Ой, да, мальчонка!

Семилетний мальчик в белой бейсболке и в синих плавках сидел по-турецки на теплом песке и наблюдал, как у другого берега речушки, на фоне зарослей камыша, дикая утка совала и вынимала головку из воды, смешно задирая и опуская острый хвост.
- Саня, сынок, пора! Иди в машину! – после долгого поцелуя с водителем, сидевшим за рулем, крикнула из салона зеленых «Жигулей» молодая женщина в раздельном купальнике. Увидев, как сын вскочил на ноги, она улыбнулась – шампура и посуда убраны в багажник, мусор закопан; рядом с ней сидит ее любовник, который подружился за время пикника с Санькой.
Не сводя глаз с бесподобной женской груди, которую недавно целовал, водитель завел двигатель.
Утка плавно заскользила по течению к горбатой ветле, которая касалась воды кончиками тонких ветвей Мальчик обхлопал плавки от песка. Огляделся, запоминая место, где ел шашлык, играл с мамой и с дядей Васей в бадминтон, плескался на мелководье у берега.
- Сынок, пора! – вновь позвала молодая женщина.
Мальчик подбежал к машине и забрался на заднее сиденье. Кожа его, пропитанная ультрафиолетом, покраснела. В черных глазах его появилась грусть. Он остро пожалел, что пикник закончился и останется только в его памяти.
Дернувшись, «Жигули» медленно поехали по ухабистой грунтовке вдоль берега речушки, по краю кукурузного поля – кукуруза с молоденькими початками цвела и сочно зеленела под солнцем, которое незаметно опускалось от зенита к горизонту.
   - Мама, я хочу пить, - пожаловался мальчик, стоя коленками на сиденье и глядя на пыль, клубившуюся за машиной.
  - Потерпи, сынок. Воды нет. Мы всю выпили, - ответила молодая женщина.
  - Скоро шоссе. Там магазин. Там, Саня, я куплю тебе газировку, - пообещал водитель, но скорость не прибавил, опасаясь сорвать на ухабах подвеску.
  - Я хочу пить, - опять жалостно произнес мальчик.
   - Потерпи, сынок. Ты же мужчина, - попросила молодая женщина. – Потерпи.
   Дорога повернула от реки и через кукурузное поле привела к деревеньке. Водитель снизил скорость до минимума, - и все из-за кур, которые собирались умереть под колесами «Жигулей», но потом шарахались в сторону.
   - Дорогой, останови, - попросила молодая женщина и указала рукой на бревенчатый сруб, над которым под навесом висело на барабане оцинкованное ведро, поблескивая на солнце.
   - Я бы не пил сырую воду, - назидательно произнес водитель. - Это опасно для здоровья.
   - Я пить хочу, - напомнил о своей жажде мальчик.
   - Останови, дорогой.
   Водитель выполнил просьбу. Мать и сын вышли из машины и направились к колодцу.
  «Моя», - порадовался водитель, провожая взглядом любовницу и вспоминая о сексе с ней в кукурузе, пока ее сынишка следил за костром на берегу речушки.
  «Не моя», - озлобился старик на фигуристую незнакомку, которая раньше мальчишки подошла к колодцу и по-хозяйски взялась за ведро. Вот уже час старик на солнцепеке красил желтой краской доски забора, за которым скрывалась изба. На солнце краска быстро сохла, но работал старик медленно из-за неуклюжести рук и душевной мути. Сегодня он злился на весь мир. Утром он хотел выпить самогона, но жена потребовала, чтобы он покрасил забор, а уж потом обещала ему налить стаканчик огненной воды. И попробуй откажись, не покрась – жена весом под сто двадцать килограмм погрозила поучить его голову уму-разуму. Драться было привычное для нее дело, как тесто взбить, как пол подмести, как поросенка заколоть.
Ведро в колодце хлопнуло боком о воду, и ярость охватила старика - незнакомка никогда не будет ему ни женой, ни любовницей. Никогда! До смерти он будет жить с толстухой, смотреть в ее тупое широкое лицо и маленькие глазки. Жуть! Тоска! И самогона нет!
 И тогда старик с валиком на палке шагнул к женщине с мальчиком и заорал:
(конец фрагмента)