Лиана жизни. Тайна октагона

ТАЙНА ОКТАГОНА

Странный сдвоенный глаз с картины, что висела над громоздким кожаным диваном темно-зеленого цвета, был направлен прямо на зрителя. Дублированные зрачки следили за каждым движением и вызывали тревогу. Под этим взглядом по спине моей пробежали мурашки, заставив вздрогнуть, и сделать движение, будто я сбрасываю со спины тысячи маленьких крокодильчиков.

– Ну-с, продолжим. Вот ваш чай, как вы и просили, с лимоном и без сахара, – профессор зашёл в комнату с двумя фарфоровыми чашками тонкой ручной работы и, поставив чашечки на стол, сел напротив меня в такое же темно-зеленое кожаное, как и диван, кресло. – Так с чем вы пришли на этот раз? Опять тревожные сны?

Удобно расположившись в кресле, он взял в руки одну из чашек, и, неспешно помешивая маленькой ложечкой чай, внимательно посмотрел на меня через тонкие стекла пенсне.

– Я бы не сказала, что они тревожные. Они несколько странные. Необычные. Вы помните, я вам рассказывала про сон, в котором я участвовала в соревновании, где надо было съесть тазик неприятной пищи, чтобы найти там бриллиант. В том случае, если он там есть. Но бриллианта там могло бы и не быть. Я долго не решалась приступить к этому заданию, как вдруг, кто-то из жюри предложил мне инструмент. Инструмент этот напоминал металлический пинцет, отливающий золотом при свете солнца. Помнится, как только я погрузила его в свой тазик с едой, что больше была похожа на жуткое месиво, сразу что-то дзынькнуло и прилипло к металлу. И тут же раздались аплодисменты, поздравления, фанфары – оказалось, что я нашла бриллиант и выиграла конкурс.

– Помню-помню. Вы ещё позднее рассказывали, что однажды, листая старинный фолиант, что я вам предложил к изучению, нашли в иллюстрациях тот самый инструмент, что вам был предложен, – профессор, отпив глоток чая, поставил чашку на стол. – Что же вы не пьете чай?

Поблагодарив, я взяла предложенную чашечку и сделала глоток. Терпкий напиток горячим потоком наполнил меня, согревая.

– Да, мой инструмент оказался очень похож на масонский циркуль из той книги. Позже я видела целую череду снов про число четыре, про куб, летающий во Вселенной, перестраивающийся и сам являющийся этой Вселенной. Сны, что снились мне, начиная с 2012 года, все были об одном и том же. О числах, о квадратах, о кубах. Сплошная геометрия. Вы ещё предлагали мне весьма интересные их толкования согласно концепциям Юнга и Фрейда. – Я резко встала с дивана и, указав на портрет, что привлек моё внимание в начале встречи, спросила. – Автор этого портрета уже мёртв, не так ли?

– Да, – голос профессора не выдал его удивления, но появившееся напряжение в воздухе скрыть было невозможно.

– Прекрасный художник. И этот странный взгляд сдвоенных зрачков усиливает воздействие картины, не так ли? – Не дожидаясь ответа, я продолжила. – Навряд ли эти сны можно объяснить только моими личными бессознательными процессами. Хотя и они тоже играют не последнюю роль. Эти необычные сны имеют много пересечений. Узнаваемые образы, знакомые притчи. Через сны, я шла к пониманию мира. Через сны я находила таких людей, как вы, профессор. За что я благодарна и вам, и снам, и миру.

Профессор улыбнулся и напряжение, витавшее в воздухе, слегка рассеялось.

– Так вот, мои сны привели меня к особым людям, которые, в отличие от большинства, к миру сновидений относятся весьма серьёзно. И они также как и вы, профессор, стали предлагать мне к прочтению книги. В море информации легко захлебнуться, но сложно найти стоящее и ценное без проводника. Такие проводники стали всё чаще появляться на моём пути после того, как я стала публиковать свои сновидения, стала рассказывать о них другим людям. Вначале мне было страшно это делать. – Перестав расхаживать по комнате, я уселась рядом с профессором на небольшую, обтянутую зеленым бархатом, круглую табуретку, и посмотрела ему в глаза, стараясь заглянуть за стекло пенсне. – Вы же понимаете, почему это страшно делать? И знаете, зачем я перешагнула этот страх и пошла дальше, за черту, что разделяет мир привычный, надёжный, понятный и мир иной?

Профессор, не дрогнув под моим взглядом, нагнулся слегка, чтобы поправить серебряную чайную ложечку, что лежала на блюдце рядом с чашкой, а потом снял пенсне и размял пальцами уставшую переносицу.

– Знаю. И восхищаюсь вашей храбростью. Хотя с такой харизмой и внутренним напором, и силой влияния можно ничего не бояться. – Профессор вернул пенсне на место и улыбнулся. Его рот напомнил мне что-то хищное, хотя улыбка и пряталась в мягкие седые усы и была влекущей, нежной, притягательной.

– Возможно, вы правы, профессор. Только я не знала тогда про свою силу и влияние. И делала выбор не из сознания силы, а из сознания своей уязвимости и даже тщетности. Но это был единственно верный для меня выбор – идти в неизвестное, пугающее своей неопределённостью. Идти туда, где нет ориентиров, неизвестны результаты, где возможно всё то, что так пугает во мне маленького человека – со всеми его желаниями тихой, сытной, стабильной, размеренной жизни. О, нет, я не говорю о высоких целях. Их нет, и не было у меня. Я говорю о самом простом выборе – выборе жить свою настоящую жизнь, ту жизнь, что часто идёт наперекор установленным правилам. Время – это не деньги. Время – это сама жизнь. И я задумалась однажды, за что я готова платить минутами своей жизни.

– Так, и за что вы готовы платить? И в чём заключается эта плата? – Я чувствовала на себе пронзительный взгляд профессора, когда, пересаживаясь на диван, испытывала все приятные диванные изгибы на прочность, и не торопилась отвечать.

– В сентябре этого года, когда я была в Испании, увидела сон, продолжающий, так сказать, геометрическую тему. – Я, наконец, устроилась удобно на диване, подобрав под себя ноги, и продолжила свой рассказ. – Во сне я не видела людей, но знала об их присутствии. Людей было много, они радовались. И радовались моим успехам. Я видела аплодирующие ладони и слышала слова поддержки и одобрения. Я в чём-то победила. Или что-то выиграла. Видимо, успешно прошла какой-то квест и меня, похлопывая одобрительно по плечу, пригласили на следующий уровень, сказав: «Ты справилась, а теперь изучай число восемь»

– Восемь? – Переспросил профессор, потянувшись всем грузным телом ко мне.

– Восемь. После четырёх сразу восемь. Возможно, в этом есть логика. Это квадрат и ещё раз квадрат. И, конечно, я приступила со свойственным мне энтузиазмом искать всевозможные толкования числа восемь. Но потом моя страсть поутихла, пока не случилось знаменательное событие. И, кстати, именно этот сон я не рассказывала и не публиковала. Никто о нём не знал.

– Любопытно, – профессор откинулся в кресле, будто что-то вспоминая. В отражениях стёкол пенсне я снова увидела лишь себя.

– Недавно подруга привезла мне подарок. Подруга не в курсе всей этой истории сновидений и совпадений. Я с ней никогда тему снов не обсуждала. Подруга, с именем легкомысленного и прекрасного цветка, с ядовитым ароматом… Так вот, она побывала в Мадриде, в теккии, если вам это слово о чём-то говорит, и привезла мне оттуда изображение символа той школы. Угадайте, профессор, что там изображено?

– Октагон! Восьмиугольник! – профессор на удивление эмоционально отреагировал на мой вопрос. Вскинув руки, снова снял пенсне, и, достав платок из кармана, стал тщательно очищать стёкла. – Великолепно! Как восхитительно сплетается узор вашей жизни! Какие удивительные, ведущие сны. Насколько внимательны и чутки вы в их восприятии. Здесь есть чему восхищаться!

Профессор поднялся и подошёл к массивному книжному шкафу.

– Помнится, у меня была книга и про теккию, и про школу, чей символ октагон. – Профессор вдруг оживился. Он не скрывал уже своих эмоций и явно хотел навести справки о чём-то, понятном только ему.

© Copyright: Вера Либерт, 2017