По ленинским местам

В Ленинграде стояла обычная  сырая осень середины 1980-х, на улицах уныло висели бордовые мокрые листья и плакаты типа «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». Но в воздухе уже всё дышало переменами.

В  восьмом «а» историчка Вера Павловна была весьма энергичным педагогом старой советской закалки. Видимо, она чувствовала, что «социализм» на исходе, коммунизма не дождаться, и решила вселить в своих подопечных веру в прекрасное будущее, организовав экскурсию по ленинским местам Ленинграда.

Старый красный автобус «Икарус» стоял рядом со школой и 8-а с шумом и гамом тянулся по школьному двору на посадку, в основном парами. Сергей шёл один, вспомнив про завтрашнюю контрольную, как про больной зуб и смотрел, как последние листья плюща цеплялись за кирпичную стену. Лена тоже шла одна и смотрела на отражения в лужах. Когда Сергей и Лена зашли в автобус, все места уже были заняты, и они сели вместе почти в конце прохода, перед Верой Павловной, которая заняла здесь главный наблюдательный пункт.

Вообще-то Сергею нравились разные девушки в классе, Лена была в их числе. Особых поползновений в её отношении он никогда не совершал, но  всегда с удовольствием наблюдал за нею, как она смотрела за окно  на переменах, мечтала во время уроков английского языка под ленинским плакатом «Study, study and study» или обедала за дальним столом в столовой. Она всегда была какой-то  недостижимой со своей тоненькой, словно выточенной из мрамора фигуркой, выразительно покрытой тёмно-коричневым форменным платьем с белым кружевным воротничком, комсомольским значком, с русыми волосами  с косичкой и таким нежным и весёлым взглядом, что, когда она бросала его на Сергея, ему хотелось начать совершать поступки античного масштаба.

Однажды на уроке физкультуры физрук устроил упражнения в спортзале (он был мастер придумывать различные «пытки») – разбил класс по парам, посадил девушек на шеи юношей, и заставил приседать (видимо, от этого подразумевалась двойная польза – юноши физически крепли и одновременно привыкали к семейной жизни). Сергею досталась Лена. Вообще он был физически развит, но когда он почувствовал живое тепло Лены у себя на шее и его головокружительный запах, у него стали подкашиваться ноги. Он не мог промолвить ни слова, и только сгибал колени и судорожно глотал, придерживаясь за шведскую стенку.  После этого Сергей долго  даже не смотрел в её сторону – слишком близко недостижимое пробралось  к нему, и надо было восстановить равновесие.

Оказавшись вместе в автобусе, Сергей пропустил Лену к окну и присел рядом, глубоко вздохнув. Недостижимое опять оказалось рядом, и надо было принимать меры – он приготовился внимательно слушать экскурсовода и смотреть за запотевшее окно. Вела экскурсию дородная дама, похожая на Фрекен Бок,  с хорошо поставленным голосом и преисполненная значимости о теме экскурсии. 
- Владимир Ильич проявлял живейший интерес к вопросам политической работы в массах, к настроению войск, - вещал в динамике уверенный голос человека, считавшего, что именно так нужно вести экскурсию для восьмиклассников, проведшего не одну тысячу таких экскурсий и, очевидно, знавшего текст наизусть. Видимо, Фрекен Бок тоже чувствовала конец эпохи, поэтому её голос был  слегка на изломе, хотя  вдохновенным.
 
Через некоторое время после таких слов класс потерял интерес к её голосу и стал искать развлечений. Кто-то достал трубочку и стал готовить из жёваной бумаги пульки, кто-то писал записки, чтобы пустить по рукам: «Ленин очень любил детей. А Надежда Константиновна — не очень. Поэтому у Ленина дети были, а у Надежды Константиновны — не было». На самом деле анекдоты, особенно политические, нельзя было рассказывать, за это могли и на комсомольском  собрании отчитать (слава богу, Сергей в комсомол не вступал). Сергей усмехнулся анекдоту и передал записку дальше, продолжив  рассматривать серые дома, улицы и прохожих в тёмных  одеждах. Лена делала вид, что слушала экскурсию. Иногда сквозь собственные мысли прорывался руководящий голос. У здания Университета (он был один в Ленинграде) услышали:

- Здесь в 1891 году В. И. Ленин экстерном сдавал экзамены за университетский курс на  юридическом факультете.
Автобус качало, и их плечи и бёдра  соприкасались. Нежность её рук вызывала не спокойствие, а электрический всплеск.  Лена, словно случайно, взглянула на него, но Сергей держался и изо всех сил рассматривал невские волны и пересчитывал все двенадцать коллегий.
У особняка Кшесинской голос рассказывал, конечно, не о знаменитой танцовщице и достоинствах необычной архитектуры, разложившейся сказочной гармошкой:

- В этом здании, ныне Музей Великой Октябрьской социалистической революции,  в апреле-июле  1917 г. помещались Центральный и Петроградский комитеты большевиков. На переднем плане — балкон, с которого Владимир Ильич выступал перед трудящимися.

- Этот балкон Кшесинская потребовала вернуть обратно, но поскольку Ленин не был прописан в особняке, то большевики его не вернули, хотя заняли незаконно, - прошептала Вера Павловна. Она не была столь ортодоксальна, как наш экскурсовод.
Автобус дёрнуло, Лену мотнуло прямо на Сергея и он ощутил предплечьем её упругий холмик, обычно немыслимый, недоступный. Вся экскурсия куда-то полетела вместе с изящными формами особняка, оставив странное воспоминание – Лена стоит на балконе особняка, как Джульетта,  в своём платье с кружевами, а в прихотливой расстекловке расплываются её отражения с развевающейся косичкой.
Икарус  вылетел дальше на  пустой Кировский проспект, город начал оживать и наполняться цветом. Грудь Сергея распирало,  голова была полна туманных образов.
 У Мраморного дворца остановились, и голос прорёк:
- А теперь, ребята, вы видите тот самый броневик, с которого Владимир Ильич произносил речь. В наши дни в здании располагается Ленинградский филиал Центрального музея В. И. Ленина, - для экскурсовода броневик был чем-то вроде оклада к иконе.

Вера Павловна прошептала:
- На самом деле это другой, похожий броневик, а тот, настоящий, так и не нашли.
Кто - то пропел частушку:
- Это что за большевик лезет к нам на броневик?
Икарус продолжил свой полёт и Сергей чувствовал, что они словно бы летят в какую-то высь, к солнцу, скрывающемуся за беспросветной пеленой, и что скоро их крылья опалятся и они упадут в реку. Увидев воду, Сергей понял, что они на Фонтанке  и с гордостью сказал, показав на один дом, что он здесь живёт. Лена уважительно кивнула.  В переулке Ильича икарус преломил свой полёт и голос продолжал:
- В этом доме, в бывшем Большом Казачьем переулке Владимир Ильич снимал небольшую комнату в квартире семейства Боде с февраля 1894 г. по апрель 1895 г.
- Пока не заболел воспалением лёгких и уехал в Женеву поправлять здоровье, – добавила тихо сзади Вера Павловна, а Сергей подумал – ах, вот, для чего Ленин уезжал в Женеву! – климат ему петербургский не нравился.
-  Стоимость аренды была небольшая - 10 рублей в месяц. Плата включала в себя керосин, дрова, уборку и чай  с хлебом два раза в день. Обстановка в комнате была простой и аскетичной. В. И. Ульянов в это время работал помощником присяжного поверенного, регулярно бывал в Окружном  суде. Ныне здесь располагается мемориальный музей.

Здесь Сергей опять не удержался и сообщил Лене, что в этой квартире  он был. Леночка снова уважительно посмотрела на Сергея и он, уже на правах экскурсовода, добавил, что  в соседних комнатах был Зоологический музейчик (про который голос либо не знал, либо тактически умолчал) – здесь были чучела морских обитателей - сомов, осетров, ежей  и коньков, на которых он ходил смотреть вместе с папой. Он осторожно взял её за руку.  Лена словно не замечала этого,  задумчиво смотрела на невзрачный дом и представляла, как Ленин удочкой ловит осетра, который уплывает по бирюзовому морю в Женеву, а Ленин бежит за ним по берегу. Сергей гладил её тёплые сухие пальцы и они ласково отзывались.
Их грёзы прервал шлепок по рукам, оказалось, Вера Павловна была бдительна, и не допускала, чтобы во время такой важной темы ученики отвлекались на посторонние предметы, и, перегнувшись между креслами, разъединила их полёт.

- В ночь с 24 на 25 октября силы восстания перешли в решительное наступление.  Сигнал к началу штурма был дан холостым выстрелом с крейсера «Аврора». Затем раздался залп орудий из Петропавловской крепости. Армия революции пошла на приступ Зимнего, - сообщал голос на Дворцовой площади. И опять – ни слова о красотах дворцов и арок, королях и капусте…

- На самом деле, нападала  не армия, а революционные отряды, а защищали дворец мальчишки-юнкера и  женский батальон, погибло с обеих сторон всего несколько человек, - тихо сзади добавила Вера Павловна и отошла унимать расшумевшихся мальчишек, обративших внимание, как на Дворцовой  наряд милиции гонял фарцовщиков.

Воспользовавшись ситуацией, проникшись необратимостью исторического процесса и воодушевившись словами экскурсовода, Сергей  взял себя в революционные руки и  перешёл к решительным действиям. Он приобнял Лену за талию, сам удивившись своей смелости. Лена сделала вид, что не замечает этого жеста, и стала особо пристально слушать голос из динамика, который всё больше накалялся.
- Застрочил пулемёт, завязалась интенсивная перестрелка, толпы матросов, солдат, красногвардейцев  наплывают к воротам дворца...

Почувствовав, что его наступление не встречало активного сопротивления, Сергей пошёл дальше, как красногвардейцы по залам дворца.  Лена пыталась сопротивляться, но куда ей было до ударного женского батальона. Сергей, снимая преграды одну за другой, проворными пальцами перебирался по тайным закоулкам, альковам и  переходам…   

«Товарищи! Революция, о которой так долго говорили большевики, свершилась».  Но в этот момент Лена твёрдо взяла Сергея за руки. Беспамятно маячили разметавшиеся по подголовнику волосы,  Александровская колонна с ангелом, вздыбленные кони над аркой Главного штаба, баррикады, штыки  и пулемёты восставших. Глаза Лены смотрели умно и  с хитрым прищуром, строго и внимательно. Потом она посмотрелась в зеркальце и стала поправлять волосы.

Вера Павловна вернулась на своё место. Наступила реальность, экскурсия закончилась, икарус, опалённый, упал, только не в реку и не в море, а рядом с огромной лужей, и всем, выходя к школе, приходилось  её перепрыгивать. Сергей что-то пробурчал Лене на прощанье и пошёл один домой. Они долго потом не общались.

Прошло тридцать лет. Ленинград переименовали в Петербург, появились дорожные пробки, икарусы и экскурсоводы по ленинской тематике вымерли как динозавры, а память осталась. Когда Сергей бывал у балкона особняка Кшесинской,  у невзрачного дома с новым, уже другим  музеем в Казачьем переулке, у Александра III, гарцующего на месте  броневика, он вспоминал ту юную и незабываемую, врезавшуюся в память,  как патина в чугун, экскурсию по ленинским местам. 

Однажды вечером Сергей медленно шёл по осеннему Петербургу и смотрел, как листья падают в канал. Вдруг навстречу вышла женщина, и спросила:

- Сергей?
Он чувствовал, что хорошо знает это лицо, что он как-то связан с ним, но не мог вспомнить.
- Я Лена, одноклассница.

Она сильно изменилась, но была моложава, коса  пропала,  внимательные  глаза и слегка озорная улыбка остались теми же. Воспоминания нахлынули и Сергей приобнял Лену. Решили прогуляться. Он её слушал – но как будто не ушами, а глазами - у неё работа, семья, двое взрослых детей, всё как надо…  Порадовала -  следит за его творчеством.

У невзрачного дома в Большом Казачьем  он спросил:
- Помнишь?
- Помню, - опустила она глаза.

Камень холодного города снова обретал тепло, жизнь и цвет.