Элизабет Тейлор, карета

  Карета мчалась стремительно по сырому, покрытому лужами асфальту, обдавая брызгами прохожих. На окнах – темные траурные шторы, да и вся карета мрачновата. Как будто хотела скрыть, утаить что-то от посторонних глаз, стремительно убегая от прохожих.
  Моросил редкий дождь – ливень окончился, воздух довольно пропитался едкой, тяжелой влагой и стал еще сильней давить на землю. С карнизов громко падают тяжелые капли, попадая  в лужи, на тротуар, на головы или зонтики прохожих, заставляя их отдаляться от стен домов. Несмотря на то, что все прошло, грозно-серые тучи все так же муторно, сонно громоздились на острых, теряющихся в вышине, шпилях и пиках, испещряющих крыши. Это было утро – белесый туман сплошной стеной покрывал дорогу, сгущался в узких переулках и улочках, полностью заполнял тупики и задворки.
  В карете сидели двое: высокий сухопарый мужчина на одном кресле и девочка лет четырнадцати на другом. Он – в статной позе, положив ногу на ногу, обеими руками держа зонтик, рядом с ним – саквояж, с которым он никогда не расставался. На вид ему можно дать лет тридцать пять: его худое лицо еще не покрыли старческие морщины, но оно казалось изможденным и совсем уже не молодым. Темные волосы гладко прилизаны, острые угловатые брови сомкнуты на переносице в глубокую складку, орлиный нос резко выдается вперед, отбрасывая длинную тень на скулу и часть рта. Тонкие губы плотно сжаты, по краям – складки, идущие вверх к крыльям носа, полоска усов такого же цвета, как и волосы, высокие острые скулы идут к длинным бакенам. Хищные приподнятые глаза - черные и глубокие, ресниц мало, почти нет, отчетливо видны темные круговые мышцы. Он сверлил меня взглядом.
 Девочка была высока, хорошая фигура, но немного полноватая, видно, что тугой корсет слишком плотно сжимает талию. Узкие напряженные плечи. Она прижалась к окну, обхватив себя и согнувшись, голова опушена вниз и вбок.
 В карете молчание, напряженная тишина, слышен только шум пробуждающегося города, капли, стучащие по крыше и стук колес.
 Вдруг я встрепенулась. Медленно подвела дрожащую руку к занавеске и отдернула край. Мелькнул кусок Лондона – серое пятно, люди на мостовой, какая-то женщина в красном платке совсем рядом. Секунда, и мужчина резким движением руки сжал мои пальцы, нагнулся ко мне и, вперив долгий пронзительный взгляд, тихо, но жестко произнес:
 - Дорогая мисс Тейлор, дорогая моя племянница! Я же вам уже сказал: сидите смирно. Вы не услышали меня или не запомнили мои слова, прошу вас впредь не повторять таких ошибок. Мисс Тейлор, вы меня теперь хорошо поняли? Мисс Тейлор, хорошо ли вы меня поняли?
  Я подняла голову и посмотрела на него. Волосы у меня темно-рыжие, ужасный некрасивый цвет, верхняя прядь захвачена заколкой на затылке, чтобы не мешала. Брови прямые, нос с горбинкой, губы тонкие и дрожащие. Глаза оливковые. Я смотрела с вызовом, почти дико.
 Мужчина отпустил мою руку.
 - Не стоит так досадовать из-за своей неловкости, мисс Тейлор. Ведь в Институте вас обязательно научать, как правильно вести себя в большом свете. Слишком бросается в глаза, что вы не получили должного воспитания.
 - Не смейте оскорблять мою маму! – дрожащим голоском воскликнула она, - Я вас ненавижу!
- Тогда вам будет небесполезно услышать, что ваше чувство взаимно. И кстати, пока я ваш опекун, я решаю, кому что можно «сметь».