Элизабет Тейлор, отрывки 2

--И он отвесил мне слабую пощечину. Я слегка пошатнулась. На глазах у меня выступили горячие слезы и потекли вниз, прямо по щекам, не стыдясь. Он, по-моему, тут же остыл и понял, что натворил, но было уже поздно. Никогда я так не позорилась, никогда не испытывала такой обиды. И на кого? На человека, который мне дороже всех в жизни. Какой провал, какое огорчение! Мне стало себя жалко так, что я расплакалась. Я быстро, как ветер, прошла мимо него, задев плечом. Не успела я сделать дальше ни шага, как меня схватили за руку и потянули назад. Я не хотела на него смотреть и его слушать, но делать было нечего, он крепко держал мое запястье. Вырваться не было никакого шанса. Да и от этого потрясения у меня не осталось никаКак ты смела, Элизабет?! Нет, ну как ты смела? - накинулся он на меня, остановив в каком-то малолюдном месте. Никогда я еще не слышала от него подобный тон.
Прости, я не хотела, чтоб ты из-за меня проиграл, - смиренно оправдалась я, сжав губы, - Я не хотела...
Но он возразил:
Да это-то тут при чем? Разве ты не понимаешь? Ты не должна была ни в коем случае выходить из пансиона одна! Знаешь, что могло бы случится? Тебя бы зарезали и бросили гнить в канаву! Думаешь, из-за этого дурацкого прикида не видно, что ты девушка? Да это еще пуще бросается в глаза! Я живу в этом городе, я его знаю, и, поверь, тебе не покажется это милым или смешным, если ты тоже его хорошенько узнаешь!
Он был по-настоящему разъярен. Я вдруг вспомнила, что он хороший боксер.
Я сказала, прямо посмотрев на него молящим взглядом:
Кстати, одолжи деньги, надо отдать их Свенсон...
Но помни, никогда больше так не подводи меня, или пеняй на себя
ких сил. Я старалась не смотреть на него, его лицо было мне противно, но услышала, как он вздохнул, переводя дух. Вот, что он воскликнул:
Элизабет, послушай, прости меня, умоляю! Я не знаю, что на меня нашло!
Мне не нужны были его жалкие оправдания. И чтобы показать это, я его обозвала таким словом, какое не тактично показывать в записях. Когда я произносила его, на миг взглянула на него. Он был очень бледен. Губы были крепко сжаты в раскаянии. Он смотрел на пол. Он сказал, выслушав меня:
Мне все равно, как ты меня называешь, ты же знаешь. Можешь не стараться выбирать оскорбления.

Мои родители умерли, когда мне было пять лет, - начал он тихо и запнулся, отведя глаза и всматриваясь во тьму комнаты.
Какой ужас! Почить в бозе, когда их ребенок только начинает свой земной путь! - воскликнула я почти естественным голосом, стараясь показать, что я ничуть не смущена и не стесняюсь.
Он наморщил лоб и потре пальцами краешек рта.
Почить в бозе - значит, умереть?
Я кивнула, уставясь на него. Как велика разница между нами! Это проявляется даже в речи!
А отчего они умерли? - задала животрепещущий вопрос я.
Его ответ поразил меня.
Я не знаю, - сказал он, - Мне просто сказали, чтобы я не волновался, и что они умерли. Потом повели меня в... ну в морг, чтобы я опознал тела, и я это и сделал. Мне показали только головы, а потом выгнали.я не знаю, отчего они умерли. Да и это неважно. Какая разница? Если они покончили с собой оба, это их дело. При нашей-то жизни... Если несчастный случай - обижаться не на кого. Ну а если их кто-то убил... то что мне за дело было до этого в пять лет? Мне и сейчас это неинтересно. Что поделать? Их все равно уже не вернуть, а мстить убийце... У меня другие заботы, - закончил он.
Мне это было странно слышать.
А что было дальше? - все-таки спросила я.
Потом меня отправили в детдом. Плохое место. Ничему особому там не учили, никак не воспитывали, только содержали, и то, как свиней в хлеву, - он сказал это с горечью и презрением, но без жалости к себе и остановился. Слез у него не было.


Рецензии