Без-надёгино

ГЛАВА ПЕРВАЯ

      Недалеко от города «М» расположилось небольшое, но весьма живописное село под названием Безнадёгино. Лес с грибами да ягодами, мелководная речушка-вилюйка, посерёдке – озерко с рыбкой, а вокруг этой красоты – домики, домики… Ну не село, а мечта художника! 

      Ещё недавно это было богатое село, но повальная безработица сделала своё дело, и безнадёгинская молодёжь всё чаще и чаще стала уезжать в город за лучшей жизнью. Село потихоньку стало вымирать, постепенно превращаясь из богатого, в менее богатое, а потом и вовсе разорилось безо всякой надежды на реанимацию, полностью оправдав своё название. Погоня за лучшей жизнью заставляла жителей села покидать свои жилища и кидать якорь в городских кварталах, которые росли, как грибы после дождя. За молодыми, кто на разведку, кто насовсем, потянулись их отцы, матери, братья и сестры, и вскоре в Безнадёгино остались одни старики да старухи, никому безнадёжно не нужные. Нашли ли беглецы лучшую жизнь в городе - неизвестно, да только назад, никто из них так и не вернулся.

     Последней каплей стало бегство попа, который, прыгнув на свой старенький «Урал» с коляской, и прямо в рясе до пят, рванул в город за «Харлеем», оставив маленькую часовню на попечительство молоденького дьячка.

    Село опустело. Нельзя сказать, чтобы оставшиеся жители совсем уж опустили руки или, того хуже, решили наложить их на себя от такой безнадёги, нет, они продолжали жить своей обычной жизнью, но массовое бегство родственников наложило на их характеры негативный отпечаток.

     Раньше безнадёгинцы жили весело и дружно, проводя все знаменательные события вместе, будь то государственные или церковные праздники, дни рождения, свадьбы и похороны, а теперь все сидели по своим домам, как крысы в норах и старались не попадаться друг другу на глаза. Им бы сплотиться между собой и переживать вместе бегство родни, а они, наоборот, бежали друг от друга, как от чумы.

      Пойдёт какая-нибудь старуха с букетом к подруге своей бывшей по привычке, с Днем Рождения поздравить, да так и простоит у закрытой двери. А та – в щель глядит и не пускает. Мужики даже пить перестали. Не с кем! Встретятся бывшие собутыльники случайно, так перебегают на другую сторону дороги, подальше друг от друга. Теперь уж не услышишь ни песен под гармошку летними вечерами, ни весёлого смеха, разве, что сдавленный злорадный смешок за забором, когда какой-нибудь неловкий старик на обледеневшей дорожке поскользнется, да упадет. Ни тебе теперь, ни праздников, ни веселых посиделок, одни будни, да такие, что врагу не пожелаешь! Совсем одичали люди.

     Никому нет дела до одиноких стариков, никто ими не интересуется, помощь не предлагает. Колхоз давно развален, техника распродана, а та, что осталась, ржавеет, превращаясь в хлам. Глава местной администрации давно плюнул на происходящее в селе, вымирает село, а ему и дела нет. Ну, остались старики и что с того? Если уж они собственным детям не нужны, ему – тем более. Главное, что его магазин доход приносит, жена в нём командует. Своей семье помогать надо, она ж родней. Вот и нет его никогда на месте рабочем, всё время в дороге - продукты для магазина в городе закупает.  Эх, и что там говорить, занятой, очень занятой человек!

       Рушится село, ветшают отношения, а сытые чиновники и в ус не дуют. Озерко было приватизировано и обнесено высоким забором, чтоб, значит, никто из стариков не смел в нем даже удочки своей замочить, ну а речка, теряя свои воды, вскоре стала претендовать на роль местной свалки. Пробовали было местные жалобы в район писать, да где там! Круговую поруку никто не отменял, и растворились эти письма в серной кислоте бюрократии, будто и не писал их никто.  Вот и выходит, как в поговорке, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Вот только утопающие не желают себя спасать, не ищут той спасительной соломинки, за которую могли бы ухватиться, а продолжают топить себя, опускаясь на самое дно болота.


ГЛАВА ВТОРАЯ

     Скучно стало в Безнадёгино, тоска смертная одолевает. Запустили себя жители, огород садить не хотят, скотину держать перестали. Не сеят, не пашут. Готовить – не готовят, а для кого? Для себя? Да, я и так обойдусь… Есть кусок хлеба, да и ладно… Раньше пирогами на всё село пахло, а сейчас – запах тоски болотной да беспросветной глупости. Каждый для себя живет, каждый в себе и нет у него места для других. Хоть караул кричи, никто к тебе не придет на помощь!

    Только две подружки-неразлучницы в селе и остались. Водой их не разольешь! Стёпка да Зинка. Когда побросала их родня, поплакали поначалу, погоревали, а после решили плюнуть на тоску-печаль и стали жить, как прежде, вроде всё им ни по чем. Жили они - напротив, через дорожку, а позже, от одиночества и съехались вместе – в Стёпкин дом. Стёпка старше Зинки на два года, но была она намного шустрее и проворнее своей молодой нерешительной подруги. Стёпка – Степанида Степановна по паспорту, но Зинаида Петровна звала ее Стёпкой, а та не обижалась. А на что обижаться-то, Стёпка, она и в Африке - Стёпка, а Зинаида, как Зинкой была, так Зинкой и помрёт. На всё село только они и пекли пироги, огород садили, да хозяйство вели. Напекут пирогов, сядут на велосипед – Зинка за рулем, Степка – на багажнике и в часовню - дьячка подкормить. А то, не дай Бог, и этот сбежит. Поест дьячок, вина церковного с подружками выпьет и веселее ему, да и бабкам нашим. Благое дело совершили - парня подкормили, ну а если и винца хлебнули, так разве ж это грех, в хорошей-то компании.

    Как-то раз Стёпка предложила Зинке взять шефство над безнадёгинцами. Давай, мол, как в детстве «тимуровскую команду» создадим. Удивилась Зинка, какая ж это команда из двух-то человек?

- Ничё, - сказала Стёпка, - найдем союзников, да постепенно и обрастём командой. Надо бы растормошить это сонное царство, авось и вернется в Безнадёгино жизнь.

     Сказано – сделано. То есть, «сделано» пока в проекте, но подруги решили срочно воплощать сказанное в жизнь.

- С чего начнем? – спросила Зинка
- Может с кого? – Стёпка сидела и перебирала в голове, кого выбрать первой жертвой.
- Как тебе, Жизель? – наконец придумала Стёпка.

Зинка покачала головой: «Ну, эта ж непробиваемая особа!»

      Жизель – нелюдимая горбатая старуха с серым лицом и вечно нечёсаными космами, торчащими из-под засаленного клетчатого платка непонятного цвета, которая ни с кем не общалась даже в лучшие безнадёгинские времена. Местные звали её Жужелицей, верблюдицей, а наши подруги – Жизелью, за её неповторимую вертлявую походку. В Безнадёгино она появилась лет двадцать назад, но кто она такая и откуда приехала, никто не знает. Поговаривали, что Жужелица – ведьма, поскольку летом она днями шастала по лесу и возвращалась оттуда с мешком на горбе и полной корзиной мухоморов. Ну и кем она могла быть после этого?

        Жила она одна-одинешенька на окраине села и её дом за версту обходили стороной. Из подруг у Жужелицы была только её суковатая палка, на которую она опиралась при ходьбе, да чёрный кот, потерявший глаз в честном поединке с местными зверюгами. Выходила Жужелица из дома очень редко, в основном летом, зимой же месяцами её не видели. Ну, думают, померла, а тут вот она, как с картины срисованная, идёт. Если, не дай Бог, пройдёт Жужелица мимо какого дома, да ещё того хуже, нескольких домов, то суеверные жители бегут со всех ног в часовню за святой водой и поливают ею дорогу, да кропят дома. А если вдруг кто из обладателей тех жилищ чихнул невзначай, то так и есть, Жужелица «поработала», болезнь напустила. Сколько ей лет никто не знает, кто говорит – сто, кто – больше, короче, тайна, покрытая мраком.

- Не раскусивши ореха о ядре не толкуй! Нет, непробиваемых людей! –  стукнула кулаком о стол Стёпка, - Как говорится, человек без друзей, что дерево без корней. Есть люди забытые и в этом они несчастные. Будем одаривать счастьем Жизель, пока она броню свою не сымет. Надо только план состряпать, ну а будем ли мы шуршать по сценарию или нет, сообразим по ходу пьесы. Ну, что? Берём?

- Берём, - махнула рукой мягкотелая Зинка, - всё равно ж не отстанешь, пока своего не добьёшься.

- Только, чур, никому ни слова! – предупредила Стёпка.

- Да тут и захочешь, кому рассказать, не расскажешь! – с горечью воскликнула Зинка, - Живём, как в глухом лесу, при живых-то людях!

         И стали они план писать, да циферками каждое движение-действие обозначать, чтобы значит, как положено, от первого и до последнего пунктика выполнить.
         Посмотришь на них со стороны, смешно становится… Сидят бабки за столом, чего-то там пишут, каракули рисуют, да так старательно, языки аж повысовывали… Спорят, сердятся… А заглянешь глубже, а за этими каракулями да спорами – святое дело,  спасение душ человеческих.

Всё, закончили. Довольныыеее…. Должно у них получиться, «пробьют» старуху!

- Ну…так, струны готовы, недалеко и до песен! – удовлетворённо заметила Стёпка, перечитывая их совместное творчество.

- Как думаешь, оно ей надо? - с сомнением произнесла Зинка. - Жизель и раньше была - зверь зверем.

- Так ить упустили ж мы её! – воскликнула Стёпка, - Нам было хорошо, а человека за сытостью своёй и не заметили… Песни пели, хороводы водили, а не было в этом хороводе ни руки Жизели, ни голоса её в хоре. А нам, ну нет и не надо! Эгоистки мы!

- Но ведь она и сама не пыталась с нами сдружиться, - возразила было, Зинка.

- А ты попытайся счас! Дойди вон хоть до соседа нашего – Семёныча, расскажи ему про любовь-дружбу-то, так он враз по хребтине своим костылём отходит. А раньше, какой душевный был человек, без нас ни в карты, ни семечки лузгать не садился.
Зинка беспокойно заёрзала.

- Ага, боисся? Ну, то-то… А Жизель видно и раньше мы в свою команду не особо-то принимали. Боялась она нас! И вот, теперь я думаю, что не она страшная, а – мы, в своей беспечности и чёрствости к ближнему! – подытожила Стёпка.

- А ишшо в селе говорят, что ведьма она. – осторожно заметила Зинаида Петровна.

- Ага, говорят, что в Ельцу, бобы по яйцу!  – ухмыльнулась подруга.

- Слушай, а может в названии всё дело? – предположила Зинка.

- В названии чего? – поинтересовалась Стёпка.

- Да села нашего. Ведь название у него прямо скажем, не очень..., веет от него какой-то вечной безысходностью…

- Точно! – обрадовалась неожиданному повороту Стёпка. – Мне самой при одном только его упоминании, тюремная решетка мерещится… Ну, голова, ну голова! И кто бы мог подумать, что, ты, Зинка на такое сподобилась? Может и правда, в нём все дело, в названии этом? Ну, это дело плёвое, сегодня же и поменяем, на всех вывесках.

- А как? – удивилась Зинка.

- Как, как? Краской! Нешто мне тебя учить надо? Жизнь прожила, а всё, как малахольная… Ночью и обстряпаем это действо, – и довольная Стёпка откинулась на спинку стула, - считай полдела сделано, – и уже миролюбиво, - Не переживай, Зинуля, всё будет в лучшем виде!


ГЛАВА ТРЕТЬЯ   
 
    Ну, на том и порешили. Сбегала Зинка к себе, достала из-под шкафа банку с красной краской (прошлым летом калитку красила - осталось). Покупала коричневую, да сослепу взяла красный. Стёпка потом ещё смеялась, говорила, что теперь за версту видно, где живёт начальник пожарной части. Перелили они краску в баночку поменьше, олифой разбавили, да кисточки приготовили.

    Вечером, как стемнело, нацепили наши подруги себе на лбы фонарики, потому, как ночью в Безнадёгино - тьма-тьмущая, фонари не включают из экономии, да и поползли тихонько по селу. Первой на их пути оказалась вывеска магазина с надписью - «С. БЕЗНАДЁГИНО СУПЕРСЕЛЬПО». И придумала тут Стёпка вместо простого закрашивания - цветы рисовать. И вскоре вывеска кардинально изменилась в лучшую, как им казалось, сторону – «С. …НАДЁГИНО СУПЕРСЕЛЬПО» и впереди три корявых красных цветка.

    Дальше – больше… Под раздачу попал сельсовет, клуб и теперь уже заброшенная средняя школа и на каждой вывеске отныне красовался букетик красных цветов с очень обнадёживающим названием населенного пункта – Надёгино. Так они, эти два маленьких лучика, перебудив всех деревенских собак, и добрели до края села, где жила Жизель.
 
- Слушай, может, и ей на калитке цветок нарисуем, ну типа, проба пера, – предложила Зинка.

- И то! – согласилась Стёпка. – Может и повеселеет от этого верблюдица…

    Зинка подкралась к Жизелиной калитке и, нарисовав огненный цветок, быстро вернулась к ожидающей её на дороге, Стёпке.

- Остался последний штрих, - и Зинка со Стёпкой направились к дорожному указателю, где принялись торжественно оформлять название села.

- Краска кончилась, - пожаловалась Зинка.

Посветили фонариком, оценили ситуацию. – Нда…, - промолвила Зинка. – Примета плохая…
На указателе красовалась надпись «Надёгино» с нарисованными цветками в количестве двух штук.

- Эх, да раскудрит твою… - проворчала Стёпка, - Не надо было на калитке такой здоровый цветок малевать, тогда б и на третий хватило. Ну, да ладно, в другой раз изобразим. Надо сматываться шуштрее, покамест нас не застукали. Знашь, что за такие художества бывает?

     И подружки помчались во весь дух, сопровождаемые лаем местных, теперь уже надёгинских собак. Уже дома, переведя дух, удовлетворённая итогами этого рискованного мероприятия, Стёпка, сказала: «Погодите! То ли ещё будет!»


ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ               

    Встали подружки рано утром и, не позавтракав, к окну припали. Смотрят, высматривают, как примут местные новое название села. Вот только на улицах тишина, ничего не происходит.

- Ну, да ладно, - сказала Стёпка. – Может пока и не видал никто. Дойдут и до глухого вести. Завтракать будем, а там, глядишь, и новости появятся.

   Напекла Зинка блинов, наелись они, чаю напились. Принесла Стёпка цветной бумаги, что внучка забыла, вытащила красные листы из стопки, достала из тумбочки две пары ножниц и карандаш.

- Зачем это? – полюбопытствовала Зинка.

- Здрасьте! – всплеснула руками Стёпка, - Мы ж с тобой «команда тимуровская», звёздочки будем вырезать и на заборы лепить. Какая ж тимуровская команда без звёздочек?! Ты что, фильм не смотрела?
 
- Давай, рисуй звёзды. Вот тебе линейка. - Стёпка была решительно настроена на дальнейшую борьбу.

    Целых два часа «убили» наши тимуровцы на эти украшения. Когда всё было готово, нарисовано и нарезано, решили они отправиться в село, на разведку.

- Если что, будем делать вид, словно мы ни при чём, - договорились они и, повязав свои самые нарядные платки, отправились на прогулку по селу, взявшись за руки, будто пионерки.

     У магазина стояла продавщица и ножом сковыривала с вывески художества тимуровцев. Опыта реставратора у неё не было, и вместе с цветами канули в небытие и три начальные буквы названия, вселяя уверенность в светлое будущее села. Глава администрации не стал усложнять себе жизнь и быстро решил проблему, приказав снять все вывески, подвергшиеся акту вандализма.

      В конце улицы, у дома Жужелицы-Жизели, царило некое оживление. Пара старух и старик во главе с участковым внимательно изучали громадный красный цветок на калитке. Виновница этого переполоха стояла подле участкового, опершись на свою помощницу и злобно зыркала глазами на то, как участковый фотографировал место происшествия и что-то все время помечал в своем блокнотике. Вдруг одна из старух, участвовавших в качестве понятой – Полька-балаболка, повернулась и указала рукой в сторону Зинкиного дома.

    У Зинки от страха ноги подкосились и неожиданно для себя, а уж тем более для Стёпки, она заорала во все горло: «Взвейтесь, кострами, синие ночи!» И Стёпка не растерялась, тут же подхватила: «Мы – пионеры, дети рабочих!»

- О, с утра уже нализались! – сглотнул слюну бывший дебошир и любитель приложиться к бутылочке, Иван Иванович, по прозвищу Синяк, а ныне добропорядочный тайный выпивоха. – А ишшо слабым полом прикидываются!

     Участковый резко развернулся в сторону поющих «пионерок» и направился к ним, оставив в недоумении любопытных зевак.

    Зинка со Стёпкой замолкли. Расцепили руки и, сложив их на груди, сделали милейшие лица. Подойдя к ним, участковый спросил, не знают ли они чего о ночном происшествии. Стёпка сделала удивленные глаза и отрицательно помотала головой. Тогда участковый предложил последовать всем вместе к Зинкиному дому, поскольку по имеющейся у него информации, калитка её дома окрашена точь-в-точь такой же краской, каковой были испорчены все имеющиеся в селе вывески и указатели. И чтобы ему лично убедиться в этом, необходимо провести иденти…итенди…, тьфу, сверить краску на калитке с краской на вывесках.

    Участковый бодрым шагом направился в заданном направлении, а Зинка со Стёпкой на ватных ногах потащились следом.

- Повели! – злорадно усмехнулся Синяк, - Так им и надо, разбойницам! А то, ишь, распелися не к месту!

     Жизель, молча взиравшая на происходящее, прошипела сквозь зубы: «Старый дурак!» и с такой злобой посмотрела на него, что у Иван Иваныча по спине пробежал неприятный холодок. Она развернулась и зашла к себе, так громко хлопнув калиткой, что всем присутствующим сделалось нехорошо.

- Чур, меня! – дрожащим голосом проблеял Синяк и перекрестился.

    Тут Полина-балаболка с заговорщическим видом, сойдя на шёпот, произнесла: «Вчерась ночью я видала, как две подозрительные фигуры шлындали с фонариками по селу. Двое их было, как есть не вру, двое…» – и уже громко, добавила: «Мужики это были. Му-жи-ки!»

- Так чего ж ты молчала? Надо участковому сказать, - возмутился Синяк.

- Ещё чего! – и чуть не до визга повысила голос, - Вот, кому за это плотют, те пушшай и работают. А за бесплатно, я никому помогать, не намерена!

 На том и разбрелись по своим убежищам.

    Участковый потоптался возле красной калитки, наскрёб краски для проведения экспертизы да опросил подруг. Конечно же, банка с краской у Зинки была украдена, почитай, уж год назад, а заявление из-за такой мелочи она писать не осмеливалась, поскольку у товарища участкового могли быть более серьёзные преступления, нежели расследование кражи полупустой банки с краской. А воры эти подлые, побоялись такой заметной краской воспользоваться и ничего лучшего не придумали, как испортить государственное имущество, чтоб на неё, честную женщину, с сорокалетним трудовым стажем, пало подозрение. Ну, а, если варвары и найдутся, то Зинаиде Петровне очень бы хотелось узнать, кто мог так коварно совершить данное хулиганство, не для мести, конечно, а так, для общего развития… Но заявление о краже она писать всё одно не будет, поскольку вражина за порчу вывесок и так получит своё. Вот такую душещипательную тираду выдала Зинка, да так натурально и правдоподобно, что даже Стёпка ей поверила.


ГЛАВА ПЯТАЯ               

        Село было временно лишено всяческих вывесок где-либо, администрация находилась в полной нерешительности, вывешивать ли вывески с прежним названием либо оставить всё, как есть, то есть - никак. 

        Молва о переименовании Без-Надёгино быстро разнеслась по всему селу. Хочешь, не хочешь, а новость надо бы обсудить. А с кем её обсудишь, когда каждый сам в себе. Вот и пришлось жителям понемногу стекаться в небольшие кучки и перемалывать это происшествие между собой. Ещё бы, ведь за последние несколько лет, это было самое громкое событие, всколыхнувшее это стоячее болото.

       По официальной информации вандализм был совершен неизвестными лицами, а по неофициальным – Стёпкой да Зинкой, о которых восхищённо шептались по углам без-надёгинцы. Так или иначе, но местные жители нет-нет, да и поздороваются друг с другом при встрече, а то, глядишь и словом перекинутся, да посмеются, вспоминая безнадёгино-надёгинскую эпопею. Но всё же до прежних отношений было ещё далеко.

       За всеми этими превращениями внимательно следили Стёпка с Зинкой. Первый шаг к примирению сельчан был сделан и результатом они остались очень довольны. Теперь пришла очередь взяться за перевоспитание Жизели. Наверное, пора бы вспомнить, что она никакая не Жизель, а уж тем более не Жужелица с верблюдицей. Звали её Женькой, Евгенией Ивановной. Ну, это уж потом, когда-нибудь, а сейчас к ней надо бы подобрать правильный шажок или, как там его…ключик…

     На дворе стояла середина лета, и Жизель со своим рюкзаком вовсю бороздила леса.

- Как думаешь, она будет рада, ежли мы ей мухоморов притащим? – спросила Зинка.

- Ты меня, Зин, в последнее время приятно удивляешь, столько лет бок о бок живём, а голова твоя соображать в нужном направлении только сейчас начала. Ох, Зинка-хитрюга, и зачем ты всё это время недоразвитой прикидывалась? – ласково ответила Стёпка, и добавила с улыбкой, - Думаю, что мухоморов много не бывает. Раз она их собирает, значит, нужны они ей. А что она с ними делать будет – её проблемы, пущай хочь солит, хочь ногами давит или зелье приворотно-отворотное готовит, наше дело собрать и осчастливить её количеством этой гадости. Небось, тяжко в её-то возрасте ковылять по лесным дорожкам!

     В общем, легли спать пораньше, чтобы встать до свету и успеть набрать лесных подарков, да пронести их без чужих любопытных глаз.
 
               
ГЛАВА ШЕСТАЯ

    Утром вскочили, схватили лукошки и ножики, сели на велосипеды и пока село досматривало последний сон, погнали в сторону леса.

    В лесу, как назло было полно хороших грибов, а вот мухоморов – раз, два и обчёлся. Пришлось изрядно побегать, чтоб хоть одно лукошко наполнить. Во второе набрали белых да подберёзовиков, себе на жарёху. Прикрыли мухоморы тряпкой - во избежание пересудов, да домой рванули.

Успели, как раз вовремя, селяне только-только глаза ото сна продрали.

     Сели, ноги вытянули, языки от усталости еле ворочаются. Прилечь бы… Двигаться лень, а надо… Кому, как не им село примирять!

    Присели возле окошка, ждут, когда ведьма мимо проковыляет. И часу не прошло, идёт, ползёт Жизель. Корзину взяла большущую, мешок на спине привязан.
- Иди, иди! – посмеивались над Жизелью подружки, - Ох, и побегаешь ты за мухоморами! Нет их в лесу, все собрали.

    Только скрылась из виду старуха, как наши «тимуровки» ноги в руки и к её дому. Прошмыгнули со стороны огорода и прямиком во двор. Собак Жизель не держала, поэтому Стёпка с Зинкой и не переживали, что шуму могут наделать. Положили мешочек с мухоморами возле двери, Зинка ещё задержалась – звёздочку на дверь пластилином клеила, чтобы точно, по фильму было, дескать, под защитой старуха, да мигом назад.

    Уже дома. Делают свои дела, да на улицу поглядывают, ждут, когда Жизель из леса вернется.

- О, вона, тащится! Глянь на физиономию её унылую, видать ни одного мухомора не нашла, - и довольная Стёпка перебежала к другому окну.

По дороге шла их подопечная, с трудом таща полную корзину мухоморов.

- Ведьма! – в один голос воскликнули подруги.

     Решили через часок прогуляться по селу, да заодно прощупать, как Жизель восприняла их подарок. А пока, задумали огород прополоть, чтобы время не терять. Мирить – дело хорошее, но и хозяйство своё запускать не стоит, чтобы самим тимуровцы не понадобились. Наскоро прополов пару грядок, они, сгораемые от любопытства, припустили к дому Жизели, чтобы посмотреть какой эффект произвел на неё подарочек.

Идут по дороге, беседуют.
- И где она только нашла их, мухоморы эти? – ломали голову подруги. – Ведь, кажись, всё собрали! Одно слово – ведьма! – заключили они.
И за разговорами этими, не заметили, как подошли к дому своей подопечной.

     На дороге, напротив калитки, на которой по-прежнему красовался красный цветок – Зинкино художество, лежали растоптанные грибы и смятая звёздочка, та самая, что Зинка на дверь нацепила.
Унылые, побрели они назад.

- Ну, что ж, первый блин комом, как говорится, – наконец очнулась Стёпка. – Всё ж какой ни есть, а результат! Хуже было бы, если она их вовсе не заметила. А так пусть теперь мучается, кто её поганками одарил!

- Может, букетик цветов ей нарвем, - неуверенно предложила Зинка.

- А давай! – обрадовалась подруга, - Пусть думает, что у ей тайный воздыхатель появился! – и она звонко рассмеялась, - У верблюдицы-то!

     Сразу за огородом и нарвали колокольчиков разных, да травы луговой туда напихали, чтоб икебана была. Это Зинка посоветовала, сказала, что сейчас модно дарить икебаны, видела она в городе такие, ух и дорогущие... Стёпка согласилась и давай рвать всякую траву и показывать Зинке, чтоб та, значит, выбрала какую поикебанистей.

    В общем, сделали букетик, нитками перевязали, чтобы не распался, и огородами, дабы не привлекать внимание сельчан, добрались до Жизелиной усадьбы. Там они засели в засаде возле сарая. Никого. Тишина во дворе. Видно, колдует над мухоморами в своей келье.

- Звёздочку взяла? – зашептала Стёпка.

- Взяла, взяла, - отмахнулась Зинка.

- Так, давай лепи и букетик брось возле двери! – приказала ей Стёпка. – А я, если что, свистну…

    Зинка осторожно выбралась из укрытия, тихонько наклеила на дверь звёздочку и прямо на порог положила "икебану". Оглянулась на Стёпку, а та, рукой машет, зовет, мол, давай заканчивай.

   Снова рванули огородами, только не к себе, а вокруг, к дому Жизели. Подкрались на цыпочках, постучали в окно и мигом – в кустах затаились, наблюдение ведут.
 
   Не прошло и пяти минут, как калитка распахнулась и появилась злобная Жизель. В руках она держала букетик. Отойдя на несколько шагов от дома, она, покрутила головой, как сова, словно ища нарушителя её покоя, а потом затопала ногами и шмякнула в сердцах Зинкиной икебаной о дорогу. Плюнула и зашла к себе.

- Ну, что? Второй блин комом? – съязвила Зинка.

- Тссс… - прошипела Стёпка. – Снова вышла. Неужто срисовала нас?

    Жизель вышла на дорогу, посмотрела по сторонам, подняла букетик, отряхнула его, понюхала… Затем она вытащила из икебаны всю траву и бросила её на землю, и после удалилась к себе, унося с собой лишь маленький букетик колокольчиков.

- Серость беспросветная… - разочарованно протянула Зинка.

- Да Бог с ней, с кебаной твоею! Главное, что букетик взяла, - ликовала Стёпка. – «Пробивается» бабка!

Подружки вылезли из-за кустов и натолкнулись на Семёныча.
 
- Чего это вы по кустам лазаете? – удивлённо спросил он.

- Курицу искали! – не моргнув глазом, соврала Стёпка. – А тебе-то что за дело? Не тычь носа в чужое просо...

- Да мне-то ничего! Думаю, может, помощь нужна? – ответил Семёныч.

- Какая помощь? От кого? – удивились подруги. Два года не разговаривал с ними, а тут вдруг помощь предлагает. Чудеса!

- Скорая! Помощь! Психушку могу для вас вызвать! Забесплатно! – разозлился Семёныч и, отвернувшись от них, зашагал к своему дому.

- Себе вызови, индюк надутый! И в шапке - дурак, и без шапки - дурак! - крикнула ему вслед Стёпка.
 
- Вот ведь зловредный старик! – сказала Стёпка, отряхивая коленки от земли. - Хуже бабки досужей стал! – и тут же хитро прищурилась, - И чего это он к нам с разговорами полез? Странно…

    Зинка пожала плечами и предположила, что после вывесок этих, люди стали понемногу тянуться друг к другу, ну не то, чтобы сильно, но всё же хоть как-то замечать друг друга стали, а иной раз и здороваться.

               
ГЛАВА СЕДЬМАЯ

    Дома нажарили грибов с картошкой, наелись до отвала и давай дальше думать, как остальных жителей ото сна растолкать. Жизель решили не бросать, поскольку результат с букетиком получился явно положительный - в ведьме стали просыпаться человеческие качества и звериного в ней не больше, чем в ком-нибудь другом.

    За букетами надумали в лес сгонять, так же, поутру, пока село спит. Много там цветов на любой вкус и цвет.
Почаёвничали, да спать легли…завтра день тяжёлый, насыщенный.

    Поутру, наскоро позавтракали, да в лес за цветами. За полчаса набрали целую корзину лютиков разных. Дома поделили на маленькие букетики, нитками перевязали. Решили в этот раз без икебаны обойтись, раз жители такие непродвинутые, без художественного вкуса. И задумали они по всей деревне пробежаться, каждой старухе по букетику вручить. Конечно, вручить, громко сказано, правильнее было бы сказать – подсунуть, да к тому же, тайно.

    Крадучись пошли они по селу, втыкая букетики в почтовые ящики местных представительниц прекрасного пола. Не забыли они и звёздочки на ворота налепить - метку фирменную, пусть хоть и не ими придуманную, но всё же – знак да геройский, к тому же.  Жителей, осталось, тьфу, по пальцам пересчитать и они быстро управились. Мужиков решили цветами не одаривать, не по ним – подарочки девчачьи. Последней счастливицей стала Жизель, которой достался букетик Иван-Чая. Повесив его за нитку на ручку калитки, и снова, «собрав» всех собак, повернули тимуровки до родных пенатов.

    Домой прибежали, отдыхать упали. Стёпка, пожаловалась на боли в коленях, говорит, что не пристало прыгать козой в таком возрасте и ей уже никак не угнаться за молодой Зинкой. На что, Зинка ответила, что она, Стёпка, своей прытью любого молодого за пояс заткнет и десять раз её, Зинку, переживет.
 
    Весь день дома просидели. Зинка на огороде торчала, а Стёпка, по причине недомогания, дома осталась – кашеварила.

               
ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     Полночи ворочалась Стёпка, всё охала да кряхтела. Ревматизм одолел, колени выворачивало во все стороны. Боль невыносимая, нечеловеческая. Зинка хотела было «скорую» вызвать, да Стёпка запретила. Велела ей назавтра, бежать до Жизели. Ведьма знает, как боль остановить, может словом, может, травой какой, да заодно и проверят, как проходит «излечение» от ее нелюдимости.
 
    Утром встали, а Жизель уж мимо их дома идёт. Именно идёт, а не ползет, как обычно. Опирается всё также на палку свою, но походка какая-то лёгкая, непринуждённая. И даже как-то ростом выше стала, расправилась и горба почти не видно. Платок сменила на белый, в голубой горошек. Прямо расцвела ведьма и, не узнаешь в ней прежней, сгорбленной каракатицы.

    Зинка – в дверь, догнала Жизель, словом перекинулись. Видела в окно Стёпка, что Жизель не оттолкнула, не отмахнулась от неё, только сухо кивнула и пошла себе, в лес, на раздобытки. Вернулась Зинка довольная.

- Сказала, что зайдёт к нам, - сообщила Зинка.

- Када? – охнула Стёпка.

- Не сказала, только сообщила, что зайдёт и все, а расспрашивать её я побоялась, чтобы не спугнуть, – отрапортовала подруга.

- Давай-ка, Зинуля сегодня пироги изладим. Хлеб-соль дружбу заводит, а ссору выводит! Чего там у нас есть, из начинки? - и Стёпка поковыляла на огород, чтобы надрать зелёного луку.

    Поставили тесто, наварили яиц. В общем, напекли румяных пирогов с луком-яйцами, «зарядили» самовар да стали ожидать свою чудаковатую гостью. Стёпке полегчало немного, но отказываться от затеи пообщаться с самой ведьмой, даже и в мыслях не было.

     К обеду постучали в окно. В деревнях никто не закрывает дверей на запор, одна только Жизель - от незваных гостей, хоть и не ходит к ней никто. Удивились подруги, культурная оказалась дама. Ну, Зинка, значит, дверь пошла открывать, а Стёпка прыгнула в постель, больной сказалась.

     Зашла в дом их сказочная гостья. Поставила на лавку полную корзину свежих мухоморов. Посмотрела на распухшие Стёпкины коленки, потрогала… И велела настойку из мухоморов сделать, чтобы ею потом колени натирать, примочки делать, ходить поменьше, да лежать побольше. Записала Зинка рецепт, к стене кнопкой приколола. Направилась ведьма к двери, а Зинка – само гостеприимство, за стол приглашает, дескать, время к обеду и неплохо бы чайку со свежими пирогами откушать. Жизель пробурчала: «Недосуг мне!» - и вышла за дверь, оставив растерянную Зинку да корзину с мухоморами. Зинка, было, за ней рванула, да Стёпка остановила, пугать не велела. Видно было по довольной физиономии Стёпки, что жизнь в селе налаживается, как нельзя лучше. 

На время решили оставить тимуровские дела, до полного, значит, выздоровления Стёпки.

     Завернула Зинка пирожков, села на своего двухколесного коня, да и наведалась в часовню. Давно там не были, совсем за тимуровскими делами дьячка забросили. Вернулась не скоро, весёлая, под хмельком и принялась рассказывать, что в селе творится. Цветочки-то дело своё сделали! Повылазили бабки из домов, ходят по селу и расспрашивают друг друга, кто чего видел или слышал. Трясут стариков, мол, это их рук дело. Те отнекиваются, дескать, они в своем ещё уме, чтобы опускаться до такого - букетики дарить.

    Звёздочки – тема отдельная. Кто-то из старух вспомнил, что было такое в её детстве тимуровское движение. Она, будучи пионеркой, вместе с одноклассниками помогала одиноким старикам и старухам по дому, по огороду. Но так, чтобы тайно – не было. Всё больше в открытую – ходили, спрашивали, помощь предлагали. Покумекали и решили, что это ребятишки из соседней деревни шкодят. Но звёздочки не сорвали, кто для красоты оставил, а кто и всерьёз решил, что звёздочки эти –  тимуровцев работа.

     А тут ещё, как ком с горы, новость. Бабка Шептуниха дом продала, да в город перебралась к детям. Шептуниха – местная сплетница, баба высокая, дородная. Но дородность её была только внешне, сама-то наскрозь гнилая, и по здоровью, и как человек. Беседует с тобой, общается приветливо, а чуть ты отвернулся – другого собеседника найдёт и тебе же косточки начнёт перемывать. Поймает кого, враз зашепчет: «Тот плохой, тот пьяница…». И так, всё село перемолотит языком своим ядовитым. А внешне приветлива, душа – человек. Не любили её сельчане, ну, а где таких нет. В любом селе, деревне найдется такая «подруга», без них и село – не село. В общем, заболела она – там колет, тут прижимает… Давление скакать стало…. Дом уже не под силу содержать, не то, что в огороде возиться. Вот и сжалился сынок ейный, забрал к себе старуху, а дом продал. Туда уже и жиличка новая въехала. Зинка сама её не видала, но Полька-балаболка рассказывала, что живёт там дама модная, городская. Зовут её мудрено, Полька забыла как, помнит только, что имя какое-то библейское. На пенсии она, и будет жить тут, как на даче, с весны и до осени, здоровье поправлять. Собачка при ней причудливая, Полька таких отродясь не видала.  Морда, значит, крысиная, шерсти нет, как есть кожа одна, и одевает она её в пальто, чтоб не мёрзла.

      В общем, за три дня новостей столько, что по застойно-болотистым меркам села, хватит их на год вперед. Стёпка на поправку пошла, мухоморами натирается, делает всё, как Жизель наказала. Вот только никак не лежится ей, на волю просится. Зинка не пускает, сердится, говорит, что пока не поправится, не выйдет за порог, а если будет самовольничать, то свяжет, пользуясь её временной слабостью здоровья. Ну, а чтоб не скучала, принесла ей бинокль из дома. Сын у Зинки – охотник, уток через него высматривал, да бросил за ненадобностью, в городе-то он ему, как корове – зонтик.

    Сидит Стёпка дома, да через окно в бинокль смотрит. Плохо через окно-то, надо бы расширить кругозор, да Зинка – змея, выходить запрещает. Выздоровеет Стёпка, наберётся силы, да и возьмет бразды правления в свои руки, не ей, малолетке, Стёпкой командовать.

               
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     Сидит Стёпка у окна, биноклем балуется, то близко сделает, то далеко. Жизель вот. Далеко стоит. А вот так – близко. И вдруг стук в окно. Убрала Стёпка бинокль - Жизель под окном. Лицо хмурое, вроде сердится на кого-то. Зинка, ноги в руки и пулей за гостьей. Та прошла в дом, справилась о здоровье Стёпки и, взяв с лавки корзинку, собралась на выход. Зинка увидела, что Стёпка делает ей знаки глазами, задержи мол.

- Евгения Ивановна, может чайку? – дрожащим голосом спросила Зинка.

     Жизель замерла на пороге, её серое лицо вмиг просветлело, скорбные морщины на лбу начали расправляться. Какую-то секунду она стояла в нерешительности, потом развернулась и произнесла: «Что ж, можно и чайку».

     Зинка засуетилась, достала из холодильника колбаску, сыр, оставшиеся от завтрака блинчики с творогом, варенье... В общем, на стол летело всё, что было съедобным, ничего от дорогой гостьи не утаили. Стёпка подсела к столу, пытаясь разговорить Жизель. Поговорили немного, сначала о Стёпкиных коленках, потом о коленках Евгении Ивановны, оказалось, что она ногами тоже нездоровая и лечит их теми же настойками из мухоморов, да ещё и заготавливает впрок на зиму.

      Разговор не клеился, но, так или иначе, нелюдимая Евгения Ивановна сидела за одним столом с односельчанками и пила с ними чай, а это дорогого стоит. Видно было, что ей неловко среди «подруг» и немного посидев для приличия, она засобиралась домой. Зинка завернула ей остатки со стола – блинчики, колбаску да передала баночку прошлогоднего малинового варенья. Евгения Ивановна взяла подарки, и что-то пробурчав себе под нос, очевидно слова благодарности, удалилась.

      Два дня ещё прошло, оклемалась совсем Стёпка, коленками туда-сюда крутит, нет боли, помогли мухоморы.
 
- Надо бы к Жизели наведаться. Может помочь чем, пока она по лесам таскается. – предложила Стёпка. – Да и с новенькой неплохо бы познакомиться… соседи, как-никак.

               
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     Бывший дом Шептунихи стоял сразу за домом Семёныча, то есть, через дом от Стёпки. Для начала Стёпка решила поглядеть, что за мамзель будет у неё в соседях. Взяли они бинокль и залезли с Зинкой под крышу, устроившись на чердаке. В бинокль по очереди смотрят, ссорятся, кому смотреть. А тут и фифа городская нарисовалась. Прогуливается между грядок, в белых шортах, а в руках – зонтик кружевной, хотя на небе ни тучки. За ней странный зверь на тоненьких ножках по пятам бегает, маленький такой, вроде крысы и лысый. Очень неприятной наружности. На нём безрукавка зелёная, мехом отороченная…летом-то..

- Это собака ейная, – шепнула на ухо Зинка. – Таранькой зовут. Очень модной породы. Уйму денег стоит, - уже от себя прибавила Зинка.

- Да рази ж такие собаки бывают? – Стёпка даже поморщилась, - Какой толк от её? Охранник – никакой, соплёй перешибёшь, а ради красоты, так нет тут её и в помине, младенцев токма пугать. И имечко, тоже под стать – рыбье. Воистину, по шерсти собаки и имя дано!

    Стёпка бинокль крутит, изображение приближает, чтоб лицо приезжей рассмотреть, а та, будто почувствовала, голову опустила, собаку хвать в охапку и домой.

Разочаровалась Стёпка. Но ничего, будет ещё время, налюбуются.
 
- Глянь, Семеныч выполз. Нарядный – кепка, трусы да галоши. Держи биноклю, - и Стёпка передала Зинке агрегат.

- Се-мё-ныч! – крикнула Зинка, приближая изображение, - Ты чё, так нарядился? На свиданку что ль собрался?

     Семёныч огляделся кругом, пытаясь понять, откуда идут голоса, задрал голову и, увидев Стёпку с Зинкой на крыше, погрозил им кулаком.

    Подруги, смеясь, слезли с чердака и решили отправиться на прогулку. Стёпка неделю проваландалась и теперь жаждала увидеть перемены села своими глазами.

               
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

    Вышли. Идут по улице. Старухи у окошек от скуки сидят, да на улицу поглядывают. Стёпку с Зинкой заприметили, обрадовались. Давай справляться, куда это Стёпка запропастилась? Новостей у них – куча. Каждая норовит рассказать, и каждая по-своему. Слушает Стёпка, усмехается. Про цветочки, что старики втихаря им подсунули, про звёздочки красноармейские, тимуровцами поклеенные, про жиличку новую… Зашелестело село, задвигалось. Намолчались за долгие годы её жители, наскучались друг за другом. Пробились отношений ростки, плоды давать начали. Глядишь, и вернется в Без-Надёгино прежняя веселая жизнь. Бабки-то друг с другом уж лопочут вовсю, а старики по-прежнему, бирюками ходят.

    Тут Стёпка давай речь толкать, дескать, старики первый шаг к примирению сделали, с букетиками своими, теперь и наш черёд пришёл их ублажить.

- Пора бы вам бабоньки, стряпню свою наладить, да пирогов с печенюжками напечь. Мужики они до пирогов охочие, глядишь и подобреют. Ну, а чтобы никто не остался забыт, надо список составить, чтоб, значит, у каждой девки – по парню было, - закончила Стёпка.

     Головастая эта Стёпка, авторитетная. Маленькая, вёрткая, а бабы её слушаются, поскольку дело говорит и всегда по делу.

    Составили список. Всех разобрали. Тех, что семейные, трогать не стали - своя кухарка под боком, с ними потом дружбу наладим.

    Тут Стёпка предложила ещё с Евгенией Ивановной подружиться. Не поймут бабы, это кто ж такая, эта Евгения... Как узнали, что она есть та самая Жужелица, враз сробели, боятся, вдруг отравит она их мухоморами своими. Объяснила Стёпка, что никакая Жужелица не ведьма, а мухоморами свои больные ноги лечит и её, Стёпку, с постели «подняла», когда та ногами хворала. Посомневались бабы, но всё ж решили попробовать, столько лет живём бок о бок, а голоса Жужелицы и не слыхивали. Манька Трубадуриха вызвалась. Я, говорит, пойду, может общее чего с ней есть. Общее – это значит, голос. Манька в сельском хоре запевалой была. Махонькая, сухонькая старушка, а голос – словно труба. Все голову ломали: и откуда у неё такая силища да дурь в голосе? От земли не видать, а за версту слышно… Вот и прозвали её Трубадурихой, первой, значит, трубой в хоре. Ну, а как началась эта повальная беготня по городам, никому тут уж и не пелось, и хор развалился, прекратив своё существование.

     Вот и ладно, разобрались и с Жизелью. Сейчас мужскую часть населения обработают, а там и жиличкой новой займутся.

- Ну, а теперь айда, бабы, в магазин за мукой! - скомандовала Стёпка. – А мне соли надо купить, огурцов малосольных охота.

               
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

    На ловца и зверь бежит. Стоит подле магазина новенькая, в пух и перья разодетая. Платье на ней белое, как у невесты. Красные бусы-вишни на шее. И шляпа широкополая, мексиканская. В руках чудовище держит – собачку свою. У собачонки морда глазастая, злющая, а сама трясется, то ли от злости, то ли мёрзнет всё.

- Здрасьте, - сказала Зинка. – В магазин вышли?

    Новенькая посмотрела на неё и произнесла растерянно: «Да вот, не пускают! Нельзя, говорят, с собаками, продукты у них…» Собаку затрясло ещё больше, видно, от возмущения.

    Новенькая прижала своё чудище покрепче, посмотрела на неё - жалкую пародию на собаку, и добавила чуть не плача: «А куда ж я без неё? Оставить нельзя, порода такая, одна никак не может. Я к чаю печенья купить хотела. А теперь вот не знаю…».

Новенькая на контакт шла, и Стёпка вызвалась ей помочь.

- Заходи, - скомандовала она и открыла дверь магазина. Продавщица зашипела, как змея, дескать, сколько было говорено, что нельзя к продуктам собаку приближать.

- А кошку свою, почему при продуктах держишь? – строго спросила Стёпка.

- От крыс, - дёрнула плечом продавщица.

- Так ты ишшо и крыс тут развела? Вот натравлю на тебя санпинстанцию, буишь им про крыс-то рассказывать! И чем людей гнать с магазину, что тебе деньги несут, лучше б мешок на руку надевала, када хлеб выдаешь! А то деньги, порошок стиральный, и хлеб, всё одной голой рукой берёшь. Тошнит прямо! – не на шутку разошлась Стёпка.

- Так чего ты купить-то хотела? – повернулась она к новенькой.

- Печенья к чаю, - пролепетала та.

- Печенье брать не советую! Горькое оно у них, потому, как просроченное. Сюда ж с городу всю просрочку везут, а что такого, тут же нелюди живут – старичьё! – громко объявила Стёпка. – Отравить они нас задумали с администрацией… Ну, а мы – не дураки! Крупу, муку, да сахар с солью берём. Так, что не дождётесь! Остальное, ежли приспичит, в городе возьмёшь, а здесь ничё  не бери. Луччи муки возьми, да посмотри сперва, нет ли там жучков? – и со злостью посмотрела на продавщицу.

    Продавец, аж поперхнулась от наглости такой, но промолчала. Видать боится, что Стёпка и взаправду проверяющих вызовет.

Новенькая взяла муки, сахара, а Зинка со Стёпкой - соли.

    Идут по дороге, разговаривают. Зовут эту особу Саломея Марковна. Дом купил ей сын, чтобы больше на свежем воздухе бывала, и продукты натуральные ела. Хороший сын, заботливый, начальник он у неё, чего-то там, в городе. Собака у неё китайской породы. Очень нервная и чувствительная. В общем, впечатления от приезжей были самые положительные - дама контактная и разговоров с незнакомыми не чурается.

               
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

     Пригласили её Стёпка с Зинкой на ужин, ну, чтоб познакомиться поближе, да приобщить к общей борьбе за восстановление дружбы между сельчанами.
Состряпали пирог с малиновым вареньем, ждут.

    Пришла. Бутылочку вина красненького принесла. Собачку свою на пол спустила, а та визжит, как оглашенная, на руки, стало быть, просится. Цыкнула на нее Саломея. Замолчала псина, затряслась мелкой дрожью…боится. Ну, потом пирога поели, винца выпили, и так хорошо всем сделалось, и будто бы они не пару часов назад познакомились, а давным-давно. И собака стала уже на морду приятная и не такая боязливая. Да и имя ей уже, как нельзя, к лицу, то бишь, к морде…

   В общем, так или иначе, но вино своё дело сделало, но дело не абы какое, а судьбоносное. Ну, а раз оно такое, то и будем его вершить. Рассказали подруги проблему сельчан, поплакались. Саломея пообещала для таких хороших людей сделать всё, что в её силах. Ну, а если она, чего-то не сможет, то попросит своего сына – большого в городе начальника, проблему эту решить.

    Собачонка Саломеина у каждой старухи уже в руках пересидела. Попривыкла, одружелюбилась, руку Зинке лизнула. Короче, душевно посидели. Разошлись уж затемно, пообещав дружить семьями.

    Назавтра бабы на сходку собрались, договорились мужиков из застенок своих выманивать. Придумали письма написать, дескать, военкомат вызывает их для переписи мужского населения на случай чего плохого. А чтоб старикам в город не пришлось тащиться, то прямо в клубе и примет их городской военком. На пятницу определились, два дня в запасе, есть время к встрече подготовиться.

               
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

      Разошлись старухи по домам, каждая пишет письмо своему подопечному. Ну, написали, кинули по ящикам, а сами принялись пирожки с ватрушками печь. Напекли, наряды достали самые лучшие. Кто пообносился, соседки помогли, принарядили. Сбегали в сельсовет, выпросили ключи от клуба и устроили там субботник. Грязи выволокли – море. Когда всё блестело, притащила Полька скатёрку нарядную, что зять на юбилей дарил. Десять лет лежала, Полька жалела её, не притрагивалась, а тут – святое дело, без красивой скатёрки никак. Ну, наставили на столы угощений разных. Стёпка с Зинкой самовар выволокли, в клуб его понесли.

      Старики за всей этой старушечьей вознёй наблюдали из окон, но ничего не заподозрили – военком ведь приедет, нешто его в гадюшнике встречать.
 
      Ну, значит, стали подтягиваться старики к назначенному сроку в клуб. А бабы нарядные, разукрашенные, как матрёшки, у дверей их встречают, к столу подводят. Ничего не поняли, мужики. То ли военком ещё не приехал, то ли вообще не смог приехать, но за стол сели и от угощения не отказались. Поговорили, пообщались. Мужики даже прослезились. Видно и им пришлось несладко нести этот многолетний обет молчания, когда кругом люди, с которыми бок о бок прожили жизнь.

     Новенькая, Саломея-то, совсем освоилась, сидит, чирикает вовсю с Семёнычем, будто она с ним с малых лет знакома. И Таранька при них, палкой не отгонишь.

     И не слышали старики за своим весельем, как в дверь постучали. Раз постучали, два… Не дождался приглашения запоздалый гость, сам дверь открыл. Обернулись гуляки, и ахнули – у порога стояла Жужелица – Евгения Ивановна, нарядная, аккуратно причесанная и не узнать в ней прежней верблюдицы. Перед ними стояла пожилая статная женщина, безупречно одетая и приветливая.

     Нашлось для Евгении Ивановны и место за общим столом, нашлись и темы для разговора, а женщиной она оказалась образованной и интересной в общении.

     Поговорили, посмеялись над своими бывшими страхами да обидами и разговор сам собой перешёл на название села. Вспомнили историю с вывесками, похохотали всласть, и решили, что именно эта история и положила начало восстановлению отношений между сельчанами. И стали думать, как официально решить вопрос о переименовании села. Спорили, но без злости, по-доброму и, в конце концов, решили, да Бог с ним, с названием-то, пусть остается родное - «Безнадёгино»…ведь не название села определяет судьбу людей, а сами люди.

Вот только не поняли они, что кроется за звёздочками этими?


Продолжение: http://www.proza.ru/2019/11/14/24