Элизабет Тейлор, отрывки 3

--Как ты смела, Элизабет?! Нет, ну как ты смела? - накинулся он на меня, остановив в каком-то малолюдном месте. Никогда я еще не слышала от него подобный тон.
Прости, я не хотела, чтоб ты из-за меня проиграл, - смиренно оправдалась я, сжав губы, - Я не хотела...
Но он возразил:
Да это-то тут при чем? Разве ты не понимаешь? Ты не должна была ни в коем случае выходить из пансиона одна! Знаешь, что могло бы случится? Тебя бы зарезали и бросили гнить в канаву! Думаешь, из-за этого дурацкого прикида не видно, что ты девушка? Да это еще пуще бросается в глаза! Я живу в этом городе, я его знаю, и, поверь, тебе не покажется это милым или смешным, если ты тоже его хорошенько узнаешь!
Он был по-настоящему разъярен. Я вдруг вспомнила, что он хороший боксер.
Я сказала, прямо посмотрев на него молящим взглядом:
Кстати, одолжи деньги, надо отдать их Свенсон...
Но помни, никогда больше так не подводи меня, или пеняй на себя.

--Верзилу парень откинул от себя, но его подхватил малыш, который при этом чуть сам не упал. Добрый мальчик попытался быстро подняться, но на него накинулся третий хулиган и, пальцами обхватив шею, с машинальной, привычной яростью стукнул его затылком о мостовую. Мой защитник, кажется, потерял сознание в результате этой процедуры, потому как голова его безжизненно повернулась к ним левой щекой. Я закрыла рот губами в ужасе. Единственная ниточка, связывающая меня с жизнью и честью, порвалась. Сейчас варвары забудут о нем и перейдут к другой жертве своего произвола, то есть, ко мне. Но произошло нечто другое: мальчики дружной компанией, в которой не хватало только главаря, стали атаковать его тело вдоль и поперек. Они топтали и били его, будто он был мешком с картошкой. Он, естественно, уже ничем им не отвечал, тело его только судорожно подкидывалось вверх и жестко опускалось на пол. Как можно так издеваться над потерявшим сознание, но живым человеком? Это было осквернение их душ. Они сделали этим плохо только самим себе. Но и ему досталось немало. От таких ударов могли сломаться ребра. Представляю, что он почувствует, когда очнется, хотя, нет, совсем не представляю, потому как такого не испытывала никогда. Все вместе, дружно, они превращали его тело в окровавленный кусок мяса, на котором висели оборванные тряпки, когда-то звавшиеся нищенской одеждой. Брызнула кровь. Я на миг отвела глаза, но сострадальческое любопытство взяло верх.