Пилигримка

Одним тёплым июньским утром Сергей сидел в офисе турфирмы, за своим столом, уставленным стопками книг, занимаясь сочинением новых маршрутов. За окном по-летнему ворковали голуби и над крышами поднималось солнце.

Вдруг за дверью раздался стук и грохот.
- Hello! – в дверь просунулся нос, за ним последовал костыль.

В необыкновенную турфирму часто приходили необыкновенные люди - юродивые и непризнанные гении со своими идеями, старики и младенцы, заики, слепые и инвалиды всех категорий, так что Сергей был ко всему готов.
- Здравствуйте, - ответил он по-английски, - чем могу помочь?

В офис прошествовала на костылях моложавая, короткостриженая женщина пенсионного возраста, с «вороньими лапками» сбоку глаз.
-Ну, я даже не знаю… Можно посмотреть в Петербурге что-нибудь интересное?
-О, конечно, можно "что-нибудь"!
Обычно Сергей сам не водил экскурсии, а назначал других гидов, но эта женщина показалась ему любопытной, да и жаль было её. Договорились поехать сразу, он заказал машину, они спустились и поехали.

Увидев какую-нибудь достопримечательность, она охала и ахала, несколько раз вылезала из машины, и Сергей открывал для неё двери и помогал выбираться. Она с благодарностью брала его под руку, вороньи лапки расползались в улыбке.

Туристку звали Джейн, она была из небольшого английского города, и в Петербурге приехала впервые. Детей у неё не было, и, как это принято в Европе, выйдя на пенсию, она принялась путешествовать.

Увидев неподдельный интерес к происходящему, Сергей увлёкся сам и зажигал Джейн своей страстью к городу. С каждым новым памятником она охала всё больше и передвигалась на костылях всё бойчее, с каждой ступенькой она подпрыгивала всё выше. Она обскакала Спас-на-Крови, умудрилась залезть на колоннаду Исаакия, заинтересовалась, чем классицизирующий модерн отличается от модернизирующего классицизма, измерила костылями пропорции улицы Зодчего Росси.

-Show me something special, - простонала она, и Сергей затаскивал её на крыши, где они прятались от бомжей, и она махала своими костылями, как крыльями, словно готовая взлететь. Он показывал ей фантастические чудовища конструктивизма, потаённые задворки Лавры и Петропавловской крепости, сакральные дворы-колодцы, древний берег пересохшего моря, британские якоря…

Скоро они поняли, что легковой машины им мало, они перебирались то на трамвай, то на троллейбус, потом на велорикшу, чтобы обгонять пробки, затем на катер, и они проносились мимо гранита набережных, парков, стрелок и рукавов бескрайней Невы. Он показал это существо Петербург с разных сторон, его гигантский организм, душу, мозг, туловище, руки, ноги и органы, его пищу и экскременты, его ангелов и демонов.
-О, это напоминает Тауэрский мост в Лондоне, показала она на Большеохтинский мост, и Сергей рассказал, что этот мост участвовал в съемках фильма про Шерлока Холмса.
- О, хочу ещё! - томясь в исступлении извергала слова Джейн, и Сергей понял, что надо пройти все круги рая и ада.
- Тогда мы спустимся в подземный мир, и увидим нутро Петербурга - произнёс он шепотом, как Харон.

- Oh, my God, of course, - Джейн выпучила глаза.

Они стали спускаться под землю в гигантский город-музей со своими храмами, торжественными анфиладами, жрецами, жертвенниками, прихожанами, алтарями – петербургский метрополитен. И Джейн притихла, съёживаясь по мере спускания во чрево города…

Они ходили по бесчисленным залам, напоминающим греческие и римские храмы, искали изображения метробогов - Ленина, в честь которого были названы метрополитен и некоторые станции и Сталина - владыки, при котором проектировалось метро, и позволившего этому чуду случиться.

Скоро Джейн была готова стать ревнивой монашенкой метро, она прикладывалась к мрамору стен, как к мощам святых; кидалась на мозаичные панно, как истинная фанатичка на чудотворные иконы…
И вот они попали в святая святых – метрохрам станции «Автово», посвящённый богу Марсу и военным победам. Мраморные колонны алтаря влекли и настраивали на глубоко религиозный лад. Богоматерь с младенцем, завуалированные под труженицу с октябрёнком, торжественно призывали отдаться делу мира. Когда они попали в главный неф храма с массивными паникадилами над головой, шестнадцатью стеклянными, словно монолитными колоннами с гранёным рельефом из пентаграмм, Джейн, закатила глаза и, как святая Тереза, впала в экстаз.

Сергей уже понял, что рассказывать про дедалов и гефестов, сотворивших сиё святилище, бесполезно – архитектурный мистический поток захватывает неофитку. Она молодеет, вороньи лапки исчезают…  Бьёт костылями о каменные плиты пола, как кликуши своими клюками; хлопанье в ладоши меняется от выражения радости до самобичевания; вращание головой, как на сеансах экстрасенсов…

Тут она с гулким звуком, раскатывающимся эхом по подземелью, бросает костыли. Они отваливаются от неё, как в замедленной съёмке, как ненужный кокон бабочки, скатываются, как змеиная кожа, отпадают, как крепёж стартового комплекса при запуске космической ракеты.
И летит по стеклянному залу…