Кукан Ахматовой. Сценарий. Хороший

                Подарок для моей любимой ведьмочки Машеньки Алехиной
     - Да ты, мать, окончательно спятила ! - орал на Трейси Лордс гениальный режиссер Звягинцев, обнаружив электробритву  " Харьков " среди кокетливых вещей старорежимной Ахматовой, сериал про которую они и мутили на деньги газовщиков в павильонах  " Мосфильма ", унылыми фанерчатыми глыбами возносящихся в промозглую сырость столицы. - Тогда даже утюги и те на угольках были.
     Он метнулся в соседнее здание и приволок за рога упирающегося Козловского, уланистого драгуна самого Учителя, соблазнявшего Великих Княжон косыми зенками и затхлым перегаром от  " Бадвайзера ", вылаканного на халяву на выставке Стержесса, так и не решившегося вставить в экспозицию могучий хер Рокко Сиффреди за дерматиновым ремнем Готфрик, сфотанный при выдержке и экспозиции столь нееб...их, что Ньютон впервые открыл рот и попросил закрыть окно, объясняя свой гнев дующим ветром.
    - Скажи ей, Козловскай, - с аккуратным прононсом старого Петербурга попросил Звягинцев приму  " Матильды ", небрежно вскрывая пачку  " Казбека " ножиком с налипшими крошками, - скажи, как оно через плечо и почему Харьков.
    - Ну к эт просто, - проглатывая буквы от осознания своей значимости забуркотел гусар и кирасир в белых лосинах Милены Д, - смотришь эдак взволнованно взад, шею чуть набок, быдто пытаешься сквозь пупок узреть сокровища блокадного Эрмитажа, а Харьков - он город.
    - Сука, - страшно зашипел алюминиевым чайником Звягинцев, бросая очки оземь и топча их кедами, - какой, в манду, город ? Ты методом давай, методом !
    - Аааааа, это, - зевнул казак и гренадер, садясь в кресло из плюша, - Немирович, дядя Ваня и капуста, - вспоминал он курсы великой  " Щепки ", - щас изобразим.
    Он немного посидел в кресле, потом вскочил и показал, словно человек - фисгармония Панасенков бурля талантами и искря Епифанцевыми, размахивая руками и делая шоу наглядно, его можно было пощупать, это шоу, тронуть пальцем, ощутить и восхититься, вот как сделал Козловский. Жаль, что Трейси Лордс этого не увидела. Она названивала подруге, тихо матеря зациклившийся автоответчик, гугниво бубнящий голосом Диты о котах и каких - то пуэрториканцах, отчаявшись дозвониться, Трейси кротко посмотрела в разъяренные рожи Звягинцева и Козловского, пожала плечами и открыла сценарий, наскоро переведенный Алексом Керви с русского на человеческий.
    " Дверь настежь. Входит комендант, человек в шинели и с небритым подбородком. Встает в дверях и сообщает Ахматовой :
     - Анна Андреевна, про вас написал песню Дельфин.
     Ахматова рвет белое платье, лежащее на кровати с шариками из латуни, бежит к окну и выбрасывается наружу.
     Снаружи гудит. Слышны голоса, шум пролеток, топот лошадей, отдельные выкрики требуют закрытия цирка  " Модерн " и усиленного пайка селедкой.
     Через минуту Ахматова возвращается по лестнице. Комендант не удивлен, он мужественный человек, ветеран сражения при Мукдене, откуда привез себе пленного китайчонка, сексуально эксплуатируемого в каморке, о чем говорит шум примуса и скрип новеньких козловых сапожек.
     - Вам не надоело ? - интересуется комендант, вынимая из кармана шинели мандат на крупу и соответствующих мышей, раздаваемых по лимиту военного времени особо уполномоченным Нарвы. - Ведь каждый день одно и то же.
     Ахматова громко вздыхает, садится на кровать с шариками из латуни и мрачно цитирует себя.
     - О, если б знали бы народы,
     Как свиристит в полночный час
     Сквозь годы и невзгоды
     Бурлящий и шипящий квас,
     Уквашенный зерном ячменным
     По старой мерке Кусумды,
     Являя избранным и верным
     Вид пуси, бунта и манды !
     Комендант вынимает из другого кармана шинели  " Маузер " и стреляется в висок. Падает. Ахматова заваривает морковный чай, напевая из Штрауса ".
      Трейси Лордс недоуменно посмотрела на Звягинцева, выпроводившего Козловского за дверь, несмело хихикнула и медленно раздвинула ноги. Звягинцев посмотрел и закричал, непреклонно сходя с ума. " и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий ; "
      И звали ее Асфиксия Нуар.   


Рецензии