Шпыняй

 
  Где-то, когда-то, не здесь и не там, нигде и всюду, постоянно и переменно, занимая пространство, существует тревожная ипостась, сгусток темной энергии, Шпыняй Лизоблюдов - так буду звать теперь.
 
  О нем знают все, его можно увидеть в любом обличье, будь то характер человека, поведение, соблазны, гнев, выражение лица, или какие действия.
 Его припишу и к твоей судьбе.
 
  У него нет тела, но чудище настолько ощутимое, что человека охватывает ужас. У него нет лица, но есть миллионы видимых масок.

  У него нет рук, но по всему миру расставлены ловушки. У него нет ног, но он желает сделать боль человеку, домчится к нему на своем черном такси, в единый миг. У него нет головы, но есть великие планы, от которых появляется нервная икота, тик, судороги сердца.
 
  Он сотворен воображением, он живет в каждом человеке – позови только, вспомни и будешь заложником, рабом мерзких деяний навек.

  Для каждой эпохи уготована своя маска. В большом ли мегаполисе, лесной глуши, на воде и суше, с рождением ребенка, Шпыняй подходит к зыбке младенца и тот его узнает. Тут-то и начинается черный триумф.

  Если ребенок рождается с набором божьих талантов и крепким щитом, непременно треба все испоганить. Наклоняясь над младенцем, смердным дыханием, оскалом гнилых зубов, Шпыняй внедряет долгосрочный замысел, план.

  Впиваясь в блуждающий взгляд, он проникает в душу и там медленно ломается защита, яд, проникающий в кровь, не оставляет надежды на выздоровление. Добытое легким трудом, закупоривается в черную кубышку.

  С этого дня дитя чувствует постоянную тревогу, зависимость тисков, шаблонов, рамок и принадлежность какой-то силе. Кем бы потом ни стал человек, он чувствует смрадное дыхание за спиной.

  Какой бы ни была жажда жизни, всегда найдутся подводные камни. Сколько бы ни было талантов, будут препоны их заглушить. Спасать себя приходится самому утопающему.
 
  Лежа в люльке, ребенок чувствует страх, лохматые тени Шпыняя повсюду: на стенах, потолке, одежде, висевшей на гвозде, за печной трубой и даже в отцовских сапогах и глазах любимой кошки.
  Прочувствовав весь страх в душе младенца, блюститель паники осмелел, пошли в ход излюбленные приемчики, в трубе завыл ветер, сквозь оконные рамы слышен свист, трещали от мороза стены - страшно?

 Пламя лампадки качалось вправо - лево, замирало, дрожало, как бы прислушиваясь к шорохам. Что-то упало, кошка встревоженно забилась под койку, что-то происходило, кто-то перебирал ухваты.

 Пройдясь по половицам, Шпыняй сгреб половики, швырнул веник, включал радио, там играли гимн или марш перед футбольным матчем.

  Долгое время эта мелодия очень пугала ребенка, подрастая, не мог понять, как внутри радио помещаются люди – узнаешь себя? Оставаясь одна, не желая идти ночевать к соседям, ты брала веник и укладывалась спать под лавку – так безопаснее.

  Во сне ты приходила на зеленую поляну, среди молодых саженцев, окружавшей воды и голубых гор, совсем не страшно, чувствовалось невидимое присутствие бога. Через него придут навык, через него научишься защищаться, от него придет уйма проб и ошибок, для умения отличать добро от зла.

  Благодаря его любви, сможешь все преодолеть и одержать победу. Учись бороться без крови терпением и прощением. Много предстоит выдержать, темные тени избы – это еще не страхи.

  Когда Шпыняй старается сломить, вывернуть наизнанку, ни за что обидеть, когда не хватает воздуха, когда ужас хватает за глотку и нечем дышать, не ударяйся в панику, вспомни маму, ее вязание на спицах, вспомни кошку, лежащую у клубка ее ниток.

  Успокаивая колыбельной песней, ногой она покачивает твою зыбку, скрип-скрип, поскрипывает оцеп – уже не страшно, уже не трещат стены, за печкой исполняет симфонию сверчок.

 Всё ушло, остался свет маминых глаз, сладкий голос, волшебная флейта. Твое состояние духа зависит только от этого и ничего больше, это твой стержень, это твой источник добра, светильник на все времена по лабиринтам дорог, это твой щит, «гули - гуленьки – гули…»

 Все впитывается не только с молоком матери, но зависит: от обстановки, обстоятельств, семейного уклада в целом.

  Все не так просто, всплывают и всплывают грустные, ранние картины жизни, я не могу их забыть. Кровь залила весь пол, отец топором разрубил ногу, мама побежала за тряпкой, попросила на нее помочиться, ведь лекарств никаких, тем спасла ногу. Тошнотворный запах крови оставался в моей памяти надолго.

  Где присутствовал Шпыняй, там вступало в силу разрушение. Зная слабую психику, Шпыняй занимает разум отца, делая неузнаваемым и чужим, это сказалось на детях, подрастая, мы прятались во все затаенные места.

  «Сволочи», как он называл детей, облизывались и ждали, когда он стукнет по краю блюда и можно есть, мама сглаживала, положение. Моченые ягоды, запасенные ею по осени, ведрами он уносил от нас, детей, своей очередной подружке в соседнее село. Время убирать урожай, мама на горбу таскает мешки, отец сидит в чапке.

  Подрастающие дети не могли понять такого положения дел, сильный, с руками, ногами, а урожай убирают дети и жена. И все это благодаря Шпыняю, он гвоздь программы, он делает раздор.

  По имени никого не называли, надо сделать усилие, чтобы выдавить имя сестры или брата, словно имя часть какого-то позора, проклятия, унижения, словно оно является виновником самого рождения человека.

  Здорово сказано, да здравствует психология разгадки, нашлись оправдательные слова. Так оно и есть, вся причина кроется в ярлыках. Дети пошли по жизни сконфуженно, с втянутой в плечи головой, с невероятной силой выживания, люди прячутся за имена, имена за людей.

  Работоспособность, смирение, уметь жить, надеясь только на себя и не на кого больше – таков девиз всех женщин нашей семьи. Мужчина – это не защитник от тягот, он просто необходимый придаток для продолжения рода.

  Выросли дети, «придаток» отпал сам собой, женщины, сто раз начиная с нуля, гордо строят свой быт, это закаляет характер и попробуй, тронь нас в эту минуту. Материнский характер.

 Все, что напоминало о бездушии отца, отметается в сторону, как использованный материал, мусор. Все они гады, гневно говорили мы, повзрослевшие дочери, рожденные от психически травмированного отца.

  Линия жизни. Как часто хочется спрятаться за мужскую спину, казаться маленькой девочкой, но женщина, научившаяся быть сильной, становится лошадью, бабой, мужиком, пожизненно тянувшие воз, как все остальные.
2009г.