Лонг-лист тематического конкурса А знаешь, всё ещё

1 Весна
Людмила Клёнова
...Сквозь мрак и абсолютное безмолвие Небытия Гиа ощутила знакомый толчок – «Пора!». Крутой смерч обрывочных видений... воспоминаний... мелькающих теней... Режущая боль... Слепящий взрыв, выталкивающий в Жизнь... И вот она, захваченная мощным потоком неумолимого движения, среди мириадов сестёр несётся в потоке солнечного света, устремляясь к далёкой, окутанной голубой дымкой планете... Замкнулся очередной Цикл – и значит, там вот-вот должна наступить Весна...
       
       Гиа, без труда проскальзывая в пространстве, между его частицами, делилась с ними своим теплом - и радовалась тому, что может, наконец, это сделать... Промелькнув радужным бликом в атмосфере, она осторожно прикоснулась к белому холодному одеялу, покрывающему землю – и ощутила, как легко и с удовольствием оно начинает таять и плавиться от её прикосновений – и оседает, темнея и отдавая свою живительную влагу почве...

       Ей было весело отблеском озорного солнечного зайчика промелькнуть по прозрачным, висящим на козырьках крыш, огромным сосулькам – и звонкой светящеся капелькой упасть на просыпающуюся землю...

       С наслаждением пробиралась Гиа вниз, к корням молодого деревца – и уже оттуда стремительно рвалась кверху – по стволу, по веточке, согревая и лаская спящее растение, чтобы дать жизнь набухающей почке – и увидеть мир изумлённым взглядом робкого, первого раскрывшегося листка...

...Она упала чистой жемчужиной росы на упругий стебель тянущейся к солнцу травинки – и отразилась в блестящих глазах одетого в новый яркий наряд удода – птица встрепенулась и, громко хлопая обретшими силу крыльями, резво взлетела на крепкую глянцевую ветку стоящего неподалёку дерева...

       ... Однажды утром Гиа нежилась на жёлтой бархатной перинке внутри расцветающей ласковой ромашки – и вдруг увидела над собой огромный зрачок заглянувшего в её колыбельку кролика.
- Иди ко мне, иди скорее, - позвала она.
Длинноухий пушистик, словно услышав этот безмолвный зов, наклонился - и лизнул тёплым мягким язычком сердцевинку ромашки.... Стало щекотно и жарко – и Гиа засмеялась бы, если б могла это сделать...
       А кролик, словно захмелев внезапно, подпрыгнул высоко вверх – и огромными прыжками понёсся по изумрудным волнам лужайки...

После полудня, устав носиться над цветами и пьянеть от их ароматов, красить холст неба в яркую синеву и вгонять разнообразных зверушек в состояние весёлого, бесшабашного беспокойста, Гиа опустилась на прохладный деревянный сруб довольно глубокого старого колодца, давным-давно выкопанного возле какой-то деревеньки. И вдруг - услышала... почувствовала... ощутила что-то непривычное – какую-то странную дрожь, пронзившую всю её... По тропинке, струящейся лугом сквозь траву, шли парень и девушка – взявшись за руки, оно оживлённо о чём-то говорили... Гиа, подхваченная стремительным вращением, как бы очутилась внутри их эмоций – жгучего нетерпения парня – и светлого, ласкового, чуть холодноватого покоя девушки... Он, заглядывая в её лицо, говорил что-то быстро и горячо; она, улыбаясь, отвечала неторопливо и рассудительно. Он попытался обнять её за плечи; она неуловимо отстранилась, отпрянула – и лёгкое недоумение отразилось на её миловидном юном личике.

 - Ал, я устала, - негромко, мягким и нежным голосом – словно колокольчик Феи зазвенел – проговорила девушка.
Давай отдохнём – здесь так красиво! Посмотри, какие великолепные цветы поселились возле нашего старого колодца!
- Ах, Ора, самый прекрасный цветок – это ты! – ответил негромко Алон, снимая сюртук и расстилая его на свежей, сочной траве, пахнущей мёдом и ещё чем-то неуловимо будоражащим – горьковатым и пьянящим.

Ора опустилась на маленький уютный коврик расстеленного сюртука и, опираясь на локоток, прилегла нА бок, улыбаясь и рассматривая - очень заинтересованно – золочёные солнышки ромашек, выглядывающих из зеленого бархата лужайки, и полупрозрачные, в светящихся прожилках, сиреневые звёздочки дикой гвоздики. Тёмно-каштановые, отливающие медными бликами волосы её, ниспадая с одной стороны лица, открывали горящему взору парня чистую, свето-абрикосового цвета кожу девичьей щеки и маленькое розовое ушко – с другой...
       
 - Ах, если бы у меня были такие волосы... такая шёлковая кожа, - подумала Гиа - и увидела, что взлетела куда-то под облака от одной только мысли об этом...

Волна озноба пробежала по телу Алона, и он непроизвольно потянулся к девушке, чтобы прикоснуться губами к этому чуду, открывшемуся его взору...
- Ну, вот, ты опять, - чуть капризно проговорила Ора, отодвигаясь в сторону грациозным и расслабленно-ленивым движением, присущим кошкам, тигрицам и юным женщинам. Потом она укоризненно посмотрела на друга карими, глубокого тёмного тона, глазами.
- Как ты не понимаешь? Я же люблю тебя! Я так хочу тебя обнять, поцеловать, почувствовать руками... губами... твои губы, твоё тело ...всю тебя...

Гиа поймала себя на том, что кружится в неистовом цветном вихре плотного пряного воздуха – просто оттого, что слышит голос юноши, произносящего эти слова...

Горячая алая краска залила лицо девушки – и она стала совершенно неотразимой:
- Зачем тебе это?.. Разве нам плохо? Так... Просто рядом, когда можно гулять, держаться за руки, разговаривать, любоваться всем этим волшебством вокруг нас?
Алон только судорожно вздохнул – и осторожно, ласково погладил ладонью непокорную шапку каштановых блестящих волос Оры. Она одарила его мягкой полуулыбкой и тихонько попросила: «Достань мне воды, пожалуйста – так пить хочется... А в этом колодце вода холодная и очень вкусная...

-Ты даже не представляешь себе, НАСКОЛЬКО вкусная – подумала Гиа – и сумасшедшая искра зажглась в ней, разгораясь и опаляя незнакомым прежде огнём всю её сущность...

Юноша вытащил из колодца ведро воды, пахнущей рекой, лугом, цветами, весенней свежестью – и ещё чем-то неуловимо манящим и волнующим... Взяв стоящую на тёмном влажном срубе кружку, Алон опустил её в ведро...

Гиа, мелькнув солнечной вспышкой на поверхности воды, стремительно бросилась внутрь наполненной кружки, нырнула, коснулась дна и стенок – и затаилась...
Парень бережно поднёс кружку с водой, странно светящейся и переливающейся радужными отблесками, к губам Оры – и девушка, придерживая кружку руками, с видимым удовольствием медленно выпила обжигающе-холодную и действительно невероятно вкусную влагу...

...Словно что-то взорвалось внутри неё, наполнив каждую клеточку тела неведомым ранее светом и теплом... Она увидела рядом с собой сияющие голубые глаза Алона, ощутила жар, исходящий от его тёмных, зовущих губ, от его крепкого, ждущего тела...

Гиа возликовала, почувствовав, что теперь У НЕЁ - эти шелковистые каштановые кудри, эта бархатная кожа, эти нежные губы...

 - Боже, как он красив, - промелькнуло в голове Оры, - и я могла не видеть этого раньше?
 Кружка выпала из её рук – и она подняла на парня огромные, распахнутые, сияющие глаза, в которых плескалась, билась, смеялась сумасшедшая, безграничная, необузданная радость. Девушка подняла руки – и обвила ими шею Алона...
Он, опешив от неожиданности, помедлил лишь одно мгновение – а в следующее уже приник губами к подруге, горячими, страстными поцелуями покрывая её руки, плечи, шею, лицо... Наконец, их губы коснулись друг друга – и слились в таком долгом, жгучем, горящем поцелуе, что у девушки закружилась голова...

- Ничего не может быть прекраснее, - растворяясь и плавясь в огне наплывающего счастливого безумия, подумала Гиа...

 - И ты могла жить без ЭТОГО? – неизвестно откуда возник вдруг вопрос в голове Оры, - наверное, ты просто была слепой, глухой и бесчувственной...
 
- Кто ты? И что ты со мной сделала? – улетая куда-то к звёздам - и даже не думая сопротивляться этому полёту, мысленно спросила девушка, сама не зная, у кого – просто почувствовав, что в ней проснулось и поселилось
Н Е Ч Т О – немыслимое, прекрасное, поглощающее, подчиняющее себе все её желания – и такое долгожданное...

...Ответил Алон, со стоном на секунду оторвавшись от пылающих губ девушки.
- Любимая, желанная моя... Радость моя, счастье моё... Наверное, Ангел Любви спустился с небес...
 А может быть, это просто наступила наша В Е С Н А ...
2 Возвращение
Владимир Репин
Николай сидел в стареньком плацкартном вагоне, стучавшем на стыках, и вспоминал.
В последний раз он ездил домой перед самой войной: конвоировал лейтенанта в трибунал Балтфлота. В Либаве, при подготовке к параду, пьяный водитель врезался в колонну моряков. Несколько человек попали под колеса, но главное - матросы шли с новенькими самозарядными винтовками СВТ наперевес, с примкнутыми штыками, и потому колотых ран было много. Были и убитые. Лейтенант в отчаянии застрелил шофера на месте, и Николая отправили с ним в Ленинград - конвойным.

После сдачи арестованного удалось ненадолго заглянуть домой, в родное Пулково.
Время было тревожное, служба далекая и трудная - на торпедных катерах, и сквозь радость встречи пробивалась какая-то  затаенная грусть. Мать, собирая в дорогу, обронила: "Свидимся ли еще, сынок?"

Потом была война, оборона Либавы в сводном отряде морской пехоты, контузия, прорыв сквозь немецкие тылы и рыскавших по лесам айзсаргов, простреленные их картечью ноги и плен. Поначалу - у тех же айзсаргов, на хуторе. Таких, как он, недобитых, немцы поначалу оставляли своим прихвостням батраками - за труды. Сбежать они не в силах, а в лагере лишние рты не нужны. К весне ноги удалось подлечить, хотя несколько картечин так и не вышли. Но и немцы после месяцев войны вдруг поняли, что рабочих рук в фатерлянде не осталось. Начали выгребать из опустевших от голодной зимы лагерей сначала рабочие специальности, потом всех подряд. Забрали пленных и от айзсаргов.

Николай попал в сельскохозяйственный лагерь в центре Германии - скрыл полученную в школе ФЗУ специальность, сказался крестьянином, благо жил в пригородном селе. Вырваться оттуда было невозможно - пройти половину Германии и не быть пойманным никто не рассчитывал, хоть и мечтали. Но когда в апреле 1945 союзные пушки уже гремели на западе, военнопленные перебили и разогнали охрану, которая к тому времени состояла из инвалидов и стариков, уцелевших в Первой Мировой, и ушли на восток. Сумели пробиться к своим, вышли в строю, с оружием. Конечно, сразу попали в запасной полк, на проверку, которая закончилась уже после победного мая.

Потом была служба в Германии, сержантские лычки, и наконец, демобилизация.
Конечно, он писал домой, но ответа не было. Да и откуда? Николай уже знал, что их село оказалось на переднем крае, и бои там шли все долгие блокадные дни.
Что ждет его дома? И ждет ли кто-нибудь?

В вагонные окна временами затягивало едкий паровозный дым от дрянного бурого угля, который набрали еще в Польше. Пока заправляли сменный паровоз, Николай поторговался с местными поляками, продававшими на станции нехитрую снедь. Панове не понравились своей настырностью - такой, чтобы шматок лежалого сала всучить, собственных маму и бабушку в придачу даст. Да и менять было почти не на что - Николай вез из Германии опасную бритву золингеновской стали,  да дважды трофейные командирские часы  - "Кировские". Бритва была не просто хорошей, но и красивой - с оправой из слоновой кости, украшенной резным павлином. А кое-кто затарился в Германии обстоятельно; особо удивил старшина, тащивший домой несколько килограммов иголок к зингеровским швейным машинкам. Вот уж кто не будет горевать от безденежья!

Ленинградская область встретила мелким дождем и обгорелыми трубами вдоль дороги, хотя кое-где пытались строиться - Николай видел несколько новых изб, уже подведенных под крышу. Что-то ждет его дома?

Поезд уже прошел Гатчину и приближался к Пулково. Завеса дождя мешала разглядеть хоть что-нибудь - а ведь до дома тут чуть больше километра! Спрыгнуть бы и пробежать по полю... Не стал: три года по этой низине гуляла война, наверняка минеры еще толком не отработали вязкую, заросшую сорняком пашню. Самое глупое - вернуться с такой войны живым и попасть на мину в нескольких шагах от дома.
Николай помнил, из-за каких глупостей порой гибли ребята, прошедшие войну. Особенно его поразил случай, когда подгулявший солдатик пошел глушить рыбу в пруду. Свои боеприпасы были уже на учете, так этот молодой лопух взял немецкий фаустпатрон, прижал трубу поудобнее к животу и пальнул в пруд. Хоть бы у старослужащих спросил, как им пользоваться...

Паровоз, пыхтя, остановился у перрона. Николай накинул шинель, бросил на плечо "сидор", вышел из вагона. Поискал на вокзале будку справочного бюро, не нашел и пошагал вдоль Обводного к Международному проспекту. Сел на дребезжащий трамвай, доехал до Рощинской. Дальше трамай не шел. Сержант уже решил было отправиться пешком, но увидел попутную полуторку и поднял руку. Шофер тормознул. Николай помог ему подбросить в газогенераторный котел деревянных чурок, устроился в кабине. Хотелось узнать, как там в Пулково, но шофер только угрюмо буркнул: "Сам увидишь!"

Под горой машина остановилась - на развилке их пути разошлись. Подгорного Пулкова не было. Не было Семидвориков, Толмачева, Песков, Койрова,... Ни одного дома. Заросшее лебедой, бурьяном и иван-чаем поле в воронках тянулось во все стороны. Деревья в старом парке обсерватории были срезаны снарядами на одном уровне, как будто бы их подстригли под гребенку. На склоне горы были видны могилы нового военного кладбища - ниже старого, астрономического.

Николай повернул на перерытую через каждые сто метров и наспех залатанную дорогу на Детское Село, попытался понять, осталось ли что-нибудь от домов Заверняйки. Пусто. Под откосом дороги - братская могила моряков, так же, как и он, списанных с блокированных в Кронштадте кораблей в морскую пехоту.
И впереди - ничего. Ни домов Большого Пулкова, ни Нагорного.

Даже каменные стены храма не уцелели - а по нему так удобно было бы ориентироваться в поисках: уж оттуда он дошел бы до дома, как ему казалось, с закрытыми глазами. Церковь, хоть и закрытую в тридцать восьмом, было жаль: учитель рассказывал, что ее проектировал сам Кваренги. Наконец, ориентруясь по слабо журчащей Пулковке, он нашел выложенный плиткой церковный пол, и уже оттуда, обходя воронки, вышел к дому, спугнув по дороге какого-то незнакомого вороватого мужичка, тыкавшего в землю острым металлическим прутом. "Наверное, зарытое чужое добро ищет. Сколько его осталось бесхозного, невыкопанного умершими в блокаде хозяевами..."

Здесь не осталось даже печных труб, поэтому Николай не сразу нашел заросший крапивой и иван-чаем фундамент. Куда идти дальше? Что делать ему теперь? Может, и права была та бравая дивчина из квартировавшего рядом с их частью казачьего эскадрона, когда звала его на Кубань, в свою родную станицу?

Сад около дома был выстрижен пулеметами почти под корень, но от уцелевшего обрубка яблоневого ствола уже потянулись к небу первые, еще тонкие, несмелые ветви.
Николай подошел поближе, чтобы посмотреть на оживающее дерево.
К стволу была прикручена бечевкой выцветшая бумажка с надписью расплывшимся чернильным карандашом. Почерк сестры он узнал сразу:
"Коля, если ты придешь сюда, я жива. Ищи меня на Разъезжей, дом номер... "
3 Девушка дождя
Артур Куличенко
Вере всегда почему-то нравился дождь, именно поэтому она, сегодня была в том месте, в тот час. Просто шла, промокнув до нитки, но ей это очень нравилось. Никаких мыслей, только дождь и она. Больше ничего. Что могло ей помешать, ну разве только рак. Болезнь под страшным названием: «рак». «Рак перед дождем бессилен?», - спросила она сама себя.

  -Если о нем не думать, он уйдет,  как уходит незваный гость, – тихо сказала Вера.

Задумалась. Вспомнила в деталях, как врач сказал ей о страшном диагнозе. Вздрогнула. Стала переходить дорогу, но совсем не заметила машину. Легковой автомобиль сбил задумчивую девушку, ее отбросило на тротуар. Она даже не почувствовала боли. Ничего. Лишь дождик на мгновение прекратился.
Она лежала на спине, с открытыми глазами. Смотрела в тучи и напоминала рыбу, выброшенную на скалы задыхающуюся от нехватки воды. Мысленно она просила дождя…много дождя. Появилась боль. «Мне очень жаль. Но у вас рак», – слышала она в голове страшные слова человека в белом халате.
 
  -Почему прекратился дождик, ушел как незваный гость. Почему?

Небеса услышали ее слова. Ливень спустился ради нее. Она улыбнулась, и закрыла уставшие веки, ей сейчас так было хорошо. «Почему я этого раньше не чувствовала?».
Сердечко ее еще несколько раз приятно ударило в грудь, и остановилось. Больше не было ни мыслей, ни рака.

 Она вдруг очутилась в красивом месте. Сплошь ковер из цветов, детишки, а небо было такое голубое, что резало глаза. Девушка дождя (Вера) встала. Она хотела что-нибудь сказать. Но здесь не было слов, а они здесь и не были нужны. К ней весело, прыгая и танцуя, подбежали двое ребятишек, и, взяв ее за руки, повели за собой. Она слышала в своей голове их звонкие голоса, но не могла понять, почему они молчали.
 Вскоре она увидела вдали свой родной дом. В нем она провела свое детство, в нем были первые мечты о мальчишках, первая грусть, первая и уже наверно последняя любовь… она была там такая счастливая. Почему она уехала отсюда? Почему город так быстро завладел ею, а теперь и окончательно ее убил? Столько было вопросов, и кто ей мог дать, столько ответов. На это могло уйти уйма времени, возможно, вся жизнь, или вся вечность. Девушка дождя подошла ближе к своему когда-то дому. Она видела бабушку с дедушкой и себя с братом. Какое-то приятное волнение она почувствовала по всему телу. Сжала крепче маленькие ручонки детишек, которые выглядели как ангелочки и смотрели на нее влюбленным взглядом, как будто она была их мать. Они проводили ее до дворика и попросили девушку дождя сесть на ярко-зеленую траву.

 Бабушка и дедушка она маленькая, брат и эти двое детишек, играли и веселились. Здорово. Но тут все повернули головы, когда появилась женщина, которая сияла как солнце, она прошла к девушке дождя, и, наклонившись, сказала ей что-то на ушко. Потом прикоснулась рукой к груди, и девушка дождя загрустила, и повела себя как ребенок. «Пора идти, Верочка», - сказала женщина, девушке дождя, показывая рукой в ту сторону, откуда она пришла. Вера кинула умоляющий взгляд на детей, ей и здесь было хорошо. Почему она не могла остаться здесь? Ну почему? Но Женщина-солнце не ответила. Она посмотрела в чистое голубое небо и протянула руки Вере. Стянулись тучи, а из только что чистого неба, опрокинулся ливень. Бабушка и дедушка поднялись на крыльцо, позвав ее маленькую, брата и своих внучат и стали махать Верочке рукой… прощались. Вера взглянула в тучи. Женщина-солнце попросила Веру довериться ей. Вера, приглядевшись к ней, только сейчас увидела перед собой свою мать. Она не могла больше сопротивляться и со слезами на глазах кинулась к ней в объятья, ведь перед смертью, Вера так и не успела попрощаться с ней.
 Последний раз Вера посмотрела на свой родной дом. Мысленно прощалась. Попросила прощение у бабушки и дедушки, когда по ее щекам покатились слезы, Вера кивнула в знак того, что она была готова, но к чему? Она не знала. Уйти в другой мир, рай, а может и вовсе в ад. Тогда все было понятно. Она пришла сюда попрощаться, хотя ад она не заслуживала.
 
  Вера открыла глаза. Она все также лежала на тротуаре, ей в лицо лил все такой же теплый дождик. «Что произошло?», - успела подумать она.

   -С Вами все в порядке? – спросил молодой человек, и присев всматривался в удивленное лицо девушки.
Он, пожалуй, единственный, кто к ней подошел. Все остальные проходили мимо. Вера привстала. Огляделась. Она не помнила, как здесь очутилась. Увидев испуганное лицо молодого человека, стесненно ему улыбнулась и подала руку.
 
 Через несколько лет. Вера вышла замуж за человека, который ей тогда помог. Они переехали в ее родной дом и жили, там родив двух очаровательных детей. Слово рак больше не беспокоило девушку дождя, но всю свою жизнь она помнила про тот красивый мир, где жили ее бабушка и дедушка, мать и ее светлые воспоминания. Ей и здесь теперь начинало нравиться. В тот мир ей пока еще рано.
 Верочка вышла во двор и, засмеявшись детям своим и мужу, обняла их и заплакала. Но заплакала от счастья.
4 Лекарство от бессонницы
Елена Герасимова -Смирнова
    Ночник, вечно страдающий бессонницей, освещал широкий подоконник и холодное стекло окна, отражающее объятую тишиной и спокойствием комнату.
    Меня же терзали самого разного толка мысли, мыслишки, размышления, объединяющиеся в нестройные и сеющие смуту толпы. Сон не приходил. Послушное  телу одеяло, с раздражением откинутое мною, грустно лежало у стенки и тихо обижалось на ничем не заслуженную им грубость. Я встала, безуспешно поискала  ушедшие куда-то тапки и ,не отыскав их, прошлепала на кухню – попить и положить в рот что-нибудь сладкое.
    Глотая маленькими глотками воду, я смотрела на холодильник и думала: «Собственно говоря, почему там должно быть что-нибудь сладкое, если мы ещё в восемь вечера жадно сжевали его за вечерним чаем?»  Сомнения одолели меня, наделив слабостью в коленях; пить расхотелось, равно как и подходить к холодильнику.
    «Лучше  вернуться в тёпленькую постель!»  - пропищала откуда-то из середины мыслительной толпы-демонстрации трусливая мыслишка.  Я легко с ней согласилась. Мой мозг дал команду телу разворачиваться в сторону скучающей по мне кровати. Как вдруг… слово «вера» вынырнуло на поверхность бесконечной реки моего сознания и сильными да быстрыми гребками поплыло к берегу. Видимо, для того, чтобы поближе со мной познакомиться. Вынырнув, оно стало отряхиваться да прихорашиваться, давая мне время разглядеть его. И вот тут до меня дошло!
    Что помешало мне подойти к холодильнику и проверить, лежит там сладкое или нет? Отсутствие веры. Верила же я в то, что мне удастся встать с кровати, дойти до кухни, найти воду, попить, а потом добежать до постели и укрыться преданным мне одеялом? Верила. Если бы не верила, то так и осталась бы стоять на холодном полу кухни истуканом. Утром меня, конечно, спасли бы, но всё же…
   Верю же я в то, что сделаю шаг вперёд и не упаду? Верю же в то, что моя кровать стоит там, где стояла до того, как я ее покинула? Верю же в то, что у меня получится удобно улечься и надежно укрыться одеялом? Верю. А в то, что получится заснуть – нет. Но почему? Бесконечная толпа мыслей снова неумолимо встала между мной и сном, слово ВЕРА терпеливо ждало дальнейших моих озарений, а ночь тихо текла за окном, словно плотный тягучий туман.
   Во что мне нужно поверить ещё? Я старательно и напряженно думала. Перед моим мысленным взором предстали крепко спящие в своих бетонных комнатах-коробках люди, пустынные в этот час улицы и безнадёжно-чёрное небо, чуточку изменившее черноте в том месте, где начинается утро. Утро? Да-да! Утро! Вот оно что!
   У меня не было веры в то, что настанет утро. Вернее, между мной и рассветом не было веры. Было всё, что угодно – толпа мыслей, ненужные моему телу глотки воды да шаги по холодному полу – не хватало только веры: в новый рассвет, в завтрашний день.
   Я была в полном восторге от такого замечательного открытия. Тихо, чтобы никого не разбудить, добежала до кровати, удобно в ней устроилась, надёжно укрывшись давно ожидавшим меня одеялом, и сразу крепко заснула. И снился мне холодильник, который бережно хранил  небольшой кусочек моей любимой шоколадки, припрятанный за бутылкой молока ещё позавчера, до прихода в мои ночи Веры.
5 Новое чувство
Ольга Клен
   Он ходил за ней по пятам, Он буквально не давал ей прохода, Он сковывал её по рукам и ногам... Она прогоняла его, кричала на него, но Он её не слышал или не хотел слышать...
   Тень придумывала самые каверзные ситуации, чтобы только оторваться от Человека. Но даже во время сна Он не отпускал её от себя. В солнечный день Тень настолько набралась сил, что, казалось, вот-вот, - и долгожданная свобода будет у неё в руках. Она даже отстранилась от Него и попыталась зацепиться за придорожный куст. Тщетно... Он только улыбался и всё время повторял её движения. Это просто выводило Тень из себя!
   Однажды на горной дороге Тень изловчилась и столкнула ненавистного Человека в расщелину. От падения вниз у Тени закружилась голова, и она на некоторое время потеряла сознание. Когда очнулась, вдруг не увидела саму себя. Не увидела ничего. И главное, - Тень не увидела Человека. Это из-за кромешной тьмы, - успокоила она себя. Проходило время, и Тень начинала понимать, что без света она жить не может. А потом пришла крамольная мысль, что и без Человека она никто. В памяти начали всплывать картинки прошлого, когда Человек ласково обводил её вокруг ям и выбоин на дороге, как подставлял кресло, когда она уставала, как укутывал её теплым одеялом, когда она ложилась спать. И Тень заплакала от того, что была такой неблагодарной и злой, что не ценила Человека, что не хотела стать его другом.
   Где-то наверху послышались возбужденные голоса. Тень закричала, стала звать на помощь, но люди никогда не слышат голоса тени. А может, слышат? Может, и в этом она ошибалась? Вдруг в расщелину по веревке стал спускаться мужчина. Он посветил фонариком и увидел лежащего Человека. Крепко обвязав его веревкой, мужчина что-то крикнул ждавшим наверху. И началось движение. Тень хотела крикнуть, что и её нужно спасать. Но тут она увидела, что тяжело раненый Человек крепко держит свою Тень и поняла: он тот, кто никогда её не бросит, даже если она сама будет его прогонять. Чувство, настолько новое, посетило Тень, что его трудно было передать словами. Ближе к этому было лишь слово Вера.
6 Встреча с прошлым
Надежда Франк
 
  Международный фестиваль «Формула моды» подходил к концу, когда Ирина Николаевна увидела знакомое лицо. Её коллекция «Вечерний наряд» заняла призовое место, и диплом лауреата ей вручал представитель банка, который выступал спонсором фестиваля. Мужчина был выхолен, с дорогим парфюмом, но лицо сохранило едва уловимые детские черты. Он поздравил с победой, вручил диплом в золочёной раме и путёвку на стажировку во Францию. Рука у него была  тёплая, но  пожатие слабое.
- Мало изменился,- отметила Ирина Николаевна про себя.- Меня, конечно, не узнал. Я же всегда была для него уродина.

  Праздник закончился, зал постепенно опустел. Ирина Николаевна оделась и вышла на крыльцо. Город светился огнями, редкие прохожие  спешили мимо. Она села в машину и тоже направилась домой. Жила она одна, никто не нарушал порядок в квартире и шкафах, в которых висела одежда – чудесное творение её  рук и таланта. Дизайнерское творчество стало смыслом её жизни. Коллеги и друзья считали её умницей и красавицей.

  Не включая свет, она прошла в комнату и устало опустилась на диван. Неожиданная встреча с прошлым всколыхнула давнюю боль. Вспомнилось детство, вернее, его отрывки.

  Вот она идёт встречать отца. Он всегда шёл узенькой тропинкой между двух садов. В саду цвели яблони. Ей они представлялись невестами в белых платьях. Из открытого окна дома, что стоял в саду, доносится музыка, а затем -  чудесное пение. На всю жизнь запомнилась песня о лебединой верности. Как хотелось ей тогда петь так же красиво, чтобы все слушали, затаив дыхание. Ей казалось, что она умеет так петь.
И когда в дом пришли гости, Ира решила показать своё умение. Её, брата и маленькую сестрёнку мама отправила в детскую, плотно закрыв дверь. Вначале дети рисовали, но вскоре это занятие надоело, и тогда девочка предложила младшим играть «в концерт». Брат и сестра были зрителями, а она – певица. Она старалась изо всех сил и всё ждала, что откроется дверь, гости будут аплодировать и просить спеть ещё.
Дверь открылась, на пороге стояла мама. Лицо у неё было красное, сердитое.
- Ты чего, уродина, развылась! – гневно сказала она.- Закрой рот, чтобы я тебя больше не слышала!
А когда гости ушли, Иру наказали. Она стояла в углу и не могла понять, за что, но подсознание твёрдо усвоило, что это делать нельзя.

  С тех пор прошло тридцать лет, но она больше не пела нигде и никогда.
- Сколько же мне тогда было лет?- подумала Ирина Николаевна.- Шесть или семь, брат был младше. Он тоже называл меня уродиной. А маленькая Вика ещё не умела говорить, какая она стала?

 Однажды, увидев в магазине красивую куклу,  Вика стала просить и расплакалась. И тогда Ира решила сшить своей старой кукле новое красивое платье и подарить её сестрёнке. В комоде она видела много нового материала. Девочка подумала,  если немного отрезать, то ничего страшного не случится. Она старательно шила обновку, кукла стала красивой, а Вика очень обрадовалась игрушке и побежала показать маме.
Ира опять была наказана углом за то, что испортила ткань,  предназначенную для маминого выходного платья. Мать била её скрученным мокрым полотенцем и кричала:
-Ах ты, уродина! Чтобы руки у тебя отсохли! Вот навязалась, змея подколодная!

Девочка стояла коленками на горохе, и ей казалось, что внутри, в груди, что-то обрывается. Тогда она так и уснула на полу в этом ненавистном углу за печкой.
Проснулась от разговора. Было темно.
- Что хочешь, то и делай с ней,- говорила мать.- Это не ребёнок, а уродина.
- Куда же её теперь? – сказал отец.- Она же к семье привыкла.
- У нас свои дети есть. Отведи обратно. Как привыкла, так и отвыкнет, - ответила та.

   А потом за отцом пришли люди в форме. Ирина помнила, как делали в доме обыск. Милиционеры рылись в детских игрушках, книгах. Что они там искали, так и осталось тайной. На заводе во время ревизии были обнаружены излишки продукции, отец был бухгалтером.
Дальше Ира помнила, что они с мамой ехали на поезде.
На этом её воспоминания прерывались.

  Человеческая память обладает свойством блокировать всё негативное, поэтому мы помним детство всегда радостным и счастливым. Но иногда, столкнувшись с похожими событиями или явлениями, наше сознание как бы выхватывает куски из прошлого.

  Детский дом… Девочка знала, что здесь она живёт. В школу воспитанники ходили за пределы ограды. Это была обыкновенная городская школа. Училась Ира хорошо, старательно. А в свободное время рисовала одежду. Однажды она принесла альбомы с рисунками в школу, где их увидела преподаватель изобразительного искусства и технологии. Она внимательно рассмотрела каждую модель, а потом попросила Иру дать ей альбом на несколько дней.

  Накануне того памятного дня Ирине приснился сон, который она запомнила на всю жизнь. Ей снилось, что она никак не может выбраться из глубокой канавы. Высоко вверху было светло, а внизу, где она шла, стоял полумрак.  Ира пыталась подняться по отвесному склону, но вновь и вновь падала вниз.  Когда уже не осталось сил, она подняла голову и увидела человека,  который протягивал руку. Не запомнилось ни лицо, ни одежда, в сознании осталась только рука, за которую она ухватилась.   Эта крепкая сильная рука помогла ей  выбраться.
После первого урока Иру пригласили в кабинет директора. Она робко вошла и остановилась у двери. В помещении, кроме директора, находилась женщина, перед которой лежали альбомы Иры.
- Вот, Тамара Матвеевна, знакомьтесь, это и есть Ирина Баргузина,- сказал Тимофей Иванович.

  Ира стала учиться в художественной школе, потом были колледж и университет. Коллекции её одежды  были неповторимы и  всегда отмечались членами жюри. Уже никто не мог сказать ей вслед «уродина», и она почти забыла это жуткое слово.

  Но чем старше она становилась, тем сильнее было желание найти семью. Нет, не ту семью, где она родилась, потому что её не было. По выходе их детского дома она узнала, что её родители погибли в автоаварии. Ей хотелось найти ту семью, где она жила некоторое время и помнила именно её. Вспоминался отец, и как она его встречала. Больше всего хотелось спросить ту женщину, которую она называла мамой, почему её вернули обратно в детский дом. И она обратилась в приёмную телепередачи «Жди меня».
  Ответ пришёл почти через год. Ей сообщали, что Изотова Клавдия  Ивановна проживает по указанному адресу, но от встречи  на студии отказалась.

  Ирина Николаевна купила подарки и отправилась по адресу. Небольшой уездный городок встретил её тишиной улиц. Она взяла такси и через пятнадцать минут была у нужного дома.  Поднявшись по узкой лестнице на третий этаж, остановилась перед старой дверью, чтобы унять гулко бившееся сердце. Несколько раз позвонила, прислушалась. За дверью слышалось движение, но никто не открывал. На очередной дозвон открылась соседняя дверь. Пожилая женщина спросила:
- Вы из соцслужбы? Она не откроет. Вы неправильно звоните, надо вот так. И она трижды нажала на звонок.
Послышались шаги, и за дверью спросили:
-Кто?
- Свои, свои!- громко сказала соседка. – Из соцслужбы к тебе.

  Дверь открылась, впуская Ирину Николаевну. Худая, неопрятная, полуслепая старуха взяла у неё пакет с гостинцами и прошла в кухню. Ирина огляделась. Что-то далёкое, знакомое мелькнуло в сознании.
-А ты опять новенькая,- сказала старуха,- не успеваю запоминать всех. Звать тебя как?
- Ирина, - ответила она, -помните девочку, что жила у вас?
- У меня есть сын и дочь,- помолчав, отозвалась та.
Но Ирина заметила, как женщина вздрогнула при вопросе.
- А девочка Ира, что у вас жила, где?
- Никого больше не знаю и знать не хочу! – раздражённо сказала старуха и пошла в кухню.- Ходят тут всякие, допрашивают.

  Ирина Николаевна поднялась и направилась к двери. Ещё раз оглядела комнату. Когда-то здесь она играла, слушала, как отец читал детям книжки. В это время старуха стала вынимать из пакета продукты и, думая, что Ирина ушла, громко сказала:
- Яблоки принесла, лучше бы колбасы купила, непутёвая. Как была уродина, так и осталась.

  Ирина Николаевна отшатнулась, как будто её наотмашь ударили по лицу. Жаркая волна обиды накрыла с ног до головы. Сильно и больно сжалось сердце. Она задохнулась и скорее вышла из квартиры. На звук двери опять выглянула соседка. Внимательно взглянув на неё, сказала:
- Зайди ко мне, милая. Передохни. Я ведь тебя узнала. То-то мне лицо твоё знакомым показалось. Тебя Ира звать.


  Ирина  пила чай и слушала рассказ соседки о том, что отец давно умер. Вика выросла и уехала жить в Германию. Изредка к Изотовой приезжает сын, а так она живёт одна. Когда-то у отца погибли друзья, у которых осталась маленькая дочь. Он очень переживал и забрал девочку, это и была Ира.

Когда его осудили, Клавдия отвезла девочку в соседний город и сдала в детский дом. До самой смерти отец считал себя виноватым, ездил туда, но ему ответили, что ребёнок – не игрушка.

  Поблагодарив соседку, Ирина Николаевна отправилась на вокзал. Она была спокойна.  Теперь она точно знала, что никогда не нужно искать тех, кто отдал беспомощного ребёнка в чужие руки, а ещё и того хуже, бросил умирать в боксе или больнице. Она поняла, что женщины, совершившие преступление против детства – это не просто калеки, это – уроды. Иногда человек рождается без руки или ноги, а такие рождаются без инстинкта материнства и умения любить. Они никогда и ни в чём не раскаиваются. Пройдут годы, эти люди состарятся и станут немощными, вот тогда они вспоминают о брошенных детях и начинают их искать. Их не мучают совесть и раскаяние, просто они понимают, что с выросшего ребёнка можно получить всё, что захотят. Ведь такие дети всю жизнь мечтают о родителях и готовы их простить.

    И ещё она поняла, что нет ничего хуже, когда в семью попадает ненужный ребёнок. Взрослые, считая его лишним, начинают придираться, наказывать, унижать, убивая в нём личность и человеческое достоинство. Ребёнок не может ответить, ведь он просто слабее физически. Разрушается психика, уничтожается желание творить, жить, радоваться.               
Ирина Николаевна вернулась в свой город  совершенно спокойной.  Её ждали друзья, творческие встречи и радость от  интересной работы. Всё у неё ещё было впереди.А счастье обязательно придёт, надо только внимательно присмотреться.
7 Жизнь - это миг
Надежда Франк
   Скорый поезд прибыл без опоздания. Рейс  был  будничным, обычным. Праздники прошли, и пассажирский поток схлынул. Но любая поездка всегда непредсказуема. Этот же рейс выпал на то время, когда была объявлена амнистия.

 Из мест отсидки возвращались попавшие под  неё. Об этом были оповещены все службы и все сотрудники железной дороги. Но для молодого проводника Матвея, который шёл в свой первый рейс, это оповещение показалось не очень серьёзным. Он даже пошутил насчёт бдительности, но был одёрнут напарницей по рейсу.

 Всю серьёзность положения он понял только тогда, когда на пункте отправления закончилась посадка, и поезд тронулся. Вагон был плацкартный, так что проводники видят всех пассажиров на протяжении пути следования.

  Второе купе заняли два бритоголовых мужчины. Вскоре по их разговору проводники поняли, что те возвращаются домой из мест заключения. Мужчина постарше стал показывать попутчику картины, которые он вёз в подарок жене и дочери. Картины были выполнены в технике выжигания по дереву. Это было настоящее мастерство!  Пассажиры,  шедшие  за кипятком,  останавливались посмотреть и  восхищались.

  Такие же пассажиры оказались и в середине вагона. Зайдя  в своё купе, проводница Алла сказала, что  отдохнуть ночью не придётся, что надо предупредить  людей .
 Проводя влажную уборку, она громко повторяла:
- Пассажиры, будьте внимательны! Смотрите за своими вещами! Не проспите документы!


  В третьем купе ехала молодая пара. Проводники не обратили на них особого внимания. Только пожилая женщина, увидев, что попутчица беременна, предложила поменяться с внучкой полками.  Девочка устроилась на верхней полке и стала читать книгу.

- Не побоялась в дорогу отправиться,- сказала пожилая,- срок-то у тебя уже не маленький. Первый ребёнок?
- Второй,- ответила молодая.- Сына к маме отвозили. Нам недалеко, утром должны быть на месте. Я поездки хорошо переношу. Душно вот только очень.

К полуночи стало тише. Беременная встала.
- Что, милая, неудобно лежать?- спросила пожилая.
- Жёстко,- ответила та,- и на боку лежу – давит, и на спине. Не знаю, как и устроиться.
Муж подал ей свою подушку.
- Потерпи немного, утром будем дома,- сказал он.
-Кого ждёте?- спросила женщина.
- Девочку.
- Девочки часто рождаются раньше срока. Внучка родилась на двадцать дней раньше.

По вагону прошёл проводник.
- Первый рейс у парня,- шёпотом сказала женщина.- Неспокойный рейс. Обычно проводники по очереди дежурят, а сегодня оба на ногах с момента отправления.
-Амнистированных много в вагоне,- сказал муж беременной.- В соседнем купе один три года   отсидел, а другой – пять. Я слышал, как они разговаривали.
- Ужас! И за что же он пять лет отсидел, не огурцы, поди, воровал,- прошептала пожилая.

  Беременная вновь пошла в туалет. Муж спустился с верхней полки и пошёл вслед за ней. Вскоре они вернулись и стали о чём-то тихо говорить, стоя у окна.
- Ребята, что-то вы часто в туалет ходите,- сказала женщина.- У тебя ничего не болит?- обратилась она к беременной.
- Да вроде бы, ничего. Только не пойму, я вся мокрая. Уже и джинсы промокли.
- Так у тебя воды отходят!- воскликнула пожилая.
- Нет, не может быть, ещё не срок,- чуть не плача проговорила молодая.- Господи! Что же будет?- заплакала она.

  Пожилая поднялась и прошла в купе проводников. Через минуту оттуда выскочил перепуганный проводник и едва не бегом проследовал из вагона. К беременной подошла проводница и сказала:
- Успокойтесь. Сейчас начальник бригады свяжется с машинистами. Они передадут на ближайшую  станцию, там к поезду подадут «Скорую».
А про себя с тревогой подумала, что ночные перегоны длинные, ближайшая станция будет только через два часа.

  Когда вернулся запыхавшийся напарник, она велела ему достать и приготовить чистый набор белья. А сама прошла по вагону, негромко спрашивая, нет ли среди пассажиров медиков. Отозвалась девушка, сказав, что она – студентка медакадемии.

Весть о том, что в вагоне рожает женщина, разнеслась быстро.  И пассажиры готовы были помочь всем. Не секрет, что русские люди в сложные минуты и времена становятся сплочёнными и отзывчивыми. Проводники то и дело слышали советы и предложения. Казалось, что рожать собрался весь вагон.

 Бритоголовые мужчины в соседнем купе тихо переговаривались. Женщина за стеной натужно застонала.  В это время мимо с комплектом белья проходил проводник.
- Слышь, парень,- обратился к нему один из мужчин,- женщина эта с кем едет?
- С мужем,- ответил тот.
- Позови-ка сюда мужа, пусть выйдет,- сухо сказал мужчина.
В проёме показался бледный худощавый пассажир.
- Ты – муж? – спросил бритоголовый. - Не будешь против, если я помогу твоей жене? Я – врач, правда, не акушер, но знаю, как и что делать.
- Что Вы! Я не против.  Помогите!- горячо воскликнул  тот.

 Бритоголовый встал, снял свитер, попросил у проводника мыло  и, тщательно намылив руки до локтей, старательно вымыл их. Потом достал из своей сумки бутылку водки, протёр  руки и шагнул в купе, где лежала женщина.
-  Ты – останься,- кивнул он студентке.- Остальные выйдете, я – врач.
Он осмотрел женщину,  велел студентке налить в чистый стакан водки и опустить туда ножницы, которые нашлись у неё в косметичке, и отрезок ниток. Девушка подала ему ватные диски,  получив похвалу за предусмотрительность.
- Роды принимала?- спросил он
- На практике видела,- ответила она.
- И то ладно. Слушай меня и делай, что я прошу,- сказал он.

  Проводница принесла тазик с горячей водой и поставила на стол. Распечатала комплект  чистого белья и положила рядом.
Женщина уже не могла сдерживать стоны, слышно было, что начались потуги…

   Снаружи все ехавшие затаили дыхание.
- Сколько же мук приходится принять, чтобы новая жизнь появилась,- тихо сказала одна из попутчиц.
- Да ты не переживай,- успокаивал  бледного мужа второй мужчина,- мы на зоне на Николаича молились, как на Бога.  Ему многие жизнью обязаны.
 
   В это время раздался такой стон, что казалось, в нём отразилась боль всей вселенной.
- Всё, сейчас станет легче, услышали грубоватый голос врача.- Выдохни сильно. А вот и красотуля!
Послышались неясные звуки, а потом раздался плач ребёнка.

- Дыши! Живи! Вишь, какая красавица.  Путешественница! – рокотал бас.

Подошёл начальник поезда и сообщил, что на станции будет ждать «Скорая».
Через двадцать минут поезд подошёл к станции, где уже ждала бригада «Скорой помощи». Женщину с ребёнком увезли, муж последовал за ней.

                                       2
  В вагоне стало тихо. Проводник отослал напарницу отдохнуть и стал наводить порядок. Мужчины не спали.
- Что ж, у нас тут водка осталась,- сказал врач,- давай по грамму за жизнь новорождённой и её родителей примем.
Проводник выпить отказался, но присел рядом. Мужчины выпили.

- Жизнь – это миг,- сказал врач.- Человек не знает, что с ним произойдёт через мгновение. Один миг – и родилась новая жизнь. Один миг – и сломались судьбы. Три года назад я и предположить не мог, что буду возвращаться с зоны, что вообще туда попаду. Всё решил один миг.

- Давали сколько?- осторожно спросил проводник, не решаясь узнать, за что.
- Пять лет. Три года отсидел. Под амнистию попал. Но виноватым буду считать себя всю жизнь.

 Я же военврач, в части служил. Три года назад, под самый Новый год, тридцатого числа, домой торопился. С женой договорились, что после работы поедем в магазин к празднику всё купить. Машина моя на территории части стояла, хотя это запрещено делать, возле санчасти ставил её. Сел за руль, стал выезжать. Вижу, ворота у КПП распахнуты. Видимо, кто-то только что выехал. Я и решил побыстрее проскочить, пока дежурный их не закрыл.

Тут жена позвонила. На один миг глаза отвёл, на телефон глянул. В это время дежурный лейтенант из КПП выскочил и прямо мне под колёса. Он тоже торопился закрыть ворота. Ударил я по тормозам. От удара его на перед машины бросило, головой вышиб лобовое стекло. Череп снесло, всё в крови – страшная картина!

«Скорая» быстро сработала. Увезли его, оперировали сразу, потом в кому ввели. В один миг сломалась жизнь многих людей. У него двое маленьких детей, жена не работает. Я дома своим ничего не сказал. Утром пошёл в больницу, хирурги знакомые, честно сказали, что, если выживет, останется инвалидом: часть мозга повреждена, не восстановить. Если умрёт – меня военный суд будет судить, лет десять получу.

Иду в часть – голова гудит.  Как дочка будет расти: пальцами будут показывать – отец убийца. Такое отчаяние – не рассказать словами. Думаю, пойду в наряд, оружие выдадут – вот и будет конец всему. Зачем жить для тюрьмы.

Только в наряд меня больше не отправили. Командир части поговорил со мной по-человечески, посоветовал рапорт об увольнении из армии написать, пока дело ещё не возбудили. Гражданский суд меньше срок даст. Сказал, чтобы я не дурил, а помог семье лейтенанта всем, чем могу и даже больше, чтобы тот выжил. Вся часть деньги собирала на его лечение.

 Я как бы очнулся. Лекарство покупал, в больницу возил. Дома своей семье сказал. Нерадостным был у нас тот Новый год. Жена моя в его семью ходила, с детьми оставалась, пока та женщина в больнице за мужем ухаживала. Материально мы тоже помогали.  Через неделю лейтенанта увезли на специальной машине в Москву, в клинику  Бурденко.    Самолётом нельзя было переправить: давление черепное сильно поднимается на высоте.

   Состоялся суд. Получил я пятилетний срок, да вот попал под амнистию. Адвокат просил жену лейтенанта забрать заявление, но она не забрала.
- А лейтенант? Умер?- спросил проводник.
- Нет. Жив! Ему несколько операций сделали, полчерепа из искусственных пластин. Инвалид.

 За три года я многое пересмотрел и переосмыслил в своей жизни. Мне теперь надо всё наверстать: и дочку поднимать, и семье лейтенанта помогать, там дети, да и он беспомощный, как ребёнок. Верю, что всё у меня получится, раз есть желание жить. Всё ещё будет.

Светало. Приближалась очередная станция на пути поезда дальнего следования.
8 Поездка
Марта Лазовская
     Повозка медленно ползла в гору…. Подъём был почти преодолён, когда она левым колесом наехала на препятствие. Колесо соскочило с оси и легко полетело вниз, радуясь свободе. Женщина, ехавшая в повозке, наблюдала  за ним с сожалением. А колесо, подскакивая на выбоинах, приближалось к зданию, на котором крупными буквами было написано «Макдоналдс». Колесо радостно врезалось в стеклянные двери… Дзинь….

Дзииинь….  Дзииинь!!!!!!!!

Арина нехотя вытащила руку из-под тяжелого одеяла.
- Да, - ещё досматривая сон, произнесла  она.
- Риша, прости  за ранний звонок!- голосом Люсьены, институтской подруги, проговорила трубка. – Но мне нужна помощь. Скажи, ты сегодня свободна? А машина?
   Арина  была совершенно свободна. Муж вторую неделю пропадал в киноэкспедиции, оставив машину в её полное распоряжение. Правда ещё вчера Ариша собиралась устроить себе «пижамное воскресенье», но ради подруги готова была поменять планы.
- Да, свободна. А что у тебя случилось? Куда предлагаешь съездить?
- Да, понимаешь, мне предложили дачный участок посмотреть, именно сегодня, а сынуля укатил с друзьями в Питер и вернётся только через 3 дня.  Отвезёшь меня? Вроде и погода неплохая…  Погуляем на природе.. А?-  Люсьена просительно интонировала
- А далеко ехать?
- Да не очень. За Серпухов.
- Ну, давай. Подъезжай ко мне, я буду готова через час.
- Отлично! Лечу! – и предполётный сеанс связи оборвали короткие гудки
   
 Арина вылезла из постели и, нацепив мохнатые тапки, побрела в ванную.  Там, стоя под тёплыми струями, она вспомнила сон.  Повозка….  Колесо….  Воскресный сон до обеда….  Теперь ясно, что сон напророчил поездку….   Дообеденную.
Она сделала напор воды посильнее.   Серпухов….   Были они уже с Люськой в Серпухове, лет тридцать назад….
   
  Когда Люсьена позвонила в домофон, Ариша  уже выпила кофе и готова была выходить.
- Я жду тебя внизу - довольным голосом проворковала Люся
  Взгляд в зеркало. Улыбка. Проверка  в сумке ли права и ключи от машины. Лёгкий хлопок дверью. Шуршание лифта. Подъездная дверь нараспашку….
- Здравствуй, подруга!
  Женщины сели в машину, Ариша за руль, Люсьена – рядом.  Приветственный взмах шлагбаума и путешествие началось.
 
 Вначале пути женщины делились новостями, а когда основное было рассказано, замолчали.
Машина бежала по Подмосковью. Указатель подсказал, что до Серпухова ещё с час езды.
- Ариш, а помнишь..? – спросила Люсьена, глядя на указатель
- Наши годы-то молодые? - Арина улыбнулась – Конечно помню
Женщины замолчали. Но думали теперь об одном…

     Им было по двадцать, когда институт отправил студенток на летнюю практику в этот город.
Добравшись на электричке, они поселились в городском общежитии. В комнате трое - Арина, Люсьена и женщина предпенсионного возраста. Она пережила какую-то личную драму, уехала из родного дома  и вот теперь жила в общежитии, устроившись работать отделочницей на стройку. 
Она дала девушкам кастрюльку, чтобы сварить картошку, а они её сожгли…. Картошку… И  кастрюльку…  Неумехи…
      
 Им тоже пришлось месяц поработать на стройке – в администрации строительного управления.
Сначала девушкам было очень скучно. Практика неинтересная, ничему не обучающая, городок небольшой, особо пойти некуда. Одна радость – на выходные уехать домой.

 Но вдруг Люська влюбилась. В обыкновенного прораба с совершенно заурядной внешностью. И своей этой влюблённостью раззадорила Арину, которая так  не поняла, что же она в нём нашла.  Да какая разница, зато не скучно!
И теперь каждый день начинался и заканчивался разговорами о Фёдоре Макарове, называемом между собой Мурзиком. Для конспирации. На случай, если кто на рабочем месте услышит их разговоры. 
 По дому девушки уже не тосковали.

 Жаль, что Фёдора Люсьене увлечь так и не удалось. Возможно, для него девушка была слишком яркой, и он попросту робел.  В общем, месяц прошел, а взаимной любви так  не случилось. И остался у Люсьены лишь его образ, схваченный фотоаппаратом «Зенит». Да и этого могло бы не быть, ведь  Люсьена чуть не испортила снимок, когда самолично проявляла плёнку. Так волновалась, что засунула  её  из проявителя в неостывший закрепитель. Вот изображение и слегка поплыло. Получился её Мурзик с какой-то кривой улыбкой.   Но Люсьена и этому была рада..



       … Дачный участок Люсьене понравился, но, до принятия окончательного решения,она хотела ещё посоветоваться с сыном Ярославом. Хозяин дал неделю на размышление.
Нагулявшись на природе, женщины ехали домой. На подъезде к Серпухову захотелось есть.

- А ты помнишь, как мы с тобой каждый день обедали в местном ресторане ?- спросила Арина, услышав голодный звук из желудка. – Куриный бульон с домашней лапшой. Поехали поедим где-нибудь?
Люсьена с радостью согласилась.

 Старого ресторанчика они не нашли и тогда решили просто перекусить в Макдоналдсе.

 Припарковав машину на небольшой площади, они отлучились на полчаса. Когда же женщины вернулись, машины на месте не было.
Арину охватила паника. Пластиковый стакан с кофе выпал из рук, забрызгав узкие светлые джинсы. Люсьена выбросила свой стакан в урну. Кофе уже не хотелось.
- Извините, вы не знаете куда делась машина с этого места? – спросила Арина, выйдя из ступора, двух старичков, сидевших на лавочке возле частного дома. – Её угнали?
- Нет, девонька. Её минут пять назад эвакуатор увёз. Вы что, тоже знака не увидели?
- Знака? – Арина огляделась. Знака не было.  Только пройдя подальше, в зарослях деревьев, она действительно увидела знак «стоянка запрещена»
- Да вы тут не первые пострадавшие – «успокоил» старичок
-  И что теперь делать? – сумрачно спросила Люсьена
Арина сама не знала, что делать в таких случаях. Она достала телефон и позвонила в службу спасения. Это было правильное решение -  её сразу соединили с местным ГАИ.

 В ГАИ пригласили подъехать к ним за разрешением забрать машину.  Туда тоже надо было как-то добраться.  Где эта улица, где этот дом….   В мобильном телефоне не было Интернета, а планшет, где можно было бы посмотреть карту, остался в машине.
 Женщины вышли на центральную улицу, поймать такси. Такси не было. Да ещё весенний ветер поменял свой характер. Стал холодным и злым. А куртки тоже в салоне…. Ну, обмануло их утреннее солнышко…

 Окончательно замёрзнув, Люсьена подняла руку и шагнула на мостовую. Несколько дальше, чем нужно, чтобы тебя заметили.
Скрип тормозов….
- Ты что, сдурела! Ненормальная! Куда тебя несёт!?- кричал мужик из резко остановившегося джипа.
- Подождите, не ругайтесь! Я сейчас вам всё объясню !- Люсьена подошла к водителю и замолчала
- Что!? Что вы мне объясните!?- кипятился водитель
Люсьена молчала
- Извините, нам нужно добраться до ГАИ- заговорила Арина.  Она тоже подошла ближе к водителю и рассказала в какую ситуацию они попали.
- Садитесь в машину, я вас довезу до ГАИ. Тут недалеко – мужчина вышел и открыл заднюю дверь. 
Женщины уселись. Перед тем как закрыть дверь, мужчина внимательно посмотрел на них.
- Мы не могли встречаться раньше ?- спросил  он, усаживаясь уже за руль.
- Нет – ответила Арина
- Да – еле слышно прошептала Люсьена
Арина округлила глаза в её сторону
- Макаров – на выдохе, почти беззвучно, произнесла Люсьена
Но Арина её услышала.

 Хлопок двери. Скрип кожи сидения… - Ну, поехали, дамочки?
Люся не сводила глаз с зеркала заднего вида, Арина – с профиля водителя.
Дорога до ГАИ  заняла не более десяти минут.
- Фёдор? – подала голос Арина, когда машина была припаркована.
Мужчина повернулся. – Так значит, мы знакомы?
- Фёдор Макаров? – осмелилась уточнить Люсьена
- Да, а откуда вы меня знаете?
- Да вы, давным- давно, были нашим наставником. В прошлом веке – и Арина напомнила мужчине ту далёкую практику

Федор неподдельно обрадовался, словно ребёнок, неожиданно нашедший игрушку, сто лет назад исчезнувшую под диваном. Осталось только стряхнуть пыль и прижать к себе крепче.
Арина не стала дожидаться объятий, а пошла выяснять судьбу своей машины. Когда же она вернулась, Люсьена с совершенно счастливым лицом сидела рядом с водителем.
- Ну, что там с машиной? – поинтересовалась она у подруги
- Разрешение получила, теперь надо до штраф-стоянки добраться. Она где-то тут, в близлежащей деревне.
- Федор, вы нас отвезёте или  некогда? – игриво спросила Люсьена
Фёдор выказал готовность номер один.
Арина уселась сзади, и  они поехали.

 На штраф-стоянке, уплатив штраф, Арина  поспешила к своей машине. К счастью она была в целости и сохранности. Все двери были опечатаны.
- Что-то мне есть хочется. Наверно это от нервов - произнесла Люсьена, когда подруга  сидела в салоне и нежно гладила руль. Соскучилась.
Фёдор сразу предложил поесть в кафе, заодно и поболтать.
На том и порешили.

 В кафе перешли на ты и каждый рассказал немного о себе.  Фёдор оказался преуспевающим предпринимателем. Компания его хоть и небольшая, но своя. Был женат, но вот уже пять лет как свободен. Жена уехала к сыну в Стокгольм.
 
 Люсьена как бы нехотя упомянула, что разведена. Но бывший муж не за границей, а здесь в Подмосковье. Веселится с любовницей на их, некогда совместной, даче. А она вот, Люсьена, вынуждена в пятьдесят лет начинать строить всё  заново.  И дачу, и жизнь.
- Ничего, Люсь, в пятьдесят лет жизнь только начинается – уверенно сказал Фёдор
- Тебе виднее. Ты ж старше, а значит мудрее – кокетничала Люсьена. – Опытом поделишься?
- Да с удовольствием.

Когда они вышли на воздух, был уже вечер.
- Я вас провожу - сказал Фёдор
- До дома?- улыбнулась Люсьена
- Почти. До заправки.

 И они поехали.  Люсьена, сославшись на больший комфорт,  в машине Фёдора.
 Арина не обиделась.
      
  Подъезжая к автозаправке,  Фёдор увидел котёнка, сидящего у обочины
- Как он только под колёсами не погиб! Живучий. Счастливый – ласково проговорил Фёдор, беря котёнка на руки. – Люсьена, не хочешь взять котика себе? Будет кого впустить в новый дом первым.
- Ох, да будет ли ещё этот дом - задумчиво проговорила Люсьена, беря котёнка на руки
- Будет, Люсь – с уверенностью в голосе, произнёс Фёдор. – Если нужна будет помощь со стройматералами или советом, обращайся.
- А я ведь, Федор, обращусь - лукаво улыбнулась Люся
- Буду рад. А пока давайте прощаться.
- Спасибо, Фёдор, за помощь – поблагодарила Арина. –Ты, наверно, из-за нас везде опоздал.
- Не страшно. Рад, что не упустил возможности пообщаться.
 
 Заправив машины, Фёдор и Арина развернули их в разные стороны и  разъехались.

 Арина, вглядываясь в вечер,  мягко вела машину. Люсьена сидела рядом.
- Слушай, так мы же не обменялись контактами – вспомнила вдруг Арина.
- Как бы не так!- улыбнулась Люсьена, доставая из сумочки телефон.  Там появился новый контакт «Фёдор». И телефон и е-мейл.
- Когда ж ты успела, подруга?
- В первые пять минут после твоего ухода в ГАИ – улыбнулась Люсьена, поглаживая котёнка .
- Ну, и как ты назовёшь это блохастое чудо?
- Мурзиком, естественно.

 Женщины улыбнулись и замолчали. 
Арина включила радио. Салон заполнила красивая мелодия…

«Я ехала домой, душа была полна
Неясным для самой, каким-то новым счастьем….»
9 Первая любовь..
Вера Шкодина
    Кончилась летняя беззаботная жизнь. Наступил сентябрь.
Почти все лето  Танька  провела в  спортивном лагере. Это была награда от школы за  особые   успехи  в соревнованиях  по легкой атлетике. Целое лето не видела друзей, одноклассников.
   Она вспомнила начало прошлого года,  когда выбирали старосту.  Петька Вавилов так шумно и назойливо выкрикивал ее фамилию, что все тотчас единодушно ему подчинились.
   Танька после   придирчиво осматривала себя дома и нашла, наконец, что глаза у нее ничего, но если бы они были, как у соседки, десятиклассницы Ленки Платоновой, темные, непонятно мерцающие, Танька даже зажмурилась от  удовольствия, и еще с такими  же черными,  атласной змейкой, бровями! Но внимание Петьки было приятно.
   И вот теперь она уже восьмиклассница. С первых же дней с радостью окунулась она в эту привычную, интересную и шумную школьную жизнь.
Но будто что-то произошло с ней или с классом.
   Уже через неделю Танька стала замечать, что Петька Вавилов и другие мальчишки, даже девчонки,  за исключением, правда, всегда рассудительной и чуть ворчливой подруги Надьки, как-то вдруг разом, как бы перестали ее видеть. И она каким-то неожиданным  и необъяснимым  образом  оказалась, словно вне коллектива.
   Теперь никто с ней не заговаривал. Мальчишки не только не заискивали перед ней, как раньше, а вообще проходили мимо, будто она не Танька, а парта какая-нибудь или стол.
   Петька, если и натыкался на нее случайно глазами, то тут же отводил их или перемещал на другой  предмет.  А когда выбирали старосту, он  с  таким  вдохновением выкрикивал Вальку Яновскую, что Елена Максимовна, классный руководитель, нахмурилась и сдержанно напомнила, что староста должен быть примером во всем.
- И в учебе тоже, -  подчеркнула она, выразительно глядя на Петьку.
    Все знали, что Валька учится еле-еле. В конце -  концов  старостой выбрали отличника и тихоню Мишку  Горкина. 
    А про нее, про нее просто забыли.
Вначале Танька удивлялась, пыталась оживить прежние отношения, но натыкалась на равнодушие или язвительные насмешки.
    Она не заметила, как вытянулась за лето, как подурнела и похудела.
На уроках физкультуры теперь она стояла рядом с долговязой Зойкой, которой даже Петька был едва до плеча.
И Танька все поняла.
    Ей почему-то вспомнился  рассказ  про гадкого утенка, и стало так жалко себя, что  она  даже прослезилась. Но когда вновь прочитала эту сказку в темном уголке читального зала,  успокоилась.
    Но с этого  дня она уже не могла обходиться без  такого  тихого и  уютного места в школе, где забывались  и исчезали все обиды и недоразумения.
Теперь мир ее стал таким огромным, таинственным, зовущим, что Танька едва досиживала в классе до конца уроков и,  не помня дороги, мчалась домой к своим потрепанным друзьям –книжкам.
    Сначала она прочитала все сказки и приключения , какие были в библиотеке. Потом читала все подряд,
И если бы не чуткое направление пожилой спокойной библиотекарши Анны Степановны,
неизвестно до чего бы дочиталась. .Ее стала выделять учительница литературы:
-Ну, Танюша,- уютно закутываясь в пуховую шаль, произносила она, когда выдавалась
свободная минутка на уроке,- какую историю ты нам расскажешь сегодня?- Давайте, ребята, послушаем.
    Танька начинала неуверенно, запинаясь, краснея, стыдясь.
Потом мир раздвигался, и она забывала обо всем.
Особенно она любила  допридумывать  истории,  если не очень нравился конец.
    Началось это с того, что ей попалась книжка с вырванными последними страницами, к которым  Танька  сочинила   окончание.
- Обратите внимание, ребята,- заметила однажды учительница,- какими интересными становятся   рассказы у Танечки.
И потом долго объясняла детям про фантазию и ее развитие.
    Танька слушала и краснела, хотя все остальное уже к ней не относилось.
- Дай портфель понесу.-  предложил  как ни в чем не бывало однажды Петька Вавилов после одного из таких уроков.
Танька вспыхнула, потянула к себе тяжелую сумку.
- Не туда попал,- отрезала она,- тебе на другую улицу, понял!
- Подумаешь, цаца!- приходя в себя, изумился тот.
- Вот и катись,- прокричала вслед Танька.- К своей Вальке!
На другой день, когда Петьку вызвали отвечать, она вдруг заметила, как он коряво и беспомощно  пересказывает, как глупо таращит глаза, ожидая подсказки.
- Вот и хорошо,- успокаивала себя Танька,- вот и хорошо, что он от меня отвязался.
    Но тут внезапно что-то вроде давно забытой обиды  подкатывало к горлу, и она тяжело вздыхала.
Лишь тихоня Мишка по-прежнему смотрел на нее влюбленными глазами и преданно подсовывал ей листок с решением  на контрольной по математике.
    Танька принимала его знаки внимания с подчеркнутым равнодушием.
- Очень нужно, -думала она,- помогал бы, как все, Вальке.
Но в глаза она ему ничего не говорила, только старалась всякий раз, когда они оставались
после уроков втроем: она, Надька и он дежурить по классу ,побольнее уязвить его всякими насмешками. На что Мишка  попросту отмалчивался, что всегда приводило Таньку в замешательство.
   Однажды Надька заболела,  и им с  Мишкой пришлось вдвоем делать уборку.
Танька чувствовала себя напряженно, Мишка вовсе замолчал и терпеливо переносил ее
 задирания.
- А если я тебя ударю, тоже будешь терпеть? – неожиданно дерзко выпалила вдруг Танька, сидя на столе у окна и легкомысленно болтая ногами.
    Уборка была закончена, но уходить не хотелось.
Густые, тяжелые сумерки обволакивали стекла,  и казалось, кто-то наблюдает за ними из темноты. Танька, не дождавшись ответа, открыла окно.
    Ветви акаций чуть вздрагивали и раскачивались , как живые,  и таинственная,  пугающая прохлада обжигала разгоряченное лицо.
Этот влажный и какой-то головокружительный запах школьного сада был тревожен и нов.
       Танька притихла, Мишка тихонько уселся напротив.
- А что Валька правда красивая, - глядя в окно с усилием  выговорила Танюшка и сильнее заболтала ногами.
- Нет, - торопливо возразил  Мишка, -  ну, то есть, - осекся он и упавшим голосом закончил, - может быть..
- Как это?! – насмешливо и зло уставилась на него Танька.
Мишка поднял на нее испуганные, чуть потемневшие глаза,  напряженно кашлянул и снова замолчал, опустив голову.
- Ну!
     Танька спрыгнула со стола и, придвинув к нему лицо с недобро сузившимися глазами, спросила  каким-то вибрирующим голосом:
- Ну, что же ты замолчал?!
И неожиданно закричала:
-Все вы, все вы за ней ,- голос ее сорвался, - а она, она.., -Танюшка задохнулась,- она ..троешница! 
А Надька говорила, что я  стала некрасивая, понял! Была ничего, - она передразнила кого-то звенящим от обиды голосом, - а сейчас у меня руки длинные, и глаза, и нос, и все, - она срывалась, слезы дрожали в ее голосе, глаза расширились, готовые расплескаться.
     Опешивший Мишка словно очнулся, сорвался вдруг со своего места, неожиданно ткнулся Таньке куда-то в щеку беспомощными губами и, чуть помедлив, почти остолбенев от своей решимости,  выкатился из класса.
     По коридору гулко пронеслись его шаги, и все стихло.
Танька захлебнулась, потом вспыхнула, и вдруг тихонько, жалобно заплакала, всхлипывая, вытирая ладонью щеки и улыбаясь чему-то в темном, тревожно дышащем окне
10 Будет ночь, будет и утро
Наталья Юренкова
        Инна проснулась неожиданно, словно щёлкнуло в голове.

        «Мама? Что? Плохо? Сердце? Что?» Они совсем недавно потеряли папу, и она очень тревожилась за мать.
 
        Мама сидела на кровати: «Нет, не со мной. Что-то происходит во дворе. Ты послушай»...

        «Не вставай, я посмотрю сама», - Инна вышла в зал.

        Рваные вспышки света, словно отблески огня, пляшут по стёклам, и звуки — жуткие, нечеловеческие, то ли вой, то ли хрип. Господи, что случилось-то? Пожар, что ли. Окно в зале сплошь укрыто кустами цветущей сирени — ничего не разглядеть. Инна пошлёпала на кухню.

        Зрелище открылось жутковатое. Почти апокалипсис.

        Двери одного из гаражей в углу двора распахнуты настежь. Мощная лампа, смешиваясь со светом включенных автомобильных фар, заливает двор каким-то мертвенным светом. В белом круге  мечется что-то огромное, воющее и хрипящее. И никого вокруг — ни души.
 
        Да, не повезло им с домом, они уже не раз убеждались в этом. Там, где они жили раньше, уже давно бы вся округа сбежалась, а здесь - словно все вымерли, ослепли и оглохли одновременно.

        Зря, наверное, они тогда так поспешно согласились на эту квартиру. Зря. Но кто же мог знать, что всё сложится так. Сначала сдали дом, где папе, как ветерану, полагалась квартира, но их фамилии в списках на заселение почему-то не оказалось.

        «Досадное недоразумение», - объяснили папе. - «Исправим в самое ближайшее время».

        «Ближайшее время» оказалось долгим, но папа никуда не ходил, не ругался, не добивался — такой уж он был, папа. Потом вдруг «наверху» спохватились, что к юбилею не получается закрыть список льготников, и им предложили вот эту квартиру.
Папа к этому времени стал сильно болеть, им было не до этого, поэтому толком даже не смотрели ничего, согласились.
 
        Дом почти новый, выстроен чуть в стороне от других по улице, с фасада — магазин, им показалось это очень удобным. Квартира на первом этаже - папа сможет выходить во двор. Двор небольшой, тихий, в углу - несколько гаражей, под окнами - кусты сирени. Паровое отопление, горячая вода -  наконец-то заживут с комфортом. Люк в кухонном полу они не заметили, на то, что двери в две соседние квартиры на лестничной площадке намертво заварены, не обратили внимания. Ну, откуда они могли знать, что бывает жилой фонд, а бывает технический, что иногда квартиры переводят из одного фонда в другой.

        Они узнали всё это со временем, когда уже ничего нельзя было изменить.

        Папа как-то очень быстро умер. Оглушённые горем и растерянные, они остались вдвоём в этой неудачной квартире — Инна и мама.

        Когда в доме засорялись трубы или что-то протекало, в их квартире появлялись рабочие с разводными ключами и разными инструментами. Они откидывали люк и спускались под пол кухни, что-то там крутили, стучали, громко разговаривали, матерились. Иногда ремонт затягивался больше, чем на один день. Всё это время Инна и мама осторожно пробирались по кухне, пытаясь приготовить себе еду и опасаясь свалиться в распахнутый люк.

        После ухода рабочих оставался грязный затоптанный пол и сырое зловоние. И если пол можно было отмыть и жить спокойно до следующих аварий, то вонь из люка лишь ослабевала, но не исчезала.  Кроме того, изо всех щелей лезли тараканы, наглые и неистребимые.
 
        С лестничной площадки тоже иногда приванивало. Запашок проникал в квартиру даже через закрытую дверь, органично дополняя запах подпола.

        Виновником ароматов был тот самый магазин, расположенный с фасада.

        Оказалось, что две заваренные наглухо двери на их лестничной площадке скрывали за собой подсобные помещения магазина. Вот ведь что интересно — продуктов в магазине было не так уж много, прямо скажем, совсем мало, а в подсобках что-то хранилось, и так долго, что даже портилось.
 
        А ещё в магазине был винно-водочный отдел, и тянулись сюда все местные выпивохи с рассвета до заката. Наберут живой водицы, завернут за угол, во двор, тут же и разопьют. Летом распивали в кустах сирени, а в холодную или дождливую погоду забирались в подъезд. В их подъезд, разумеется. Во-первых, он был крайний, во-вторых, две хрупкие женщины в единственной жилой квартире на площадке не представляли серьёзной помехи. Хорошенько выпив, подгулявшие граждане здесь же могли и нужду справить, в тепле и уюте, здесь же могли и прилечь отдохнуть.

        Иногда наглели до того, что стучали в дверь и просили дать стаканчики и закусить. Мама пугалась, выносила и стаканы, и закусить.
 
        Пока Инна однажды не пригрозила: «Сунетесь ещё раз — обварю из чайника».
 
        Сразу поверив, что эта высокая, тоненькая, такая нежная, но решительная, девушка так и сделает, стучать перестали. Собираться в подъезде, правда, продолжали по-прежнему.

        Пришлось приспосабливаться — и к алкашам, и к тараканам, и к запахам. Из фольги от чайных обёрток Инна с мамой скатывали шарики и складывали их в плотно закрытую жестяную банку. Шариками затыкали носики чайников и разные отверстия в трубах, в крышках кастрюль, чтобы хоть как-то закрыть тараканам доступ.

        Для защиты от двуногих нахалов на дверь прикрепили цепочку. Рядом на гвоздике висел фонарик, чтобы не так страшно было открывать дверь в темноту — лампочки в подъезде исчезали, не успев появиться.

        От вони немного спасала раскрытая кухонная форточка, которую закрывали только в самые лютые морозы.

        Через эту самую форточку сейчас и доносился жуткий вой.

        Инна смотрела на гараж. Соседей по дому она почти не знала, но владелец гаража был ей знаком.

        Он поначалу всё поглядывал на Инну, а потом сам же первый и заговорил. Ну, как обычно, про то, что такая интересная девушка почему-то одна.
 
        Звали его Павел, и Инне он нравился. Они часто и подолгу беседовали, встречаясь пока только во дворе. Оказалось, что у них много общего, кроме почти одинакового возраста, и они почти подружились.
 
        Павел часто выгуливал собаку, огромную немецкую овчарку. Овчарка была непривычного цвета — дымчато-серая, и имя у неё было необычное — Альма. Овчарка словно не замечала никого из окружающих, преданно глядя только на хозяина, но Инна всё равно побаивалась её, потому, что... ну, просто потому, что боялась собак, даже маленьких, и вообще была трусихой.
 
        Павел обмолвился однажды, что Альма не раз спасала его, но в подробности Инну посвятить не успел.

        Узнав случайно, что Павел женат, Инна решительно ограничила их знакомство простым «привет-привет». Павел пытался объясниться, что-то говорил об ошибках молодости, о жалости.

        Инна разговоры резко обрывала. Имея печальный опыт, общения с женатыми мужчинами она избегала, не желая повторять прежних ошибок.

        Закончилась их дружба, так толком и не начавшись.

        Неужели это мечущееся в круге света мохнатое чудовище — красавица Альма?! Где же её хозяин?

        Надо выйти во двор, узнать, что случилось. Инна подошла к двери, прислушалась.

        «Помогите», - послышалось ей.
 
        Слабый луч фонарика выхватил из темноты подъезда фигуру человека, лежащего на площадке вниз лицом. Под головой человека темнела лужа — крови?!

        Что-то скрипнуло, и Инна в страхе захлопнула дверь.

        Теперь уже ясно, что там что-то страшное произошло, надо вызывать «скорую», милицию, а у них даже телефона нет.

        «Телефон есть у соседей на втором этаже, мы от них папе «скорую» вызывали», - подсказала мама, которая, конечно же, давно стояла рядом.

        Чтобы подняться на второй этаж, надо сбросить цепочку, выйти на площадку, перешагнуть через лежащего человека...

        Инна попробовала  докричаться до соседей из раскрытого окна. Бесполезно. Тогда она схватила молоток для отбивания мяса и взобралась на подоконник.

        Девушка балансировала на подоконнике, ухватившись одной рукой за раму, в другой держа молоток.

        «Пожалуйста, помогите! Позвоните в милицию и в скорую помощь! Человек умирает», - кричала она и колотила молотком по балкону, нависавшему над их кухонным окном.
 
        Она стучала и кричала до хрипоты. На голову ей сыпались куски отколовшейся штукатурки и какой-то мусор, ей казалось, что дом дрожит от её криков и стука. Но дом молчал. Ни в одном окне не шевельнулись занавески, не мелькнул свет, ни одно окно не распахнулось.

        «Не слышали, спали», - скажут соседи позже, отводя взгляды.
 
        Инна села на подоконник и расплакалась.

        «Помнишь, к папе приходила медсестра из последнего подъезда? У них тоже есть телефон», - вспомнила мама, тревожно глядя на дочь.

        Инна замерла и вдруг решительно спрыгнула во двор в чём была — в халатике и босиком — успев лишь подумать: «Хорошо, что тепло».

        Она бежала вдоль дома,  не чувствуя боли от острых камней под босыми ногами, вздрагивая в ожидании окрика, удара, нападения, но по-настоящему боялась только одного — того, что там, куда она прибежит, ей просто не откроют дверь.
 
        Милиция и врачи приехали почти одновременно.
 
        Павла (а это оказался именно он), увезли в больницу, а милиционеры занялись своими милицейскими делами.

        Как-то само собой получилось, что приехавшие милиционеры расположились в квартире Инны и её мамы. Никто их согласия не спрашивал, но они и не пытались возражать — сами ведь всех вызвали. Где же милиционерам ещё составлять свои протоколы и проводить опросы — не на лестнице же, и не на лавочке во дворе.

        Весь остаток ночи по их квартире ходили какие-то люди, двери не закрывались, а Инна с мамой сидели тихонько в углу комнаты, стараясь никому не мешать. Иногда кто-нибудь просил чаю, и они послушно шли на кухню. Ночь ведь, устали все, почему бы и не напоить людей чаем.

        Под утро в квартире появилась незнакомая женщина. Женщина была какая-то всклокоченная, к тому же от неё ощутимо пахло спиртным. Она порывалась целовать руки Инне и маме, даже сделала попытку встать перед ними на колени. Всё это напоминало такой дешёвый водевиль, что было неприятно и стыдно. Женщину, оказавшуюся женой Павла, с трудом убедили пойти в больницу и находиться рядом с пострадавшим мужем.

        Было уже совсем светло, когда все, наконец, разошлись и разъехались, дав возможность отдохнуть и хозяйкам квартиры.
                      
               *

        Инна не стала заходить в подъезд, просто крикнула маме в раскрытое окно, что пришла, осторожно поставила на лавочку большую сумку и присела передохнуть.
 
        Она смотрела на дом, на сколотый угол балкона и вспоминала ту, уже далёкую, беспокойную ночь. Тогда было так же тепло, так же цвела сирень.

        Что произошло той ночью, установить так и не удалось.

        Павел ничего рассказать не смог, потому что даже понять ничего не успел.

        Сидел человек в гараже, кто-то постучал снаружи и окликнул его. То ли голос показался знакомым, то ли на собаку понадеялся — без опасения откинул засов и получил удар по голове. Услышал, как залаяла, а потом отчаянно завизжала собака, и потерял сознание.
 
        Убить ли его хотели, или им нужен был только автомобиль — неизвестно. О собаке напавшие наверняка знали, что-то с ней пытались сделать, но просчитались. Свалить с ног сильную, хорошо дрессированную овчарку не удалось. Неизвестно, как бы всё обернулось, не зацепись поводок за колесо автомобиля. Альма не могла вырваться, металась на длинном поводке, хрипя и задыхаясь, но закрыла собою вход в гараж и не подпустила никого к хозяину. Когда Павел очнулся, возле гаража уже никого не было. Каким-то чудом он смог доползти до ближайшего подъезда и оказался под дверью квартиры Инны.

        Обезумевшая от боли и пережитого стресса, собака продолжала исполнять свой собачий долг, даже когда всё закончилось, так и не подпустив никого к гаражу.

        Наверное, другого выхода, действительно, не было, и Альму вынуждены были пристрелить.
 
        Павел долго болел, но выжил. Жена поначалу ухаживала за ним, как могла. Она часто заходила к Инне и её маме, клялась в вечной преданности, иногда просила помочь, иногда предлагала свою помощь. Тесной дружбы не получалось — слишком разные они были, но общались.

        Расследование тем временем продолжалось, привлекали-подозревали то одних, то других. Дошла очередь и до жены. Наверное, каким-то образом она всё же была замешана в этом покушении — уж слишком напоказ переживала, суетилась. Говорили, что она любила выпить и водилась с разными подозрительными личностями.

        В общем, после нескольких бесед со следователем эта странная взбалмошная женщина с вечно растрёпанными, крашенными фуксином волосами, просто исчезла, сбежала, передав мужу прощальное письмо через Инну.

        Павел пережил её исчезновение достаточно спокойно — наверное к тому всё давно шло. Сказал только: «Была без радости любовь, разлука будет без печали», и надолго замолчал.

        А вот известие о гибели верной Альмы он пережил с трудом. К счастью, Инна тогда оказалась рядом.

        Оказавшись опять рядом в нужное время, Инна так и не смогла уйти от человека, которому нужна была помощь.

        Он говорил: «Что ты возишься со мной? Зачем тебе, красивой, инвалид».
 
        Она отшучивалась: «Мама говорит, что мне на роду написано тебя спасать, так что терпи. Зря, что ли, я героически изрезала все свои пятки о камни той ночью? Вот поставлю тебя на ноги, а там видно будет. Может, сам от меня сбежишь».

        Да, много воды с тех пор утекло.  Главное — все живы, а всё плохое когда-то заканчивается. Вот и алкашей в подъезде не стало — спасибо антиалкогольной кампании. И тараканов меньше стало — слава научно-техническому прогрессу.

        Инна погрозила пальцем дому: «Что, саркофаг бездушный, таращишь свои безликие окна? Думал, смог убить нас своим равнодушием? А вот не дождёшься».
 
        Она подхватила зашевелившуюся сумку: «Проснулась, красавица? Пойдём знакомиться», и направилась в угол двора, к гаражу.

        Павел некоторое время растерянно смотрел на дымчато-серое лохматое чудо, поджидавшее его на пороге гаража, затем, странно хрюкнув, сел рядом, прямо на землю, и взял щенка на руки.

        Как хорошо, что двор пуст, как обычно. Иногда совсем неплохо, когда нет никого. Никого, кто мог бы неловким словом, нескромным взглядом разрушить это ощущение абсолютного, безграничного счастья.
11 Болтик
Виктор Санин
                                Первые слезы

Ты еще наплачешься! – процедил бывший сквозь зубы через плечо и громко хлопнул дверью. Вера вспомнила эти слова, когда со слезами на глазах бинтовала порезанную руку.

Разделение людей на мужчин и женщин определяет и разделение работы. Конечно, есть женщины таксисты и вертолетчицы. В Финляндии женщина командует министерством обороны, а в Германии всей страной, Вера в своей организации тоже начальство, но…

…но в субботу выдвинула она ящик в посудном шкафчике, и увидела, что проволочная металлическая клетка, в которой как тигры обитают кастрюльки, открутилась от деревянного основания. Причем один болт еще держался на месте, а второй катался рядом с кастрюльками, как непослушный пацан по первому снегу. Шалуна не дозваться, а куда же этот пристроить? Понятно. Вот дырочка в проволоке! За неимением инструмента она подтянула ослабший болтик кончиком ножа, поставила на свое место второй, и с первой же попытки он поставил Веру на ее — женское — место. Рука соскользнула по ручке инструмента, из пореза выступила капелька крови.

Бинтовать левой рукой правую — это как управлять левой рукой компьютерной мышкой. Долго, неудобно, раздражает. На середине процедуры (звонить не вовремя - известное подлое свойство телефона) смартфон замурлыкал.
- Привет мама! - сказала она, неловко удерживая в руке бинт и модный шестой огрызок яблока.
- Привет, что у тебя случилось?
- Ничего.
- Я же слышу!

Материнское сердце не обманешь. Оно всегда в резонансе и через километры чувствует, что у ребенка беда, проблема или неприятность.
- Ничего особенного, немножко порезалась.
- Как же ты! Обязательно продезинфицируй. Бактерицидный пластырь у тебя лежит в аптечке...
- В какой аптечке? - не идти же за автомобильной к машине...
- Я тебе собрала все необходимое в поездку, посмотри в кофре пластиковый контейнер. Ведь показывала!
Действительно, мать, собирая ее в командировку, приготовила все необходимое с ее медицинской точки зрения: от слабительного до закрепляющего. И она права, зачем мучиться с бинтом, если есть пластырь?
- Хорошо, мама, сейчас залеплю и перезвоню.
- Я к тебе сейчас приеду. Ты больше ничего не ремонтируй, а то саму придется в ремонт сдавать.

Живут родители рядом, в нескольких трамвайных остановках. Взрослым детям надо жить от родителей подальше, но так, чтобы при необходимости поближе. Уже через полчаса дочка сидела в кресле, над ней хлопотала мама, а чадо получало порцию внушений: кто же лезет что-то налаживать, кто тебя так учил пластырь закреплять, когда же у тебя нормальный мужик заведется?
На последний вопрос она резонно ответила, что сами собой только тараканы заводятся. И вообще, ей неплохо без домашнего бездельника.
- Не все они бездельники! Вот сейчас приедет...
Кто?
- Сейчас приедет мастер и все починит. Я вызвала. Есть такой сервис «Муж на час». У тебя, вижу, все вроде бы в порядке, - мать заглянула в санузел. - И тут ничего лишнего.
- А что ему там делать?
- Ну, закончит работать, вдруг надумает руки помыть, - матушка глянула на часы.- Ой, уже половина... сейчас же моя программа начнется. Я поехала. Ты мастеру покажи все, что надо наладить. Час работы стоит 400 рублей, это по тарифу, но, наверное, надо на чай дать. А — лучше — чаем угости, чтобы не пропил деньги, я тебе пирог с повидлом принесла. Вечером после душа пластырь обязательно смени.

                                   Муж на час
Через четверть часа пропела птичка звонка. Вера безбоязненно впустила в квартиру не ею званного гостя. Высокий, плечистый парень с огромным пластиковым контейнером, куда при необходимости можно было засунуть хозяйку, потоптался на коврике, пристроил инструменты рядом с обувным ящиком.
- Здравствуйте, меня Михаилом зовут. Что нужно исправить? - карие глаза излучали дружелюбие, участие и готовность помочь.
- Вера. Вот, - показала хозяйка ладонь, - порезалась.
- Это к врачу надо, - улыбнулся мастер.
- Врач уже был. Там на кухне в ящике болт открутился, я попробовала его исправить но порезалась.
- Болт исправить ножом? Интересный подход. Покажите.
Михаил разулся и прошел на кухню первым. Вера даже удивилась, ожидала, что придет какой-нибудь потный мужичонка с перегаром и желанием сшибить на бутылку. А тут прямо модельный мужчина. Чистый и опрятный, тонкий свитер и джинсы, волнистые волосы ухожены, оправа у очков не из дешевых. Странно, и носки целые. И пахнет ноткой из прошлой жизни, она дарила своему такую же туалетную воду Baldessarini.

Злосчастный болтик вызывающе независимо лежал в ящике.
– Это не болт и не винтик, а шуруп. Сейчас мы его воспитаем, чтобы не нападал на беззащитных.
Михаил взял из своего ящика отвертку, ловко вкрутил виновника торжества на место.
- Готово. Хотите я остальные проверю? Подумайте, что еще в квартире нужно исправить.
Вера кивнула, при этом мысленно похвалила себя за порядок в ящиках и чистую посуду. «Что исправить? Однушка — не дворец. Впрочем, в комнате на гардине один кронштейн качается еще со дня заселения, кухонный стол шатается на ножках, колокольчики!!! Вот кто сможет подвесить колокольчики под полочкой с книгами».
Михаил выслушал просьбы, уточнил, как должны висеть колокольчики. В считанные минуты мастер закрепил карниз. Попутно объяснил, что в таких случаях «пимпочка» вынимается из «штучки», а в центре «штучки» притаился дюбель-гвоздь, а не винтик, не шурупчик и не гвоздик. Его нужно подтянуть, но не ножом, а крестообразной отверткой.
- Вот и порядок, - удовлетворенно сказал «одночасовый», проверив остальные кронштейны.

С ножками у стула он управился играючи, а вот с коллекцией колокольчиков возился долго. Так и коллекция не маленькая. По ней можно географию изучать: Суздаль, Владимир, Киржач, Коломна, Тверь, Углич, Ростов Великий... а еще из церквей и соборов. Тут и Покрова на Нерли, и лавра и Оптина пустынь. Но всему есть начало и все имеет окончание. Звякнул последний язычок. Михаил стал укладывать свой арсенал.
- Вы не торопитесь? Если нет ничего срочного, то я угощу вас... чай или кофе?
- Не тороплюсь, но я привередливый.
- В каком смысле?
- Если чай, то с молоком, если кофе, то молотый.
- В таком случае, предлагаю компромисс: кофе арабика молотый с молоком. И с пирогом.
- Хорошо, что не лювак, отлично, что с пирогом!

Вера открыла холодильник, чтобы достать молоко. Мастер укоризненно покачал головой и снова отправился в коридор. Вернулся с инструментом.
- Что это? Зачем? - спросила хозяйка.
- Я вам дверку холодильника перевешу на другую сторону, чтобы не бегать вокруг нее каждый раз.
- Это возможно?
- Это необходимо.

Еще и кофе не успел сбежать, а холодильник уже открывался в удобную сторону. Михаил что-то подкрутил внизу, и дверка стала плавно закрываться под собственным весом.
- Как-то так, - удовлетворенно проверил свою работу мастер. - Я руки могу помыть?
- Конечно! - показала Вера на дверь, поражаясь прозорливости мамы.

- Вы на все руки мастер, - похвалила она Михаила, когда он сел к столу.
- На обе, - согласился он. - Только вот никому это не надо.
- Мало заказов?
- Не знаю, я сегодня первый день в фирме. Время покажет.
- А чем раньше занимались?
- Я строитель. По образованию техник-строитель, но мастером и прорабом работал недолго. Несколько лет в комплексной бригаде, всему научишься.
- Почему? Руководить не получилось?
- С руководителями не получилось, точнее с бумагами и приписками. Вкусный пирог, у вас тоже руки правильные.
- Это мамин, - призналась Вера и почему-то похвасталась, - но я тоже умею. Еще?
- Еще умею? - вскинул брови гость.
- Еще маминого пирога? - поняла шутку Вера.
- Не откажусь, не черстветь же ему. Вы, наверное, фигуру бережете, а мне можно.

Вера взяла кофейник с сомнением покрутила его в руке, но Михаил пришел на выручку. Протянул чашку и попросил молока.
Вера наполнила до краев чистую, поставила и снова села напротив. Внезапная мысль просилась на выход, но известно же, что нельзя верить первым движениям души — они всегда благородны.
Однако, если первым нельзя, то кто же запретит поверить вторым.

                              Муж на сезон
- Михаил, вы можете посмотреть проект дома?
- Конечно.
Хозяйка принесла на кухню большой цветной альбом. Убрали со стола посуду и остатки пирога, развернули.
- Вера, вы как относитесь к критике? – спросил гость, рассматривая общий вид.
- К конструктивной нормально. По крайней мере стараюсь понять.
- Отлично. Тогда объясните мне, зачем встроенный в дом гараж? - Михаил посмотрел оглавление, нашел нужную страницу, открыл. - Да еще и со смотровой ямой!
- А что?
- Это ведет к удорожанию, отнимает строительный объем, лучше на этом месте разместить пару комнат или площадь отвести под те же подсобные помещения. Вы же не планируете пересаживаться на старую отечественную машину?
- Нет, конечно.
- Значит, и ремонтировать ее вам не предстоит. Участок большой?
- Пятнадцать соток.
- Тем более! Надо будет поставить во дворе навес, чтобы не возиться со снегом.
- Получается, проект плохой?
- Я этого не говорю, - Михаил перелистывал страницы, кое-где задерживал внимание. Долго смотрел неинтересные страницы с таблицами. Вера успела помыть чашки.
Гость закрыл альбом.
- И каков вердикт эксперта? - спросила хозяйка.
- Очень интересный проект. Дом-шале, с хорошей планировкой, отлично решен с точки зрения энергоэффективности. Если не делать гараж, то он получится просторным даже для большой семьи, а не для 3-4 человек, как написано в пояснительной записке.
- Для одной и такой велик.
- Какие ваши годы, все еще впереди, - обнадежил Михаил.
- А что еще интересного? - перевела разговор Вера с больной темы. Не хватало еще, чтобы посторонние врачевали ее разбитое сердце.
- Понравились расчеты. Смета, сужу навскидку, правильно составлена. Привязка к ландшафту. А что уже сделано?
- Какие-то колышки забиты.
- И все?
- Да. Скажите, целесообразно делать фундамент в виде монолитной плиты?
- Я знаю эту деревню, там близко грунтовые воды, монолит выручит.
- Значит, расчеты проектировщиков правильные?
- Цены на материалы меняются, вы проект заказали в прошлом году, - глянул Михаил на титульную страницу. - На то время все было актуально. Сейчас процентов на двадцать дороже. Что будет завтра? Это не ко мне. За работу... проектировщики вам предлагали построить «под ключ»?
- Да, - удивилась Вера догадливости Михаила.
- За работу они попросили жирно. Даже чересчур. Вполне достойные деньги строители получат, если вы им дадите половину.
- А вы возьметесь?
- За что?
- За строительство «под ключ» на таких условиях.
- Вы когда хотите этот ключ получить?
- До белых мух, если это возможно.
- Если есть финансовые ресурсы, то до белых мух у вас будет огороженный участок и дом без отделки, но с окнами и дверями, под крышей, с отоплением, водой и канализацией. На некоторые объемы придется нанимать подрядчиков, но основную часть сделаю сам. Инструменты есть. Мне придется там жить, для этого построю бытовку. Потом она пригодится под хознужды. Вам придется давать мне деньги на материалы и расчеты за доставку и за механизмы, а для общения с другими учреждениями нужна доверенность.
- Не проблема.
- Вы хорошо подумали?
- Я решила.
- Когда съездим на место?
- Сейчас.

По дороге назад Михаил позвонил кому-то, извинился и предупредил, что больше не сможет работать «мужем на час».
- Меня наняли на весь сезон. Хорошо. Спасибо. Извини, что всего один вызов отработал!
- Я «уволился», - объяснил он Вере

                                 Муж на сезон
Жизнь — хороший учитель. Она умеет поощрять, но умеет и наказывать. Вера верила в свою интуицию. Если не считать неудачный опыт гостевого брака, то она почти не ошибалась. Да и в выборе спутника жизни она не ошиблась бы, но все вокруг убеждали, что лучше не найти. А подруги пели, что у нее возраст не тот, чтобы выбирать. Как будто двадцать восемь — это время акта на списание. Жалко того года, который принес боль, обиду и разочарование. Поначалу ей казалось, что все устраивается. Даже собрались дом за городом построить. Но когда избранник потерял работу, а потом четыре месяца лежал колодой на диване, как приложение к пульту от телевизора, ждал предложений...
Сомневаясь, Вера приняла человека в дом, но без сомнений попросила оставить его.

Чем она рисковала, приглашая незнакомого человека построить ей «фазенду-ранчо-дворец»? Только деньгами.
По возвращении из первой поездки они договорились, что в следующую субботу встретятся на участке и стройка начнется. В назначенный день, она увидела на объекте Ниссан X-Trail, под вишней в углу сооружение №1 похожее на скворечник, и наемного работника, который неподалеку сколотил на столбиках что-то наподобие танцевальной площадки.
- Добрый день. Это туалет? Очень кстати... девяносто километров за два с половиной часа.
Строитель деликатно отправился к своей машине за каким-то инструментом.
Она с удовлетворением обнаружила в двух шагах от туалета прибитый к вкопанной доске рукомойник.
- Вы серьезно обустраиваетесь.
- Я все делаю серьезно.
- Вижу, что тратите свои деньги.
- Уверен, что расходы возместятся.
В конце визита он получил увесистую пачку денег.
- Это на окончательный расчет за забор, на песок, на бетон, на арматуру, доски и что там еще надо?
- И за материалы на туалет и бытовку.
- Да, конечно. Подготовьте документы.
- Вот, - Михаил протянул листок. В аккуратной табличке каллиграфические буквы и цифры.
- До субботы.
- До свидания.

В обеденный перерыв следующей пятницы Вера позвонила:
- Вам что-нибудь привезти?
- Вроде бы все есть, ну... можно москвичку...
- Какую москвичку? - удивилась Вера. Понятно, что она захватит постельное белье и старый матрас от кровати полуторки уже лежит в багажнике Туарега, но везти ему подругу... увольте!
- Карамель.
- Может быть «Мишку на Севере»? - с непонятным для себя облегчением поинтересовалась заказчица.
- Мишка на севере уже был, два года на аэродроме служил. Москвичка лучше.

Еще в понедельник она съездила по рекламному объявлению, внесла аванс и дала телефон своего полномочного представителя. Не все у нас так уж плохо, как говорят. Приехала в субботу и увидела, что вокруг участка стоит новенький коричневый забор из профлиста, к прибытию Веры строители заканчивали прикручивать ворота. На месте будущего дома был неглубокий котлован с выступившей из глины водой. Несколько представителей солнечной Средней Азии усердно засыпали его песком. Михаил резал арматуру, выпуская из-под диска болгарки приветственный фейерверк искр.
Увидев Веру, остановился.
- Нравится? - он обвел рукой участок. - Мне пришлось спилить несколько кленов. Они мешали проезду, затеняют участок и вообще от деток кленовых вертолетиков еще долго придется избавляться.
- От каких?
Он показал щетинку молодых кленов, которая пробивалась там и тут по участку.
- Прекрасно, меня и соседка просила их спилить. Хорошо забор делают?
- Безупречно. Молодцы ребята.

Утром следующей субботы она увидела, что дом подрос на метр. Строитель накладывал на стену сметанообразный раствор, проводил по нему какой-то гребенкой, намазывал «сметану» на торец блока, брал такой же, клал на стену подстукивал резиновым молотком, проверял уровнем и все повторялось. Да так ловко, словно костяшками домино играл.
К вечеру, он поставил вдоль стены деревянные штуки, которые называл конвертами, сверху положил доски, играючи накидал сверху блоки. Вера сунулась помочь, попробовала подвинуть один из них и отказалась от затеи.

В следующий приезд она увидела, что стены поднялись до уровня верха окон, конверты стояли в середине коробки, росла капитальная стена.
- Что от меня надо?
- Ничего кроме «москвички».
- Я уезжаю в отпуск на десять дней, а потом в командировку на две недели.
- Тогда нужны деньги на плиты перекрытия, пиломатериалы и кровельные материалы.
- Может быть, на кирпич еще?
- Можно. Запараллелим процесс.

Вернувшись из командировки, она увидела ажурную крышу над строением, а по наружной стене бригада выкладывала облицовочную стену.
Михаил поднимал наверх тоненькие доски и прибивал их к стропилам.
- Они не сильно тонкие?
- Дюймовка. В самый раз. Сверху будет плита ОСП, а потом мягкая черепица.
- Мне кажется, надо было металлом…
- Угол наклона ската 25 градусов, черепица будет служить прекрасно, а вот спать под металлическим барабаном — не вариант, - авторитетно возразил подрядчик.

Еще через неделю Вера приехала в субботу поздно вечером, расплатиться с каменщиками.
С одной стороны крыша покрылась чешуей мягкой черепицы, такая же застилала скат со второй стороны. На крыше никого не было. Из бытовки доносилась песня Тимура Шаова про «хорошие перспективы». Вера заглянула в бытовку. Никого. Плеер. Услышав плеск воды за домиком, она завернула за угол...
Загар на спине резко контрастировал с тем, что пониже спины. Строитель ожесточенно тер спину мочалкой. Поперек, по диагонали, по другой диагонали, снова поперек.
Незамеченная, с покрасневшими ушами Вера вернулась в домик, занялась сумкой.

На пороге возник Михаил с полотенцем вокруг пояса.
- Добрый день, а я мылся.
- Слышала, - сказала хозяйка, умолчав, что и видела.
Переоделся и сел к столу.
- Снова мамин пирог?
- Мой! - гордо заявила Вера.
- Очень вкусно.

                               Критические дни
- А ты контролируешь расходы? - поинтересовалась подруга на работе.
- Он мне все документы предоставляет.
- Посчитай. Наверняка надувает на ценах, товарный чек сегодня купить легче легкого, да еще и в арифметике обязательно мудрит.
Вечером Вера почувствовала себя плохо. С каждым годом все хуже проходила обычная немощь. Не ездить бы завтра на стройку, но должны привезти и смонтировать окна. Надо рассчитываться.
После трехчасовой пробки шатало. Голова раскалывалась. Вера прошла в прохладную бытовку, выложила из сумки привезенное постельное белье и продукты.
На столе в файлике лежал «финансовый отчет», как его громко называл Михаил. Вера вытащила телефон, включила калькулятор, пробила сумму. «Итого» оказалось на двадцать тысяч меньше того, что на листке. Она повторила подсчеты. Обманывает! Она перечеркнула сумму и написала свою.
С пылающими глазами она прошла в дом. Михаил, намурлыкивая что-то, поднимал кирпичную стенку туалета. Монтажники уже установили половину окон.
- Вам не стыдно?
- За что? Стеночка ровная, хоть стреляй.
- Я с вами честно рассчитываюсь, а вы ловчите. Каких-то 20 тысяч! - она положила документы на подоконник. - Вот деньги за окна, надеюсь, не сбежите с ними!
Рядом с документами лег конверт. Превозмогая дурноту, она вышла из дома, не глядя на Михаила.

                                    Шурупчик
За неделю Михаил не позвонил ни разу. В пятницу после работы, несмотря на предупреждение навигатора о долгом пути, она отправилась на стройку. Долгие часы дороги, то справа, то слева, то позади, то впереди возникала одна и та же девятка, ... тысяч рублей, в одних руках, ... года, Андрей, 8-903-750.... В какой-то момент возникло впечатление, что она обязана купить. Человек уже со всех сторон машинку показал.
Добралась. В бытовке не светился огонь. Двенадцатый час, спит уже? Во дворе почему-то не было машины. «Сначала посмотрю, как идут дела», решила Вера. Открыла своим ключом входную дверь в дом. Дела никуда не шли. Стенка туалета замерла на той высоте, на какой была неделю назад.
«Странно!»
Бытовка тоже была заперта. Вошла, щелкнула выключателем. Первое, что увидела, четыре пятитысячных, прижатых к столу фонариком, под ними листик из блокнота, на нем привычным по отчетам почерком выведена единственная фраза: «Доверие и жизнь теряют один раз!»
- Ни здравствуй, ни прощай, ни извините.
Громко постучали по забору, отделяющему участок от соседки пенсионерки. Вера вышла.
- Вера, это ты?
- Я.
- Возьми ключи, Михаил оставил.
Нагибаясь под ветками, Вера пошла на голос.
- Пелагея Ивановна, а он когда уехал?
- В субботу прошлую, окна поставили, он ребят проводил, сгрузил инструмент, мне ключи отдал и уехал, - высунулась через забор соседка. Она частенько поднималась по лесенке, занимала наблюдательный пост, смотрела, как ловко мужик строит. Вспоминала молодость и своего. Такой же был рукастый.
Вера взяла ключи, вернулась в домик.
- Что-то не так, - сказала она вслух и еще раз перебрала бумажки.
После этого снова вытащила телефон, еще раз пересчитала и убедилась, что сумма совпадает с подсчетами Михаила. Несколько минут она сидела ошеломленная результатом. Как же так? Я - опытный аудитор - ошиблась в примитивной арифметике!
Душно. Она вышла на воздух. В августовском небе ярко не по-столичному светились звезды. Пролетел метеорит. Вера поймала себя на том, что ждет, когда упадет следующий, чтобы загадать желание.
«Дура. Надо не звезды считать, а действовать. Попью чаю и поеду. Сколько времени? Первый час. Дома буду в начале второго».
Вера налила из кувшина-фильтра воду в чайник. Включила плитку. Вскипел быстро. Резко подняла, и у посудины отскочила ручка. Едва увернулась, кипяток выплеснулся на стол. Михаил предупреждал, что чайник аварийный. Не успел наладить.
«А зачем мне домой? Позвонить можно и отсюда. И пусть первый час. Самое время для звонка! И повод есть».
Гудки.
- Да, - глухое, невнятное, равнодушное.
- Миша, у нашего чайника шурупчик открутился...

Пенсионерке не спалось. Долго съезжались дачники. Потом к соседке выходила. Внезапно по окнам росчерком полоснул свет. Кто-то еще туда приехал, а девчонка одна. Бабуля подскочила и, прихватив бадожок, как была в ночнушке отправилась к забору. «Хоть шум подниму, если что!» Поднялась по лесенке, выглянула.
При свете месяца увидела, как от бытовки отделилась Верина фигура. Навстречу мужик идет. Кто? Да это же Михаил.
- Ты не обожглась?
- Нет, но там шурупчик.
- Не шурупчик а заклепка, - поправил Михаил.
- Миша, мне зачем знать, я же девочка... А считать я научусь, но за тобой больше пересчитывать не буду.
- Вот и правильно.
- Как ты так быстро доехал? - пошла она к домику.
- Я дачу перекрываю в соседней деревне. Меня давно туда звали.
- А как же теперь наш дом? - Вера остановилась, развернулась, сделала шаг и неожиданно для себя оплела его шею руками, прижалась к широкой груди.
- Наш? Да мне там осталось на пару дней работы... Обещал же до белых мух.
- Ты не обижаешься?
- Настоящие мужчины огорчаются, но не обижаются.
- Прости, - начал она, но закончить не успела. Сильные губы не дали.

- Вот и ладненько, - бормотала соседка, потихоньку спускаясь по лесенке. - Теперь точно достроит.

                          Бессрочный муж
Через неделю матушка Веры встретилась с руководительницей фирмы, в которой весной заключила договор, и откуда прислали «мастера».
- Здравствуйте.
- Добрый день.
- Я хочу рассчитаться.
- А мы в расчете.
- Как так?
- Очень просто. Вы хотели с помощью моего брачного агентства помочь своей дочери, а я помогла другу детства.
- Я не спросила, что у него с семьей.
- Старая история жена с ребенком и мать в одном самолете…
- Ужасно.
- Это давно. Все зарубцевалось. Он весной остался без работы. Я вспомнила о вашем визите… В общем, операция «муж на час» удалась. Хорошо, что он не знал, каким бизнесом я занимаюсь. Как там у них, кстати?
- Подали заявление.
- Вот и хорошо, а с друзей я деньги не беру.
12 Свет в окне
Альба Трос
Сказать, что никто не ждал Севу Званцова этим дождливым ноябрьским днём, было бы верхом несправедливости по отношению к родным мальчика. Его бабушка уже достала из холодильника кастрюлю с борщом и сейчас ловкими движениями раскатывала по столу тесто. Время от времени она бросала взгляд из под очков в толстой роговой оправе на настенные часы, отмечая для себя, сколько осталось до прихода внука. Обычно по средам он возвращался около пяти, потому что посещал школьный кружок изо, начинавшийся сразу после седьмого урока. На самом деле Севу не слишком прельщала карьера художника, просто однажды мама решила, что её болезненно застенчивому ребёнку необходимо чаще бывать в коллективе. Спортивные занятия Званцову-младшему, с малых лет страдавшему разнообразными ОРЗ и ОРВИ, были противопоказаны, о танцах или театральной студии речь даже не шла. Из всех оставшихся вариантов рисование выглядело наиболее приемлемым. Сева, отягощённый ответственностью во всём, что казалось требований взрослых, старательно изображал в альбоме яблоки и конусы, заслуживал похвалы учителя и совершенно не понимал, зачем это было нужно. Однажды руководитель кружка, седовласый мужчина с профилем патриция, принёс в класс альбом с репродукциями картин великих живописцев. Тогда, вглядываясь в изменчивые глаза Джоконды, Сева вдруг остро почувствовал всю нелепость того, что они делали на занятиях. Впрочем, ему очень нравились рассказы о жизни художников, которыми всегда оканчивались их встречи. Слушая их, он словно бы взлетал над монотонностью   будней и устремлялся туда, где его ждала другая, исполненная волшебства и тайны жизнь.
Сегодня, подходя к кабинету № 218, Сева с удивлением обнаружил группу юных любителей изобразительного искусства, недоумённо толпившихся под запертой дверью. Явилась завуч Тамара Михайловна и объявила, что занятие отменяется из-за болезни руководителя. Званцов посочувствовал Анатолию Петровичу, который, несомненно, разжёвывал сейчас стрептоцид, морщась от горечи, и направился к выходу. Он совершенно не думал о том, что только что получил в распоряжение целых полтора часа свободного времени, и, выйдя за ворота, сразу же свернул на привычную дорогу к дому. Через два десятка шагов мысли мальчика приняли направление, в котором текли весь последний месяц. Очнулся он от того, что голове его стало подозрительно мокро. Все признаки указывали на то, что начался дождь, причём уже в третий раз с утра. Сева с некоторой укоризной посмотрел в небо, откуда лила холодная вода, приподнял воротник и вдруг обнаружил, что каким-то непостижимым образом оказался аж в трёх кварталах от нужного маршрута. Он не знал даже, как долго пробыл в своих мечтаниях, а мысль о том, что придётся узнавать время у незнакомого человека, повергала его в смятение. Неизвестно, сколько ещё Сева стоял бы на месте, беспомощно озираясь по сторонам, если бы не заметил большой циферблат над зданием универмага. Оказалось, что до возвращения домой оставался ещё почти час. Немного успокоившись, Сева направился в сторону улицы, которая, в конце концов, должна была привести его к тому месту, откуда он начинал путь.  Минуту спустя одна юная особа вновь завладела его сознанием.
Юля Белецкая пришла к ним в класс в начале этого учебного года. Отец её, кадровый офицер, несколько лет провёл в гарнизоне на севере и вот, наконец, получил долгожданное назначение в столицу. Поначалу Сева не обратил на новенькую внимания. Невысокая, тоненькая, с длинными русыми волосами, она ничем не выделялась на фоне остальных его одноклассниц, и уж конечно не шла ни в какое сравнение с Надей Верхоглядовой или Лерой Штерн, первыми красавицами 7-А и, как водится, невероятными воображалами. Всё изменило то самое сочинение. Творческие письменные работы по изученным произведениям были для Званцова невыносимой мукой. У него не укладывалось в голове, как можно на пятидесяти строчках передать эмоции, которые захлёстывали его при чтении «Принца и нищего» или «Мальчика со шпагой». По сравнению со словами, приводившими Севу в восторг на страницах любимых книг, всё написанное им самим казалось смешным и жалким. Темы в духе «Как я провёл лето» или «Что я мечтаю совершить в жизни» вдохновляли не больше. Делиться подробностями своей жизни, а уж тем более мечтами, с чужими людьми казалось Севе чем-то постыдным. Такое можно было позволить себе лишь с лучшим другом, которого мальчик из 7-А пока что не сумел найти. Тридцать шесть дней тому назад Вероника Игоревна,   учительница русского языка и литературы, задала классу домашнее сочинение на тему «Чем я чаще всего занимаюсь в свободное время». Битых два часа Сева не мог заставить себя подойти к письменному столу и ещё примерно столько же вымучивал корявые бессмысленные фразы.  В душе он был благодарен Веронике Игоревне за то, что она никогда не комментировала его «творения» перед классом и даже ставила за них нейтральные «четвёрки», и лишь однажды вскользь обронила, что «такой способный мальчик мог бы писать значительно лучше». Ему очень хотелось хоть как-то порадовать свою учительницу, но проклятый страх открыть кому-либо свой мир был выше этого желания. Пятью днями спустя Вероника Игоревна вошла со звонком в класс, села за стол и придвинула к себе стопку тетрадей. Объявив оценки, она сдержанно похвалила несколько работ, а потом внезапно подняла глаза и пристально взглянула на замерших за партами учеников.
«Я хочу, - сказала она, - прочесть вам сочинение Юли Белецкой. Оно получилось совсем маленьким, но в нём сказано больше, чем другой выразил бы на десяти страницах. Послушайте».
Свободного времени у меня и мало, и много. Мало, потому что мама и папа целыми днями работают, и кроме того, чтобы делать уроки, я ещё помогаю им по хозяйству. Правда, я часто отвлекаюсь. Например, начинаю гладить, задумываюсь и полчаса стою с утюгом в руке. Поэтому, свободного времени у меня много. О чём я думаю? О разном, о цветах, которые растут в жарких странах, о том, как здорово было бы спать летом на крыше, о волнах на море, которое я ни разу не видела. А ещё у меня есть карманный фонарик. Иногда вечером я тушу в комнате свет, сажусь на кровать и то включаю, то выключаю его много раз. Я представляю, что это маяк, и кто-то сейчас смотрит на него с корабля и радуется, потому что теперь знает, куда ему плыть. Вот то, что я больше всего люблю делать, хотя в моей жизни есть ещё много других хороших вещей.
Вероника Игоревна закрыла тетрадь. Ни единый звук не нарушал тишину. Никто не знал, как себя вести, и даже Верхоглядова со Штерн, надевавшие презрительные гримасы всякий раз, когда хвалили не их, сидели с недоумевающими лицами. Вдруг откуда-то с задних рядов раздался хлопок, потом ещё один, и вот уже звук аплодисментов заполнил класс. Все глаза обратились к тому месту, где сидела Юля, и Сева тоже повернулся в её сторону. Девочка никак не реагировала на такое проявление внимания, лишь слегка опустила взгляд. Учительница дождалась, пока стихнет шум, встала и подошла к парте виновницы столь бурного проявления эмоций.
-Скажи, Юля, ты когда-нибудь думала, кем хочешь стать, когда вырастешь? - с улыбкой спросила учительница.
-Я ещё не знаю, но самое главное, чтобы я никогда не переставала мечтать, -  тихо произнесла девочка, и Сева почувствовал, как что-то оборвалось внутри него от этих слов.
Никогда раньше ученик 7-А Сева Званцов не думал, что с ним может произойти нечто подобное. Ничем себя не обнаруживая, теперь он постоянно наблюдал за девочкой, каждый день открывая что-то новое. Ему нравилось в ней всё: то, как она сидела за партой, не горбясь и не сутулясь, всегда с прямой спиной, как здоровалась с одноклассниками, как спокойно отвечала у доски. В такие моменты он старался отводить глаза в сторону, чтобы  никто случайно не заметил его заинтересованности, но взгляд помимо воли хозяина упорно возвращался к лицу Юли. Он думал о ней над тарелкой с остатками остывшей котлеты в школьной столовой, по дороге на занятия и домой, перед сном в темноте своей комнаты, сидя в продавленном кресле на даче, куда часто ездил на выходных с родителями. Вечерами, под бесконечный стук дождя по стёклам, Сева подолгу вглядывался в осенние сумерки, представляя, как где-то в огромном городе в одном из окон сейчас вспыхивает слабый свет.
Мальчик так глубоко ушёл в свои воспоминания, что не заметил лежащий на дороге обломок кирпича, зацепился за него и на полусогнутых ногах пролетел вперёд несколько метров, чудом избежав падения. Затормозить ему удалось лишь в центре огромной лужи. В результате он оказался с головы до ног покрытым брызгами грязной воды. Сева выбрался на сушу и, огорчённо пошмыгивая носом, стал анализировать потери. За прорезиненную обувь можно было не волноваться, грязь на форменных школьных брюках тоже не бросалась в глаза, а вот с курткой следовало срочно что-то делать. Всегда аккуратный, Сева даже не представлял, что скажут мама и бабушка, если он предстанет перед ними в таком виде. Мальчик покрутил головой по сторонам и обнаружил в нескольких метрах от себя арку подъезда. Подойдя ближе, он увидел, что проход за ней вёл во внутренний двор-колодец, каких много в этой части города. Зная, что в подобных местах часто можно найти колонку с водой, Сева  вступил под арку, однако ожидания его не оправдались. Двор был абсолютно пуст, лишь на асфальте сиротливо валялись несколько размокших обрывков бумаги, по видимости, кем-то содранные со стен объявления. Сева уже собирался повернуть назад, но неожиданно уловил краем глаза что-то необычное наверху. Мальчик поднял голову. Сначала он не увидел ничего примечательного, как вдруг за одним из тёмных окон третьего этажа появилось и исчезло едва различимое пятно света. Званцов застыл на месте, не отрывая глаз от оконного стекла. Он был почти уверен, что увиденное только что произошло лишь в его воображении, но спустя несколько секунд вспышка повторилась, а за ней последовала ещё одна, и ещё, и ещё. Словно во сне Сева  нетвёрдыми шагами двинулся к ближайшему к себе входу в парадное. Он ни о чём не думал, его вёл какой-то необъяснимый инстинкт, и лишь в голове то вспыхивали, то гасли круги света. Мальчик добрался до площадки третьего этажа и остановился. Прямо перед ним находились две двери, ещё по одной располагались слева и справа. Протестующий голос раздался у него внутри, но тут же инстинкт снова взял верх над разумом. Сева подошёл к правой двери, на мгновение замер, глубоко вздохнул и нажал кнопку звонка. Какое-то время ничего не происходило, а потом изнутри послышался звук приближающихся шагов. Дверь отворилась, и в проёме возникла невысокая миловидная женщина.
«Ты что-то хотел, мальчик?», - спросила она, и Сева почувствовал, что не может даже пошевелить языком. Женщина внимательно посмотрела на него, чему-то улыбнулась и повернула голову назад.
«Юля, это, кажется, к тебе», - крикнула она, развернулась и исчезла в квартире. Будто со стороны ошеломлённый Сева наблюдал, как из глубины коридора к нему приближалась та, к кому он так стремился в своих мыслях. Юля остановилась возле мальчика и взглянула ему прямо в глаза.
«Здравствуй, Сева. Ну что же ты стоишь на пороге?».   
13 Солнышко
Владимир Погожильский
Горожанину, обычно, нет дела до солнца. Его вполне заменяют электричество и центральное отопление. А свет солнца приходится ограничивать шторками, полупрозрачной пленкой и прочими ухищрениями.
И, только, оказавшись на природе или, хотя бы, на улице, горожанин оказывается «на солнце».
Однако, на Юге солнце воспринимается как обязательная часть декорации «солнце, воздух и вода». Солнце здесь рано выключается и наступает теплая южная ночь, в которую так приятно искупаться в море. И лишь из страшных рассказов гидов мы неожиданно узнаем, что в горах ночью погиб турист от переохлаждения. Оказывается, и здесь без солнца нет жизни!
По-настоящему начинаешь замечать и любить солнце когда его хронически не хватает.
Ранней весной идешь по улице, поеживаясь от еще холодного и сырого ветра. Вдруг вынырнувшее из облаков солнце начинает согревать спину. И кажется нет приятнее ощущения, чем это всепроникающее, всесогревающее, ласковое и нежное солнечное тепло! Каждая клеточка твоего тела ликует и нежится.
Это тепло не запишут в книжку квартирных платежей, его не достанется больше удачливым и богатым. Оно для всех! Это родитель всего живого – солнце приласкало без разбору всех нас, своих детей.
Или летом, продрогнув в сырой палатке, вылезаешь, потеряв сон, на пенек и смотришь терпеливо в ту сторону, которая с каждой минутой становится все светлее и светлее...
Вот уже кромка неба над рекой и полем становится совсем яркой... И, о радость бытия! Крохотный краешек раскаленного светила показался над горизонтом!
Зажглись волшебным светом верхушки сосен, лапы елей, засверкала чистыми цветами радуги роса на траве и, наконец, оно коснулось и тебя! Блаженное тепло начинает впитываться всей кожей тела. Ну, что может быть счастливее, надежнее, желаннее этого прикосновения солнечного света и тепла?
Ближе к осени все реже солнце показывается из-за облаков. И все меньше оно задерживается над горизонтом. Мы с вами еще и не догадываемся о необратимости происходящего, наоборот, появились арбузы, свежие яблоки, сливы...
Однако в природе чуть заметно начинается замирание и подготовка к бегству туда, где солнца ожидается в достатке.
Осы начинают усердно трудиться, чтобы обеспечить потомство всем необходимым. Они беззастенчиво лезут в тарелки и стаканы  урвать кусочек съестного. Крупные птицы время от времени пересекают небосвод косяками, мелкие начинают бесконечные маневры, многочисленными стаями проскальзывая над лугом и лесом и рассыпаясь горохом в кустах. На березках и липках все больше и больше желтых листочков... Похолодало...
Пора вспомнить про отопление и электрический свет. И, мучаясь от вставания и езды на работу в кромешной тьме, терпеливо ждать, когда солнце начнет «прибывать», то есть каждый божий день раньше и раньше освещать Землю. Где ты, первое солнечное тепло весеннего дня?
 
Когда я слышу твой голос по телефону- я лечу! Люблю классическую музыку, всегда представляется восход солнца, ласковый прибой теплого моря, лесные запахи летом в ясный, спокойный, солнечный день... Но, когда говоришь ты - неважно что - я знаю, что нужен ТЕБЕ, всеми клетками тела и души чувствую что живу! И жизнь прекрасна, потому, что в ней есть ты! И я тебе хоть зачем-то нужен. А значит МЫ ВСТРЕТИМСЯ .
Я вижу тебя издалека, не могу тебя ни с кем спутать, хотя еще видно только то, что кто-то идет. Но я уже знаю, что это ты. Этот не может быть никто другой, потому, что сердце начинает радостно биться, потому, что ты, подобно ласковому солнышку излучаешь тепло и свет.
14 Старость
Владимир Погожильский
 Иван Петрович все, что надо сделать в ближайшее время, записывал на бумажку, а ее носил при себе в кармане. И время от времени заглядывал в нее – не забыл ли чего. Потому что легко мог что-нибудь важное не сделать. Старость, склероз. Вот  и в понедельник дел набралось строчек более десяти. Поточить пилу, найти документы от Энергосбыта,  сходить в магазин за продуктами, помочь сыну в мастерской, забрать внука из школы, покрасить собачью будку, починить кресло – качалку, написать сыну, живущему за границей, в интернете письмо, починить розетку на кухне, купить мяса на базаре, долить тасолу в свою машину...
Весь понедельник и вторник Петрович усердно трудился. С перерывами на роздых. Здоровье уже не то,что в молодости, когда он мог заткнуть за пояс и Цезаря, умевшего делать три дела сразу. Теперь работа  делалась только  по очереди и с большими паузами. Благо еще, что была машина. До магазина и обратно на авто, а там по-быстрому, пока ноги держат.  Или до школы и подождать не выходя когда внук придет.

В среду утром жену забрала дочка к себе на работу – иногда без мамы трудно ей разобраться в собственных бухгалтерских  делах. Которым мама и научила когда-то. А Петрович так и остался в постели. Хоть и лежать совсем не хотелось. Но, кажется, и некуда было спешить. Взяв с тумбочки бумажку с записями дел, Петрович внимательно ее разглядел. Все строчки были зачеркнуты. Все сделано. Никто ничего от Петровича не хотел . Все двигалось без его участия. И сейчас, и дальше все будут обходиться без него. А ему как быть? Бессмысленно лежать весь день в кровати и смотреть дурацкие передачи по телевизору? Или встать, поесть, послоняться по дому и опять полежать?
И думать зачем живешь,  сколько еще осталось? Ощущение безвыходной тоски начинало сковывать душу и тело... Жизнь это движение к цели, пусть к небольшой и сиюминутной  А  смерть – это когда никому ничего никогда больше не можешь дать...

Тягостные раздумья неожиданно прервал звонок по мобильному. Звонил старший сын.
- Заказчик просит кое-что переделать. Ты можешь мне тут подержать? Да и посоветоваться надо...
Петрович почувствовал, как жизнь снова потекла от уха, к которому был прижат телефон,  по всем клеточкам онемевшего было тела.
- Только не лети на своей тачке как сумашедший, едь нормально. Я подожду.
15 Аромат счастья
Марина Шатерова
Солнце давно минуло свой обеденный пик и устало тянулось к закату. Полуденная жара остывала, уходила, уступая место блаженной вечерней прохладе. Разогретые дневным зноем травы пахли сильнее, но теперь, в вечерней прохладе, их запах не раздражал, а дарил то ощущение «настоящести» жизни, ассоциировался с дорогой и путешествием, вечным странствием, когда впереди только чёрное полотно дороги с белым пунктиром разметки.


Видавший виды кабриолет, называемый ныне «ретро», стремительно мчался по трассе. На пассажирском сидении рядом с водителем сидела Девушка. Загорелая рука её, согнутая в локте, легко лежала на дверке, а на распущенный волосах играл свободный ветер. Солнечные очки с коричневыми стеклами скрывали глаза Девушки от садящегося солнца, но не смогли скрыть тех эмоций, что плескались в её душе. Эти эмоции просачивались сквозь каждую пору её разгорячённой солнцем кожи, они играли усмешкой в уголках её больших чувственных губ, эти эмоции заостряли скрытой улыбкой плиты её скул. Тёплые мысли делали лицо Девушки неимоверно чувственным и красивым.

«Какое же удовольствие вот так просто любоваться им, когда он за рулём», - думала Девушка, украдкой глядя на водителя.


Парень за рулём – её любимый. Чёрные волосы до плеч трепет ветер, мужественный профиль притягивает взгляд. Парень исподтишка смотрит на Девушку и на его небритом лице играет нежная улыбка, которая невольно заставляет улыбнуться в ответ и Девушку. Как же приятно просто быть рядом с ним, любоваться его мускулистыми руками, уверенно держащими руль, не отрывая взгляда смотреть и тонуть в бездне его огромный чёрных глаз.


На заднем сидении авто лежит тетрадь с несколькими новыми песнями, написанными Девушкой, которые сегодня вечером предстоит исполнить. Ветер играет уголками страничек, время от времени переворачивая их. Слова… Ровные строчки в столбиках стихов. Они несут мои чувства к тебе, мои эмоции, пережитые в те или иные моменты моего жизненного пути, пройденного рядом с тобой, тех совместных переживаний, когда «я» и «ты» слились и стали «мы».


Вдалеке показалась цель сегодняшнего путешествия – силуэт города с неровными краями жилых домов и небоскрёбов, пиками ратуши и церквей. Где-то в его недрах есть отель, на парковке которого остановился их кабриолет, пощёлкивая остывающим двигателем, а стены его принимают Парня и Девушку в свои объятия, предоставив им приют на эту ночь. Наступающий вечер зажёг город сотнями огней. Есть средь них и клуб, в котором будет сегодня совместное выступление наших героев, оговоренное заранее Парнем по телефону.


Вот и наша комната! Наконец-то можно немного отдохнуть с дороги, приять душ, смывая с себя пыль и жар прожитого дня, почувствовать на коже влагу и свежесть струй воды. Это блаженство! Дневная усталость уходит, обостряя все чувства, заставляя заострить внимание на собственных ощущениях, на том, что тебя окружает здесь и сейчас, что приносит такие простые удовольствия: аромат мыла и шампуня в душе, дарующим чистоту и свежесть, кожей ощущаешь прикосновения мягкого махрового халата и смешных тапочек, в которые облачишь себя после тяжёлого дня. Уют и комфорт окутывают тебя, дарят то мимолётное ощущение дома, которое может посещать только путешественников, долго находящихся в пути.


Парень и девушка спускаются на первый этаж в кафе, интерьер которого выполнен в морской тематике с элементами корабля и батискафа, сквозь окошки которого можно наблюдать подводных обитателей. Сев за столик возле круглого окна-иллюминатора, они заказали ужин. Запах свежесваренного кофе и какой-то, наверное, неимоверно вкусной еды щекотал ноздри и вызывал это тянущее чувство сосания под ложечкой. Скоро приготовят и принесут…


В такие вот моменты простого человеческого счастья ты концентрируешься на окружающих тебя мелочах: запахах, окружающих тебя предметах, звуках музыки или чужих разговорах на иностранном языке или то дождь за окном барабанит по стеклу, а твои обнажённые плечи согревает Его свитер крупной вязки – все эти мелочи, отмечаемые всеми органами чувств крепко-накрепко врезаются в память. И если потом, спустя много-много времени, уже при других обстоятельствах какое-то одно из этих ощущений повторится, то сразу же память достанет из своих недр на поверхность все остальные ассоциации с вечером, когда ты была так расслаблена и счастлива.


Это такой волшебный момент ожидания. Смотреть, как она сжимает своими изящными тонкими пальцами белоснежную чашку кофе, греет о неё ладони. Глядя на её немного смущённую улыбку и огромные миндалевидные глаза, выпадаешь из реальности и совершенно перестаёшь слышать то, о чём она говорит.
— … сегодня будем исполнять. – услышал Парень последние слова, сказанные Девушкой. Пришёл в себя.
Девушка догадалась, что Парень опять «всё прохлопал» и повторила своё предложение порепетировать в номере те песни, которые они сегодня вечером будут исполнять.


После ужина Парень извлёк гитару из багажника авто и они отточили до совершенства те песни, которые на днях написала Девушка. Это происходит довольно быстро и слажено, когда два человека понимают друг друга с полуслова. Девушка пишет песни, пользуясь любой свободной минутой в пути, когда в минуты грусти или радости посещает её Вдохновение. Также в пути она поёт их Парню, а тот думает над мелодией, во время остановок на отдых пробует играть. А во время репетиций всё сливается воедино, в красивый результат творчества двух людей, чьи сердца бьются в унисон, а мысли и эмоции так чутко дополняют друг друга.


Вот и сцена ярким световым пятном привлекает внимание в полумраке зала ресторана. Чувствуется запах дорогих сигар, лёгкий звон бокалов, очень тёплая атмосфера, какая бывает в небольших городках, где все жители хорошо друг друга знают и находятся в добрососедских отношениях.
Все взгляды прикованы к Девушке в штанах-клёшах и рубашке с бахромой. Длинные тёмные волосы её струятся по плечам. Парень в костюме ковбоя поправляет шляпу, берёт в руки гитару, перебирает струны, извлекая грустную, насыщенную мелодию. Девушка подходит к микрофону, стоящему на стойке и начинает петь сильным, глубоким и проникновенным голосом:

Странник ветер ты волнуешь,
Раскрываешь ты навстречу
                 мне объятия свои
Ты в лицо меня целуешь,
Треплешь волосы мои.

Где-то там в краю далёком
Любимый мой грустит по мне.
А я тоже так скучаю
И страдаю при луне.

Ой как весело когда-то
Время с ним мы провели.
Жаль в наручниках солдаты
Того парня молодого
             за решётку увели.

Смог бы ты, проказник ветер,
Шёпот мой сорвать бы с губ,
И ему отнёс бы ветер
Страсть моих душевных мук.


Смолкли последние аккорды и бурные аплодисменты и одобрительные возгласы были им ответом. Приятным теплом в душе разливается это чувство, когда тебя, как автора собственных песен и исполнителя, понимает и принимает публика. Это такое невероятное чувство нужности, востребованности и внутренней наполненности.

                                                  ***

Утро нового дня пробивается яркими лучами сквозь жалюзи окна их номера в отеле. Свет касается лица Девушки, заставляя недовольно поморщиться, ускользая из объятий сладкого сна. Парень уже не спит. Он сидит на краю постели и любуется спящей Девушкой, этими волнительными, такими трогательными первыми минутами её пробуждения.


Завтрак в кафе отеля. Пара тостов и яичница с беконом, неизменная чашка ароматного кофе. Утренняя свежесть после прошедшего ночью дождя пахнула в помещение сквозь открытую дверь. Здесь же в кафе покупается свежая газета. Девушка внимательно читает объявления, отмечая фломастером нужные.


На выезде из этого небольшого, но дружелюбного и гостеприимного города, автомобиль сворачивает на заправку. Девушка выходит из машины, умиляясь, любуется уверенными и чёткими движениями Парня, заправляющего бензобак. Она идёт в магазин, а он тем временем звонит из телефонной будки по объявлениям в газете.


Вот и новая цель в их бесконечном путешествии – новый город, новый отель, новое место выступления, где их ждут этим вечером. И снова кабриолет мчит вдаль по чёрному полотенцу трассы, мелькает перед глазами белая вышивка разметки, а ветер треплет волосы. И ёкнет в груди сердце Девушки оттого, что снова видишь его, такого мужественного и любимого за рулём, а ему ещё бы раз услышать, стоя рядом на сцене, её такой родной и сильный голос.


Солнце поднималось всё выше, согревая землю и наполняя всё вокруг ароматом счастья.
16 Обними меня
Марина Шатерова
Лето. Вечереет. Набережная реки. Городской парк обрамляет реку ухоженными аллеями, металло-гранитными мощными скамейками, снуют спортсмены на роликовых коньках и велосипедах по специально отведённым асфальтовым дорожкам.


Я быстрым шагом иду к условленному месту. Серое платье с чёрной вышивкой слегка развевается едва ощутимым ветерком. Нет, я не опаздываю на свидание, всегда прихожу вовремя, я просто знаю, что ты всегда приходишь чуть раньше меня, чтобы посмотреть издалека, как я к тебе иду. А мне, в свою очередь, так приятно видеть, как ты встаёшь со скамейки, на которой меня ожидал, стоишь и смотришь на меня, как я приближаюсь к тебе.


Обними меня…


Ты любишь меня, я вижу и чувствую это в твоём таком трепетном отношении ко мне, заботе. Никогда, наверное, не перестану наслаждаться моментом, когда я подхожу к тебе, наши взгляды пересекаются и эти зелёные глаза наполняются нежностью и любовью. Чувствовать тепло твоих рук, эту возбуждающую колючесть щетины и вкус поцелуя на губах – это то, отчего я вся наполняюсь ощущением лёгкости и полёта, как будто у меня выросли крылья.


Обними меня…


Мы садимся на скамейку, ты что-то говоришь, а я не слышу – просто смотрю на тебя и не могу оторваться. Так приятно просто смотреть, как двигаются твои губы, ощущать тепло твоих пальцев на своём лице, когда ты уберёшь непослушную прядь волос, подхваченную ветром. Эти глаза … гипноз, который действует на меня безотказно. Мне действительно сложно сосредоточится, когда ты смотришь прямо на меня. Ты замечаешь, что я не слушаю, обижаешься, облокачиваешься на спинку скамейки. Устало глядишь на водную гладь, на которой бликуют лучи солнца, клонящегося к горизонту.


Я извиняюсь, кладу голову тебе на плечо, глажу рукой по коленке. Мимо проплывает прогулочный теплоход, пестрящий гирляндами из разноцветных треугольных флажков. Прошу повторить сказанное и ты говоришь. Так и общаемся, глядя куда-то вдаль, где жизнь бурлит и играет красками.


Обними меня…


Меня не покидает ощущение того, что мне несказанно повезло встретить тебя, оказаться достойной твоей любви, быть с тобой. Неимоверно приятно, когда на пепелище былых неудач в любви, разочарований и душевной боли, вырастает и расцветает такой красивый и долгожданный цветок большой и взаимной любви. Господи, сделай так, чтобы в этот раз навсегда!!!


Люблю тебя всем сердцем!!!
Обними меня…
17 Мост
Ирина Галактина
Такой мрачный день не редкость в ноябре. Серая дымка повисла над городом, смешивая тусклый свет фонарей с изморосью, которая шла с самого утра.

- Надеюсь, холодная вода быстро вытянет жизнь из моего тела. Главное, чтобы быстро, главное, чтоб не больно, чтобы не больно...

Лена стояла на мосту, терзаемая муками души и пронизывающим ветром. Заколка давно сползла с волос, плащ расстегнулся, когда она, сломя голову, бежала к набережной. И теперь волосы и плащ развевались в унисон ноябрьскому ветру, который нагнетал атмосферу в душе девушки.
Надо дождаться, чтоб прохожих рядом не было.

 Лена смотрела то на темную воду реки, то на силуэты спешащих людей. Уже довольно поздно, всем бы по домам сидеть, но горожане, видимо, бросили  вызов промозглой погоде, и каждый хотел преодолеть её - кто в одиночку, кто небольшими группками.

Лена оглянулась в очередной раз. Насколько она могла видеть, на мосту никого не было.
Уцепилась двумя руками за леденящее ограждение моста и перекинула ногу через металлическую конструкцию.
 
 "Главное, чтоб насмерть, быстро и насмерть", - мелькало в голове девушки.

 Растрепанные волосы то и дело хлестали  по лицу. Как на зло, распахнутый плащ, взволнованный очередным порывом ветра, зацепился за железный вензель. Сердце неистово билось. Лена никак не могла отцепить онемевшей от холода рукой подол плаща, и от этого отчаяние в душе только нарастало.

- Господи, да помоги же мне, - вырвалось у неё стоном.

Нога соскальзывала с ограждения, руки совсем потеряли чувствительность,  даже плащ уже  отказался от попыток удержать девушку в этом мире и, с очередным порывом ветра, слетел с вензеля.
Плавать она не умела, и это вселяло ей надежду, что её пытка, в схваченной первыми заморозками речке, закончится быстро.

- Простите меня мама и папа, - прошептала Лена и попыталась собраться с силами, чтоб как можно дальше оттолкнуться от крохотного бордюра моста. Попыталась оттолкнуться посильнее, но почувствовала будто сами небесные силы притянули ее к ограде.

Лена не сразу поняла, что произошло.
- Ну-ка быстро перелезай обратно, - сказал строгий мужской голос где-то совсем близко над ухом.
- Ой, - от неожиданности прошептала Лена, и руки снова инстинктивно вцепились в ледяную ограду моста.

- Давай я помогу тебе перебраться, - произнес тот же голос за спиной.

- Нет, отпустите! Вы ничего не понимаете! – в истерике закричала Лена, показывая головой на воду. – Мне надо!

- Скорее всего, не понимаю, но туда ты ещё точно успеешь, а пока пойдем-ка к нам на чай. Я тут совсем недалеко живу.

Лена так ослабла от борьбы с ветром и с собой, что почувствовала, что не в состоянии сопротивляться крепким мужским рукам, которые прочно вцепились в ворот её плаща. К тому же она поняла, что за время их короткого диалога она растеряла всю решительность, с которой хотела прыгнуть в воду. И когда она только успела? Лена поймала себя на мысли, что сейчас она действительно больше всего на свете хочет горячего чая.

Мужчина оказался в капюшоне, лица не было видно, но девушке было все равно. Она послушно, как провинившаяся школьница, перелезла обратно через ограду моста и пошла рядом с незнакомцем, который отпустил её воротник, но теперь крепко держал за руку. Шли молча. Он ничего не спрашивал, и она как онемела. Каждый был погружен в свои мысли.

 - Никитка, у нас гости, - сказал с порога Ленин спаситель, когда они вошли в квартиру.

 Мужчина  откинул капюшон и стал раздеваться.
 
Лена очень удивилась, увидев совсем молодое лицо. Похоже, спаситель - ее ровесник, а по  голосу и не скажешь.

 Из комнаты на инвалидной коляске выехал щупленький веснушчатый мальчик лет семи.

- Салют, Малыш! – произнес парень, потирая от холода руки.

- Привет, Вить. Ты что так долго? – спросил Никита, ничуть не удивленный присутствию незнакомки в доме.

- Да вот Русалку поймать надо было, -  улыбаясь, кивнул в сторону Лены Виктор.

- Тебя зовут Русалка? – поинтересовался мальчишка, глядя на Лену с нескрываемым любопытством.

- Нет, меня Лена зовут, - тихо произнесла девушка и вдруг горько заплакала.

- Вот и познакомились. А слезы отставить, - скомандовал Виктор. - Умывайся и на кухню с нами чай пить, - по-хозяйски произнес он.

Витя помог Лене снять плащ и проводил в ванную комнату.

- Видишь, я ж говорю, Русалка, водная стихия взяла свое, - подмигнул он Никите, намекая на Ленины слезы.

Всхлипывающая девушка включила горячую воду и сунула под струю руки. Ладони тут же покраснели и пошли «иголками». Стало больно. Лена отдернула руки. Вопросы не переставали терзать душу. Зачем она здесь? Почему сидит в чужой квартире у совсем незнакомых людей? Почему она не вырвалась и не закричала, когда этот парень  схватил её на мосту? А, может быть, ей и на самом деле хотелось, чтоб кто-то удержал её в этой жизни, но боялась себе в этом признаться?

- Ау, Леночка-Русалочка, ты там ещё не утекла в сточную трубу? – послышался веселый голос Виктора.

Лена осторожно покинула свое убежище.

На кухне стоял круглый стол, рядом два стула. Обстановка была совершенно простая, но скатерть на столе и  вазочка с букетом засушенных цветов придавали кухне уютный вид.
«Не люблю засушенные цветы, - подумала Лена, - в них нет жизни» Но не смогла не отметить, что в данный интерьер они вписываются вполне гармонично.

Витя достал три чашки, печенье, баночку джема, нарезал хлеб.

Из комнаты на кухню въехал Никита.

- Ну вот, а мне джем открывать не разрешал, - надулся мальчишка.

- Не будь жмотом, Ник, видишь, у нас сегодня гости.

Но, по всей видимости, Никита и не собирался обижаться, а, наоборот, был рад тому, что нежданная гостья  поспособствовала вскрытию «НЗ»

- А давно ты знаешь Витьку? – слизывая с хлеба джем, по-деловому спросил Никита.

- Нет, - коротко ответила Лена и отпила глоток крепкозаваренного горячего чая.

- Знаешь, Ник, давай без вопросов. Лопай джем и получай удовольствие от жизни, - присёк любопытство Никиты Виктор.

-Угу-у, - протянул Никита, намазывая второй кусок хлеба джемом.

- Мне пора, - Лена встала из-за стола, хотя уходить совсем не хотелось. Располагающая обстановка, гостеприимство хозяев, горячий чай и пережитые волнения накатили на девушку очередным приступом слабости.

Виктор, к удивлению Лены, не стал уговаривать ее остаться ещё немного.

 - Ник, мне надо проводить нашу Русалочку, вернусь - проверю уроки.

- Что Вы, Виктор, не стоит меня провожать… Я сама, - попыталась возразить Лена.

- Ну нет, ветер усилился, мало ли куда тебя ещё унесет. Вдруг, превратишься из Русалочки в Мэри Поппинс? - улыбнулся Виктор.

Лена отметила, что у него очень обаятельная улыбка. И вообще, все, что он делает, и как он говорит, Лене вдруг начало нравиться.

Они шагали по улице за руку, только теперь Лену не приходилось тащить, она спокойно шла рядом с Виктором.

- А Ник – это твой сын? – нарушив молчание, спросила Лена.

- Почти, - улыбнулся Витя.

- Как это?

- Наша мама умерла несколько лет назад. А отца… Их и не было толком. У нас с Ником разные отцы. Своего я не знаю, а отец Ника спился, когда тот заболел, ну мать его и выгнала. Теперь мы живем вдвоем. Благо, я уже был совершеннолетний, когда не стало мамы, а то стопудово забрали бы братана в интернат. Вот на заочный перевелся, на работу устроился, - и после пуазы добавил, - за Ником уход нужен.

- Ты молодец, - только и смогла произнести Лена.

Возникло острое ощущение, что она будто протрезвела. Знакомство с человеком, который чуть больше получаса назад спас её от смерти, освободило Лену из укоренившегося чувства жалости к себе, которым она жила последнюю неделю. Рядом шел парень, который один растил своего тяжело больного брата, похоронил мать, не знал никогда отцовской заботы и при этом выглядел вполне счастливым. А она… Она имеет так много для счастья, но почему-то никогда не ощущала себя счастливой.

Они миновали злополучный мост. Лена остановилась и повернулась к Виктору.

- Витя, спасибо тебе, - немного смущенно сказала Лена.

- Не стоит. Все нормально. Считай, что это судьба такая – жить тебе долго и счастливо.

- Я постараюсь, - тихо прошептали губы девушки. - Ты меня дальше не провожай, я сама. Ты и так очень много сделал для меня. Даже не представляешь сколько. А тебя там Ник ждет.

- Окей, мне действительно нужно бежать к нему. Только обещай, что без глупостей.

- Обещаю, - твердо ответила Лена.

- Вот это по-нашему! И в гости к нам с Ником заходи. Мы тебе будем рады. Адрес запомнила?

- Нет, - честно призналась Лена, - все было как в тумане.

Виктор пошарил в кармане рукой, нашел какой-то фантик и быстро набросал на нем свой адрес, телефон и вручил спутнице.

- Спасибо. А Никитку можно вылечить? - вдруг спросила Лена.

- Думаю, можно. Но это непросто, очень непросто… Мне одному не справиться, - вдруг погрустневшим голосом ответил Витя. - Ладно, Русалочка, прорвемся! Главное, не вешать нос! - произнес он уже с привычной для Лены интонацией.

Витя развернулся и побежал в сторону дома, остановился через несколько метров и помахал Лене рукой.
Та сделала ответный жест.
Потом укуталась посильнее в плащ и торопливым шагом пошла домой.

Дома её уже заждались и, наверняка, переживали  мама, папа и бабушка.

А ещё  внутри Лены билось маленькое сердечко человечка, которому она очень нужна.
Впервые за все это время Лену охватило настоящее материнское чувство ответственности, нежности и любви. Очень приятное, умиротворяющее и светлое чувство!
18 Отомстила
Лили Миноу
                     Все совпадения случайны

– Почему ты сегодня так спешишь? – с милой улыбкой спросила Люся у своего парня.

Ей девятнадцать. Она самая красивая девушка в их квартале. Уверенная в себе блондинка с большими голубыми глазами. Люся не хочет так рано отпускать Витю. Витюшу, так ласково она его называет. Они встречаются уже восемь месяцев, и Люся надеется на продолжительные серьёзные отношения.

– Мне просто надо идти. – Виктор целует Люсю в розовые пухлые губки, и, не глядя ей в глаза, быстро говорит. – Ну всё. Пока, золотце.

Люся разочарована. Она вздыхает и плетётся домой одна. Даже не проводил, думает. И это не первый раз.

У её подъезда стоит парень с гитарой. Ох, вздыхает Люся. Она забыла, что Петька – их местная певчая знаменитость – давно зовёт её на свидание. Петька чем-то похож на неё саму. Тоже блондин с голубыми глазами. Правда, его глаза не такие голубые, как у неё. Они больше серые, чем голубые. Петька очень красив, но Люся влюблена в Витюшу и ничего не может с этим поделать.

Петька достаёт из сумки красную розу и, улыбаясь, протягивает Люсе.
– Это тебе, – говорит он, и та не знает, что делать, поэтому берёт розу и садится с ним на лавочку. – И где твой Витюша? – спрашивает он.

–  У него дела, – грустно отвечает Люся.
– Ты не думаешь, что он попросту морочит тебе голову? – вдруг спрашивает Петька. В их квартале он самый популярный. Высокий, статный. А голос какой…

И почему Люся влюбилась не в него? А вот он за неё жизнь бы отдал, так любит.
– Зачем Витюше надо морочить мне голову?  У нас любовь, – мечтательно отвечает девушка.

Но Петька узнал такое, о чём любимой сразу и не скажешь.
– Это ты так думаешь, а не он, – Петька решил начать издалека.

– Ты сам влюблён в меня и хочешь отбить у него. Так ведь? – спрашивает Люся, вспоминая, какие у Витюши сильные руки, широкие плечи и бездонные чайного цвета глаза.

– Так-то оно так. Но сейчас дело не в этом.
– Тогда в чём?
Слова застревают у Петьки в горле:
– А в том… в том… что у него другая.

– Не пори чушь. – Люся крутит пальцем у виска. – Ты просто свихнулся от несчастной любви.

– Не только у меня одного любовь несчастная. У тебя, похоже, тоже такая. Мне просто жаль тебя, Люсь. Твой Витька… он… ну, в общем… он… скоро женится.

– Ну, ты точно спятил, – мотает головой Люся, и белые локоны ласкают её розовые щёчки.
– Спроси у Насти. Он на ней женится.
Люся бросает розу лицо гитариста и спешит домой.
Войдя в квартиру, сразу бросается к телефону.
Настя, Настя, какой же у неё номер?

Люся звонит своей лучшей подруге Ксюшке и просит у неё номер Насти.
– Не звони ей, – каким-то странным голосом говорит Ксюшка. – На надо. Не будь жалкой.
– Почему жалкой? – спрашивает Люся.
– Сама знаешь... наверное. Или нет?

– Мне кажется, я одна чего-то не знаю, – возмущается Люся.
– Люсь, сегодня я получила приглашение на ИХ свадьбу.
– На чью это?
– На чью-чью… Витьки твоего и Насти.

– И ты спятила? – медленно говорит Люся, но её начинает грызть червь сомнения. Может, Петька прав?
– Нет, не спятила. Сама только что хотела тебе позвонить. Не знала я, что он и с Настей встречается. Ну и фрукт твой Витька.

– Вы что, разыгрыать меня решили? Сначала Петька, теперь ты…? – спросила Люся, уже предчувствуя беду.
– Если бы, – вздохнув, говорит Ксюшка.

Ксюшка никогда не солгала бы Люсе и ни при каких обстоятельствах не стала бы её так жестоко разыгрывать.
– Значит, так. Значит, и вправду женится. Вот гад! А мне вообще ничего не сказал. Дела у него, видите ли, – накалилась Люся. – А это точно? Ну, что они женятся?

– Спроси у Павла. Он свидетель.
– Не буду я больше ни у кого спрашивать. Какого числа свадьба. знаешь?
– Двадцать пятого августа.
– Так скоро? Через месяц?
– Вот так-то, подруга. Но я не пойду. Ты не думай.

Люся швыряет трубку и бросается на кровать. Она долго рыдает в подушку, пока та не становится совсем мокрой. Потом в изнеможении засыпает.

Проснувшись среди ночи, она вспоминает про Витьку. Предатель, – думает она. Вот как… ты... со мной…

Перед её глазами предстаёт Петька с розой в руке, и у неё в голове зреет план по отмщению. Не дождавшись утра, она набирает Петькин номер.

– Алло, – в трубке слышится хриплый заспанный голос.
– Петька, женись на мне! – быстро говорит Люся.
– Что? – Петька сразу просыпается. – Ты что рехнулась от горя?
– Нет. Просто женись на мне.

– Ты же любишь Витьку.
– Больше не люблю. Только давай поженимся до двадцать четвёртого августа.
– Давай! – Петька не верит своим ушам.
Только бы жениться на Люсе, а после он найдёт миллион способов сделать её счастливой.


У Люси сегодня вечером свидание с Витюшей, вернее уже не с Витюшей, а с подлым предателем Витькой. Последнее свидание. Так она решила.

Виктор, как обычно, встречает её с улыбкой. Люся тоже силится улыбнуться.
– Привет, золотце, – говорит Виктор. – Надо поговорить.

– Вот, вот. И мне надо. Чур, я первая.
– Ладно, – соглашается Виктор.
– Я замуж выхожу, – гордо заявляет Люся, с интересом наблюдая за реакцией бывшего возлюбленного.

– Как это замуж? За кого? Когда?
– За Петечку. Гитариста. Свадьба двадцатого августа.

– Я так и знал. – Люся видит, как искажается красивое лицо Витьки. Но теперь оно уже не кажется ей таким уж и красивым.

Отомстила, думает она, и на душе у неё становится спокойно. Она вспоминает счастливое и одухотворённое лицо Петьки, когда они ходили подавать заявку.
Я буду счастливой, думает Люся. Обязательно буду. Назло Витьке. Нет, так не годится. Не на зло ему, а на радость себе.
19 Мои еврейские соседи
Филун Джарин
                  
                   
         
                               
                   
 1.        Адекватная оплата.


В СССР, цензура  не давала возможности низкопробной литературе  выйти в печать. Как только произошёл развал государства,  полки  магазинов, которые истосковались по художественной литературе,  заполнились книгами в твёрдом переплёте с глянцевыми  красочными обложками и текстом на белой качественной бумаге! Такого не было отродясь! Сколько себя помню,  в книжных магазинах было серо и убого, ничто не привлекало внимания, разве что, учебники. Вся художественная литература, выходящая в свет, раскупалась из-под полы родственниками или продавалась по баснословным ценам соседям и друзьям.
Помню, какая радость охватывала меня при взгляде на очередную, пусть дорогую покупку! Как мне повезло, что у меня такие соседи, думала я, поглаживая чёрную блестящую обложку новой книги! На одном этаже с нами,  жила еврейская семья, где одна из мам этой пары работала  директором  центрального книжного магазина.

Сколько книг, восторженно думала я, шаря глазами по книжным шкафам Додика  и уже предвкушая удовольствие от прочтения! Но не тут-то было! Додик ни за что не желал делиться со  мной их содержанием! Он ведь заплатил деньги, а я прошу почитать просто так! Он не задумывался, что книги ему достались почти даром, по госцене, о чём мне и не мечталось. В тот вечер так и не удалось  выпросить у него хоть какую-то книгу. Но постепенно, видя мою аккуратность и быстроту прочтения, Додик перестал волноваться за сохранность книг. От старых пожелтевших изданий  50 – 60 годов прошлого века я перешла к новым книгам. Вскоре, я уже сама указывала пальцем на желанный том.
Потом наступило 19 августа….  Союз развалился, исчезла цензура и хлынули потоки американских бестселлеров*.
По моему пониманию на то время, бестселлер –  что-то исключительное и волшебное, полёт гениальности  писателя! А оказалось чистой воды сексуальными фантазиями авторов.
Держа в руках, милостиво данную мне Додиком новую книгу с  чётким приказом прочесть её  и дать оценку качества, я вернулась домой. Додик, наконец, нашёл для меня вид оплаты за чтение книг. Сам он их не читал. Всё свободное время, он отдавал работе. По специальности архитектор, Додик создавал чертежи индивидуальных  коттеджей богатым клиентам, чтобы удовлетворить все запросы своих домочадцев. По тем временам, запросы были немалые. Но надо отдать должное, что прижимистым был только  Додик. Его  жена Мира, дети Лёля и Шимон были искренними и добрыми. Я улыбнулась, подумав о парадоксе, что при стабильном наличии долларов, лежащих в секретере стопками, они абсолютно не были зацикленными на деньгах!  Помню один эпизод из жизни младшего ребёнка в их семье, Шимона.

                               
 2.            Мне хватит.


За окном зима. Ветра нет, но идёт сильный снег. Шестилетний Шимон гуляет во дворе, когда пожилая соседка просит его сходить в гастроном за хлебом.
Старушка частый гость в их семье, помогает по хозяйству Мире, которая преподаёт в техникуме, поэтому часто задерживается на работе. Она также присматривает за Шимоном после его возвращения из школы.
Взяв деньги, Шимон  идёт за хлебом. Вернувшись из магазина, он звонит соседке,  отдаёт хлеб и…деньги.
Соседка удивляется  и спрашивает: - Шимон, ты не заплатил за хлеб?
- Заплатил, - отвечает. – Только, когда шёл в магазин, в снегу нашёл здоровенный кошелёк с баксами!!! Взял две бумажки по 100 долларов, а кошелёк бросил опять в снег.
- А почему все деньги не взял? - спрашивает ошарашенная старушка.
- Мне больше не надо, а те деньги, может кому-то нужнее, чем мне.
 Он, как ребёнок интуитивно понял, что есть люди на грани такой нищеты, что идя по улице, мечтают найти чужой кошелёк.
 На то время 200 долларов  были большие деньги, при моей месячной зарплате  - 30.
Этот случай шокировал многих соседей, которым старушка его рассказала.

А вот эпизод жизни, очень ярко характеризующий папу Шимона, Додика.



   3.           Что с тебя взять.

 Март того же года.  Денег – ноль.
Мне очень хотелось собачку, пекинеса, о чём я бесконечно повторяла мужу. В тот день его послали с общественными деньгами за подарком какому-то начальнику. Проходя мимо рынка, муж увидел пекинеса и купил мне за эти деньги собачку Марту к 8 марта.
Что делать? Денег нет, а подарок надо покупать! Решили попросить у соседей.
К счастью, Додик и Мира были дома.
Надо сказать, что слушать их разговоры между собой, для меня всегда было огромным удовольствием. Я люблю еврейские анекдоты, шутки и вообще их манеру разговаривать и строить фразы, придавая  неподражаемый колорит разговору.
Мира была маленькой хрупкой женщиной с короткими рыжеватыми волосами вокруг сероглазого невыразительного лица. Её тихий голос срывался на высокий фальцет лишь в моменты, когда её бесили детские выходки.
Додик, при росте 185 см  и крепком телосложении, на фоне жены казался огромным и был полной её противоположностью. Брюнет, с  некогда кучерявой шевелюрой, теперь был лысым. О волосах напоминали лишь два уцелевших островка у висков, за которыми он тщательно ухаживал. Но сверкающая лысина совсем не портила Додика, а придавала ему солидности. Мне казалось, что отблески от неё попадают на фирменную оправу очков и от этого его маленькие карие глазки под толстыми стёклами  живут своей тайной жизнью, просчитывая и предугадывая всё на 10 шагов вперёд. 
Дверь открыла Мира, и я вошла в квартиру.  В нос ударило изобилие пряных и копчёных  запахов, от которых у меня закружилась голова. Преодолевая слабость,  я прошла на кухню.
В одних трусах  Додик  сидел за столом, заваленным мясом, красной рыбой, икрой, различными сырами и колбасами, обозревая алчными глазами, купленное в супермаркете мясное изобилие. Весь в предвкушении.  Я же от запахов и вида деликатесов чувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Желудок сводило спазмами, в глазах  плавал туман, ноги подкашивались.
 В 90 - тые годы наша семья перебивалась с хлеба на воду. Мы давно забыли вкус колбасы, не говоря о деликатесах. После развала СССР впроголодь  жило огромное количество людей, которых обокрали и бросили умирать с голоду. Но нам не привыкать. Советский народ живуч.
Вернёмся к Додику и Мире.
Додик сделал вид, что не заметил моего присутствия.
 - Додик, привет, одолжишь двадцатку, - спросила я, прислонившись к дверному косяку.
 - Шо, рублей?
 - Да, нет, долларов.
Он промолчал, но его глазки забегали, как у пойманного кота.
- Муж купил мне пекинеса, потратив общественные деньги, - продолжала я, -  завтра их надо вернуть.  Что ты молчишь? Больше занять всё равно не у кого.
Он замер без движения. Глаза, как глаза удава уставились на меня, стараясь понять,  отдам я деньги или нет. Колебался он долго,  лихорадочно ища выход из затруднительного положения. В воздухе повисло напряжение. Не прогадать бы, читалось во всём его облике.
- Мира, дай ей 20 баксов, -  глядя в пространство над моей головой, наконец, изрёк Додик.
Мира метнулась к секретеру и дала мне деньги. Я с облегчением вздохнула! Теперь у меня есть собака, а у мужа не будет неприятностей на работе.
Провожая меня к двери, Додик изрёк:
- Так как  с тебя не взять даже процента с суммы, будешь делать так. Когда у тебя будут спрашивать соседи обо мне и моей семье, на все вопросы о деньгах будешь говорить, что я бедный еврей, который живёт на помощь родственников.
Откуда у меня деньги?

Прошли годы. Теперь мои любимые соседи благополучно живут за границей. Пусть будут счастливы.
20 На ресницах серебрится иней
Нина Гаврикова
На ресницах серебрится иней
 
– Феодосия Федоровна, пора домой,– умоляюще прошептала Люба.
– Подожди, вот Варвара придёт,– ответила сотрудница, которой не хотелось идти домой.
Дверь в кабинет со скрипом отворилась, медленно, чуть покачиваясь, вплыла Варя, она подмышкой держала завернутую в газету стеклянную ёмкость.

– Ну, всё. Теперь до утра здесь придётся зависнуть,– посмотрела в очередной раз на циферблат Люба: стрелки сошлись на двенадцати.
– Не грусти, пойдём, я тебя провожу,– пришёл на помощь Евдоким.
Миновав проходную, вышли на набережную. Снежный палантин берега обрывался на середине, провалившись в темноту ночной реки. Тротуар освещался фонарями, на фоне которых белоствольные красавицы в серебристых накидках, переливающихся разноцветными огоньками на свету, напоминали сказочных фей. Феи, наклонившись в реверансе, приветствовали редких прохожих. Мужчина и женщина шли, как пионеры, на расстоянии друг от друга и молчали. Ким первым прервал паузу:
– Почему ты так волнуешься? – тихонько тронул Любу за локоть. Та, неожиданно остановившись, вспыхнула:
– Договаривались же только до десяти часов посидеть, и по домам. Моё назначение отметили, за день рождение Петра Петровича выпили, за наступающий Новый год пять раз опустошили бокалы, что ещё? – она подняла глаза, её холодный малахит глаз встретился с тёплым лучиком его томных кристаллов. Лучик проник глубоко в сердце и огромной волной расплеснулся по всему организму, создалось впечатление, что внутри сорвало клапан, который сдерживает эмоции и чувства. Люба отвернулась. Он был, как Аполлон, красивый! Длинные, вьющиеся волосы, торчащие из-под шапки, и бархатистые ресницы покрыла изморозь. Для полноты картины ему не хватало только венка или ветви лавра. Ким положил руки ей на плечи и повернул к себе.
– Глупая, чего ты испугалась! – его сладостная речь лилась, как горячий чай переливается из чашечки в блюдечко и обратно. – Я не могу понять, чего ты боишься?
– Мужа! Он там сидит с детьми, ждёт меня, а я, как последняя,– не успела договорить, как он прижал её. Люба уткнулась носом в широкую грудь. Сделав усилие над собой, вырвалась из крепких объятий и побежала к дому. Евдоким одним прыжком догнал и преградил путь:
– Ладно, прости! Больше не буду! Провожу до подъезда и пойду домой.
– До подъезда? А если муж в окно смотрит? Нет, вот до того дома, дальше я сама уйду.
На углу дома он опять легонько тронул её за локоть, Люба остановилась:
– После праздников встретимся на работе, хмель выйдет, самому же стыдно будет!
– Не будет! Я буду ждать тебя столько, сколько нужно, ты всё равно будешь моей...
– Никогда! – лукаво улыбнувшись, прошептала и пошла прочь.

Она спиной чувствовала его тёплый, будоражащий сознание взгляд. Захлопнув дверь подъезда, замерла в нерешительности. Что же с ней случилось? Вспомнила события недельной давности: к ней подошла Фёдоровна и, заглядывая прямо в душу, спросила:
– Не знаешь, где Ким задерживается? Говорят, вчера к нему в кабинет на велосипеде приезжала Софья, которая работает в пищеблоке.
– Что, прямо на велосипеде в кабинет? – съёрничала Люба, тогда ей было абсолютно безразлично, кто к кому и когда ездит, а сейчас? Она поймала себя на мысли, что сейчас она готова ползти на край света, но только чтобы Ким был рядом, она не хотела делить его – ни с кем. Ни с кем? Да он же женат! Господи, что делается? Вот попала, так попала.
– Кто там? – муж спускался по лестнице.
– Я! Ноги отряхивала от снега,– нашла оправдание Люба.
– Вроде мороз на улице,– не понял он.
– Да, ладно, пойдём спать, так устала.
– А ты чего так долго?
– Так получилось,– объяснять ничего не хотелось.
 
Дни тянулись мучительно долго, душа рвалась на работу, чтобы прочитать ему стихи, которые неожиданно сочинила:
 
На ресницах серебрится иней,
Ты его, пожалуйста, не тронь.
Я хочу быть для тебя богиней,
Чтоб разжечь в душе любви огонь.
 
В Новогоднюю ночь Люба первый раз в жизни не знала, какое загадать желание, потому что своего желания она стеснялась и боялась больше, чем мужа…
21 Скорый поезд
Нина Гаврикова
Скорый поезд

Громко стучали колёса пассажирского поезда, не совпадая с их тактом, бешено колотилось сердечко Риты. Она умилённо смотрела на спящего сына. Ритина мать на верхней полке беспокойно ворочалась, пытаясь заснуть. События прошлой недели повернули жизнь вверх дном. Они возвращались домой.
…Рита задумалась, почему папа её сына так поступил? Перед глазами открылась дверь в длинный коридор прошлого, женщина понеслась по тоннелю памяти, опять очутилась в деревне. Она только что приехала на весенние каникулы к тёте Марусе. Вечером вместе с двоюродной сестрой, возвращаясь с танцев, Рита увидела его. Согнувшись знаком вопроса, парень прямо на дороге разбирал мотоцикл. Девочки хотели обойти стороной ремонтника, но он резко выпрямился:
– Соседка, может, познакомишь нас? – смышлёные бирюзовые глаза встретились с растерянными чёрными горошинами Риты. Он протянул ей запачканную руку, произнёс:
– Эдуард.
…Они словно попали в магнитное поле. Юноша скромно ухаживал за своей избранницей. Казалось, будто сама её величество Любовь захватила их в свои объятия, усадила на пушистое облако счастья.
Осенью Эдуарда призвали в армию. Созванивались редко, поэтому писали письма. Уголёчком одиночества царапала девушка по бумаге, описывая щемящую тоску. Последние дни тянулись, как долгая северная ночь. Но она дождалась! Эдуард приехал в первых числах декабря. Счастливая пара не расставались ни на минуточку. Он возмужал. Короткий ёршик белёного льна на голове добавлял юноше шарма. В бирюзовых глазах появились искорки, какие-то еле уловимые чертовщинки. Греческий нос, узкие губы. Девушка уступала избраннику. Она, как дюймовочка: симпатичная, хрупкая тростиночка и бледная – в чём только душа держалась? Но счастливая! В тёмных глазах сверкали салюты радости: ей казалось, что Бог, наконец, и на неё внимание обратил. Она ликовала:
– Сквозь открытое оконце в душу заглянуло солнце. Заглянуло и осталось, с милым чтоб не расставалась.
Молодые попробовали жить в городе. Промыкавшись три месяца, решили жить в деревне. К тому времени ждали пополнение. Лето выдалось жарким. Смена климата и
беременность давали о себе знать: будущая мама плохо себя чувствовала, часто теряла сознание. Свадьбу запланировали на июль. Поэтому решили отремонтировать дом бабушки Эдуарда, в котором никто не жил. Рита радовалась, как маленький ребёнок, ей хотелось скорей навести порядок. Дом был просторный. В середине – белой медведицей стояла русская печь. Перегородка отделяла кухню от комнаты. Только жених постоянно пропадал на работе. Он устроился в совхоз шофёрить.
На помощь приехала Ритина мама, которая быстро организовала ремонтную бригаду. Сама же, как богатая купчиха, заботилась о приданом. Съездила в город, купила не
только продукты на свадьбу, но и обстановку: стенку, кухонный гарнитур, стиральную машинку. Как-то раз она вскользь обмолвилась: если что-то в жизни пойдёт не так, то она и дочь, и мебель заберёт к себе. Никто не мог предположить, что слова окажутся пророческими.
– Дал Бог счастья на минутку, не сумела удержать,– шевелила губами молодая мама. В середине сентября появился малыш, похожий на папу, как его фотография. Оказалось, что в роддоме ребёнку занесли инфекцию стафилококка. Малыша срочно госпитализировали в область. В три недели мальчику под наркозом чистили кость левой ножки. Через неделю процедуру повторили, но наркоз ребёнок мог не перенести,
поэтому обошлись без него. Душа у Риты сжалась в спичечную головку, сама становилась прозрачной тенью. Изнывая от безысходности, твердила, что должна всё выдержать. В октябре приехала мама. Она, как маятник часов, моталась между деревней и больницей. То увозила грязные вещи, привозя взамен чистые, то оформляла документы. Однажды она заглянула к подруге, рассказала, что дочь угодила в капкан
беды. Та, выслушав, посоветовала заказать сорокоусты о здравии в монастыри. Ритина мама так и поступила. Как по волшебству, через три дня ответы анализов Виталика показали, что болезнь отступила. Рита не могла дождаться выписки. Ей хотелось просто выспаться, пока мама здесь. Жизнь налаживалась.
Удушающий ком в горле перекрыл дыхание, женщина невольно всхлипнула.
Наклонилась к малышу, поправила одеяльце. Тяжёлые мысли грозовыми тучами нависли над головой. Судьба смеётся над семейной жизнью. Вечером, после
возвращения из больницы, Рита нашла какую-то непонятную иголку, воткнутую в стену на кухне, около вешалки. Она аккуратно взяла непрошеную гостью куском газеты, бросила в печь. Присела на приступок и стала ждать супруга. Хотелось
узнать, кто приходил в гости, пока она была в больнице. Эдуард, как всегда, задерживался на работе. Входная дверь крыльца предательски проскрипела, зашевелились ссохшиеся половицы, послышались неторопливые шаги в коридоре, потом открылась дверь в избу. Мужчина остановился в нерешительности.
– Где ты был? Зачем иголку в стену воткнул?
На вопрос жены не стал оправдываться. Не хотел ничего рассказывать, сославшись на то, что она начала накручивать себе невесть что. Вспомнил, как тёща во время свадьбы нашла чужой нож на столе, а теперь ещё какие-то иголки мерещатся. Когда тётя Риты позвонила директору совхоза и узнала, что Эдуард ни одной ночной смены не работал, были шокированы все. Только прижатый к стене неопровержимыми фактами
Эдуард сознался. Оказалось, что он навещал «даму сердца». Когда начинало темнеть, чтобы тётя Риты не увидела его в окно, он с выключенными фарами, тихонечко, выезжал за околицу деревни. И лишь потом давил на газ, мчался в соседнюю деревню. Под утро возвращался, а через час уходил на работу. Рита поняла, что любовница была на свадьбе как родственница мужа.
…– Подлый, – невольно произнесла измотанная горем женщина. Мать Риты спустилась с полки, села рядом и тихо, чтобы не разбудить соседа по купе,
проговорила:
– Доченька, слышу, что не спишь. Я вот что подумала. Знаешь, я отправляла записки в монастыри. Один из них находится в Муроме, там поклоняются святым покровителям
семейного очага. Может, помощь святых оказала на твоего мужа такую силу?
– Может быть. Мам, теперь нам надо с тобой думать, как Виталика на ноги поставить. Как хорошо, что ты у меня есть. Ты ведь меня не бросишь? Правда? Мам, мне почему-то кажется, что вся моя семейная жизнь, как этот скорый поезд. Осветило в темноте светом мощного прожектора, а я не зажмурилась, подумала, что это – настоящая любовь. Но теперь поняла, что просто не на тот поезд села. С мужем я разведусь, ему «жрица любви» дороже, чем родной сын. Я им шлагбаумом на дороге становиться не буду.
Мать крепко обняла дочь. Колёса мелодично стучали: до-мой до-мой, до-мой до-мой. Начиналась новая жизнь. От шепотка проснулся сосед, он слышал весь разговор,
спустился вниз. Подтянутый, в военной морской форме, коренастый, черноглазый, курносый солдатик протянул руку:
– Давайте познакомимся, Роман.
– Мы не знакомимся в поездах, – строгим взглядом оценив собеседника, ответила за дочь Надежда Петровна.
– Не обижайтесь, – бархатным баритоном настаивал морячок,– я слышал, что вы за помощью обращались к святым покровителям семейного очага.
– А вам какое дело до нас? – не унималась мать.
– Дорога дальняя, хочется рассказать, кому вы писали свои записки. Моя бабушка много рассказывала о них. Святой князь Пётр и святая княгиня Феврония – Муромские чудотворцы. Князь Пётр вступил на престол в 1203 году. За несколько лет до этого он заболел проказой, от которой никто не мог его излечить. Во сне князю было открыто, что его может исцелить дочь пчеловода из деревни Ласковой. Пётр послал в ту деревню своих людей. Когда он увидел Февронию, то полюбил и дал обет жениться после исцеления. Дочь пчеловода исцелила князя и вышла за него замуж. Супруги
пронесли любовь друг к другу через все испытания, – моряк изучающе посмотрел на спутниц. Обе женщины сидели в оцепенении, с широко раскрытыми глазами, внимательно слушали. Вдруг Рита спросила:
– Откуда вы знаете их житие?
– Просто я родился 8 июля, в день поминания святых. В детстве ездил к бабушке в Рязанскую область. Там встретил свою судьбу. Мы долго переписывались. Сейчас невеста поставила мне условие: сможет выйти замуж только после того, как я подробно расскажу ей о святых. Бабушки давно нет, спросить не у кого, вот, я и ездил в монастырь. Теперь и я хочу поставить ей условие.
– Какое – интересно знать? – обеспокоилась Надежда Петровна.
– Простое, – улыбнулся юноша, – предложу ей венчаться в монастыре.
– И что думаете – согласиться? – заинтересовалась Рита.
– Куда денется? Мы же с ней любим друг друга.
– Любим, – эхом повторила Рита, отвернулась к стене.
Разговор прервала проводница:
– Простите, вы просили разбудить, скоро ваша станция.
Дамы начали торопливо складывать вещи.
– Простите ещё раз, – не унимался морячок, – я слышал разговор, не хочу быть назойливым, но примите эту крошечную иконочку – подарок моей бабушки. Пусть она поможет вашему малышу, – протянул пожелтевшую старую газету, сложенную несколько раз. Рита недоверчиво взглянула. Парень развернул бумагу и извлёк содержимое.
– Я не могу это взять, бабушка подарила её вам.
– Моя бабушка была очень доброй, сама попросила бы меня помочь вам. Я с чистым сердцем отдаю.
– Спасибо, но мне нечем отблагодарить вас.
– Не понимаю, о чём вы?
В перепалку вмешалась Надежда Петровна:
– Доченька, это сам Господь хочет тебе помочь, бери.
Прошёл год, Рита с сыном приехала в областную больницу на плановое обследование. Врачи развели руками:
– С таким диагнозом выживает один ребёнок из ста.
Чудеса, да и только
22 Трудный день
Семён Баранов
Адам, как и все дети, не любит ходить в детский сад.
- Вот если бы вы сначала меня спросили, - как-то сказал он маме, - хочу я ходить в детский сад или нет…
- Ну и что бы ты ответил? – мама хитро смотрела на Адама.
Адам взглянул исподлобья и, надув губы, проговорил:
- Я бы сказал, что не хочу.
- Значит правильно, что не спросили… Лишние слёзы…
- Нет не правильно. Вы бы знали, что я об этом думаю…
Адам стоял, опустив голову, чувствуя на себе взгляды мамы и папы.
- Может теперь, когда вы узнали мою тайну, хоть разок оставите меня дома просто так…
Мама и папа так заразительно смеялись, что Адам не выдержал и засмеялся вместе с ними.
Это было вчера, а сегодня, проснувшись, он хотел было поплакать, но потом подумал:
"Какой смысл. Начнут говорить, что я уже почти взрослый и у всех есть обязанности: совсем взрослые – работать, почти взрослые – ходить в детский сад. И ничего с этим сделать нельзя – так устроена жизнь… Потом мама опустится перед ним на корточки, нежно поцелует, а папа по-дружески положит руку на плечо и обречённо скажет: " Пойдем, друг, собираться".
Но Адам всё же немного похныкал, чтобы родители поняли, что он продолжает борьбу за право остаться дома вместе с ползающим по полу братиком Джонатаном.
Почистив зубы и умывшись, Адам оделся.
- Я пошёл подгонять машину, - сказал папа, оценив готовность Адама.
Получив прощальный мамин поцелуй, Адам пошёл к выходу, но вдруг остановился… Он забыл попрощаться с Джонатаном.
Опустившись перед братом на колени, Адам поцеловал его в щёку… Потом огляделся и легко-легко, как считал Адам, ущипнул его.
Адам бежал к ожидающему его папе и, доносившееся повизгивание Джонатана, не предвещало ничего плохого в этот день.
Всё началось после обеда, перед дневным сном. Бен, у которого несколько дней тому назад родилась сестричка, подошёл к Адаму и, ухмыляясь, сказал:
- А сестричка лучше, чем братик.
Сначала Адам растерялся немного, но потом…
- Да твоя сестричка, сестричка… Да она и ползать ещё не умеет… Да она…
- А сестричка лучше, чем братик, - вновь сказал Бен, невозмутимо глядя на Адама.
- Не правда…
- А сестричка лучше…
Адам долго не мог уснуть.
"Если бы первым сказал Бену, что братик лучше, чем сестра, - думал Адам, - я бы тоже победил…".
И ещё он думал о чём-то…
Сон сморил Адама и, на прощанье, улыбнувшись своим мыслям, он уснул.
Вторая половина дня для Адама тянулась бесконечно долго. Ему не терпелось попасть домой…
Наконец-то приехал папа…
Наконец-то они доехали до дома…
Адам выскочил из машины и побежал навстречу маме, державшую на руках Джонатана. Мама присела на корточки в ожидании его, а Джонатан тянул к нему руки…
- Мама, - с мольбой в голосе проговорил Адам, - мама, у тебя, случайно, в животике не осталось… сестрички?
- Нет, - с сожалением сказала мама, - у меня был только Джонатан.
Адам тяжело вздохнул и вошёл в дом. У него оставался последний вариант.
Когда папа, на следующий день, подъехал к детскому саду, Адам, простившись с ним, решительно вышел из машины. Он вошёл в помещение и, увидев вдали Бена, закричал:
- Мой братик лучше твоей сестрички!
Адам шёл в его направлении, продолжая кричать:
- Мой братик лучше твоей сестрички!
А когда он подошёл совсем близко к Бену, уже тихо сказал:
- Бен, мой братик лучше твоей сестрички… Для меня. А для тебя, твоя сестричка лучше моего братика…
Они помолчали, глядя друг на друга. Потом Бен улыбнулся Адаму, а Адам улыбнулся Бену… И, взявшись за руки, они пошли играть.
23 Полет над гнездом Воронцовых
Миша Кошкина
 ТО, что жизнь кончена и дальнейшее мое пребывание на земле не несет ни малейшего смысла, я понял в среду после обеда, прожив 17 лет, 3 месяца, 28 дней и с треском провалив экзамен в университет.
Предвидя недовольство отца, уехавшего по делам в Петербург, и усмешки сыновей-студентов графини Бубоновой, я, имея от рождения чуткую, ранимую натуру и прорыдав три ночи кряду, решил покончить с собой, дабы не позорить княжеский род Воронцовых.

Дожидаясь в постели, пока затихнет дом, я много думал, в процессе чего уснул сам, но, опомнившись в 6 утра от крика петуха и гармони пьяного кучера Ермолая, немедленно вскочил и побежал на крышу дома.

И вот теперь, стоя на вершине своего родового поместья, я собирался покинуть его, как нерадивый птенец покидает свое гнездо.
Солнце уже взошло высоко, но ветер поднялся неимоверный, отчего моя ночная сорочка раздулась и я стал походить на белый колокол, внутри которого тенью болтался маленький язычок.
Первым меня заметил Ермолай и, приняв за ангела, спустившегося покарать его за беспробудное пьянство, принялся швырять в меня мелкой репой, приготовленной на корм свиньям, чем разбудил чутко спящую от нервов маман.

Через несколько минут во дворе организовалось спонтанное собрание из ближайших родственников и сочувствующих.

- Барин, сегодня прыгать никак нельзя! Кучер экипаж только вчера к кузнецу отогнал и Зорька не подкованная стоит. Да и доктор наш на воды уехали как третий день!- рассуждала кухарка Матрена, искоса поглядывая на дорогу, ведущую к нашему поместью.


- На Чародее можно!!! Я на нем вмиг до Латунино к земскому домчусь, а он, говорят, и мертвого поднимет!!- с энтузиазмом ответил ей дворовый мальчишка, за что получил звонкую оплеуху тяжелой женской рукой, пропахшей молоком и свежим хлебом.

 - Алексис, немедленно слезайте! Что подумают соседи и графиня Бубонова?!- сказала мне маменька строго, но по дрожащему в ее руках зонтику было видно, что я снова привожу ее в расстройство и вечером в доме запахнет валерьяной и зазвенит в ночи хрустальный графин с анисовкой.

 В ходе собрания было решено послать за моим камердинером, ввиду моего врожденного послушания отправленного командовать на сенокос.
Услышав, что "сейчас придёт Никифор и придумает, что делать с нерадивым дитятей", моя уже было пошатнувшаяся от холода в сторону жизни решимость вновь угасла, и я подвинулся к краю крыши.

Поняв серьезность моих суицидальных намерений, все замолкли, кухарка Матрена начала громко плакать, сморкаясь в дырявые панталоны кучера, которые она любовно латала после каждой стирки, жалобно завыл дворовый пес Мефистофель.

Трагичность момента нарушил ветер - он сорвал ночной колпак с моей головы, который упал на пробегающую по двору курицу, откормленную к именинам матушки до невероятных размеров. Колпак сел ровно на птичью голову, от чего та стала похожа на графиню Бубонову, нашу соседку по имению.
Все тихонько, с оглядкой на меня, засмеялись, даже маменька. Я тоже засмеялся и наклонился, чтобы получше рассмотреть забавную птицу, но следующий порыв ветра задрал мою сорочку до ушей, представив собранию все мое княжеское мужское естество. Наступила тишина... Лишь из конюшни донесся смех пьяного Ермолая, запертого туда до полного вытрезвления. Сгорая от стыда и нерешительности, я заплакал.

Неожиданно на дороге, поднимая за собой облака дорожной пыли, появился Никифор. В его телеге подобно рождественскому пудингу восседал огромный стог сена. Добравшись до двора, Никифор остановился подо мною и громко крикнул : "Прыгайте, барин!!!"
И я прыгнул. Сначала наступила тишина, затем я, выплевывая ароматное сено изо рта, увидел, как матушка, позабыв о приличиях и вездесущем оке графини Бубоновой, лупит Никифора шёлковым зонтиком по голове.
Побои мой камердинер сносил стойко, лишь тихо приговаривая:"Так надо, барыня, так надо."
Все разошлись по своим делам и лишь кучер Ермолай, неизвестным образом выбравшийся из заточения, бегал по двору за курицей, пытаясь сорвать с неё мой ночной колпак.

Через год я поступил в университет и уже студентом покинул родное гнездо, вместе со мной отправился и Никифор, которому мой отец, узнав о происшествии, выдал 20 рублей серебром и новые сапоги за спасение моих жизни и достоинства.
24 Звонок из прошлого. Быль
Стас Литвинов
Снимок из интернета.
 


Я проснулся внезапно, будто кто-то позвал меня. Была глухая ночь. Всё внутри дрожало мелкой-мелкой дрожью и тяжело ворочалось сердце, спотыкаясь и пропуская удары. В свете уличного фонаря, проникающего через раздвинутые шторы окна, видна привычная обстановка спальни. Спокойно и ровно дыхание спящей жены. Но чувство тревоги было разлито вокруг и заполняло трясущуюся грудь. Дышать приходилось коротко и часто.

Ощущая сильную слабость, с трудом выбрался из кровати и медленно прошёл на кухню.  Достал из аптечки корвалол, накапал полную чайную ложку снадобья, разбавил водой и выпил. Сердце, по-прежнему, отказывалось биться ровно. За окном продолжалась ночь. Март закончился, но остатки грязного зимнего снега смутно белели кое-где неряшливыми кучками. Безлюдье. Тёмные окна домов и лишь свет уличных фонарей отражался от крыш припаркованных автомобилей. Тревога не проходила. 

Странно начинался первый день апреля. Я не находил себе места, Эта дрожь в груди и перебои в ударах сердца преследовали меня весь день. Но впереди была ещё одна тяжёлая ночь и ощущение присутствия чего-то необычного, необъяснимого. А на третий день, когда сердце, наконец, успокоилось и улеглась тревога, раздался телефонный звонок. Звонил из Тольятти друг моей далёкой юности. Я не виделся с ним более  пятидесяти лет, но общение  поддерживалось телефонными звонками. И вот сейчас голос в трубке негромко произнёс:

- Здравствуй, Стас!  Хочу тебе новость печальную сообщить.
- Здравствуй, Федя! Что случилось?
- В ночь на 1-е апреля умерла Света Е. Что молчишь? Понял меня?
- Понял, Федя, понял. Как же это случилось? Ведь я с ней разговаривал три месяца назад, 1-го января, и поздравлял с Новым Годом. Тогда она ни на что не жаловалась.
- Скоротечный рак, Стас. В два месяца сгорела. Сегодня похоронили. Видел её брата, он всё и рассказал.
-  Вот ещё одна смерть среди наших  друзей, – я был под впечатлением от известия. - Федя! Ты знаешь, какое странное совпадение случилось? Позапрошлой ночью, это как раз на 1-е апреля было, я вдруг проснулся среди ночи, так  мне внезапно стало плохо с сердцем. Отчего, почему? До этого всё было спокойно. А ведь получается, что в это же самое время за три тысячи километров от меня умирала женщина, которая девчонкой-школьницей мелькнула в нашей далекой, наивной молодости. Мистика какая-то.

хххх

Я перебирал старые фотографии, на которых друзья оставались молодыми. Будущие жизненные проблемы ещё не видны на лицах. Фотобумага исправно хранила застывшие мгновения прошлого.  Отложив в сторонку старый альбом, я подошёл к окну. За окном был пасмурный день начала апреля. Холодный дождь подгонял прохожих, заставляя их вжимать голову в поднятые плечи. Мокрые голые ветви деревьев шевелил ветер.

И в эту хмурость с каплями дождя на оконных стёклах припомнились мне другие солнечныё апрельские дни. Вспомнился небольшой посёлок судоремонтного завода, названный кем-то Ново-Шлюзовой.  Его дома расположились  на берегу канала в межшлюзовом бьефе Куйбышевской ГЭС. В канале стояли на зимнем отстое буксирные и грузовые суда. Моим друзьям и мне было по 24 года, мы жили в общежитии и с нетерпением ожидали очередную навигацию. Отсюда, из того давнего времени и началось моё знакомство с умершей три дня назад женщиной.

Весна 1963 года чувствовала себя здесь полной хозяйкой. Заканчивалась  зимовка, суда покидали затон и уходили в весенние разливы  Волги. Мы расставались со своим временным жилищем на берегу.  Двоих моих друзей провожали жёны, держа на руках свёртки с младенцами.  Мой уход в навигацию был рядовым событием и, думаю, никого не волновал. Правда, в течение прошедшей зимы 1962-1963 года в кругу нашего общения появилась милая девочка Света, которой было 16 лет и она училась в 9-м классе. В её речи была слышна лёгкая приятная картавинка.

Когда в 1958 году мы впервые появились в Ново-Шлюзовом мимо нас, кидаясь снежками и размахивая портфелями, спешили в школу поселковые мальчишки и девчонки. Среди той ребятни была и Света, которая вместе со своими сверстниками незаметно выросла и теперь ей было интересно общение среди старших по возрасту молодых людей. Мне нравилась эта девочка и она тоже выказывала в мой адрес знаки внимания. Но учитывая разницу в возрасте, с моей стороны отношение к ней  было чисто дружеским. Общение не выходило за пределы воскресных поездок в театры города Куйбышева, посещение поселкового клуба «в кино» или походами «на танцы». На обратном пути я провожал Свету до подъезда, где находилась их квартира. Короткое прощание заканчивалось дружеским касанием губами её разрумянившейся на морозе щеки.  Будет неправдой сказать, что я не замечал её  робкого чувства влюблённости девчонки-школьницы, но относился к этому спокойно и держался от неё на безопасном расстоянии. Я дорожил своей личной свободой.   

Служебные обязанности призывали отдаться работе, все разошлись по своим теплоходам и ушли в рейсы. У Светы продолжался учебный год, но она не пропустила выход моего судна и пришла проводить. Полагаю, она думала, мол, осенью вновь появлюсь в посёлке. Однако, в начале июня я был назначен на должность первого (старшего) штурмана на новый большой грузовой теплоход. Мне было приятно это назначение, но оно подразумевало смену места будущей зимовки и прощание с друзьями. Этого-то Света тогда и не знала.

А навигация была в разгаре и рейсы сменяли друг друга. В конце июля мы на своём новом теплоходе шли с грузом на Астрахань, когда появилась надобность зайти в Ново-Шлюзовой и получить от завода-строителя высланные в наш адрес запасные части. Пользуясь появившейся возможностью я, конечно, повидал Свету. Она отработала одну смену пионервожатой в школьном пионерлагере и теперь бездельничала, загорая на бетонной стенке канала и любуясь проходящими судами. Её мама, Антонина Петровна, пояснила:

- Делать-то девчонкам нечего, скучно им, вот и пропадают целыми  днями на канале. Вся молодёжь-то ушла в плаванье и в посёлке тишина.
- Антонина Петровна! Мы завтра снимаемся с якоря и пойдём на Астрахань. Так, если Вы не против, а Света будет согласна, то я спрошу у капитана разрешения и мы возьмём её пассажиром в этот рейс. – Пришла мне в голову неожиданная мысль.
- Да как же это так? – засомневалась Антонина Петровна.
- Так очень просто. У Светы будет отдельная каюта, питание вместе с экипажем. Пусть загорает, любуется Волгой, а я за ней присмотрю. На обратном пути мы её доставим прямо домой.  Когда ещё такой случай представится?  Ты как на это смотришь, Света?
- Ой, я согласна. Мама, можно я со Стасиком схожу в рейс?
- А в школу-то успеет? – на всякий случай уточнила Антонина Петровна.
- До Астрахани и обратно потребуется 2 недели или чуть больше, но в середине августа она обязательно будет дома, - успокоил я колеблющеюся Антонину Петровну.

На следующий день мы снялись с якоря. Светлана впервые плыла на настоящем теплоходе и, прощаясь, долго махала маме рукой. Она была в восторге от своего нового жилища -  одноместной каюты, что находилась рядом с каютами капитана и старшего штурмана. В каюте был душ и туалет.  Она быстро освоилась в экипаже, подружилась с поварихой, помогая ей чистить картошку. Курсанты-практиканты с удовольствием общались с ней, а жена капитана взяла под опеку, видимо, имея своё мнение на будущее такой пассажирки.

А судно шло и шло. По берегам проплывали незнакомые сёла,  на песчаных «косах» стояли палатки рыбаков, купались ребятишки, кучки деревьев вплотную подходили к воде. Часто расходились с другими судами грузовыми и пассажирскими. На моей вечерней вахте, спросив разрешение, Света тихой мышкой устраивалась в уголке ходовой рубки и смотрела,  как  судно проходило волжские перекаты и широкие разливы,  как уходили за корму дымы из труб цементных заводов Вольска, а опускающуюся темноту рассекали далёкие всполохи зарниц. Прошли Саратов, Камышин, шлюзы Волгограда, миновали вход в Волго-Донской канал. Впереди Нижняя Волга и Астрахань.

Свете нравилось моё постоянное внимание за её пребыванием на борту. На скуку она не жаловалась, что меня и устраивало. В Астрахани накупили арбузов и помидоров, а браконьеры привезли свежую рыбу. На обратном пути капитанша взялась обучать Свету премудростям засолки рыбы и помидор. Так незаметно обратным рейсом мы добрались до Ново-Шлюзового, где Света распрощалась с экипажем и, нагруженная арбузами, на катере была отправлена на берег, где её уже  ждала Антонина Петровна. Прощаясь, она прижалась губами к моей щёке и тихо поблагодарила: 
- Спасибо тебе.
Тогда я не мог знать, что нас ждёт впереди ещё только одна встреча.

хххх      

Навигация закончилась, но я уже не вернулся в старые стены. Теперь новый «дом» находился в тысяче километров от Ново-Шлюзового. Был конец декабря 1963 года, когда мне захотелось встретить Новый  год вместе со старыми друзьями.  Долго не раздумывая, я купил билет на самолёт и он доставил меня на аэродром Куйбышева. Автобус. Знакомая дорога и вот я уже в привычном кругу своих товарищей. Собрались на квартире одного из наших «женатиков» Гены Жиганова. Его жена Эльвира с помощью своих подружек накрыла прекрасный стол, где всем хватило места. Пригласили и Свету, хотя имелась небольшая неловкость. Дело в том, что тесть Гены, он же отец Эльвиры, Александр Александрович преподавал немецкий язык и являлся классным руководителем в классе, в котором училась Светлана. Однако, неловкость от встречи за праздничным столом учителя и ученицы быстро прошла и праздник продолжился.

Я держу в руках фотоснимок, возраст которого более 50-ти лет. Это единственный снимок, сделанный 31 декабря 1963 года, где можно увидеть ту 17-ти летнюю девушку с сияющими глазами, которая влюблена в сидящего рядом с ней  25-ти летнего молодого человека. Она не скрывает свою влюблённость, а вот её сосед старательно делает вид, что ни о чём не догадывается. Весело отметили наступление Нового года, а Светлана шепнула мне:   
- Пусть у нас будет всё только хорошее. 
Заиграла музыка, начались танцы, веселье было в разгаре и, глядя на довольные лица хозяев дома, я полушутя предложил:
-  Смотри-ка, Света, как хорошо Жиганову с Эльвирой. Может быть и нам с тобой пожениться?
-  Не-е-т! - протянула Светлана. - Мне надо закончить 10-й класс, а потом я буду поступать в университет. 
-  Хорошо. Нет, так нет, - согласился я с её доводами. - Конечно, надо сначала школу закончить. 
На этом тема замужества была закрыта и мы её больше не касались.

Веселье продолжалось, а поздно ночью все пошли провожать гостей. Весёлой гурьбой проводили домой и Свету. А в обед я уже сидел в автобусе, который вёз меня в аэропорт. Ни с кем из своих друзей, включая Светлану,  больше никогда не встречался.  Правда, через три месяца, в апреле 1964 года, я неожиданно получил вызов на телефонные переговоры. Это Света хотела о чём-то поговорить со мной. Однако, к тому времени жениться я уже расхотел и боялся возможного вопроса на эту тему. Стыдно признаться, но я смалодушничал и на переговоры не пошёл. А жизнь несла меня всё дальше и дальше от старых друзей и дорога не всегда была прямой.

Годы шли, складываясь в десятилетия. Старые друзья несколько раз сообщали, что Света пыталась узнать мой адрес. Каждый раз, услышав о такой её попытке, у меня возникало чувство какой-то вины перед ней. Однако, постоянного места жительства у меня не было. При необходимости я пользовался простой почтовой формой «до востребования».  Так и получилось, что прежние связи ушли в тень, забылись, а другие заботы приняли меня в свои объятия.

хххх

Прошло более 50-ти лет с того декабря 1963 года, а из старых товарищей  в живых остался только Фёдор З. и две вдовы моих бывших однокашников. Все остальные лежат на тихом кладбище памятного мне посёлка Ново-Шлюзовой.  Теперь мы с Фёдором общаемся по «Скайпу», сообщая друг другу о своих болезнях. Год назад он встретил Свету Е., которая вернулась домой из каких-то далёких краёв. Она похоронила мужа и теперь живёт в окружении внуков. Узнав от Фёдора, что со мной есть телефонная связь Света попросила его передать просьбу, чтобы я выбрал время и позвонил ей.

Набрав номер телефона, я услышал незнакомый голос:
- Слушаю Вас.
- Здравствуйте, Светлана Кирилловна! – вежливо поздоровался я.
- Здравствуйте! С кем я разговариваю?
- Сейчас, Светлана Кирилловна, Вы слышите голос из глубины прошлого века. Не узнаёте? – попробовал я пошутить.
 
Молчание...и следом, будто между нами и не было нагромождения из более чем полусотни лет, прожитых в полном неведении друг о друге:

- Боже мой! Стасик! Неужели я слышу тебя?

Я невольно улыбнулся тому, что, по-прежнему, оставался для неё "Стасиком", услышав  в этом почти забытом имени отголоски своего детства и уже не удивился, что через пятьдесят лет мы не узнали голоса друг друга. У Светы почти пропала её давняя картавинка, которую было приятно слушать. Теперь в трубке звучал голос незнакомой женщины. Наше общение ограничилось общими фразами, обещанием не забывать и звонить. После того, первого, разговора мы перезванивались пару раз, поздравляя друг друга с днём рождения и старательно обходили стороной прожитую каждым жизнь. Но однажды случился ещё один разговор. И он нёс какую-то необычность, тревожность. Я позвонил Светлане 1-го января 2016 года, чтобы поздравить её с Новым годом.

- У тебя есть сейчас время поговорить? – в ответ на поздравление спросила она, видимо, желая удостовериться, что моя жена не будет присутствовать при разговоре.
- Да, конечно, я слушаю тебя.
- Я знаю, ты не захотел разговаривать со мной тогда, в апреле 1964 года, помнишь, я приглашала тебя к телефону, - напомнила Светлана о моём давнишнем и не лучшем поступке. Странно, из памяти исчезло множество более значимых событий прожитой жизни, а вот тот мой некрасивый поступок не забывался и она тоже, оказывается, помнила его.
- Да, помню, но мне тогда нечего было сказать тебе, - честно признался я.
- А ты помнишь, как я с тобой ходила в рейс?
- Да, Света, помню, конечно. Ты две недели тогда плавала с нами.
- Так вот, я тебе хочу сказать, что это были самые лучшие две недели. Я помню их всегда. Больше у меня в жизни ничего лучшего не было.

Последняя фраза, произнесённая Светой, окатила меня холодным душем. 

- Света! О чём ты говоришь? У тебя дочь, сын, внуки. Они тебя любят, -  пытался я сгладить её горькое признание. – Мне, конечно, приятно, что ты помнишь то наше плаванье, но всё же думаю, что у тебя были и другие поводы ощутить себя счастливой. Вспомни, ведь у нас с тобой ничего такого-то и не было. Да и поцеловались-то мы всего несколько раз.
- Стасик! Ты не хотел тогда видеть, что я была влюблена в тебя. Тебе так было удобнее, потому что я была школьницей. Но я тебя не осуждаю и даже за то, что ты не захотел поговорить со мной в тот последний раз. Сейчас у меня к тебе единственная просьба: звони, пожалуйста, чаще.
 
Так закончился наш последний разговор, оставивший в душе какое-то непонятное волнение. Незаметно минул январь, февраль, а 8-го марта я держал в руках телефон, намереваясь поздравить Свету с Женским днём. Не знаю почему, но я тогда отказался от звонка. Я не мог знать, что в это время страшная болезнь рак лёгких поедала её. Потом пришла для Светланы её последняя ночь, ночь на 1-е апреля 2016 года, когда что-то Необъяснимое вдруг прервало мой сон, видимо, желая сказать, что в трёх тысячах километров отсюда в муках доживает последние минуты жизни несчастная женщина. Это она много-много лет назад девчонкой-школьницей случайно встретила свою первую влюблённость,  отзвуки которой потом хранила в тайниках своей души всю жизнь.



Автор "Прозы.ру" Ник Литвинов предложил в память девочки Светы такие строки:

Я расстаюсь с тобой, любимый!
Моя несчастная любовь
В небытие уйдёт со мною,
И не вернётся болью вновь.

Судьба  давно нас разлучила
И каждый прожил жизнь свою.
Ты позабыл меня, мой милый,
А я всё помню и люблю.

Я мысленно с тобой прощаюсь,
Моих видений тает ряд...
Немеют пальцы, смолкли звуки,
Последний вздох...последний взгляд...
25 Тополиная метель
Валентина Щербак -Дмитрикова
            Тополиная метель          
           Саша училась в театральном институте. Жила   в студенческом общежитии в комнате на двоих: вместе с однокурсницей, веселой бесшабашной девчонкой по имени Ева. Вообще-то никакой Евы не было, имелась студентка Евдокия Сапогова, которая считала, что родители ее назвали неправильно, и имя Ева ей подходит больше, чем то, которое дали при рождении.
          — Тебе хорошо, — говорила она подруге. — Чертовски красиво звучит: Александра Любавина… Прямо, хоть сейчас на киноафишу…  А мне всякие выкрутасы придумывать приходится. Фамилия Еву тоже не устраивала, и выбросив из нее вторую букву, вместо Сапоговой она стала  Споговой.
          Несмотря на разные характеры и неодинаковое отношение к возникающим жизненным ситуациям, совместное проживание в одной комнате девушек сблизило, их даже можно было назвать подругами.
           Веселая студенческая жизнь   текла…  Нет, не текла, а бурлила   по проложенному многими поколениями руслу. Все было примерно так, как поется в известной песне: «Студент бывает весел от сессии до сессии, а сессия всего два раза в год».
          Но экзамены Саша всегда сдавала на высший балл, хотя и не все легко ей давалось. «Талант и тренировка – это два множителя. Если талант безгранично мал, то усердие должно быть огромным», — часто говорил ее любимый преподаватель.  У Саши в равной мере было и то, и другое. Но она видела, что красивых и талантливых в институте немало, и от этого становилось немного страшновато за свою дальнейшую судьбу. Поэтому учеба у нее всегда была на первом месте.
          * * *
           В городе бушевала тополиная метель. Студенты высыпали на улицу, сдав последний экзамен. Впереди их ждало лето. И теперь большинство думало о том, как бы лучше, веселее провести его. После экзаменов хотелось забыть об учебниках и конспектах и, вздохнув полной грудью, начать, наконец, отдыхать и развлекаться. Кто-то мечтал поехать автостопом на море в Сочи, Крым, кто-то домой в родные края.
          А Саша думала о том, как и где устроиться на работу.  Ей позарез нужны были деньги на лекарства для бабушки, единственного родного человека.  Саша часто писала ей письма и тут же получала ответы, а иногда бабушка даже немного денег присылала внучке.  Пока здоровье позволяло. Но сейчас она была очень больна, и требовались деньги на дорогие лекарства.
         Сашиной подруге Еве деньги тоже были нужны. Правда, по самой банальной причине — она очень любила их тратить. Так что планы на лето у подруг были одинаковые.
        Уже не первый день перебирали они возможные варианты трудоустройства.
        Работа непыльная, — говорила Ева, смахивая с лица тополиные пушинки. — Будем с тобой раздавать подарочные наборы стирального порошка. Идет? — Она вопросительно посмотрела на подругу. — Нет, лучше наборы гигиенических прокладок. Заодно и себя можно будет обеспечить этим регулярно нужным и весьма дорогостоящим товаром. — Ева   с хитринкой взглянула на подругу и хихикнула.  Саше ее идея не понравилась.
        — Я бы лучше дворником поработала, — сказала она.  — Но кто возьмет студентку театрального института в дворники?
         — Никто, — резко и категорично, проговорила Ева. — Эти рабочие места давно уже забронированы таджиками и узбеками. 
         — Можно уборщицей или нянечкой в детский садик. Там всегда вакансия, — продолжила Саша.
         — Платят очень мало, потому и вакансия,— сказала подруга. И поморщившись, добавила:
         — Ненавижу деньги, особенно, когда их нет.
        Вообще-то Еве ну, совершенно не хотелось работать, тем более дворником или нянечкой в детском саду, но деньги были нужны. Ох, как нужны были деньги! Она мечтала обновить свой гардероб, купить хорошую косметику и самую модную сумку. «Крути, крути мозгами, — мысленно приказывала себе Ева.
          — В такой солнечный теплый день хорошо поехать на природу или, хотя бы в парке погулять, а не махать метлой и не опорожнять детские горшки, — проговорила она с раздражением.
        И тут ей в голову пришла идея.
         — Ты хорошо знаешь английский? Разговаривать умеешь? Сможешь понять, если тебя о чем-то спросят?
        — Смогу, — ответила Саша. — Но я лучше знаю немецкий.
        — Отлично! — воскликнула Ева. Я придумала престижную работу. Пойдем на Новодевичье кладбище.  И станем там отлавливать иностранцев. Я буду улыбаться им, а ты заговоришь на английском, расскажешь о том, кто похоронен в могиле, мимо которой мы проходим. И затем предложишь свои услуги гида.
         — А ты что будешь делать? — спросила Саша.
         — Ну, я с тобой буду рядом, чтоб чего не случилось. Вдвоем, ведь безопаснее.
         — Нет, — сказала Саша. — Это мне не подходит.
         — Ну, тогда можно попробовать устроиться секретаршей или девушкой по вызову.
         — Замолчи! — сердито сказала Саша.
         — Ой!  Ой, какие мы гордые! А на какие шиши ты собираешься свою бабушку лечить? — крикнула Ева, присоединяясь к веселой компании однокурсников, спешивших в кафе отмечать сдачу экзаменов.
        Саша вместе с ними не пошла.  Ей нужно было зарабатывать деньги, а не тратить последние на посиделки в кафе.  И мысли об этом крутились в голове, как назойливые тополиные пушинки.   
        Вообще-то они с Евой уже второй год подрабатывали по специальности: в массовках в театре, на киностудии при съемке фильмов и всевозможных сериалов. Это были небольшие, но очень нужные деньги.  На одну стипендию, вообще, прожить было невозможно.
            Саша шла задумавшись.  Белые пушинки прилипали к лицу, рукам, платью. На обочинах тротуаров, привлекая к себе взгляды прохожих, лежали горки белоснежной «ваты». Остановилась, нагнулась, взяла тонкие, шелковистые волокна в руки. Вспомнилось детство, друзья и игры, связанные с тополиным пухом: как делали смешных зверьков, мастерили «зажигательные бомбы», приделывали    друг другу симпатичные бородки и усы. И от этих воспоминаний на душе стало светлее и легче.
            Отмахиваясь от пушинок, она шла, перебирая в уме возможные варианты трудоустройства. «Лучше всего, конечно, поработать по специальности, — решила Саша. — Надо завтра пойти на киностудию? А вдруг, улыбнется счастье?»
  * * *
           На киностудии было шумно, весело и безалаберно. Проходил кастинг.  Искали двух актрис на небольшие роли. Уже немолодой, с несколько одутловатым лицом и изрядно поредевшей, а когда то-густой и красивой, шевелюрой, кинорежиссер Пихалков, любитель женского пола, сам проводил отбор.
         В его фильмах всегда были небольшие сценки для двух-трех молоденьких девушек даже если в сценарии эти  роли отсутствовали. Он подправлял авторский текст, добавляя желаемое. Свою причуду кинорежиссер объяснял одной фразой: «Ищу таланты». Бывали случаи, что он, действительно открывал таланты, и какая-либо   из дебютировавших молоденьких актрис с его «легкой руки» начинала потом часто сниматься в фильмах и имела заслуженный успех.
          — Самое главное в жизни, – это оказаться в нужном месте в нужное время, — со смехом проговорила Ева.
         Так у них с Сашей и получилось. Без блата, без предварительной записи пришли и сразу попали на кастинг. И в этой толпе, ждущих и надеющихся, они и оказались теми двумя девушками, которыми   заинтересовался кинорежиссер.
         Еве он сказал, чтобы она завтра в это же время пришла на киностудию для собеседования, а Саше, что хочет поговорить с ней сегодня и просил немного подождать.
         Ждала она недолго, не более получаса, но за это время столько мыслей пронеслось в голове. Они с Евой шли сюда, надеясь поучаствовать хотя бы в массовках. И вдруг такая удача! Нет, удачи пока еще не было, их просто выделили из общей массы, как наиболее подходящих для исполнения каких–то   ролей. Просто по внешнему виду. Со сценарием Саша не была знакома. О какой роли может идти речь, не знала. Но она решила, что приложит все усилия, чтобы получить эту роль и сыграть ее.
          Сердце билось быстро, быстро. От волнения щеки стали пунцовыми. Она сидела в ожидании, не спуская глаз с входа, откуда должен был появиться властитель ее дум.
           Дверь, наконец, открылась.
           — Идем, — сказал кинорежиссер, подходя к девушке.
           Саша поднялась и, как загипнотизированная, двинулась следом за ним.
           — Очень тороплюсь. Садись в машину. Там и поговорим, — небрежно бросил он, обернувшись в ее сторону.
           — Здесь, — режиссер указал рукой на сидение рядом с собой.
           Машина тронулась.
            — Так ты хотела бы сниматься в этом фильме? — спросил он у Саши, оглядывая ее с ног до головы.
         — Да, хотела бы, — ответила она, волнуясь.
         — А почему ты не спрашиваешь у меня, что для этого нужно?
         — Я и так знаю, — со вздохом сказала Саша. — Пройти конкурсный отбор.
         — Гм-м-м, — произнес Пихалков невнятно, и при этом подумал: «Притворяется или действительно не понимает?».
         Оглядев еще раз девушку со всех сторон, он глубокомысленно произнес:
          — Тогда поставим вопрос по-другому. А что нужно, чтобы пройти конкурсный отбор? — не выпуская из рук руль, он придвинулся к ней ближе, ожидая ответа.
          — Нужен талант и немного везения, — тихо произнесла Саша.
          — Ну, талант, это талант…   Он у многих есть. А вот, везение – это важно! — Он придвинулся  к ней еще ближе. Так, что колени их ног соприкоснулись.
          — А что нужно, чтоб повезло в этот раз именно тебе?
           Он повернулся к Саше, наклонился,  дыша ей прямо в лицо.  И, как бы невзначай, положил свою руку девушке на колено.
           — Ты такая непонятливая или прикидываешься?  Везение, девочка, не приходит само. Его нужно заработать, — сказал он, продвигая свою длань выше, и глядя на девушку, как кот на пойманную мышку.  Пунцовые щеки Саши вмиг побледнели.
          — Остановите машину, пожалуйста! Я уже приехала, — скороговоркой проговорила она  первое, что пришло в голову.
          — Да, но я еще не приехал, детка. А едем мы ко мне домой. Репетировать нужно, чтобы завтра тебе улыбнулась удача.
          Его   рука заскользила еще выше по ноге девушки.  «Да что же это такое?» — мысленно возмутилась Саша, резко отбрасывая нахальную волосатую пятерню прочь от себя и поправляя задранный подол юбки. «Бежать, срочно бежать отсюда», — метнулась в ее голове мысль.            
           — Остановите машину, я хочу выйти. — Щеки ее пылали, голос дрожал. 
           — Ты хорошо подумала? — спросил режиссер, усмехаясь, но машину остановил.
           — Вы меня с кем-то перепутали, —   проговорила Саша, изо всех сил дергая дверцу машины, которая никак не хотела открываться.  — Или я ошиблась, приняв вас за кинорежиссера, — добавила она, посмотрев ему прямо в глаза. И наконец, открыв сопротивлявшуюся дверцу, она выскочила из «железной мышеловки».      
          Нет, она не боялась его, он   был ей противен. 
        — А ты хотела бы без труда вытащить рыбку из пруда? Ах ты, маленькая сучка! Да таких, как ты, у меня навалом, — зло проговорил Пихалков.   
        — Ты никогда нигде не получишь ни одной роли. Уж я об этом позабочусь! — прокричал он ей вслед, захлопывая дверцу машины.
           Фыркнув несколько раз, она поехала. Из выхлопной трубы вырвалось облачко газов.  Саше оно показалось дыханием зверя, от которого в этот раз ей удалось спастись.
         Она осталась одна на обочине тротуара.    На асфальте лежал прибитый дождем и истоптанный безжалостными ногами когда-то белый тополиный пух. Он был грязным и противным.  Так же черно и гадко было у нее на душе.
            — Господи! Сделай так, чтобы этот человек   больше никогда не встретился на моем пути… — прошептала девушка, растеряв все свое мужество и еле сдерживая набежавшие слезы обиды.
          * * *
         А Еве счастье улыбнулось. Хоть и кривой улыбкой, но улыбнулось.  Режиссер обещал  небольшую роль в этом фильме. Правда, на собеседование пришлось ходить не один, а три раза. И еще, наверное, придется являться «на репетиции» к нему домой. Но это путь многих начинающих талантливых актрис. А Ева, безусловно, была талантлива. Ждать помощи ей было не откуда и не от кого. Дорогу нужно было пробивать самой, своими силами. И если появлялся, хоть маленький, шанс, упускать его было нельзя ни в коем случае. Она и не упустила.
          После «собеседования» Ева пришла усталая, разбитая. Бросив на стол сумку, села на кровать и, глядя на Сашу, грустно произнесла:
          - Весь мир театр, в нем женщины, мужчины — все актеры. Шекспир комедия «Как вам нравится».
         Саша удивленно посмотрела на подругу. Ева сняла туфли, растерла ступни ног и продолжила:
         — Вот я…  Дочь своих родителей, студентка, твоя подруга. Это все мои роли. А теперь  прибавилась еще одна — роль любовницы этого старого козла.  Дерьмовая роль. — Ева криво улыбнулась.  — Зато, может быть, даже завтра прибавится еще одна, очень хорошая. Я буду артисткой кино. Такова жизнь.   Эх, Саша, нет худа без добра. Надо только суметь найти это добро.
         Ева достала из сумки маленькую бутылочку коньяка и грустно произнесла:
         — Давай выпьем за мои последние две роли. За плохую и хорошую. Талантливых и обаятельных среди нас много. Да вот, только удача приходит не к каждому. А если пришла, то упускать ее нельзя.
          — Как может он себя так вести? Уважаемый режиссер… — произнесла Саша.
          — А льву наплевать, что думает о нем овца, — с кривой ухмылкой ответила Ева, наполняя рюмки коньяком.
          Подруги выпили за удачу, за хорошую роль Евы, да и за плохую тоже выпили. Потому что без плохой не было бы и хорошей. Как бы оправдываясь, Ева произнесла:
        — Это бизнес, Саша. Пошлый, грязный, но все же бизнес. Роль чрез постель. Он свое получил. Надеюсь, что я тоже получу то, что хотела.
         Ничего не ответив, Саша подошла к окну.
       — Ты, Сашок, хорошая девчонка, но белая ворона! Удача – это одноразовые крылышки судьбы. Второго шанса может просто не быть, — продолжила Ева.
           Ей было не понятно, почему подруга не сделала так, как она, и упустила подброшенный судьбой шанс, который может быть, уже больше никогда в жизни не повторится.   
          Саша понимала Еву и не осуждала ее. У подруги появилась возможность показать свой талант, выйти из небытия, засветиться на артистическом небосводе.   «Флаг в руки! Действуй, как считаешь нужным… У тебя есть шанс… »
          Но сама Саша так, как сделала подруга, поступить не могла.
        — Душно, — произнесла она, открыв окно. — Уже поздно. Давай ложиться спать. Завтра утром мне выходить на работу.
       По улицам шумела тополиная метель, сметая грязные комочки «ваты» и покрывая тротуары новым, чистым слоем белого пуха.   
26 На краю пропасти
Олег Маляренко
     На смену бабьему лету вновь вернулась осень. Родное село выглядело приветливо под лучами заходящего солнца. Когда Борис вошёл во двор родительского дома, отец колол дрова на зиму.
     - Папа, иди отдыхать! – весело сказал сын. – Оставь мне чем развлечься.
     - Надолго к нам, сынок? – старик отложил колун.
     - Думаю, дня на три, а там, как получится.
     Борис поздоровался с матерью, переоделся и принялся за работу. Несмотря на то, что он бодрился, мысли у него были невесёлые. И вертелись они, в основном, вокруг жены Лили. Надо было принимать в отношении неё какое-то решение. Возможно и роковое.

     Когда Борис познакомился с будущей женой, она только начинала свой бизнес, а он подыскивал работу. Таким образом, Борис женился на бизнесвумен, которая стала для него также и начальницей. Жена проявила необычайную деловую хватку, и её бизнес успешно расцвёл, несмотря на все мыслимые и немыслимые преграды. Если Лиля стала головой фирмы, то муж исполнял роль рук и ног. Такое положение устраивало обоих, потому что они любили и дополняли друг друга.
     Постепенно в семью пришёл достаток, и они могли позволить себе многое, о чём можно было мечтать. Для полноты счастья оставалось только завести детей, однако здесь случилась заминка. Лиля никак не могла забеременеть. Затратили много денег на лечение и врачей, и всё безуспешно. Тогда добрались до высшего авторитета в области гинекологии и услышали от него неутешительный приговор: у Лили никогда не будет детей.
     Против того, чтобы взять приёмного ребёнка возражал Борис. А Лиля не соглашалась на рождение ребёнка от «суррогатной» матери. Кто-то сказал, что если дом не наполняется детскими голосами, то он наполняется неприязнью и кошмарами.
     Однажды Борис застукал жену с любовником. Здоровый бугай, сверкая белыми ягодицами, спрыгнул с балкона и был таков. Лиля в слезах бросилась мужу в ноги, вымаливая прощение. Борис брезгливо перешагнул через неё и перебрался в гостиницу. Он сам не был безгрешен и регулярно заводил интрижки на стороне. Но на то он и мужчина. А она – жена, хранительница домашнего очага. И совершенно непозволительно, чтобы у этого очага грелся ещё кто-либо кроме мужа.
     Через месяц супруги вроде помирились, но не до конца. Проступок жены змеёй влез в душу Бориса, и он не мог с этим ничего поделать. Стало очевидным, что он её разлюбил. Следовало бы расстаться с Лилей, но он на это не мог решиться. Слишком многое связывало их друг с другом.
     Внешне у них были добрые, и даже любезные отношения, особенно при посторонних. Но жить они стали раздельно: Борис – на первом этаже, а Лиля – на втором. Жена не скандалила, не упрекала, а только молча бросала на мужа грустный взгляд и вздыхала. Вопреки такому взаимному охлаждению, деловые отношения супругов остались неизменными, и деятельность фирмы не пострадала.
     В этот отрезок времени в жизни Бориса появилась Кристина. От других любовниц она отличалась молодостью, красотой и весёлым нравом. Борис всерьёз увлёкся девушкой. Эти отношения он старался скрыть от жены, хотя вряд ли это удалось.
     Кристина работала на кондитерской фабрике, поэтому Борис называл её «Шоколадкой». Её чёрные глаза, чёрные блестящие волосы и гладкая смуглая кожа доводили его до исступления. Девушка жила в общежитии, поэтому встречаться приходилось в комнатах отдыха на вокзале. Эти встречи приносили радость обоим, несмотря на вокзальную обстановку. Когда Борис прощался с любовницей поздним вечером, то всякий раз сожалел, что не может оставаться с ней, сколько хочет.
     Страсть Бориса к Кристине не гасла, а наоборот, разгоралась всё сильнее. Он начал задумываться о том, чтобы развестись с постылой Лилей и жениться на любимой Кисе. Только одно беспокоило его: у девушки за душой ничего нет, а он при разводе будет не намного богаче, чем она. Все активы фирмы принадлежат Лиле, а при разводе её адвокаты позаботятся о том, чтобы ему достались лишь жалкие гроши. В таком случае придётся начинать всё с нуля. А он уже привык жить в комфорте, и отказаться от всех благ будет тяжело и унизительно.
     Вот если бы Лиля умерла, то проблема решилась бы сама собой. Ведь может она серьёзно заболеть или попасть в аварию. А что, если помочь ей?.. Борис вздрогнул от такой жуткой мысли. Нет, на такое он не пойдёт никогда! Борис немедленно прогнал эту мысль, но она назойливо возвращалась к нему, подобно белой обезьяне.
     Через несколько дней в памяти Бориса всплыла история с его знакомым. Он женился на состоятельной женщине, а через некоторое время она утонула в море, купаясь на диком пляже. Причина её смерти осталась не выясненной – несчастный случай или самоубийство. Знакомый попал под подозрение, но у него оказалось железное алиби.
     Есть только два способа, чтобы родиться человеку, но тысячи способов, чтобы умереть.
     Самый простой способ устранить нежелательного человека – нанять киллера. Но и здесь имеется множество подводных камней – среди них, можно нарваться на подставу, или киллер выдаст заказчика. Этот способ далеко не безопасен.
     Много жестоких мыслей возникало и исчезало в забубённой голове Бориса, пока к нему не пришло озарение. Несколько лет назад в газете писалось, как парень и девушка покончили жизнь, бросившись с Белой Скалы.
     А что, если моя Лиля тоже бросится со Скалы? Но это надо тщательно, даже безукоризненно, подготовить. Для этого необходимо всего-то заманить на Скалу и помочь ей свалиться. Сто метров свободного падения дадут потрясающий результат. Не менее важно обеспечить себе надёжное алиби.
     От таких мыслей у Бориса стало мерзко на душе. Но игра стоит свеч! Трудно будет справиться с ролью безутешного вдовца, но он преодолеет и это. Зато через полгода несчастный муж сможет жениться на любимой Кристине и утешиться. Они заживут весело и счастливо, а молодая жена родит ему троих чудесных детей.
     Всё своё свободное время Борис посвящал обдумыванию предстоящей операции. Всё должно быть подготовлено заранее и основательно. В таком деле мелочей не бывает. План следует выполнять чётко, вводя при необходимости коррективы. А начать необходимо с того, чтобы усыпить бдительность Лили и снять возможные подозрения.

     Перемены в поведении мужа стали для Лилии неожиданными, хотя она долго их ждала. Её терпение и выдержка дали отличный результат. Мужа как подменили. Он стал ласковым, внимательным и весёлым, примерно таким, каким был в первые годы после свадьбы.
     Супруги сходили в дорогой ресторан, где отлично провели время. А вечером Борина половина их широкой кровати потеряла девственную чистоту. Их ласки были страстными, нежными и приятными. Борис был подобен моряку, который вернулся в родную гавань после долгих странствований. А Лиля стала той гаванью, что принимала корабль моряка. Долгожданная встреча принесла тепло и умиротворение.
     «А ведь моя жена вовсе не плоха, - подумал Борис, отходя ко сну. – И как женщина, она на высоте, чего раньше я не замечал». «Наконец-то лёд тронулся!» - подумала Лиля, не зная, что цитирует классиков.
     Борис стал жить двойной жизнью, что у него случалось и прежде. Но на этот раз надо было скрывать её особенно тщательно. Обе женщины его хотели и старались выполнять все его желания. Но если с женой отношения были спокойными, то с любовницей его страсти горели. Чумазый чёрт хитро прищуривался и нашёптывал в ухо Борису: «Бросай жену и осчастливь любовницу». А Кристина никаких требований к нему не выставляла, но всякий раз давала понять, что не хочет делить его с другой женщиной.
     После долгих раздумий Борис решился продолжать намеченный плана до его завершения. С ролью милого и добропорядочного мужа он справлялся успешно, не вызывая сомнений ни у жены, ни у сотрудников и друзей.
     В конце сентября Борис предложил Лиле сходить в лес и подняться на Белую Скалу, откуда открывается волшебный вид. И она с радостью согласилась.
     - Тогда готовься, жёнушка, а я съезжу к родителям до завтра. Зачем-то вызывает отец.

     Когда Борис закончил колоть дрова, начало смеркаться. Мать пригласила его ужинать.
     - Мамуля, накрывай пока стол, а мне надо на пять минут сходить к Ваське.
     - Хорошо, сын. Только не задерживайся.
     Василий, друг детства Бориса, живёт по соседству.
     - Кореш, выручай. Завтра я собираюсь закатиться к одной бабе, но чтобы жена ничего не заподозрила, позвони ей по моей мобилке в десять часов, а потом ещё два раза. Только постарайся не забыть. Да ещё, когда услышишь её голос, давай отбой.
     Борис оставил свой телефон приятелю и пошёл в родительский дом.

     К автостоянке Борис пришёл заранее, чтобы подкачать колёса. Немного погодя прибыла и Лиля. С хорошим настроением супруги отправились в загородную поездку.
     Когда въехали в лес, Борис свернул с дороги и остановил машину в конце поляны поближе к кустам. Погода была превосходная. Светило ещё тёплое солнце, синело притихшее небо, а деревья были покрыты золотистыми, увядающими листьями.
     Путники вышли на тропинку, ведущую вверх. Подъём был пологий, поэтому можно было без затруднений любоваться окружающим лесом. В одном месте деревья окружили тропинку со всех сторон. Солнечные лучи пронизали листву всех цветов, от светло-соломенного до темно-бурого, но преобладал золотой цвет.
     - Боречка! Посмотри, какая красота! – воскликнула Лиля. – Я такую картину не забуду до конца жизни.
     - Я тоже это не забуду, - отозвался Борис с натянутой улыбкой.
     В это время года в лесу бывает мало людей. По пути супруги издали встретили только двух бабок-грибниц.
     Наконец добрались до вершины Белой Скалы. В этом месте почва обнажилась белым известняком, давшим горе её название. Отсюда открывался поразительный вид. Вдали синели ломаные контуры горы Четыре Дага *, а внизу золотистым ковром раскинулся лес. Скала отвесно обрывалась на добрую сотню метров, придавая виду необычайную остроту.
     - Боря, как я благодарна тебе, что ты привёл меня сюда! Вижу, что и ты тоже в восторге от этого чудесного вида, - ликующе произнесла Лиля, когда они присели на краю обрыва.
     Борис пребывал в это время не в восторге, а в ступоре. Казалось, что может быть проще, подхватить жену и столкнуть её в пропасть. И прости-прощай, Лилечка. Это же нетрудно – она такая лёгкая и стройная.
     Из оцепенения его вывела трель Лилиного мобильника. Пока она доставала его из сумки, трель прекратилась. Лиля поглядела на телефон и удивлённо сказала:
     - Ничего не понимаю. Звонок от тебя, а ты сидишь рядом.
     - Забыл я мобилку у родителей. Наверное, им балуется племянник.
     По хитроумному плану Бориса этот звонок Лиле из села подтвердит его алиби и даст большой шанс выйти сухим из воды, вернее из каши, которую он заваривает. А сейчас главное – взять себя в руки и унять дрожь.
     Борис взял жену за плечи. Сейчас он её поднимет и сбросит со скалы. Через несколько секунд её не станет. Интересно – будет лететь молча или кричать?
     Лиля нежно обняла мужа.
     - Дорогой Боречка! Сейчас я хочу сказать тебе что-то очень важное. Да ты не волнуйся! На тебе лица нет, так побледнел. Радость большая, мой родненький!
     Борис хотел что-то сказать, но не смог издать ни звука.
     - Я беременна! У нас будет ребёнок!!!
     У Бориса потемнело в глазах, он рухнул на землю и со стоном стал по ней кататься. Если бы он мог плакать, то сейчас разрыдался бы. Но слёз не было. Нет ему прощения! Не иначе, как сейчас пролетел Ангел и не дал ему убить две жизни.
     Лиля испугалась такой реакции мужа, совершенно для неё неожиданной. Она склонилась над мужем и плотно прижалась к нему.
     - Ну, не надо так убиваться, миленький! Скажи хотя бы – ты рад или нет?
     Борис смог только утвердительно кивнуть. Но вскоре голос вернулся к нему.
     - А ты уверена, Лилечка?
     - Да, да, да! Пока я не была уверена, тебе не говорила. Проверяли трижды.
     - Как тебе удалось сотворить такое чудо и посрамить врачей, которые в один голос твердили, что ты бесплодна?
     - Это чудо сотворил ты, когда пробудил во мне женщину.
     - Теперь для тебя, жёнушка, самое важное - выносить и родить здорового ребёнка.
     - Я уже подумала и об этом. Через два-три месяца я уйду в отпуск, и делами фирмы будешь заправлять ты.
     - Тогда позволь мне половину моей зарплаты отдавать на строительство церкви в нашем районе.
     - Делай то, что ты считаешь нужным. Это будет наша благодарность Богу и его Ангелам.
27 Это был он, наш папа
Наталья Коряковцева
Я помню,  как он пришел к нам. Он вошел и поставил свои большие ботинки аккуратно в сторонку,  и как-то виновато смотрел на маму.  А мы с братом, с любопытством разглядывали его - незнакомого мужчину. Я тогда, был еще маленький, а брат, еще меньше.  Мужчины в нашем доме были большой редкостью,  вернее, они,  к нам практически никогда не заходили.  Наш отец погиб, когда мне, было всего два с половиной  года, а брату и того меньше - полтора. Мы знали отца, только по фотографиям. И если, в моей памяти,  остались фрагменты воспоминаний, размыто, смутно, но остались,  то брат мой,  совершенно его не помнил. 
В тот вечер, мама была взволнованной,  какой-то странной, а потом,  пришел он.  Поздоровавшись, сразу,  прошел в комнату, на ходу погладив меня по голове.  Помню, как мы пили чай, а я все рассматривал его. Уже тогда, я понял, кто это.
Мама говорит что отец, очень любил нас, мы с братом очень похожи на него, особенно я.  Хотя, родственники говорят, что мы с братом,  как близнецы, я все-таки, думаю, что я больше похож на отца.  Бабушка говорит, и характер у меня отцовский.  Жаль,  что его не стало… 
Так вот, мы сидели в гостиной,  мама застелила большой, круглый стол, красивой кружевной скатертью. Так же, как она это делала всегда,  на наши дни рождения. Мы с братом,  молча, пили чай и настороженно наблюдали за незнакомцем.  Он улыбался нам, и все время смотрел на маму.  А потом, он стал чинить нашу видео приставку. Не справившись с работой, он решил ее забрать и починить у себя дома. Все это, потом, нам объяснила мама.  Но,  когда мы с братом,  увидели что нашу любимую игрушку,  забирает чужой мужчина, мы разревелись.  Мама никак не могла успокоить нас. Он забрал приставку и ушел. Я отчаянно ревел, размазывая слезы по щекам.  Брат ревел не меньше. Мама обнимала  нас и тоже плакала. Потом она уложила нас спать, но я долго не мог уснуть в тот вечер.  Я встал попить и тихо прошел на кухню.  А мама,  все еще  не спала, она сидела за столом и рассматривала альбом с фотографиями, она  снова плакала.  Мне было так жаль, что она плачет, я подошел и обнял ее, от неожиданности она вздрогнула.  Она повернулась, ее глаза были красными,  в руках, она держала фотографию отца.
- Не плачь мама. Теперь, у нас, снова есть папа. Это ведь, был он? С опаской спросил я, и  испугался собственных слов, как будто, этими  словами, я обидел  моего  настоящего отца. Чувствуя вину, зачем то,  стал рассказывать, что у нас в садике есть мальчик,  у которого теперь  два  папы. Его  родители развелись, а потом, его мама, снова вышла замуж. Я говорил так уверенно, будто уговаривал маму, будто уверял, что она, не предает нашего отца. И я, не предаю, просто так бывает...
 Мама вытерла слезы и крепко обняла меня.
Она напоила меня молоком и снова уложила в постель, а я, все ждал ее ответа. Она уже  выходила из комнаты, когда я окрикнул ее.
- Мама! Это ведь, был он, наш папа?
Она вернулась, поправила мое одеяло и поцеловала меня.
- Я очень этого хочу, сынок. Я надеюсь на это. Но я, не знаю…
Мама грустно улыбнулась и снова поцеловала меня.
Я улыбнулся и закрыл глаза, я почти уже  засыпал.  Я  то, уже точно знал, что это, был он,  наш папа!
28 Она живая. Ее зовут Катя...
Наталья Коряковцева
Она лежала в маленькой железной кроватке, с тонкими прутьями, на которых местами давно сошла краска. Просто лежала и смотрела в потолок. Она любила смотреть в окно, но, у нее это редко получалось. Медперсонал обращал на нее мало внимания, часто забывая переворачивать ее с бока на бок. Когда в очередной раз ее поворачивали к стене, казалось, из ее тела выдыхается разочарование. До ужина ей придется смотреть на голые, холодные стены, покрашенные темно-синей краской. Она не возражала против такой жизни, она не умела возражать. Она, ничего не умела. Ее звали Катя. Катюша, Катюня, так ласково называла ее мать. Совсем недавно у нее было день рождение, ей исполнилось семь. Заветный возраст, в котором ребенок, становится другим, все еще малыш, но уже такой взрослый, серьезный и рассудительный. Первые тревоги, учеба, первая ответственность. Начало взрослой жизни. У нее, ничего этого, не было. Только четырех разовое питание из бутылочки и  смена памперсов по расписанию.  Она бы любила принимать ванну, но медперсонал, не очень то, с ней церемонился, переодевание зачастую становилось пыткой. Щипки и царапины, оставленные неловкими руками, причиняли боль, но она, давно уже привыкла к этому. Ее мать купала и переодевала ее с осторожностью, она целовала ее недвижимое тельце и часто плакала.  Тогда, Катя любила купаться. Теплая вода обволакивала, тело выпрямлялось, боль исчезала, а внутри, просыпались новые чувства: блаженство, невесомость и свобода.  Так было тогда, когда ее мать была рядом. А потом, что-то случилось, и она оказалась здесь.  В этой душной, почти не проветриваемой палате. Бывало и по другому. Иногда, редкое проветривание затягивалось, девочка чувствовала холод, боль сковывала ее  непослушные суставы, но, она ничего не могла с этим поделать. Тонкое одеяльце, лежащее рядом, могло бы укрыть от холодного сквозняка, но и это,  было недоступно для нее.
Сначала Катя лежала в палате  одна, позднее в палату положили еще одного ребенка, девчушку лет десяти. Новоприбывшая, с любопытством разглядывала лежащую в кроватке девочку, увидев, что Катя ни как не реагирует на нее,  потеряла к ней, всякий интерес. Лежачая девочка была глухонемой и парализованной, с ней нельзя было поиграть или хотя бы просто поговорить.  В свои полные семь лет, она выглядела года на три не больше. Иногда, она что-то мычала в своей кроватке, но это,  было очень редко, в основном она просто смотрела в потолок.
Вечно куда-то спешащие  и чем-то, недовольные медсестры и нянечки, не очень  то, жаловали больную девочку, каждое кормление сопровождалась неприятными высказываниями, а смена белья и того хуже.
Однажды пожилая санитарка наводила порядок в палате. Она что то ворчала себе под нос.
- Вот растение! Сама мучается и нас всех мучает. И мать ее дура! Ну, собралась рожать второго,  дай Бог, здорового, сдай ты эту, в интернат, на кой она тебе?!  Трава, травой! Только ест и гадит! Наказание Господне! Она все не могла успокоится  после смены памперсов.
- Как ее зовут? Спросила новенькая девочка.
- Зовут? Да кто, ее, зовет то? Да она, и не слышит поди! Вроде Катя...
- А где, ее мама?
- В роддом легла, на сохранение, да может и родила уже! Эта, то,  у нас уже, поди месяца два лежит... Вот какая с нее, радость?  Горе одно! По мне, лучше бы  таких, сразу... Чем вот так, всю жизнь!... Но, мы, гуманное Государство, мы, таких, холим, лелеем!
Санитарка резко дернула девочку за руку, наскоро, переодевая на ней рубашку.
И есть то, она, не может! И пить то, она не может! И в туалет то, по-человечески приспособится не может! Ну вот! Опять наделала! Да что, тебя, совсем, не кормить что ли! Не успела памперс сменить! А мне, опять подарочек! - Женщина неловко отодвинула девочку с грязной простыни. - А вот, нет простыней! Вот и лежи теперь, вся грязная! И за что, мне это? И когда тебя, мать твоя непутевая заберет? Поди, тоже недоделанная, раз такую родила!
- Почему вы с ней, так? Робко, но с каким-то внезапным, внутренним вызовом, спросила девочка.
- Что я? Да она, не живая! Она ничего не понимает!   Она - дерево! Амеба!  Не слышит,  не чувствует, сказать ничего не может, да и не видит почти ничего!
Она отмахнулась рукой на замечание девочки и вышла из палаты, оставив Катю на мокрых и грязных простынях.
Время шло, а санитарка не возвращалась, она видимо забыла о смене белья, продолжая делать  на ходу, более важные на ее взгляд дела.
     Решив, что санитарка отсутствует достаточно долго, девочка  немного помедлила, а затем, уверенными движениями   достала влажные салфетки и начала протирать  худое и почти синее Катино  тельце.  Она не чувствовала отвращения, только досаду, досаду на  умных, мудрых, уже проживших целую жизнь взрослых. Взрослых, которые не могли понять главных, простых и таких понятных на ее взгляд вещей.
- Она же не виновата, и я могла родится такой, и она... - С яростью и внутренним возмущением думала девочка.
Затем, она, постелила свою, чистую простынь и бережно пододвинула Катю. 
В коридоре прозвенел звонок вызова, медсестра прокричала ее фамилию, позвала на выход.
- Наверное, мама пришла! - Пронеслось в голове девочки. На выходе из палаты, она замешкалась и вернулась, еще раз проверила, хорошо ли укрыта Катя. Та,  лежала на боку, так, как ее положили. Только сейчас, девочка заметила,  огромные, синие  глаза, которые, внимательно смотрели на нее. Из глаз большими бусинами, накатились слезы, они, как две большие капли застыли у век.
- Я сейчас! - Прошептала девочка. - Не бойся! Не бойся их, Катя! Я тебя, не дам в обиду!  Скоро за тобой мама вернется... Все будет хорошо!
Кажется, малышка ее понимала, ее лицо разгладилось и будто наполнилось внутренним светом.

В следующее мгновение, девочка, уже бежала по коридору, ее пришли навестить родители. Захлопнув дверь отделения, она разрыдалась, крепко обняла мать и только повторяла без конца:
-  Не правда! Мама, она живая! Ее зовут Катя...
29 Аллилуйя любви
Игорь Гудзь
Ему было сорок два. Она была пианисткой. Он был грузноват, с тяжелым одутловатым лицом, и широкой лысиной на слегка угловатой голове. Она была стройна, грациозна, с лицом античной богини. Он работал на режимном предприятии, составлял сложные аналитические отчеты, готовил руководству доклады к конференциям. Она порхала божественными пальчиками по клавишам и считала окружающую действительность жалким приложением к ней, прекрасной и недосягаемой.

Он всегда ел на завтрак яичницу с сосисками, и доливал в чай холодную воду прямо из крана, если было горячо. Она всю кухню увешала таблицами калорийности продуктов, и бесценными советами как эти калории потом сжигать. Он не читал ничего, кроме «Спорт-Экспресс» и совсем не разбирался в живописи, поскольку был потомственным дальтоником. Она буквально жила в Третьяковке и до безумия обожала старинную японскую прозу, читать которую предпочитала в оригинале.

Они были настолько разные, что невозможно было даже представить их хотя бы где-то рядом! Но Они все же оказались рядом, в Ленкоме, на «Юноне и Авось». И даже тут - Она  чудом ухватила билетик у спекулянтов, а Ему вручил начальник в награду за удачный доклад. И Он совершенно искренне считал надвигающийся театральный вечер бездарно потерянным!

Они сидели рядом, чуть касаясь локтями, ничего и никого не замечая вокруг, и заворожено вглядывались в разворачивающееся на сцене действие. Два с лишним часа пролетели как один миг.
«Я тебя никогда не забуду… !» - шептал Он, украдкой смахивая слезу.
«Аллилуйя любви… ! Аллилуйя… !» - едва слышно, как эхо повторяла Она.

Спектакль закончился, смолкли овации. Он растерянно огляделся и встретился с ее разгоряченным взглядом. Они тихо улыбнулись друг другу, едва заметно, одними кончиками губ. И пошли на выход. Вместе… !
Такие разные раньше, и такие близкие сейчас!
30 Мурашки любви
Игорь Гудзь
Горелов бросил замутненный взгляд в корзину соседки по очереди и … оторопел. Надо же так глупо распорядиться деньгами! Два йогурта, пачка творога, небольшой кусочек сыра и пакетик кефира. Даже хлеба нет!

Горелов перевел взгляд на свою корзину и искренне порадовался, что он, все-таки, … не женщина, слава тебе Господи. Полкило вареной, полбуханки черняшки,  сырок "Дружба", ну, и ...она родимая! А как же....!
Стандартный набор для среднерусской равнины!

Дамочка мельком оглядела его корзину и милый, слегка вздернутый носик ее слегка поморщился, полные алые губки чуть поджались.
- Какие же мы все-таки … разные! – перехватил ее взгляд Горелов.
Дама в мгновенье ока оглядела его всего сразу, с ног до головы:
- Да..., вот только жить-то приходится вместе!

И опять поджала губки. И придвинулась на полчеловека к кассе.
Очередь рассосалась быстро. Горелов побросал все в небольшой пакет и поспешил на выход, на воздух свежий.
У дверей стояла соседка по очереди и нервно рылась в сумочке.
- Я бы помог донести! – прохрипел ей на ухо Горелов, так что она отпрянула в сторону. – Да вот нести-то и нечего у вас почти!
- Мужчин-а-а! – очнулась дама. – Я уже жалею, что ответила-а-а Вам. Идите себе...! Всего хорошего!

Так и разошлись бы они навсегда и никогда уже больше не встретились. Горелов жил совсем в другом районе, просто задержался вчера у Сереги допоздна, пришлось там и заночевать.
Но судьба не любит простых развязок. Ей торопиться незачем!

Дамочка продолжала копаться в сумочке, лицо ее сморщилось, стало злым и некрасивым, губки сузились и нервно извивались в известных выражениях.
- Потеряли!? – придвинулся ближе Горелов. – Может помочь?
- Как же … «потеряли»! У нас тут разве потеряешь….! Сперли! Кошелек!
- А чем же расплатилась-то! - засомневался дотошный по жизни Горелов.
 - Да вот после расплаты сразу и ..сперли, видать! Крутился там один, все терся, терся....!
И с подозрением взглянула на Горелова.
- Нее-е-т! – отступил в сторону Горелов. – Вы на меня так не смотрите! Я до такого еще не докатился. Может на пути где-то …. Но не скоро еще!

Дама вытряхнула содержимое сумочки прямо на асфальт, вывернула карманы. Все было напрасно. Уж что-что, а воровать-то у нас умеют! Ошибаются редко!
- Что же делать!?- подняла она на Горелова постепенно наполняющиеся слезами глаза и вдруг резко и визгливо вскрикнула:
- Милиции-и-я!... Ой! Гос-с-споди! Как ее … полиции-и-ия! Кошеле-е-ек украли!
Несколько случайных прохожих оглянулись на крик, постояли с секунду, равнодушно пожали плечами и пошли себе дальше. Тут вона страну целую растащили на хрен…, а она про кошелек какой-то! Смешно, ей-богу! Видать и в полиции тоже все покатились со смеху, поскольку никто так и не явился.

Дамочка все поняла и принялась молча собирать все назад в сумочку, тихонько всхлипывая и негромко причитая по-женски.
- Много поперли-то!?
- Много, немного, какая разница! Обидно просто! За себя … растяпа! Это ж не впервые у меня ...вот так!

Горелов, наверное, в первый раз взглянул на нее, как на женщину. Не сказать, чтобы молодая, не красавица, прямо скажем,но в форме еще, аккуратная такая, аппетитненькая. С изюминкой...!
- Мужу-то не говори! Побьет еще, если... «не впервые»! – закинул он наудачу.
- Не скажу! – поморщилась дама. – Некому говорить-то! И всё …мужчина-а-а! Всё-ё-ё! Хватит! Проехали! Дальше ...сама!
И пошла себе. Грустная и потерянная.

А Горелов не двигался с места. Что-то было не так! Выпить взял, пожрать есть. Серега ждет! А как-то... ! Ну не мог он просто так вот, взять и уйти. Что-то удерживало его на месте. И черт его знает ... что!
Защемило глубоко внутри, в горле встал шершавый ком, а по всему телу, по нарастающей, от пяток до макушки побежали миллиарды странных шаловливых мурашек.

Взгляд его остановился на удаляющейся даме и ноги сами понесли в ее сторону.
- Дамочка! Э-ээ! Женщина-а-а …! Погоди! Да постой ты …! 

P.S. - Прости Серега...!
31 Когда приходит любовь
Ника Прус
А знаешь, всё ещё будет,
И ещё, меня на рассвете
Губы твои разбудят.


Когда приходит любовь? Да когда ей вздумается!  Застает нас врасплох, когда ее никто не ждет и так же неожиданно  исчезает,  хотя еще вчера казалась  незыблемой.   Вспыхивает словно молния,  озаряя  ярким светом,  и мгновенно гаснет, не дав  даже ею насладиться. Она приносит  как  счастье,  так и несчастье,  безответная ,  доводит  нас до края пропасти и вдруг отпускает, обещая новую и  безоблачную  встречу, взаимность и понимание, верность и обожание до конца дней наших и мы снова верим   и с радостью  спешим за ней. Вот и меня она накрыла лавиной тогда, когда я еще и не понимала, что это такое.
Было мне  лет пять или шесть , когда   в соседнем с нашим   доме появились новые жильцы . Сначала я даже и внимания на них не обратила. Маленьких детей в их семье не было, играть мне там было не с кем. Два взрослых, по тогдашним моим понятиям, мальчика не обращали на меня ни какого внимания, да и мне до них не было    дела.  Но   позже  ситуация резко изменилась.  Жили  мы тогда в доме дедушки, на окраине провинциального городка, куда приехали с мамой из большого и красивого города, где остался   папа.  Ехали,   проводить  бабушку в последний путь,  да так и остались здесь навсегда. Я была совсем маленькой и плохо понимала, почему    не вернулись обратно, только    помнила частые   ссоры родителей,  громкие хлопки дверью, звон разбитой посуды   и   глухие рыдания  матери по ночам.   Отец больше не появлялся в нашей жизни,     только фотографии и напоминали  о нем.   Мама старательно поддерживала во мне  веру в то, что отец любит меня,  просто он уехал в далекую командировку, чтобы заработать  нам  денег, а когда заработает, то обязательно приедет.  Первые годы приносила мне подарки, якобы от него, но поняв, что я обо все догадалась, перестала это делать. 
Жизнь текла своим чередом.  Мама работала учительницей в школе,  а я ходила в детский  садик, из которого меня  забирал дедушка,   потому, что ей  вечно было некогда.  Но случилась беда,  дедушки не стало , как и бабушка,  он ушел в другой мир, не сумев пережить потерю любимой жены.   В  доме повисла тишина. Вечерами я скучала без  него,  а мама, как обычно, была занята своими тетрадками и подготовкой к урокам.    Жаловалась куклам на то, что со мной никто не играет, не читает сказок, не мастерит новых игрушек,  а они только молча, выслушивали меня,  но ничем не могли  помочь.

Весной  я простыла, промочив в лужах ноги, и  заболела. Мама несколько дней просидела у моей постели, а когда опасность миновала,   начала убегать на уроки в школу, а ко мне присылать  кого-то из своих учеников,  кто хорошо учился и мог пропустить урок без проблем для себя.  И вот, однажды, в дом вошел соседский    мальчик,   он учился уже в 10 классе и казался мне взрослым дядей, я даже немного  испугалась. Но Игорь весело улыбнулся  и предложил вместе сочинить сказку. Я очень удивилась этому,  как это сочинить, я привыкла, что мне читают уже готовые сказки.
- А вот так и сочинить, - улыбнулся он и подмигнул.
- Я не умею, - нахмурилась я.
- Я тоже не умею, и поэтому давай вместе учиться, согласна?
- Согласна, давай.
- Вот и отлично, я начну сказку, а ты продолжишь, потом опять я и снова ты. И так -   Жил да был …
- Дедушка Егор, - перебила  я Игоря.
- Отлично, - сказал он и хитро глянул на меня, - и была у него внучка Машенька.
- Нет, Наташенька, - закапризничала я.
- Ты хочешь сказку про себя?
- Да, про себя и про своего дедушку.
Так, перебивая друг друга, мы сочиняли  нашу сказку и даже не заметили, как  мама появилась на пороге .
- Сочиняете, - улыбнулась  она, - из тебя получится отличный журналист, Игорек.
- Спасибо Мария Георгиевна, - немного смущаясь, ответил  он.

С этого дня я  только и дума о своем кумире.  Хотела  заболеть, чтобы он опять пришел посидеть  со мной. Подглядывала за ним через забор, жутко ревновала, когда видела его с девочками и мечтала, что, когда вырасту, то он, обязательно, станет моим мужем.

Осенью  я   пошла в первый класс, мне доверили позвонить в колокольчик, а Игорь, как один из лучших  учеников, пронес меня на плече через весь школьный двор. Какое же это было счастье для меня!   Я ликовала еще и потому, что  теперь     могла видеть  его   ежедневно.  Страстно желала,    быстрее  вырасти, чтобы сосед  увидел какая я  красавица и  умница,   влюбился   и  никого бы   вокруг  не замечал  кроме меня.    Как  сыграли  бы красивую свадьбу и были бы самой счастливой парой на земле.    Но наступал новый день и    мечты оставались мечтами.   Юноша не обращал на меня никакого внимания, зато его очень интересовали сверстницы, что меня просто бесило.   Хотелось всех измазать грязью и чтобы они никогда не отмылись,   что я иногда и делала  нечаянно - специально.  Еще не раз, мама просила его посидеть со мной, а я частенько прикидываясь, что не понимаю задачки и шла к Игорю за объяснениями, ища любую причину,  побыть с ним рядом.

Год пролетел незаметно,  и  молодой человек  уехал из  родного  города. Теперь он учился в институте на журналиста  в том самом большом городе, где когда-то жила наша семья, и приезжал домой только на каникулы. С каждым годом   все реже и реже появляясь  в родительском доме.   Я  с нетерпением ждала   его   приезда, но мне  почти не  удавалось обратить  его  внимание на себя, если только не очередной хулиганской выходкой.   Взрослому мужчине была совсем не интересна маленькая девочка, жаждущая его внимания.   Снова  и снова  рыдала   от обиды и неразделенной любви, а когда узнала, что он женится, чуть с ума не сошла.   Ведь  мне уже было целых   двенадцать лет,     оставалось совсем чуть-чуть  до совершеннолетия,   хотя я было готова хоть сейчас стать его женой, а он решил  жениться на  другой девушке.    Эта    женитьба  стала для меня настоящей  трагедий,  я теряла любимого навсегда.  Отчаявшись,  подкараулила  своего кумира и,  размазывая по лицу слезы,   призналась ему в  любви. Попросила не жениться,  подождать  немного,   ведь  я уже почти взрослая и  скоро смогу стать  ему самой лучшей на свете женой.   Но мои мольбы были напрасны.  Игорек улыбнулся, погладил меня по головке, как маленькую и сказал:
- Не плачь красавица, вот когда вырастешь, тогда и поговорим, - щелкнул  по носу и, насвистывая, пошел по своим делам.
Словно окаменев,   смотрела  ему  вслед,  пока  юноша не завернул за угол, а потом бросилась бежать, сама не ведая  куда. Очнулась от того, что кто-то больно дернул меня за косу.
- Ты что,  топиться собралась? – услышала  я.  Оглянулась.  За  спиной  стоял  пожилой мужчина, очень похожий на дедушку и крепко держал меня за плечи.  Ничего не понимая,  осмотрелась.   Стою  на мосту, одна нога по ту сторону не очень высоких  перил,  а как  сюда попала не помню.  Поняв мою растерянность,   спаситель  рывком поставил меня перед собой  и повернул лицом к себе,  а я вдруг обмякла  в  его  сильных   руках и разрыдалась.
-  Поплачь, поплачь,  моя хорошая,  слезы очищают душу, - поглаживая  меня по голове, приговаривал он.  -  Жизнь не предсказуема и то, что сегодня кажется трагедией, завтра, возможно,  покажется комедией.   Мы никогда не знаем, что нас ждет за очередным поворотом  судьбы.  Непоправима только смерть, а все остальное  приходит и уходит.  Жизнь нам дается один раз и ею надо дорожить. О матери-то подумала? Ты ведь дочь учительницы, - я кивнула,  - пойдем я тебя провожу.  Мужчина довел меня до дома, тихо что-то сказал матери  и  ушел только тогда, когда убедился в моей  безопасности.  Мама ничего не стала спрашивать, обняла и  уложила  спать рядом с собой,  она давно догадалась о моей влюбленности и явно  понимала причину моих слез.

Народ веселился на свадьбе, а я ревом ревела под окнами их дома, сложив все мыслимые и немыслимые грехи на его невесту,  ненавидела  ее всем сердцем за то, что она украла у меня любимого.   Писала  имя соперницы  на листках бумаги и поджигала их,  бормоча  что-то   в  ее адрес, типа гори, гори с  моей дороги уходи, любимого мне верни.   Откуда я   это взяла, и сама не знаю, наверное, из сказок.  Больше ни о нем, ни о его жене я ничего слышать не хотела.  Старалась с ними не встречаться, если узнавала об их приезде и не слушала никаких разговоров о семье соседей.
Шло время.  Никто из ровесников не нравился.   За мной не раз  пытались ухаживать,  а  я по-прежнему  мечтала только об одном единственном мужчине, в которого была влюблена  с раннего детства,  хотя  не видела   его  уже несколько лет и ничего о нем не знала.

Столкнулись  мы   с  Игорем совершенно случайно  на базаре,  я  не знала о его приезде.     Мне  к тому  времени   едва    исполнилось  восемнадцать  лет.
- Неужели это Наталья? – удивленно спросил он, разглядывая меня.
Я смутилась, не зная, что ответить и как себя вести. 
- Ну, здравствуй красавица, да ты уже совсем взрослая, наверное, от женихов отбоя нет, - улыбнулся он.
Я совсем  растерялась,    и от  волнения во мне проснулся какой-то озорной чертенок. Вскинув голову,  гордо ответила:
- А если и так, вам-то какое дело, вас жена и детки дома  дожидаются  и нечего заглядываться на молоденьких девчат.
Повернулась и быстро пошла в сторону, но через несколько шагов   он  догнал меня и схватил за локоть. Я резко отдернула руку, во мне еще жила та, давняя, обида, когда он отнесся ко мне, как к малышке и ушел посвистывая.
- Прости, я не хотел тебя обидеть, - виновато произнес он. – Можно я провожу тебя до дома, нам ведь все равно по пути.
- Не положено  малолеткам с женатыми мужчинами прохаживаться, - зло ответила я и прибавила шагу.
- Ну, во-первых, ты не малолетка,  а я уже давно  не женатый мужчина.
- Правда? - резко остановилась я и с надеждой посмотрела ему в глаза.
- Это действительно так.  Поспешил я тогда жениться,   да и   детками  обзавестись  мы  не успели.
Мое сердечко забилось с такой силой, что, казалось, сейчас выскочит из груди, закружилась голова, и, чтобы не упасть,  машинально ухватилась за его руку.
- Что с тобой, Натик, - спросил участливо  молодой человек, назвав меня так, как называл в детстве.
Я стояла, опустив голову, не в силах произнести ни звука и не видя вокруг ничего, только ощущая тепло  руки любимого и пульсацию его сердца под своими пальцами. Медленно  подняла на него свои полные любви и счастья глаза, в которых он прочел все, что творилось в этот миг в моей душе.  Потом резко  оттолкнулась и побежала,  сама не понимая,  куда и зачем бегу от своего счастья.

- Горько, горько, горько, - скандировали гости, а нам было  сладко. Ой, как сладко!
        Сегодня мы с  Игорем празднуем двадцатилетие нашей свадьбы. Я по-прежнему его безумно люблю и знаю, что он отвечает мне взаимностью.  Муж  очень старается меня не огорчать. Дом завален цветами и подарками, которые он приносит  по поводу и без повода. У нас трое детей. Два старших сыночка и лапочка дочка.  Папа  в ней души не чает, позволяя дочери все, что ей захочется, хотя к сыновьям  относится очень строго, стараясь воспитать из них настоящих мужчин.  Отцы  всегда хотят иметь сыновей, как продолжателей своего рода и фамилии, но любят больше дочерей,  природная любовь к женщине, ну что тут поделаешь!

Я самая счастливая женщина на земле, я люблю и любима! Дети плоды нашей любви и мне очень хочется подарить мужу еще одного ребенка  и неважно, кто это будет мальчик или девочка. Главное, что это будет наш ребенок, дети приносят радость в дом и нам обоим очень хочется еще раз испытать этот миг счастья от появления нового человека в семье!

Горько, горько, - снова  гремит   в зале,  мы  поднимаемся из-за стола   и я опять смущаюсь, как и двадцать лет тому назад.

Пусть вас минуют любые ненастья,
Пусть пламя былое не гаснет в крови!
Желаем здоровья! Желаем Вам счастья!
Желаем Вам крепкой и долгой любви!

Скандируют гости,  пока длится наш поцелуй.

Любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца!
32 Цветочная радуга
Юдина Валентина
           Цветочная радуга

Осенью Никита возвращался в Москву.  Его сердце сжималось от боли. Глядя в окно вагона, он понимал, что позади  остаётся то дорогое место, к которому он прирос всей душой. Там все самое лучшее,что есть на земле: небо,деревья,трава,кошка по кличке Радуга, пёс  Хан, и девушка с грустными глазами. За окном вагона мелькали разноцветные деревья, которые расскрасила осень. В сердце Никиты жила надежда, что весна не за горами, и он обязательно вернётся в свой родной городок.

Быстро наступила зима. Порхали снежинки, которые казались Никите разноцветными. Даже они напоминали ему о лете. Но он понимал, что нужно учиться, и это придавало ему сил жить в чужом, далёком городе.

И вот этот день настал. Сойдя с поезда, Никита пошел знакомой дорогой через парк, где пышно цвели кусты сирени. Аромат немного дурманил сознание, но это было приятное ощущение. Внезапно наплыли тучи и закапал дождь радостный и тёплый. Никита подставил лицо дождику, чтобы порадоваться вместе с ним, но тот быстро прекратился. На небе появилась радуга. Она вела Никиту до самого порога  дома. Там ждали его родители и домашние животные. Как же все они будут рады, когда увидят  Никиту!

Радуга...Вот , так совпадение! - думал Никита - Уезжал с радугой на листьях, возвращаюсь с радугой на небе!

          У калитки послышался лай Хана. Через секунду он уже терся  о ноги юноши, радостно повизгивая. Никита дружелюбно потрепал его  по холке. А тут и кошка Радуга вольяжно подошла и тоже стала тереться о ноги Никиты.  Так все вместе они и подошли к порогу дома.  Никита сразу попал в объятия любимых родителей. После того, как прилив чувств был разделен и началась обычная беседа, юноша посмотрел куда-то в сторону. Там, через дорогу,стоял дом, в котором жила девушка с грустными глазами.

Мама, а как дела у Лизы? - Поинтересовался Никита.

Болеет Лиза. Она ещё прошлым летом стала плохо себя чувствовать. Её лечили,но болезнь пока не отступает.

Что же у нее?

Глубокая депрессия. Прошлым летом её подружка вышла замуж за её парня. Сразу два близких человека предали Лизу. Вечно радостная Лиза перестала улыбаться и верить людям. Она почти не выходит на улицу.- Ответила сыну мама.

« Теперь понятно, почему у Лизы грустные глаза», - подумал Никита.  В это время в доме,который  через дорогу, открылась дверь и из нее показалась Лиза. Она вошла в палисадник, сорвала одну розу и вернулась домой. Никита успел разглядеть грустную соседку!

Все же, как она прекрасна!

Её лёгкая походка, точеный стан, русые длинные волосы завораживали взор парня. А  бледность ее лица придавала Лизе некую таинственность. Она, словно снежинка, проплыла перед взором и исчезла.

Мама,папа,я должен что- то сделать, чтобы Лиза вернулась к жизни!

Многие специалисты старались исцелить девушку, но пока тщетно. А ты обычный парень. Чем ты сможешь ей помочь? - Со вздохом сказала мама.

Но Никита решил не сдаваться. Прошло три дня. Погода испортилась. Непрерывно лил дождь. Никита стоял у окна и задумчиво смотрел на дом с Лизой. Он искал спасительную  идею. Но в голову ничего не приходило. Все же через три дня произошло чудо: идею подсказал Хан. Он зубами притащил краски, положил у ног Никиты и, подпрыгивая, стал пытаться что- то сказать. Никита догадался,  что нужно что- то нарисовать. Но что? Он перевёл взгляд в сторону и увидел, как на полу дремала кошка Радуга. В этот момент дождь перестал лить и на небе опять появилась семицветная красавица. Солнечные лучи упали на кошку и заиграли всеми цветами радуги, превратив её в настоящую радужную кошку! К ней подбежал Хан. Солнечные лучи и его сделали семицветным.

Я нарисую радугу и подарю Лизе! - Воскликнул Никита, -Моя небесная спутница,которая в дали от дома поддерживала меня, теперь поможет обрести радость жизни и одинокой девушке.  Никита весь вечер старался,рисовал, ведь радуга должна получиться Настоящей! На следующий день он отправился к Лизе. Девушка молча приняла рисунок и… все же немножко улыбнулась. Но ее глаза оставались грустными.

Никита, неужели я так плохо выгляжу ,что вы решили таким способом поднять мне настроение?

Нет, что вы! Вы выглядите прекрасно! Этот рисунок - первое из того радостного, что начинается в вашей жизни.

Я любила и у меня украли эту любовь. Я дружила и у меня похитили  эту дружбу, - с грустью сказала Лиза,-

У меня не осталось причин для радости.

А мы найдём множество причин! - утвердительно и звонко сказал Никита, взмахнув рукой в верх,словно показывая размеры будущих « причин».

Ваша радуга получилась, как живая! Удивительно! - Лиза нежно водила пальчиком по рисунку.

Она и так живая. В ней частичка моей души. Мне помогали  рисовать Хан и кошка  Радуга. Они тоже вложили частичку себя в рисунок. А с неба мне позировала настоящая радуга! Её тут частичка самая большая.   Лизу позвала мама.

Извините, Никита, мне нужно идти. Спасибо за подарок! Мне действительно очень приятно. Я понимаю, что во дворе прекрасная весенняя пора. Но если бы не вы, я бы и не заметила этого.

Никита, сдерживая переполняющую его радость, возвращался домой. Получилось!

Хан, Радуга, у меня получилось заронить  зернышко тепла в сердце Лизы! Теперь новые идеи переполняют меня. Скорее пойдемте со мной в магазин!

В магазине они купили горшочки с уличными цветами.  Их было семь. В каждом из горшочков рос цветок соответствующий одному из красок радуги. Дождавшись ночи, Никита поставил в ряд горшочки под окном Лизы.

Проснувшись, Лиза не поверила своим глазам, когда,выглянув в окно, увидела цветочную радугу. Но это ещё не все. Её дом окружал семицветный забор! Никита старался всю короткую майскую ночь, но все же успел перекрасить каждую досточку забора.

 В это утро в дверь Никиты раздался звонок. Никита был приятно удивлен, когда увидел на пороге Лизу. Она улыбалась, глаза её радостно сияли.

Вы тот, кому я подарю свой единственный цветок, который вырастила своею любовью и своими слезами поливала. Этот цветок волшебный. Уже год, как он есть у меня, но ни разу за это время он не увял. А сегодня он распустился и его я дарю вам. Лиза протянута цветок, похожий на ромашку, но это была не ромашка, потому что лепестки его были разноцветными, а, точнее, у цветка было семь лепестков и каждый из них имел определённый цвет.

Никита смотрел на Лизу и ему от счастья хотелось летать.

Лиза, скажите, как вы себя чувствуете? - поинтересовался Никита.

Я чувствую себя замечательно!

Встав на цыпочки, Лиза потянулась  к Никите и поцеловала его, а потом прошептала - Спасибо за радугу, которая теперь живёт в моей душе! От этих слов у Никиты  перед глазами замелькали звёздочки счастья, которые тоже были семицветными!

С той поры Никита и Лиза стали женихом и невестой. О помолвка сообщили всем, но в первую очередь радуге!
33 Сочинение
Поздняков Евгений
     Урок русского языка в 3 «А» классе подходил к концу. Марья Ивановна объясняла домашнее задание.
-Ребята, вы должны написать небольшое сочинение. Тема «То, чего нет на свете».  Все в ваших руках. Придумывайте, фантазируйте,- и в это время прозвенел звонок.
-Урок окончен. До свидания.
     Всю дорогу до дома Сергей думал, о чем же он напишет. Его голова переполнялась разными мыслями. Хотелось написать о городах, построенных среди моря, о волшебных животных, о фантастических растениях.
      Вечером пришли с работы родители.
-Какие новости, Сережа? Что пишешь интересного? – спросила мама.
      Сын рассказал.
-Да! Серьезная тема, - многозначительно произнес папа.
-Да уж! Не то слово, - сказав это, Сережа все перечеркнул в своем черновике,-О ягодах, размером с футбольный мяч писать не интересно.
     Мальчик вышел из-за письменного стола и в задумчивости начал ходить по комнате, взад-вперед. Ручку он держал в правой руке и медленно размахивал ею, как дирижерской палочкой.
-Ну что, выдумщик? Долго будешь маячить? А вообще, я согласен с тобой. Огромные ягоды – это не то. Третий класс – это уже серьезно. Здесь что-то интересное, необычное нужно. Да, мой юный друг?- размышлял папа.
     Сергей остановился, перестал махать рукой.
-Папа? Что ты сказал?- мальчик с интересом посмотрел на отца,-Кажется, я знаю, о чем будет мое сочинение!-С этими словами он убежал в свою комнату.
    Минут сорок Сергея не было видно. Родители смотрели телевизор. Дверь детской распахнулась, и оттуда выскочил взлохмаченный и довольный собой юный писатель. Теперь он размахивал тетрадкой.
-Мама, папа! Получилось! Слушайте, я вам буду читать свое сочинение,- и убавил звук телевизора. – Готовы? Слушайте. Сочинение! «То, чего нет на свете»!
            В давние-давние времена жили-поживали на земле русской  три брата. Мало того, что братья, так они еще и друзьями были, не разлей вода. Всегда вместе держались, друг другу на помощь приходили.  Людям  помогали, старших уважали,  стариков и детей защищали. Далеко по земле молва о них шла.   Дошла она и до Сил Злых и Черных. Заскрипели они зубами. Не по нраву им  такое пришлось. Стали  они испытания разные на землю русскую посылать. 
      То наводнение страшное устроют, то пожары напустят, то болезнь пагубную нашлют. Но всегда в трудную минуту людям на помощь братья приходили. И  там, где они появлялись, люди со всеми бедами справлялись, и жизнь опять налаживалась. А от испытаний тяжких братья  еще дружней и сильней становились, крепчала и закалялась их дружба. И люди, видя все это, пример с них брали.
      Пуще прежнего лютовали Силы Черные и Злые, все думали, как бы братьев разлучить. Все перепробовали: и ураганы страшные, и бури с дождями проливными, и зной с засухой. Все перебрали, пока зубы свои в порошок не стерли от злобы. И только потом поняли, что нет на свете ничего такого, что дружбу победить сможет. Только дружба эта настоящей должна быть!- и Сережа многозначительно поднял вверх указательный палец.
-Ну, что скажете?
    Родители переглянулись, улыбнулись друг другу.
-Мне понравилось,-сказала мама.
-Молодец, философ! Необычно, но здорово!-радостно сказал папа.
-Интересно, что скажет Марья Ивановна?- спросил сам себя Сережа.
-Все будет хорошо! Иди, переписывай в чистовик!
     Прошло несколько дней. Сергей ждал, когда же учительница проверит их сочинения. Сразу после выходных, на уроке русского языка Марья Ивановна раздала ученикам тетради с их работами. Сергей с волнением, медленно открыл тетрадь на нужной странице. «5/5. Умница!» - было написано там красной пастой. Мальчуган был очень доволен собой. Он поднял глаза на учителя, и она едва заметно улыбнулась ему.
-Молодцы, ребята! Все справились. Все работы интересны и необычны.
    А сочинение третьеклассника еще долго обсуждали учителя школы.
-Вот молодец. Вот придумал. И ведь прав! Ничего нет на свете такого, чтобы дружбу могло победить. Но только дружба эта, настоящей должна быть!
34 Пихтовое масло
Поздняков Евгений
         Стояла ранняя весна. На улице было довольно холодно. Солнышко светило, но почти не грело. По городу поползли слухи о гриппе. Мама запереживала. В доме были предприняты всевозможные меры предосторожности. В пищевой рацион добавлен чеснок. В зале, на подоконнике мама поставила пузырек с пихтовым маслом. Он был открыт и поэтому источал легкий запах хвои. 
-Это полезная вещь. Почти лекарство.  Пузырек открыт – будьте аккуратны. Обоих предупреждаю. Слышали? – сказала мама.
-Конечно слышали. Нам на подоконнике нечего делать.
-Вот именно поэтому я вас и предупреждаю.
    Зал был самой большой комнатой в квартире. И поэтому там, отец с сыном, особенно в отсутствии мамы, устраивали футбольные баталии. Сереже было 6 лет, а папе 35. Но мама всегда говорила, что у неё два ребенка. Этого Сережа не понимал.  Мама, наверное, ошибалась.  «Да. Я еще маленький. Я – ребенок. А папа  вон какой большой. Уж он-то точно не ребенок. Что-то мама путает». Так рассуждал Сережа.
      И вот мама ушла на работу. Футбольный мяч одиноко лежал на полу в детской. Мальчик полистал книги, поиграл конструктором. Как-то скучновато.
-Па, а не сыграть ли нам в футбол?
-А стоит ли? Ты мне вчера проиграл. И сегодня будет то же самое. Что-то мне не хочется.
-Па, ну давай, - и Сережа катнул ему мяч.  Очень ему хотелось отыграться за вчерашнее поражение.
-Ну ладно – давай. Становись в ворота. - Отец занял место у окна, а сын расположился напротив, в дверном проеме.
-Поехали! Бей первым! – сказал папа и игра началась.
   Сережа очень любил такие импровизированные футбольные матчи. Игра захватывала ребенка. Эмоции захлестывали. Радовался, когда выигрывал. А вот проигрывать было обидно. Да и папа не отставал.  Сегодняшний матч был упорным. Соперники не хотели уступать друг другу.  Договорились играть до пяти голов. Матч в самом разгаре. Счет ничейный – 3:3.
    Сережа разбежался и изо всей силы ударил по мячу. Папа-вратарь не успел среагировать на этот удар. Мяч задел штору, упал на подоконник и опрокинул  «лечебный» пузырек. Горе-футболисты на мгновение замерли, наблюдая, как пихтовое масло медленно вытекает. 
   Первым из оцепенения вышел Сережа.
- Папа, что ты наделал? Тоже мне, вратарь называется? – и кинулся к месту происшествия. Он быстро вернул пузырек в вертикальное положение, но при этом обломил ветку любимого маминого цветка, стоящего тут же, на подоконнике.
- Да, сын, наломали мы дров. Попадет нам с тобой от мамы. Как пить дать, попадет. Тащи быстро салфетки, убирать все это дело будем.
   Сережа метнулся на кухню и вернулся с пачкой салфеток и посудным полотенцем. Запах пихтового масла в квартире усилился многократно. 
-Полотенце нам точно не пригодится. Тряпку неси и «ФЭЙРИ».
  Сережа опять умчался на кухню, принес все необходимое. Горе-футболисты начали «заметать» следы.
   К приходу мамы едва успели.
-Папа, вот здорово. Всё убрали. Мама точно ничего не заметит,-сказав эти слова, Сережа доделал последний штрих – развернул цветок надломленной веткой к окну.
-Ой, Серега, даже не знаю. Заметит мама все, ой заметит. Думаю, что лучше во всем сознаться. Мне кажется, что у нас даже в подъезде пахнет хвойным лесом.
-Да ничего, папа, ничего. Мама сама все делала для того, что бы у нас пихтой пахло.  Теперь  точно никакой грипп нам не страшен. А в футбол то я тебя сегодня выиграл,-с гордостью сказал сын отцу.
-Да уж, выиграл. Молодец! Удар у тебя хороший.
-Па, а мама скоро придет?
-С минуты на минуту,-ответил папа.
    В квартиру вошла мама.
-А что это меня сегодня никто не встречает? Как ваши дела?- с тревогой в голосе спросила она, словно почувствовав неладное.
-Привет, мама. Просто мы тут сидим, книгу читаем интересную,-крикнул из комнаты Сережа.
-Вы часом, не заболели? Тишина у вас такая. Дома идеальный порядок. Сами на себя не похожи. Нам сейчас только гриппа не хватало,-она подошла к окну, поправила тюль. Футболисты насторожились.
   Мама провела ладонью по жирному подоконнику.
-Прийдется скорую вызывать. Да, папа? Твой вид мне тоже не нравится.
-Не надо никакой скорой, -Сережа соскочил с дивана и подбежал к маме,-Мама, не надо скорую вызывать. Мы не заболели! А папа не виноват! Это я пнул изо всей силы. Я перевернул мячом этот твой пузырек. И веточку на твоем любимом цветочке обломил! Прости меня, пожалуйста. Только скорую не вызывай. Мы с папой уже все убрали.
      Подоконник предательски блестел на солнце. Мама ласково прижала сына к себе.
-Да видела я уже, как вы все убрали. И цветочек свой видела. Неправильно он стоит, не по-моему. Опять в футбол играли? Что-то папа молчит? Проиграл наверное?
-Проиграл, мама, проиграл. Сегодня я выиграл,-радостно сообщил Сережа.
   Папа, сидящий за спиной сына, только молча развел руками и улыбнулся.
-Значит, сегодня не повезло папе. Я пошла мыть руки и будем чай пить,- сказала мама и вышла из комнаты.
-Ну вот. Видишь. Хорошо, что сам маме все рассказал. От нее ничего не утаишь. Ведь сам знаешь – «Все тайное…»
-Всегда становится явным». Теперь то я это точно знаю,-закончил Сережа.
    В квартире пахло пихтовым маслом и подоконник сверкал на солнце.
-Папа, а завтра будешь отыгрываться?- спросил Сережа, не заметив, как сзади к нему подошла мама.
-Будет, Сережа, будет. Только поаккуратней. Идем  пить чай, футболисты.
35 Глава из повести Помоги ему, Господи! 2
Валентина Астапенко
                      Долгожданный отпуск

   Вот и долгожданный отпуск. Теперь можно ни о чём серьёзном не думать. Занимайся, чем хочешь. А хотела Ирина многого. Писать
стихи. Читать. Вязать. Шить. Изучать испанский и немецкий. Заниматься музыкой. Ходить в тир, в физзал, в кино…
   Но с самого утра приходилось чистить кастрюли, варить обеды, стирать, мыть полы, вечерами с детьми учить уроки. И всё-таки, пока не было дома мужа, усиленно изучала музграмоту, разучи-
вала простенькие пьески, два раза в неделю ездила с Катюшей к знакомой музыкантше на занятия. Дочка, глядя на мать, тоже
увлеклась музыкой.
   Когда в доме не было никого, Ирина садилась за пианино, подолгу копалась в нотах, разучивая новую вещь, и по-детски радовалась первым успехам. В присутствии Анатолия не отваживалась подходить к инструменту, навсегда запомнив его упрёк:
   - Ты, видимо, для себя брала пианино, а не для детей.
   Это очень её оскорбило тогда. Но как-то вечером он вошёл в незапертую дверь и остолбенел, услышав  «Полонез» Огинского.
   - Ну, ты и молоток! И вправду настырная.
   Последнюю неделю отпуска Ирина с детьми решила провести у свекрови: помочь убрать урожай с огорода. Анатолий, дав торжественную клятву больше не пить, остался хозяйничать дома.
   Однако в среду ей пришлось вернуться на занятие литературного объединения. Приехала около шести вечера. Анатолий
должен был уже прийти с работы. Когда позвонила дрожащей рукой, в ответ – молчание. Это было даже лучше.
   Вошла в сумрачную квартиру, как в склеп. Шторы на окнах - задёрнуты. На полу - окурки и прочий мусор. На диване,
прямо на подушке, - грязная вилка, а по ней сонно ползает
зелёная муха. 
   Ирину чуть не стошнило. Всё бы бросить и убежать куда глаза глядят! Но немного поразмыслив, она решила дождаться хозяина этой берлоги. Интересно бы заглянуть в его глаза – что в них?
   Услышав шебуршание за дверью, Ирина, как шпионка, спряталась в спальне, за шторой: взыграло детское любопытство. Шаги раздались сначала в зале, затем совсем рядом. Под кровать был поставлен какой-то предмет. Что бы это могло быть? И вдруг мелькнула мысль, от которой бросило в дрожь: «Опять бутылка!»
   Уже не таясь, она выпрямилась, вышла на середину комнаты и стала перед ним, как изваяние. От неожиданности он вздрогнул,
видимо, соединив воедино два понятия, взаимоисключающие друг
друга: жена и водка. И в его глазах появился, кроме удивления,
ещё и страх.
   - Толя, что ты мне говорил, а? – задохнувшись, выдавила она из себя.
И вдруг её словно прорвало:
   - Подлец, сколько будешь мучить меня, мало того, детей терзать?
И когда ты зальёшь свою ненасытную глотку?
   Сейчас, когда он трезвый, бояться нечего. Она схватила злополучную бутылку и изо всей силы ухнула её об пол. Этого от себя даже сама не ожидала. Как искры, рассыпались осколки, и тёмная вязкая жидкость медленно растеклась по комнате. Ирина готова была сейчас разнести это логово в пух и прах. А муж стоял перед ней по-мальчишечьи робко и молчал.
   - Всё. Я ухожу.
  Она решительно вытащила пакет  с документами из серванта и принялась торопливо их перебирать. Кажется, уже и сама поверила: хватит сил вычеркнуть Анатолия из своей жизни. Но где-то в подсознании уже сделала для себя пометочку: «Возможно, хоть это заставит его одуматься!».
   Он, наконец, оправился от оцепенения и сказал подавленно:
   - Я тебя никуда не отпущу.
   - Как же, стану я тебя спрашивать! Теперь ты для меня совершен-
но чужой человек… - и на этой фразе Ирина резко запнулась, как-то враз вся обмякла, присела на диван и разрыдалась. Анатолий пристроился рядом,  уткнувшись в её  колени, и тоже прослезился.
    - Прости, Ира.
    Она помолчала. Успокоилась.
    - Ладно, я пошла в редакцию. Вот объявление, - протянула ему газету, -  посмотри, если не веришь. Потом… вернусь.
   Причесала коротко подстриженные волосы, протёрла под глаза-ми – и ушла. Конечно, с таким настроением идти на любимое занятие не хотелось. Но что удивительно, после обсуждения взяли в печать её стихотворение и два рассказа, чего она никак не ожидала. «А ты растёшь», - поразился тогда главный критик Степанов. На душе у Ирины наступило какое-то равновесие, покой. Она теперь, как во сне, вспоминала бурную сцену дома и не верила, что имела какое-то к ней отношение.
   … Позвонила. Дверь приоткрылась, и Анатолий, чуть растягивая слово и вкладывая в него самую нежную интонацию, мягко произнёс:
   - При-ве-ет…
   Ирина машинально и неожиданно для себя ответила тем же. Переступив через порог, поняла, что квартира приведена в «божеский» вид.
   - Чем покормишь гостью?
   - Есть щи, яичница и чай.
   - Просто шикарно!
   Но есть она не стала, хотя от голода уже поташнивало.
   - Толя, сядь сюда. Скажи честно, сможешь ты бросить пить? Только честно. Или будем лечиться?
   - Сам справлюсь. Понимаешь, вечерами одному скучно. Долго не могу заснуть, а выпьешь, вроде и легче. Вот приедете домой совсем, сразу брошу пить. Я ведь сам понимаю, что так скоро свихнусь.
   - И где ты денег столько берёшь? У меня ведь ни копейки нет. На дорогу у твоей матери заняла.
   - Знаю. Я уже подсчитывал… за десять лет мог бы машину купить на эти денежки.
   - Вот видишь, Толя, ты сам всё прекрасно понимаешь… Так мы и детей проглядим, да и вообще…
  Анатолий, как раскаявшийся грешник, только кивал головой. 

                                            *  *   *

     Как-то вечером Ирина возвращалась с работы. Шла и боялась: «А вдруг опять пьяный?»
     Она по привычке потянула носом воздух из замочной скважины. Запаха перегара не почуяла. Нажала на кнопку звонка. Открыл Игорёк и прошептал в самое ухо:
     - Мам, я сегодня колдовал-колдовал -  вот папа трезвый и пришёл! Он уже дома.
    Ирину очень обрадовало, что муж действительно был трезв. Его карие глаза глядели умно и добро. Вот эти, именно эти глаза, ей и были нужны. Тогда, в первую их встречу, на танцах в Доме культуры, Ирина увидела их и полюбила. Точно такие же глаза были впоследствии подарены и её детям.
     Анатолий занимался с Игорьком по букварю, а Катюшка писала сочинение про осень. В квартире полный порядок, чистота, уют. Миром и покоем повеяло от всего этого.
     - Привет!
     -  При-и-вет! – ответил он, растягивая слово с приятной интонацией.
   Ирина неторопливо переоделась в домашний халат, словно боясь спугнуть эту семейную идиллию, подошла к мужу, ласково погладила его руку:
   - Как на работе?
   - Всё нормально, Ира, всё хорошо. У Игоря вот с чтением не получается, ты ему помоги. Оказывается, он у нас очень невнимательный. Читает вместо «уш-ла – Луша», а вместо «у Шуры – шары». Каково, а?
   - А это одно и то же, - не сдаётся сын.
   - Иди поешь, Ира.
   - Сейчас, Толя. Ты, Игорёк, пока отдохни, а я  взгляну, что у нас Катюха насочиняла.
   - Мам, нам сказала учительница, чтобы мы отрывок из стихотворения взяли для сочинения. Я взяла твой стишок.
   - А что, другого не нашла? – улыбнулась Ирина.
   - Ну, ма-а-а-м, мне твоё нравится.
   В этот вечер Ирине показалось, что никаких семейных передряг у них никогда  не было, будто всегда так и жили…
36 Старая пластинка
Альфира Ткаченко
Новелла
                               Старая пластинка

    Я долго рассматривала старые пластинки. Те, которые остались после мамы и папы. Они покупали их ещё в 1956 году. Лежали они много лет и лежали бы, но я их достала и просмотрела. Ведь не звучат сейчас песни Леонида Утёсова, Ляли Чёрной. Где Лидия Русланова, Рашид Бейбутов? А ведь, каждая пластинка имеет свою историю.
   Смотрю и думаю.
   Крутится старая пластинка под старой акацией. Зелёные листочки на дереве шелестят по ветерком. Лето. Солнце светит. Старый патефон, он давно у нас, много лет пролежал в гараже, а теперь зазвучал, но зазвучал в моей новелле, вспоминая годы, годы жизни моих родителей, 30-40-50 года...
    Диск тихонько двинулся, и зазвучала песня Ляли Чёрной.
    Девушки и парни начали танцевать: фокстрот, вальс, танго...
    Медленно проходят парни вдоль домов, заглядывая на заборы, откуда доносится музыка. Вот пластинка замолчала.
- Тише... Сейчас опять зазвучит. Они почти каждый день включают патефон и песни прошедших лет звучат из-за забора этого дома. Тише... Вот, сейчас, она опять запоёт.
 - Да!... Как давно не было слышно Ляли Чёрной! А теперь вот, хоть у кого-то можно послушать её, - и седоватый мужчина прошёл по тропинке, оглядываясь на окна дома с белыми наличниками.
- А кто здесь живёт?
- Здесь живут Хисматуллины. Они давно живут в этом доме. Я где-то читала о них.
  Девушки засмеялись над чудаковатым мужчиной, который остановился и долго прислушивался к звукам мелодии, доносившейся со стороны дома с белыми наличниками. Вот опять зазвучала старая пластинка. Он постоял, постоял и пошёл, улыбаясь своим воспоминаниям о прошедшей своей жизни.
...Как давно всё было. Уже, наверное, лет 60 прошло. Мы стояли на улице и разговаривали. Девушки пробежали в старый Дом культуры на танцы. Весёлой стайкой пронеслись мальчишки куда-то за акации. Свет горел перед входом в Дом культуры, а изнутри доносились песни Лидии Руслановой.
-Пойдём, - сказал Михаил мне и пошёл, бросив не докуренную папиросу и растоптав её, - Сейчас танцы начнутся. Ты, смотри, какие девчонки стоят возле колонны! Чур, одна моя. Вон та, светленькая.
- Да, ладно тебе. Уж и светленькая. А если она не захочет с тобою танцевать?
- Не захочет?!... Нет?... А вот смотри… - и он отошёл к девушкам, чтобы разговорить их перед танцами и пошутить.
  Он прошёлся, важно оглядываясь на друзей, подмигнул и подошёл к колоне. Девушки обернулись, усмехнулись и замолчали. Они только что обсуждали какие-то новости. А парень помешал им.
- Ну, что тебе Михаил? – строго спросила его Мария, она была старше всех девушек, была комсоргом их комсомольской организации на заводе и поэтому всегда строго разговаривала с парнями, старалась не допускать никаких вольностей. И вот сейчас она взглянула на него: "Мол, что ты опять придумал?" и уже строже посмотрела в его сторону.
- Приветик, всем! Как погода? Не прогуляться ли нам по улицам после танцев? А то такой вечер, такой ве...
- Что?!... Какой вечер? – заикаясь, спросила маленькая чёрноволосая, с короткой стрижкой девушка. Она была самая маленькая среди своих подружек. И теперь, ей самой молоденькой было интересно, как это такой громоздкий парень, Мишка, самый хулиганистый из цеха напротив, будет гулять с ними на улице. Он же ещё ни разу не гулял просто так с девушками. Всё время что-нибудь случалось.
- Да ты же не сможешь спокойно ходить–то с нами?!... Ты что, уже и песни какие-то разучил, что ли? – усмехнулась Мария, - Как же ты с нами будешь гулять? Тебе бы лучше всего с кем по разнузданней погулять. Подстать тебе...
- Ну, вот, ты сразу – подстать тебе... А может я хочу хорошую девушку полюбить? А вдруг я в тебя влюбился? - и он подошёл ближе к Марии и уж хотел обнять её, как вдруг его окликнули.
- Эй, ты, стой. Это моя девушка. Не трожь её. Ты, Мишка, иди себе подобру-поздорову...
...Старая пластинка крутилась на патефоне, а он скрипел старой иголкой. Солнце клонилось к западу, окрасило весь горизонт лилово-красными красками вечернего заката.  Ветер шумел, но уже тише, словно затих под мелодию песни старой пластинки, боясь скрипнуть веткой дерева и нарушить тишину вечера, давно ушедшего вслед за годами бежавшей по ступенькам жизни, ведущих год за годом к старости и воспоминаниям молодости. Вот и наша молодость ушла далеко от тех дней: старых и молодых, весёлых и хулиганистых, с пелёнками и манной кашей, вечно ворчащими свекровями и добрыми свёкрами.
   А старая пластинка крутилась на старом патефоне под старой акацией, давно ушедшей молодости в старом доме в центре города, через который прошло много историй жизни старого усольского села-городка.
 ...Тише. Не шумите, они вспоминают свою молодость. Им немного осталось жить, а молодость прошла незаметно для них: ушла вместе с годами войны, с годами голода и поднятия Целины, битвой за урожай, за доблестный труд на заводе. Не шумите... Им надо ещё раз оглянуться на свою жизнь и вспомнить о том, о чём они не рассказали своим детям, не успели посоветовать своим внукам и сделать наказ правнукам.
37 Немыслимая логика
Вячеслав Гонтарь
При общении с женщинами убеждаешься, что их логика абсолютно не приспособлена к жизни в обычном её понимании. Порой, неадекватность их поведения поражает, и кажется, что, при отсутствии логики противоположного пола, дамы не смогли бы успешно прожить ни единого дня. Однако даже тогда, когда беспредел их неординарных действий шокирует нас, дамы по непонятным причинам могут оставаться привлекательными и, следует признать, – чертовски!
Этому есть множество подтверждений. Но сейчас припоминается тот случай, когда я ещё не был обременён узами супружества.
 
Как-то, задержавшись в офисе, решил завершить вечер в уютном ресторане. После напряжённого трудового дня захотелось послушать лёгкую музыку, посмотреть на приятные наряды очаровательных особ. И не только на наряды, – но не более созерцания. Со свободным столиком повезло. Сделав заказ, я с облегчением откинулся на мягкую спинку удобного глубокого кресла.
В зал вошла молодая дама – интересная блондинка, которую, как мне показалось, мало интересовали окружающие, в том числе мужчины. Со столиком она явно опоздала. Недовольно осмотрев зал и напоследок меня, она скорее уведомила, чем спросила:
– Я здесь присяду?
Молчаливым кивком я подтвердил вынужденное согласие, чем вызвал ещё большее недовольство.
Официант принёс фрукты и любимое мной вино, элегантно разлил его в оба бокала. В последний момент я одёрнул себя, успев осознать некорректность возражения по этому поводу. Дама взметнула брови и категорично посмотрела на меня.
– Зачем вы этим испачкали мой фужер? – с претензией спросила она, когда официант удалился.
– Кто, я?
– Чьё это вино? – в том же тоне последовал вопрос.
Я приподнял бутылку, чтобы озвучить страну производителя.
– Не паясничайте, – надменно одёрнула дама, – я не нуждаюсь в вашем ухаживании.
Деликатно отвечать на «логические» размышления стало трудно, и, легко коснувшись края фужера надменной особы, я галантно склонил голову, мол, за знакомство!
Она тоже подняла бокал, но с выражением:
«Вот ещё!» или «Нет сил видеть вас!»
Когда фужеры опустели, я откровенно посмотрел в глаза соседки – чего ещё она изволит? Надо сказать, большие глаза цвета ясной лазури стоили того, чтобы в них смотреть с большим удовлетворением.
Аромат вина и мой интерес к её внешности несколько смягчили нрав дамы. Оценив восхищенный взгляд, она быстро отвела глаза, вздёрнула плечиками и легко бросила:
– Вино как вино.
Я вновь наполнил свой фужер.
– Но пить можно, – тут же добавила блондинка.
Привстав, я дотянулся до её фужера, наполнил и его.
Теперь она первая приподняла бокал, почтенно мигнула мне пышными ресницами и, пригубив, углубилась в разглядывание интерьера зала.
Зазвучала музыка. Смакуя приятный напиток, я последовал её примеру. Женщина больше не отвлекала. Окружающая атмосфера постепенно успокаивала. Ничто не торопило, и мы в той же безмолвной манере продолжали вечер.
Между тем вино закончилось, и официант принёс счёт.
– Будьте любезны, повторите заказ, – обратился я к нему.
Когда официант выполнил просьбу и удалился с расчётом, дама учтиво заметила:
– Это – лишнее.
Я вздохнул всей грудью и решительно встал.
– Впрочем, вы правы, – тут же поправилась она.
Я сел.
– Вы правы, здесь душно, стоит выйти на зимнюю террасу.
Я встал.
– А как же наше вино?
Я машинально сел.
– Вы правы.
Я уже не мог догадаться в чём.
– Вы правы, допьём на террасе.
Встали оба. Блондинка «нечаянно» повесила на мою руку свою сумочку, взяла вино, фрукты и милым взглядом предложила следовать за ней.
В детстве подобным образом аппетитным куском мяса я выманивал из-под дивана пса.
На террасе не оказалось ни одного свободного места, а к нашему прежнему столику присела вновь пришедшая пара. В растерянности я не знал, как поступить: на одной руке висела сумочка, на другой – дама с вином и десертом.
– Мужчина, – «попутчица» окликнула вблизи стоявшего официанта, – сделайте же что-нибудь!
Тот, обнаружив, что наш столик уже занят, нерешительно переминался с ноги на ногу, всем видом показывая безвыходность ситуации.
С возмущением осмотрев нас двоих, дама вслух заключила:
– Что тут с вами поделаешь? Идёмте же!
Бутылка и ваза перекочевали в руки официанта, но в моих руках меньше не стало.
– Что вы смотрите? – глянула она на помощника, – двести двадцать третий номер. Там место найдётся!
Вино и фрукты пошли в двести двадцать третий, я, сумочка и дама – следом.
Мужчина долго сервировал стол бутылкой вина и фруктами, пока не последовали чаевые.
Видимо, я переусердствовал, потому что официант, выходя, с готовностью спросил:
– Три бутылки с фруктами ещё?
Мой решительный шаг поторопил его резко исчезнуть за дверью.
Неторопливо осмотрел номер – красивый интерьеры, дорогая мебель. Заметил тумбочку, на которую можно сбросить надоевшую сумку. Сделал несколько шагов к ней. Внезапно за руку дёрнули и развернули лицом в обратную сторону.
На столе, кроме прочего, появились: ваза с цветами и шоколад. Рядом стояла светловолосая молодая женщина. Прежней блузки след простыл, шелковые волосы стекали на плечи, тело обрамляло тонкое тёмно-голубое платье с открытым верхом. Нижнюю часть тела ткань скорее обнажала, чем прикрывала. Оттенки ткани немыслимо сочетались с ярко-зелёным цветом камней кулона и длинных серёжек. Но они были ничто по сравнению с глазами, лазурно-голубые бриллианты которых затмили все лицо.
Пытаясь скрыть волнение, отступил в сторону.
– Куда же вы? – Послышался совсем другой голос. – Как же наше вино?
Поднеся бутылку к губам, я осознал несуразность действий, лишь когда алые струйки потекли по подбородку. Вытершись подвернувшимся полотенцем, наполнил бокалы и попытался вспомнить хоть какой-нибудь тост. Нужные слова не приходили в голову. Спасительная инициатива перешла к даме. Изящным движением тонкой руки она подвела свой бокал под мою полусогнутую руку и накрест медленно, неподвижно глядя в мои глаза, начала пить из него. Боясь расплескать вино, судорожными движениями подтянул фужер ко рту. Вместе с ним нестерпимо близко придвинулось лицо дамы. Её тёплое дыхание пронизывало насквозь. Я пытался пить, но вино не стекало по губам, а крупными глотками, не задерживаясь, проваливалось глубоко внутрь.
– Не спешите, – тихо сказала она. – Однако вы уже выпили.
Как бы разочаровавшись, добавила:
– Тогда завершим наш тост.
Поцелуй брудершафта обжёг влажными губами и разлился по всему телу. Самообладание оставило меня. Сделал шаг, чтобы присесть, но провалился во что-то мягкое. Вновь настигший поцелуй приковал к подушкам, и я уже каждой клеточкой, а не только лицом, ощутил неудержимо манящее прикосновение женского тела. Смешались губы, руки, плечи и… все остальное. Огонь нестерпимой страсти испепелил рассудок и волю.
 
Однако я, кажется, отвлёкся или даже увлёкся, выронив основную нить своего повествования. Не обессудьте, право, есть отчего.
Вместе с тем должен напомнить, что все происходящее случилось до законного брака и не налагает на меня никакой ответственности и осуждения.
И все же, как трудно, порой, отрываться от памятных воспоминаний молодости. Может быть, в том и заключается смысл высыхающего с годами родника человеческой памяти, чтобы не тревожить воображение и не беспокоить сердце случайными воспоминаниями. Ведь даже в мой недолгий век бывали настолько волнительные встречи, что они слагались в продолжительный роман. Но, с трудом вспоминая изначальные причины, понимаешь, что не было к тому ни побуждений, ни очевидных предпосылок. Что поделаешь, если при общении с женщиной, особенно интересной и не утратившей влечения к ярким событиям, всякие мотивы и логика теряют смысл. Пусть у вас не сложится неверное впечатление о легкомыслии мужчины или утрате им собственного самообладания под воздействием вина. Все дело в непредвиденном поведении женщины – и только. Если же вы окончательно не убедились в моей правоте, следует тут же продолжить начатый рассказ.
Извольте.
 
Мрак расступился внезапно. Над головой висела незнакомая хрустальная люстра. Сбоку стоял стул с аккуратно развешенными рубашкой и брюками. Под ними находились интимные предметы моей одежды. Поверх висел галстук с позолоченным зажимом, рядом лежали золотые запонки – атрибуты руководителя солидной организации.
Беспокойство состояло в том, что нигде не оказалось пиджака с деньгами, документами и ключами от машины, которую вчера оставил на стоянке. Не было и той дамы, что вынуждена была пригласить незнакомого мужчину в свой номер.
Набросив на себя все оставшееся на стуле, немедленно спустился к стоянке.
Машина стояла на прежнем месте, двери разблокированы, ключ – в замке зажигания.
«Странно!»
Подошёл охранник. Озабоченно спросил:
– Это ваша машина?
– Не первый год, – невежливо бросил я, осматривая бардачок и сидения на наличие документов и пиджака. – А в чём дело?
– Полчаса назад в ней была молодая особа, а теперь вот вы…
– Особа?! Не обратили внимания, куда она подевалась?
– Она пересела в красный «Порше» и выехала в сторону загородного посёлка.
Невзирая на отсутствие прав, я «газанул» в указанном направлении. Заснеженная дорога была свободной, шипованная резина уверенно держала машину. Двигатель выдавал все, на что был способен. Глядя на показания стрелки спидометра, я мучительно соображал – сколько нулей следовало прибавить к этим цифрам, чтобы арифметически оценить мою вчерашнюю глупость. Не был уверен и в разумности сегодняшней гонки, но другого не оставалось. За одним из поворотов на дороге блеснул треугольник знака аварийной остановки. Резко сбросив газ, едва разминулся со знаком, но вынужденный манёвр не позволил правильно войти в правый поворот, и машина вылетела на встречную полосу. Затрещала антиблокировка тормозов. Машина, не успев остановиться, вошла в высокий сугроб так, что левая дверь наполовину скрылась под снегом. Чертыхаясь, пришлось выкарабкиваться через правую. Набрав полные туфли снега, я добрался до багажника, где лежал буксировочный трос.
От той нещадной брани, которую я изверг, открыв багажник, из близлежащей лесополосы с истошным карканьем навсегда мигрировали сотни «чернокожих» птиц. В багажнике, на заботливо разостланной газете, аккуратно сложенный, лежал мой пиджак вместе со всем своим дорогим и важным скарбом.
Вытащив буксировочный трос и зацепив его за фаркоп, осмотрелся. Впереди подобным образом, но правой стороной «зарылся» ярко-красный «Порше Каррера». Я поторопился вернуться в машину – не столько от холода, сколько от возможной встречи с попутчицей. Однако белокурая головка не заставила себя долго ждать. Бесцеремонно распахнув дверь, блондинка строго заметила:
– Куда вы всегда торопитесь? Для вас знаки вообще ничего не значат? Впрочем, мужчины есть мужчины. Вас никогда не исправить!
Высоко подняв брови, с видимым интересом повернулся в сторону алой машины.
– Не смотрите так, это все из-за вашего противного вина. Я же говорила: лишнее!
Местоимение вы для меня оказалось непосильным. Сдерживая тон, выдавил оптимально корректный вопрос:
– С какого… перепоя ты затолкала пиджак в багажник?!
Женщина вспыхнула, как спичка.
– Во-первых, не затолкала, а выгладила и сложила. Во-вторых, бесчувственная глыба, я не обязана выходить на улицу в одной блузке. И в третьих, бокал никудышного вина не даёт повода всякому грубияну тыкать посторонней даме!
На это не нашлось что возразить.
Оттянув кончиками пальцев ткань своей тонкой полусинтетической рубашки, я продемонстрировал плотность её и сдержанно заметил, что мех натуральной шубки, в которую дама была облачена, гораздо лучше сохраняет тепло, чем подкладка моего пиджака.
– Мои вещи, – нравоучительно сообщила дама, – вас не касаются. А шубка, кстати, тоже находилась в машине. Но у меня хватило ума, надеть её взамен заскорузлого пиджака, прежде чем садиться за руль. Впрочем, не следует удивляться мышлению и поступкам некоторых!
Она надменно подошла к открытому багажнику моей машины, достала знак аварийной остановки и поставила его рядом со своим, но направленным в противоположную сторону. Теперь никакой транспорт с той или другой стороны не мог проехать мимо нас.
Не выходя из машины, я с любопытством наблюдал за ходом дальнейших событий.
Женская логика очень скоро скопила два встречных потока машин, из которых блондинка выбрала самую подходящую и только после этого убрала знаки.
Не знаю, было ли состояние рассудка угнетено вчерашним вином или холодом, от которого продрог, но после того, как мою машину вытащили на дорогу, и я продолжил дальнейший путь, он ещё долго не мог достаточно здраво мыслить. Полностью прийти в себя удалось в десяти-пятнадцати километрах от места происшествия, когда красный «Порше», внезапно подрезав, обогнал меня и, остановившись, преградил дорогу.
Не желая больше встречаться взглядом с предметом вынужденного затянувшегося общения, я отвернул голову вправо и увидел, как у подъезда ближайшего дома большая белая кошка нацелилась на беспечно сидящего в пустой кормушке взъерошенного воробья. Ещё мгновение и…
Дверь моей машины распахнулась.
– Вам куда? – поинтересовалась белокурая головка.
– Мне в город. А вам? – учтиво уточнил я.
– По-моему, вы ошиблись направлением. А мне в тот дом, который вы только что с таким интересом рассматривали. Ох, мужчины, – сокрушенно вздохнула она затем, – до чего же вы не приспособлены к самостоятельной жизни. Впрочем, так и быть, берусь вам помочь.
– Мне? Сейчас?
– И сейчас, и когда понадобится.
Я вопросительно и, теперь уже абсолютно ничего не понимая, смотрел на неё.
– Не тратьте понапрасну времени и силы. Когда-нибудь все поймёте. Пойдёмте со мной, вы наверняка проголодались. …Ну, идите же, пока вновь не вляпались в очередную глупую историю.
Видя, что проехать все равно не удастся, обречённо вздохнул и вышел из машины. Мокрые носки, леденея, холодом обжигали ноги, туфли, словно калоши, соскальзывали с них.
Заметив это, дама с жалостью покачала головой, а я почувствовал себя тем взъерошенным воробьём, которого, вероятно, уже проглотила белая кошка.
На руке повисла знакомая сумочка, на второй – с тех пор неотрывная блондинка.
 
Не знаю, почему именно этот случай так ясно припомнился сейчас, но после того подобных историй со мной не происходило. Однако до настоящего времени я не устаю удивляться немыслимой логике противоположного пола. Не правда ли, странную бессмыслицу она порой представляет? Думаю, мой пример достаточно убедил вас.
38 Позитив и развлекуха - в самопомощь!
Лайла Вандела
Он так не был ошеломлён, когда его настигло страшное слово "бомбардировка", как подшиблен теперь: его разрывали вероломные слова любимой девушки! Видать, для него это было нечто пострашнее...

- Что было прежде, то не будет впредь! – сказала любимая слова разрыва. – Уйди в лето! И забудь зимнюю романтику нашу.
- Что было, я никогда не забуду. Моя любовь незыблема вовек!

Он лелеял зимнюю романтику свою в ночи и днём. Уже закончилась весна, и наступило лето, а он не разомкнул замкнутости круг.

- Не терзайся. Всё ещё будет! И будет хорошо! Ищи новую любовь, – увещевала мама. - Другие молодчики так просто ради озорства превращают в хрусталь всё, чего касаются!  …Как и ОНА тебя в хрусталь превратила. Выйди из снега хрустального царства. Забудь былую отжившую любовь.
- Да будет актуальною любовь всегда! Любовь - под солнцем, даже, если снег! Я преклоняюсь пред любовью.
- Да, пусть будет преклонною твоя старая (былая) любовь. Но не слёзною же!
- И сединами убелённою будет любовь моя! Лишь бы не молью траченою! – упрямо горевал юноша.

Ему благопопечительно-предупредительно предложили путёвку на курорт «Развлекуха»…
- Поедь, - обрабатывала-искушала мама. – Развлечёшься, встрепенёшься. На горках покатаешься.
- Мне без Неё ничего не надо.
- Как же ты любишь замкнутости круг. Разомкни его! …Всё суета сует.
- Всё суетно, всё смертно. И мы стареем, друг, – поддержал мамину идею-рецепт отец. - Круговорот чувств-эмоций привычный - на курорте разрушишь. Поедь!

- Но я сокровенный смысл вещей нарушу, - отвечал несчастный юноша, - Всё равно ветры летят то с севера, то с юга, и на круги возвращаются своя. Так и ЛЮБОВЬ ко мне вернётся! Я буду ждать её!
- Но ты встретишь её на ногах?? Встань на ноги!
- Но я и в прямом смысле не на ногах! – сокрушался Он себе. – Ногами вперёд бы…даже подумывал.
- Ты попадёшь на серьёзный приём «Развлекухи»: на этом курорте не на ногах стоят... Там НОГАМИ ВПЕРЁД развлекаются: горки всякие, аттракционы!
Но… Гора уже устала ждать Магомета: парень продолжал страдать – сил радоваться у него не было.

Решили приобщить к проблеме Её… И она позвонила…
- Как ты там без меня? Пережил расставание?
- Расставание - это муть:
Жду, что вернёшься, день изо дня.
Без тебя я не вижу жизненный путь!
Не по-детски СЛЁЗНОЕ разочарование.
Прячу слёзы свои в Неба Грудь.

- Ты любишь лишь яркую идею любви, а не меня, раз мечтаешь, чтобы я вернулась. Может, я хочу доли ИНОЙ! И тебя ждёт ИНОЕ продолжение. Отпусти. Докажи ЭТИМ свою истинную любовь. А РАЗОЧАРОВАНИЕ будет - если я НЕСЧАСТНАЯ, вернусь к тебе! Так ты этого хочешь?! Эгоист! - не понимаешь?! Эгоцентрична любовь твоя! Я что - последняя женщина на планете Земля? Забудь меня!
- Твоё время ушло! – воскликнул Он, плача от любви. – Отправляйся себе, суча ножками, в долю ИНУЮ!

И Он поехал… забыться… на курорт «Развлекуха».

Страстный вихрь закружил его, обнял за плечи, будто трепетом рук пробежал по спине…
Что это было? Горка (в аквапарке «Развлекуха»)!
Следующий аттракцион… Как бы вам объяснить ощущения… Ты - в узкой норе… двигаешься! Потом – выскользаешь!

- Я не могу быть один! …по техническим причинам! – дерзко (как ему самому показалось) махнул наш герой первой попавшей девушке. - Составишь мне компанию? Ведь этот атракцион - для пары: надо влезать в общий резиновый круг!
- Я не против хлебнуть вместе с тобой удовольствия, – был ему от незнакомки ответ.
- Как звать?
- Мариэтта.
- Я – Эдмунд. Вперёд? У-ху-у-у-у-уй! - экстрим содействовал подъёму его плачевного состояния духа.

Далее предстоял очередной аттракцион - «Волна», который так же невозможно изведать лишь на собственной шкуре. Там так, что в общий резиновый круг (как в лодку) садятся ДВОЕ. И сигают с высокой волны!
На этот раз - просительным тоном,  Эдмунд уговорил Мариэтту прянуть (вместе с ним) с волны. Она согласилась. В итоге - им страшно! понравилось...
- Откуда ещё махнём?! - уже вместе метались они по атракционам.

Устав, рядышком легли на лежаки, и Мариэтта спросила:
- Тебе не страшно на атракционах было?!
- Немного! …Но это даже хорошо! – выдохнул Эдмунд.
- Ощущеня похожи на…
- …На глобальную полость любви! Которая захватывает полностью!
- А у меня ощущения будто разбегаются в разные стороны! Превращаясь в сплошную скалу удовольствия! – поделилась Мариэтта. - Я испугалась, как бы моё сердце не разорвалось от большой радости, которая и дальше разветвляется на множество радостей других!
- Есть ли в этой сплошной скале ощущений какая-то полость для сна? – брякнул (в шутку) Эдмунд, собираясь умиротворённо (наконец-то за многие месяцы) уснуть на лежаке...
- Есть ВОЛШЕБНАЯ расщелина для сна! – отозвалась Мариэтта.
- ??Волшебная??Расщелина??
- Расщелина - это когда зачинаешь детей; а потом их растишь и воспитываешь.
- А почему ВОЛШЕБНАЯ?
- А когда есть дети, и ты спишь – то вокруг всё равно что-то делается, к лучшему меняется… Ты готов и к ТАКИМ ощущениям со мной??
- Наверное… Наверное, со временем нам удастся привыкнуть и к таким новым ощущениям, - он обнял Мариэтту, и счастливо заснул, целуясь с ней. Такое высшее проявление страсти.

Согласитесь, друзья: счастливая любовь - это страсть, настигшая тебя в нужное, соизмеримое с объектом страсти время...
И надо СОИЗМЕРЯТЬСЯ… Ведь несоизмеримое со счастьем ВРЕМЯ и счастливая ЛЮБОВЬ вместе встречаются крайне редко.
А курортный роман - это и есть страсть, настигшая тебя в нужное, соизмеримое с объектом страсти время!.. Точка на прямой времени… А дальше – небытие…

Эдмунд, вдруг, вскочил, ощущая беспокойство (чему несказанно обрадовался!) по поводу небытия ли? будущего ли? с… с девушкой… ДРУГОЙ девушкой! «Я могу жить дальше!» - осознал он это.

- Любое событие - точка на прямой времени. Будущее и прошлое от этого момента расходятся в разные стороны и находятся в одинаковом небытии, а значит, обладают одинаковой силой, улавливаешь? – выпалил Эдмунд Мариэтте. - Можно оказаться в прошлом, а можно устремить эту точку (курортный роман) - в будущее…
- Для меня бы лучше – в будущее! А для тебя это событие – лишь точка? Точка возврата в прошлое?

Эдмунд скатился с горы… описав в ней петлю, нырнул в открывшийся проём междуводья; и поплыл… в своё иное продолжение…

- Для меня – это точка невозврата в прошлое! …В то прошлое, что было до тебя, - ответил он Мариэтте (которая так же скатилась с водной горки (за ним).
- Всё будет хорошо?
- Да! …так как я всегда готов к плохому! – так! сформировала меня жизнь.
- Как же хочется всегда быть готовым к хорошему! …Со мной – ты будь готов только к хорошему! Слышишь? Понимаешь?
- А ты – со мной. Вот только один звонок сделаю! Пойдём вместе…

Эдмунд взял в камере хранения мобильник… Нежно обнял Мариэтту. И уже не дрожащей (как ранее) рукой нажимая кнопки, позвонил Бывшей. Та ответила:
- Уйди в лето!
- Ушёл в лето. Помня твоё «забудь», обнимаю (не плача, а радуясь) Неба Грудь! - он страстно поцеловал Мариэтту. А Бывшую счастливо забыл!

Собирайтесь с силами (если, вдруг, какая-то скорбь), и отрывайте себя от «дверного косяка», чтобы ринуться куда-то вглубь удовольствий! (Например, в аквапарке или на горнолыжном курорте.) Страшно с горок, с волны (в аквапарке)? Это даже хорошо! (когда требуется реабилитация чувств).
39 Любовный передоз
Александр Сапшурик
      – У Вас venus virilismus, – пробурчал врач, закончив рассматривать снимки, графики и многочисленные результаты анализов, белой грудой лежавшие перед ним.
      – А проще объяснить можете, доктор?, – спросил Максим, слегка заикаясь от волнения.
      – А проще – любовный передоз, – в деловом облике врача не было и намёка на юмор.
      – Это лечится? – Максим старался держаться свободнее на случай  возможного розыгрыша, заодно пряча свою дремучесть в области медицины.
      – Это лечится, и очень быстро – одним уколом. Но есть две проблемы.
      – Какие?
      – Укол делается непосредственно в сердце... Вот такой иглой, – доктор достал из стола образец. Есть тут определённая сложность...
      – Знаю, смотрел «Криминальное чтиво...»
      – Не перебивайте, ещё не всё. Вторая проблема в том, что иногда после такого лечения пациент уже не сможет любить. Никогда.
      – Почему?
      – Науке неведомо. Иногда неправильно рассчитывают дозировку. Или время введения. Или неустойчива динамика физиологических параметров пациента.
      – Практически эмоциональная инвалидность...
      – Именно поэтому мы и берём с Вас согласие на лечение и проведение данной процедуры, чтобы нас не обвинили во врачебной ошибке или тем более – в превышении полномочий.
      – А другие побочные эффекты есть?
      – Изредка встречаются некоторые, я бы сказал, странные последствия таких операций, но вообще препарат испытан много раз. Никаких физиологических ухудшений никогда не было. Итак, подпишите здесь...

      После процедуры доктор посоветовал не напрягаться в течение суток: всё-таки укол в сердце. Затем вежливо попрощался.
      Дорога домой показалась Максиму, будто совсем не той, по которой он шёл в клинику. Солнце было на пару миллионов градусов теплее, трава зеленее, а ветер такой ласковый, что когда он увидел, как во дворе двое парней с хеканием бьют худенького белобрысого юношу, поначалу решил, что они балуются. Раньше он и не подумал бы вмешаться, тем более после предупреждения доктора. Но теперь не без усилий разбросав крепышей по сторонам,  подошел к юноше. Глаза спасённого показались ему такими красивыми, что он сразу почему-то подумал о побочных свойствах поставленного укола.

      За всё время после клиники он ни разу не вспомнил о своей бывшей девушке, а вот о спасённом парне думает уже долго. С чего бы это? Даже испугался! И солнце как-то сразу потускнело, и трава постарела... Вдруг изменение тайных пристрастий  и является одним из побочных свойств препарата? На идущую навстречу парочку девушек Максим смотрел как на индикатор своей сексуальной ориентации. Нет, кажется, пронесло: девушки нравились!

      И все-таки после лечения что-то изменилось в душе: он стал смотреть на людей каким-то другим взглядом. Ещё возникла новая потребность – приходить на помощь.
      Вот уж несколько дней Максим помогал женщинам перевозить коляски с детьми через улицу, носил старушкам из своего подъезда домой продукты. Казалось, сердце вместо удаленной из него любви к девушке, требовало заполнить пустоту иной любовью. И чего-то не хватало. Однажды он, рискуя собой и автомобилем, подобрал на шоссе пыльного лохматого котёнка с круглыми от страха глазами.

     Вымытый котёнок сразу же получил право есть любую еду, спать в любом месте квартиры и имя Мур. И уж совсем как особый знак расположения  к себе - право выслушать, всего за один вечер, историю жизни Максима.

     Нет ничего уютнее сытого кота! Даже такого маленького. Они расположились на диване. Негромкий голос человека, казалось, мягко ласкает маленькие ушки. Голубые глаза малыша смотрели понимающе. Всё узнал Мур! Как человек влюбился. Как страдал потом, узнав об измене... И как ему повезло, когда мечущееся сердце не потеряло своих особых свойств, не превратилось всего лишь в насос для перекачивания крови. Разные мысли бродили в голове под мурлыкание маленького друга. Кто и зачем подослал человеку эту маленькую пилюлю от пустоты в сердце? И сколько она будет действовать? Только дальнейшая жизнь даст ответы...

      Однажды Мур исчез. Максим искал его везде: в закоулках дома, во дворе, на ближайших пустырях. Он расспрашивал о нём у жителей своего и соседних подъездов. Пожилые соседки, сочувствовали, замечая, как меняется в худшую сторону его настроение и даже внешний вид.

      Движимый странной и призрачной надеждой, он поехал к тому месту, где когда-то нашёл своего друга. Было уже довольно поздно, на дороге никого не было. Июльское солнце последними в этот день лучами заботливо освещало одиноко стоящий на обочине автомобиль. Худенькая светловолосая девушка тщетно пыталась снять на своей старенькой машине пробитое колесо. Как и подобранный здесь когда-то котёнок, она была растрёпана и испачкана дорожной пылью. Глянув в её беззащитные голубые глаза, Максим бросился на помощь...

      Прошёл месяц. Девушка, которую он встретил на дороге, почти заполнила пустоту в его душе. Словно Мур передал следующему участнику благородную эстафету по спасению человека, не ведая того, что сердце его уже способно вместить в себя гораздо больше любви.

       Через полгода девушка, теперь уже жена, предложила ему пойти в приют для животных, чтобы взять себе там кого-нибудь. Невесёлые глаза обитателей приюта наводили тоску. Вдруг Максима кто-то позвал. В одной из клеток с кошками на задних лапах стоял Мур, пытаясь передними лапами разорвать разлучающую их сетку.

       Слёзы блестели в глазах здоровущего парня, когда он шёл к выходу, сжимая в объятиях тощего кота, мурлыкающего так громко, что все присутствующие с любопытством смотрели на эту парочку и едва поспевающую ними девушку.
40 Гоша
Алёна Токарева
Вообще-то меня мало чем можно удивить. Во-первых, я взрослая девочка. Как говорится, столько не живут. А, во-вторых, за всю свою практику работы с клиентами я наслушалась такое множество историй из жизни, что хватило бы не на один том рассказов. А то и на роман можно было бы замахнуться! Вот только времени нет. Мне бы времени совсем чуть-чуть, чтобы сесть и задуматься...

Ах да, забыла представиться. Алевтина, мастер салона красоты. Причём, заметьте, очень даже неплохой мастер. Так говорят. Во всяком случае, никто не жаловался. Ну да, речь-то не обо мне. А поведать я хочу об одной престранной паре, которая ходит ко мне уже много лет. Ходит-ходит - мы уже почти как родные. С виду, конечно. Потому что в душе я не перестаю удивляться этим людям и даже где-то их жалеть. Хотя ещё вопрос, кого тут надо пожалеть. Нет, лучше всё по порядку.


Познакомились мы лет десять назад. Однажды ко мне явилась дама весьма преклонных лет. Ну, пришла бы и пришла, как все. Ан нет. Её сопровождал мужчина лет сорока, который усадил даму в кресло, поцеловал ей руку и удалился в холл, где принялся терпеливо ждать свою спутницу. «Какой Версаль!» - подумала я, давно уже не наблюдавшая подобной галантности, но виду не подала, а стала заниматься клиенткой, исподволь приглядываясь к ней. «Может, - думаю, - у неё какие-нибудь проблемы, и она не может обходиться без посторонней помощи». Разговорились, как водится. Оказалось, всё с ней в порядке. Весьма живая и словоохотливая старушка. Пришла закрасить седину и сделать модную стрижку.

- А это мой сын... -  она махнула рукой в сторону холла. - Вот, всё никак не могу его женить!

И вздохнула с притворной грустью. Я невольно бросила взгляд в сторону мужчины. Симпатичный, в очках, волосы собраны в тугой хвост, что было необычно для человека его возраста. Он, как будто, почувствовал мой взгляд, оторвался от журнала, который пролистывал, и приветливо мне улыбнулся.

- Какой он у вас обходительный... - осторожно заметила я.

- Да, я всю себя в него вложила! - с гордостью сообщила мне старушка . - Родила довольно поздно, без мужа... Да и какой толк от этих мужиков? Одни проблемы... Думала, воспитаю сына, как надо, сделаю из него настоящего мужчину. Всем на загляденье. Пусть хоть один будет таким...

- И не побоялись одна, без мужа? - не удержавшись, спросила я. - Ведь раньше это, мягко говоря, осуждалось...

Лицо дамы исказила презрительная гримаса.

- Мне всегда было безразлично мнение общества, - отчеканила она.

«Ого! - подумала я. - Вот уж, действительно, железная леди!» И поспешила сменить тему разговора.

Видимо, клиентка осталась довольна моей работой, потому что с тех пор стала ходить ко мне регулярно. И всегда в сопровождении своего сына! Ритуал прихода - ухода повторялся с завидным постоянством. Гоша - так звали сына моей клиентки - провожал мать, усаживал её в кресло, почти всегда целовал ей руку, послушно ждал, сколько потребуется, потом благодарил меня, расплачивался, раскланивался и, наконец, удалялся под руку  с матерью. Сначала я восхищалась, думала, вот ведь женщина, удалось ей одной да в наше время воспитать такого парня! Но годы-то шли, а Гоша, по-прежнему одинокий и всегда при маме, уже давно должен был именоваться не Гошей, а каким-нибудь Георгием Ивановичем или Петровичем. Его отчества я так и не знала, а моя клиентка Лариса Григорьевна, наверное, сильно удивилась бы, если бы я поинтересовалась отчеством её сына: для неё он по-прежнему был мальчиком Гошей, вышколенным, послушным, а, главное, доступным в любую минуту. Она словно не замечала его стремительно наступавших залысин и седины, углубившихся морщин и потухшего взгляда. И я начала потихоньку жалеть Гошу.

- Вы знаете, - как бы невзначай сказала я клиентке в один из её визитов, - у меня есть хорошая знакомая... Очень достойная женщина! Вот бы нам познакомить с ней Георгия!

К тому времени мы общались уже достаточно доверительно, чему способствовала сама словоохотливая старушка, так что моё участие в судьбе Гоши не выглядело чем-то вызывающим.

Услышав это предложение, Лариса Григорьевна выпрямилась в кресле и бросила острый взгляд в мою сторону.

- Спасибо тебе, конечно, Алевтина, но, знаешь, Гоша ведь очень привередлив... Уж сколько я его знакомила, и всё мимо... Не стоит нам зря обнадёживать женщину!

«А, может, на этот раз всё и сложится!» - хотела возразить я и прикусила язык, увидев явное недовольство в глазах клиентки. Хотя на лице её застыла вежливая улыбка, меня она не могла ввести в заблуждение. Я, наконец, всё поняла.

После того раза я стала не только жалеть Гошу, но и испытывать откровенную  неприязнь к его мамаше. Однажды мне удалось переброситься парой фраз наедине с Гошей.

- Приходите, - говорю, - ко мне. Без мамы. Только запишитесь заранее, а то клиентов много.

- Зачем? - опешил он. У него даже очки слегка приподнялись на переносице.

- Я сделаю вам стильную стрижку...

- Зачем? - снова удивился он. - Ведь и так хорошо.

К тому времени его «хвост» изрядно поредел и поседел, и выглядел Гоша с такой причёской, мягко говоря, странно.

- Вы это, - я тряхнула его крысиным хвостиком, - называете "хорошо"? 

Понимала, что веду себя бестактно, но ничего не могла с собой поделать. Уж очень переживала за судьбу Гоши.

- Георгий, сколько вам лет? - нахально спросила я.

- Сорок восемь, - без запинки ответил тот.

- Ну вот и ответ на ваш вопрос. Не годится в вашем возрасте ходить с такой причёской. Так что жду вас в ближайшее время.

Я была уверена, что он не придёт. Думаю, возмутился моим нахальством, но виду не подал как хорошо воспитанный человек. Каково же было моё удивление, когда через несколько дней ко мне в кресло уселся Гоша!

- Вы с мамой? - саркастически осведомилась я.

- Нет, один... - он смутился и даже, по-моему, слегка покраснел. - Она старенькая совсем, без меня ей трудно обходиться...

Он оправдывался, как ребёнок.

- Трудно, но придётся, - с нажимом сказала я. - Она, конечно, немолода и временами нуждается в вашем участии. Но не так беспомощна, как вам кажется. Уж поверьте моему опыту.

- Как же вы можете так говорить... - с укором ответил Гоша.


Он снял очки, и сразу стал каким-то беззащитным. А ещё я увидела, какие у него добрые, живые глаза.

- Не обижайтесь, Георгий, - я решила отбросить условности и идти до конца. - То, что я скажу, может быть, слишком прямолинейно. Но это правда. Ваша мама, конечно, любит вас и на свой лад желает вам добра. Но она с самого вашего рождения присвоила вас, как личную собственность, создала свой мир, удобный ей, и ни разу не поинтересовалась, а что, собственно, нужно от этой жизни именно вам...

Гоша слушал меня, затаив дыхание.

- Так бывает, когда женщина одна, без мужа, растит ребёнка, - продолжала я. - И, мало того, сознательно отказывается от личной жизни, якобы, во благо своего дитя, а на самом деле создаёт удобный ей мир, делая ребёнка заложником этого жизненного сценария... Я понятно объясняю?

- Более чем... - тихо отозвался Гоша.

Помолчали.

- Вы знаете, - задумчиво проговорил он, - ведь я несколько раз пытался жениться. Но всё как-то не складывалось... Всё время в последний момент что-то мешало...

- Вот-вот, - поддакнула я. - И вы неизменно возвращались к вашему с мамой очагу.

Говорить-то мы говорили, но в это время мои руки выполняли привычную им работу, и в скором времени Гошино отражение в зеркале преобразилось до неузнаваемости. На меня смотрел зрелый импозантный мужчина, знающий себе цену.

- Вот это да! - восхищённо воскликнул Георгий, которого теперь язык не поворачивался назвать мальчиковым именем.

- Да здравствует новая жизнь! - провозгласила я и, словно ловкий фокусник, одним движением сдёрнула с него накидку.

- А хотите я познакомлю вас со своей подругой? - предложила я, внося последние штрихи в причёску Георгия. - Между прочим, очень достойная женщина!

- Я вот что хотел... - вдруг смущённо проговорил мой новоиспечённый клиент. При этом он теребил свои очки, затем воодрузил их на переносицу и снова снял. - Спасибо вам, за причёску ... и вообще... А вы могли бы со мной встретиться? Не здесь, конечно, а сходить куда-нибудь...

Теперь растерялась я. Не ожидала такого поворота! Хоть и свободная девушка. С некоторых пор.

- А почему бы и нет? - я быстро справилась с волнением.

Ой, что будет! Но где наша не пропадала, прорвёмся! Бог даст, уломаем старушку... Не совсем ведь чужие...
41 Билет в театр
Алёна Токарева
      - Слушай, ты опять опоздала... Я жду тебя уже двадцать минут!
    
      Мой муж морщится и смотрит на часы. Они у него дорогие и красивые. Одного из самых престижных брендов. Он глубоко убеждён, что у успешного человека и вещи должны быть столь же солидными и дорогими, иначе его не поймут, иначе ему не поверят! Его тридцать два зуба сияют белизной, над причёской поколдовал умелый стилист, которого он посещает регулярно, костюм его... да что там костюм, весь его облик  внушает благоговейный трепет окружающим! Я вижу, как он бросает небрежный взгляд на свои умопомрачительные часы, как двигаются его тонкие губы на лице, искажённом гримасой недовольства, и мне хочется выть от тоски. И почему-то совсем не к месту вспоминается, как мы с ним студентами, взявшись за руки, ранним утром бежим  встречать рассвет... Мы тогда только познакомились и ловили любую возможность побыть вместе. Давно это было, в другой жизни. «Ты хоть помнишь, как мы покупали один чебурек на двоих, потому что на два не хватало денег, съедали его на лавочке в парке и при этом были счастливы?» - хочется крикнуть мне, глядя в это холеное лицо.

     - Вид у тебя сегодня не очень, - доверительно сообщает мне муж. - Бледная, круги под глазами...

     «Ну хоть спроси, как я себя чувствую», - продолжаю я свой немой разговор.

      Но нет, мой «бледный» вид интересует его лишь с точки зрения неблагоприятного впечатления, которое я могу произвести на окружающих. Как школьница под пристальным взглядом строгого педагога, я неловко переминаюсь с ноги на ногу в дорогущих туфлях на высоком каблуке. Мне пришлось их надеть, несмотря на снег и морозную погоду, потому что «какие же могут быть сапоги в театре!» На работе у нас аврал, я задержалась и поэтому  примчалась на такси, но успела не к намеченному мужем времени, а лишь к  началу спектакля. Машину же я не вожу в принципе. Жутко боюсь руля. И у мужа это ещё один из поводов для  вечного недовольства мной. Ну как же, это ведь так несовременно... Он всегда находит что-то, что его во мне не устраивает, и над чем мне «стоит поработать».  А я стараюсь, годами изо всех сил стараюсь ему «соответствовать». Слово-то какое дурацкое...

     - Этот костюм тебе не идёт, - продолжает он свою «конструктивную»  критику. - Почему ты не надела синее платье, которое мне так нравится?
    
              Я чувствую, как внутри у меня что-то обрывается. Механически нащупываю в сумке театральный билет, достаю его и протягиваю мужу.

     -Что это? - он недоуменно изгибает свою безупречную бровь.

     - Это мой билет на сегодняшний спектакль, - сообщаю я. - Отдай его кому-нибудь. Ещё не поздно.

     - Кому? - он сбит с толку. Его лицо, наконец, принимает человеческое выражение.

     - Той, которая будет  выглядеть на все сто... Той, которая будет водить машину... Той, которая... - я устаю перечислять, поворачиваюсь и иду прочь.
   
      Я иду, ускоряя шаг, а потом бегу, не разбирая дороги. Мне всё время кажется, что меня остановят и вернут. Но высокие каблуки подводят, и я лечу «рыбкой» на скользком повороте. Несколько секунд лежу неподвижно, до конца не осознавая, что произошло, потом сажусь на грязный снег и начинаю изучать потери. Светлая юбка безнадёжно испорчена — полы шубы распахнулись, и я проехала животом по дороге добрых метра полтора. Колготки, естественно, порвались. Каблук — будь он неладен! - сломан. Слава Богу, хоть руки-ноги целы! Я сижу посреди тротуара и начинаю тихонько реветь. Потом вхожу во вкус и уже реву в полный голос. Почему, ну почему всё так нескладно в моей жизни! Прохожие удивлённо оборачиваются, кто-то подходит и предлагает помощь. Надо подниматься. Не сидеть же тут вечно, тем более, что ноги жутко замёрзли...

    Кое-как добираюсь до ближайшего магазина. Небольшой такой магазинчик, где в одной половине торгуют обувью, а в другой одеждой. Я ловлю себя на мысли, что сто лет уже не была в таких вот маленьких магазинах, где люди просто продают и покупают, не заморачиваясь вопросами «престижа». Захожу и с удовольствием выбираю пару незамысловатых, но уютных сапожек. Очень кстати. Ноги, наконец, охватывает блаженное тепло. Я без сожаления оставляю в углу свои дорогие, но бесполезные туфли, и ловлю на себе удивлённый взгляд продавца. Порядок! Теперь ещё выбрать какие-нибудь брюки, и можно будет подумать о том, как жить дальше. Иду в другую половину магазина, рассматриваю товар, и тут из примерочной до меня доносится странный диалог.

     - Вот это платье нежного изумрудного оттенка... Оно подчёркивает твою тонкую талию и подходит к твоим каштановым волосам... -  взволнованный голос мужчины.

     - А это что? - тихий голос женщины.

     - Кажется, шаль... - продолжает мужской голос. - Хочешь — можешь носить её с этим платьем, или же подберём ещё что-нибудь...

     - Она шёлковая? - снова женский голос.

     - Да, похоже на то... - мужчина на несколько секунд замолкает — видимо, что-то рассматривает. - Вообще, тут сложный рисунок и много цветов. Но с платьем отлично смотрится... Ты у меня красавица! - последняя фраза произносится  с такой любовью, что я чувствую невольный укол зависти.

     «Вот охота мужикам ходить со своими тётками по магазинам...» - думаю раздражённо.

     - Давай ещё сумку тебе подберём! - вновь воодушевлённый мужской голос.

     «Ну это, вообще, наглость!» - моему возмущению нет предела.

     - Да ладно, Саня, не надо... - усталый женский голос.

       «Ещё кочевряжится!» - продолжаю я мысленно шипеть.

     - Давай хотя бы посмотрим! - мужчина непреклонен.

     Тут же он выходит из примерочной. Я уже забыла, зачем сюда пришла, и во все глаза рассматриваю незнакомца. Приятный брюнет средних лет плотного телосложения перебирает товар для своей дамы. «А тётка его, наверное, ужас что такое!» - опять злорадствую я.

     - Саня, не надо, пойдём домой! - шторка примерочной распахивается, и моему взору предстаёт хрупкая женщина, стройная и миловидная.

    Я уже готова облить её презрением за одно то, что «Саня» с ней так носится, но в следующую секунду меня отрезвляет ужасная догадка, а вместе с этим приходит стыд за мои гадкие мысли. Женщина обращается к своему спутнику, который находится прямо перед ней, но смотрит мимо него. Приглядевшись, я понимаю, что она его попросту не видит. Моя догадка подтверждается, когда она надевает тёмные очки, которые до того держала в руках.

     - Ну, как скажешь, малыш... - мужчина устремляется к ней, бережно берёт под локоток и целует в висок. - Устала?

     - Есть немного... - она отвечает ему улыбкой.

    Они снова заходят в примерочную. Видимо, он помогает ей одеться и собрать вещи. Потом оплачивает на кассе выбранный товар, и они уходят. А я всё продолжаю стоять на том же месте, испытывая смешанное чувство горечи от подсмотренной чужой беды и светлой радости от того, что бывает, оказывается, на свете такая любовь.

    Долго брожу по городу. Сто лет уже не гуляла просто так, без всякой цели... Я иду и обдумываю своё житьё-бытьё и планы на будущее. Домой отправляюсь, чтобы собрать кое-какие вещи и наутро переехать к маме. Когда нам плохо, мы возвращаемся к нашим мамам. Не надеюсь застать мужа дома: он и раньше, бывало, не приходил на ночь под разными благовидными предлогами, а сегодня, думаю, точно где-нибудь останется. Однако уже с улицы видно, что наша квартира  ярко освещена, и в гостиной у окна просматривается мужской силуэт. Выхватываю из сумочки мобильный. Оказывается, я забыла его включить. Двенадцать звонков, и все от мужа!

    Дверь нашей квартиры распахивается, едва я выхожу из лифта. На пороге стоит муж. Волосы взлохмачены, он слегка бледен, правый уголок рта подрагивает. Фигура его грозно возвышается, закрывая собой дверной проём.

      - Где ты была? - отрывисто бросает он вместо приветствия.

    Желваки ходят ходуном, он буквально сверлит меня взглядом. Давно я его таким не видела! Застываю на месте, не решаясь войти.

      - Гуляла... - я старательно прочищаю горло, но всё равно выходит какое-то нечленораздельное мычание.

      - Гуляла она! - муж взрывается и буквально втаскивает меня в квартиру. - Я тут с ума схожу, всех знакомых обзвонил, больницы и морги, а она, видите ли, гуляет! А с телефоном что?

      - Забыла включить... - теперь я почему-то пищу.

     И на всякий случай держусь от него на почтительном расстоянии. Но он вдруг как-то разом обмякает и отворачивается.

      - Лялька, я же волнуюсь... Зачем ты так? - говорит срывающимся голосом.

      Лялька? Я не верю своим ушам. Он называл меня так когда-то очень давно. В другой жизни. Я подхожу к нему сзади, обнимаю за плечи. Они такие широкие и тёплые.

      - Прости меня, пожалуйста... - я прижимаюсь щекой к его спине.

     Мы с ним стоим и смотрим, как на улице идёт снег, и раскачивается фонарь под порывами ветра. Ещё февраль. Холодно. Но уже скоро придёт весна.
42 У вас получится!
Инна Ермилова
Сначала ей эта традиция - писать сокровенное желание, сжигать записку и выпивать шампанское с клочками серого пепла под бой курантов казалась глупостью. Однако, желания вдруг стали сбываться, и она уже с нетерпением ожидала следующий Новый год, что загадать очередное.

На этот раз Дина написала следующее:
-Хочу стать инструктором по скандинавской ходьбе.
В общем, это было очень смело, потому что палки в руки она взяла не более года назад.  Это были старые лыжные палки.

- Ничего, послужат пока, надо с техникой ходьбы ознакомиться, а дальше, как пойдёт, - думала тогда Дина.

Новый год отмечали, как обычно, тесным семейным кругом - муж, дети, мама, легли спать поздно.
Обычно 1 января у Дины, когда она выходила из дома, было подавленное настроение – пустынные улицы, обрывки гирлянд, коробки от подарков, выброшенные за ненужностью. Однако сегодня картина эта почему-то совсем не опечалила нашу спортсменку, когда часов в 10 утра с палками под мышкой она вышла бодрым шагом из подъезда. Более того, она даже радовалась безлюдным улицам, двигаясь по знакомому маршруту в направлении школы. Там, во дворе был закуток, где Дина делала небольшую разминку в стороне от любопытных глаз.
                                 ***
В маленьком ресторане, наконец, замолчала музыка, сонные официантки убирали со столов. Администратор Елена средних лет, полная, но очень подвижная, не торопила их. Каждый Новый год она ставила себе рабочую смену, потому что дома её никто не ждал, а бойфренд – младше её на 20 лет, тоже был сегодня при работе и при ней. Как-то не совсем правильно сложилась у Лены личная жизнь.
- Да, неверное, не сложится уже, – думала она.

Забирая домой «не объедки, а остатки», как говорила героиня одного известного фильма - официантка, Лена собиралась посидеть сегодня в компании соседки –ровесницы. Готовить было неохота. Распрощавшись с возлюбленным, она потихоньку двинулась к дому. Чтобы сократить себе путь, он решила пройти школьным двором.
                                   ****
Не трудно догадаться, что именно на задворках школы произошла эта, может быть, неизбежная встреча двух женщин из совершенно разных, казалось, миров. На поверку оказалось, что у них есть и общее.

Вообще-то Дина привыкла, что прохожие молча проскальзывали мимо, тактично опуская глаза, когда она выполняла для разминки комплекс ушу. На этот раз, увлёкшись, она вдруг услышала в свой адрес:
- Опа, растяжечка»! К слову сказать, растяжка была у неё не очень, о чём она тут же с сожалением поведала прохожей. Та, вдруг, выбросив сигарету принялась в ответ демонстрировать свою - очень даже хорошую.
- Ого! - воскликнула Дина. - Как вам удаётся без тренировок, а я бьюсь, бьюсь!
-  Да, у меня бабушка в 80 на шпагат садится – отвечала Лена. - А я в неё.
Так и начали перебрасываться о том, о сём. Кто где работает, про детей или их отсутствие, про интересы.

Лена была в прошлом педагог, а Дина – в настоящем. Зато, когда Дина и слышать не слыхивала об «ушу», Лена в студенческую пору переводила трактат «Кун-фу. Путь кулака» за большие деньги и с большой осторожностью, потому что тогда можно было за это дело и в тюрьму сесть.
- С какого языка переводили - поинтересовалась неожиданно для себя Дина
- С испанского- ответила Лена. - Я тогда себе за этот перевод дублёнку купила.
- А давайте бросайте курить, приходите к нам на тренировки - начала Дина пропаганду за здоровый образ жизни. - У вас получится.
- Я подумаю- засмеялась Лена.
Так и расстались с улыбкой, помахав друг другу на прощанье.
43 Мой идёт!
Инна Ермилова
Антонина как-то неожиданно для себя играючи поступила в серьёзный столичный институт. И пошли студенческие дни-денёчки. Домашние очень переживали за Тоню, мама часто приезжала навестить дочь. Как-то раз они отправились в театр столичным метро, где среди пассажиров  увидели несколько чернокожих парней маленького роста  Они были одеты  неважно -  в  серых пальтишках из «Детского мира», в кроличьих шапках- ушанках; синие от холода.
 
- Это студенты из африканских развивающихся стран, – поймав недоуменный взгляд матери, со знанием дела объяснила Антонина и добавила.- Жаль их очень! Так и хочется помочь.
- Ты что с ума сошла, не смей  даже приближаться, - занервничала мама.

Была Антонина высокой, крупной девушкой, очень эмоциональной. Когда она говорила, светлое круглое личико оживало, то и дело удивлённо  домиком приподнимались бровки , раскосые глаза – наследство от папиных калмыцких кровей блестели, чуть подрагивали длинные черные, но совершенно прямые реснички. А когда она начинала смущаться, на нежной коже появлялся бархатистый румянец.

Мама как в воду глядела, когда переживала за дочь. Как- то в зимнюю сессию Антонина отправилась в институтскую библиотеку готовиться к экзамену по истории партии. Весь день она добросовестно писала конспекты трудов К. Маркса, В.И. Ленина, к вечеру её силы иссякли, и она пошла прогуливаться по просторным коридорам главного корпуса. А полюбоваться там было чем: высокие с рельефами потолки, вощёный паркет, массивные резные двери и шикарные мраморные лестницы. Судьба   распорядилась так, что она в совершенно пустом холле здания   встретилась с африканским студентом . Тот решительно улыбаясь, подошёл к Тоне. Африканец не был похож на зачуханных студентов из развивающихся стран.
  -Здравствуйте, - сказал он на приличном русском языке и подошёл  к девушке.
-Здрасте, –вспомнив наказ матери, пролепетала Тоня.

Парень был  худой,высокий, с длинной- предлинной шеей и весь какой-то плоский, как большая сушёная рыбина. Сказать, что он был некрасив, значит ничего не сказать.

- Страшнее атомной войны,- так говаривала в таких экстренных случаях Тонина бабушка.
Однако, был со вкусом и модно одет, держался уверенно и вальяжно.
 
- Меня зовут Дав Нассав, я буду ждать вас, -  он написал на бумажке подробный адрес и даже нарисовал схему, как до него добраться.
Тоня была девушкой вежливой, воспитанной, поэтому она молча слушала, оторопев.
  - Я живу в том же общежитии, – подумала она.
От возмущения происходящим её бросило в жар, она даже вспотела в своей   тёплой шерстяной кофточке. Круглое личико пылало жаром и негодованием.
- Как он посмел!-трепетало в её юной непорочной груди.

Дав, однако, ничуть не смущаясь, вложил  в её руку записку и попрощавшись удалился с гордо поднятой головой.
Тоня  в ответ вернулась в читальный зал , изменив великим классикам партии, быстро собрала сумки, и всё ещё негодуя, отправилась в общежитие.
- Сейчас Глебке пожалуюсь!  – решила она.
 
Глеб – парень из группы, который негласно взял шефство над Антониной   да так к этому серьёзно относился, что многие в группе принимали их за влюблённых.
- Придя в общежитие, Тоня тут же стремительно проникла на мужскую половину и вызвала в коридор Глеба.
-   Глеб, ты представь, он меня приглашает в комнату, -вкратце поделилась она своей историей. 
  Глеб долго смеялся, а потом сказал.
- Дура ты ,Тонька, стала бы женой сына вождя!
- Ну тебя, Глеб, - зарделась Антонина и в смущении бросилась на женскую половину   делиться этим безобразием. А Глебка рванул на мужскую рассказывать новую новость. Какое-то время общежитие погудело, как улей, потом всё успокоилось.
 
Поскольку наши герои проживали по одному адресу, судьба –злодейка вскоре вновь столкнула их  нос к носу. По виду Дава Антонина  сразу поняла, что теперь он её идентифицировал: глаза его смотрели высокомерно, видимо, он не смог простить  её отказ. Африканец шёл, высоко подняв голову на своей и без того длинной шее.
 
- Я сын вождя!!! – было написано на его благородном челе.

Антонина тоже не растерялась. Она развернула плечи, так чтобы на её высокой груди этот несчастный африканец прочёл:

- Советские девушки не продаются!!!

Под этими знамёнами они прошли мимо друг друга.

 Впрочем, была ещё одна заочная встреча, когда Тоня заскочила к коменданту общежития. С удивлением  она увидела фото 3х4 знакомого ей африканца под стеклом. Тогда было это очень модно на свой рабочий стол под стекло класть  календарики, фото, и другие милые сердцу вещицы. Правда, для этого надо было это стекло достать, тоже  своего рода охота.
 
- А этот парень... почему у вас здесь? – как бы невзначай спросила девушка у Нины Васильевны.

- Такой мальчик замечательный: вежливый, улыбчивый, всегда всё расспросит, не то что наши хорьки – сказала та, умилённо рассматривая фото своего любимчика.На щёчках Тони вдруг выступил лёгкий румянец, отчего-то ей это было приятно слышать.

Вот собственно и вся история.

Пришла весна. Снег стал быстро, как студенческая стипендия, таять.Воздух был чист, звонок и прозрачен. Под первыми лучами ласкового солнышка птицы, будто итальянцы из Сан- Ремо, защебетали свои весенние хиты.  Однажды, прыгая по проталинам, Тоня увидела вдалеке знакомую вытянутую фигуру.
 
-  Мой идёт! -  ласково подумала она и  с тубусом наперевес помчалась сдавать курсовой.
44 Наташа
Анатолий Куликов
 Посвящается моей жене
Ох и статная же Наталка Головина! Статная и красивая. Томный взгляд, овал лица нежный, белый, будто из слоновой кости вырезан. И, хоть часто бегает босиком, зато нога-то какая! И жених у неё, Олег, тоже, на пару, красавец. Высокий, курчавый. Щупленький, правда, да, видно время матереть ещё не пришло. Мы, волжане, все красивые. Толи вода в Волге какая чудная, то ли места у нас…В красивых местах только красивые люди и рождаются. Ну, значит, гуляли они года три рука об руку. И в школу и со школы и на пляж и в магазин. А, тут, приходит Олегу повестка из военкомата. В армию зовут. Пришёл он туда, говорит, готов служить, где стране надо. А надо, отвечают, в Афганистане. Интернациональный долг отдать. А то, уж, больно большой он вырос.
Всю ночь простояли они под распустившейся сиренью возле дома олегова. Обнимались, плакали. Даже Олег не вытерпел. А чего друг другу обещали, так, то ночка тёмная знает. Уехал Олег. А Наталка письма писать села, да к матери его бегала, а, ну, как ей что ещё хорошего написал. Года не проходит, письмо матери пришло. Пропал, пишут, ваш сын без вести под Кандагаром. Мать в слёзы, а Наталка ничего. «Живой он! Чувствую живой. Может где под кустом задремал, когда пересчитывали, вона, их сколько туда понагнали. А может раненый лежит, и назваться не может.»
Кивала мать головой, кивала, а фотокарточку Олега, всёж, рядом  с карточкой умершего отца поставила. В траурной рамке.
Каждое утро вставала Наталка и бежала в поле, рассвет встречать. «Не видало, ли ты, солнышко, там, на востоке моего Олежку?» Потом к реке шла, садилась на мосток и ноги в Волге мочила, голову от тревожных мыслей остужать. Много парней сваталось к ней Весь полисад обломали, а она ни в какую. Мать ей талдычила: «Смотри, девка, красота-то проходит. Век девичий не долог. Прождёшь принца, а потом и конюху рада будешь». А она ей : «Вот вернётся Олег, тогда и свадьбу сыграем». И бежала к олеговой матери очередное письмо в военкомат сочинять. Чтоб получше поискали. По хозяйству ей помогала, а, когда она заболела, так, ночевала там. Не выдержало материнское сердце разлуки с сыном, умерла она. Так Наташа и за могилкой как надо ухаживала, да за домом. А ещё, когда зацветала сирень возле его дома, ломала Натаха ветки и прохожим раздавала. «Берите,-говорила, Они целебные». Её за глаза называли блаженной или соломенной вдовой. Но только за глаза, потому, как уважали и жалели. А ещё она письма Олегу писала. Часто. Примерно так…Сейчас вспомню: «Пусть спасёт тебя,родной,  любовь моя и нежность. Пусть слёзы мои омоют раны. Пусть поможет тебе верность моя» Ну, потом про новости местные, а в конце: «У нас с тобой сейчас одна война. Со временем. И вместе мы её сломаем». Писала и в шкатулку складывала. Вроде, как оберег готовила.
Десять лет пролетело. Десять концертов дали соловьи в прибрежной роще, десять раз одевалась Волга в зимние одежды, десять раз расцветала их сирень. Да, и горы за Волгой, вроде, как  пониже стали, а всё равно красивые. А Наталка  по прежнему в поле по утрам бегала. Ох, не рассвет ей встречать надо было, а закат на запад провожать. Приехал Олег. Аж из самой Америки приехал. С женой американской. Оказывается, он в плен попал к моджахедам, а, там его американцы выкупили и в Америку привезли. Он там, прижился, бизнес открыл, разбогател. Из области на шикарной машине приехал. На кладбище побывал, в школе родной. В доме своём недолго был. Посидел на стуле посреди комнаты, повздыхал и поехал к нотариусу купчую на дом оформлять. А, когда выходил со двора в толпе зевак Наталью увидел. «Никак, Наташа? Здравствуй, невестушка». Жену свою подозвал, по английский ей что-то объяснял. Потом опять к Натахе: «Как живёшь? Замужем? Поди, детей парочка есть? У меня, вот, двое».  А Наташа стояла, как вкопанная и молчала. Комок в горле застрял, не проглотить, не выплюнуть. Когда в машину садился, будто что-то вспомнил. Подошёл. «Мне, тут, рассказали, спасибо за мать. Если чего надо напиши, ато приезжайте к нам в гости. Всей семьёй. Адрес  я вышлю». Сел и уехал. Только тогда очнулась Наталья, стряхнула с себя пыль дорожную, да домой пошла. С тех пор перестала она в поле ходить, да на реку. Чего, уж, тут охлаждать? Так и жила по-тихому.
А, потом, кто-то выкрал её письма, да, мало того, что выкрал, в интернете выложил. И читали люди письма её к Олегу и добрели. А, может, кто и в Чечню своим солдатикам посылал. Дошли эти письма и до Америки. Приходит оттуда перевод, аж, на триста тысяч долларов. Деньжищи огромные! Может жена Олега насоветовала, у американцев принято так, от совести своей откупаться. А может Олег какую вину за собой почуял. Не знаю, врать не буду, да, только не приняла Наталья этот перевод, даже в руки не взяла. Съездила в область и перевела деньги в афганский фонд на памятник тем, кто не вернулся и больше уже никогда не вернётся. Ниоткуда.
А, всё-таки не права была её мать. Сохранила Наташа красоту. На веки вечные сохранила. Красоту русской женщины.
45 Я спас ее для тебя
Ирина Галактина
  Тихий весенний вечер, такой ароматный и обволакивающий весь город: улицы, дома, прохожих. В такой вечер приятно прогуляться неторопливым шагом, подумать о жизни, о  достигнутом и о мечтах. Да, да в такой вечер обязательно надо окунуться в мечты!
 Но я уверена, что не каждый прочувствовал прелесть этого вечера. Кто-то даже не заметил этой восхитительной тишины и красивой синевы, разливающейся по улицам города.

Марина сидела на диване с раскрытым дневником на коленях. Из окна дул приятный ветерок, нежно гладя её волосы. Но она не замечала этого прикосновения, глаза не отрывались от страниц, исписанных мелким и твердым почерком.
Уходя, Игорь сказал: «Маришка, вот тебе мой дневник, держи его, пока я не вернусь».
Марина восприняла эти слова буквально. Вот уже который день она не расставалась с дневником Игоря ни на минуту. Носила его с собой на работу, ложилась с ним спать, даже брала в душ, словно школьница, воздыхающая о принце своего сердца. Ей казалось, что чем ближе к ней будет дневник, тем безопаснее будет Игорю в далекой и опасной стране. Марина  верила в это, она так чувствовала. Чувствовала очень сильно, всем своим естеством.

Вот и сейчас, устало плюхнувшись на диван после рабочего дня, она вчитывалась в строки, которые написал самый любимый, самый дорогой, самый желанный для нее человек.
Ветерок продолжал гладить её волосы, и от этого прикосновения где-то подсознательно Марина ощущала присутствие мужа рядом, будто он и не уезжал вовсе.

Сказать, что с Игорем ей было хорошо, не сказать ничего. До недавнего времени Марина и сама думала, что так хорошо просто не бывает. Прожив без малого полвека, она не часто встречала в мире такие понятия, как любовь и дружба. Выросшая в детском доме, Марина ещё подростком усвоила главный урок  – надо учиться выживать. Если выжил, не позволил себя растоптать, значит, уже победил. О большем она и не мечтала. После выпуска из детского дома практически сразу выскочила замуж. Не по любви, а из чувства самосохранения. Муж был на десять лет старше и, казалось, что с ним ей будет спокойно и надежно. Первые годы они и правда прожили неплохо. Марина родила сына, успела получить хоть какое-то образование. Но как часто бывает, даже вроде бы вполне прочный брак со временем начинает давать трещину. Когда настал такой момент в жизни Марины, то она долго раздумывать не стала и дала мужу полную свободу. Он ушел. Но Марине уже было не страшно. К тому моменту жизнь в полной мере закалила её, и одиночество совсем не пугало. Она стала уверенной  в себе женщиной.

 Еще какой-то период  времени Марина с сыном пожила в родном Ташкенте, а в лихие для распавшегося Союза 90-е, рискнула и переехала в Москву. Работы она не боялась. Зная, что по профессии вряд ли получится устроиться, она ринулась зарабатывать деньги везде, где только подвернется. Торговала на рынке (в те времена это была единственная возможность подзаработать приезжим),  мыла полы в поликлинике, убирала квартиры состоятельных людей. В общем, сына Марина подняла, и потому на её сердце было спокойно. Ну и что, что  сама выросла без родителей? Ну и что, что женского счастья так и не узнала? Зато вот он, её кровинушка, ни в чем нужды не знает, образование получил в лучшем ВУЗе столицы, устроился на приличную работу. И, как надеялась Марина, скоро наладит свою семейную жизнь, подарит ей внуков, и будет у неё спокойная и вполне счастливая старость. Да и вообще, хорошего парня она вырастила, отзывчивого, доброго, честного. Как не радоваться матери?

И вот однажды, без всяких анонсов, в жизни Марины появился Он. Она так и не может ответить себе, почему Игорь обратил внимание на неё, на обычную среднестатистическую уборщицу. Все вокруг считали, что ему, одному из ведущих хирургов в области экстренной медицины, нужна совсем другая партия.

Но сейчас Марине абсолютно все равно, что думают другие. Вот уже год, как она переехала из своей служебной комнаты жить к Игорю.  И она точно знала, чувствовала всей своей женской сущностью, что любима и желанна. «Неужели такое бывает не только в сказках?» – мысленно задавала она себе вопрос. И сама же себе отвечала: «Да! Бывает!»

Сейчас, без Игоря, квартира стала совсем чужой. Иногда Марину даже посещала мысль, уехать из нее до той поры, пока не вернется Игорь. Но эти рассуждения она быстро прогоняла. «Нет, так думать нельзя, это на грани предательства. Когда в замке повернется ключ, и в дверь войдет Игорь, он должен видеть, что я тут, что я жду его, что я все это время верила в его скорое возвращение», - убеждала себя Марина.

Несколько дней назад произошло то, отчего содрогнулся весь мир - землетрясение в Японии, повлекшее за собой страшное цунами и гибель нескольких десятков тысяч людей.

Марину это известие застало на работе. Она была так потрясена, что отпросилась у начальства и ушла пораньше домой. Как она ни старалась, воспоминания прорывались бурным потоком  из самых глубоких уголков её души. Она думала, что они навсегда похоронены в её сердце, но оказалось, что нет.

Когда-то давно, будучи 3-х летней девочкой, она чудом осталась жива после землетрясения в Ташкенте. Тогда-то и  погибли её родители. Близких родственников у Марины не было, и испуганную, пролежавшую под завалами двое суток, малышку определили в Ташкентский детский дом. Тем же чудом Марина не только осталась жива, но и практически не пострадала. Только лишь обломками дома придавило ей на руке мизинчик. Так Марина лишилась пальчика. Физически жить без пальца она привыкла быстро, а вот морально было труднее. Все свое детство и юность стеснялась она своего дефекта.

В тот день вечером, когда Игорь вернулся с работы, Марина лежала неподвижно на кровати, уткнувшись носом в подушку. Он подсел рядом, приобнял за плечи и сказал: «Ты же знаешь, я должен быть там. Это моя работа. Я обещаю, что  скоро вернусь, и возьму отпуск. Ты тоже возьмешь отпуск. Мы поедем с тобой, куда ты захочешь. Я обещаю. Но пока надо потерпеть».  Марина разрыдалась. В такой тяжелый момент ей меньше всего хотелось оставаться одной. Ей стало очень страшно. Вдруг с ним что-то случится, вдруг он не вернется? Но она знала, что остановить его не в состоянии. Он едет спасать людей. И ей, как никому другому известно, что значит быть погребенным под руинами. Нет, она не помнила деталей, осталось просто ощущение ужаса. "Да, конечно, он должен быть там," - убеждала она себя. Ещё она пыталась подбодрить себя тем, что Игорь поедет работать в клинику, а там вполне безопасно. Но само расставание с ним изнутри убивало её. Собравшись всего за несколько часов, Игорь уехал.

После его отъезда она не пропускала ни одного репортажа из Токио. Вглядывалась в картинки на экране, вдруг промелькнет лицо мужа? Но конечно, таких репортажей из Японии не поступало. Весь мир был прикован к событиям, происходившим на ядерном реакторе. Марина осознавала всю опасность случившегося, но поделать с собой ничего не могла. Все мысли были только об Игоре. Сотовая и Интернет связь в Японии не работала, поэтому единственным способом пообщаться был городской телефон. Но Игорю, видимо, некогда было звонить. Она представляла, как он и днем и ночью стоит за операционным столом и спасает чьи-то жизни. Иногда, при этих мыслях, тревога отступала, но потом накатывала с новой силой.

В этот чудесный весенний вечер, прелести которого  Марина не заметила, она снова сидела пред телевизором с дневником на коленях. Она была уверена, что раз Игорь отдал дневник ей в руки, значит, он не возражал, а может быть даже и желал, чтобы она его прочитала. И она читала. Читала медленно, продвигаясь с последней страницы в начало дневника. Записи были по-мужски скупые и не очень-то разборчивые. Было ясно, что в дневник Игорь записывал только самое важное. Об успешно проведенной операции, о деловой встрече, о консилиуме врачей. Были записи и о ней, о Марине. Он отметил в дневнике дату, когда она переехала к нему жить, записал об их поездке за грибами (счастливое и безмятежное было время), черкнул несколько строк о знакомстве с её сыном, упомянул и многие другие события. Сейчас все эти воспоминания помогали Марине ждать. Неведомой нитью они связывали её сердце с сердцем Игоря, и ей казалось, что чем больше она думает о нем, тем легче ему придется там, в чужой стране, в напряженной работе.  Каждая мысль об Игоре была почти молением небесных сил сохранить его.

Больше половины дневника уже было прочитано. Страница за страницей она подбиралась к дню их знакомства. Читала медленно вдумчиво, растягивая приятные воспоминания на долгие часы.
Игоря не было дома уже неделю, поэтому тоска приходила все чаще, назойливее, и бороться с ней было труднее с каждым днем.

И вот заветная дата их знакомства. Конечно, она никогда не забудет тот солнечный день московского бабьего лета. Марина налила чашку крепкого чая, уселась поудобнее и стала читать. На удивление, запись была очень длинной. Мелким и твердым почерком было написано:

«Удивительный день! Мизинец, его не было. У нашей уборщицы нет мизинца...

Марина захлопнула дневник. Кровь прихлынула к лицу с какой-то неистовой силой. Ей казалось, что она уже давно смирилась с утратой пальца. Да и Игорь никогда ни взглядом, ни словом не показывал, что ему неприятно видеть ее искалеченную руку. Почему он пишет о нем? Любопытство взяло верх над волнением. Марина снова отыскала в дневнике эту запись. Вздохнув поглубже продолжила читать.

...Теперь сижу дома, и не могу отделаться от детских воспоминаний. «Сын, когда встретишь девочку без мизинчика, знай, что я спас её для тебя» Почему он так сказал, вернувшись из очередной поездки?..

Марина перечитывала эти строки снова и снова... В висках пульсировала кровь и не давала сосредоточится. Как они познакомились с Игорем, она помнила хорошо. Снимая, она уронила резиновую перчатку, а он её мимоходом поднял. На следующий день к концу рабочего дня за спиной она услышала его голос, который никогда и ни с каким другим голосом перепутать не могла уже тогда: "Есть женщины в русских селеньях".  Он первый заговорил, предложил помощь, был весел и очень обходителен. А она так и не сняла в тот день при нем грубых резиновых перчаток. Значит, все-таки заметил накануне. Глаза вернулись к тексту.

...Тогда я долго себе представлял, что это может быть за девочка. Но расспросить тебя, батя, так и не решился. Потом все быстро забылось. А сейчас почему-то вспомнилось.. Неужели, ты и правда спас тогда какую-то девочку? Жаль, что тебя уже нет в живых..»

На этом месте запись обрывалась, но с новой строчки шло продолжение. Видимо автор строк отлучался, чтобы выкурить сигарету.

«Ты так рано погиб! И если б ты только знал, сколько раз в жизни мне нужен был ты. Твой взгляд, твой совет, твоя рука на моем плече. Когда ты погиб мать сказала, что тебя не могли спасти, потому что рядом не оказалось хорошего хирурга и современного оборудования... Ты бы видел её слезы! Помню, как  я пообещал себе, что обязательно стану врачом, который будет спасать спасателей! Отец, ты можешь гордиться, говорят, я действительно неплохой хирург… Я не вспоминал свое детство долгие годы. И вот сейчас эта женщина пробудила во мне давно забытое прошлое».

На этом запись в дневнике обрывалась и шли новости, датированные последующими днями.

Щеки Марины пылали, как у школьницы, не выучившей урок. Она прочитала последний абзац записи Игоря на одном дыхании. А сейчас глаза сами собой вернулись к строкам  «когда встретишь девочку без мизинчика, знай, что я спас её для тебя». Неужели поэтому, великий и всемогущий Игорь Владимирович Литвиненко, подошел к ней на следующий день после этой роковой перчатки и спросил её имя? Значит, его отец был спасателем? Но почему Игорь ничего мне не рассказал? А собственно, почему он должен был что-то рассказывать? Мы вообще мало вспоминали о прошлом. Немолодые ведь уже, и у каждого за плечами ого-го какой багаж! И вообще, почему я позволила себе подумать, что его отец спас именно меня? Разве мало  девочек в те дни лежали под руинами города? А может, отец Игоря по каким-то причинам просто выдумал эту историю? Мысли Марины перескакивали с одной на другую. Внезапно их прервал громкий телефонный звонок.

- Да, я слушаю, - быстро сняла трубку Марина. Она ждала всего одного звонка на свете.
- Родная моя, завтра утром я вылетаю домой. У меня все хорошо. Прилечу и все тебе расскажу, - послышался в трубке усталый голос Игоря. После этой фразы сразу раздались гудки.
То ли связь оборвалась, то ли муж не мог дольше разговаривать. Но это уже было не важно.
 Он позвонил! Он жив! Он едет домой!

Марина вновь почувствовала себя самой счастливой!

Конечно, когда Игорь вернется, она попробует ненавязчиво распросить его о словах отца.
Но как бы там ни было, отец мужа или какой-то другой мужчина спас её, сомнений нет - он спас её для него, для Игоря!

«Какой удивительно тихий сегодня вечер, - Марина впервые обратила внимание на еле колышущуюся занавеску. Она подошла к окну, отодвинула её и выглянула на улицу, – Давно я не видела таких прекрасных весенних вечеров…»

              Утром девушка проснулась
              И, открыв глаза,
              Потянулась, улыбнулась -
              За окном - весна!

              Птицы стайками щебечут,
              Прыгают в ветвях.
              И деревья так красивы
              В солнечных лучах!

              Встала милая с кровати
              Окна распахнула.
              И душистый чистый воздух
              Всей душой вдохнула.

              Солнца лучик прикоснулся
              К  бархатным щекам,
              Ветерок прическу делал
              Длинным волосам.

              Утром девушка проснулась,
              И, открыв глаза,
              Снежной туче улыбнулась –
              А в душе - весна!
46 Когда цветёт сирень
Дмитрий Коробков
     Странный мне приснился сон. Будто нам, ученикам, хотя каким ученикам, школу мы давным-давно закончили, нужно собраться около школы. Это, как бывало перед началом учебного года, когда уточняется расписание занятий на первое сентября. Но у нас не могло быть занятий, поэтому я не понимал цели сбора. У меня был с собой коньяк и моя собака, давно умершая, но во сне ещё живая. На этот сбор я почему-то опоздал. Так странно, ведь я, практически никогда не опаздываю. Подошёл к школе, когда уже все разошлись. Случайно застал своего одноклассника, полысевшего тёзку. Он выходил из Школы ещё с каким-то мужиком. Причём школа не была похожа на нашу. Мы поздоровались.
     — Ну, что там было? — спрашиваю.
     — Да, ничего особенного.
     — Сказали про трапецию, — добавил незнакомец.
     — Какую трапецию? — переспросил я.
     — Не знаю. Ещё про что-то… В общем, ничего особенного.
     — А во сколько завтра приходить? К семи, или восьми?
     — К десяти. Сухо уточнил тёзка.

     На этом я проснулся.

     Яркое солнце осветило бескрайнюю синеву неба. Молодая листва нежно шелестела в тёплых волнах лёгкого движения весеннего воздуха. Роскошные кисти цветущей сирени благоухали нежным ароматом.
     К одной из многочисленных веток сирени протянулась рука. Лёгкий хруст, и гроздь сиреневых цветов оказалась у довольного выпускника.
     Сегодня прозвучит «Последний звонок». Последний школьный звонок прозвенит сегодня для всех выпускников. Потом, ещё четыре волнительных экзамена, и, эта страница будет закрыта навсегда. Но сколько ещё страниц предстоит написать бывшим школярам? Не прочитать, а именно написать самим! Пожалуй, что в этот майский день никто не задумывается по таким глобальным пустякам.
     Кто-то уже твёрдо определился в своём будущем, а кто-то пока в раздумьях. Но не сегодня! Сегодня они даже ещё не осознают того, что скоро расстанутся друг с другом. Не все, конечно. Будут ещё дружить, встречаться. С кем-то может переписываться. Жизнь разметёт их; институты, Армия, работа, а может быть другие города и страны. Но сегодня: все нарядны, веселы, красивы — счастливы!

     «Тридцать пять лет пролетело после нашего выпуска, как один день, — вспомнил я, — да, нет, всё-таки не один. Много всего было. Но как быстро»!
     Память унесла меня в далёкие школьные годы. Как тепло и трепетно стало да душе. Но чуть-чуть горько. Не только потому, что бесшабашной юности уж больше не вернуть. Вспомнились и те, кого уже нет.
     «Какое яркое солнце, совсем, как тогда. Хоть сегодня и не двадцать пятое мая — день “Последнего звонка”. В этом году погода вообще не балует, — холодно и дожди. Сирень зацвела значительно позже, чем тогда». Я присел на лавочку в парке. Его недавно построили прямо на пути к магазину. И если некуда спешить, я присаживался на лавочку. Не от усталости, конечно, а просто посмотреть на людей со стороны.
     Мимо меня проходит маленькая девочка. Она идёт по парковой дорожке, держа в руках стаканчик мороженого. Девочка его аккуратно ест, гляди по сторонам. Она даже не совсем ест своё мороженое, а как-бы прицеливаясь, слегка облизывает, хвастаясь перед прохожими. Но так по-доброму… Ей было очень важно, чтобы все окружающие заметили, какое замечательное мороженое у неё есть? Этот хрустящий вафельный стаканчик с вкуснейшим прохладным сливочным лакомством? Когда она замечала на себе и своём мороженном чей-то взгляд, то довольно улыбалась. В ответ на её добрую светлую улыбку улыбались и прохожие. У невнимательных прохожих она чуть замедляла шаг, а убедившись, что её заметили, продолжала идти. Девочке было очень важно привлечь внимание всех к своему маленькому, но большому счастью.
47 Широкая кость
Андрей Авдей
Широкая кость

- О, Боже. Это шедевр кулинарного искусства, - она с вожделением смотрела на тарелку, - а запах!
- Давай, давай, - донеслось слева, - ешь, а потом разнесет, как тесто в квашне.
- Не слушай её, - возмущенно просвистело с правой стороны, - ты стройная, гибкая, подтянутая. От одной порции вкуснятины ничего не случится. В конце концов, есть спорт, побегаешь лишних пять минут и…
- Упадешь без сил, умирая от одышки и тряся отвисшими боками.

- Я не толстая, - возмутилась она, - у меня…
- Знаем, знаем, хи-хи, кость широкая. И жирная.
- Не слушай этого рогатого хама.
- Сам такой, подумаешь, защитник с крыльями. Посмотри на неё, тьфу.
- Не надо плакать, ты же знаешь задачу того, кто слева – напугать, оскорбить, осмеять и…

- Дать в ухо тому, кто справа. Я, может, переживаю за её личную жизнь, - черт расположился поудобнее, закинув ногу за ногу, - завтра свидание, придет Иннокентий. Мальчик очень умный, серьезный, из хорошей семьи. Говорят, потомственный граф. Его родословной можно гостиную обклеить вместо обоев. И что этот отпрыск голубых кровей увидит? Пончик на ножках.
- Не буду есть, лучше умереть с голоду! – она не выдержала и тихо заплакала.
- Что ты говоришь, одумайся, - ангел возмущенно взмахнул крыльями, - испорченный желудок - не самое приятное, поверь.

- Правильно, сожри до крошки. И все у тебя будет здоровым: желудок, печень, селезенка и пузо. От которого отскочит бедный Кеша.
- Хватит, не пугай девушку!
- Я не пугаю, а забочусь. Ай! Ты драться?

Под звуки борьбы она смотрела на тарелку. Деликатес призывно благоухал невероятным ароматом, это было невыносимо. Есть или не есть? Вот в чем вопрос!
- Есть!- победно донеслось справа.
- Подумаешь, - обиженно всхлипнуло с левой стороны, - ты жива, моя толстушка. Все сожрала? Молодец. Выпьем с горя? Где же кружка, стройности пришел…
- Идея! Спроси у своей…
- Прислуги, - хмыкнул черт.
- Подруги, - поправил ангел.
Она задумалась.
- Собственно, почему бы и нет. Настя!
***
- Что, Мурка? – услышав призывный мявк, на кухню вошла стройная, подтянутая девушка, - покушала? Иди сюда. Какая ты красивая, пушистая, гибкая, Кеша не устоит перед тобой, без вариантов.
Задумчиво поглаживая разнежившуюся кошку, она продолжила:
- Хорошо тебе, никаких проблем. А я мучаюсь. Знаешь, в холодильнике стоит обалденное пирожное. Хочется его съесть, но боюсь. А вдруг растолстею.
С правой стороны дуэтом раздался дружный вздох. А через секунду слева – два ехидно хихикающих голосочка.
48 А вдруг?
Людмила Ермакова
В те стародавние времена служащим в дни получек в «добровольно-принудительном» порядке предлагались билеты лотереи ДОСААФ. Ирине, по счастью, достался только один билет – последний. Начальник, улыбнувшись Ире своей доброй улыбкой и глядя ей прямо в глаза, тихо произнес: «А вдруг?»
    
Прошло несколько недель.  Когда Ирина, запыхавшись, влетела в отдел, ее встретили бурные аплодисменты и плакат во всю стену: «ПОЗДРАВЛЯЕМ!» Опешив, Ирина не сразу поняла, что это ее поздравляют с выигрышем: 30-копеечный билет подарил ей неслыханное – морской круиз на 2 недели. 
 
- Не смущайся, Ириша! Радоваться надо! – подбодрил ее шеф.
Сквозь шум возбужденных голосов до нее донеслось:
- А обмывать, обмывать-то когда будем?

Назавтра, когда по традиции отмечали счастливое событие, Ирина случайно оказалась между двумя Тамарами – Тамарой М. и Тамарой Г. Тут же ее буквально заставили загадать желание. И, закрыв глаза, она загадала его, даже не загадала, а «увидела»  мысленным взором  его - мужчину своей мечты – моряка в красивой фуражке с «крабом».  И сама себе прошептала:"А вдруг?». Близкие знали, что после безответной любви ее, еще в студенческие годы, она практически потеряла интерес к противоположному полу и не принимала никаких ухаживаний.

...Путешествие, как и представлялось, было наполнено яркими впечатлениями. Море, виденное Ириной ранее только по телевидению, буквально завораживало взгляд.

В первый же вечер круиза в танцзале Ирину пригласил на вальс симпатичный молодой человек. И - она не отказала! Они танцевали танец за танцем, потом допоздна прогуливались по палубе и болтали,и смеялись. Едва добравшись до койки, Ирина провалилась в розовый сон. А назавтра ее вчерашний визави исчез – его не было ни в ресторане, ни на палубе, ни на танцах. Соседка Ирины по каюте удивлялась: отчего так грустна милая девушка, еще вчера искрившаяся радостью жизни?   

Только на третий день на одном из судовых трапов она нос к носу столкнулась с давешним партнером и не сразу узнала его в стройном моряке - в форме, которая невероятно  шла ему! И этот вечер они провели вместе. Сколько было сказано-пересказано, сколько общего оказалось в  судьбах – даже детство их прошло в одном городе; даже, как оказалось, горы они любили почти одинаково, то есть, она любила ими любоваться на расстоянии, а он  любил их покорять.
По окончании ВУЗа он переехал в другой город, поближе к морю, которое полюбил в детстве – раз и навсегда.

До последнего дня молодая пара разлучалась только на время вахт: уже и экипаж,и все пассажиры были в курсе их внезапно вспыхнувшей любви и при встрече с ними приветливо улыбались. Расставалась парочка трогательно и ненадолго. Впереди им маячили долгие годы счастливой семейной жизни.

Но красивая сказка быстро кончилась. Сначала от Евгения были частые звонки, ласковые слова и признания, надежды на скорую встречу. А потом он исчез – начисто, как и не было его – ни звонков, ни писем! Ирина  в тревожном ожидании весточки не сразу и заметила, а когда поняла, что в ней поселилась крохотная жизнь – плод нечаянной любви - сначала растерялась, но по совету мамы  решила рожать и сменяла их небольшие квартирки на  одну - приличную.

Вместе с новым адресом сменился и телефон. На какое-либо продолжение общения с Евгением не осталось надежды. В положенное время на свет появился  замечательный малыш – копия папы-моряка. Позднее встречались на пути Ирины порядочные мужчины, но связать свою судьбу с другим Ирина так и не решилась: продолжала любить своего старпома.

Она и знать не знала о том, что в одном из горных восхождений ее любимый попал в страшную лавину, что после долгих поисков нашли его – израненного и обмороженного; что долгие месяцы он был на излечении, потом – на реабилитации, и только через несколько лет смог вернуться на флот. Отчаявшись найти Ирину, или хотя бы сообщить о себе, он, наконец, женился. Но в серых глазах Евгения навсегда застыла боль от утраченной любви и семейная жизнь так и не задалась.

А Ирина с маминой помощью подняла сына. И Женя…  Женечка стал моряком! Как мальчик, никогда не видевший родителя, уверенно  выбрал себе его профессию, неизвестно, но после училища он уже ходил в плаванья на больших судах.
Ира продолжала трудиться на более высокой должности в родном, уже далеко не молодом, коллективе. Когда ей исполнилось  45 лет, сослуживцы преподнесли имениннице в подарок не что-нибудь, а ...путевку в морской круиз по когда-то пройденному маршруту!

Бывший шеф давно ушел на пенсию, но традиции, заложенные им, сохранились. И коллеги, обмывая этот славный женский юбилей, опять, как и 22 года назад, усадили юбиляршу между двумя Тамарами и строго велели загадать желание. И она загадала его, это желание, и у него, желания, были весьма определенные черты. Ирина все еще надеялась на встречу с Евгением - с человеком, любовь к которому она пронесла через всю жизнь. И тут, под звон бокалов, когда известный в отделе балагур и любитель розыгрышей Илья голосом  бывшего начальника произнес его знаменитое: «А вдруг?», все засмеялись и дружно выпили шампанское.

Круиз удался на славу – и не потому, что была прекрасная погода, и не потому, что Ирина побывала в красивейших местах, а потому, что, как оказалось, кораблем управлял не кто-нибудь, а ОН - ее Евгений, герой ее снов, ее любовь, ее Капитан!

И опять весь теплоход с улыбкой наблюдал, как счастливы эти двое – моложавый красавец-мужчина в капитанском кителе и в фуражке с «крабом» и женщина в расцвете своей любви; как искрятся от радости их глаза! И с каким изумлением эти же пассажиры по прибытии  в порт увидели, как по трапу на борт теплохода поднимается юноша в бескозырке – точная копия Капитана. Так встретились два Евгения – отец и сын.
Разве могла удержать Ирина катящиеся по щекам хрустальные бусинки слез?
49 О любви
Людмила Ермакова
Нателла всегда любила мужчин. В детском саду, она, 4-х лет отроду, влюбилась в мальчика по имени Миша только за то, что у него были необыкновенно красивые изящные пальчики, которыми он однажды, втайне от взрослых, сыграл ей на детсадовском пианино  «Тра-та-та, тра-та-та, мы везем с собой кота…». В порыве восторга и благодарности она обвила его шею своими маленькими ручками и звонко чмокнула  в пухлую щечку. Это был первый поцелуй в ее жизни.

В школьные годы девочка полюбила мальчика Витю. У него были длинные красивые ноги и не было равных ему, когда, пружинно изогнувшись, умело забрасывал он мяч в баскетбольную корзину, принося своей команде так необходимые ей очки. Она громче всех аплодировала победителю. Не выдержав накала восторженных эмоций, Нателла неожиданно вылетела на спортплощадку и прилюдно поцеловала вмиг покрывшегося румянцем Витю. Это был второй поцелуй в ее жизни.

Будучи абитуриенткой, она влюбилась в юношу по имени Слава. У него были очень красивые губы – еще по-детски пухлые, но в уголках рта уже чувствовалась некоторая мужская твердость. А когда на самом решающем экзамене Славик дал соседке списать, Нателла поняла: это –  ее судьба.  Уже оказавшись за пределами аудитории, она, догнав юношу в коридоре, смачно поцеловала его прямо в губы – те, которые так нравились ей! Это был ее третий поцелуй в ее жизни. Слава, не добрав одного балла, увы, не поступил в институт и «любовь» Нателлы быстро испарилась.

В студенческие годы по естественным причинам считать поцелуи уже не имело смысла. Юная красавица не раз ловила на себе восхищенные взгляды юношей: сокурсники выстраивались в очередь за шансом пригласить Нателлу в кино или на дискотеку. Но очень долго сердечко ее оставалось свободным. Она не могла найти ЕГО, своего суженого. По-прежнему, в одном человеке ей нравились его спортивные успехи, но не нравились слегка оттопыренные уши; в другом – ей импонировал его искрометный юмор, но не нравилась походка, ну и все в таком же духе.

На пятом курсе многие девчонки-ровесницы повыходили замуж за однокурсников, а Нателла так и не встретила того идеального человека, образ которого с ранних лет запечатлился в ее голове. И только когда руководителем ее дипломного проекта назначили недавно пришедшего на кафедру симпатичного доцента по фамилии Шевцов, Нателлу словно озарило: да вот ОН, долго-долго жданный ЕЕ мужчина, ЕЕ избранник!
С его приходом все изменилось: мир стал  более ярким и многогранным, а время – замедлило свой бег:  уж очень долго приходилось ждать наступления следующего утра, когда снова можно будет мчаться в институт и снова видеть своего обожаемого педагога.

Похоже, доцент совсем  и не замечал устремленные на него красноречивые взгляды влюбленной девушки, а может, и не хотел замечать: Шевцов был не свободен - еще юношей женился он на первой красавице факультета, у них подрастал сынишка. Эта данность не могла не огорчать девушку, но не помешала ей витать в придуманном ею мире. В этом счастливом мире были только двое – ОН и ОНА.

Ее девичьи мечты как-то незаметно переросли в настоящее чувство: она полюбила впервые и всерьез. Это казалась невероятным: ничего выдающегося во внешности доцента не было - руки как руки, ноги как ноги, да и походка обычная! Вот только глаза… «Эти глаза напротив» девушка, имея способности к рисованию, пыталась воспроизвести на десятках листов чертежной бумаги. Прикрепленные кнопками к обоям, эти глаза смотрели на нее и днем и ночью, они стали ее путеводной звездой. Только один-единственный раз, уже после защиты дипломного проекта, когда они случайно остались наедине, Нателла, заглянув в эти чужие, но такие любимые глаза, поцеловала их и, словно испугавшись своей смелости и не давая возможности опомниться своему визави, выскочила за дверь.

Они не виделись много лет. Уехав по распределению в другой город, она случайно встретила своего давнего знакомого. Приятель помог девушке адаптироваться к новым условиям жизни; она, привыкшая к его опеке и заботе, через некоторое время согласилась связать с ним свою судьбу. В течение многих лет  групповая  фотография выпускников с доцентом Шевцовым в центре нет-нет,  да и появлялась на свет из глубин платяного шкафа, прикладывалась к губам Нателлы – и вновь отправлялась на свое заветное место. Брак ее трещал по швам и даже общая дочка не могла спасти его. Супруг жаждал любви. Но Нателла  не смогла одарить ею мужа: сердце ее принадлежало тому, единственному!

После развода Нателла с дочерью вернулась в родной город, устроилась на работу. Однажды, отправившись проведать заболевшую сотрудницу, она в подъезде чужого дома нос к носу столкнулось с мужчиной, который, с трудом переставляя костыли, споткнулся и чуть не скатился с лестницы. Инстинктивно Нателла подставила руку инвалиду, таким образом предотвратив его падение. Огорченный своей неловкостью, мужчина принялся горячо благодарить женщину. В полумраке подъезда Нателла не сразу поняла, кому несколько минут назад  так кстати оказалась ее поддержка. Но голос нельзя было не узнать. Этот голос она узнала бы среди тысяч других.

«Господи, да неужели?» - Это был ОН, Шевцов. И ОН,  ее суженый, облокотившись о перила, все целовал и целовал ее руки и что-то шептал бессвязно – так, что она ловила лишь обрывки фраз: «Натэллочка, любимая… Как же долго я искал тебя!»
 
Это уже потом были долгие разговоры о прожитых врозь годах, об автокатастрофе, унесшей жизнь его супруги и причинившей ЕМУ столько страданий. А потом была долгая реабилитация. А потом…  Потом они жили долго и счастливо, и четверо внучат помогали им, забыв про возраст, жить в любви и согласии, радуясь каждому наступившему утру.
50 Путь
Ирина Никулова
« Вот и еще один год позади. Милая, время не лечит. Пять лет  без вас. Не живу. Жду… Время - это мука, это испытание, которое дано нам Всевышним. Нужно его как-то прожить, как-то просуществовать, выпить полную чашу этой горькой участи и только когда на дне останется последняя капля, придет оно - отпущение. Я в это верю, да я только в это и верю … Можно закончить все одним махом , но тогда я не увижу вас - тебя, Тимура, Свету. И тогда я никогда не узнаю ,почему вы, за что это мне ? Я пройду до конца, я буду ждать, я буду корчиться от боли, но сам не уйду. Не забирает, чего-то ждет?  Ну что , жду и я…  Он должен мне ответить. Мы обязательно встретимся ».

Баходир закрыл блокнот и спрятал его во внутренний карман форменной куртки с ярко-желтой надписью  «Долина счастья. Ресторан-клуб».  Почти каждый день он писал письма своей семье и каждую ночь мечтал увидеть их. Количество блокнотов росло, а сон приходил  всегда один и тот же, в нем он стоял на коленях над безжизненными  телами жены, сына и дочки...
 
Этот день он помнил до мельчайших подробностей. Утром жена, как обычно, поцеловала его в  щеку , положила сверточек с бутербродами в спортивную сумку, поверх отглаженной белоснежной формы . Баходир заглянул  в детскую- сын и дочь крепко спали.  « Ир, ну жду вас в три. Из больницы сразу на пироги и коньяк. Юбилей у тестя- это серьезно. Не забудьте подарок и чтоб без опозданий. Я полетел».

До районной больницы езды двадцать минут. Пробок нет, да и не может их быть в районном центре , где и живут всего  десять тысяч человек.

 С Ирой он познакомился на первом курсе медицинского. Долго не решался подойти. Да и захочет ли первая красавица курса общаться с простым парнем - таджиком…
Свадьбу сыграли на третьем курсе, хотя вся родня парня была  против, но со временем смирились и гордились и своим сыном- хирургом и снохой- детским доктором. После ординатуры молодая семья переехала в маленький поселок , от куда родом была Ира и зажили счастливо. Сначала родился Тимур, а через пять лет и красавица дочка Светочка.

В приемном покое народу было не много. Три плановых операции , а потом на праздник к родителям жены.

В три часа жены с детьми еще не было – « Ну конечно опаздывают. Интересно, что на этот раз – кота соседского снимали с липы или  досматривали любимый мультик? Телефон наверное тоже где-то потеряли, Ира трубку не берет. Подожду, да уж, поздравил первым тестя.»

В половине четвертого во дворе больницы раздался крик.
- Баходир Шухратович, Баходир Шухратович…автобус, беда!

Он стоял на коленях и непроизвольно опускал и поднимал сложенные ладони. Поворачивал голову в поисках дочери и сына… не находил и опять качал и качал… Любого, кто подходил к обезумевшему мужчине, он отталкивал и твердил только одно - « спасу, спасу».
В перевернувшемся автобусе ехали пятнадцать человек. Пострадал водитель и погибли трое- молодая женщина  с сыном и дочерью.  Остальные отделались легкими ушибами и ссадинами.

После похорон, Баходир собрал сумку, взял документы и ушел , ушел в никуда. После похорон, Баходир замолчал. Он просто не мог больше разговаривать. Все слышал, но не мог вымолвить ни слова.


Прошло пять лет его новой жизни. Только жизни ли?  Мужчина не задерживался подолгу нигде, нигде не хватало воздуха . Метался, переходил с места на место, но боль шла за ним преданной тенью. Работал грузчиком в Саратове, подметал дворы в Туле, мыл машины  в Рязани и вот теперь трудился разнорабочим в модном и дорогом клубе подмосковья.

- Эй,ты, узбек, ты тут не светись давай.  Видишь, люди отдыхают. Так что давай вали , - охранник именинника обходил территорию и давал указания всем лишним свидетелям  этого праздника денег и успеха. Баходир отошел в сторону ,но  продолжил подрезать ветки кустарника, аккуратно работая острыми садовыми ножницами.
Богатые столы были накрыты прям на поляне. Официанты в форменной одежде,ловко лавировали между столами, разнося дорогие напитки.  Гости продолжали подъезжать ко входу в клуб в дорогих блестящих машинах – праздник роскоши и царей начинался.

Вдруг к ногам Баходира подкатился мячик.
 - Дядя, Вы не могли бы мне подать мяч? Я не смогу через забор перелезть,- мальчишка лет семи , с огромные голубыми глаза, протянул руку. Баходир кивнул головой и подал мяч . Охранники уже бежали к забору. Сын именинника всегда был под пристальным вниманием охраны отца.

Через несколько минут, оркестр  прекратил играть , послышались крики.
 « О , боже, он  умрет, сделайте хоть что-нибудь» - громко кричала молодая женщина, мама мальчика. Отец пытался сделать искусственное дыхание сыну. Малыш подавился виноградной косточкой... Баходир, так и не выпуская из рук садовые ножницы, перепрыгнул через забор и через секунду был возле толпы испуганных людей. В суматохе охрана пыталась остановить садовника. Но какая-то львиная сила ожила в мужчине,ни одна преграда не могла помешать  Баходиру. Растолкав всех,он наклонился  над уже не дышащим парнем. «Отойти всем!»

« Держимся парень, держимся… Голубые глаза. Не закрывать. Десять секунд… Тоненькая шейка ребенка… Адамово яблоко, палец вниз, мягкая выпуклость, перстневидный хрящ… тут между ними выемка… да. Пятнадцать секунд… Ножницы, острый кончик , разрез не больше двух см, вот так… Мембрана, кровь не страшно… еще надрез… держимся парень… Ручка? нет, трубочка коктейльная (кто-то уронил), внутрь … Дыши, дыши сынок!!! Шестьдесят секунд… » 

Послышался хрип, щеки парнишки стали розоветь.

Вокруг мужчины и ребенка стояли в  мертвой тишине взрослые и сильные мира сего, оглушенные увиденным . Голубые испуганные глаза мальчика впились в мужчину, как будто боялись оторваться от спасительного круга , удерживающего тело от падения в пропасть.
 « Только спокойно,  я рядом,  ты не шевелись. Все будет хорошо»- как будто не было этих пяти лет молчания, Баходир тихо разговаривал со спасенным мальчиком до приезда кареты скорой помощи.

На следующий день отец мальчика приехал в клуб. Но найти мужчину, который накануне спас его сына, не смог. По словам персонала, Баходир  собрал вещи и ушел утром, взяв расчет и оставив ключи от подсобки, где ночевал последние три месяца…

По обочине магистрали шел мужчина с маленьким рюкзаком за спиной. Мужчина улыбался , подставляя лицо солнечным лучам . Впереди у него  длинная дорога, дорога к жизни.
51 Люблю тебя, как Море
Виктор Квашин
Пришвартовались в двадцать два тридцать. С ноля Серёгу поставили на вахту у трапа. Он не возражал: у него-то, слава Богу, дети дома не плачут, жена не уничтожает улики к приходу мужа. Свобода дороже всего!

С вечера семейные разбежались по домам. Те, кто остался, сгоняли за водкой и теперь веселятся в каютах, только дым из иллюминаторов. К утру и они утихли. Серёга смотрел на искрящуюся огнями бухту, на работающие портовые краны и размышлял, каким образом перевестись на другое судно. Старый «Норильск» ему нравился, но очень уж не хотелось стоять в ремонте. Это же тоска! Опять по кабакам? Скучно. Только начни, очнёшься, когда деньги кончатся. Нет, в понедельник нужно идти в кадры.

Серёга жил в море. Вернее, он жил морем. И ему больше ничего не нужно было. Он даже писал «Море» с большой буквы. С шестнадцати лет, вот уже скоро пятнадцать, как он бороздит морские просторы. Сначала в малом каботаже, потом загранзаплывы, тропики. Но там быстро надоело – жарко, пёстро, все порты одинаково пошлые, желающие хоть что-то тебе продать.

Ушёл на ледовые суда. Север – романтика! Влюбился в ледоколы. Всё про них знал. Книжки читал. Даже значки с ледоколами собирал, гордился своей коллекцией. Когда узнал, что ледокол «Ермак» на металлолом порезали, пил неделю, за что и списали. Восстановили потом.
Сколько раз уговаривали его учиться. Хоть на штурмана. Не хотел он. А зачем? Морское дело знал, такелаж, снасти, устройство судна от киля до клотика. Узлы вязать, гаши плести – у любого матроса на скорость выигрывал. На руль всегда ставили в трудных ситуациях, когда нужна надёжность. А чтобы там высшую математику, сопромат – зачем эта морока?

На судне хорошо, спокойно, привычно. Оденут, накормят, постель сменят. Утром поднимут – и сразу на работе, никуда ехать не надо. Никаких земных проблем! Единственная загвоздка – женщины. Но и это решаемо. Вот, на «Норильске» Тонька-дневальная, неплохо было пару раз в неделю. Тоже, говорит, списываться будет. Ладно, другая найдётся. Зато, не жена. Как послушаешь женатиков: они домой всё везут, везут, а жёны им изменяют, а дети только и спрашивают: «Папа, ты когда в рейс уйдёшь?»
Нет, с Морем надёжнее. Море никогда Серёге не изменяет, а он – Морю.


После вахты попытался заснуть. Куда там! В пустом судне с заглушенными двигателями слышен каждый шорох. А тут затеяли выгрузку из трюма. Лебёдка визжит прямо над головой, что-то там брякает. Нет, это не сон. Разыскал в рундуке цивильную одежду, сунул в карман деньги и двинул в город.

А ничего тут и не изменилось за три месяца. Те же магазины, те же машины сплошным потоком, те же люди. Валят навстречу, не уступят, всё спешат куда-то, деловые. Прошёлся по главному проспекту, съел мороженое – показалось невкусным. Пыльно, душно, не интересно. И на судно возвращаться неохота. Дошёл до набережной. Там очередь смотреть двух полудохлых белух в маленьком загоне. За деньги. Видели бы они в Охотском море тысячи белух, сильных, красивых, энергичных – стадо до самого горизонта!

Зашёл на всякий случай в книжный. В последние годы про море редко пишут. Но тут хоть прохладно. Привычно двинулся вдоль книжных стеллажей. Девица подлетела:
– Вам помочь?
– Я сам.
Не любил Серёга этого. Ну, чего приставать к человеку? Сам найдёт, выберет, купит. Если найдёт. А тут и нет ничего.
– Может, вам всё-таки помочь? – опять эта пигалица. – Я же вижу, вы что-то ищете.
А она симпатичная. Ладно, приколемся.
– Хорошо, помогите. Меня интересует устройство шпигатов и льял на ледорезе «Литке».
– Вот видите, а вы отказывались. У нас есть именно то, что вы ищите, – улыбнулась продавщица и пошла к компьютеру.
Серёга стоял с открытым ртом. Вот это прикололся!
– Подходите сюда, пожалуйста! Ой, вы знаете, книга продана. Вот ещё утром была… Но вы не переживайте, мы можем её заказать.
– Хоть что за книга-то?
– «Арктический флот России», неделю назад поступила, и вот уже распродалась. Будем заказывать?
– А там про шпигаты есть? – одними глазами усмехнулся Серёга.
– Вот именно про шпигаты я не видела. Но там даны детализированные чертежи всех арктических судов, а также описаны все их рейсы, даны списки экипажей ну, и так далее. И «Литке» там есть. Я сама зачиталась. Вам понравится. Ведь не только же шпигаты интересны!
– Вы читали про ледоколы? – Серёга первый раз в жизни видел женщину, которой было интересно читать про суда.
– Я не всё читала, не успела. Книга дорогая, себе я не решилась купить, а на работе некогда, урывками.
– И вы знаете, что такое шпигат?
– Это такая дырочка с трубочкой, через которую вода с палубы стекает. Так будем книгу заказывать?
– Будем.
– Скажите вашу фамилию.
– Макаров.
– Степан Осипович? – улыбнулась продавщица. – Уж не родственник ли?
– Сергей Осипович. Имя другое. И не родственник, к сожалению.
– Надо же, какие совпадения бывают! Зайдите через неделю или позвоните. Вот, визиточку возьмите. Ольгу спросите. Это я.


Три дня Серёга не находил себе места. Надо же, женщина знает, что такое шпигат! Рассказал матросам – засмеяли, говорят, лучший анекдот сезона. В среду после вахты не выдержал, пошёл в магазин.

Оля долго разговаривала с покупателем. Он делал вид, что рассматривает книги. Она заметила, улыбнулась издали, подошла.
– Это вам, – Серёга вынул из-за спины букетик анютиных глазок.
– Ой, ну зачем?
– Вы же мне такую книгу подсказали.
– Спасибо. Красивые какие! А вы почему пришли? Книгу ещё не доставили.
– Поговорить захотелось, – честно признался Серёга.
– Сергей, я же на работе… Ну, хорошо, будете моим охранником. Согласны? Я имею  виду, охранником магазина.
– А что, у вас нет охраны?
– Уволился очередной. Хозяин скупится, лицензионную охрану не нанимает, а такие, с улицы, за малую зарплату не держатся. Сейчас книжный рынок в упадке, прибыли почти нет. Видите, зал пустой, покупателей два человека. Да ещё и воруют.
– Воруют книги?
– Да. А потом из моей зарплаты высчитывают.
– Да какое они имеют право?!
– Кто-то же должен платить. Так о чём вы хотели поговорить?
– О Море, о Севере. Вам же интересно?
– А вы в Арктике были?
– Только что оттуда.
– Как я вам завидую! И в проливе Лонга были?
– Конечно.
– Ой, как здорово!
– А почему именно пролив Лонга?
– Недавно про остров Врангеля читала. Там «родильный дом» белых медведей.
– Да, этих зверюг там хватает. Представляете, ледокол лёд ломает, грохот стоит, а медведь смотрит и не уходит. А другой раз затёрло нас в проливе. Дизельный ледокол сам застрял. Пришлось «Сибирь» вызывать. Так мы от безделья, пока ждали, всю сгущёнку из артелки медведям скормили.
– Я бы так хотела…
– Кто хочет, тот добьётся.
– Вам легко говорить, вы мужчина. А на Чукотке были? Там, правда, моржей много?
– Был. Провидения, Лаврентия, Ванкарем. И моржей видел, как вас. Слушайте, Оля, что мы так, стоя разговариваем? Давайте сходим куда-нибудь, посидим. Я вас в ресторан приглашаю.
– В «Океан»?
– Как вы угадали?
– Нетрудно догадаться. И вы туда всех девушек приглашаете в первый день знакомства?
– Ну, зачем вы так, Оля? Я же хотел, как лучше, там поговорить можно и перекусить нормально. Вы же не ели ещё сегодня?
– Нет, Сергей, я в рестораны с моряками не хожу.
– А я не знакомлюсь с девушками в книжных магазинах, тем более с продавщицами.
– Ах, вот вы как! Ладно, поговорим позже, покупатели, вон, пришли. Охраняйте тут бдительно, я пошла работать.

Рабочий день закончился неожиданно.
– Оля, я вас провожу?
– Хорошо. До остановки. Ну, что вы на меня так смотрите? Всё, Серёжа, до свидания. Надеюсь, вы всё правильно поняли. Приходите в субботу за книгой. Или звоните лучше.


«Ну что она тебе далась? – ругал себя Серёга. – Баб мало, что ли? И Оли были, и даже одна продавщица из книжного магазина в Магадане, правда, не Оля. Свет клином не сошёлся». Но мысли об Ольге его не покидали, чем бы он ни занимался.

В пятницу моторист Дима Лапин «накрыл поляну» в честь своего двадцатилетия. Не слабо посидели. Ночью пришла «прощаться» Тонька. Утром болела голова, но на душе вроде, полегчало. В конце дня поехал в магазин.
– Здравствуйте, Сергей! Хорошо, что вы пришли. Книгу привезли, и уже спрашивали, но я вам отложила. Вот, смотрите.
Серёга открыл и зачитался.
– Правда же интересно? Я же вам говорила! А вот здесь, смотрите, я специально заложила, вот, видите, деталь чертежа «Литке», и вот здесь условное обозначение: «шпигат»! Довольны?
– Оля, я ваш должник. Не знаю, как благодарить. А давайте пойдём ко мне на судно? Вы же никогда не были на судне?
– Не была. Но не пойду, – Оля опустила глаза.
– Но почему? Со мной пропустят без проблем. Чего бояться-то?
– Конечно, пропустят, а сзади посмеются, скажут что я…
– Оля, да я же не в том смысле. Я хочу вам показать настоящее судно ледового класса. И пусть попробует кто-нибудь хоть посмотреть не так! Вы думаете, женщины на пароходы только за «этим» ходят? Водят же и жён, и сестёр, просто знакомых – именно посмотреть. Клянусь честью, что вреда вам не будет!
– Как морской офицер в девятнадцатом веке, «честью»? Хорошо, я пойду с вами. Но мне же переодеться надо.
– Да вы замечательно одеты! И не в ресторан же идём, на рабочее судно. Пойдёмте!


Слегка выпивший вахтенный у трапа скорчил понимающую ухмылку и издалека заорал:
– Привет Серёга! А кого это…
Но Серёга так на него глянул, что тот мигом переменился в лице и вполне культурно выговорил:
– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста!
Оля улыбнулась и ничего не сказала.
Серёга начал с мостика, с ходовой рубки. Оля ходила по огромному застеклённому помещению, всё разглядывала, трогала пальчиком.
– Серёжа, а где же штурвал?
– Штурвалы теперь только в книжках. Но мне ещё досталось постоять за штурвалом. Вот, ручка, видите, своего рода «джойстик», электроника.
– Жалко… А секстан у штурмана есть?
– Может и есть где-нибудь у капитана в сейфе, как реликвия. Я же вам говорю, электроника. Кнопку нажал – и считывай своё место в открытом океане.
– А это локатор?
– Да. Только сейчас он выключен.
– А это, наверное, гирокомпас, – она сказала «гирокомпас» с ударением на последнем слоге, по-морскому.
– Да. Репитер. Сам гирокомпас внизу. Откуда вы знаете такие названия?
– Читала. Интересно было. У меня память хорошая.
Потом Серёга повёл Олю на главную палубу. Третий трюм был открыт. Оля заглянула, ойкнула.
– Глубоко как!
– А какая у судна осадка?
– А водоизмещение?
– А сколько груза берёт?
Серёга не переставал удивляться её осведомлённости.

Прошли по внутренним коридорам надстройки, спустились в машинное отделение. Серёга помахал вахтенному мотористу, показал на спутницу. Тот утвердительно кивнул. В машине не принято общаться голосом, всё равно ничего не слышно.
Придерживая Олю за локоть, чтобы не поскользнулась на начищенных до блеска стальных плитах, повёл её к главным двигателям.
– Какой грохот! – прокричала на ухо Оля.
– Это вспомогательный только работает. А когда главные – о-о-о! – прокричал он в ответ и показал жестом на уши.
«Хватит, пошли наверх» – показала Оля тоже жестами.

Теперь Серёга привёл её в свою каюту.
– Вот, смотрите, как живут современные моряки.
– Культурно. Умывальник. Занавесочки. А картины тоже в каждой каюте?
– Нет, это моя. Я её по всем пароходам вожу. Айвазовский. Репродукция, конечно. Нравится мне. Присядьте, Оля, устали ведь. Весь день на ногах, да я вас по трапам поводил, – он выставил на столик яблоки, шоколад и бутылку вина. Он знал, что нравится женщинам. – Не желаете освежиться?
Оля пригубила бокал, отломила кусочек шоколадки.
– Хорошо тут у вас, Серёжа. Спасибо. Мне уже пора. Что же вы меня гипнотизируете? Мы же договаривались! Слово офицера…
– Ничего я не гипнотизирую. Проводить вас хотел.
– Только до автобуса.
– Так темно уже.
– Я не боюсь.


Судно стало в ремонт. Половина команды списалась. Приходилось работать весь день, да ещё и вахту стоять. Обещали заплатить за переработку. Но Серёга плевал на заработки, он хотел видеть Олю. На визитке был только её рабочий телефон. Да и что скажешь по телефону?

Он всё откладывал визит в отдел кадров. Уходить в рейс прямо сейчас не хотелось, а ведь предложат – не откажешься.

Вовсе не кстати пришла «проведать» Тонька. Она теперь буфетчица на судне, стоящем на соседнем причале. Серёга угостил даму вином, потом вежливо выпроводил, сославшись на дикую усталость. Тонька обиделась, ушла молча.

Стали в док. Серёга лишь глянул на заросшее ракушкой днище и сразу пошёл к вахтенному помощнику отпрашиваться.
В магазин Серёга буквально ворвался.
– Оля, мы в док стали. Пойдём скорее, мне всего час дали. Ты же никогда не видела ледокол снизу!
– У тебя же не ледокол.
– Всё равно, судно ледового класса, почти ледокол. Ну, отпросись, пойдём, другого раза может не быть.

Они ходили под днищем, держась за руки. Оля шла, задрав голову в огромной каске, Серёга её страховал, чтобы не споткнулась. С днища ещё капала вода. Оля только восхищённо ахала.
– А это руль? А винты какие громадные! Почему они жёлтые?
– Бронзовые.
– А вот этого я не знаю, что за дыры такие в бортах?
– Это подруливающие устройства. Там винт гонит воду поперёк судна, чтобы можно было быстрее отвернуть, или при швартовке просто бортом к причалу подойти. Нужная штука.

Они гуляли по доку долго, пока Серёгу не позвали с палубы.
– Всё, Оля, экскурсия закончена. Пойдём, я провожу тебя через проходную, а то арестуют.
– Спасибо, Серёжа. Мне действительно интересно было. Приходи в магазин, когда будет время, поболтаем.


Работы прибавилось. Начальство торопило с ремонтом: северный завоз в разгаре, а судно стоит. Судоремонтные бригады работали круглосуточно. Из дока выгнали через неделю. Прошли ходовые испытания. Получили снабжение в рейс. Набрали команду до штата. Перед отходом Серёге дали увольнение с семнадцати до восьми утра.

Они с Олей проговорили до конца рабочего дня. Потом пошли бродить по вечернему городу. Серёге было хорошо, как бывает в семнадцать лет, просто идти рядом с девушкой, говорить о чём угодно, лишь бы иногда касаться её, будто невзначай. И тогда микротоки разбегаются с ног до головы. И этого хочется снова и снова.
– Давай прощаться, Серёжа. Поздно уже. Мне ведь утром на работу. Ну, не надо так смотреть, мы ведь не навек расстаёмся. Вернёшься из рейса, снова будем встречаться. Всё, иди, тебе тоже нужно выспаться. Удачного рейса тебе, Серёжа!
Она потянулась и поцеловала его в щёку.
– Иди. Вон, мой автобус подходит.
Серёга не посмел ослушаться, повернулся и побрёл в порт.

– А-а-а! Помогите! Серё-жа!
Прошибло, как током. Четверо ублюдков тащили его Олю в сторону от остановки, в темноту. Серёга не понял, как оказался рядом и стал буквально крушить. Без мысли, без контроля, как дикий зверь он бил жестоко и беспощадно.
Двое убежали. Двое лежали, и Серёга топтал их ногами по рожам, то одного, то другого.
Оля оттащила его, обняла, сжала.
– Успокойся, Серёженька, хватит. Ну, всё уже!
– Убью! – рычал он и бросался добивать.

Сигнал милицейской машины привёл в чувство. Он схватил Олю за руку и бросился в темноту. Они сели в автобус на соседней остановке.


Ехали не долго. Олин дом оказался бывшей малосемейкой, квартира – двенадцатиметровой комнатой с одним окном, обвисшими обоями, кроватью, столиком и книжными полками на стенах.
– Серёжа, тебе умыться надо. Иди сюда. На, вот, полотенце. Ой, у тебя кровь!
– У них что, нож был? – спросил Серёга, рассматривая порез на запястье. – Жаль, что те двое ушли, твари.
– Им тоже досталось. Свиреп ты. Так и убить человека можно.
– Нужно! Какие они люди? У тебя бинт найдется?
– Пластырь широкий есть.
– Неси пластырь.
Он вымыл руку, сам стянул и заклеил рану.
– Тебе больно?
– Рана не глубокая. Само пройдёт. Мне же в рейс завтра. Если что, судовой доктор подлатает. А каюта у тебя ничего, – перевёл он тему. – Боцмана только не хватает толкового.
– Да, я довольна. Темновато только. В люстре одна лампочка горит, а остальные не включаются. Электрик смотрел, говорит, с фазой что-то. Сейчас я торшер включу. Он у меня тоже с характером: хочет – горит, не захочет – не включишь.
Оля вставила вилку и стала ею шевелить. Лампочка мигала, но не горела.
– У тебя отвёртка есть?
– Конечно, сейчас.

Оля принесла гнутую, совершенно тупую отвёртку. Серёга крякнул, и принялся развинчивать вилку. Ржавый винт не поддавался, но он его всё же одолел. Как он и предполагал, не было контакта. Сосредоточенная работа успокоила. Оля шумела водой в ванной, и этот звук тоже успокаивал.
– Серёжа, иди ко мне… – раздалось за спиной.
– Сейчас, болтик закручу, – автоматически ответил он, но тон сказанного ею говорил значительно больше слов. Оглянулся: Оля сидела на краю кровати в прозрачной ночнушке…
– Иди ко мне.
Он отшвырнул отвёртку, поднялся и, ещё не окончательно веря в происходящее, почему-то очень медленно двинулся к ней.


– Вставайте, капитан! Матросы на вашем корвете уже ставят паруса, – он получил чувственный поцелуй. Её волосы приятно коснулись его щеки.
– А? Сколько время? – он притянул её к себе.
– Семь часов.
– Ох ты! А, знаешь, не пойду я никуда…
– Не дури, Серёжа, вставай. Тебе пора. Мне тоже скоро на работу.
– Пожалуй, ты права.
Он мигом умылся, и через минуту стоял в дверях.
– Я вернусь, Оля.
Она прижалась к нему.
– Серёжа, ты меня любишь?
– Да. Только, знаешь, я тебе ещё вчера хотел сказать, но не успел…
Она отступила на шаг, безвольно опустила руки.
– Я так и знала. Женат?
– Оля, Олечка, ну как ты могла подумать! Я хотел сказать, что тебя я люблю, но больше всего я люблю Море. Чтобы ты не ревновала и вообще, без претензий…
Она снова зарылась лицом в его грудь, прошептала:
– Ну, с такой соперницей, как Море, я готова тебя делить. Иди к ней!


Первый рейс был на Магадан. Обернулись за три недели. Перестой четверо суток. Серёга вытребовал себе отгулы на всю стоянку. Оля тоже умудрилась отпроситься.

Это были дни и ночи! Они то бросались в страстные объятья, то молча отдыхали, но больше говорили и не могли наговориться. Иногда Серёга заставлял себя оторваться от счастья, принять душ и заняться мелким ремонтом. Он принес с судна инструменты и во время таких коротких перерывов починил кран, люстру, розетку и другие бытовые мелочи, которые без мужчин вечно ломаются. Периодически он слышал:
– Серёжа, брось ты это всё, иди ко мне!
И он бросал и шёл. С удовольствием!
Четыре дня пролетели, как четыре часа. Прощались, не могли оторваться друг от друга.
– Серёжа, ты меня любишь?
– Оля, ну что за вопрос? Конечно, люблю.
Она заглянула в глаза:
– А как ты меня любишь?
– Как Море.


Потом была «полярка», завоз аж до Певека… Медленные выгрузки по портпунктам «в час по чайной ложке». Серёга извёлся от этой медлительности.

Нет, он не разлюбил Море, по-прежнему обожествлял Север. Он часами мог любоваться звёздами или сверкающими льдами под восходящей тёмно-оранжевой луной. Он восхищался хитростью вороватых песцов и наглостью хозяев Арктики белых медведей, бесконечным полётом чаек над кормой. Но теперь он хотел, чтобы это видела и она.

Фотоаппарата у него не было. Да разве может фотография передать чувства? Он писал Оле письма. Как в прошлом веке, длинные, подробные. Отправлял толстые конверты в портпунктах и представлял, как она будет рассматривать обратный адрес: Мыс Шмидта, Амгуэма, Ванкарем, Чаплино…

Такого долгого рейса у него никогда не было. На подходе к родному порту он готов был выпрыгнуть за борт.

Они снова встретились! Какое счастье светилось в её глазах! Серёга же после нескольких бурных дней и ночей закупил материал и занялся ремонтом. Через неделю он поклеил обои. Затем привёз свои вещи и картину.
– Оля, не возражаешь, если мы её тут повесим?
– Пусть повесит до твоего рейса. А кстати, боюсь спросить, когда ты снова к своей любовнице?
– Ну что за выдумки, Оля? Ну, какая любовница!
– Ты сам говорил: Море.
– Ах ты, хитрюга! – он поймал её, повалил на кровать. – За коварство требуется компенсация!

Они лежали, отдыхали.
– Оля, я списался.
– И куда же ты теперь, на какое судно?
– Я совсем списался. На берег. Ты не возражаешь, я у тебя поживу?
Оля встала, прошлась по комнате.
– Возражаю!
– Но почему? Я думал, ты хочешь этого, что тебе со мной хорошо…
– Ты не сможешь без моря, мучиться будешь. Изведёшь себя и меня.
– А я попробую. Работу найду на суше. Люди с руками всегда нужны. Ну, не могу я без тебя, понимаешь? Мы яхту купим! Маленькую. Вместе в море будем ходить, по островам. Хочешь?
– Хочу. С тобой я всё хочу. Только скажи, ты меня любишь? – прошептала она на ухо.
– Люблю! – заорал он с хохотом.
– Как Море?
Серёга посерьёзнел, сел на край кровати.
– Нет, наверно, теперь больше.