Андрюша - земной ангел

Их, кого можно назвать земными ангелами, так много на земле, они раскиданы по всей планете. Рождаются они очень похожими друг на друга, словно близнецы. И поэтому их можно объединить в самостоятельную, четвёртую человеческую расу на нашей матушке-Земле.

Все люди имеют в клетках по сорок шесть хромосом. А некоторые при зачатии получают на одну больше. Лишняя, сорок седьмая, хромосома даёт ребёнку врождённое заболевание – синдром Дауна. У детей-даунов страдает умственное развитие, и об этом прежде всего говорит их внешность. Недостаток интеллекта им природа возместила морем душевной доброты: они чутко отзываются на эмоциональное состояние близких людей, отдавая  всё тепло, на которое способны. Как ни странно, именно эти дети в семьях становятся самыми любимыми…Спросите любую добропорядочную мать: жалко ли ей своего ребёнка? Она ответит: да, но это даже не то слово – жалко. А больного, слабого ребёнка – жалко вдвойне!

Впервые эту болезнь в 1866 году описал английский медик Джон Даун – его имя она и получила. Раньше считали, что «вина» за рождение даунёнка лежит на женщине, особенно если она рожает после сорока лет, когда вероятность произвести на свет человечка с лишней хромосомой возрастает во много раз. Но теперь установлено, что носителем переменной хромосомы может быть и мужчина, вследствие этого даунят рожают совсем молодые мамы.

Все приведенные данные накапливались исподволь, по мере того, как жизнь сталкивала автора этих строк с людьми «четвёртой расы». Одного из них, о ком пойдёт повествование, ему пришлось наблюдать на протяжении многих лет…
…Голос акушерки долетал до сознания Нины, словно из потустороннего мира – всё заглушала острая, резкая боль:
- А ну, тужься! Тужься!..

В течение последнего часа всё, что происходило вне неё, она воспринимала на каком-то другом, словно нечеловеческом уровне. Слова понимала, но своих решений не выносила, только и могла, что, как собака, выполняла чужие команды. Всего два часа назад Нина сидела с любимым мужем Пашей в автобусе, ехали в роддом в чужом посёлке, и вот откуда-то появились резкие командные крики акушерки и холод металлических ручек на родильном ложе. Тело жило собственной, но теперь казавшейся чужой жизнью. Оно ритмично выталкивало на свет долгожданного  ребёночка Нины. Первенца. Солнышка. Нина не знала ещё – ангелочка…

Уже дома старшая Нинина сестра Клава, сбросив на ходу пальто и сполоснув руки под умывальником, прошла в комнату, требуя на ходу:
- А ну, давай, показывай, Нина! Показывай своего Андрея Павловича! Посмотрим, какой он есть и на кого похож…

- Ой, Клавочка! Только покормила, сейчас уснул… Ну, тихонечко!..
Ребёночек, спелёнатый в голубой конверт, во сне причмокивал, словно досасывал грудь.

- Вот мы какие!- прошептала Нина и подняла на Клаву счастливые глаза. Подняла с вопросом: ну, как прореагируешь, тётушка, на это чудо? Но  сердце ёкнуло, когда заметила, что в глазах сестрёнки плескался испуг, а её рука непроизвольно тянулась ко рту, чтобы заглушить готовый сорваться с губ невольный крик ужаса.
- Боже мой, Нинка! Тебе что, в роддоме ничего не сказали? Ниночка,  сестрёночка моя, да у тебя ребёнок с синдромом Дауна! Этого ещё не хватало!..

Вот так счастье Нины Дерягиной рухнуло в единый миг. «Прозорливость» Клавы расставила всё на свои места. В роддоме обошлись тихой сапой: роженица приезжая, рожает впервые, пусть у себя дома, на месте разбирается, подобный «приговор» сообщать матери никто не вызвался. В документах неприятные слова записали обтекаемо, скромненько, сразу и не поймёшь, что к чему.

- Пиши, Нинка, отказную!- чистый лист бумаги и авторучку Клава держала наготове.- Благодари Бога, что я у тебя есть, я эти дела знаю. Знаю, как их обтяпать… Как-то, помню, в один день от четверых отказались, всех сдали куда надо… А то, что – идиота растить… Тебе это надо?

Мать Нины, женщина набожная, вытирала слёзы и шумно сморкалась. Она уже давно свыклась с решениями старшей дочери, правильные они или неправильные, - лучше не связываться. И сейчас в защиту внучонка со смешным прозвищем «даунёнок» не посмела выступить – смолчала. Отец Нины отвернулся и молчком барабанил пальцами по подоконнику. А муж («Объелся груш!» - почему-то зло подумала о нём Нина)  торчал сзади Клавы и смотрел на жену в упор. Губы сжаты, взгляд жёсткий – не прошибёшь, не разжалобишь.

Нине почему-то в этот момент вспомнились хриплые команды акушерки, когда рождался Андрюша, ещё и сейчас внизу живота отозвалась материнская боль, сменившаяся сладким мигом отдыха – точь в точь, как в роддоме… А потом – нежное почмокивание крохотных розовых губок, влажный взгляд тёмных глаз-бусинок. Это уже сейчас, дома… Вот оно, маленькое, беззащитное существо лежит у неё на руках, посапывает. Делай с ним, что хочешь, а ведь живой! Организм – крохотный, но он тоже жить и чувствовать хочет! Неужели своего, живого – и сдать, как пустую пивную бутылку? Нет! Ни за что на свете не отдаст его теперь Нина!

Невесёлым было вселение в дом маленького сыночка. Паша не хотел даже прикасаться к этому живому комочку. Кому нужны теперь пелёнки, купания? Только Нине, только ей одной!

А потом ребёнок подрос. И началось…
- Убери идиота!- это значило, что Андрюшка подполз к отцу. Паша выдирал свою ногу из крохотных ручонок, которые крепко обхватывали, чтобы встать на ножки.   «Убери идиота!»- звучало не раз в течение дня…

Паша шарахался от сына, как от чумы. Его передёргивало при виде маленького странного лица, каких нет у других детей, вечно полуоткрытого рта, из которого тянулись слюни, торчащих топориками ушей, узкого разреза глаз – и ничего с собой он поделать не мог. Явь превратилась в кошмарный бесконечный сон.

Через год, который показался вечностью, Паша уехал к своим родственникам в райцентр. И больше уже не вернулся. Приехал только на развод…

Сам контраст внезапного холода с пылкостью недавних чувств – «вчера ещё в глаза глядел, а нынче всё косится в сторону» - мучителен, хотя и понятен. Когда они поженились, много пришлось перестрадать. Выстояли, всё преодолели, и квартиру удалось получить, и Нина ребёнка уже вынашивала. Ведь не сразу же Паша ушёл, а только после рождения Андрюши. На Нину перед его уходом как ветром каким подуло. Она привыкла, что они с Пашей рассказывают друг другу «всё-всё – может быть, даже слишком откровенно». А тут и рассказывать ничего не надо: Андрюша вот он, сам налицо! И Паша стал как-то отдаляться от семьи. Нина пыталась вести себя как ни в чём не бывало – он отмалчивался и лишь рявкал на сына, а потом ещё больше замыкался в себе. Она начинала плакать, упрекать его – и видела только, что Паше до крайности тяжело жить рядом с Андрюшей, и что ему невыносимы её слёзы и уговоры. Ясности в семье больше не было.

Охладел? Разлюбил? Ненавидит? Нина выплакала все глаза, истерзалась до того, что не могла чем-то заняться. Когда Паша ушёл из дома, ей нужен был уже не просто успокаивающий совет, ей нужен был врач…Она  болела…

Андрюша, добрый ангелочек Андрюша своим рождением внёс в семью такую сумятицу, что отношения между Ниной и Пашей окончательно испортились. Паша просил дать развод. Их развели, потому что у Нины  не было сил даже возражать…

Потом до неё дошли слухи: Паша, её любимый Паша женился. Проплакала она и эту новость. А дальше годы полетели быстро – Андрюшу никуда не брали, ни в садик, ни в школу. Можно было бы отвезти его в интернат для умственно отсталых детей в Томске, но это же, что ни говори, казённый дом, почти что психушка. Да и не с деньгами Нины туда соваться…

Вести о жизни прежнего мужа доходили скупо: Паша с новой женой нарожали детей, растят их, живут как все – лаются да мирятся.

Двадцатилетний Андрюшка всё ещё напоминал мальчика-подростка лет четырнадцати. В армию его, конечно, не взяли – об этом даже речи не шло. У него обнаружился хороший голос, песни, что передавали по телевизору, запоминал быстро. Особенно те, что пел ансамбль «Любэ» - с душевными мелодиями.

А каким помощником он оказался, особенно по огороду! Хватал в обе руки по полному ведру и бежал через весь огород, чтобы полить грядки. Нина ругалась, запрещала – у даунов, ей сказал врач, слабое сердце. А он не слушался и таскал, таскал полные вёдра каждый погожий день – всё мать жалел, чтобы ей руки да спину не надсажать.
В тот памятный Нине вечер Андрюша тоже огородом занимался. Она шла домой с работы, вглядываясь в дальний край улицы, где приютилась водонапорная колонка, и высматривала знакомую фигурку сына, когда наперерез ей из калитки выбежала соседка:
- С бывшим-то твоим муженьком несчастье какое приключилось, Нина! Поездом переехало! Не дай и не приведи…

В сорок лет оказаться на рельсах без обеих ног и с повреждённым позвоночником – Боже, помоги и помилуй! Он и помиловал – Паша жив остался. Но Павлу Дерягину ТАКАЯ жизнь оказалась хуже смерти.  Первое время к нему в больницу ещё ездила жена, та, что сменила Нину. Но, видно, насмотревшись на то, что осталось от сильного и здорового мужика – обрубок обрубком! – всерьёз задумалась: зачем ей такая обуза? Из больницы она его ещё взяла, обуреваемая сомнениями, но дома не продержала и двух недель – пошла к свекрови, его матери, и сказала:
- Забирайте своего калеку! Я ещё молодая и хочу пожить по-человечески, да и по-женскому, а не инвалида вашего таскать…

На второй день мать Пашу из петли вытащила. Накинул он поясок от её халата на спинку кровати, а удавиться не получилось – с кровати скинуться не смог. За последующие четыре месяца ни жена, ни восемнадцатилетняя дочь, ни шестнадцатилетний сын ни разу не пришли проведать Павла.

…Сидела у Нины бывшая свекровь, давилась слезами и кашлем, рассказывала. Специально из райцентра приехала… Просила – нет, не забрать Пашу к себе, об этом пожилая женщина боялась даже заикнуться – просила навестить безногого, хоть поговорить с ним, ведь плачет он всё время:
- Ах, Нина, Нина! Сидит Паша в коляске и твердит всё одно и то же: «Кому я нужен?! Кому я теперь нужен?!». И ведь плачет настоящими слезами. Сердце надрывается такое видеть!..

Уехала бывшая свекровь, а Нина глаз не сомкнула в ту ночь. Одолевали воспоминания. Супружеских отношений у неё с Павлом давно уже нет, но, тем не менее, она за эти годы поняла, что отдаление мужа по-своему естественно, что вызвано оно страхом за воспитание умственно отсталого сына, а не исчезновением любви к ней, Нине. От одного этого понимания ей стало легче.

А уж как она-то любила Пашу! Кажется, если бы понадобилось, всем пожертвовала ради благополучия и счастья любимого! В давнем своём супружестве и Нина, и Паша умели без напряжения, естественно переходить от близости к разъединению и вновь к близости, не боясь отчуждения и не особо цепляясь за возможность быть вместе. Больше того, они умели сглаживать проблемы и конфликты, практически неизбежные в любой семье. Так неужели она неспособна к этому сейчас? Ведь есть у неё опыт, хоть небольшой, но есть! А бросить любимого человека на произвол судьбы, причём беззащитного, беспомощного, уязвимого – она сможет? Совесть её это сделать позволит?

Бесконечно долго тянулись дни до ближайших выходных, а когда они настали, Нина перевезла Павла от матери к себе. Всю дорогу он держал её за руку и, не стесняясь, плакал, вздрагивая плечами, издавая какие-то непонятные звуки. Когда мужики вносили его во двор, а потом и в дом, Андрюша прятался за воротами. Прикладывал ладошки к лицу, качал головой и причитал:
- Ой – ё – ёй!  Ой – ё – ёй!..

Он никогда ещё в своей короткой  жизни не видел человека без ног, а когда сейчас увидел, долго не мог отойти от охватившего его ужаса!

Утром Павел проснулся от того, что земной ангел Андрюша гладил его голую спину мягкими, тёплыми ладошками – нежно так, ласково. И – словно жалюзи открылись у этих двух мужиков – отца и сына, - разлученных в жизни на двадцать лет..

Что ещё сказать? Уже пять лет Андрюшка ухаживает за отцом. Павел по-прежнему неподвижен, ноги во второй раз ещё ни у кого не вырастали. На Андрюше – массаж, обязательные разговоры с отцом, еду поднести, «утку» вынести, разговоры уже вместе с матерью… Он готов кормить отца с ложечки, но пока такой необходимости нет. А главное, жалеет отца, заливает волнами своей любви, которой у даунов – море.

Беда не приходит одна: овдовела Клавдия, осталась одна-одинёшенька в одночасье. Муж её Семён с рождения сердечником был, состоял на учёте у врачей, каждую весну-осень ложился в райцентровскую больницу на профилактическое лечение, подкреплялся лекарствами. Однажды утром Клава проснулась, встала с постели, сходила в огород, там дела грядочные  справила. Хватилась – Семёна нет, спит ещё. Пошла его будить, а он уже остыл – ночью сердце остановилось.

Похоронили мужика, помянули, отвели три дня, сороковины – всё, как по вере православной положено. Вот только с Клавой стало что-то твориться неладное:  она целыми днями, с самого утра, пропадает на кладбище, лёжа на могиле мужа и разговаривая с ним.

Наступила поздняя осень, по ночам трещали первые морозы, а ей всё нипочём, оденется потеплее и с утра – бегом на кладбище, а вечером, в темноте, возвращается домой, ни с кем не говорит, сама стала как привидение. А у Андрюши давно уже заметили особый дар от Бога – с малости любил в церковь бегать и многое людям предсказывал: о близких в так называемых «горячих точках» - в Афганистане и в Чечне,- о потерях, о кражах. Многое пареньку открывалось, и местный священник его любил. И Семён ему, когда жив был, всё какие-то игрушки мастерил, подарки делал мальчишке.

И вот однажды вечером Андрюша в крик: тётю Клаву надо спасать! Взрослые ему поверили, запрягли лошадей, поехали. Было уже темно, да ещё вокруг кладбища – стылое болото! Туда-то Андрюша и велел мужикам ехать. Проехали мимо Семёновой могилки: нет Клавдии! И вдруг видят в темноте на болоте два силуэта – женский и ещё один, неизвестно чей. Люди окликнули их, но те двое не остановились. Тогда Андрюшенька звонко так закричал:
- Тётя Клава, Христом Богом молю – вернись, не губи душу!

После этого крика, после этих слов раздался хлопок, и незнакомый силуэт исчез, только один Клавин остался.

Нашли Клавдию на краю трясины, привезли домой, отогрели. Она потом рассказала, как к Семёну на могилу вместе с ней стал приходить и тот, другой. Сядет рядом, напротив, и молчит. Потом оба встанут и расходятся. А в тот вечер он и говорит:
- Ну, всё, Клава, пора, пойдём!

И Клавдия, как во сне, пошла за ним на погибель. Но Господь её спас – как только Андрюша имя Божие выкрикнул, так незнакомец с хлопком исчез, только вонь серная пошла. Что удивительно: обычно Андрюша разговаривал плохо, язык и губы у даунов толстые, слова выговаривать трудно, а тут он выговорил их чётко, ясно, словно сам Господь Бог ему помог. Клавдия опомнилась и поняла, что её сатана обольстил, ведь она  искала утешение  от своего горя не в церкви, а замкнувшись в себе.

Православная церковь действительно очень осторожно относится к пришельцам из потустороннего мира. Подавляющее большинство подобных явлений церковь считает сатанинскими. Бес умеет принимать любое обличье и, для того, чтобы обольстить человека, часто принимает вид недавно скончавшегося близкого. А опознать беса, в общем-то, не трудно – по результатам его злых деяний. Бес в облике близкого человека побуждает людей покончить с собой, совершить преступление, вступить с кем-либо в любовную противозаконную связь и так далее – а разве могут к этому призывать Господь и Его  ангелы?

Но вернёмся к Павлу и Андрюше.

Один лишь вопрос тревожит Павла, не даёт покоя. Он где-то вычитал, что биологические часы людей с синдромом Дауна запрограммированы на раннюю старость – она настигает их к 38 – 40 годам. Но до этого срока, увы, доживает не каждый: у даунят врождённое хрупкое здоровье – различные пороки сердца, желудка, кишечника, часто больны глаза, у половины дальнозоркость с рождения, так что они не могут научиться читать просто потому, что не видят букв вблизи. Очень подвержена изменениям печень. Но самое главное – в двадцать раз чаще, чем остальные люди, даунята  заболевают лейкемией – раком крови. Отчего? Пока загадка…
Этот вопрос Павел задаёт всем врачам, когда Нина привозит его на ВТЭК подтверждать инвалидность:
- Говорят, они живут недолго…Не больше тридцати лет. Может, ошибается наука? У нас тут – воздух, солнце, всегда свои овощи… Может, не помрёт Андрюшка-то? Как думаете? Как же я тогда?!.

В один из весенних дней Нина получила письмо. Чужая замужняя, сорокалетняя женщина наивно и в то же время очень серьёзно просила у неё совета: оставлять ли ей родившегося даунёнка? Её подавляет общее мнение родственников и подруг, формулируемое без затей: «Дура, зачем тебе ещё ЭТО на свою задницу?».
И Нина отослала женщину к Библии. К ошеломительно сказанному: «И говорите так: все дела Господа весьма благотворны, и всякое повеление Его в своё время исполнится, и нельзя сказать: «Что это? Для чего это?», ибо всё в своё время откроется».

Может быть, написала Нина, именно этот Божий ребёнок, которого эта женщина родила, - ангел, посланный с неба, с  его золотым сердцем утешителя и безграничным милосердием, станет ей опорой в старости, сладкой осенней радостью?


05  марта  2008  года.
Пос. Шушенское.                Георгий  Н Е В О Л И Н .