Книга вторая Новая эра. Часть 1. Революция и люди
В Первопрестольной, в здании Министерства обороны происходило действо с модным названием пресс – конференция. Журналисты «терзали» обученного общению с прессой статного генерал – майора. Выглядел он импозантно. Рослый, виски только что тронула седина, а лицо было такое, какое вызывает доверие у всех слоев населения. Отвечающего звали Константин Романович с невоенной фамилией Соловьев. Тема пресс – конференции была: « Гвинелла вчера, сегодня, завтра, после очередного военного переворота». Пока люди, умеющие задавать вопросы, общались с человеком умеющим на них красиво не отвечать, молоденькая журналистка «Комсомольской правды» перехватила адмирала, который проходил недалеко от начавшейся пресс - конференции.
Палиця вылетел в командировку по заданию начальства, что – бы в случае чего прийти на помощь сухопутному «союзнику» в виде Соловьева и, подтвердить, что вверенные ему силы в виде «Грозы» и диверсантов, смогут выполнить возложенные на них обязательства. Пару минут назад у него состоялась нелицеприятная беседа с руководством.
-Я Сухинина не сдам, - заявил он людям в форме у которых звезды уже не помещались ни в один ряд на погонах. – Экипаж «Грозы» выполнит задание и благополучно вернется на базу, - сказал он тоном не терпящим возражений. – Если есть другая точка зрения, то заявление об увольнении у меня уже написано, - адмирал достал из внутреннего кармана кителя согнутый вчетверо белый лист бумаги.
-Нам понятна Ваша точка зрения, - произнес один из замов командующего - подождите нашего решения за дверью.
Палиця вышел в приемную и начал прохаживаться по периметру, приемной, нервируя персонал в виде адъютантов, которые как верные псы, смирно дожидались своих хозяев.
За дверью происходили тектонические сдвиги с высвобождением неимоверного количества энергии. Мы его породили, мы его и сократим. Зачем эти силы быстрого морского реагирования, если такой «упертый» их командир? Вот перечень основных вопросов обсуждавшихся за дверью в кабинете где на картах постоянно наступал вероятный противник. Были различные точки зрения, начиная от лишения звания и окончания службы в далеком поселке, где даже Тикси покажется Москвой, до вызволения Сухинина из плена.
Наконец Палицу вызвали, он, как на экзамене предстал перед комиссией.
- Отменяйте операцию.
Адмирал ничего не сказал, вытащил заявление, развернул его, положил на стол и с чувством выполненного долга, покинул кабинет.
По пути в буфет, ему попалась одна из представительниц прессы, девушка с интригующим названием на бейдже Аркадия. Она засыпала адмирала вопросами, тот отвечал, а потом, посмотрел ласково на журналистку и сказал:
-Дорогая, симпатичная четвертая власть, у меня и Соловьева одинаковые паспорта, только птицы на них разные. У меня двуглавый орел, который защищает своих граждан в любой точке мира, а у него ворона, которая только настырно каркает и согласовывает.
-А если Сухинин действительно виноват? – Продолжила Аркадия.
-Тогда почему выпустили английских врачей? – вопросом на вопрос ответил адмирал. –Он все время находился на корабле, пока доктора лечили местное население. Сухинина же не в пятизвездочном отеле содержат, пока идет следствие. - Освободим заключенного, доставим на Родину, - продолжил он. - Я, лично препровожу его в любое посольство, хоть в американское, великобританское или той же Гвинеллы. Там пускай его допрашивают в соответствии с процессуальным законодательством, показывая состязательность процесса, да и адвокатам будет работа, если виновен, то на рудники. А пока суд да дело, пускай живет с семьей под домашним арестом. Мы же живем в другом тысячелетии и пора уходить от архаичных методов.
-А если бы Ваш супруг оказался на месте Сухинина?
Пока Аркадия представила себя замужней дамой, Палиця благополучно её покинул. Он достал мобильный и позвонил Марье Ивановне.
-Машенька, ты в Москве? – без политесов начал беседу адмирал.
-В Москве, только сегодня прибыла.
-Слушай, давай встретимся, у меня что - то сердце прихватило, а в целой столице нет ни одной родной души, - устало произнес адмирал.
-Петр Семенович, выходите на свежий воздух, я сейчас подъеду.
Адмирал назвал адрес, вышел на ступеньки подышать московским воздухом и глядя на мелькающих в разных направлениях людей, мчащиеся машины, попытался представить ритм мегаполиса.
Пресс – конференция подходила к концу.
-Только что мне доложили, что «Военно – морские силы быстрого реагирования» подлежат расформированию. Так что все Ваши опасения в освобождении гражданина России силовыми методами, беспочвенны, - сказал генерал – майор, обращаясь к журналистам. – Наши опытные дипломаты уже ищут точки соприкосновения для решения возникшей проблемы, - витиевато закончил отвечающий.
-Последний вопрос, - Генерал посмотрел на журналистов, давая понять, что действо заканчивается.
-Бенджамин Бейли «Свободная пресса», - назвался «счастливчик». -Скажите пожалуйста господин Соловьев, а не похоже ли эта ситуация по защите российского гражданина на гибель майора Лютого, когда Вы были его непосредственным начальником? В обоих случаях Вы в лице государства «умываете руки». У меня есть документальный фильм о гибели взвода, - журналист продемонстрировал компакт диск.
-Время, - произнес профессиональным голосом Соловьев и покинул пресс – конференцию. Но журналистам он был уже не интересен, Бейли раздавал компакт диски и презентовал собратьям по перу свой фильм.
По осеннему парку прогуливался Палиця под ручку с Марьей Ивановной, если быть точным, то Марья Ивановна прогуливала адмирала и дитятко, который находился у неё в животике. Петр Семенович, забыв обо всем, вспоминал свою молодость, рассказывал о беременности своей супруги во время его службы на Тихоокеанском флоте и сопутствующих тяготах и лишениях и как с ними боролась молодая семья. Маша задорно смеялась, а у адмирала сердце уже нигде не кололо.
Глава 2.
Пароходик причалил к Валааму. Экскурсанты и паломники пошли по намеченному маршруту, на пирсе осталась группа студентов Московского архитектурного института с руководителем практики. Жить они должны были на территории монастыря, где в старину останавливались паломники. Практиканты должны были зарисовать образцы архитектуры местного зодчества. Среди студентов выделялась троица, девушка Катя и два юноши Владимир и Сергей.
Девушка должна была быть в цветастом платьице, но повинуясь обычаям Валаама нашла в своем гардеробе длинную темную юбку, светлую блузку и легкую шаль, закрывающую открытые руки, ещё её можно было носить, как платок.
Юноши, вившиеся вокруг Кати ничем особенно не отличались от своих собратьев студентов, сандалии, рубашки с коротким рукавом, у одного летние парусиновые брюки, у другого джинсы. У одного волосы зачесаны назад, у другого челка, один кареглазый, другой голубоглазый у обоих правильный прикус, орлиный нос у одного, и с горбинкой у второго. Рост и вес приблизительно одинаков.
Один был мастер спорта по стрельбе, второй был довольно неплохой художник. Один приберег для ухаживания французские духи с легким цитрусовым ароматом, второй нашел упавший студенческий билет девушки и хотел сделать портрет с фотографии, приклеенной на корочке.
Студентка пока не отдала предпочтения никому, оба кавалера были похожи на её родителей. Стрелок, привыкший к мгновенным решениям на мать, а художник, на отца, который видел мир в перспективе.
Пока руководитель практики Рудольф Эдуардович Гальперин проводил инструктаж, Володя с этюдником, с Катиным студенческим билетом в кармане, растворился в толпе и поспешил в глубь острова. Он искал уединенное место, где можно будет нарисовать портрет и к нему никто не будет приставать с советами, как правильно это делать. Шел он уже довольно долго, тропинок было множество, наконец он вышел к озеру. В дали виднелся один из многочисленных островков к которому можно было добраться лишь по видневшимся из воды покрытых слизкой зелено – коричневой тиной, камням.
Художник снял обувь и осторожно, стараясь не упасть, проговаривая про себя, как мантру, что там – то ему точно никто не помешает, направился к острову. Издали казалось, что это тренировался канатоходец, уж больно замысловатые движения он выделывал что – бы не свалиться в воды озера. Наконец последнее препятствие в виде неустойчивого камня было преодолено и путешественник ступил на неизвестную землю. Володя надел сандалии, поправил на плече этюдник и отправился на вершину острова, преодолевая заросли кустарника. С вершины ему открылся фантастический вид. Всюду бескрайняя Ладога, кучка малых островков на одном из которых стояла деревянная часовенка в стиле северной архитектуры. Местный климат давно уже убрал всю краску, но дерево от этого только выиграло, сливаясь с камнями и только зеленый мох показывал где граница рук человеческих, а где природы. Шиповник только что зацвел и его кусты обвивали строение. Все было так гармонично, что Володя стоял буквально открыв рот. Было тихо, лишь вскрики птиц, да жужжание пчел, напоминали о себе.
«Робинзон» поставил этюдник, продолжая любоваться видом и боясь, что он исчезнет. Портрет он решил оставить на потом, а сам жадно принялся за работу. Юноша весь ушел в себя и не замечал, что своим присутствием нервирует пчел, находясь недалеко от ульев. Не заметил он и монашескую келью с отворенной дверью, которая была неподалеку и монаха молчальника, который заметив его, хотел «туриста» отогнать колом. Но у художника было такое одухотворенное лицо, похожее на Андрея Рублева, творящего свою «Троицу».
Лицо монаха подобрело, он вышел из кельи и направился к ничего не замечающему художнику.
Старец подошел, глянул из – за спины на картину и хоть работы над ней ещё был непочатый край, Володина душа, в виде краски, слой за слоем ложилась на холст, что – бы потом зазвучать, цепляя зрителя.
-Красиво, - сказал первые слова за многие годы обета молчания монах.
Студент, взращенный на атеизме, увидев отшельника в выцвевшей от времени рясе, чуть не упал со складного стула.
-Здравствуйте, - только смогли вымолвить его губы.
-Здравствуй, - старец, положил свою длань на голову Владимира и произнес: «Будет и у тебя храм».
Художник хотел возразить, сделал попытку стать со складного стула, но ничего не вышло, ноги отказывались повиноваться.
Юноша продолжил рисовать, а старец молчальник, нарушивший свой обет, стоя рядом, рассказывал Володе о мировоззрении, человека, который достиг духовной силы. Все эти годы ни на что не отвлекаясь, игнорируя мирские и плотские утехи, питаясь практически подножным кормом, он со временем начал понимать эти законы. И если Володя на картину накладывал краски, то старцу что – бы увидеть картину Мира, пришлось со своей души соскребать все лишнее. Монахи, йоги, шаманы и прочие люди, которые общаются с космосом незатуманенным сознанием, могут о многом рассказать.
Юноша задавал вопросы, а старец отвечал.
Солнце уже клонилось к закату, Володя добавил к пейзажу несколько багровых мазков, не переставая общаться с хозяином острова. Потом была звездная ночь, костер, свежий мед, кусок черствого хлеба и чай из местных трав. Все это было настолько естественно, что гость все это воспринимал, как само собой разумеющееся. И вопросы, вопросы, вопросы.
-Я в этих краях оказался в Финскую войну, -немного о себе рассказал монах отец Феодосий. –Наша часть попала в окружение, потом плен, я работал в финском прифронтовом госпитале и у одного умершего от ран красноармейца нашел вот эту книгу.
Старец сходил в келью и вышел со старинной книгой и передал её художнику, тот с любопытством начал её листать.
-Начальник госпиталя был хороший, после окончания войны, ночью вывел меня за линию фронта. –Дальше пришлось положиться на милость Божию. Добрался я по замерзшему озеру до монастыря и стал жить в этой келье.
-Не замерзли? – удивленно спросил студент.
-Как видишь. И с голоду не помер.
Рассвет Владимир уже встретил на скользких камнях, но идти ему было легче, ведь он уже знал дальнейший свой путь. Юноша в последний раз оглядел это чудное место и помахал рукой монаху, который его уже не видел.
Перед уходом отец Феодосий благословил Знамя.
-Возьми крестик, - монах снял его с шеи и книгу, она тебе будет нужнее. -В добрый путь, - молвил старец, перекрестил гостя и отправился в свою келью, держать ответ перед Богом.
*****
- Екатерина Васильевна, Вы случайно не знаете, что случилось с Владимиром Знамя?
-Не знаю, - ответила растерянно студентка Катя, руководителю практики. Я его со вчерашнего дня не видела, как прибыли на Валаам, так он исчез.
-А я признаться думал, что ситуация на французский манер «шерше ля фам», - Рудольф Эдуардович, протянул ей найденный студенческий билет и картонную папку с акварелью. Местные жители сказали, что рано утром приходил молодой человек, попросил передать студенческий и картину девушке Кате, а мне заявление об отпуске по семейным обстоятельствам.
-Тут я не замешана, - честно призналась девушка.
-Жаль, если Знамя бросит учебу, он очень способный студент.
Екатерина пошла с Сергеем зарисовывать местное зодчество. Сегодня на вечернем пароходике, на «Большой земле», они решили всей группой посетить местный ресторан.
Практика вообще интересная вещь, если она в интересном месте, с интересными людьми. Когда она закончилась, пароходик отправился в свой очередной рейс, а студенты со своими работами в столицу. Екатерина сидела вместе с Сергеем, она даже прикорнула на его плече до прихода московского поезда на вокзале Петрозаводска. Потом она не возразила, что – бы он проводил её до высотки, где она проживала с родным дядей.
Дядя Боря был старорежимных взглядов, он никуда не отлучился из дома, а свое «неправильное поведение» с точки зрения Сергея, компенсировал прекрасным обедом.
-Уехал бы ты дядя Боря, на свою дачу, - не раз про себя повторил Сидельников.
Пришлось кавалеру топать в студенческое общежитие на сытый желудок, но с неудовлетворенным желанием.
-Как практика? – спросил дядя свою племянницу, после того, как ухажер ретировался.
-Хорошо, сделала много зарисовок. –Нравиться? – сказала она, протягивая рисунок, сделанный Володей.
-Это правда не в моем вкусе, я давно религию поменял на ракеты, но что – то в этом рисунке есть, заставляет остановиться и задуматься о вечном.
-Это Сергей нарисовал?
-Нет не он, другой.
-Значит ещё нарисует.
-Он тебе понравился?
-У него есть напор, нахрапистость, свойственная молодости, главное что – бы не разменивал себя по мелочам.
Племянница приняла ванну и без всяких сновидений проспала до середины следующего дня. Потом был завтрак, плавно перешедший в обед, беседа с отцом и с матерью по телефону, звонок был междугородний, в ходе беседы выяснилось, что «город трех революций» в полном порядке, как и семья Пущиных. Ничего не хотелось делать, долгожданные каникулы начались.
Следующее утро началось с раннего звонка.
-Катя, приезжай к Курскому вокзалу, - услышала она взволнованный голос Сергея, в телефонной трубке, - меня через час забирают.
Девушка быстра собралась, по телефону вызвала такси и успела до отправки будущего защитника Родины.
-Ты же говорил, что армия тебе не светит, максимум попадешь в спорт роту?–недоуменно спросила Катя.
-Все так и должно было быть, если бы не поездка на Валаам. Вместо неё у меня должны были быть сборы в Мытищах, а я их проигнорировал.
-Зачем? Почему? – возмутилась Пущина.
-Потому что я не хотел тебя потерять. Я думал, что если не поеду, то ты будешь с Володькой. Я не думал, что так получиться! Вчера из – за практики вдрызг разругался с тренером, вечером пришли из военкомата с повесткой, сегодня уже новая жизнь, я даже родителям ничего не сказал. Я люблю тебя понимаешь!
-А я тебя нет! – со злостью ответила она. Ты привык все делать сам, ни с кем не советуясь. Я тебе не жена декабриста, что – бы ехать к тебе в Тмутаракань на присягу и ждать, когда пройдут два или три года. Надеюсь, что за это время, ты поймешь, что некоторые решения нужно принимать совместно.
Она уже пошла по перрону к зданию вокзала, протискиваясь сквозь толпу призывников и их родственников, но тут оркестр заиграл «Прощание славянки», Катя, повинуясь каким – то глубинным рефлексам рванула обратно, стараясь повежливей работать локтями, пробиваясь через массу людей.
Призывник стоял на том же самом месте, только вещмешок одел на плечи.
-Я загадал, что, если ты вернешься, то у нас с тобой все будет хорошо, - Сергей обнял Катю и страстно её поцеловал.
Они стояли обнявшись и не слышали и не видели ничего, пока офицер со странными машинами в петлицах, за вещмешок не уволок призывника в набиравший скорость поезд.
Катерина зашла в магазин, купила любимые дядины ванильные сушки на бечевке, автоматически перекинула мучное изделие одного из московских хлебозаводов через плечо, как пулеметную ленту и направилась к дому. Весь её вид выражал отчаяние и неизвестность, которые свойственны девушкам первых, вторых курсов учебных заведений.
-Что, жизнь потеряла всякий смысл? – с подковыркой спросил дядя, отставляя в сторону газету и снимая «пулеметную ленту».
-Конечно, встречала лето с двумя кавалерами, теперь от одного картина, от другого духи. –А ты когда – нибудь любил?
-Давай – ка сейчас чайку попьём, остудишь свой пыл, а после поговорим.
Екатерина пошла на кухню, а дядя дочитал газету, где описывалась битва за урожай, борьба за светлое будущее угнетаемых народов, приезд очередной иностранной делегации коммунистической партии и спорт. Потом он встал, подошел к шкафу открыл дверцу и попытался найти шахматы, там их не оказалось, наконец с третьей или четвертой попытки, вожделенная деревянная подарочная коробка нашлась.
Он пододвинул небольшой круглый столик из карельской березы, открыл балконные двери с шикарным видом с Воробьевых гор и отправился в столовую.
Племянница уже заварила с ароматом Цейлона чай, сушки были положены в красивую вазу. Дядя Боря достал из заначки прошлогоднее земляничное варенье для любимой племянницы, а себе коньячок с кучей звезд на этикетке.
Думы Екатерины отвлекло варенье, дядя макал сушки в чай и тоже брал с вареницы, пахнущее лесом лакомство.
-Полегчало?
-Немножко, - ответила племянница, отрываясь от лакомства.
-Пойдем, в шахматы сыграем, да и поговорим о житье – бытье.
Катя нехотя повиновалась, честно говоря ей было не до шахмат, дядя казался ей зануднейшим ученым, который кроме своих ракет ничего не знал и не понимал в жизни.
Они сели за столик, белыми играла племянница, дядя черными, допингом служила бутылочка того самого коньяка. Он благородно светился в бокале и призывал себя испробовать.
-Дорогая моя Катенька, начал дядя, сделав ответный ход, жизнь она интересна своей непредсказуемостью, закончишь институт и на выпускном вечере поймешь, что это не совсем то, о чем мечтала при поступлении. Диплом лишь ступенька к профессии.
-Дядя Боря, у нас же разные с Вами весовые категории, да и жизненный опыт у нас разный.
-Правильно, но я тебе хочу рассказать одну историю, где присутствует непредсказуемость жизни, - дядя, походил пешкой и выпил допинг. Потом он сложил руки на животе, вытянул ноги, изредка наблюдал за позицией и любовался видом с балкона.
*****
Познакомились мы в поезде Ленинград – Москва. Я ехал в командировку, место сбора нашей группы было в Москве, а потом самолетом на Байконур. В моем купе ехала очень симпатичная девушка и пожилая семейная пара, которая была приглашена на юбилей к сестре мужа. Все у них было уже отработанно, никаких лишних движений, казалось, что семейная жизнь высосала из этой пары все эмоции. Мое место было верхнее, а старичок, решив уступить место девушке, занял её верхнюю полку. Проводница укрепила его ремнями и он, как в детстве уже не мог свалиться с кроватки.
Через пол часа купе наполнилось звуками успокоения. Дедок сопел, жена похрапывала, иногда вытаскивала из под одеяла руку и проверяла целостность ремней и наличие супруга.
Дома я выпил крепкого кофе, спать не хотелось, читать на верхней полке тоже, сходил в туалет, решил ещё раз заснуть, только поднял ногу, что – бы забраться на лесенку, а тут девушка говорит: «Можете на мой полке около окна почитать».
-Спасибо, ответил я, и исполнил её просьбу. Смотрел в книгу, видел фигу, точно по пословице. Она видя мои усилия, негромко засмеялась.
-Вы знаете, это книга требует серьезного подхода и там нет ничего смешного, - произнес я стараясь быть серьезным.
Она опять рассмеялась, в купе был полумрак, лицо её от этого стало ещё более загадочным.
В поезде люди ведут себя по – иному. Иногда кажется, что собеседник хочет прожить ещё одну жизнь, рассказывая её абсолютно незнакомому человеку. Так было и с ней. Я слушал, кивал, отвечал иногда невпопад и подвигался поближе. Можно назвать это животным инстинктом, но её голос, смех, действовали на меня, как дудочка на кобру.
Я уже держал её за руку, знал что её зовут Люба, она сама со Пскова, закончила, как и муж Лесотехническую академию. Супруг на пару лет старше, по распределению попал в Свердловск, сейчас она едет из отпуска от родителей к нему. В семье сложные отношения, во всех своих бедах молодой инженер винил супругу. Я это все выслушиваю и подбираюсь.
Тут случилось непоправимое. Дедуля проснулся, наклонился с полки к супруге и спросил:
- Сонечка, а ты выключила утюг?
-Я не помню Женечка, - ответила супруга уже не сонным голосом.
Все. Соседи переполошились, казалось, что купе освещается языками пламени их пылающей квартиры вместе со скарбом. Дед пошел искать начальника поезда, что – бы позвонить от него соседям по лестничной клетке.
-Он сказал, что если квартира уже сгорела, то соседи уже ничем не помогут, а если цела, то поезд идет по расписанию и через три часа мы сами сможем позвонить, - передал Женечка Сонечке слова начальника поезда.
В купе запахло валерьянкой и ещё каким – то лекарством. Заспанная проводница принесла чай и подстаканники, они подпрыгивая на стыках и соединяясь со стаканом, звенели «по – жар, по – жар».
Тут уж было не до сна и не до разговоров, весь пар ушел на успокоение старичков, которые уже перечислсляли свое имущество.
-Евгений, - произнесла оптимистичным голосом супруга, когда мы уже подъезжали. –Я вчера ничего не гладила.
Опять запахло лекарствами, только уже от радости, что все хорошо и Москва уже близко.
Наконец Ленинградский вокзал, поезд остановился, в купе вбежала сестра Женечки, как две капли похожая на Сонечку. Брат, забирая багаж, рассказал о своих приключениях, с комментариями супруги.
Я собрал свои вещи, взял Любин чемодан и вышел на перрон.
-Подожди меня пятнадцать минут, - сказал я девушке, приставил вещи к стене вокзала, и помчался искать почту. На почте было затишье в виде пересменки и таблички которая висела на двери. Я, игнорируя написанное, рванул дверь на себя и пробрался в зал.
-Молодой человек, Вы читать не умеете? –сурово спросила дама, вставая из – за стойки.
Я, вытаскивая шоколадные конфеты из кармана, врученные мамой при прощании, ринулся к встающей со своего рабочего места дамы и стал запихивать конфеты ей в окошечко.
-Очень нужно позвонить, забыл выключить утюг!, - эмоционально произнес я, вспомнив про старичков.
Не знаю, что подействовало на телефонистку, во всяком случае с Ленинградом соединили быстро и мама ещё не ушла на работу.
-Мамочка, дорогая, звоню тебе с вокзала, мне нужен номер в гостинице, помоги пожалуйста.
Мама, слыша серьезность моих намерений, ничего не ответила, были слышны только её шаги и шум от перелистаемых страниц.
-Николай Модестович Ефимов, - сказала она и назвала адрес гостиницы. –Подъедешь туда представишься и скажешь ему, что от меня.
-Спасибо мамочка, я тебе вечером перезвоню. Целую, обнимаю.
Вылетел из кабинки, но отблагодарить телефонистку не успел, в зале почты было столько народу, что ей и другим работницам узла связи было уже не до меня.
-Поехали в гостиницу, там все до расскажешь. – я взял в руку её чемодан, а свой в другую.
Она посмотрела на меня на всего расхристанного, на съехавшую шапку, шарф и расстегнутое пальто, вынула носовой платок, вытерла мне лоб, поправила шапку.
-Ну поехали, - сказала она, как человек, принявший непростое решение.
В метро она взяла меня под руку и всю дорогу молчала. Отель стоял с окнами, обращенными на Красную площадь. В холле кроме нас была ещё иностранная делегация, судя по грассирующим звукам их речи – французская.
Я, бодрым шагом подхожу к свободному окошечку и задаю, набивший оскомину работникам гостиницы вопрос насчет свободных мест. Ответ администратора состоял из трех букв, из них согласная «е» была по середине.
-А Николая Модестовича я могу увидеть?
Девушка подняла голову и даже сняла очки.
-Ефимов уже на пенсии.
-Жаль, он обещал помочь в случае непредвиденной ситуации.
Администратор продолжила заполнять очередной бланк и отвечать по телефону. Я обернулся, на лице печаль и тут я увидел мужчину, который ну никак не может быть не французом. Ладно одежда и парфюмерия, это все только дополняли его натуру, казалось, что родной брат Де Голля со свитой пожаловали для обсуждения мировых проблем.
Я подошел к нему и вежливо спросил по - английски:
-Не может ли месье одолжить свой гостиничный номер до трех часов дня, Д Артаньяну и Констанции?
На свете существуют две незыблемые вещи, мужская солидарность и женская дружба.
Француз даже отошел на шаг назад, картинно раскинул руки и ответил по - английски:
-Конечно месье. Давайте оставим Дюма и его мушкетеров в покое. Ваша девушка похожа на княгиню Ольгу, которая решила передохнуть с дороги. Валери, так его звали, галантно подошел к Любе и как показывают в старорежимных немых фильмах, поцеловал её ручку. –Княгиня Ольга, - картинно произнес он и прижал её руку к своему сердцу.
Оказалось, что приехали французские актеры для снятия очередного фильма о войне. Мы с Любой и с вещами и с французами начали подниматься, но тут натренированный голос товарища в штатском заставил вспомнить где же мы находимся и в какой стране живем.
-Ваши документы, - сказал безликий мужчина.
-Я их уже зарегистрировала, как гостей - сказала девушка администратор, человеку в сером с которой я недавно разговаривал. –Возьмите пропуска - нам.
Я сбежал по ступенькам к ней, взял пропуска и предъявил их человеку. Тот посмотрел на фамилии, но сличать с паспортами не стал. Девушка за стойкой была олимпийской чемпионкой по криптографии, фамилии были так написаны, что даже аптекарь с тридцатилетним стажем разобрался бы только с заглавными буквами.
Смотрящий за гостиницей исчез, мы доехали на лифте до номера. Апартаменты были по высшему разряду, окна глядели на Кремль, высоченные потолки с лепниной, гостиная, спальня, ванная, все сверкало и блестело.
-Дед по матери строил в Санкт – Петербурге Троицкий мост, думаю, что он бы не осудил мой поступок – сказал Валери и как радушный хозяин оставил нам номер. Он вытащил из кармана пиджака визитку, а из кожаного чемодана бутылку вина и упаковку сыра. –У нас сегодня съемки, думаю до вечера номер может быть в Вашем распоряжении, - он галантно поклонился и отбыл.
Что было дальше я смутно помню. Я решил взять даму из ванны, как Афродиту из пены и даже сам не знаю, как ударился вот этим местом.
Борис Фадеевич показал племяннице место на стопе.
-Есть выражение, «время пролетело, как миг», а у меня секунды тикали, отдаваясь пульсирующей болью в ноге, которая начала распухать и краснеть.
Но молодость есть молодость.
Очнулся я уже на вокзале, когда поезд с Любашей отчалил. Адреналин закончился, я мгновенно начал прихрамывать и расстегнул ботинок. В буфете заказал рюмку водки и тут же на глазах удивленно – возмущенной продавщицы, вылил содержимое прямо в ботинок. Боль чуть отпустила. До института добрался на такси. В фойе были уже ребята со всей страны, готовые свои уже материализованные идеи запустить в космос.
Институтский врач, при осмотре ноги, предположил перелом и никакой речи о поездке на Байконур быть не могло. Так что коллеги полетели на юго – восток, а мне на северо – запад, домой. Так и стоят они передо мной, пожимающие мне руку, хлопающие по плечу, говорящие сочувствующие слова и подтрунивая.
Тут дядя Боря на минуту замолк, выпил стопочку, а племянница более сосредоточено глянула на шахматы, мата пока не назревало.
С ногой оказалось не так все страшно. Мама после осмотра прописала постельный режим, я обложился книгами и стал в очередной раз готовиться к сдаче кандидатской. Через неделю вечером мне позвонили из института и сообщили, что на Байконуре произошла авария, а утром за мной приехали из «Большого дома».
Расследованием занялась КГБ, а ленинградское отделение в лице следователя Филимонова, должно было меня допросить. Следователю было около сорока, ничего отталкивающего в нем не было, но атмосфера в кабинете была такая, что в животе урчало и хотелось справить нужду.
-Напишите пожалуйста подробно чем Вы занимались в последние десять дней и почему не поехали в командировку, - вежливо сказал следователь, протягивая мне чистый лист бумаги и чернильницу с ручкой. – С кем общались и кто может все это подтвердить, - он, оставил меня в кабинете, а сам ушел.
Если написать правду думал я, то навряд ли уже кого - нибудь увижу. Аморальное поведение, связь с иностранцем. А организация вовлечет в это дело Любу. Валери естественно передал мне в номере взрывчатку, я отдал её кому то из группы. Кто то получит звездочки на погонах, а кто – то ни за что исковерканную жизнь.
-Вы тут утверждаете, что по приезде в Москву пошли на почтамт? – спросил вернувшийся Филимонов.
-Да.
-Там же ударили по ноге случайно дверью?
-Да.
-А потом Вы пошли в мавзолей с больной ногой?
-Я всегда хожу в мавзолей по приезде в столицу.
-А кто это может подтвердить?
-Люди, пока я стоял в очереди, боли не чувствовал, все мысли были направлены на светлое будущее, которое произошло благодаря Владимиру Ильичу.
-Соседей по очереди значит не помните?
-Да Вы что? В этой очереди никто ни с кем не разговаривает.
Больше он вопросов не задавал, мое объяснение он положил в папочку, выписал пропуск на свободу. Я вышел к Неве. Она спокойно катила свои воды в Балтийское море, как ни в чем не бывало, дождик моросил, ветер вихрил волосы. Но я ничего этого не замечал, тупо глядя на реку.
-Тебе мат через шесть ходов, - сказал дядя племяннице.
-Сдаюсь.
-Расставляй фигуры.
Екатерина с видимым неудовольствием начала расставлять.
-Повеселее, сейчас будет и про шахматы, - Борис Фадеевич освежил коньячок в бокале.
Прошло время. Наш коллектив удачно запустил ракету, как раз перед Новым годом, всех кто был к этому причастен пригласили на торжество. Я тоже был в числе приглашенных.
Вышли всем отделом на Красную площадь, я автоматически бросил взор на окна гостиницы, проходим мимо мавзолея, а там очередь и из толпы выходит одна дама с ребенком и подходит ко мне.
-Боря здравствуй!
-Здравствуй Люба с наступающим, - оторопело сказал я, узнав пассажирку.
-А нас на работе решили премировать поездкой в Москву, мы разделились, одни в ЦУМ, а другие сюда в мавзолей.
-Пошли со мной, нас тут тоже решили премировать. –Хочешь на кремлевскую елку? – спросил я наклоняясь к мальчишке.
-Конечно!
-А как тебя зовут?
-Валера, - ответил он довольным голосом.
На входе правда возникла заминка. Двоюродная сестра с сыном в списках не значилась, но и эту проблему решили, кто – то не смог прийти и свободные места ещё были.
Валерка пошел с детьми на ёлку, ну а мы тоже на елку только для взрослых. По – началу банкет, а потом небольшой антракт и концерт. Во время банкета не удалось поговорить, на в антракте мы сели в уголок и глядя на дефилирующих дам в вечерних платьях с мужьями, мы начали общаться.
-Со мной все хорошо, если план выполним даже на ёлку в Кремль приглашают. – А как у тебя дела?
-Отлично. Сын, дочка, любящий муж, работа. После нашего расставания в первые месяцы ничего не поменялось, я была виновата во всех бедах моего благоверного. В один прекрасный день, после очередного скандала, я сказала, что ухожу.
-Уходи, кому ты нужна, - с издевкой произнес он с чувством собственного превосходства.
-Мне Де Голль руку целовал и сказал, что я похожа на княгиню Ольгу, - ответила я ему, когда уже были собраны чемоданы.
-Вот визитная карточка, - я вытащила её из кошелька.
Пока супруг её рассматривал, я стукнув дверью ушла. Билеты на вокзале на поезд до Москвы были, я села в купе. И такая вдруг взялась уверенность и одновременно спокойствие, что чуть не запела. Гляжу, а по перрону муж пробежал в одну сторону, потом в другую, да ещё с цветами. До отправления поезда время ещё было, так он к каждому окну вагона подбегал и всматривался.
Увидел он меня, влетел в купе и говорит:
-Давай представим, что ты только что приехала, а я тебя встретил.
-Давай, - я взяла цветы, - только это твоя последняя попытка.
Иду по перрону, держу цветы в руках, а супруг с чемоданами немного подали. Чем не княгиня?
Были конечно и потом трудности и разногласия, как и в любой семье, но с этого момента я была для него опорой, а не ямой для помоев. Родился Валерка, а через четыре годика Олечка. Меня премировали, а супруг остался в Свердловске со свекровью и с доченькой.
Концерт был замечательный, Кобзон, Зыкина, Райкин и многие другие звезды поздравляли коллектив, только вижу шевеление в зале, некоторые мужчины встают и куда – то уходят, причем грозят мне кулаком не в шутку, а в серьез. Я не выдержал и тоже пошел к выходу. В вестибюле сидел Валерка и играл в шахматы. Игра была блиц 10 минут.
Концерт детский закончился. Баба – Яга была повержена, дети добрались до подарков, а потом уже рисовали, лепили, после мальчишки стреляли присосками из пистолетиков, фехтовались на пластмассовых мечах, возили машинки. Девчонки укладывали кукол спать, после того, как их покормили из детской еды.
Валерка нашел шахматы и Дед мороз не самый плохой шахматист, на свою беду предложил сыграть партийку.
-Хорошо Дедушка мороз, - сказал обрадовавшийся мальчишка. Только давай -те задние фигуры расставим в произвольном порядке.
-Вот так, - сказал дядя Боря, показывая племяннице. –Король стоит на своем месте. Ферзь в любом месте, только своего цвета, то же касается и офицеров. А коней и ладей уже туда где останется место.
-Ходи, - сказал дядя.
Дед мороз решил, что в построении нет ничего сложного, но через десять минут был разгромлен. Это были другие шахматы без гамбитов, цугцвангов и защит, в том числе и старо индийских.
-Я позову зайчиков на помощь, - Дед мороз, поспешил в зал проиграв ещё одну партию.
Когда я вошел в холл, у Деда Мороза была уже сдвинутая борода, да и шапка уж больно заломленная на макушку. Вокруг него сгрудились «зайчики» с «волчьим взглядом» посмотревшие на меня. Около мальчика стоял стул с конфетами и пачками сигарет. Играл он так, как играют только дети не отягощенные теориями.
Мы ракеты смогли запустить, а тут какой – то мальчишка всех обыгрывает! Срочно все инженеры начали разрабатывать комбинации, а Дед мороз делая ходы, воплощал их в жизнь. Наконец долгожданная ничья. И как – то подумалось, что может быть и мои гены как – то этому поспособствовали?
-Дядя Боря, - это наверное Ваш ребенок.
-Не важно кто участвовал, важно кто воспитал. Я на Байконуре был больше 350 дней в году, потом ракеты морского базирования. Я в квартиру заходил, как в гостиницу, не помнил где какая вещь лежит. Какой из меня отец? Мои детки преодолевали земное притяжение, а с простыми я бы не справился. Ты не можешь себе представить какой это восторг, Гагарин в космосе! Говорят в этот день в Новосибирске не было хлеба, но народ ликовал не меньше. Только подумай, от руин Сталинграда до Гагарина, меньше чем за двадцать лет! И наше слово «Спутник» во всех словарях. –Был правда непростой разговор у меня с отцом на эту тему, так ему хотелось что – бы род Федоровых продолжался по мужской линии, но не сложилось.
-Валера устал, - сказал я воспрянувшему духом Деду морозу, - продолжил дядя.
Он пожал руку мальчишки, другие игроки тоже.
-Мама, посмотри это я выиграл! Конфеты тебе и Ольге, а папе сигареты, радостно сказал он, как подросток принесший первую зарплату.
-Молодчина, - сказала растроганная Люба и поцеловала сынишку.
Я взял шахматную доску, перевернул её, взял синий карандаш и попросил автограф. Валерка ещё не зная что это такое, с помощью маминой подсказки написал свое имя и фамилию.
-Нарисуй что – нибудь сестричке, - мама вручила листик и карандаши ребенку. -Ей будет очень приятно.
Тот послушно сел за столик и начал рисовать. Люба взяла красный карандаш и написала на доске.
-Переверни доску проигравшая.
«Спасибо за самые лучшие дни в моей жизни, Любаша.» - прочитала Екатерина.
-А дальше что? – недоуменно спросила племянница.
-Дальше жизнь, - философски ответил Борис Фадеевич.
Проводил я их до ЦУМа, Валерка шел радостный с позаимствованным от Деда мороза мешком с заработанным своим умом подарками. Конечно мне бы хотелось приобнять Любашу, проблем с гостиницей уже бы не было, но зачем? Для мальчишки папа самый лучший, у них прекрасная семья. Попрощались за ручку и эскалатор повез меня вниз, а они пошли своей дорогой.
Дядя допил коньяк, глянул на Любино послание.
-Я к чему все это рассказал? Мы сами не знаем, что любое событие означает. Займись вплотную учебой, когда пойдут пеленки да распашонки, тогда уж точно будет не до архитектуры. Я тебе чем смогу помогу, даже машину мне обещают осенью.
-А можно «Победу?»
-Посмотрим на твою учебу. Раз ты выбрала стезю архитектуры, то создай свой стиль не хуже нашего.
-Какого вашего?
-Сталинского ампира, стиля победителей. Эти высотки, Московский проспект в Ленинграде, все это дышит победой. Не нового над старым, а соединением старого и нового. Сейчас в архитектуре сплошной «Плач Ярославны» ни себе не людям. Напиши курсовую об административных зданиях. Что – бы инженер пришел на свое рабочее место, стал за кульман и почувствовал себя, как дома.
-Я никогда не думала об этом, - хотя тема интересная.
-Что вечером будешь делать?
-Не знаю, все подруги разъехались на каникулы, как и друзья.
-Пойдем в театр Сатиры? У них там тоже закрытие сезона, какой –то Андрей Миронов говорят неплохо играет. Соседи Лавровы ходили и им очень понравилось.
-Я согласна. А билеты будут?
Дядя Боря встал, подошел к телефону. Записная книжка в бордовой кожаной обложке была на месте. Он открыл нужную страницу, нашел номер и позвонил. Нужного человека не оказалось, но его заместитель вошел в положение и два билета из брони уже дожидались в кассе.
-Утюг не забыть выключить, - Екатерина чмокнула дядю в щеку.
Глава 3.
Наступление нового шестнадцатого года семья Лопахиных встречала несколько раньше обычного. Поводом послужило назначение капитана первого ранга Александра Сергеевича Невельского на Черноморский флот и просьба Лизаветы о встрече с Михаилом Петровичем.
Так уж вышло, что крейсер «Рюрик» встал на ремонт на Адмиралтейских верфях и у Лопахина было что – то подобие отпуска, вернее он весь световой день проводил то на верфях, то в адмиралтействе, решая различные вопросы.
-Что Михаил Петрович подняли и восстановили «Славный»? – спросил командующий Балтийским флотом, после прибытия Лопахина из Владивостока.
-Как феникс из пепла, только в морском варианте – с гордостью ответил контр адмирал.
К сожалению могу предложить только «Рюрик». Крейсер не самый современный, но и не самый древний, как «Полтава».
-На войне не выбирают.
-Тогда семь футов под килем, - Вирен, пожал руку Лопахину.
На следующий день Михаил Петрович принимал корабль. Война ещё только набирала свои обороты и выбирать команду было из кого. «Рюрик» стал кораблем сопровождения гражданских судов, курсировал, как и они от Гельсингфорса до Ревеля. От Либавы до Риги, от Кронштадта до Аландских островов.
Михаил Петрович увеличил вахтенную команду, матросы, вооруженные биноклями, стоя по периметру крейсера, в окуляры высматривали перископы немецких субмарин. При обнаружении противника, «Рюрик» открывал огонь, а если лодка была вблизи, то шел на таран. Cтаршим помощником у него был Палиця.
Александр Сергеевич и Сухинин на «Славном» совершали рейды около Восточной Пруссии, уничтожая транспорт противника. Иногда поддерживали пехоту, обстреливая врага из орудий. «Славный» затоплял кингстоны, увеличивал угол и дальность стрельбы, сам же оставался неуязвимым для артиллерии противника. Дымовые трубы чуть ли не касались воды, но орудия главного калибра приобретали нужный угол обстрела.
Невельской пошел на повышение, а «Славным» начал командовать Сухинин.
Галинка после учебы в гимназии, с матерью шла в госпиталь и становилась сестрой милосердия. Немцы применили химическое оружие, раненых от газов становилась все больше и больше. Нация, которая подарила миру известных писателей и композиторов, инженеров и ученых, теперь изобрела колотушку с гвоздями. Солдаты, вооруженные этим орудием с немецкой педантичностью и экономностью, добивали получивших отравление солдат. Мир сходил с ума.
Богдана призвали в артиллерию. Он попал как раз к Велло Кивимяги и находился сейчас где – то около Румынии, он при первой возможности писал домой письма, которые Феофила при первой возможности перечитывала.
-Здравствуй дорогая мамочка, Галя, Юрка и Михаил Петрович! – писал он. Так получилось, что наш артиллерийский расчет состоит из одних украинцев. Ребята из разных областей. Микола из Черниговской, Степан из Волынской , а командир орудия Тарас Нечипоренко из Винницы. А нашей батареей командует преподаватель из Сумского артиллерийского училища капитан Кострач, он оказывается родом из наших мест, если ты помнишь в соседней деревни были помещики Кострачи. Воюем мы хорошо, кормят тоже.
Передавай привет Михаилу Петровичу, Галинке, Груне и Николасу, я Вас всех целую и обнимаю.
Богдан знал, что письма проверяют, поэтому они несли заряд оптимизма, да и матери было поспокойнее.
Он не писал об усталости в армии, с каждым годом война теряла смысл, войска топтались на месте и как оводы на уставшую лошадь начали садиться всякие пропагандисты, ратующие за лучшую жизнь. Маленькая тварь, а лошадь от её укусов может понести и себя и возницу и телегу. Так было и с армией, с каждым годом её кусали все больше и больше, а спасительный ветер в виде блистательных побед всё не дул.
Благодаря Велло, снабжение полка было пока нормальным, но с каждым месяцем приходилось буквально вырывать продовольствие, боеприпасы, снаряжение. Причем некоторые офицеры всем этим заведующие, считали все это своим имуществом и соответственно распоряжались в свою пользу.
Продовольствие попадалось с душком, материал на шинели не качественный, а сапоги на картонной подошве. Зато их жены, любовницы и дети ни в чем себе не отказывали, папенька ещё наворует, война так скоро не закончится.
И когда в семнадцатом рвануло, то не было ничего удивительного. Уже никто не припомнит, когда в их расчете начались вестись разговоры о независимости Украины, правда пока в составе Российской империи. Богдан вспомнил о своих корнях и решил перевестись в Киевский университет. Его заинтересовала история его Родины.
Когда появилось больше свободного времени, да и погода позволяла, артиллеристы собирались вместе. Все это напоминало картину «Охотники на привале», ребята были молодые и мечтали о светлом будущем. Впрочем мечтали не только они. Эстонцы, латыши, литовцы, белорусы, украинцы представляли свою дальнейшую жизнь с такими же правами, которые были у Финского княжества.
*****
Обед подходил к концу. Гости ждали чай с Груниным фирменным пирогом из малинового варенья. Особых разносолов не было. Накануне к Лопахиным пожаловал дед Харитон с рыбой. Уха из ершей получилась на славу, а фаршированный яйцами, луком и рисом судак, одним только запахом возбуждал аппетит и был выше всяких похвал.
Харитон, по просьбе Ильи, с началом войны изредка захаживал к Лопахиным, Феофиле передавал привет от Катерины. Семейство снабжал рыбой. Его артель теперь состояла из мужиков не годных к службе в основном по возрасту. Во время войны в городе строительство заглохло, так что весь бизнес держался на рыбе, да на гостиничных постояльцах.
Со временем Харитон появлялся каждую пятницу со своим рыбным товаром. У него уже была своя персональная чашка. Чай он пил из блюдца в прикуску.
-Вы почаще заходите, - каждый раз говорили Феофила с Груней.
Дед внял внял их просьбам и приходил теперь через день. С его приходом квартира наполнялась покоем. Он был словно морской сивуч, своими размерами и спокойствием успокаивая своих подопечных. Ему нравилось у Лопахиных, теперь уже ближе к старости его уже тянуло к спокойной жизни, где не надо ругаться с подрядчиками, утихомиривать буйных поселенцев или пристраивать скоропортящийся рыбный товар.
Груня, а иногда и Феофила садились рядом, неспешно обсуждали новости. Дед Харитон выражал собою уверенность в завтрашнем дне, которой так не хватало женщинам. Без мужчины в квартире порой что – то ломалось. Харитон, то чинил примус, то прибивал полку, то переставлял мебель. Феофила одаривала его рубашкой или штанами, которые ловко выходили из под её швейной машинки. А Груня пришивала отсутствующие пуговицы.
-Ничего с адмиралом не случиться, - обнадеживал он Феофилу. – От японцев ушел, да и немец ничего с ним не сделает, вернется снова на побывку.
И действительно, Михаил Петрович возвращался на день два. Так было и на этот раз.
-Прошу Лизавета Густавна в мой кабинет, - Михаил Петрович и вышел из – за стола.
Кабинет был самым обыкновенным, стол из красного дерева, пара стульев, на стенах картины с морской тематикой и «Славный» в разных проекциях. Около двери стояли напольные часы, которые своим тиканьем наполняли кабинет особой аурой основательности и незыблемости, около окна висел барометр, стрелка которого показывала на «ясно». Книжный шкаф с различной литературой, да печка «голландка», где на каждой белой плиточке был изображен парусник. Михаил Петрович пододвинул стул к столу. За столом на стене висела фотография экипажа «Славного». Так что когда Михаил Петрович сел, казалось, что он не один, а со своей командой.
Внешность Михаила Петровича не очень изменилась, только в бороде седые волосы образовали «моржовые клыки», да около глаз появились «гусиные лапки». С годами он стал все больше и больше походить на Нижегородского купца у которого все основательно и незыблемо.
Вот кому была «война мать родна», так это Лизавете. Подшипники нужны были всем. Швеция жирела на войне, сохраняя нейтралитет и снабжая своей продукцией воюющие стороны.
-Михаил Петрович, - начала она. - Вы мне стали родным человеком и поэтому я хочу открыть Вам одну тайну из надежных источников.
-Открывай, -заинтересованно ответил адмирал.
-Российской империи больше не будет. В думе уже нет большинства, которое поддерживает нынешнюю власть. Я продаю все свое имущество, в том числе и завод. Буду снимать пару комнат в доходном доме Парфенова на Невском.
-Но что – то же останется от государства?
-Боюсь, что Французской революции в России не будет. Братство и свобода останутся ненужными, а возобладает равенство в виде всего. Будет другой император, который будет действовать иными методами.
-Ты хочешь сказать, что кто – то придет и будет делить мое имущество?
-Я хочу сказать, что у кого будет имущество, тот будет виноват во всех бедах у тех у кого его нет.
-Так надо работать! Мой дед по матери начинал с простой лодки, а закончил тремя баржами, перевозившими грузы от Астрахани до Нижнего. –Кстати я могу познакомить тебя с моими дядями, они не самые бедные купцы. Съездишь познакомишься, возьмешь Груню с Николасом и Юрку в придачу, пускай сынок не забывает свои корни.
-Что касается имущества, то я думаю ты не права, квартиру и дачу я продавать не стану.
Лизавета поняла, что спорить бесполезно, вздохнула, встала и сопровождаемая Михаилом Петровичем покинула кабинет.
В гостиной уже затопили камин, огонь только начал облизывать дрова, комната сразу наполнилась уютом, казалось, что Лизавета ошиблась, война закончилась и за окном уже наступила мирная жизнь.
*****
Апрель семнадцатого Михаил Петрович встречал в Финляндии.
После того, как зверски убили командующего Балтийским флотом вице – адмирала Адриана Ивановича Непенина и его тело не хотели отдавать супруге, Михаил Петрович для себя решил, что с этой новой властью его ничего не связывает. Самое обидное было то, что Временное правительство оправдало убийцу, который потом напишет свои мемуары. А Маяковский вскользь упомянет об этих страшных событиях в своей поэме «Ода революции».
«Рюрик» пополнил боезапас и провиант, отправился к Аландским островам, а Михаил Петрович, попрощавшись с экипажем и проводив крейсер остался на набережной.
Штаб флота находился в Гельсингфорсе, при увольнении в запас возник даже диспут с одним из адмиралов, который обвинил Михаила Петровича чуть ли не в трусости.
-Я не хочу иметь никакого отношения к той власти, которая не может защитить тех людей, которые верой и правдой служили своему отечеству. Теперь, что я должен присягать убийцам Непенина или людям, которые ничего не предприняли, что – бы этого убийства не было?
На этом диспут закончился, адмирал вышел в отставку. Он купил билет на поезд, с вокзала отправил супруге телеграмму. До отхода поезда оставалось ещё пару часов и он не спеша прошелся по столице финского княжества, которое скоро обретет независимость и Гельсингфорс станет Хельсинки. Недалеко от центра был магазин, продающий сладости. Адмирал зашел, колокольчик на двери возвестил о новом клиенте. Он вдохнул носом воздух, который казалось состоял из кофе, шоколада и ванили. За прилавком стоял мужчина средних лет, волосы в прическе были с пробором, глаза были светлые, как и его пышные усы.
За столиками сидели посетители, все напоминало мирную жизнь.
В городе в основном вся торговля была сосредоточена в в руках шведов, минимальные знания шведского языка, полученные от Николаса, пришлись кстати.
-Здравствуйте, - сказал по – шведски Михаил Петрович. -Мне бы пару фунтов хороших конфет.
-Продавец выполнил просьбу.
-А кофе у Вас имеется? – опять по - шведски.
-Вы знаете, я первый раз вижу русского офицера, который снизошел до общения на шведском, - удивленно сказал продавец.
-Это ещё с детства, Николас был неплохой учитель.
-Осталось у меня две коробки отличнейшего бразильского кофе в зернах, берег для себя, но хорошему человеку отдам, - продавец вытащил из под прилавка две банки кофе.
Михаил Петрович выйдя из кафе, очередной раз вспомнил Груню и историю с коровой.
На Финляндском вокзале Петрограда его встречала супруга, с каким – то молодым человеком в форме и дети. При ближайшем рассмотрении юношей оказался Богдан, который был в отпуске и через пару дней должен был возвращаться на фронт.
*****
За время службы Богдан сделал неплохую военную карьеру, был награжден уже двумя георгиевскими крестами. Получив сквозное ранение в ногу, по настоянию полкового доктора, он был отправлен в Киев в госпиталь. Лутс боялся, что часть осколка расщепившись об кость могла остаться в ноге. Он считал, что столичные светила при наличие более современной медицинской аппаратуры, поставят правильный диагноз.
А пока до окончательного выяснения, прапорщик ходил с тростью и осматривал город. Город, как город, но местная атмосфера и климат сделали все, что – бы он был, как спелое наливное яблоко, которое так и брызжет соком. Все было яркое, насыщенное, начиная от девушек, заканчивая архитектурой. Только Нижний мог с ним тягаться. Волга с Днепром, храмы, там и там не скупились на золото, а магазины на Крещатике были похожи на магазины Купеческой улицы Нижнего.
В Киевском университете его встретили с радостью, не часто переводились студенты из бывшего Петербурга. Богдан ходил по главному зданию и представлял свою дальнейшую жизнь, такую же солнечную, как и этот весенний день.
Потом он пошел к Софии, вся площадь была заполнена ликующим народом, образовывался новый национальный орган Центральная рада во главе с профессором Грушевским. Была общая радость, никто не скрывал своих чувств, все сразу стали друг другу родными. Около Богдана стояла красивая девушка на руках она держала дочку. Девчушка улыбалась прапорщику. Богдан тоже улыбнулся, ему представилось, что эта девочка будь – то Алеся, Ганна, Мария, - это будущая Украина такая же красивая и приветливая.
Лутс ошибся, осколков в ноге больше не было, Богдан поехал назад в свою часть.
-Выпишу Вам реабилитационный отпуск Лопахин, съездите домой, - Тоотс Вольдемарович, оформил документы.
На фронте наступило затишье, как оказалось перед бурей.
-Будите в Петрограде, передай – те пожалуйста небольшую посылку моей сестре, у неё недавно родился сын.
-Хорошо, передам, - ответил прапорщик, забирая пакет с фамилией владельца и адресом получателя.
Так Богдан оказался в Петрограде, в поезде он почти не спал. Офицеры, ехавшие в столицу обсуждали нынешнее положение, каждый предлагал свое решение, но у всех было единое мнение, в том что нужны перемены.
Вот и Английская набережная, знакомый дом, не успел он добраться до лестничной клетки, как сквозь дверь услышал лай Чапы. Он покрутил звонок.
-Кто там? – послышался Грунин голос.
-Это я Груня, открывай!
Дверь открылась, собака бросилась к ногам и радостно завиляла хвостом.
-С приездом Богдан Михайлович,
Богдан прижал её к себе. Феофила вышла из комнаты и тоже попала в объятия к сыну.
-Как ты повзрослел сыночка, - говорила мать прижавшись к сыну, чувствуя щекой ворс шинели. – Садись за стол, сейчас кушать будем. Груня вчера на рынке курицу достала, грибы есть, картошка, капуста, не пропадем.
-Пей чай сынок, - она порхала, как птичка и все время дотрагиваясь до него, приглаживая непослушную волосину на голове сына.
Опять звонок, прибыл из гимназии Юрка. Братья обнялись. - Ух ты! – в мальчишеском восторге произнес брат, трогая награды.
Богдан кушал и отвечал на многочисленные вопросы. Он был опять дома.
Появилась Галинка. Богдан встал из – за стола, что - бы встретить сестру. Девушка была на загляденье, брату сразу вспомнилась та гарная дивчина с ребенком, которую он видел на площади, уж очень они были похожи.
Они обнялись.
-Тебя с усами прямо не узнать! – задорно произнесла сестра. – Мамочка, можно мы сегодня пойдем в кабаре «Привал комедиантов»?
-Меня с подругами не отпускают, ну не с Груней же идти? – обратилась она к брату.
-В библиотеку лучше ходи, - послышался из кухни служанки ответ.
-Сыночка, может устал с дороги, а ты куда – то его тащишь, - попыталась возразить Феофила.
-Мамочка, так мы вечером пойдем.
-И я хочу, встрял Юрка.
-Ясли в это время закрыты, - поддела младшего брата сестра.
Так проходил обед. Перед чаем был перерыв. Вся семья сидела за столом и Богдан, великолепный рассказчик описывал события на фронте, ранение, а потом поведал свое будущее после окончания войны.
-Так ты будешь в Киеве учиться? – удивленно спросила сестра. А я в этом году буду поступать в университет, открыли медицинский факультет и для девиц. – у нас теперь новая жизнь.
Феофила и Груня не встревали в разговор. Наступила буржуазная революция, вскоре должно собраться учредительное собрание, закончится война. Все верили, что все будет по – новому, а жить будут по – старому.
Когда Богдан проснулся, то у окна уже стоял манекен в пиджаке, а под ним белая сорочка.
-Это я сынок пошила, представляла, как ты вырастешь, - мама, подала сорочку. -А нога не болит?
-Не болит, - соврал Богдан.
-Я так за тебя переживаю!
Сын обнял мать и почувствовал через рубашку её слезы.
-Мамочка, война скоро закончиться, будешь ко мне в Киев приезжать с Михаилом Петровичем.
-Давай Богданчик, пойдем пораньше, а то хороших мест не достанется, сказало вошедшее чудище, голосом сестры.
На её лице был настоящий камуфляж, казалось, что рядом было кладбище и один оживший экземпляр перепутал маршрут.
-Эка вырядилась, сущая ведьма, возьми у дворника метлу для полного образа, - прокомментировала наряд Груня.
-Это новый стиль футуризм, вы ничего не понимаете.
-И понимать нечего, людей только до инфаркту доведешь.
-О, ты как «птица Феникс восставшая из пепла», - съязвил Юрка, оторвавшись от занятий.
Даже Чапа удивленно уставилась на Галинку, лаять или нет? Наконец что – то пробурчав, она легла на свою подстилку.
В сопровождении Богдана, она вышла на улицу. Поймали извозчика и тот иногда косясь на барыню, побыстрее домчал их до кабаре.
Все, что там видел Богдан, можно было охарактеризовать, как последний день. Песни, каламбуры, репризы, всяческие фигуры из людей, потом музыка и стихи, все это было с надрывом, как красивая октябрьская роща, листья ещё разного цвета, но ветки уже ломаются под ранним снегопадом.
Маяковский со сцены, в желтой кофте, читал с вызовом старому обществу свои необычные стихи. Даже перевернутый рояль, прикрепленный к потолку, казался после такой поэзии, уже вполне обыденным явлением. Казалось, что эти необычные стихи, как гвозди держат музыкальный инструмент в необычном положении и поэт сейчас прошествует к роялю по потолку и сыграет нечто авангардное.
Галинка не выдержала всей этой буффонады, пошла в дамскую комнату, смыла с себя грим, а потом с братом вышла на улицу.
-Прости Богдан, наверное понимаешь силу классики, только побывав здесь. Я честно говоря думала, что революция поднимет лучшие человеческие качества, а тут люди меняются через пороки.
Брат наконец – то поймал извозчика, прогуливаться по набережным было не безопасно. Всю дорогу перед ним стояли выступающие, которые своими действиями «закапывали» старую жизнь.
В квартире все уже спали, Чапа встретила их приветливо, только запах прокуренных вещей не очень ей понравился.
Богдан спал без сновидений, вытянувшись на кровати, Феофила ставшая ни свет ни заря, затеяла вареники, благо вишневое варенье ещё было. В перерывах между работой заходила на цыпочках к сыну, поправляла одеяло, даже подтыкала, что – бы холод обходил дитятко стороной.
Груня отправилась на рынок, что – бы приобрести что – нибудь мясное. Столица уже голодала, выстраивались очереди за хлебом и всем необходимым. Магазинчик Сталика ещё функционировал, правда специи уже были мало кому нужны. Хозяин распродавал свой товар и не знал, что делать дальше.
-Салам алейкум, - поприветствовала Груня Сталика.
-Здравствуй Груня, рад тебя видеть.
-Может мясо какое у тебя есть, окромя свинины?
-Ты все такая же Груня, ничего с тобой не происходит. Но извини, ничем помочь не могу.
-Жаль. -Тогда до свидания, рада была тебя видеть.
-До свидания.
Сталик проводил Груню на улицу, глянул на безоблачное небо, день обещал быть по – весеннему теплым. Чирикающие воробьи уже пытались купаться в лужах, была капель, а может все и наладится?
Груня шла домой.
«Ничего не поделаешь, придется размораживать мясо, привезенное Николасом и помещенное в холодник» - продумывала она про себя сценарий обеда.
Весенний день прибавил Груне оптимизма, не столь частое мартовское солнце своими лучами разгоняло остатки зимней хандры в виде не растающих потемневших сугробов, боролось со снегам на крышах, превращая его в воду, которая текла по водосточным трубам, изредка забирая с собой кусочки льда.
Служанка шла домой очень внимательно. Нужно было смотреть под ноги и одновременно вверх, что – бы сосулька, красивая в солнечных лучах, не приземлилась со страшным треском рядом или на голову.
*****
Николас помогал свой племяннице, он был вроде личного секретаря, сейчас во время войны в его помощи она нуждалась больше всего, но если была хоть какая – то возможность, то благоверный стремглав летел к Груне. Он представлял себя спасителем, доставая из дорожного чемодана импортное мясо, сыр и бывало ветчину.
-Когда ты в следующий раз приедешь? – Спрашивала его Груня.
-Не знаю, бизнес. Только мне всегда хочется к тебе вернуться.
-Правильно ты же у нас викинг, возвращаешься из похода к любимой Ульрике.
-Ульрика яхта, она деревянная, а ты Груня, настоящая.
Николас прямиком с вокзала прибыл на квартиру, вручил чемодан Феофиле, получил Чапу для прогулки и пошел встречать Груню. Вдали он увидел знакомый силуэт, перескакивающий по лужам, Чапа изъявила желание пробежаться до Груни, Николас спустил её с поводка, а сам махая рукой пошел на встречу. Потом он обернулся, убедился, что за ним никто не наблюдает, припустил к супруге, пытаясь обогнать Чапу.
Только все уселись за стол, как пришла телеграмма, что приезжает Михаил Петрович. Груня принялась за плов, благо Николас привез кусок баранины, которая стала появляться в Стокгольме, благодаря скорой Пасхе по грегорианскому стилю.
-Ты только пожалуйста одень форму, Михаилу Петровичу будет приятно, - попросила Богдана Груня.
Так и встретили адмирала почти всем семейством. И если по – началу у Михаила Петровича, кошки скребли на душе, то весна, отличная погода, улыбающиеся, радостные встречающие, зарядили его оптимизмом. Так они и стояли на перроне, наперебой рассказывая и одновременно задавая вопросы.
-Встречай отставного, - адмирал обнял супругу.
-Все уладиться.
-Я пойду встану на учет. - вспомнил Богдан. -Пошли Юрка пройдемся .
-Давайте только побыстрее.
В здании, откуда Богдан отбыл на фронт было многолюдно. Одни военные прибывали с фронта, другие отправлялись. Процедура была скорой, дежурный капитан зарегистрировал его, записал номер телефона.
-Лопахин, далеко от дома не отлучайтесь, существует большая вероятность, что на фронт Вас вызовут гораздо раньше.
Юрка стоял рядом и рассматривал снующих людей в форме.
-Все, стал на учет, пошли домой.
-А тебя могут раньше из отпуска отозвать?
-Война, ничего не поделаешь, - философски ответил Богдан.
-Я тоже хочу на войну, бить врага.
-У тебя какой самый нелюбимый предмет?
-Письмо – чистосердечно сознался Юрка.
-Так вот война это и есть письмо, ты сутками пишешь, без перемен, причем правила написания гласных и согласных, шипящих и не шипящих могут меняться по ходу урока.
Запах плова делал квартиру Лопахиных ещё домашнее и приветливее.
-Здравствуй Груня, а ты все кашеваришь! – Шутя поприветствовал Михаил Петрович свою няньку и обнял её.
-Так в ресторанах готовят для всех, а я персонально для тебя. Через час все будет готово.
Гость помылся с дороги и решил в последний раз надеть свой мундир.
Обед вышел на славу. Груня из своих запасов вытащила ещё вино и коньяк, что создавало ещё более домашнюю атмосферу. Но как не было все хорошо, тема будущего все - равно проскальзывала.
Застолье продолжилось и вечером. Дамы ушли в столовую и обсуждали более земные проблемы, мужчины проблемы мироздания и дальнейшего сосуществования целых мировых систем.
-Двери в комнаты были не заперты и слышался диспут. В гостиной уже давно горел камин и лица обсуждающих по разному освещались в зависимости от силы горящего огня.
-Зачем ввязались в войну? – слышалось в столовой. – Сколько болгарам помогали, а они воюют против нас. Где мы, а где Сербия? Захотелось проливы и прибить щит на воротах Царьграда! Так этот щит и похоронил империю.
Потом тема перешла к судьбе России.
-Видишь бывшего викинга? – доносилось в столовую. По их семейным преданиям Сваны воевали ещё до взятия Свеаборга русскими войсками, а потом все одумались. Смирились потеряв Восточную Померанию, Финляндию и Норвегию. И теперь, эти норманны, которые наводили ужас на прибрежные города Европы и ночевали под своими дракенами под Парижем, выродились, вернее энергия, которая шла на завоевание, преобразовалась в экономику. Сегодня у них обрабатывающая промышленность, сельское хозяйство, да и нобелевские премии раз в год вручают. –вернемся к коленам, как говорили в античное время.
Михаил Петрович пошел в свой кабинет и вернулся с атласом, он открыл его в начале. –Читай Юрка экспорт в Европу во времена Ивана Грозного.
Сын начал читать:
– Пенька, лен, мед, воск, деготь, древесина, руда, меха - читал сын.
- А теперь экспорт.
– Одежда, вина, прочитал сын.
–Почти вся английская парусина во времена парусного флота была из русского льна, но перерабатывалась на английских станках. Чипендейл возможно делал свои буфеты из карельской березы и архангельской ели. В нынешнее время англичане добывают ещё нефть и металлы, за кордоном, у себя их обрабатывают и продают нам уже в виде машин и различных масел. Тот же швед Нобель неплохо чувствует себя в Баку на нефтепромыслах.
Иностранцы покупают у нас сырье и используя технику, делают из сырья продукт. –Вот и я хочу, что – бы новое правительство, поехало бы в ту же Швецию и переняло лучший опыт, как из нашего сырья делать готовый продукт. Как Петр после Полтавской битвы пировал с побежденными шведскими генералами, благодарил их за учебу и просил остаться в России.
- Умом Россию не понять? – встрял Николас.
-Это относится к культуре. Каждая страна думает, что её художники, писатели или архитекторы, самые самые. А у экономики общие законы. Главное что – бы в своей стране было выгодно производить, товар. Те же англичане свои товары развозили по свету на своих кораблях, хотя рынок диктовал иные отношения.
Потом обсуждение медленно перешло к Украине. Богдан с юношеским оптимизмом рассказывал о новой стране в составе Российской империи.
-Знаешь сынок, о новой стране я слышал ещё во время первого приезда в Малороссию. У хозяев, в мазанке где я жил, сохранилась картинка казака Мамая. Вечерами я частенько слышал предания о таинственном прошлом, немного похожим на казацкую вольницу, описанную Гоголем. Был красочный рассказ о последнем атамане Запорожской Сечи Петре Калнышевском, сосланном Екатериной на Соловки. Он прожил там до ста тринадцати лет в одиночной келье, его выводили на свет божий только по великим церковным праздникам.
Порой чудным вечером собирались соседи, кто – то приходил с домброй и начинались рассказы, о прошлом и мечты о будущем, похожим на сказку.
-Почему на сказку? – возразил Богдан.
-Потому что «Тарас Бульба» Гоголя это ещё не страна. Любое состоявшееся государство стоит на трех китах, армии, культуре и экономике. Под культурой я подразумеваю просвещенность, куда входят суды, образованный парламент и интеллигенция, если убрать хоть один компонент, государства не будет.
Мы ещё этот вопрос с моим старшим помощником Палицей обсуждали, когда было время, не опускаясь до уровня москалей и хохлов.
С Россией бы разобраться, она хоть и имеет древнюю историю, но на русском языке элита стала разговаривать относительно недавно после войны двенадцатого года. И только потом, Пушкин, Тургенев,Толстой, Чехов свои произведения написали на языке, который мало чем уступает французскому.
Так и в Малороссии, должна сформироваться своя элита, что бы «ридна мова» была языком просвещения и культуры, на одном «Кобзаре» Шевченко далеко не уедешь. И это долгий, порой мучительный процесс, как из маленького желудя вырастить дуб, который устоит перед любым ветром.
- Я либерал, и не против образования Украинского государства, - подытожил Лопахин.
- Посчитай Юра сколько Европ поместиться на территории России? – дал задание отец сыну.
Юрка начал помещать европейские страны на безбрежные российские просторы.
-Мне бы очень хотелось, что – бы благодаря этой Февральской революции, Россия преобразилась. Должны появиться новые люди, которые изменят страну. Мы так и не нашли пока золотой середины, или с со староверской упрямостью не принимаем ничего нового, или, как «Иваны не знающие своего родства», кидаемся на все заграничное.
-Но существует и имперская позиция. Кто так просто отдаст «русский Детройт» Донбасс, плодородные земли, сталь и уголь? А побережье Черного моря с портами? В одном только Киеве полно бывших офицеров, сумеет ли новая власть убедить их защищать свою новую страну?
-Нужен лидер, который объединит нацию, - внес свою лепту Николас.
-Согласен, такой, как Наполеон, который с острова Эльба, без единого выстрела дошел до Парижа, таков был его авторитет, несмотря на чудовищные людские потери в войнах, но он Францию сделал великой страной.
-Нам всем предстоит пройти огромный путь, в каждом городе Российской империи можно ставить «Ревизора», не надо никакого театра, местные чиновники на своих местах играют свою роль с листа, немного импровизируя. Перед войной я прочитал рассказ Чехова «Холодная кровь», о том, как отец и сын везли скот в столицу на продажу, пользуясь услугами железной дороги. Писатель живо обрисовал, сколько взяток они дали, что – бы добраться до места назначения.
-Когда сынок волынские купцы повезут свой товар в Одесу по железной дороге и с них никто не сдерет ни копейки на взятки, тогда Малороссия станет Украиной.
Страсти подходили к концу, как и дрова в камине. Человечество не изменилось, как и миллионы лет назад в пещере женщины жались к огню, дети беззаботно играли, а мужчины обсуждали глобальные проблемы в виде мамонтов и защиты своей территории.
За столом наступила тишина, Юрка по второму кругу внимательно рассматривал атлас, Богдан уже искурил пачку папирос на балконе, Николас, подобно старому коту, согревшемуся у камина, сдерживал залепляющиеся очи. Адмирал смотрел на покрывающиеся пеплом угли и о чем – то задумался.
-Всем спать, - сонным голосом произнес Николас.
Команда ко сну была отдана очень вовремя, у дам тоже на сегодня закончились темы.
Груня, не верящая в приметы, решила вместе со Степанидой помыть посуду утром. Годы уже давали о себе знать, поэтому частенько подруги делали все совместно. Ранехонько две служанки вымыли посуду, замесили тесто, попили чайку. Груня щедро одарила Степаниду оставшимися продуктами. Потом они пошли в церковь, по дороге обсуждая свою так «внезапно» наступившую старость. Третья была Чапа, которая шла на поводке и теперь уже смиренно сидела возле церкви, привязанная к ограде.
Лопахины спали до полудня и если бы не запах сдобы, разносившейся по комнатам, то «спячка» продолжилась может быть и до вечера.
Первой на кухню в ночнушке проскользнула Галинка, схватила пирожок и быстро его съела, сопровождаемая Груниным укором и характерными жестами, которые она бы предварила в жизнь, будь она на месте матери.
Служанка поставила самовар на стол, вокруг расставила деревянную посуду в виде чаш, снаружи расписанную под хохлому, подарок от родни с последнего Юркиного визита в Нижний. Груня красиво выложила свою приятно пахнущую работу в чаши, чайные чашки настоящая гжель стояла по периметру стола. В заварочный чайник, сделанный под петуха, всыпала две столовые ложки байхового чая, закрыла крышечкой в виде гребня и, как рыбак принялась ждать.
«Рыба» после водных процедур «клевала» успешно, можно сказать был жор. Она смотрела на это большое семейство и ей хотелось, что – бы они так и сидели за этим столом, никуда не отлучаясь и что – бы все напасти обходили дом стороной.
После обеда, решили пройтись по городу. Феофила достала штатскую одежду сына и супруга. Все семейство было похоже на семейство профессора, которое решило осмотреть столицу, теперь с новым славянским названием.
В городе было бурление, словно сок по весне в березе. Всюду различные митинги, выступления, что диссонировало с грудами неубранного мусора и тротуарами улиц, покрытыми слоем лузги от семечек.
Вечером пили кофе, ели конфеты, привезенные Михаилом Петровичем. В Сардинии после маменькиных визитов, были куплены местные кофейницы. Груня прошла курс обучения и через некоторое время делала неплохо экспрессо, лате или капучино.
Кофейный сервиз был из Ломоносовского фарфора. Невесомая чашечка была белого цвета и неплохо гармонировала с темным цветом кофе. Вечер подходил к концу. Галинка с Михаилом Петровичем выиграла в карты против Богдана и Николоса. Юрка вспомнил про домашнее задание и делал уроки в своей комнате. Феофила рассматривала здесь же за столом, привезенный по её просьбе Николасом журнал о модных фасонах наступающей весны и грядущего лета. Груня, осматривая припасы, решала чем порадовать семейство завтра.
Понедельник есть понедельник при любой системе и режиме. Юрка с Галинкой в гимназию. Феофила надумала перешить некоторые вещи для супруга и сына, Николасу нужно было сделать пару деловых визитов. Богдан решил отнести сегодня подарок сестре доктора и справиться насчет перевода в Киевский университет. Михаил Петрович решил наведаться в академию, узнать среди знакомых что – нибудь насчет работы. Груня осталась на хозяйстве.
Сирье, судя по указанному адресу жила между Литейным и набережной реки Мойки на улице Сергеевской. Дверь в парадную была открыта. Квартира находилась под самой крышей на четвертом этаже, на лестничной площадке дверь в квартиру была единственная. Богдан развернул из светло коричневой почтовой бумаги пакет и позвонил.
-Кто там? – послышался дамский приятный голосок.
-От доктора Лутса пакет, - ответил Богдан, вспомнив фамилию эскулапа.
Дверь открылась, на пороге стояла миловидная девушка, с годовалым ребенком, который при виде Богдана, вытянул ручонки и по – эстонски сказал:
-Папа.
-Проходите, проходите, - сказала девушка, успокаивая малыша. –Для него сейчас любой новый мужчина папа.
-Богдан закрыл дверь и очутился в прихожей.
-Меня зовут Сирье, а сына Генрих.
-Богдан, -представился гость.
-Прошу в гостиную.
Лопахин повесил пальто, шапку, снял обувь, одел тапочки и прошел в комнату. Основным украшением гостиной было круглое окно с видом на петербургские крыши. Посреди комнаты стоял большой круглый стол, в углу был камин, ещё был детский манеж и книжный шкаф. Все дышало домашним уютом и основательностью во всем. Стены были окрашены в белый цвет и на них весели различные картины с видами Петербурга, Дерпта и Кёнигсберга.
- Чаю?
-Нет, нет спасибо, я только что позавтракал, мне ещё надо в университет.
-Я тоже работала в университете, преподавала немецкую литературу.
Бывает так в жизни, что встречаешь абсолютно незнакомого человека, всего лишь пару фраз и понимаешь, что тебе есть о чем с ним поговорить, так произошло и с Богданом. Сначала нашли общих знакомых по университету, потом гость рассказал о делах на фронте и о брате Сирье.
Дитё в манеже катало деревянную лошадку, подаренную дядей и сажало на неё деревянных солдатиков, тоже из дядиной посылки, все это сопровождалось звуковым оформлением.
Гость присел за стол, хозяйка сидела напротив.
-Хвалят Вашего брата, уж очень он дотошно ко всем раненым относится. Любой пациент для него вызов, прям как Пирогов.
-Пирогов и Даль, тоже учились в Дерпте. -Да, он такой, - опять начала она рассказывать о брате. Он ещё в Тартуском университете о себе заявил, как прекрасный хирург, но поехал на японскую войну со своим другом Велло.
-У меня командир полка Велло Кивимяги.
-С ним и поехал, у меня где – то фотография даже есть, где мы все стоим на перроне.
-А я поехала в Баварию на стажировку и познакомилась там с супругом, он тоже, как и я был увлечен немецкой поэзией, Шиллер, Гёте. Сам он был родом из Кёнигсберга. Мы даже сына назвали Генрих в честь Гейне. Когда стал вопрос, где нам проживать, то в Петербургском университете на кафедре филологии ему предложили неплохую зарплату и Герман, как носитель языка там преподавал. Преподавал и учил русский язык. Сразу после убийства в Сараево, его отправили в командировку домой. Он приезжал при первой же возможности, говорил, что в одной русской фирме работает переводчиком.
-У нас тоже в части есть переводчики, только они больше с генштабом связаны.
- Да, с генштабом, - произнесла Сирье задумчиво. - Когда он погиб, то его похоронили здесь в Петербурге на лютеранском кладбище, недалеко от Волковского кладбища. Тело доставили из Восточной Пруссии. Мне назначили пенсию. – Был верен присяге, - на панихиде сказал Лютый. –Это выходит он воевал против своей Родины?
-Это война, там все просто. Перед тобой противник, который может разговаривать на любом языке, сзади тыл. Мы например сейчас в Румынии воюем, она теперь за нас, а к началу войны была против. Присяга, долг, честь должны быть всегда с каждым человеком, во всяком случае меня так воспитали. Видно Ваш супруг был не простым человеком, если его похоронили здесь. На войне обычно хоронят в братских могилах.
Тут Генрих наигрался, начал капризничать, требуя немедленного приема пищи.
-Давайте я пока мальчика подержу, а Вы что – нибудь приготовите.
Хозяйка пошла на кухню, разогревать пюре, а Богдан взял ребенка и как заправский экскурсовод начал его носить по комнате, подошли к окну. –Это крыши домов, по ночам выходят трубочисты у них на головах цилиндры разного цвета, они хорошим детям дают подарки, а не очень хорошим читают нудные, нудные лекции, например по сопротивлению материалов.
Дитя притихло, чужие руки, голос и непонятный язык на некоторое время отвлекли его, но не надолго, усидчивость закончилась, когда мама пришла с яблочно – морковным пюре.
Богдан отдал ребенка в более надежные руки.
-Я пойду.
-Сидите, сидите, сейчас Генрих поспит недолго. Мне так приятно с Вами общаться, что даже, когда делала пюре, казалось, что это супруг в комнате, но Герман обычно читал ему стихи.
Они рассмеялись. Богдану тоже почему - то не хотелось уходить. За это время он очутился в ином мире, где не было войны и о чем бы они не говорили, все было интересно. Мальчонка сморился и сладко засопел в своей персональной кроватке, на плите зашумел чайник. Сквозь стекла было слышно, как чирикали воробьи, призывая весну. Беседа продолжалась и после чая с сушками.
-Настоящая идиллия, только настоящего кофе не хватает, - неожиданно сказала Сирье.
В дверь позвонили, хозяйка пошла открывать. В коридоре послышался мужской голос. Гость встал.
-Богдан познакомься, - это сослуживец моего мужа.
Богдан прошел в коридор, протянул руку для знакомства.
-Лютый, - сказал незнакомец, одетый не броско, но весь его облик говорил, что он может быть старшим офицером или управляющим предприятия. Пожатие руки у него было крепким.
-Когда опять на фронт?
-Через пару дней. А как Вы догадались?
-На родню мужа Вы не похожи, значит родня Сирье. У Вас нет акцента, значит вы не её родственник. У неё родной брат на фронте, когда Вы шли, то немного прихрамывали. Брат – отпуск – Сирье. Ничего сложного, тем более, что обертка от посылки с адресом лежит в коридоре на стуле.
Все рассмеялись.
-Спасибо, что зашли, ей действительно сейчас очень тяжело, - произнес сослуживец.
-Возьми те, тут кое – что из припасов, - Лютый протянул хозяйке свой сверток.
-Все мне пора, до свидания.
Дверь закрылась, беседа больше не клеилась, война опять напомнила о себе. Дитя проснулось и вместе с мамой провожало гостя.
-Можно я завтра зайду, кофе Вам принесу?
-Конечно можно, с утра мы сходим на кладбище, а после двух милости просим.
Богдан вышел на улицу, ветер разогнал тучи, солнце повинуясь законам мироздания уже по – мартовски припекало. На улицах был тот же сумбур, толпы солдат, матросов, молодежи, высыпали на улицы, организовывались стихийные митинги и демонстрации.
Пройдя Литейный мост, Богдан пошел по набережной к зданию Двенадцати коллегий, на свой историко – филологический факультет. На факультете было спокойно. Декана на месте не оказалось, но был помощник по учебной работе.
-Молодой человек, зачем Вам переводиться? Мы можем оформить Вам практику. Как можно Петроград поменять на Киев? – Хотя с точки зрения историка, очень заманчиво очутиться в самой гуще событий.
Богдан оформил перевод, на сегодня программа минимум была выполнена. В квартире Груня была на своем боевом посту. Юрка уже поел солянку из рыбных консервов и толченую картошку с жаренным луком и перловкой. Это был постный рецепт ещё от Пии, Яриной супруги.
-Давай к столу, все ещё теплое, - пригласила Груня отпускника.
-Груня, а ты не знаешь, где мой медвежонок? – спросил Богдан, при перемене блюд.
-Надо глянуть в Юркиных игрушках. Что это так в детство потянуло?
-Относил посылку, а там мальчонка, как раз ему подарок будет. А кофе ещё есть?
-Есть пока. – Смотрю ты так основательно на свидание собираешься. –Возьми ещё кофеварку, пускай у человека добрая память о тебе будет. Я кофе не пью, мать твоя тоже с Галинкой не жалует, а Михаилу Петровичу и Николасу одной хватит. –Бери, совсем новая кофеварка, ничего сложного, - служанка, показала внутреннее устройство.
Пожаловал Михаил Петрович.
-Завтра сказали зайти, сегодня ни до каких вакансий, говорят, что царь скоро отречется.
-Что же теперь будет? – недоуменно спросила Груня.
-Новая эра, - как любят сейчас говорить.
-С царем без царя, а кушать хочется всегда, - адмирал сел за стол, открыл супницу, вдохнул рыбий консервный дух.
-Груня это прекрасная рыбная солянка, если добавить недостающие компоненты.
-На второе тебе каша из топора, - поддержала служанка своего любимца.
Галинка пришла вместе с матерью. Феофила искала костюмную ткань для штатского костюма супруга и сына. Дочь грызла последний класс гимназии, но в гимназии разговоров было только о революции.
Николас позвонил Груне, сказал, что задержится.
Так прошел ещё один день в семье Лопахиных, жизнь не смотря на всякие катаклизмы, продолжалась.
Следующее утро было уже можно сказать будничным, Михаил Петрович ушел вместе с Юркой и Галинкой.
Феофила красиво оформляла подарок Сирье. Медвежонок, кофеварка, кофе и конфеты были завернуты в подарочную бумагу. После того, как Богдан переоблачился в подогнанный матерью костюм, то сходство с человеком науки было поразительным.
-Тебе ещё очки, указку и кафедрой командовать – подытожила Груня.
-Давай смотри осторожней, в городе непонятно что твориться, - мама поправила кашне. Может шапку оденешь?
-Мам, весна уже, - сын поцеловал маму в щеку держа сверток под мышкой.
На улице действительно бушевала уже ранняя весна. Верилось, что война скоро закончиться и все наладиться.
Сирье была уже дома. Игрушка понравилась Генриху, он посадил мишку рядом и теперь представлял себя старшим братом, все ему рассказывал и показывал, даже спать они легли вместе.
Кофе получился на славу. Хозяйка смолола зерна, а Богдан провел Грунин экспресс – курс варки, только Сирье положила ещё в напиток кардамон. А перед этим напекла целую гору оладьев и достала банку абрикосового варенья. От запаха кофе в комнате стало ещё уютнее.
Между всеми этими делами велась беседа. Разговаривали они обо всем, вспомнили ещё раз университет и знакомых преподавателей.
–Я постараюсь наверстать упущенное после окончания войны. При первой же возможности буду приезжать из Киева в Петроград мы будем встречаться! – с оптимизмом рассказывал о своей новой жизни Лопахин.
Сирье посмотрела внимательно на Богдана, буд – то стараясь его запомнить и о чем – то задумалась.
-Никто не знает, что будет через год, какая эта будет страна? –Даже что будет завтра никто не знает, придете домой, а Вам на фронт.
Так оно и получилось. По телефону из штаба округа сообщили, что отпуск прерывается, ночью отправлялся эшелон аккурат к тому месту, где служил Богдан. Семейные проводы были не долгими, за столом уже почти не разговаривали, все уже было обговорено не по одному разу.
-Все давайте, присядем на дорожку, - сказал Михаил Петрович.
После все обняли Богдана, за окном раздался клаксон военного автомобиля. Мать перекрестила сына, потом ещё постояла на лестничной площадке, слыша его торопливые шаги по парадной лестнице.
-Пойдем, - супруг, обнял Феофилу за плечи.
Глава 4.
В ставке императора было тихо, Николай второй стоял около своего вагона, на станции с символическим названием Дно. Царю врачи ещё раз подтвердили диагноз цесаревича. Из – за гемофилии Алексей не мог быть на престоле. Все события сплелись в неразрешимый «гардиев узел», а Александра Македонского на горизонте не наблюдалось. Дочки заболели корью, от этого ещё больше захотелось ему домой в Красное село к родным и супруге.
-Ваше величество, не отрекайтесь от престола, - умолял царя Ахмет, который охранял вход в царский вагон. - Все в России зависит от царя. Не может сразу государство в один день стать республикой, как Франция или парламентской как Великобритания. Вспомните, что в Ваших жилах течет кровь Петра первого, Николая, да и Ваш отец никогда – бы не отрекся. Опирайтесь на тех, кто верен Вам! – Недалеко Псков, оттуда доберемся до Ревеля, а там на Стокгольм. Ваша мать не последний человек в Дании, будет и Вам с семейством приют, как обыкновенным гражданам Романовым. Или давай – те на Дон.
Ахмет говорил так темпераментно, так убедительно, казалось сейчас он вытащит шашку и про рубится в любом направлении.
Император улыбнулся, посмотрел на телохранителя взглядом Петра третьего и Павла, в котором уже читалось покорность судьбе.
-Знаешь Ахмет, - царь похлопал телохранителя по плечу, - Я, наверное не очень понимал свой народ, а он меня. Все уже предрешено, я знаю свою судьбу. За твою преданность возьми бурку, кинжал и папаху на память.
Через два часа состоялся последний смотр, Государь в шинели, с цесаревичем шел перед строем, отдавая честь оставшимся верным ему людям. Армия ужалась до «потешного полка», а флот превратился в «ботик Петра первого.» На улице бушевала вьюга, которая казалось снегом хотела засыпать старую жизнь.
Наступила пустота, вакуум безвластия, а потом рвануло по всей империи.
Ахмет с братом, оседлав лошадей, поехали забирать семьи из Петрограда, что – бы потом вернуться на свою малую Родину. Телохранитель сделал все что мог, но он корил себя, ему казалось, что если бы он был бы более убедительным при разговоре с государем, то события развернулись бы по – иному.
*****
«Славный» защищал Моонзундский пролив, делая набеги около побережья противника. Только вчера экипаж под командованием Сухинина, потопил вражеское судно, перевозившее зерно. Рейд был дерзким, почти у границ Восточной Пруссии, но экипаж справился. Революционное брожение добралось и до матросов, но командир делал все, что – бы выпускать пар. Кто хотел уже давно списался на берег, остальные члены экипажа получали зарплату, причем Сухинин выдавал её полноценным золотым рублем. Провианта хватало, голодных бунтов как на «Потемкине» не возникало. Каждый день матросы были заняты службой, времени на диспуты просто не хватало. Но начиная с лета семнадцатого почти каждую неделю, на «Славный» начали прибывать различные делегации всяческих Советов. Вот и сегодня пожаловали. Погода стояла солнечная, и было по июньскому тепло. Крейсер прибыл в нужный квадрат и стал на боевое дежурство.
Нежданные гости в были в лице матроса Елисея Качанова и инженера Даниила Осмысловского. Инженер был одного возраста с капитаном, одет в косоворотку и костюм, на голове были очки без оправы, он их частенько снимал и протирал платочком, который вынимал из нагрудного кармана.
Качанов был одет в морскую форму, все было отглажено, на мир его свежевыбритое лицо глядело с революционным задором и оптимизмом.
Сухинин предложил вести агитацию и пропаганду на палубе. На юте собрались свободные от вахты матросы и офицеры, для расширения кругозора.
Агитаторы начали свой рассказ о мировой революции и что для этого требуется.
-Землю дадите? - спрашивали матросы.
-Дадим. –Заводы рабочим, - продолжил Качанов. –Империалистическую несправедливую войну превратим в гражданскую, уничтожим эксплуататоров. Наступит всеобщее равенство.
Матросы захлопали. Офицеры стояли несколько обескураженные и начали коситься на Сухинина.
-Я про общемировую жизнь все понял, расскажите все поконкретней. Вот корабль, я могу ради Вас товарищи агитаторы сделать рейд и высадить в Пруссии, что – бы Вы делали революцию «в той стране, которую не жалко», как говорил Бисмарк.
Прибывшие переглянулись.
-Война скоро закончиться. – продолжил капитан. -Мы будем в числе победителей и получим репарации, не будет Османской империи и Австро – Венгрии. Дайте землю крестьянам, Россия сама себя уж точно прокормит, а на деньги от контрибуции закупите новые технологии и пусть в правлениях крупнейших предприятий будут представители трудового народа, в виде профсоюзов, которые не вмешиваются в коммерческую деятельность. Они будут ратовать что - бы не вся прибыль оседала в карманах буржуев, а часть шла на восьми часовой рабочий день, на отпуск, детские сады, на медицинские кабинеты.
-Нам нужен мир без контрибуций и репараций – внес свою лепту Осмысловский.
-Хорошо, зайдем с другого борта. В любом государстве будут люди, которые работают на земле и которые работают в городах. Верно?
-Верно, - ответил Качанов.
-Землю даете крестьянам, заводы рабочим. А если крестьянин не продаст хлеб по низкой цене? Он целый год пахал с утра до ночи и в жару и в холод, а тут такая цена, что отдавай почти задаром.
-Мы излишки хлеба экспроприируем.
-А если он не отдаст? – Коновалов!, - Обратился Сухинин к боцману. – Отдашь хлеб за революционную идею?
-Это значит отдай жену дяде, а самому куда идти? – Так матрос?
Качанов немного смутился. – В марксистской теории все верно. Все будут равны – не очень убедительно ответил он.
-Получается, что в теории у Вас белоснежный парусник, а на практике дырявая, кривобокая галера, с одной стороны прикованные крестьяне, с другой рабочие с интеллигенцией, а командует кормчий, который по книге знает курс, а из тумана проблем никак не выбраться.
-Почему ж не выбраться, выберемся – сказал Осмысловский.
-А я не сомневаюсь, что выберетесь, только какой ценой? Сколько людей положите за свою теорию? Пройдет несколько поколений и на загнивающем Западе будут фермеры, которые имеют дом, не хуже, чем барский и в магазинах продуктовое изобилие. Рабочие у которых своя квартира и машина. Загнившая интеллигенция разрабатывает технологии из которых получаются неплохие вещи. –Жизнь она, как шахматы, пешки народ, другие фигуры руководители и правительство в лице ферзя и короля. Задача любого строя создать условия, что – бы любая пешка, смогла стать королевой.
Осмысловский хотел что – то возразить, но прозвучала боевая тревога. Обнаружили два немецких миноносца.
-Может постреляете? – обратился капитан к пришельцам.
-Не я баталер, - запротестовал Кочанов.
-Тогда к боцману, он найдет Вам работу.
Через минуту «Славный» дал пристрелочный залп. Миноносцы отвернули и ушли, поставив дымовую завесу.
Агитаторы, переодетые в робы, под руководством Коновалова чистили банником орудия главного калибра.
-Давай веселей, тут у нас всеобщее равенство, одни стреляют, другие чистят.
На этом агитация закончилась.
Но, если это были ещё адекватные люди, то следующие были просто невменяемые, которые руководствовались только одним лозунгом: «до основания, а затем» и «кто не с нами, тот против нас». Такая вот диалектика.
К октябрю на крейсере закончился боезапас и провиант. Сухинин получил приказ идти на Ревель. «Славный» обрел временный приют на пирсе с видом на Вышгород и башню Длинный Герман.
За капитана остался Тамерлан, а Сухинин, Илья и почти все матросы и офицеры покинули корабль. Экипаж капитан уже не смог удержать, все рушилось, да и смысла не было, если корабль теперь не воюет.
-Если немцы прорвутся, то взорву, - пообещал главный механик.
- Доберусь до Петрограда, в адмиралтействе узнаю, что дальше делать, - заверил Сухинин Мендыбаева.
-Я буду каждое утро поднимать флаг, - сказал Тамерлан.
-Раз есть флаг, - значит не все ещё потеряно.
Последнее построение прошло довольно буднично, оркестра уже не было, только одинокий трубач Егоров, который был на крейсере ещё с японской, сыграл подъем флага. Экипаж построился на палубе. Офицеры уже были в шинелях без знаков различий.
-Спасибо за верность присяге, спасибо, что службу многострадальной России матушке Вы поставили выше, личных интересов. – Спасибо за все,- капитан снял фуражку перед строем. -Ступайте домой ребята.
На палубе стояла тишина, казалось вот она долгожданная свобода, воля, но это свобода зыбучих песков. На месте уже нельзя устоять, а куда идти, где правильное направление, не знаешь.
Илья зашел в капитанскую каюту.
Сухинин аккуратно сворачивал боевой Андреевский флаг, участвовавший в сражении с японцами.
-Новой власти он не к чему, а потом со временем пригодиться, - сказал он Алешкину, аккуратно складывая его в рундук.
-Может вместе до Нарвы доедем? – предложил Илья.
-Не получиться, ещё кучу дел надо переделать, - ответил капитан автоматически. А потом словно очнувшись спросил: «Так ты выходит иностранец, если Эстляндия отсоединится?»
-Отсоединяются государства, а не люди. У меня только документ будет с другим гербом, а я почему должен быть другим?
-Давай Илья выпьем на дорожку, присаживайся.
Они сели за небольшой капитанский столик. Сухинин достал из – за кормов бутылку настоящего французского коньяка, очень древнего вида, быстренько порезал лимон, посыпал его молотой корицей из банки со специями. Илья справился с пробкой. Появились чашечки из под саке, с нарисованными драконами. Жидкость наполнила пиалки.
-Давай, символически пригубим.
Сухинин с видом знатока оценил шедевр.
-Остались две бутылки, которые чудом не разбилась в сражении, эта пролежала на дне морском, потом война, и как видишь, пройдя все испытания, коньяк стал только лучше. –Давай выпьем за то, что – бы мы всегда, не смотря ни на какие границы, оставались людьми.
-Хороший тост, - Илья, закусил лимоном.
-А теперь извини дела. Держи вторую бутылку на память. Сухинин вытащил коньяк и отдал Илье.
-Спасибо. Приедете всей семьей в гости, обязательно откроем.
-Мы ещё около твоей коптилки посидим.
Они обнялись и у каждого стала своя дорога.
Илья вышел на пирс. Погода была под стать настроению, хмуро, дождливо и слякотно. Послышался стук копыт. Казак войска Донского вел под уздцы каурого, припадающего на переднюю ногу жеребца.
-Слышь, служивый, купи коня. Никогда бы не продал, если бы Казбек ногу не повредил. Мои уже сослуживцы на Петроград махнули, а я с ним не дотяну.
-Куда мне такой? Это же не та порода, мне землю надо пахать, а на этом только и гарцевать.
-Эх, моряк моряк, да он тебе что хош вспашет, он для меня, как брат, поэтому хочу, что – бы попал в хорошие руки.
Илья ещё колебался. Казак подошел ближе, - Так возьми, - голос его немного дрогнул, он обнял лошадь за шею, потом погладил его по голове. Конь плакал и пытался положить голову на плечо казаку.
Покупатель вытащил денег сколько не жалко, отдал казаку.
-Спасибо, все забирай, я только вещмешок возьму да шашку, возьми ещё карабин. - Держи Казбека под уздцы.
-Как звать, то тебя?
-Тимофеем, а фамилия Донцов.
-Хорошего тебе пути.
Казак побежал и скрылся за угол дома. Конь, как буд – то Илья его и не держал, рванул за бывшим хозяином. За углом послышалось лошадиное ржание. Казбек звал бывшего хозяина.
«Аферисты, провели простака», - подумал про себя Илья, ошарашенный таким поворотом дела. Делать нечего, он взял свой рундук, ещё раз взглянул на «Славный» и опять стук копыт. Лошадь подошла к нему.
-Что не нашел?
Конь хотел что – то сказать, но только тяжко вздохнул, повинуясь судьбе.
Донцов вбежал в первый попавшийся проулок и зажмурил глаза, зажал ладонями уши. Он знал, что сейчас будет, он боялся, что не выдержит и заберет коня. Так он простоял около кирпичной стены некоторое время, стараясь ни о чем не думать. Потом вышел из подворотни и почти бегом отправился на железнодорожный вокзал. Поезд на Петроград отходил через час. Он купил билет, потом в буфете бутылку водки. Дождавшись поезда, он откупорил бутылку, закрутил содержимое винтом и выпил. Так он и пролежал в забытьи на полке до места назначения.
-Пойдем к врачу, - Илья повел нового четвероногого друга.
В центре города было полно всячеческих магазинчиков, лавок и мастерских. Илья спросил у одного сапожника насчет хорошего ветеринара, тот указал ему направление.
Через два квартала показалась металлическая фигура лошадки, прикрепленная к стене и вывеска доктора Михкельсона. Илья решил немного схитрить. Когда он поздоровался по – эстонски, то спросил не знает ли он профессора медицины Лаури Кивимяги.
Тыну Михкельсон профессора знал, тот вёл у них на факультете курс анатомии.
-У сына Кивимяги служит мой брат Тармо тоже ветеринар, следит за лошадьми, которые таскают орудия.
-Коня сегодня купил, хотел что – бы Вы его осмотрели.
-Если бы не война, то я бы подумал, что Вы его украли. Это можно сказать эталонная лошадь.
Казбек стоял и честно говоря не понимал по – эстонски. Но чутье подсказывало ему, что это не мясник.
Доктор погладил коня по гриве, потом взял табурет, присел, разбинтовал ногу и принялся осматривать поврежденную конечность.
-В принципе ничего страшного, главное пока не натруждать ногу. Я сейчас сделаю перевязку, поставлю мазь, Вы посмотрите, как все правильно нужно делать.
Илья внимательно за всем наблюдал, отмечая про себя, как ловко ветеринар перебинтовал ногу.
-А лошадь то здоровая?
Михкельсон осмотрел зубы, копыта, шерстку.
-Если бы не нога, хоть сейчас на скачки.
-А пахать на нем можно?
-На такой лошади пахать, как пить марочное вино из консервной банки, но это сильный конь. Нужно его только каждый день выгуливать. «Красивый цветок требует более тщательного ухода» – процитировал доктор восточную пословицу.
Илья заплатил за визит, купил у ветеринара мазь, бинты, небольшой мешок овса, поблагодарил доктора и направился в сторону вокзала. Нужно было добраться до Дерпта, а там уже как – нибудь до дому доковыляют.
На вокзале было обычное броуновское движение, непонятное в первые минуты. Илья все разузнал. Через два часа будет сформирован эшелон, прибывшие с Гельсингфорса солдаты, перебрасывались под Псков, состав должен был идти через Дерпт.
Солдаты отдельно, лошади отдельно. Илья договорился с одним унтер - офицером насчет поездки. Картина конечно была немного комичная, морская форма не очень вяжется с лошадью.
-Морская кавалерия, теперь точно немцы от нас побегут, - острили солдаты с теплушек, видя, как Илья идет к полковым лошадям.
Казбек был спокоен, когда открылись двери вагона, солдаты скинули деревянные мостки. В вагоне стояли его сородичи, которые повернули головы когда он появился.
-Давай ставь своего каурого.
Илья привязал коня, всыпал в торбу овса, похлопал Казбека по шее.
-Не скучай, как – нибудь доедем.
Двери закрылись, лошади начали переговариваться.
Кондуктор расположился в вагоне для унтер - офицеров. Состав тронулся, только решили «накрыть поляну», а Илью уже к себе потребовал через денщика командир полка. Алешкин снял шинель, под ней была тужурка, на морских погонах была одна широкая желтая полоса с перекрещенными пушками.
Полковник Юхневич сидел в своем купе. На столе была еда, купленная в вокзальном ресторане. Ему было около сорока, он был приятной наружности, весь его внешний вид говорил о некоторой щеголеватости и одновременно лихости.
Илья вошел в купе.
-Присаживайтесь, как звать?
Илья присел напротив.
- Илья Ефимович.
-Послушайте Илья Ефимович, Вы не продадите своего коня?
-А зачем? Конь справный.
-Видите ли в чем дело, я неплохо разбираюсь в лошадях и этот скакун как раз для войны и для парадов.
-Вот и я зимой на санях и с валдайским колокольчиком выеду, как на парад.
-Может Вы меня не правильно поняли, я дам за него приличную цену. Ведь все имеет свою цену?
-Конечно, - согласился Илья. Дома, корабли, даже телега имеет свою цену. Только дружба бесценна.
-Между человеком и лошадью?
-Я встречал на своем веку таких людей, которые может и умнее лошади, но по своим моральным качествам даже до крысы не дотягивают.
- Приличная сумма, - гнул свою линию полковник. – Дадите детям хорошое образование.
-Деньги нужно зарабатывать головой или руками. А Вы мне подсовываете золотого тельца, который не сделает мою семью счастливее. Сколько сынков профукивает папашины капиталы? Певички, машины, дворцы, а счастья нет, денежки то не заработанные.
-Да, в странное время мы живем, Россию предали Иуды за тридцать серебренников без всяких моральных принципов, а морской артиллерийский кондуктор за дружбу не хочет продать коня за целое состояние, - философски изрек Юхневич. -Вы свободны.
Илья ушел от разочарованного полковника. В вагоне уже все было накрыто. Сало, хлеб, порезанный лук, водочка. Илья добавил консервы «курица в желе», да кусок шинки.
Народ уже собрался, ждали только Илью.
-Ну что, как все прошло?
-Нормально, о Родине говорили.
-Давай тогда за Родину выпьем.
Выпили. Закусили.
-Теперь будет новое время, сказал один фельдфебель. -Ты кондуктор чем займешься?
-Рыбак я, рыбу в Петербург вместе с артелью поставлял, посмотрим, что дальше будет.
-А если брать твою рыбу больше никто не будет?
-У меня семья, их поить кормить надо, детей выучить. Значит все равно пойду работать, кем угодно и делать все, что угодно. -Пойду коня проверю, да и повязку заменить надо.
Казбек стоя спал вместе со своими четвероногими парнокопытными собратьями. В вагоне было тепло, колеса стучали на стыках, он и расслабился.
-Привет, на тебе десерт.
Конь осторожно только губами взял с руки кусок рафинада. Потом Илья перебинтовал ногу, намазав её обильно мазью.
-Не скучай, к утру может и приедем.
Казбек кивнул головой в знак согласия.
Илья вернулся в вагон, там уже было накурено, унтер – офицеры играли в карты. -Давай присоединяйся.
-Спасибо, я лучше вздремну. Мне ещё с Дерпта до дому топать и топать, железной дороги у нас нет, так что побуду в вашей пехотной шкуре, - пошутил он.
-Конечно, пехота царица полей, это Вы там у себя на корабле сидите да катаетесь.
-Так и есть. Пьем, едим и по Балтике круизы, стреляем ещё, что – бы скучно не было.
Все рассмеялись, Илья подложил вещи под голову и уснул.
*****
Деревянный Тартуский железнодорожный вокзал встретил его мелким дождичком. Казбек меньше стал припадать на переднюю ногу и вместе с Ильей стоял под навесом, эшелон пошел дальше в сторону Пскова. Когда уже окончательно рассвело, морось прекратилась. В небе, почти касаясь туч пролетели гуси, выстроившись клином, изредка перекликиваясь.
-Домой летят, в твои теплые края и мы тоже пойдем домой.
Казбек фыркнул и кивнул головою.
-Приглашаю на экскурсию, нам с тобой через весь город топать до немецкой церкви.
И они пошли, только копыта стучали по брусчатке, дополнительно будя местных жителей. Из труб домов стелился от ветра дым, жизнь продолжалась. Около ратуши Илья выпил чаю в чайной. Через час они уже миновали старое тартуское кладбище, потом потянулись огороды.
-По пути будет какая – нибудь корчма, там пообедаем, дойдем до следующей поужинаем да и переночуем.
Так и шли. Около корчмы они останавливались. Илья обедал или ужинал. Казбек щипал траву около корчмы и исправно ел сено или овес, который ему покупал Илья. Он теперь освоился и был уже ручным, как собака.
Посторонних к себе не подпускал, вернее шел на человека и мог спокойно грудью сшибить с ног. Мазь делала свое дело, нога понемногу заживала. К противоположному полу был равнодушен, вернее было видно, что он обучен не бежать за каждой кобылой сломя голову.
Чем ближе было к дому, тем разговорчивее был хозяин. Он говорил о каком – то большом озере, о доме, супруге и дочках. Стали попадаться на телегах знакомые, кто ехал с товаром, кто за товаром, а кто и по надобности в то же Алатскиви. Илья шел пару километров с ними, узнавал последние новости, потом собеседник прибавлял ход, обещая передать привет семье.
Наконец Калласте «Красные горы» по местному. Озеро было действительно огромным, волны были похожи на морские.
-Остался нам с тобой последний переход, скоро будем в Черно. – Сегодня отоспимся, а завтра с новыми силами рванем.
Казбек согласно кивнул головой и навострил уши из – за зашумевшего камыша.
Утром после сна и завтрака состоявшего из пшенной каши и яичницы, Илья около корчмы встретил соседа Ипата, тот привез вчера родне сушеного снетка, а обратно вез целую подводу лука.
-Садись подвезу. – Что – то ты припозднился, мой Ваня уже давно дома.
-Да я с конем, он быстро идти не может.
-С моей лошадью тоже не разгонишься, да и телега полная товара.
Илья привязал Казбека к корме телеги, присел к «шоферу» и покатили. Через некоторое время он уже знал все последние новости, как буд - то и не уезжал вовсе.
Зарядил мелкий дождик, начал подниматься ветер, все стало одного серого цвета и сырым.
-Видно сегодня дома не будем, доедем до Омеду, там переночуем, - Ипат поежился глядя на небо.
Илья спорить не стал, днем раньше, днем позже, все равно уже дома, почитай в каждом доме какой – нибудь родственник, если не по матери, то по отцу или со стороны супруги.
Долго не выбирали, заехали в ближайший дом, а там тоже моряк с войны вернулся, только с Черноморского флота, минер.
Потап Прохорович Бухвостов сидел в красном углу, вокруг была родня и соседи, он вел свой героический рассказ.
Вошли гости, поздоровались, перекрестились на иконы.
-Давай те к столу, - засуетилась радушная хозяйка.
-На ночлег пустите?
-Конечно пустим о чем разговор! - подошел хозяин, поздоровался с Ильей и с Ипатом.
-Мы коней только сейчас распряжем.
-Захар, давай помоги.
Старший сын быстренько оделся, открыл дверь в сени. Потап поставил свою телегу под навес, а лошадей отвел в хлев. Илья перебинтовал ногу коню, тот благодарно положил голову ему на плечо.
-Завтра будем дома, я дочкам дам задание, пускай тебя расчешут, потом он легонечко ладошкой постучал по шее товарища.
Казбеку было хорошо. Нога его заживала, с каждым днем идти было все легче и легче. Сначала он скучал по своим, но потом все больше и больше хотелось покоя, мирной жизни.
В доме продолжались морские рассказы, Илья слушал, согласно кивал головою, прекрасно зная, где рассказчик немного приукрасил.
Вообще, если верить всем военным рассказам, то нападающие армии были в десятки раз больше, обороняющаяся сторона в десятки раз меньше и только подвиги и бравада, заставляли врага остановиться, а потом драпать.
Щи и рагу из печи вышли на славу. Потом были пирожки со всевозможными начинками. Илья вытащил из рундука литровую жестяную банку.
Консервированные персики пришлись дамской половине по вкусу. Невестка Людмила положила даже дополнительную порцию свекрови Клеопатре Васильевне. Та своими деснами вгрызалась в диковинный продукт и все удивленно кивала головой, узнав на девятом десятке о чудо яблоке.
Сам Илья налегал на пирожки со снетком, от чая отказался и употреблял их с молоком, которое даже не успело остыть после вечерней дойки.
Приходили, уходили соседи, вспоминали свою службу, у кого сын воевал или брат или сам. Война помиловала многих, похоронок было мало.
За окнами бушевал ветер, кидая ведра воды в окна, выла дымовая труба, играя роль гигантской свирели, но в доме было уютно, он подобно кораблю, вошедшему в Балаклавскую бухту, мог спокойно выдержать любой шторм.
Никто не знал, что будет дальше, но мужчины, побывавшие почитай на любом фронте этой войны, теперь обсуждали самое главное – рыбалку.
-Я заметил, что на Черном море рыбу ловят немного по – другому, - начал хозяин. В ход пошли руки, которые показывали длину бычков, кефали и прочих камбал. Тема была всем близкая и начались теперь рыбацкие рассказы.
Женщины сидели на кухне, тоже вели неспешные беседы, а потом Потап достал со шкафа аккордеон. Пели все. Темы песен были разные, веселые и грустные про тяжкую женскую долю и про удалых добрых молодцев, кидающих в море под настроение всяких княжон.
Илья сходил ещё раз к Казбеку, поменял повязку, конь вел себя смирно, пожевывая сено.
-В гостях хорошо, а дома лучше.
Конь согласно кивнул головой.
Гости спали на полу, на постеленных ватных одеялах, закрывались тулупами, под головой были импровизированные подушки из одежды, завернутой в наволочки.
Илья плохо спал, хоть буря и стихла, сверчок трынькал за печкой, кто – то кашлял, хозяин прилично храпел, домочадцы ходили попить или до ветру, неосторожно брякнув дверью. Хотя на Ипате это не сказывалось, тем более, что и он захрапел.
Наконец долгожданное утро, шумящий самовар, ячневая каша, вареные яйца. Бухвостовы уже покормили скотину, «утренняя гимнастика» закончилась.
-Спасибо за хлеб за соль, - сказали гости.
-Не за что. Сегодня баню будем топить, оставайтесь, - пошутил хозяин.
-Так и мы сегодня будем, поехали, - предложил Ипат.
-Озеро льдом покроется, тогда на санях и приедем.
После бури дышалось легко. Ветер разогнал облака, начало показываться уже мало греющее солнце, но краски былой осени ещё сохранились в виде отдельных листочков разного цвета, да и трава была скорее зеленая, нежели желтая.
Казбек это отметил, пока ждал, когда его опять привяжут к телеге. Нога его уже не очень беспокоила, ночью он даже опирался на нее. Снилась ему мама кобыла Зорька, которая почти весь сон отгоняла его от вымени.
Тронулись, через пару километров показались деревеньки. Дома стояли у края дороги, окна смотрели на озеро. Из труб уже шел дым, пахло прелой листвой. Хозяева здоровались, приезжавшие тоже, попадались телеги на встречу, опять здоровались, останавливались на минуту, узнавали последние новости, поздравляли Илью с возвращением.
При подъезде к посаду у некоторых хозяев уже топились и бани. Все было буднично, неспешно, все, как и должно быть по субботам.
-Мне ещё надо к Перековым заехать, - сказал Ипат.
-Спасибо, что подбросил, вечером заходи.
-Как нибудь зайду, передавай всем привет. Может луку отсыпать?
-Сегодня точно будет не до лука.
-Как знаешь.
Илья повел за уздечку Казбека, а телега покатила дальше.
-Вот и второй раз возвращаюсь, а все так же волнуюсь.
Казбек понимающе фыркнул в ответ.
Дом стоял на своем месте, коптилка тоже, баня у озера, рождественские гогочущие гуси, плавающие неподалеку. Верная собака на цепи, пару раз гавкнувшая, но увидев хозяина завертевшая хвостом. Питер сидящий на скамейке около бани, намывающий гостей и заодно принимающий солнечные ванны.
На крыльце улыбающаяся супруга с румянцем во всю щеку, рядом дочки, копии мамы в детстве. Весть о прибытии отца дошла ещё вчера. С утра Алешкины топили баню и выглядывали через окно дорогого гостя. Старшая Татьяна подбежала к отцу, тот приподнял её поцеловал в мягкие щечки, церемония встречи началась.
Казбек стоял рядом и наблюдал. Там дома было все похожее, наверное счастье везде одинаковое.
-Это Казбек, боевой конь, возьмите гребни, расчешите его, можете косички из гривы навязать, а потом на озеро сводите. Он смирный и все понимает, поэтому выжил в войну.
-Слушайся их, - приказал хозяин коню. – Возьмите яблок лошади, - это уже адресовалось дочкам
Девчонки отвлеклись на новое занятие.
-Баня готова? – после крепких объятий спросил супруг Катерину.
-Готова, сейчас только последнюю охапку поленьев заложу, ты пока переодевайся.
В доме тоже было все по – прежнему, портреты весели, ходики ходили, печь выдавала продукцию, только половицы скрипели, говоря об отсутствии хозяина. И запах практически не ощутимый по которому узнаешь свое жильё.
Илья сложил форму, надел льняные кальсоны и рубаху, на ноги валенки на тело полушубок и прямиком в баню.
Первый жар, сидишь на полке расслабляешься. Во второй заход температура в парилке такая, что уши сворачиваются в трубочку, а без рукавиц просто не можешь держать веник. А когда уже все невмоготу, бегом в озеро охладиться, разгоняя недовольно гогочущих гусей.
Потом Катерина принесла полотенце, мыло. Супруг знал, что она зайдет. Илья припер дверь топором. Никакие доводы, что могут заявиться дети, соседка за солью или сосед за гвоздями на него уже не действовали. Это был просто звериный инстинкт на застланной на полу шубе. Но это была страсть, напор. Как картина которая нарисована яркими цветами, а не туманная акварель в туманном стиле, да ещё под дождем и где надо ещё все додумывать что художник имел ввиду.
-Что излил душу? – супруга положила ему голову на грудь.
-Я ещё могу.
-Сейчас твоя лошадь придет.
-Так скоро не придет.
-Ты давай домывайся, а я пойду на стол накрывать.
-Не надо ничего, чайку попью и вздремну малость.
Илья сделал, ещё пару водных процедур. Веник использовал вместо мочала, размазывая пену по телу.
Потом облачился в домотканые одежды, вышел из бани, вдохнул полной грудью. Питер на всякий случай промурлыкал и потерся об ноги. Он уже подготовил свой зимний наряд, только снега пока ещё не было.
-Что всё хулиганишь? – Илья спросил кота, беря его руки.
-Питер хитро поглядел, мяукнул и заурчал.
-Пошли в дом, в честь прибытия получишь какой – нибудь деликатес.
Кот и так прекрасно знал, что сегодня уж точно голодным не останется. Смущало, то, что из дома так быстро не убежишь в случае чего. Это была не его территория.
Илья достал из шкафчика бутылку коньяку, которая стояла ещё с его проводов. Супруга уже сидела за столом.
-За возвращение, - сказал он, выпив стопочку не закусывая. Потом выпил чашку чая с вареным сахаром в прикуску, его сразу бросило в пот и все болезни и ревматизмы, ушли вместе с ним.
Катерина дала ему другую рубаху, банная сразу стала мокрой. Дальше Илья мало что помнил, ибо как только очутился на печи, сразу был сражен сном.
Через минут пять послышался стук копыт.
Катерина накинула на плечи полушубок, вышла на крыльцо веранды. Казбек подошел к хозяйке и легонько ткнул ей мордой в плечо, показывая, что дети живы и здоровы, а вот яблочка или сахарку не помешало бы.
-Мама, он хочет угощения, - сказала Таня.
-А мы уже у дедушки Савы были, там у нас приключение было, - не выдержала младшая Ольга.
Катерина ссадила дочек с Казбека, дала ему яблоко, которое было на подоконнике веранды.
-Давайте раздевайтесь, не шумите, папа спит, будем обед готовить.
-Пошли нарядный ты наш, - хозяйка, взяла Казбека под уздцы. Потом она открыла хлев и показывая ему новое место проживания.
Корова Машка подала голос, мерин Савраска тоже не остался безучастным. Кабанчики Васька и Петька, хрюкнули и сверкнули своими пяточками.
-Вот здесь с Савраской и будешь жить. Сена да овса пока хватит, а дальше видно будет.
Казбек кивнул головой, выглядел он конечно немного комически, больше похожий на цыганского свадебного коня, даже в хвост девчонки умудрились вплести косички.
Дома работа спорилась. Одна дочка чистила картошку, вторая морковку и лук, мама занималась рыбой. Ещё с утра Катерина договорилась с отцом, тот принес ершей на уху, да хороших окуней для жарки. Щи уже ждали своего часа, к подъему хозяина они станут как – раз суточными. Потом все вместе делали начинки для пирожков.
-Папа любит со снетками и капустой, - открывала мама семейные тайны.
-Рассказывайте, как у дедушки и бабушки дела и как Вы туда попали?
-Мы пошли по берегу озера, - начала старшая. –Казбек ел травку, смирно вел себя. Потом мы в честь прихода папы решили его нарядить и заодно показать бабушке и дедушке. Мы зашли в гости, постучали в окно, бабушка открыла, мы ей все рассказали, она дала нам ленточек. Мы Казбека заплели.
-А дальше что было? – Мама по интонации и перемигиванию, поняла, что не все так просто.
Воцарилась молчание, нарушенное только звуком ходиков да посапыванием отца.
-Павлик из дома вышел и начал ходить около лошади, - теперь уже продолжила Ольга. – Он сказал, что покажет нам, как нужно объезжать скакунов.
Павлик был двоюродный шестнадцатилетний парень, у которого только пробились усы, но апломба перед девчонками было хоть отбавляй.
-Смотрите, малявки, - сказал он беря Казбека под уздцы и подводя его к колоде на которой кололи дрова, что – бы с неё стартовать на спину лошади. Разнаряженный конь стал так, что взобраться на него можно было только в прыжке.
-Давай ближе, своим полудетским баском, приказал Павел, вспоминая, как он общался с отцовой лошадью.
Сестры стояли и смотрели, что дальше будет.
Казбек игнорировал, нового хозяина, тот дернул за уздечку. Конь повел головой, наездник упал с колоды.
Гостьи прыснули.
-Я тебе задам! – Гневно крикнул отрок и замахнулся. Казбек элегантно развернулся и крупом поддел кричащего, тот пролетел несколько метров и приземлился в стог сена.
Открылось окно, Савелий Михайлович показался в проеме и крикнул на Пашу. Казбек, думая, что он кричит на девочек, мордой начал закрывать раму, игнорируя отца Катерины. Так же он прикрыл собой дверь, через которую бранился хозяин.
-Казбек, иди сюда, - позвала Татьяна, становясь на колоду.
Конь смирно подошел, девчонка впервые в жизни забралась коню на круп.
-Ольга давай садись!
Младшей было страшно, но что – бы не прослыть трусихой перед сестрой, а тем более перед двоюродным братом, она тоже встала на колоду. Казбек подогнул передние ноги, так что вторая сестра не без труда взобралась на него и только руки выдали её волнение, крепко схватившиеся за зипун сестры.
Паша нашел свою шапку, которая в отличие от него улетела в другую сторону.
-Поласковее надо быть Паша, - произнесла Татьяна, точь в точь, как мать.
Казбек представил, что он на выездке и начал представление. Он красиво поднимал передние ноги, раскланивался, при этом удерживал девчонок на спине, чувствуя, что они волнуются. Двор на время превратился в манеж.
-Глянь, - супруга показала мужу на представление.
Савелий увидел через окно трогательную картину, суровость сменилась на улыбку.
-Наша порода, видишь какие смелые - с гордостью сказал он. –Вечером пойдем в гости.
Так и собралась вся родня за столом. Илья причесанный, в отглаженной форме, с наградами был уже настоящий «морской волк», а не матрос заработавший свой отпуск. Он степенно рассказывал о своей службе, отвечал на вопросы. Народ все подтягивался, начали приходить соседи, глянуть на земляка.
Илья сидел рядом с мамой, та смотрела на сына, иногда всхлипывала, жалея, что отец умер, не дождавшись сына.
-Мама, все хорошо, - в очередной раз говорил Илья.
-Кушайте, кушайте, Агафья Дементьевна, - Екатерина, подкладыла свекрови рыбки.
-Спасибо доченька.
Тосты сменялись, за столом становилось все шумливее и говорливее, принесли аккордеон, куда ж без него.
-Пришел и дед Харитон.
-Как жизнь? – спросил его Илья, во время небольшого затишья во время перемены блюд.
-Да ничего, - без былого задора, ответил, как показалось Илье, старик.
-Давай завтра встретимся, - разговор есть. – Вернее я к тебе зайду, ты у кого сейчас?
-Да у дальней родни у Оганичевых.
-Жди.
-Точно зайдешь?
-Точно.
Харитон улыбнулся и пошел с Ильей опять к столу.
Подростки уже обсуждали происшествие с конем, которое обрастало новыми неизвестными подробностями.
Питер сидел под столом, длинная льняная скатерть его скрывала. Гости иногда теряли кусочки еды, которые, падали на пол. Питер не прикладывая особых усилий их подбирал.
Потом пили чай. Хозяйка демонстрировала сервиз, привезенный супругом из Риги. Пирог из малинового и черничного варенья поспел, вареный сахар был расколот, гости приступили к десерту.
Песни, танцы, все было на славу. Понемножку начали расходиться, желая Илье всего доброго.
Хозяин пошел проверить скакуна, заодно сменить повязку. Казбек стоял, а ему на спину Савраска положил голову, образовывалась коалиция против зарвавшейся коровы Машки. Кабанчики преспокойно валялись на соломке и довольно похрюкивали.
-Ну что Казбек, как новое житьё – бытьё?
Конь удовлетворенно взмахнул головой и «дал лапу» для перевязки.
По возвращению домой, посуда была перемыта, женская половина пошла в баню, жара которой хватило ополоснуться.
Илья зашел в спальню, аккуратно повесил форму в шкаф, думая, что в ближайшее время её не оденет. Кровать, произведение плотницко – столярного искусства была уже расстелена и приглашала ко сну.
Илья разделся, лег в кровать, предвкушая дальнейшее продолжение. Тут как раз Катерина с дочками пожаловали с полотенцами на головах.
-С легким паром!
-Спокойной ночи папочка, - дочки поцеловали отца и пошли в свою комнату.
-Катерина села в комбинашке возле трюмо и начала расчесывать свои густые немного вьющиеся волосы.
-Что смотришь, как кот на сметану? – задорно спросила она.
Илья решил не отвечать, только улыбнулся, предвкушая. Наконец волосы оказались в надлежащем состоянии, хозяйка погасила керосиновую лампу и прикрыла дверь. Скрипнула кровать и она попала в цепкие руки.
-Подожди, дети ещё не уснули, - прошептала супруга, разжигая ещё большую страсть. –Расскажи, как скучал без меня и деток.
-Скучал, - сказал супруг и крепко поцеловал. Катерина ответила, а дальше была счастливая встреча, где каждый миллиметр тела встречал свою половинку. Через некоторое время они лежали разгоряченные, разомлевшие, понемножку привыкшие опять друг к другу.
Одеяло валялось на полу, но была такая ленота, что не хотелось его поднимать.
-Ещё раз с приездом.
-Да, начинается новая жизнь. Все вместе как – нибудь переживем. Деда Харитона надо будет к себе забрать.
-Так ты всех забирай, коней, людей. Слон бы попался, ты бы со слоном пришел, ты же у нас добрый, скоро из дома «Ноев ковчег» сделаешь.
-Такой, какой есть.
Катерина ещё хотела что – то сказать, но в душе она понимала, что супруг был прав, Дед Харитон действительно сделал очень много для Ильи. Вернее он сделал для многих, но приютить его собрался только он.
-Ладно, поживем, увидим.
Спала она без сновидений, но с каким то душевным спокойствием, вся семья была в сборе и теперь поводы для волнений и переживаний безусловно будут, но не такие глобальные.
Под утро они вновь встретились. А потом жизнь.
Питер прослышав, что хозяева встали, начал орать у двери. Катерина пошла на кухню, так и есть на забытой вчера масленке, сдвинута крышка и на масле видны борозды от языка.
Схватив веник, хозяйка пару раз прошлась по коту, потом открыла дверь, Питер взъерошенный влетел в сени, а дальше своими тропами выбрался на улицу. Он бурчал, но его злости хватило на неделю, потом он опять заявится, как ни в чем не бывало.
Илья привычно чистил хлев, у животных с пищеварением было все в порядке, он ещё выпустил кур и гусей, не забыв и их покормить. Казбек выглядел здоровым и отдохнувшим.
В доме уже шумел самовар. Хозяйка не стала делать ничего к завтраку, разогретые пирожки к чаю были самое то. Дочки пока ещё спали. По будням Татьяна уже кормила птицу и должна была ранехонько выпускать корову. В теплое время года пастух с кнутом и рожком, как воспитатель в детском саду собирал свою группу проходя мимо дома. Сейчас кормилица поглощала летнюю сушеную травку за двоих. В марте, апреле должен был появиться теленок.
Детям с малых ногтей прививалась не любовь к труду, а ответственность. Дитё знало, свой участок работы и вносила свою лепту в семейное дело. На следующий год она сдаст свой пост Ольге, а сама будет уже выполнять более квалифицированную работу. С сорняками они уже боролись совместно, совмещая купание в озере с уничтожением ненавистной сныти, сурепки и иной зеленой гадости.
Было ещё темно и непонятно какой день наступит. Супруги сидели за столом.
-Возьму лодку на воду спущу, может сижок какой попадется.
-Не заблудись с непривычки, а то в Гдове окажешься.
-Будешь тогда на берегу меня кликать.
-С Казбеком.
Настроение у Катерины было хорошее. Скоро встанут дочки, позавтракают, оденут праздничную одежду и Алешкины не спеша без всякой суеты прошествуют в молену.
Илья оделся по – зимнему. В сарае нашел свой заветный чемоданчик, подарок Невельского. Компас, огниво и фляжка были на месте и в рабочем состоянии, зимние удочки с блеснами тоже. Рассвело, небо было все затянуто низкими облаками, стоял штиль. Облака отражались в воде и казалось, что озеро такое же серое и неприветливое. Вставив уключины, а потом весла, Илья прошел пару миль в глубь озера. Руки, спина и ноги, которые уперлись в подпорки на дне лодки, вспомнили былые нагрузки.
Рыбак глянул на берег, снял азимут с двух больших деревьев. И тут с неба повалил снег, казалось, что над лодкой открыли люк и вывалили месячную норму осадков. Через минуту все было покрыто белой пеленой. Снег падал на воду, мгновенно таял, но его было так много, что образовалась снежная каша. Не было ничего видно, а через некоторое время было не понять где озеро, а где берег.
Илья закинул блесенку, рука начала вспоминать движения. Серебристая рыбка «заиграла». Через минуту клюнул сиг, потом второй. Картина напоминала японскую хокку: «Белый снег, белая вода, белая лодка, белый от снега рыбак, серебристая рыба с красными жабрами на белом снегу».
Хоть и клевало довольно азартно, но лодка тоже стала наполняться снегом и могла потерять остойчивость.
-На копчение хватит, - сказал самому себе Илья, смотав удочку с серебристой рыбкой. Потом он вытащил из – за пазухи компас, дом был на северо – западе, синий конец стрелки, как и положено показывал на север.
-Не подведи милый, а то заблужусь.
Нос лодки показывал на сушу, если судить по компасу, других ориентиров уже не было. Лодка шла толкая перед собой кучу мокрого снега. Хорошо что не было мороза и ветра, тогда бы это средство передвижения больше бы напоминало обледеневший каяк. Стояла тишина, лишь слышался скрип уключин, да рыба иногда била хвостом о днище лодки. Через пол часа стали слышны звуки человеческого жилья в виде кричащих петухов, да брехающих собак, но все равно ничего ещё не было видно. Снега было в лодке на сантиметров тридцать, первые снежинки уже давно растаяли, образовав неприятную жижу.
До берега осталось совсем немного, Илья сделал финишное ускорение, лодка ткнулось носом в нужное место, компас показал все правильно. Рыбак вытащил нос лодки на сушу, собрал в полотняный мешок рыбу, взял весла с уключинами и ещё раз мысленно поблагодарил Александра Сергеевича за нужный подарок.
Дома пока ещё никого не было, он нашел лохань, положил туда уже выпотрошенную рыбу, пересыпал солью. В бане ещё было тепло, сполоснулся. Потом переоделся, поменял повязку коню, вывел Казбека.
-Пойдем к деду Харитону.
Тот согласно кивнул головой и они отправились. Илья шел впереди, здоровался с прохожими, иногда останавливался перекинуться парой слов. Снег прекратился, все вокруг было покрыто белой чавкающей жижей.
Дед Харитон сидел около окна. Илья заметил его раньше и помахал рукой. Потом он привязал Казбека к кольцу вделанному в фундамент, открыл калитку и пошел в дом.
- А я сегодня в молену не пошел, думал разминемся, - Харитон встал и поприветствовал гостя.
-А вещи твои где?
-Зачем вещи?
-У меня жить будешь, целый верёх свободен, я перед войной только успел доски купить. Делай себе комнаты какие хочешь. –Рот не разевай! – Помнишь?
Харитон аж присел на табурет.
-Ты не шутишь?
-Пошли ко мне налегке, я сижков поймал, скоптим да и поговорим. –Яблоко есть у тебя?, - спросил он у ошарашенного Харитона.
-Есть.
-Сейчас будешь с конем знакомиться.
Харитон быстро оделся.
-Калоши одевать?
-Одевай. На улице, каша.
-Твой друг, - Илья представил Казбеку Харитона, тот дал коню половину яблока.
-Добрый конь, получше моего питерского будет, - дед осматривал лошадь, скармливая вторую половину яблока. –Надо его выгуливать.
-Надо, - согласился Илья и Казбек.
Потом они пошли к Алешкину.
-Как ты тут оказался? Я думал в Питере так и останешься.
- Я тоже так думал, пока революционеры совсем не распоясались. Мне адмирала знакомый Николас уже давно предлагал продать свою долю в гостинице. Я все отнекивался, а в марте понял, что тянуть уже некуда. Продал свою долю, а сам снимал небольшую комнатку в доходном доме неподалеку, а в гостиницу ходил, как на работу. Война, постояльцы всегда были. К старости кой какой капитал скопил, по совету Николаса вложил в акции его племянницы.
-Это Александра Сергеевича бывшего моего командира супруга Лизавета.
- Я к Лопахиным захаживал стабильно раза два в неделю, чинил или делал что – нибудь по дому, а мне рубашку какую сошьют или другую вещь справят. Сам то адмирал устроился в мореходку преподавать навигацию. Приходил на обед, Груня с Феофилой его потчевали, тем что доставали. Дочка поступила в университет на медика, а сын Юрка продолжал учебу в гимназии. Феофилин сын после увольнения домой не приехал, сразу пошел учиться в Киевский университет на историка, во всяком случае так он матери в письмах писал. С каждым днем жизнь становилась все непонятнее и непонятнее в одной берлоге два медведя, один «Советы», другой «Временное правительство». В конце октября и рвануло, в Смольном появились третьи, которые первых двух и сбросили. Сразу «Декрет о мире» и «Декрет о земле». Все, конец старому строю.
А уже через недельку началось, люди с ружьями начали ходить по квартирам и сами решать без суда и следствия, что делать с хозяевами. Я к Лопахиным зашел, а в соседнем парадном шум, гам, матросики семью инженера выселяют. С таким весельем, хоть на гармошке играй. Бывшие хозяева ничего не понимают. Супруг, супруга, дети, смотрят на все это непонимающим взором. А там уже орут: «Грабь награбленное!». Служанка давай хозяев чихвостить:
-Что попили моей кровушки, теперь я в вашей спальне жить буду, а вы в моей комнатенке. Будите мне прислуживать. -То чай не горячий, то борщ не соленый, теперь я буду командовать.
На улице под окнами семья ювелира, хозяйка держится за ствол деревца в кадке, вокруг разбросаны вещи. Дети сидят на стульях, с ужасом наблюдая за происходящим. Бывший хозяин квартиры что – то пытается объяснить матросам.
-Ничего, у тебя ещё пару квартир имеется, - смеясь отвечают они.
У Лопахиных все бледные, адмирала дома ещё не было.
-Беги встречай отца, - сказал я Юрке и походи с ним по городу до темноты, а то он тут дров наваляет.
-Что стоим, снимайте картины, ставьте на видное место, посуду всю составляйте в зале на стол! - это я уже дамам.
-Доставай из саквояжа документы, - Свану.
-Слушаться только меня. Груня, будешь по – шведски с супругом разговаривать.
Она кивнула головой.
Через минут пять стук прикладами в дверь, я открыл. Заявилась толпа с ружьями, с шумом. Один матрос даже сигарету закурил. Я подошел к нему и вытащил окурок из рта.
-Ты что сюда гадить пришел? –Кто главный?
-Канделябр поставь, – другому.
Люди в форме немножко присмирели.
-Матрос Гулагин, ответственный за выселение.
Парнишка был невысокого роста в бескозырке и в бушлате.
-Чем обязаны? В эту квартиру только что въехал шведский коммерсант товарищ Сван, который доставил в нашу страну партию подшипников. Сейчас он подготавливает необходимые документы, а его семья распаковывает вещи. Тут Груня подыграла, что – то спросила у Николаса.
-Нам сейчас коммерсанты и подшипники не нужны – произнес матрос, который хотел реквизировать подсвечник.
-Тебе не нужны, а стране нужны. Ты что на своем корабле, ещё под парусом ходишь?
Непрошенные гости засмеялись.
-А эта на каком языке говорит? – Спросил матрос, хотевший закурить сигарету, указывая пальцем на Галинку.
-Может на итальянском, - Николас произнес с акцентом.
Дочка адмирала, как начала шпарить на итальянском! Даже я, повидавший многое на своем веку, такое видел впервые, одна против всей стаи. Да ещё собака прижалась к её ноге и зарычала.
-В отца пошла, то тот тоже если был не в духе, то от него все живое на корабле пряталось, используя все щели, но такое было очень редко – перебил Харитона Илья.
Я под шумок взял у Николаса документы, нашел письмо на шведском с серьезной печатью на которой были короны.
Гляжу, выселители как – то пообмякли, попритихли. Я письмо под нос Гулагину.
-Ордер на квартиру, оплачивать её будет шведская фирма. – Так что давай - те покидайте помещение, не мешайте вещи распаковывать.
-Извиняйте, ошибочка вышла. -Пошли братва, - приказал командир.
Входная дверь закрылась. Груня пошла на кухню, вытащила бутылку коньяку, стопочки и принесла в гостиную, Николас от волнения никак не мог разобраться с пробкой, потом разлил коньяк по рюмкам. Выпили все и замолчали.
-Вырезай шведский герб из бумаги, будет как оберег висеть с той стороны двери, - обратился я к Галинке.
-Груня, а что это было? – Недоуменно спросил Сван.
-Новое время, новые люди.
-А что они хотели?
– Что – бы ты с ними поделился награбленным.
-Груня, но это же бизнес, законы, в конце концов я плачу налоги!
Супруга не успела дать развернутый ответ, касающийся политической обстановки, раздался звонок. Груня пошла открывать
-Все в порядке? – Адмирал с сыном вошли в квартиру.
-Теперь да, первый штурм отбили.
Сели ужинать, но беседа не клеилась, дамы вздрагивали от каждого постороннего шума и все уже понимали, что прежней жизни пришел конец.
Я уладил все свои дела, зашел попрощаться с Лопахиными. На входной двери висел шведский герб и медная табличка с названием Лизаветиной фирмы. Сван все ей рассказал, та быстренько оформила договор аренды квартиры. Хозяев дома не было, мы выпили с Груней рюмашку на прощание.
А дальше Варшавский вокзал. Доехал на поезде до Нарвы, а там на перекладных добрался.
Пока шла не спешная беседа добрались до дома. Казбека в стойло, а сами пошли на второй этаж.
-Целый верх твой, труба от печи ещё теплая, - Илья потрогал её кирпичный бок рукой. С окон не дует, да и стены проконопачены как надо. Крыша оцинкованная, не каплет. Строительный материал имеется, делай все по – своему разумению.
Харитон прошелся по этажу, взглядом подрядчика осмотрел помещение, но видимых огрехов не обнаружил.
-Пойдем рыбку скоптим – предложил радушный хозяин.
Илья развел в коптилке огонь, подождал пока ольховые дрова прогорят и насыпал на них ольховых опилок. Потом положил сигов на решетки, все аккуратно закрыл льняной тканью, что - бы дым не уходил понапрасну.
Харитон сидел задумавшись за столом в беседке, Илья сходил домой и принес «нектар» без которого не клеится ни одна мужская беседа. Закуской служила настоящая квашенная капуста да бочковые соленые огурцы. Илья ещё их мелко порезал, потом так – же порезал луковицу смешал в чашке, добавил рыжиков тоже бочковых и соленых. Все это залил постным маслом. Ну и черный хлебушек, куда ж без него.
На улице было не очень уютно, зато в беседке атмосфера была уже подходящая. Выпили за встречу, за здоровье, за семью. Илья периодически навещал коптилку, рыба готовилась как надо, согласно отработанной годами рецептуре.
-Вот ты мне скажи Илья, почему так? Скольким людям я помог, думал приду и каждый приютит. Где сейчас живу вроде и не выгоняют и куском не попрекают, а все не то.
-Что тебе дед Харитон на это сказать, не знаю. Я думаю, что там наверху в небесной канцелярии спрос будет не как с отары овец, а с каждого персонально. Вот встану перед апостолом и скажу:
-Я своих не бросаю. А дальше пускай грехи изыскивают.
-Все – таки почему?
-Так ты прям хочешь на земле царство небесное, радуйся, что по дороге не обобрали, да приют добрые люди дали. Будем вместе райские кущи делать.
-Давай за райские кущи, - уже подобревшим голосом сказал дед.
-Подожди, сейчас сижка вытащу.
Рыба лежала на большой тарелке, от неё приятно пахло ольхой, цвет был карамельный, а мясо белое и сочное. Выпили. За столом наступила тишина, ловкими движениями мясо отделялось от костей, Питер пожаловал, что – бы получить свою долю.
Катерина пришла с моленой, сегодня они были приглашены к родственникам мужа, она принялась искать в платяном шкафу парадно – выпускную одежду для супруга. Вышитая косоворотка висела на месте, штаны и пиджак тоже. Удовлетворенная увиденным закрыла дверцу шкафа и тут перед её взором предстали двое.
Мужчины крепко стояли на ногах, но даже когда они молчали запах лука из рта описывал такой гигантский радиус и был таким насыщенно плотным, что у неё заслезились глаза.
-Принимай жильца хозяйка, - с оптимизмом в голосе произнес Харитон.
Пока он говорил, волна луковой дезинфекции три раза сполоснула дом. Катерина закрыла платком лицо, надеясь защититься от смога.
-Не было ни гроша, а тут алтын, как в пословице. Мужа не было, а тут и супруг и конь и дед Харитон. За что мне такое счастье? Хоть коня луком не накормили?
В доме возникла пауза. Девчонки тоже стояли рядом с матерью. Слезы катились из глаз хозяйки и было не понятно от чего она плачет. Потом она подошла к Харитону, обняла его и сказала:
-Оставайся. -Правда питерских разносолов готовить тебе не буду, что мы поедим, то и тебе достанется.
Конец дня Алешкины провели у свекрови, дед Харитон отказался от помощи и самолично перетащил свой скарб на новое место жительства. На лаги второго этажа положил половые доски, на них поставил разборную койку, в помещении было не холодно, теплый воздух с первого этажа поднимался наверх, образовывалась тепловая подушка. Под вечер были слышны его шаги, он все ходил по своей территории.
На утро перед кормлением оголодавших за ночь животных, печь была уже растоплена, самовар привычно шумел, его труба была засунута в отверстие в печи, а через печь тяга уже шла в дымоход. Раздувать самовар сапогом считалось дурным тоном.
Харитон стоял у плиты со специальной сковородкой с низкими бортами. Сегодня он решил испечь блины. Ловким движением подкидывал блин, тот описывая дугу, приземлялся не румяной стороной на сковородку. Перед ним уже стояла тарелка с готовыми блинами, каждый был любовно смазан сливочным маслом. На столе, в розочке было ярко желтое, солнечное абрикосовое варенье с ядрышками, которые усиливали вкус. Он его купил у гостиничного постояльца, как раз добрая память о былом. Желтые блины, масло, варенье, запах от них наполняли кухню оптимизмом, который распростронялся уже по всему дому.
-Пойду гляну, что там дед от бессонницы творит, - произнесла Катерина проснувшись и сладко потянувшись.
Илья тоже встал, открыл окно, с улицы дыхнуло сыростью.
-Доброе утро, - поприветствовала Катерина новосела, заодно подметив, как ловко он перевернул блин.
-Здравствуй хозяюшка, с утра решил новую жизнь с блинов начать.
Через минут сорок Алешкины сидели за столом. Девчонки как с картинки, с заплетенными косами в гульки, умытые, наглаженные уже пошли в школу. Родители планировали свой день. Катерина будет готовить обед, стирка, штопка и так по мелочи. Хозяин решил перестелить пол.
-Хочу краткую историю про блины рассказать, - дед Харитон насадил на вилку оставшийся кусочек и собрал варенье с тарелки. Дело было как раз до сватовства, мы бригадой под Торма одному хуторянину новую крышу делали. Договорились о цене, за два дня должны управиться, обед за счет хозяев. В первый день все было честь по – чести, мульгикапсад с картошкой, кисель из клюквы. А во второй день хуторяне решили сэкономить, сделали блины с припеком с жареным луком и кусочками свинины. У нас бригада здоровые мужики, да и работа на свежем воздухе благоприятствовала аппетиту. Мы за стол, разметали эти блины в один момент, сидим ждем добавки. Хозяйка только успевает их печь, а они в миг исчезают. Она пока новую порцию теста делает мы во двор, передохнуть перед следующей партией, да посмеиваемся над скупыми хозяевами. Потом и муж к плите встал, для ускорения процесса.
В итоге у хозяев ушло пол мешка муки, куча яиц, ведро молока, не говоря уже о мясе и масле. Теперь когда блины ем, всегда этот случай вспоминаю.
К выходным у Алешкиных все стабилизировалось. Дед Харитон стал ответственным за ранний чай. Потом он выгуливал Казбека, хотел и Савраску, но тот отказался. Вечером он проверял домашние задания у девчонок, напирал на чистописание и математику. С Ильей перестелил пол и самолично обустраивал свой этаж.
Катерина была довольна, с приходом мужа появилась та надежная опора и уверенность, которую вроде и не замечаешь, но которой порой так ей не хватало.
*****
По Петрограду шли двое подвыпивших людей. Если внимательно приглядеться, то на одном одежда была чуть маловата по длине, но широкоавта, у второго великовата, но брюки и пиджак были уже на грани. Они направлялись теперь домой. Полковник Велло Кивимяги и подполковник медицинской службы Тоотс Лутс. Для них война закончилась, вернее благодаря действиям Петроградского совета и их указу о равенстве солдатов и офицеров, все превратилось в фарс.
Под городом Сучава в Румынии пехотные части не пошли в атаку, пришлось даже сделать несколько предупредительных выстрелов поверх голов, что – бы охладить некоторых пацифистов. Но уже ничего нельзя было поделать, армия разбежалась. Офицеры поехали домой через Петроград и завернули к сестре Тоотса. Та была несказанно рада, дитё тоже. Тоотс провел первичный медицинский осмотр и заверил мать, что ребенок здоров, прикус правильный, плоскостопия не наблюдается.
-Годен к строевой, - брат взял племянника на руки.
Генриху была подарена вышитая румынская ночнушка.
-Можно для мальчиков или девочек, - так сказала рукодельница, - заверил брат сестру.
За обедом, уложив дитё, обсуждали новую жизнь.
-Теперь и Эстония будет независимой? – спросила Сирье.
-Никто не знает, как все дальше будет.
-Я этот Брестский мир не очень понимаю, как можно вести переговоры с проигравшей стороной? Все четыре года войны коту под хвост, что – бы удержаться у власти, - высказал свое мнение Кивимяги.
-Ты с нами поедешь в Тарту?
-Зачем? Генрих подрастет, я пойду дальше преподавать, думаю, что образованные люди нужны при каждой власти.
-Это хорошо, я женюсь и приеду в Петроград на белые ночи.
-Я тоже приеду, нам с Агнес есть что вспомнить.
-Тогда давайте за это выпьем, - предложил Тоотс.
Выпили румынского сухого вина, закусили румынской брынзой.
А перед поездкой в Эстонию, друзья решили кутнуть в питейных заведениях города, начать от Адмиралтейства, закончить Лаврой. Тоотс взял свой докторский саквояж, который ещё помнил его Дерптский период. Велло рассказывал о своей юности, плюс петербуржские легенды. В питейных заведениях, которые ещё функционировали, все отрывались по полной, будущее было туманным и непредсказуемым. Посетители хотели забыться, проснуться утром и увидеть иную жизнь. Для одних прежнюю, для других социально равную, для третьих фанатов Бакунина и Кропоткина – анархию.
Когда к ним подходили «грозно шагающие патрули», то гуляки представлялись докторами, которые только что приняли роды, промыли желудок, пустили кровь, в общем выполняли клятву Гиппократа. А больные сами виноваты, спаивают эскулапов.
-Извините у Вас кариозный зуб, можно я его вырву? – обычно спрашивал Лутс у особо рьяного начальника патруля, который предлагал всю контру к стенке.
Тоотс открывал саквояж и вытаскивал пилу для ампутации. После такого предложения их не задерживали. Болели все, пожалуй эта была единственная профессия, когда можно было оставаться самим собой, не взирая и не подстраиваясь под ветры революции.
-Эх, хорошо то как! Удастся ли ещё раз так по Питеру погулять?
-Время покажет, - философски ответил Велло, глядя на линию Литейного проспекта, там за разведенным Литейным мостом, за Невой, было его родное Михайловское училище.
Утром Сирье сварила настоящий кофе. Хозяйка, памятуя уроки Богдана успешно освоилась с кофеваркой, а кофе приобретенный Михаилом Петровичем был так же вкусен.
Лутс вошел на кухню, заметил чудо итальянского кофеварения.
-Наверное какой – то кавалер подарил, - закинул он пробный шар.
-Твой пациент Богдан, ты его ещё с посылкой прислал. Он ещё хромал немного.
-Да, да, - вспомнил, я его в Киев отослал на обследование, а потом в отпуск.
- Что у Вас с ним все так серьезно?
-Что сейчас может быть серьезно? Все рушится. Он мечтал, закончить учебу, приезжать из Киева к родным при первой возможности. Обещал навещать.
-Велло, а где сейчас Лопахин Богдан?
-В Киеве наверное, он говорил, что мечтает закончить Киевский университет, то ли археологом, то ли историком хочет быть, я уже не помню.
-Жди, - сказал брат, обнимая сестру.
-Жду, - так же ответила Сирье.
Дальше в дело вмешался Генрих, стоя в кроватке в ночнушке он гуканьем сообщил, что он проснулся, уже мокрый и хочет кушать.
*****
На Варшавском вокзале желающих поехать в Эстонию было не очень много, в купе кроме Лутса и Кивимяги никого не было. Поезд тронулся, друзья молча обозревали город, потом окрестности, пока за окном не стемнело.
-Велло, а что с Эстонией дальше будет?
-Будет маленьким государством у которой под боком очень большой сосед. Главное, что – бы у России не проснулись фантомные боли по бывшим своим владениям. Вспомни Ливонскую войну, Петра первого, который отвоевал у шведов территорию Эстонии, а потом заплатил большую сумму серебром им же за неё. Я буду защищать нашу Родину, а ты будешь лечить своих пациентов, на наш век работы хватит.
Россия в это время была словно огромнейшая льдина, которая в половодье плыла по реке в море Неизвестности, а ветер перемен с треском отрывал куски былых территорий.
Свидетельство о публикации №217120800868