Микурла

Начало 21-го века.
Зима.
Ещё светло.
Ярославль.
Раздолбанный полупустой Икарус со скрипучей рваной гармошкой, в дыры которой залетает грязный снег.
Остановка "8-я больница".
Открывается дверь, и внутрь автобуса на коленях с намотанными ветошами и остатками чёрных галош вползает старик с двумя обрубками костылей подмышками. Ему никто не помогает взобраться. Да он и не ждёт помощи. Для него этот путь и этот крест - привычен и ежедневен.
На нем темно-серая залатанная фуфайка, шапка ушанка. У него серые глаза, впалые щеки, крючковатый нос и седая борода.
Это Микурла. Так его называют. Скорее всего, имя его Николай. И даже есть отчество и фамилия. Но никто этого не знает. И вряд ли захотел бы знать.
Микурла одинок, грязен, нищ и немощен.
Микурла едет на конечную остановку. Там не так давно открыли новый продуктовый магазин. Пока у него нет денег на пищу. Он едет вползти коленями на крыльцо и смиренно ждать подаяния. Может быть, в конце дня он вползёт в магазин как покупатель. Если повезёт.
Микурла не пьёт.
У него ясный взгляд  старца. Он никогда не просит денег жестами и словами, не рассказывает всем свою историю, не плачет. Он просто молча стоит в ожидании доброго порыва прохожих.
Ему подают.
В ответ он говорит "Благодарю, спаси вас Бог". И его слова застревают в памяти. Их воспринимаешь как благословление. И сам не понимаешь, почему. Торопишься уйти.
Однажды мне становится известной его история.
Микурла - бывший профессиональный скрипач, много лет отдавший местной филармонии, когда-то имевший имя, отчество, фамилию, и даже квартиру в кооперативном доме.
И сына.
Однажды Микурла заболел, и смычок перестал его слушаться. И тогда он стал хранителем органа. Следил за температурой, влажностью, состоянием труб.
А потом здоровье не позволило и это.  Уйдя на вынужденный покой, Микурла сочинил симфонию для скрипки с оркестром. И отнёс ее главному дирижёру филармонии. Дирижёр сказал, что вещь, в общем, хорошая, но нет цельности. Симфония распадается на неорганичные части, и потому нуждается в более профессиональной обработке. За неё никто не взялся, и Микурла ее унёс.
Потом не стало сына.
Потом квартиры. Очевидно, что пенсии ни на что не хватало, а лекарства были необходимы, и Микурла неудачно ее продал, чтобы продержаться. А может и вовсе обманули его. Остановка "8-я больница", с которой он ежедневно вползал в автобус, располагалась в микрорайоне с хибарами по правую сторону дороги. Там он и жил, видимо, в одной из них, утратив кооперативную квартиру.
Я помню его, когда он ещё мог ходить на костылях. Он уже не выезжал за пределы района. Стоял в ожидании подаяния у какого-нибудь продуктового магазина.
Потом он навсегда опустился на колени. Таким я его и видела последний раз в зимний день, полный грязного мокрого снега.
А потом он тихо исчез.
Иногда я его вспоминаю. Я думаю о том, как чёрный фрак, бабочка и скрипка далеки от залатанной фуфайки, мокрых от снежной грязи штанов и дырявых галош. И как трагически близки могут быть в одной единственной судьбе. Как может человек не сломаться, не наложить на себя руки, а ежедневно открывать глаза и ползти и в дождь и в снег в надежде отвоевать ещё хоть один день жизни. Страшной, холодной, коленопреклоненной, но жизни. И как жесток мир, который освещает тебя софитами, пока ты здоров, и забрызгивает тебя мокрыми комьями грязи, когда ты ползёшь, обессиленный.
Мир душе твоей, Микурла.
Я уверена, там на небесах, ты, поднявшись с колен, сыграл свою симфонию.