Осень- ещё не зима или Осенние игры Гл. 8

    Продолжение повести


    Мы долго молчим.

    Где-то на реке гукнула плывущая  баржа. Стали слышны крики чаек, шум автомобилей на  Комсомольском юбилейном мосту, что выгнул свою спину чуть южнее от нашего реабилитационного центра.
    Город жил  в своём обычном  ритме, а вот ритм наших сердечек засбоил. Я постаралась незаметно сделать точечный массаж пальцев, а  Ирина нагнулась над своей сумочкой, так же, таясь меня, достала какую-то таблетку и положила себе в рот.

   К нашей скамейке подошёл большой местный полосатый кот, стал тереться о ножку скамейки, потом перешёл к нашим ногам. Откормленный и довольный своею жизнью при лечебном центре, котяра громко мурлыкал, ластясь к нам. Его горловое пение, его мягкая шерстка были приятны, успокаивающе подействовали на нас. Должно быть, животное почувствовало, что именно нам нужна была в эту минуту его скорая помощь, потому как из всех скамеек, на которых сидели пациенты центра, он выбрал нашу.
   Я, улыбнувшись, вспоминаю вслух, как моя деревенская свекровь, много трудившаяся физически, любила приговаривать: «Везёт же коту: спит всегда, когда не ест. Кошке о котятах ещё заботиться надо, а коту только в марте поорать, да иногда, для развлечения, мыша словить». Ирина согласно кивает головой.

   Осеннее солнце, как и весною, мягко отдаёт своё тепло. Мы, согретые его лучами, разомлели, засмотревшись в лёгкую рябь спокойно текущего Иртыша. Как мало нам надо в эту минуту -  вдыхать полной грудью свежий воздух с реки, любоваться открытой панорамой Левобережья, где в затоне качаются лодки и катерки, а вдали на пригорке высятся старые и новые постсоветские многоэтажки. Наш правый берег кое-где зарос камышом, что тихо шелестит под воздействием ленивого ветерка. Но прилетела сорока, громко застрекотала, рассказывая всему свету о своих неотложных делах. Прилёт птицы - пустобрёхи, нарушил тихое очарование этой минуты.
   Я хотела спросить Ирину про принца, которого она искала всю жизнь, но не решилась. Она, видимо, почувствовала мою заминку и, сбросив остатки блаженного оцепенения, начинает свой главный рассказ:
  «После истории с Коршуновым я нашла хорошее место и делала там потихоньку карьеру, сначала кладовщиком, а потом начальником смены. Свободное время посвятила подрастающей внучке, часто болеющей маме и её даче.
  Там-то, в садовом товариществе я и встретила своего принца. Правда, мне уже было за сорок пять. Самое заветное желание моей юности исполнилось – мой принц был военным.
   Подполковник запаса, участник боевых действий в Афганистане, Чечне, Виктор Сергеевич  жил на даче у друга уже неделю, когда я впервые его увидела. Наши дачи были по соседству. В выходной день, в  конце октября, я приехала закрывать садоводческий свой сезон: укрыть розы и пионы, посадить подзимний чеснок. Занимаясь дачными хлопотами, я вторым зрением увидела промелькнувшую фигуру на соседском участке. Шумнула (потому как это был явно не мой сосед): «Чужие здесь не ходят. Сейчас милицию вызову!». Высокий, статный, подтянутый, седовласый мужчина подошёл к забору, разделяющему наши участки, и представился (без перечня всех его званий, конечно). Он сказал, что временно живёт здесь в предоставленном ему домике своего бывшего однополчанина. Предложил свою помощь в копке гряды под чеснок.  Я с радостью откликнулась на его призыв. Потом мы вместе пили чай с бутербродами в моей беседке и вели светскую беседу о погоде, о прогнозах на зиму, о планах на следующий сезон.
    Был тихий, тёплый октябрьский денёк, как вот нынешний…»

     Ирина обвела взглядом окрестности парка.
     Она вся преобразилась: разрумянилась, засветилась чуть заметной улыбкой, голос нежно завибрировал, взгляд её карих глаз как-то смягчился, размылся на фоне багровеющей дички и ярко пламенеющей рябины.
     Я впервые увидела её такой просветлённо – счастливой. Лицо её помолодело. Словом, я вдруг оказалась не с прежней Ириной – красивой и броской, а с какой-то незнакомкой, похожей на Ирину, но абсолютно другой.
     Действительно, как преображает лицо внутренний свет, который излучает лишь влюблённый человек!  Лишь влюблённый человек проявляет свою настоящую суть. Ах, как был прав поэт, однажды сказавший, что только влюблённый и имеет право на звание человека.
     Глядя на эту преобразившуюся женщину, я и сама полнилась какой-то ниоткуда возникшей нежностью, желанием сделать что-то хорошее срочно, здесь и сейчас.
Я схватила на руки задремавшего, было, котейку, закружила его вокруг себя на вытянутых руках, засмеялась тонким, срывающимся от избытка чувств голосом, и воскликнула:
- Да здравствуют лекари – котофеи!
  Перепуганный кот вырвался из рук и припустил в ближайшие кусты сирени. Изумлённые моей неожиданной выходкой больные, что сидели по соседству, все, как по команде, повернули головы в нашу сторону, а потом  заулыбались.  Кто-то прокомментировал: «Трусоватый, однако, лекарь пошёл нынче», кто-то стал звать: « Киса, киса, иди меня лечить!», « И меня!»- доносилось с другой стороны, « И меня!»,- вторили с третьей.
   Одним словом, только что спокойно сидящие взрослые люди, релаксирующие под осенним солнышком, превратились вдруг в детей, радостно и шумно обсуждавших случившееся происшествие. 
   Ирина тоже засмеялась своим воркующим смехом и сказала:
- Ну,  хоть одна из нас не забыла поблагодарить кота.
   И мы обе безудержно рассмеялись.
- Не знаю, что на меня нашло, Ирина, но как торкнул кто, - отсмеявшись, говорю я.
 - Вот и меня как кто торкнул тогда, когда я поняла, что я - то уеду домой, а этот мужчина останется в холодном  садовом домике зиму коротать. По всему было видно, что это не бомж – алкоголик, а терпящий бедствие приличный человек. Но я боялась вслух высказать эти мысли.
   Уже из дома я набрала номер телефона  дачных соседей и узнала от Ольги, историю их жильца. « Это бывший командир моего мужа. С ним он служил  в Афганистане.  И в Чечне были, только каждый в разное время. Виктор Сергеевич и первую, и вторую чеченскую прошёл, имеет ранение и боевые награды. Хороший мужик.  Но  семья распалась. Трое детей, все теперь самостоятельные.
   Пока он воевал и кровью зарабатывал квартиры и прочая материальные блага по чужбинам, его жена не выдержала и нарушила кодекс боевой подруги. Говорят, и согрешила–то раз, но армейская почта доставила  эту весть  на Кавказ (это во вторую чеченскую случилось). Ничем не выдал своего горького знания Виктор Сергеевич, но сдали нервы, с ним чуть  не случилось то, за что  полковник Буданов был осуждён. Хорошо, что свои ребята удержали. Начальство отправило  командира в  военный санаторий в Сочи. Вот тут – то и заварилась вся эта каша.
    Встретил он в санатории свою землячку. «Богиня по имени Вера. Понимаешь, - Вера!»,- признался он по телефону закадычному другу – моему мужу. Как  только мой Борька не уговаривал Сергеевича  не делать глупостей, тот упёрся, как бык, и никаких аргументов не принимает.
    «Начну с чистого листа»,- решил он, возвращаясь в Омск после окончания боевых действий в Грозном.
   В общем, разошёлся наш Виктор Сергеевич с законной женой, к богине своей притулился.  Его старшие сыновья - двойняшки  Автодорожный институт заканчивали, а младшая дочь только что поступила на филфак университета.  Он помог её доучить. И Верочке квартиру обменял на лучшую – трёшку - на Левом берегу. В кредиты влез - его богине требовалось ежегодное море, норковая шуба и прочая мелочи роскошной женщины. Да так бы и справился, но через два года отправили его в запас, а идти в охранники боевому офицеру как-то не с руки. Это «афганцы» своих  в беде не бросают, а государство - за милую душу. Лихие же годы были.
        Нашёл какую-то работу, но его богине всё мало. Хорошая пенсия уходила на погашение ипотеки  и помощь детям, а зарплата не Бог весть какая. Тут ещё инфаркт у него случился. Верочка после восьми лет совместной жизни дала отставку  нашему командиру  - ей не нужен мужик-сердечник. К тому же – кто он ей? – да никто (она всё верно рассчитала, не зарегестрировав свои отношения с ним). Ему ещё полгода надо рассчитываться, потому и квартиру не снимает.
    Мы его к себе звали, дети разъехались, комната есть свободная. И сыновья звали к себе, узнав про случившееся, да куда там. По-моему, и жена его не прочь приютить. Но надо знать Виктора Сергеевича – он никого не хочет обременять собой, а в последнем случае – гордость не позволяет. Вот  к дачному камину у нас ребята - афганцы ему буржуйку привезли, дров запасли: «Не пропадай, командир!»
    Я слушала Ольгу и думала, как мы с ним схожи: слепая любовь и пресловутая гордость.
   Рабочая неделя пролетела быстро. Всю неделю погода менялась, снежок вперемежку с дождём сыпал. Я радовалась, что вовремя управилась с дачными делами. Утром в субботу за окном обнаружился обильно выпавший снег и ударивший лёгкий морозец. Синички прилетели, цвинькают  на балконе - зима наступает.
   А мне Виктор Сергеевич представился – и снег расчищать, и за водой и продуктами в город ездить, и в морозы наши крутые, сибирские буржуйкой не спасёшься, и куковать в одиночестве, и сердце слабое. «Эх, была – не была!» - решаю я и мигом собираюсь.
   Он, конечно же, опешил от моего предложения. Отказался сразу же. Но мои доводы, что это лично мне надо – в доме нет мужских рук, зятя не допросишься – полно своих хлопот, к тому же, он устроился на новую работу вахтовым способом. И честно сказала, что устала я одна, вдвоём веселее. Я ведь не в жёны напрашиваюсь, а в компаньоны. Он заколебался и сказал, что подумает. Я положила на стол свою визитку и вышла.
   Через день, в понедельник, звонит мой дачный сосед и сообщает, что он Сергеевича увёз в больницу – сердце прихватило. Скорая отказалась ехать на какие-то дачи, где дороги не чищены. Пришлось Борису с ребятами вызволять из снежного плена своего командира и устраивать в десятую медсанчасть.  Я догадалась, что Виктор Сергеевич обмолвился всё-таки обо мне, раз Борис  звонит. Спрашиваю, как добраться  и в какой он палате.
   Когда я увидела больные  глаза  Командира   (впоследствии я так и буду, как  его ребята, называть),  то не удержалась, заплакала. Он заволновался:
- Ну что вы, что вы, - смущённо кладёт он руку на мою склонённую голову, - прорвёмся