187. О метаморфозах жизни, как о чередовании добра

187.

О МЕТАМОРФОЗАХ ЖИЗНИ, КАК О ЧЕРЕДОВАНИИ ДОБРА И ЗЛА

Итак, я продолжал жить в Японии насыщенной жизнью, где всё мое время заполнялось посещением японской школы, которая почти ничем не отличалась от школы на моей родине; пребыванием в дзэн-буддийском храме Дайдзёдзи  «Великого Приумножения» и встречами с монахами; разговорами с хозяином гостиницы «рёкан» Накамура о даосизме и конфуцианстве; дружбой с моей возлюбленной продавщицей цветочного магазина Ханако, которая погружала меня в состояние изменённого сознания; и моими путешествиями в неизведанное. Все мои японские наставники, развивая мой интерес к даосизму, пытались привить мне идею необходимости «уменьшить привязанность к своему «я» и избавиться от желаний и страстей». И чем больше я уменьшал привязанность к своему «я», тем больше я отдавался страсти к моей возлюбленной Ханако. По ночам, оставаясь с ней в одной постели, я вместе с ней путешествовал в той чудесной действительности, которую открывала мне Ханако. Она мне говорила: «Не верь тому, что говорят смертные о тот, что якобы если где-то что-то прибывает, то в другом месте отнимается, потому что в конечном итоге ничего не прибывает и ничего не отнимается, так как всё существует в единстве и общности. Все говорят о вечной борьбе добра со злом, но, нужно понимать, что добро не может существовать без зла, а зло – без добра, и ещё не известно, где и в чём есть добро, и где и в чём кроется зло, потому что для каждой вещи существует собственная правда, потому что все мы смотрим на жизнь по-разному. Все люди, стремящиеся к совершенству, стараются уменьшить привязанность к своему «я» и избавиться от желаний и страстей, но мы, даосы не заходим в своих призывах так далеко, как буддисты, призывающих победить себя полностью и окончательно, преодолеть собственное «я» вплоть до окончательного самоуничтожения. Ведь мы, даосы, наоборот стремимся достичь личного бессмертия. А в отношении к собственному «я» мы стоим совсем на других позициях. Вместо преодоления и уничтожения собственного «я», чем занимаются буддисты, мы, понимаем идею «не-Я» - «у-во», как замещение себя «естественностью» - «цзыжань» или не-деянием – «у-вэй». Для нас, даосов, критерием единения с Дао служит «отсутствие деяния», то есть, - ненарушение закона естественности. Буддисты утверждают, что можно обрести состояние полного покоя (когда вся деятельность прекращается), но иметь при этом мысль о своём «я», обрести полное недеяние, но не избавиться от иллюзии своего я» окончательно. Мы же под «Недеянием» подразумеваем естественную и спонтанную реализацию своей «истинной природы», это и есть наша основная цель и, в то же время, главный метод Пути даосской практики психической саморегуляции, поскольку к деянию человека побуждают обуревающие его страсти, а, следовательно, освобождение от страстей и рассматривается нами как непременное условие постижение Дао».

Тут я перебил её, заметив: «Но меня тоже обуревает страсть к тебе, не помешает ли она мне в достижении Дао»? – «Нет, - ответила она, улыбнувшись, - эта страсть, называемая ещё любовью, не отвлечёт тебя от Пути, а только поможет углубить в тебе влечение к Дао. Это - единственная страсть, которую мы, даосы, допускаем. Ведь самое естественное состояние человека – это его влюблённость. Влюблённый человек уже вступает на Путь Дао.  Ведь что такое любовь? Это не какое-то стремление у вещественному насыщению во время овладения каким-то предметом, а состояние души, чувство, делающее нас лучше и совершеннее. Влюблённость – это не отношение к женщине, как к своей вещи, потому что и ты и женщина, которую ты любишь, свободны, они могут быть вместе, если им хорошо, а могут и расстаться, если это им надоедает. Это конфуцианцы превратили отношения мужчины и женщины в узаконенные оковы правил «мужа и жены», и даже когда они перестают любить друг друга, то противоестественно продолжают всё ещё жить вместе. Из этого и рождаются фальшь и лицемерие.  В трактате Янчжу говорится: «Появившись на свет, люди не могут обрести покоя из-за четырёх дел – «ши»: первое – достижение долголетия, второе – достижения славы, третье – достижения места, то есть, чиновничьей должности, четвёртое – достижение богатства». В подтверждение этого он приводит ещё слова: «Если у человека не будет ни жены, ни должности, то он лишится половины своих страстей и желаний».  Поэтому идеальным образцом личности мы, даосы, считаем совершенномудрого, отрешившегося от дел, не имеющего страстей и желаний. Вся жизнь простых людей построена на страстях и желаниях. И это – вина и «заслуга» Конфуция, его разграничений, законов и правил «ли». Борьба со страстями и желаниями есть у конфуцианцев и даосов, но наши взгляды по этому вопросу кардинально расходятся. Конфуцианцы предлагают определённым образом организовать, «упорядочить» природные стремления человека с помощью ритуала «ли», направить эти стремления по социально принятому пути, наложив на них определённые культурные ограничения. Этим же путём идёт цивилизация у вас, на Западе. Таким образом, создаётся оппозиция: наличное естественное и желаемое (должное) культурное, в рамках которых, по представлению конфуцианцев, и сдерживалась разрушительная сила природного. Мы, даосы, подвергаем такой подход резкой критике: стремление обуздать естественность, подавив её и навязав ей чуждые, искусственные формы проявления, вызывают, по нашему мнению, обратную реакцию – подавляемые тенденции. Встретив препятствие, усиливают свой напор, создавая внутренне конфликтную ситуацию. Даже если и удаётся таким образом пресечь внешние проявления вредных тенденций, подобная конфронтация неизбежно приводит к глубоким внутренним кризисам и конфликтам. Если мы обозначим вредные тенденции как «воров», а ритуальные предписания как «законы», то как указывали нам древние даосские мудрецы, что «чем больше становится законов и приказов, тем больше становится воров и разбойников». Мы, даосы, критикуем конфуцианские правила ; «ли», их «гуманность» и «справедливость» за то, что они носят сугубо условный характер. Правила «ли», разумеется, существенно уменьшают негативные тенденции в проявлениях эгоистических чувств человек, но они выражены в вербальных предписаниях и не несут в себе значительного заряда осмысления, призванного установления космического порядка во Вселенной. Даже сущность человека «жэнь» в отличие от безусловного Дао даосов определяется конфуцианцами условно: быть «человеколюбимым» - значит делать людям то, что хотел бы, чтобы тебе делали другие. Поэтому даосы рассматривают «ли», «жэнь» и прочие конфуцианские штучки как последствие утраты целостности и естественности единения с Дао. Как говориться в «Дао-дэ цзине»: «Дэ (добродетель) появляется после утраты Дао; человеколюбие – после утраты дэ; справедливость (долг) – после утраты человеколюбия; ритуал – после утраты справедливости. Ритуал – признак отсутствия преданности и доверия. В ритуале – начало смуты». Поэтому искренние отношения между женщиной и мужчиной должны устанавливаться на основе влюблённости и любви. Если же они охладевают к друг другу, то должны расставаться, ведь в этом и кроется вся природа человеческая. В искренних чувствах никогда не бывает лжи и не может случиться измены».

После этих слов я посмотрел на текст, который мне дал старик Накамура вечером, уже совсем другими глазами:
 

О ПОХОТИ И РАЗВРАТЕ
 
В Дунчэне некий Ли, вразнос жужубами торгуя,
По всем уездам, близким, коробейником ходивший,
На постоялом раз дворе как-то один ночуя,
Сбежал с женой хозяина, его там соблазнившей.

Когда её привёл домой, жена не возражала,
Так как сама бежать с каким-то парнем собиралась.    
А тут другая появилась, и она сбежала,
Поэтому и с мужем своим с лёгкостью рассталась.

Однако новой не пришлось житье в селе по нраву,
Стыд потеряв, решила с юношей другим вновь скрыться,
Хозяин постоялого двора вернуть по праву
Хотел жену, и прибыл в Дунчен, чтобы с Ли судиться.

Но в доме том его жены уже не оказалось,
Пока шли споры (узнавали всё в селе по слухам),
Мужья решили через мага обратиться к духам,
И вот что духами через стихи им сообщалось:

«Влюблённые плотских желают утех,
Мечтают о сладких минутах,
Но вот ведь Ло Фу (2) не втянули же в грех
Коварные речи средь тутов.
А ту, что прохожим улыбки даря,
Глядит из окна воровато,
Уже не удержат ни муж, ни семья,
От похоти в ней и разврата».

Хозяин постоялого двора, услышав это,
Не слова не сказав, отправился домой обратно,
Так как жену увёл он тоже от кого-то где-то,
История с изменой повторилась многократно. 

Примечание

1. Ло Фу – героиня древней народной легенды, не поддавшаяся на уговоры пленившегося ею правителя удела Чжао, который встретил её, когда она собирала листья тута на меже. 


(продолжение следует)

Власов Владимир Фёдорович