Трамвайный народ

Пела песню женщина в трамвае голосом Вахтанга Кикабидзе: – Па аырадрому, па аырадрому лайныр прабэжал, как па судьбэ...
   
Милая, нетрезвая, родная.  Коренная наша сибирячка. Продавщица? Штукатур? Доярка? Из души и сердца состояла. Запахом духов шибала шибко. Бижутерией сверкала ярко.
   
Как она, бедняжка, надсаждалась, чтоб изобразить акцент грузинский, бархатный душевный баритон славного красивого Вахтанга!
   
Я не выдержал! Я ей ответил! Я ответил голосом Кобзона. «Артиллеристы, Сталин дал приказ!». Спел державным голосом всю песню. Громко спел. И тихо замолчал.
   
Замерли в трамвае пассажиры. Стало слышно, как летают мухи сквозь пространство тихого трамвая и штурмуют стекла понапрасну.
   
Тут моя приспела остановка. Распахнулись двери на свободу. Я спокойно вышел из трамвая. И пошел туда, куда мне надо. И в пространстве мира растворился.
   
А народ трамвая вдруг взорвался криком небывало громким, страстным: – О, вернись любимый наш Иосиф! Наш Иосиф ясный и прекрасный! На кого ты бедных нас покинул?! Наш великий, мудрый, гениальный, дальновидный, скромный и родной!
   
Я, конечно, слышал эти крики. Но решил на них не откликаться. Потому что я предполагал, что народ трамвая страстно, громко из пространства мира вызывает не меня. Иосифа другого. (Звать в трамвай меня или Кобзона у народа не было резона).
   
А трамвай поехал по маршруту. Бесконечно долго - круг за кругом. Бесконечно долго - год за годом. И все время в нем звучала, песня. Пела песню женщина в трамвае голосом Вахтанга Кикабидзе: – Па аырадрому, па аырадрому…
   
Ей никто уже не отвечал. И народ трамвая не взрывался криком небывало громким, страстным. Весь народ трамвая тихо-тихо ехал-ехал и молчал-молчал…
   
Я в трамвай тот больше не садился. Я пешком ходить предпочитаю. А красивый белоснежный лайнер в небесах летит, неся во чреве не трамвайный, а другой народ.