Чистка

- Лёшка! А ну-ка слезь оттуда! - закричала рыжеволосая, коротко стриженная пухлая женщина. - Сколько можно тебе повторять, что нельзя лазать на кухонные тумбочки!

Мальчик недоумёно смотрел на неё своими глазами-искорками, посекундно хлопая густыми ресницами, как бы спрашивая: «А в чём я сейчас провинился?»

- Ну я тебе сейчас покажу!

Женщина подошла совсем в плотную к нарушителю порядка и как следует, будто это был последний в её жизни удар, шлёпнула ребёнка по ноге. Мальчик закричал и оступился.

Прохладный паркет со всем своим гостеприимством принял гостя, слетевшего в него с метровой высоты. Словно на снежной горке, в самый разгар январьских каникул покатился он по нему, задорно хрустя своими ещё не до конца окрепшими хрящами. Маленькие капельки крови брызнули в разные стороны, напоминая собой взрыв крохотной, но очень яркой хлопушки. Но как если бы санки мальчика врезались после пары метров в густой сугроб, сейчас он врезался в ножку красивого, узорчатого стула, с железными ножками и мягкой, обитой сидушкой. И снова едва слышимый, но такой задорный хруст. Мальчик замер, не издавая и звука.

- Вот именно этого ты и допрашивался, да, паршивец?! Не поймёт, пока как следует не долбанётся обо что-нибудь! Валяйся теперь тут и думай о своём поведении, мелкая паскуда!

Сплюнув воздух в сторону ребёнка, женщина преспокойно удалилась в зал, дабы снова предаться радостям мерцающего ящика.

Капельки крови постепенно засыхали, превращаясь в плотненькие, пухленькие шарики, которыми то и дело хотелось бы поиграть. Но играть ими было некому.


          ***

- Ну и что с ним в этот раз? - оглушая в одну морду полулитровую бутылку «Жигулёвского», спросил мужчина с ужасной стрижкой, а-ля «я из села», и сколотым, по всей видимости за одно из таких зелий, жёлтым, с гнильцой зубом. - Чё это он там валяется?

- Снова на шкафы кухонные залез! Не доедает, глядите-ка какой бедненький! Как, значит, жрать ему даёшь, так отказывается, неблагодарный ублюдок, а как стаскать все печенья, так это он «за здрасьти»! Это он первый! Чтоб его… - не отрываясь от своего развлечения ответила женщина.

- Даааа… - протянул мужчина и смачно отхлебнул из горла, - Это он у нас умеет. Воровать. Обучен и ведь хер пойми в кого. В тебя, наверно, дуру! - гулким хохотом, из самых недр пропитого желудка вдруг загоготал мужчина. - По-любому в тебя!

- Да пойди ты на хер, идиот! Если бы в кого этот бесёнок и пошёл, так это только и в тебя! Свинья ты немытая! - со злостью ответила она ему.

- Э, слышь! Ты берега-то не путай! А то отвечать за базар свой гнилой придётся!

- Ой, да Вы только посмотрите на него, «герой», мля! Возьми лучше этого упырёныша на кровать брось, а то будет там валяться, пока не загниёт!

- Ага, загниёт он, конечно! - после этих слов, зловонно отрыгнув и поставив бутылку на покосившийся, местами облупленный стол, он взял одной рукой мальчишку за ногу и закинул его на своё плечо. И снова раздался задорный треск хрящевых костей.

          ***

- Может сдадим его?

- Мне иногда кажется, что ты уже окончательно свои и без того скудные мозги пропил! Олень! - женщина рявкнула, придя в натуральный гнев от его слов. - Ты на что свой «Жигуль» собрался покупать, а?! Может работать пойдёшь? Или воровать?! Ну?! Чего молчишь-то?! Отдать его собрался, дебила кусок…

- Так, ты хорош уже оскорблениями сыпать, ага! Я когда-нибудь не выдержу! Подумаешь, просто предложил и всё! А она сразу начинает. - в руках любителя спиртного уже находилась старая, недопитая бутылка любимого пенного напитка, а сам он вальяжно расстелился на почти всём пространстве продавленного, отдающего какой-то странной гнилью дивана.

- Ой, я тебя умоляю! Не беси, Муля! Закрой хавальник и смотри уже в телек! Предлагать ты, я знаю, тот ещё мастер! Я как твоё предложение приняла, так больше и ничего и не слышала от тебя! Одни предложения! «Давай мы с тобой курнём! Давай выпьем! Давай потрахаемся с моими друзьями!» - тут рыжеволосая дама намеренно начала пародировать голос мужчины, как бы плюсуя его. Получалось у неё, мягко говоря, отвратительно. - И чё это дало?! А нихера — мы теперь в жопе! Всё! - она развела руками и подобно глупой собаке вытащила язык. Лицо её, с многочисленными прыщами, впавшими глубоко покрасневшими глазами, мешками, в которые при желании можно загрузить несколько вёдер картошки, с веником из рыжих копн волос, смотрелось действительно мерзко и неприятно. Становилось даже не понятно, как хоть кто-то мог смотреть в это лицо без малейшего страха и неприязни.

- Ну и как же забыть твоё ГЕ-НИ-АЛЬ-НОЕ предложение… - тут она глубоко вдохнула и, не очень широко разведя руками наиграно выпалила — « А давай мы с тобой этого пацанёнка возьмём! А чё, прикольно же будет! Типа сынок и всё такое, мля!» Ты такой кусок дебила, я вообще не представляю как ты с таким слабоумием живёшь!

- Да знаешь чё, - мужчина не знал что ответить, и только обиженно водил своими крысячими глазёнками по силуэту женщины. Будто старался найти в ней какую-то деталь, которая бы вывела его из этого спора победителем, - А могла его и не брать! - победно довершил он.

- Ага, вот так — могла и не брать! Чё ты мне сейчас предъявляешь?! Сама там разулыбалась в свои клычары, «ой какой маленький, какой хорошенький»! То-то!

- Какой же ты всё-таки тупой… - женщина встала и ушла на кухню.

- Да сама ты тупая! - крикнул он ей вдогонку.


          ***

Солнечные лучи ярко били сквозь не занавешенное, в мутных разводах оконное стекло прямо мальчику в глаза. Он без единого звука, почти не дыша всматривался куда-то в потаённую глубину потолка, словно стараясь найти там какой-то сакральный смысл бытия. «Папа». «Мама». Эти слова эхом отбивались в его крохотной голове. Но ничего он не чувствовал. Хотя может быть только боль. И немного страха. А ещё ему казалось, что всё это лишь тонкая прослойка, поверхность чего-то другого. Но названия этого слова он не знал. Да и вообще для своих лет он мало чего знал. А сколько ему лет? Себя ещё более маленького он не помнил. Но хотя в этом и нет ничего удивительного — сколько раз он бился головой то о пол, то об стену, то об отцовский кулак. Много. Катастрофически много. И неужели никто ему не может помочь? Это действительно казалось странным. Пару раз, когда ему-таки удавалось остаться не замеченным своими родителями, либо слишком обильно залившими в себя горючее вещество, либо же занимавшимися своими отвратительно грязными делами, наполненными нецензурной бранью и мерзостью их тел, он слышал из странной светящейся коробки — названия которой он также не знал — что где-то там, где-то вне стен этого места, люди помогают детям, попавшим в сложные ситуации. Ну а разве его ситуация не являлась таковой? Что ещё могло произойти более страшного? Этого он не мог понимать. Но и не очень хотел, боясь ещё больше испугаться проблем других детей.

А всё-таки? Мать и отец. Два таких красивых, тёплых слова. Почему же он ничего не чувствует? Разве что только боль. И страх. И что-то третье. Но что?


          ***


- Эй, Васнецов! На плюху! - маленький камешек, выпущенный сорванцом из соседнего дома угодил точно про меж глаз маленького Лёши. «Патрон» впился своими коготками в кожу, ещё по-детски нежную и хрупкую, разодрав её до мяса. Кровь незамедлительно хлынула, огибая края камешка.

И снова Лёша упал. Не слышно, словно пёрышко. Будто и не был он человеком. Упал и всё. И снова боль. И страх. Страх того, что родители наругают за это. А может даже побьют. Сильно. Кулаками, ногами, а может и снова за скалку схватятся. Её Лёша боялся больше всего. Он всё ещё помнил, как его пальчики выгнулись в неправильную сторону, когда мама ударила ею его по руке за то, что он хотел взять пульт и переключить канал. Она спала. А пульт был у неё на груди. «Ах ты маленький извращенец! Мать он лапает! Ну я тебе покажу!». Алёша и не мог ответить. Как? Если он умеет изъясняться только слогами. И то немногими.

Ручкой он ощупал раненую голову. Так тепло. Так склизко, но приятно. Странно. Что-то третье всё больше, как ему казалось, начинало обнажаться. Что же это такое?

Пальчиками, словно маленькими пинцетиками, он вытащил камешек. Ярко-красный рубин. Вот бы его продать и уехать. Но куда?

- Ха-ха-ха-ха-ха! Хорош валяться, Васнецов! Ты прям как твой батя после очередной попойки! Ха-ха-ха!

«Очередной попойки?» Интересно… Лёше было интересно слышать это, ведь и отец того сорванца был далеко не трезвенником. Напротив, он регулярно, с четверга на понедельник осушал в одно лицо порядка десятка бутылок водки. Он это называл «разгрузкой после трудовых дней». А работал он грузчиком. Ну хоть работал, в отличии от отца и матери.

- Давай, Лёшка — говна лепёшка! Вставай! Ты там ещё разревись как баба! Ха-ха-ха-ха! - мальчик искренне, с присущим только детям взизгиванием смеялся над собственными шутками.
Но в планы Лёши и не входило плакать. Он знал точно, что он не баба. Да и за все эти годы его слёзные железы изрядно истаскались, забыв навсегда о слезах. Словом говоря атрофировались. Но мальчик только был рад этому, потому что из-за слёз он несколько раз не смог убежать от пьяного отца, когда тот намеревался избить его за какую-то провинность. Так что нет, плакать он точно не собирался. Но встать… Встать — да, собирался. И встал. И что-то третье упорно пыталось скинуть пелену страха и боли.


          ***

- Что за говно на твоей тупой башке?! А?! Кровь? Фу, мля, иди умойся, свинья! - мать с неудовольствием и презрением глядела на голубоглазого приёмыша. - Пошёл!

На автомате паренёк зашёл в ванну. В жирной раковине стояло несколько тарелок с засохшей грязью и ползающими в них тараканами. Жирными, словно мать соседского мальчишки.

Алая вода потекла по немытому фарфору, едва-едва пробираясь через «заросли» посуды. Тараканы начали спасаться бегством. Кто куда ринулись они: по потолку, стенам, пыльному зеркалу. Один оказался отрезан от всех на самом краю умывальника, почти в плотную находясь к Алёше. Он бегал туда сюда, то и дело попадая под брызги ледяной воды. Мальчик заметил его.

Не вытираясь полотенцем и не выключив крана, он заинтересовано уставился на это создание природы. Пухлое брюшко, подвижные, усеянные когтями лапки, длинные, словно антенны усы и крохотные, почти с пылинки глазёнки. Чёрные, словно смерть. Заключённый меж водой и человеком таракан вдруг тоже остановился и уставился на Алёшу. Диковинным гигантом казался он ему. Гигантом, кормившим его и собратьев остатками своей еды. Пусть и не осознано, но, по сути, для него он был нечтом вроде Бога.

Хруст панциря огласил ванную, будто бы даже заглушив ледяную струю, бьющую со звоном по тарелкам. Мальчик оглядел свой пальчик. На нём явственно виднелись желтовато-белые кишочки таракана и пара лапок, бьющихся в конвульсивных припадках. Вот так он просто взял и победил того, кто меньше его. Один взмахом. Одним пальцем. Такая невиданная сила и мощь в сравнении с этим крохой. Алёша вдруг ощутил опьяняющее чувство власти в себе, физической силы, несравнимой ни с кем.
Хм, почему же тогда они — родители - до сих пор не сделали также. Или всё же они так делали? Тогда почему у них не получилось также выдавить кишочки и у Алёши?

Третье чувство начало выглядывать своими пламенно-рыжими глазками из-за пелены боли и страха. Почему они не смогли?


          ***

- Васнецов! Умылся от своей кровушки? Ха-ха-ха-ха-ха! Ну иди сюда, я тебя снова разукрашу! - настырный сосед, едва-едва превышающий ростом Алёшу лыбился своим без передних зубов ртом. На боку его головы висела подранная кепка, а на плечах болталась джинсовая безрукавка.

Алёша направился к своему соседу. Впервые.

- Да, да! Иди-ка сюда! Сейчас я тебе!
Паренёк в кепке вновь вставил в рогатку клыкастый камешек и натянул резинку. Алёша бесстрашно продолжал идти на него.

- На! - разрезая воздух с характерным звуком камешек вылетел в сторону мальчика.

Боль, но не такая сильная, как раньше, а будто бы задавленная чем-то пронеслась по телу Лёши. Камешек попал в коленку. Но он всё равно продолжал идти.

- Давай-давай! Иди сюда, говно!

Сосед снова зарядил своё орудие.

- Получай!

Очередной камушек со свистом влетел в локтевой сгиб руки Алёши. Но он снова не обратил и внимания, а продолжил идти на обидчика. Тот вдруг почувствовал непонятный страх перед несокрушимым соседом.

- Э, ты чё?! Терминатор что ли?! - начал вопить он и приготовился вдруг зарядить очередной снаряд, но… карманы оказались пусты. - Сука!

Он кинулся к земле и начал искать подходящий «патрон».

Алёша же уже успел подойти к нему совсем близко, как вдруг заметил толстую, толщиной в три его руки палку. Он поднял её.

- Ага! - победно воскликнул соседский мальчишка, зарядил снаряд, обернулся на Алёшу. И тут же получил палкой по самой своей челюсти!

Маленькие зубки посыпались из окровавленного рта на землю. Вой огласил всю улицу. Паренёк титанически рухнул.

Слёзы хлынули из его глазок и он натурально завопил. Лёша взмахнул своим оружием и один за другим начал наносить удары. Раз, два, три, четыре, десять, пятнадцать, двадцать три. Неизвестное чувство вдруг уже почти полностью показало себя.

Сосед уже даже не кричал, а лишь слегка хрипел, подрыгивая ломанными конечностями. Сорок шесть. Последний удар — и Алёша вонзил палку в висок побеждённого. Кровь брызнула тёплой жижей на землю. Обидчик был повержен.


          ***

- Что за дерьмо? В чём ты, мать твою, таком испачкался! - отец орал на сына. - Это что за херня? Кровь что ли? Ты убил кого-то или что там? Надеюсь, что ты пытался вскрыться, а то моей ярости от тебя уже совсем нет предела!

ЯРОСТЬ! Вот оно! Не зная почему, Алёша вдруг понял, что именно это слово пряталось за болью и страхом. ЯРОСТЬ! Он наконец смог открыть этот тайный элемент своего внутреннего «я», пусть и случайно, но смог! И он смог выплеснуть его на соседского мальчишку. А сейчас? А сейчас пора отцу и матери заплатить за свои грехи.
Мальчик заулыбался своими пухлыми губками отцу.
- Какого хрена ты лыбишься, имбецил?! Смешно тебе, да мля?! Ну всё, ты меня достал! - мужчина неизвестно из-за чего вдруг вышел из себя. - Может и хрен тебя можно пришибить, но покалечить вполне возможно!

Алёша улыбнулся ещё шире.


          ***

Женщина визжала, не то от боли утраты собственного мужа, которого она могла лицезреть собственными глазами — привязанного к стулу и усеянного ножами, как поле пшеницей. То ли от физической, настоящей боли из-за того, что лицо её плавилось на плиточной конфорке. Пламенно-рыжие волосы устраивали пляски с огнём, превращаясь в угольки. Глаз с шипением вытекал на газовую плиту. Губы, словно свежая жвачка, липли к плите, растекаясь густым киселём.
Приёмыш с полным спокойствием на лице держал голову женщины. Его глаза не выражали ничего: ни ужаса, ни удовольствия, ни страха. Полное безразличие. И только губы всё настойчиво и настойчиво шептали фразу: «Мама, я люблю тебя...»


        ***

- Сэр, ещё один дом зачищен!

- Отлично! Кто из малышей справился со своей работой?

- Алёша Васнецов. Ну помните, это тот, который считался чуть ли не бракованным.

- А, конечно помню! Тот ещё хулиган ведь, а тут что-то затормозил! Ну хорошо, в ночь зачистите там всё и к нам его, на базу! Будем переобучать.

- А что с остальными домами?

- Там много ещё?

- Ну, где-то 3-4 семьи.

- Отправьте Сидорова и Шишкина, их прошлые задания завершились с недели две ещё назад.

- Так точно!

Крупный, подтянутый мужчина с двумя звёздами на погонах, не моргая смотрел на мониторы. «Ничего, скоро мы зачистим всю эту заразу. Хватит уже им засорять собой Землю». С этими словами он ввёл рядом с фамилией Васнецовых лишь одно слово - «ликвидированы».