, что Иван теперь богат, как Крез, наводит на мысль о том, что содержимое пакета было тщательно изучено.
   Внимательно осматриваю пакет, не трогая его. Никаких ниточек и проводков не видать. Наконец, осмелев, беру его в руки, осторожно, одну за другой, вынимаю пачки.
   Тридцать тысяч. Маловато даже для аванса. Подешевели нынче вальщики... Обидно.
   Складываю пачки в свою маленькую наплечную сумку, добавляю еще почти столько же своих – весь мой капитал.
 
   До утра оставалось еще часа два, и я прилег – надо было расслабиться и спокойно решить, как жить дальше. Исчезнуть? Теперь это проще, в моей судьбе заинтересован только Ледовский (так я думал тогда), и у меня были веские основания считать, что ликвидация А.Чехова – сейчас все же не главная его забота.
   Но если я уйду на дно, то всю оставшуюся жизнь буду считать себя трусливым зайцем. И потом, это просто несправедливо. Неэтично. Нечестно и непорядочно, в конце концов! Вальщик – тоже человек! Как это у классиков: подряжались? Подряжались. Работа сделана? Сделана. В срок? В срок. Качественно? Да, на уровне мировых стандартов! Значит, плати, как договаривались.
   А потом, если без шуток, мне было западло спустить этому хмырю его подлости. Ну ладно, ты – один из воротил крупной мафиозной структуры, или «фирмы», или как вы там себя называете. По решению вышестоящего начальства «фирмы» ты организовал устранение своего патрона. Это – ваши заморочки. Но зачем топить Елену, взрывать грузин, совращать Ивана, насылать на него эту двуличную стерву Лелю да еще и плохо поступать со мной? Это – перебор. Так только козлы поступают. И стерпеть такое – просто аморально. Зло должно быть наказано! Я вступаю на тропу войны с тобой и твоей сраной «фирмой», или «конторой», а по сути – большой шайкой бандитов. Вот так!
 
   Утром я на голое тело надел Мананин пояс, вложил в кармашек микроплейер с той самой кассетой, напялил белье с начесом, как было рекомендовано, а поверх – Милину кольчугу.
   Бриться я не стал, для задуманного лучше быть слегка заросшим, это сейчас модно...
   В подмышечную кобуру я сунул свой «вальтер» и оделся, как среднестатистический москвич, отправившийся на природу – по грибы, если есть грибы, или по ягоды, или просто побродить по лесу в порядке активного отдыха: спортивный костюм, современный писк моды – высокие ботинки на мягкой толстой подошве, бейсболка, за плечами – детский рюкзачок, в котором свитер, плащ, кое-какая еда, спутниковый телефон, подробная карта подмосковного северо-запада, несколько копий кассеты, лежавшей в поясе, и множество других мелочей, ну и новые документы. Антон Чехов исчез – с ним расправились жестокие убийцы... Жалко мужика, но такова наша жизнь.
 
   Я вышел на тропу войны один – и это давало мне шанс в моей войне уцелеть. Хотя шанс, я это понимаю, ничтожный. Но я сделал свой выбор и менять его не собираюсь. Уходя из квартиры, оставляю дверь чуть приоткрытой. Максимум через пару дней тела, которые два часа назад были Лелей-Олей и ее бойфрендом, провоняют всю площадку. Дверь откроют и обнаружат смердящую парочку. Я мог бы сжечь трупы вместе с квартирой, но пожалел соседей. Обычные люди, работяги...
 
   Ни к «своей» «девятке», ни к Олиному «БМВ» я даже не приближаюсь – решил учесть ошибки других, учиться на своих – дорого обойдется. На ближайшее время я – патриот общественного транспорта.
 
   ...Зачем я сюда приехал? У меня ведь совсем мало времени. Да и кто она мне, эта девчонка? Как это все нелогично! Непрофессионально... Тем не менее вхожу в тот самый гостиничный ресторанчик с его неповторимой кухней и не менее неповторимой рыженькой официанткой, которую я назначил Екатериной Третьей. Посетителей в зале в этот час мало, время завтрака прошло, обеда – еще не наступило.
 
   – Ты что, никуда я с тобой не поеду! И вообще – если это шутка, то очень глупая...
   – Глянь-ка сюда! – Я раскрыл свою сумку, и Катины глаза округлились. Дешевый жест с моей стороны... – Ты же сама говорила, что я коммерсант, причем удачливый! Ты права, официантку не обманешь – я действительно удачлив. Пока, во всяком случае...
   Компания пожилых, солидных мужчин, сидевшая за дальним от нас столиком, уже давно старалась привлечь Катино внимание – она в это время была единственной официанткой в ресторане. Катя жестами просила их подождать, но было видно, что ждать они не привыкли.
   – ... Катя, я смогу создать для тебя другую жизнь. Денег хватит. Здесь, правда, немного, но это только для начала. И я рассчитываю иметь значительно больше. – Я чувствовал, что говорю совсем не то, что нужно, но у меня не было времени, и настроен я был не на мирные переговоры, а на войну.
   – Антон... Я... – Девушка была ошарашена.
   – Ты сможешь бросить эту дурацкую харчевню с этими дурацкими урожаями-неурожаями. Не будешь так дрожать за место... И никому никогда уже не будешь прислуживать! Наоборот – тебе будут прислуживать. Но придется уехать отсюда. Через пару дней, не больше. Я скажу куда.
   – Нет, Антон, – убежденно проговорила Катя. – Мне не нужно этих денег. И никуда уезжать я не хочу.
   «Ты дура!» – чуть было не выкрикнул я.
   – Ну не могу я оставить тебя, понимаешь?!
   – Это так серьезно?! – Ее глаза стали еще круглее.
   – Для меня – да! Я сейчас должен уйти, прямо сейчас, но я хочу быть уверен, что ты бросишь все и приедешь ко мне – туда, куда я позову. Я сам еще не знаю куда.
   – Ты что, в бегах? Ты от кого-то скрываешься?
   Ответить я не успел. Компания важных персон, обидевшись на недостаток внимания, делегировала ходатая к ресторанному начальству, которое не замедлило вмешаться. Из-за портьеры выдвинулась внушительная фигура в черном, взглянула на нас и что-то прошипела. Катя отреагировала рефлекторно: бросив мне «я сейчас», она метнулась к столику ВИПов. [3]
   Меня это взбесило, я швырнул сумку с деньгами на стул, встал и направился к ресторанному боссу, чтобы доходчиво разъяснить, кто важнее – какие-то вонючие торгаши или высококвалифицированный вальщик, даже если он одет, как вшивый интеллигент, собравшийся по грибы. Идиотизм с моей стороны, но он спас мне жизнь.
   Я уже подходил к ресторанному боссу, когда по выражению его лица понял, что у меня за спиной что-то неладно. Я резко обернулся – моя сумка пылала, как бенгальский огонь, и от разлетающихся искр тут же вспыхивали маленькие новые бенгальские огоньки... Термитная бомба! Достаточно было легкого удара, и одна из пачек, оказавшаяся «куклой», вспыхнула...
   – Ложись, дура! – это я заорал Кате, но ВИПы отреагировали раньше – они нырнули под ближайшие столики, сбив с ног Екатерину Третью.
   – Огнетушитель, быстро! – Ресторанному боссу не надо было повторять второй раз, ресторан был свой, а не дядин. Он бросился назад за портьеру, я – за ним...
 
   Огнетушителей хватило на всех. Увидев, что ситуация под контролем, к тушению подключились даже ВИПы. Екатерина Третья изо всех сил зарабатывала титул Пожарницы. По ходу дела мы с ней выяснили отношения – она сказала, что ни за что на свете не станет общаться с человеком, который в бегах и вокруг которого взрываются бомбы, а я посоветовал ей говорить, что мы с ней не знакомы и она задержалась у моего столика, уговаривая уйти, так как почувствовала, что я – псих ненормальный.
   Оказавшись у выхода, я бросил пустой огнетушитель и вернулся на тропу войны. Видно, Провидение мое было против прочной связи с женщиной, даже если она – Екатерина Третья.
 
   Спустя полтора часа я вышел из электрички на платформе Фирсановка. Кругом – леса и в то же время неплохая сеть оживленных дорог, как раз то, что мне надо.
 
   Я устроился на природе, недалеко от платформы электрички, и первым делом позвонил по спутниковому телефону своему старому другу, проживающему в одной тихой, маленькой, но очень западноевропейской стране, и попросил снять с моего банковского счета, на который он имел доверенность, все деньги, которые туда поступят через несколько часов, а может быть, через сутки-двое, но не больше. Точнее, не снять, а перевести на другой счет, ну, в общем, принять все меры предосторожности – он лучше меня знал, что надо делать, а чего не надо.
 
   А затем я позвонил своему окаянноокому работодателю.
   – Слушаю...
   – Здравствуйте, господин Ледовский. Антон Чехов беспокоит. Помните такого?
   – Помню. – Пауза перед этим коротким ответом продолжалась почти полминуты.
   – За вами должок.
   – Нет проблем. Скажите, куда доставить.
   Я назвал ему страну, банк и счет.
   – Ну, это нереально. Вы же знаете, Чехов, что просто так такие большие деньги за рубеж не переведешь. Я понимаю ваши проблемы, но этим способом вопрос мы не решим. Придумайте что-нибудь другое. Вашу безопасность и сохранность доставки я гарантирую. Можете подумать и перезвонить мне через несколько минут, я у аппарата.
   – Михаил... Простите, не знаю вашего отчества, вашипроблемы я тоже понимаю. И хочу сообщить вам нечто такое, что поможет вам решить эти проблемы в течение пары часов. Слушайте внимательно...
   Я поднес трубку к магнитофону и включил запись его разговора с Олигархом о ликвидации Елены. Запись прозвучала нормально – я слушал параллельно через наушники.
   – Как было слышно, Михаил? У меня есть и другие записи. (Я врал – ничего больше у меня не было, я пытался писать во время наших встреч, но мой визави, видимо, включал скрамблер – ничего разобрать было невозможно. К тому же он был очень осторожен – избегал имен и однозначно толкуемых выражений.)
   – Неплохо, но кто же поверит в эту фальшивку?
   – Возможно, что и никто. Но ряд популярных газет ее опубликует с комментариями, и те, кого это касается, вынуждены будут вами заняться, а если я подброшу еще кое-какую информацию (вы догадываетесь какую), то, глядишь, какая-нибудь подлая газетенка затеет собственное расследование. Это вам надо?
   – У меня правило: никогда не поддаваться шантажу. А шантажистов ловить и давить.
   – Я так и думал. Поэтому я подожду до обеда, пообедаю, позвоню в названный банк, и если деньги не придут – для определенности позвоню через шесть часов, то есть в три часа пополудни, – то пойду на почту и отправлю с десяток заказных писем. А затем растаю, как дым, как утренний туман. Возможно, даже не буду вас больше беспокоить. Мне это не доставляет удовольствия, поверьте...
   – Стоп. Я передумал. Я согласен на ваши условия – кроме одного. О том, чтобы отправить деньги до трех часов, не может быть и речи. Да потом, они просто идти будут дней пять-семь. Давайте так – я немедленно займусь отправкой денег. Звоните мне каждые три-четыре часа – я буду подробно информировать вас, как продвигаются дела. Я сообщу вам данные о банке, через который будет сделан перевод, – позвоните туда, и, как только перевод уйдет, будем считать, что я ваши условия выполнил. А мои условия такие...
   – Стоп. Не пойдет. Перевод будете делать не через любой банк, а через «Western Union» – они работают молниеносно, если по самому высокому тарифу. И мне не нужен банк-отправитель, только – получатель!
   Короче, мы сторговались на завтра, на одиннадцать утра – с учетом разницы часовых поясов. Ему я, естественно, пообещал уничтожение всего компромата, который имею, и выполнение всяких других условий, обычных в таких случаях, каких – это неважно...
 
   ...Ночевал я в лесу – погода была теплая и сухая, комаров в это время года уже не было, и я получил истинное удовольствие от загородной прогулки. Вечером я еще раз позвонил Ледовскому и получил заверение, что «процесс пошел» и в одиннадцать утра деньги точно будут на месте. Я был уверен, что процесс облавы на Антона Чехова запущен и идет полным ходом, но в достаточности принятых мер сомневался.
   А зря.
 
   Проснулся часов в пять, размялся, прошелся быстрым шагом по ближайшим окрестностям, умылся в ручье, развел миникостерчик, чтобы согреться. На высоте три сотни метров пролетел вертолет – я не придал этому значения, но, когда он пророкотал снова, на всякий случай костерок затушил.
 
   Чтобы не испытывать судьбу, я запланировал часов в семь сесть на электричку и перебраться на другую станцию – в Малино, а то и подальше, но я опоздал, мне надо было это сделать с вечера! Уже подходя к неширокому шоссе, которое надо было пересечь, чтобы выйти к платформе, я увидал на нем припаркованный автобус, а на шоссе, с интервалом метров в сто, то есть в пределах прямой видимости, характерные фигуры в штатском. Меня офлажковали, как фраера!
   Да, с «конторой» шутки плохи: пока шел наш разговор, окаянноокий распорядился, чтобы меня засекли – и они в этом с блеском преуспели! А вечерний звонок, видимо, показал, что я, как идиот, сижу на месте...
   Все это я соображал, пятясь в лес, а затем взял курс на запад, к параллельной электричке. А может, переходя какую-нибудь местную бетонку, подсяду на «попутку»...
   Но я опять недооценил «контору». Через полкилометра мой путь пересекла просека для ЛЭП, и на ней я тоже увидел силуэты – на этот раз в форме МВД... Сколько же народу поднял на крыло окаянноокий? Наверняка объявлено, что по лесу бродит опаснейший маньяк или, хуже того, агент иностранной разведки...
   Вот так, Тоша. Твой персональный «момент истины» недалек. Над головой опять пророкотал вертолет – на высоте метров сто. Я бросился под елку...
 
   Меня обнаружили и взяли в плотное кольцо около полудня. Отстреливаться я не стал – это не позволило бы мне уйти, а какой смысл отправлять на тот свет ребят, которые честно делают свое дело? Я лежал в кустах и думал, какую смерть принять – сдаться в лапы Ледовского или пустить себе пулю в лоб? Но и это решение у меня отобрали: пока я раздумывал, вдруг вокруг меня раздалось несколько взрывов, я почувствовал странный запах, затем одна из гранат разорвалась совсем близко, перед глазами поплыло, и я отрубился.
 
   Очнулся я от того, что меня грубо, как мешок с костями, волокли куда-то, голова пару раз вошла в соприкосновение с какими-то очень твердыми выступами... Сознание возвращалось постепенно, с перерывами, меня тошнило. Вот меня тащат по ступенькам вверх, затем по какому-то коридору...
   Я счел за лучшее не подавать виду, что начинаю воспринимать окружающее.
   – Сюда... Так. В кресло. Василий, пристегни его. Ключ давай сюда.
   Вот, теперь мне все понятно. Голосок-то твой я узнаю из тысячи, окаянноокий ты мой. Все идет как и следовало ожидать.
   – Вася, а сколько ему еще в отрубе находиться? Как бы его в чувство привести, а?
   – Да еще часок-другой поспит. «Разбудить», правда, можно раньше. Есть средство, нашатырь с какой-то еще гадостью. Принести?
   – Давай. И наручники на всякий случай.
   Пятиминутная пауза. Сижу или, скорее, вишу на ремнях, в кресле наподобие самолетного. Голову безвольно уронил на грудь, мышцы лица расслабил – когда-то ведь мечтал о карьере актера. Стараюсь не дышать.
   Мне надевают «браслеты».
   – Давай ключ. – Это Ледовский. – Обыскивали?
   – Конечно. Из оружия только «вальтер». В рюкзаке верхняя одежда, жратва, карта Подмосковья, с десяток микроаудиокассет.
   – Карманы?
   – Бумажник, в нем приличная сумма денег, рублями и «зеленью». Документы на имя Клевцова Антона Петровича, носовой платок, авторучка...
   – Ерунда меня не интересует. Клевцов, говоришь. Он такой Клевцов, как я – царица Тамара. Что еще?
   – Все.
   – Не может быть. Магнитофон, мобильник?..
   – Когда мы его гнали, подобрали спутниковый телефон. Видно, бросил, когда бежал. Магнитофона мы не нашли...
   – Ладно, хрен с ним. Давай все сюда. А у тебя есть аудиоплейер для этого формата кассет?
   – Конечно, это же стандартный формат, Сергей, принеси.
   – Ну тогда вроде все. Все свободны. Василий, останься. – Я слышу топот ног, через десяток секунд Ледовский продолжает: – Ты поезжай с остальными. Сделаешь все, как договаривались. Оставишь только наружную охрану, сам возвращайся попозже к вечеру, приведешь здесь все в порядок. Чтобы больше никто... Как обычно.
   – Ясно.
   – Николай пусть ждет меня у крыльца. Так, сейчас пять, через полтора часа я должен выехать.
   – Николая нет. Утром он позвонил, сказал, что у него открылась язва и его забирает «Скорая». Я сам вас отвезу.
   – Не годится, у тебя хватит своих дел. Кто у Николая сменщик?
   – Кирилл Стакло. «Мерс» знает отлично, водит надежно. Он, кстати, здесь.
   – Я его знаю. Вот он меня и отвезет, распорядись, чтобы стоял наготове через полчаса.
   – Ясно.
   – Ну, будь здоров. Не забудь организовать встречу, дату и рейс ты знаешь.
   – Знаю. Всего лучшего, приятного путешествия.
   Удаляющиеся шаги, хлопнула дверь. Похоже, я снова вдвоем с заказчиком...
 
   Резкий запах нашатыря бьет в нос. Я непроизвольно вздрагиваю, издаю мычание. Мгновенно «приходить в себя» нельзя, он поймет. Опять этот запах...
 
   – Ну давай, давай, просыпайся... Не валяй дурака, я же вижу, что ты оклемался. – Жесткая ладонь бьет меня по щекам, потом вцепляется в волосы и немилосердно трясет мою голову.
   Разлепляю глаза.
   Передо мной Ледовский. Он закатывает мне еще одну пощечину и начинает вытирать руки платком. Я чувствую, что лицо у меня мокрое – то ли слезы от нашатыря, то ли сопли... Жутко хочется пить.
   Мы находимся в комнате без окон. Мое кресло стоит напротив проема в стене вроде дверного, но без дверей. Проем ведет в коридор, там стоит стол и несколько стульев, на столе – напитки и фрукты. А в комнате больше нет мебели, только в углу – приличных размеров сейф. Стены, пол, потолок – все выложено желтой глазурованной керамической плиткой. В потолке над креслом – широкий раструб, похожий на вытяжной шкаф. Около пустого дверного проема в стену врезана панелька, напоминающая микрофон или динамик. Все это мне что-то напоминает, но Ледовский не дает сосредоточиться.
   – Ну что, Чехов, доигрался? Я тебе сейчас скажу, где ты находишься. Эта комната – большая микроволновая печь. В ней пекут грешников – таких, как ты. У тебя есть выбор – испечься быстро или медленно. Быстро – это смерть через несколько секунд, вскипает кровь, плавятся мозги, и все. Медленно – это через несколько часов. Тем, кто умирает «на медленном огне», вокруг головы устанавливается экран, чтобы мозги не сварились раньше, чем сварятся все твои внутренности, – иначе несколько минут, и все...
   Я видел это пару раз. Я тебе очень не завидую, Чехов, так что постарайся с ответами. Если ты честно, правдиво и полностью ответишь на мои вопросы, смерть будет быстрая. Если мне твои ответы не понравятся – смерть будет медленной.
   – Я скажу все, что знаю. Только дайте напиться... – Я понял – это янтарная комната, о которой говорила Елена. Я скажу ему все на свете. Только бы умереть быстро. Только бы быстро...
   – Потерпишь. А знаешь, ты человек с богатым воображением – узнал, что тебя ждет, и за несколько секунд постарел лет на десять. Даже удивительно, я думал, люди твоей профессии более толстошкурые.
   – Задавайте вопросы... Я отвечу. Я был идиотом, я стану вашим рабом, только отпустите или убейте сразу! И дайте пить!
   – Нет, ты не был идиотом. Ты все делал правильно. Чтобы тебе было легче помирать, я скажу, на чем ты прокололся. Знаешь, на чем?
   – Дайте пить!
   – Потерпи, дорогой. Так вот, наша бедная Оленька, которую ты, садист, зверски убил, вложила в трубку твоего спутникового мобильника радиомаячок, и мы все время знали твое местоположение в радиусе пятидесяти метров! Если бы не это, у тебя бы все получилось! Тебе смешно?
   – Дайте пить!
   – Я думал, ты посмеешься. Ладно, задаю первый вопрос. Откуда у тебя запись моего разговора с... моим номинальным шефом? Ну, эта, об устранении Елены?
   – Сейчас скажу! Запись была на...
   Мой честный, правдивый и полный ответ был прерван в самом начале – раздался звук, который миллионы москвичей слышат ежедневно после слов «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция трррр-буммм... ская...». Так вот, негромкое трррр-буммм – и позади Ледовского проем в стене оказался закрытым двустворчатой дверью, очень напоминающей дверь вагона метро, с большими окнами в каждой створке, только створки были гораздо толще...
 
   Ледовский рывком обернулся к дверям. Несколько мгновений он стоял ко мне спиной, и я явственно увидел, как у него на голове зашевелились его коротко, по моде, остриженные волосы...
   И тут раздался голос, от которого зашевелились волосы на темени у меня, – я ведь сам, только вчера, отправил этого человека в мир иной. Голос Олигарха...
 
    – Миша, не удивляйся. Помнишь, мы с тобой просто поражались, как точно наш автомат идентифицирует человека по голосу? На этот раз система включилась, потому что она распознала тебя.
   – Эй, кто там! Откройте! Это я! – Ледовский, стоя передо мной, бился в дверь всем телом, руками, головой... Голос его был ни на что не похож – я думаю, что на этот раз система его не распознала бы... Но она уже включилась. Процесс пошел...
    ... – Неважно, что в кресле кто-то другой. Ему все равно, кто включит систему – ты или автомат.
    Сегодня мне стало известно, что ты меня заказал. Поэтому я уеду не послезавтра, как мы с тобой планировали, а прямо сегодня, пробыв в офисе полчаса. Может быть, ты все же меня достанешь – у тебя длинные руки. Но я знаю, придет и твой час – он уже пришел. Потому что ты обязательно захочешь еще раз посмотреть, как работает эта твоя система, – ты уже захотел.
   Ледовский уже не орал – он сорвал голос, но продолжал сипеть что-то неразборчивое и биться о дверь, как муха в стекло. На секунду он обернулся ко мне, оглядывая комнату – видимо, в поисках орудия, которым можно было бы разбить дверь. В его лице уже не было ничего человеческого... Он подскочил ко мне, как к неживому предмету, и стал трясти кресло, пытаясь выломать какую-нибудь деталь. Напрасно...
 ...Почему-то его истерика не заразила меня. Наоборот – овладевшая было мною паника ушла, мозг заработал лихорадочно, с диким напряжением, в секунды я перебирал десятки вариантов... Дать сигнал во внешний мир? Невозможно. Вырваться отсюда, отключить питание, сломать систему? Ледовский бы сделал это, ведь он – ее конструктор. Прервать процесс? Прервать процесс... Автомат сработал от голоса, автомат следил и анализировал...
    – Ну что, Миша, начнем, пожалуй... Ты любил смотреть, как сгорают изнутри твои жертвы, любопытный ты мой. Теперь ты сможешь удовлетворить свое любопытство более полно. Ты готов? Поехали...
   Из-за спинки кресла вдруг выдвинулся широкий колпак и надвинулся мне на голову, опустившись до уровня бровей. А затем...
   Я не смогу передать это ощущение. Все мое тело – руки, ноги, корпус, голова – вдруг загудели каким-то низким, адским гулом. Гул в ушах был невыносим, что-то вспыхнуло прямо внутри глаз... Мгновение спустя я почувствовал, что руки и ноги словно налились расплавленным свинцом. Но мозг жил! Его защищал экран! У меня есть еще несколько минут – нет, секунд, потом я буду рад умереть, даже если вырвусь отсюда, ведь ожоги внутри не лечатся...
   Ледовский, как червяк, извивался у моих ног – я это чувствовал, как следует видеть я не мог, слышать – тем более... Ну же, еще раз: прервать процесс... Автомат сработал от голоса... Автомат следил и анализировал...
   Теряя сознание, я скованными руками задрал на себе рубашку, кольчугу, нащупал пояс. Опять опустил кольчугу и, сдерживая себя последним усилием воли, чтобы не ошибиться, достал из кармашка микроплейер, запустил его и довернул регулятор усиления до максимума.
   ...Неясный шорох, затем жирный, барственный голос:
    – Заходи, Михаил. Чего так долго? Тебя только за смертью посылать.
   Я не слышал этого, но я помнил эту фразу. Она была моей единственной надеждой – запуская смертельно опасный автомат, Олигарх должен был предотвратить даже микроскопическую вероятность того, что сам окажется в янтарной комнате. Автомат распознавал голос...
   ...В комнате стояла тишина, дверь была открыта, колпак не накрывал больше мою голову. Ледовский неподвижно лежал перед креслом, придавив мне ступни ног.
   Я выиграл эту безнадежно проигранную игру.
 
   Спасибо тебе, мой мозг. Мила, спасибо за кольчугу – металл ведь лучший экран от микроизлучения, он сохранил мое сердце, печень, легкие, и, что не менее важно, – он сохранил в рабочем состоянии микромагнитофон с кассетой, спрятанный под кольчугой в Мананином поясе. Елена, спасибо тебе, без тебя я, может, и не понял бы, что за коробочки лежали в этом поясе. Манана, спасибо тебе тоже – я взял твой пояс без спросу, но тебе он все равно не пригодился...
 
   Я еще не на свободе. Я еще прикован к креслу в чужом, хорошо охраняемом доме, где все знают, что я – чужой, смертник. Скорее всего живой я отсюда не выйду, но, по крайней мере, умру по-человечески, от пули или... Хорошо бы от пули.
   Сколько времени я просидел, приходя в себя, я не знаю. Может, минут десять. А потом моя золотая голова (ну ведь лучшая голова в мире, а?) стала решать следующую задачу.
   Вытянув вперед, насколько мог, свои ноющие, полувареные, скованные браслетами руки, я стал шарить у Ледовского в карманах. Он был очень мертвый – вероятно, разорвалось сердце просто от страха смерти, мучительной, ужасной и неизбежной. А вот и ключи...
   Через пять минут я сидел в коридоре за столиком с фруктами и напитками и пил, пил, пил... Пиво, кока... Сок... Вода... Вода, простая, негазированная, чистая вода. Вот что надо пить, когда пить хочется по-настоящему.
 
   Еще минут через пятнадцать я вновь, уже не торопясь, методично осматривал карманы Ледовского. Оружия не было. Но было много чего другого – документы, авиабилет... И мне в голову пришла мысль настолько дикая, что я понял – она-то и есть единственно верная. Фортуна – женщина, и сегодня она влюблена. В меня.
 
   Костюм Ледовского на мне сидит отлично. Жаль, нет зеркала. Пора. Я бросаю последний взгляд на тело Ледовского, усаженное в кресло, и нажимаю кнопку справа под крышкой столика – перед этим я искал ее, казалось, целую вечность. Дррр-буммм... Внезапно к горлу подкатывает тошнота, я быстро отворачиваюсь, чтобы не глядеть в окошко закрывшихся дверей, и на ноющих, плохо слушающихся ногах иду к выходу.
 
   «Мерс» у крыльца. Я сажусь на заднее сиденье, глухо отвечаю на приветствие водителя, и он плавно трогает, не задавая вопросов. В Шереметьево-2 он сопровождает меня с багажом до таможенного контроля и вручает чемоданчик, который я беру в салон. Я киваю ему на прощание.
   Самые острые минуты – паспортный контроль. Девушка-пограничница несколько раз переводит взгляд с моей криво улыбающейся физиономии на фото в паспорте Ледовского, пожимает плечами и нажимает педаль, открывающую турникет за пределы России.
   В самолете я выпил двести граммов столового вина и опьянел, как первоклассница.
Эпилог
   Ну вот на этом, собственно говоря, и можно было бы закончить. Мне удалось подлечить пострадавшие руки и ноги, сменить имя, отчасти внешность (содержимое багажа и ручной клади г-на Ледовского вполне позволяло это) и осесть в той самой маленькой, очень цивилизованной и очень европейской стране, где жил мой старый приятель. Нечего и говорить, что мой гонорар на счет так и не поступил, – но содержимое багажа и ручной клади перекрывало мой гонорар с избытком. Я даже не пытался воспользоваться сведениями о счетах Олигарха, полученными от Елены. Зачем?
   Чтобы не подохнуть от скуки, я занялся бизнесом, связанным с антиквариатом. Сугубо в рамках закона. Раскрутиться по-настоящему не удалось – рамки закона этого не позволяют даже в маленьких европейских странах. Но это неважно, главное – я при деле. Живу один в комфортабельной квартире, довольствуюсь малым и более ни на что не претендую... Периодически меня охватывает чувство усталости и чудовищной тоски... Хотя скорее всего это элементарная скука.
   Иногда покупаю российские газеты или слушаю теленовости о событиях на моей далекой Родине... Все та же грызня за власть, компромат, мерзкие хари брызжут слюнями, сотрясают и портят воздух... Место «отработанного» мною господина Олигарха занял другой. Та же толстая безбровая физиономия, та же плешь и то же пузо, только в полуторном размере... Так же не выговаривает несколько согласных. Круговорот дерьма в природе, как писал Войнович (кстати, терпеть его не могу).
   ...Возвращение исключено. Особых сожалений нет. Поиграли нами, как солдатиками пластмассовыми. И мной, и Ваней, и Леной Гордеевой, и Лелей-Олей, а может, и Милой Стебельковой тоже. Потом – кого на помойку, кого в костер, а кого и приберегут до поры до времени... Не нужно мне все это теперь. Пусть уж лучше эта скука. Хотя иногда я от нее зверею...
   Однако кто это звонит в дверь? Заказное письмо! Ну-ка, ну-ка...
   «Уважаемый господин ........ (напечатано мое нынешнее имя).
   Наша международная фирма знает и ценит вас как ведущего эксперта по антиквариату, в частности – мебельному. Поэтому, учитывая рекомендации известного вам Ивана Иосифовича, мы просили бы вас выполнить экспертизу старинной закарпатской спальни. Очень надеемся, что вы снова порадуете нас своими знаниями и способностями в вашей редкой профессии. Если вы согласны, то не откладывая позвоните, пожалуйста, по телефону......»
   Письмо выпало из моих рук. Значит, фирме, теперь уже международной, известно мое нынешнее имя и местонахождение. Откуда? Как? И почему меня известили об этом? Хотели бы ликвидировать – сделали бы это запросто. Значит, «убирать» меня они не спешат! Я опять нужен им?
   Промучившись два часа и так ничего и не решив, я снял телефонную трубку, потом опять положил... Все-таки как точны русские поговорки. Вот, например, весьма подходящая – «Медведь ревет, корова ревет. А кто кого дерет – сам черт не разберет».
   Но так или иначе, антракт окончен, впереди третье действие. И зрители уже начинают волноваться! Что ж – я выхожу!
•