На берегах Сиверского Донца

 
                БИОГРАФИЯ               
                ДЕНИСОВА ВИТАЛИЯ ГРИГОРЬЕВИЧА


   Денисов Виталий Григорьевич, родился 13 июня 1948 года в Украине. Закончил исторический факультет Харьковского Национального государственного университета имени А.М. Горького, а также факультет рисунка и живописи Московского университета искусств.
   Работал в комсомоле, журналистике, образовании, в партийных и советских органах.      
   Четырежды избирался мэром города. Добился статуса города областного значения поселку городского типа Первомайский. Добился того, что городское профессионально техническое училище № 29 стало одним из лучших в СССР. На базе училища проводился Всесоюзный семинар работников профтехобразования во главе с заместителем Генерального секретаря ЦК КПСС. Городские школа № 7 и гимназия стали лучшими среди средних школ в Харьковской области.
  В городе началось строительство городской зоны отдыха с зеркалом воды 50 га, а так же городского парка культуры и отдыха.В городе появился прекраснейший "Краеведческий музей".

 Виталий Денисов удостоен высокого звания «Почетный гражданин города».

     Денисов В.Г. добился упразднения в городе и Первомайском районе  «Медвытрезвителя». Через шесть месяцев в Украине были закрыты все вытрезвители,  а через полтора года медвытрезвители, как анахронизм прошлого, были ликвидированы и в России.

    Виталий Денисов член Международного Союза писателей, почетный писатель ХОНСП Украины, член Союза писателей России. Его фамилия, фотография и биография внесены во Всеукраинский альманах «Лидеры ХХI столетия», в Республиканскую энциклопедию «Золотой фонд республики», в «Каталог мастеров  изобразительного искусства». Данные о нем внесены в  биографический  справочник Украины «Кто есть кто в Украине», посвященный известным  деятелям современной Украины.
 
  Виталий Денисов лауреат Международных и республиканских конкурсов по литературе. Награждался «Дипломами» и «Почетными грамотами». Им написаны исторический роман-эпопея «В Диком поле, или Сабля Сагайдачного»,который стал  в 2018 году победителем в Германском литературном конкурсе "Лучшая книга года".Автором написаны роман-дилогия «Вселенские игры», триллер «Золото Ригаса»,Империя Ригаса, и "Крах Иллюзий",а также роман «На берегах Сиверского Донца» о современной молодежи и другие произведения. Им созданы четыре киносценария, в которых повествуется о прошлом и настоящем Украины.
 
Роман-эпопея "В Диком поле, или Сабля Сагайдачного" и роман-дилогия "Вселенские игры" -книги "Черный предел" и "Расплата" были направлены Харьковским Национальным университетом им. В.Н. Каразина и Харьковским государственным университетом им. Г.С. Сковороды  на Нобелевскую премию.
 
 Книги писателя Виталия Денисова издавались в Украине, в России, в Белоруссии и в Германии.

                ВИТАЛИЙ ДЕНИСОВ

                НА БЕРЕГАХ СИВЕРСКОГО ДОНЦА
               
                РОМАН НАШИХ ДНЕЙ О МОЛОДЕЖИ
               
               
                ПРЕДИСЛОВИЕ

    Иван Перепеляк председатель Харьковской
областной организации Национального союза
писателей Украины. Заслуженный деятель искусств
Украины. Лауреат премий им. Г. Сковороды, гетмана
Мазепы, А. Олеся, Международной премии Украинского
Свободного университета в Нью-Йорке. «Харьковчанин
столетия». 
   
    Славный путь был избран многогранный, он
памятью останется в делах, как зодчий новой Украины…
О романе Виталия Денисова «На берегах Сиверского Донца».
 
               
    Молодежь, включаясь в созидательный процесс
Родины, горы свернет при поддержке мудрого старшего
поколения!                               
                Иван Перепеляк.
               
               
               
               
   Именно с таких позиций следует рассматривать творчество выдающегося писателя Украины и России Виталия Денисова, в том числе и роман наших дней о молодежи «На берегах Сиверского Донца». Никто до Виталия Денисова не смог с такой правдивостью и полнотой осветить эпоху Возрождения Украины и участия в этом историческом процессе умной, доброй, справедливой и смелой части молодежи.

  Нынешняя жизнь не только нелегкая для простых украинцев, но нередко жестокая и бесчеловечная. У многих она до краев наполнена нищетой и страданиями. Но несмотря ни на что в украинском обществе особенно в среде молодежи не угасает надежда на лучшую жизнь. Передовая часть молодежи Украины стремится  к тому, чтобы создать достойную жизнь в своем государстве.
  Прекрасный роман Виталия Денисова о современной Украине и молодежи «На берегах Сиверского Донца» глубоко философичен, он интригует и не дает читателю возможности расслабиться до самого конца этого прекрасного новаторского творения. Со всей уверенностью следует сказать, что никто не смог написать о современной украинской действительности, в том числе и о молодежи Украины, так правдиво, масштабно и увлекательно, как это сделал писатель Виталий Денисов.
  Читая роман «На Берегах Сиверского Донца», мы становимся свидетелями того, как быстро взрослеет и мужает наша молодежь в процессе строительства свободного и независимого государства Украина. Все мы свидетели того, как молодежь во имя справедливости, свободы и независимости страны проходила через Майданы «Оранжевой революции» и «Революции Достоинства». Она не мирится со старыми, отжившими обстоятельствами, в том числе с диктаторскими, преступными и коммунизированными.
   Как известно, обстоятельства создают человека, в том числе и лидеров. Если простой человек покоряется обстоятельствам, что присуще массам, то лидеры не только борются с обстоятельствами, мешающими нормальной жизни людей, но сами создают новые обстоятельства и законы, которым следуют массы. Для достижения целей лидеры умело используют как массы, так и средства, с помощью которых они изменяют обстоятельства.

  Бедность, нищета и жалкие условия существования большинства граждан –– это, к огромному сожалению, ныне визитная карточка Украины. Никто из бывших четырех Президентов Украины ничего не сделали полезного для людей, хотя сами неимоверно обогатились. Не радует народ и пятый Президент. Он больше занимается пиаром и бизнесом, который расположен в России, Германии, Панаме и Испании и не исполняет обещаний, данных народу. Налоги от его бизнеса идут в бюджеты иных государств, но ни как не в Украину. Он без стыда перед народом, избравшим его Президентом, сделал сына нардепом, чтобы тот грелся «в блоке Петра Порошенко» под крылом отца. В тоже время в еще не сформировавшемся государстве по вине преступно обогащающихся и не думающих о народе президентов, премьер-министров и министров, народных депутатов и чиновников всех мастей правил и правит разгул коррупции. Преступными методами идет присвоение народной собственности. Все это и побудило выдающегося писателя-новатора Виталия Денисова откликнуться в романе «На берегах Сиверского Донца» на непростые процессы, происходящие в современном украинском обществе, в том числе и в молодежной среде. 

  Кажется, что герои этого прекрасного и своевременного романа выпускник юридической академии Андрей Закруткин он же «Философ» и его друзья детства Михаил Козюлин, Василий Хмель и Александр Силин как бы неожиданно для себя принимают решение повлиять на улучшение экономического положения села Тишки, которое дышит на ладан. Но это не так. К этому подвигу молодых и талантливых, добрых и сочувствующих людям парней подготовили горькие для страны обстоятельства всеобщего развала экономики, небывалая коррупция и никем не сдерживаемая преступность.
 
  В «Тишковском сельскохозяйственном товариществе ООО» правит взяточник и пьяница представитель лампового завода председатель Петр Дыкало вместе со своими подельниками, выстроившими себе виллы как в селе Тишки, так и в областном центре. Петр Дыкало ежемесячно отвозит в город на ламповый завод директору, рекомендовавшему его на должность председателя товарищества (и тем, кому еще было положено) немалые денежные суммы. Дыкало и его подельники не заботятся как о жителях села, так и тех, кто трудится в Тишковском товариществе, дышащем на ладан. Но в кабинете председателя товарищества Дыкало при его аресте в сейфе обнаружено более двух миллионов долларов, которые Дыкало украл у товарищества.

  Герои романа готовы во главе со своим лидером Андреем Закруткиным изменить положение, сложившееся в селе Тишки и Тишковском товариществе. Они понимают, что это дело не простое, но их не пугают трудности. Они полны решимости, наперекор коррумпированной власти района, установить справедливость в селе и в Тишковском товариществе.

  Но вора и преступника Петра Дыкало поддерживают прикормленные им председатель Мычаковской районной государственной администрации, прокурор района, начальник районного отделения поолиции, налоговая служба и председатель районного суда. Они используют свои должности для наказания «строптивых парней», заводят на них уголовные дела, бросают их в камеры предварительного заключения. Но молодые лидеры с помощью жителей села Тишки и Тишковского товарищества побеждают в борьбе за справедливость и переносят добытый ими опыт улучшения жизни людей на весь Веселовский район.

  Писатель Виталий Денисов, показывает коллизии, происходящие с молодыми героями романа, и находится на их стороне. При этом он создает прекрасную возможность для молодых читателей не только сравнивать себя с героями, но и переживать за них. Автор романа побуждает читателя анализировать, что, как и почему происходит в нашей стране, находящейся на задворках Европы. На примерах деятельности Андрея Закруткина и его друзей, не безразличных к неприглядной нынешней действительности, автор подсказывает коррумпированному правительству, неповоротливому в делах государственных, но «прыткому» в личном обогащении, что и как делать в государственном масштабе для процветания села и развития сельскохозяйственного производства. Автор романа, как и его молодые герои всецело за то, чтобы все граждане Украины пользовались качественными, дешевыми и вкусными продуктами питания. Чтобы в каждом селе были свои «Рестолы» (ресторан-столовая), как в Тишках и Веселовском районе, и люди села с радостью питались в них и заказывали на дом вкуснейшие блюда в целях экономии средств и времени.

  Инициатива молодежи находит поддержку у прогрессивного губернатора области Льва Шишкина и не менее прогрессивного Президента. Они увидели в деятельности талантливой молодежи нестандартный подход к селу, начатый в Тишках, который изменил к лучшему экономику и жизнь села Тишки и целого района.

  При непосредственном участии Президента опыт молодежи был перенесен во все области республики.

 В своем необычном романе писатель Виталий Денисов показал то, что может сделать молодежь при поддержке старших поколений и мудрых руководителях государства и области.
 
  Такова необычная, но очень интересная история друзей, очень понравившихся читателям, у которых были не только огромные дела государственного масштаба, но и большая горячая любовь.

  Как ни странно, но получалось так, что государственные дела для героев романа были на первом месте. Они из года в год откладывали свои свадьбы с любимыми. И с этим автор ничего не смог поделать, хотя всецело был на стороне полюбившихся нами героев, патриотов Украины и строителей новой жизни.

  Читатель видит, что дело, которому посвятили себя герои романа «На берегах Сиверского Донца» Андрей Закруткин, Михаил Козюлин, Василий Хмель и Александр Силин очень даже непростое. Парни служат своему народу и считают это своей первоочередной обязанностью.

  Писатель Виталий Денисов «Летописец нашей жизни и Возрождения Украины».                Он уверен в том, что сила молодежи в быстроте на подъем для участия в свершении великих дел. Передовую часть молодежи не испугать не только необычными испытаниями и трудностями, которые приходится перебарывать при достижении великой мечты сделать как можно больше людей счастливыми. Это и есть та цель, на которую ныне выходит молодежь нашего молодого, но чрезвычайно перспективного европейского государства Украина.
В романе наших дней «На берегах Сиверского Донца» выдающегося писателя Виталия Денисова с историческим обоснованием утверждается, что именно от молодежи зависит будущее, которое всецело принадлежит ей!


               

                Посвящаю дочери моей             
                Диане Витальевне Денисовой               
               
                Молодежи принадлежит будущее!
                Для нее всегда есть место подвигу,
                который мужает и украшает ее!
               
                Виталий Денисов
               
               
 
               
                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   
               
                ГЛАВА 1

  Было начало июня. Ярко светило солнце. Оно рассылало свои лучи на всю округу по обе стороны неширокой, но довольно глубокой в этих местах речки Сиверский Донец, протекающей по широкому лугу с изумрудной шелковистой травой. В легком мареве летнего тепла виднелась поросшая лесом возвышающаяся над всей округой Змеиная гора, у подножия которой раскинулось большое село Тишки со златоглавой церковью. Солнечные блики ярко играли на ее кресте. По берегам Сиверского Донца в летней неге застыли раскидистые серебристые вербы. При легком ветерке они тихо шелестели остроконечными листьями,  будто в печальной задумчивости о судьбе этого края.

 На всем протяжении Сиверского Донца, являющегося речкой дружбы между украинским и российским народами и растянувшегося более чем на тысячу километров по пяти областям Украины и России, в летнее время есть немало удивительных и с давних времен облюбованных людьми диких пляжей. На одном из таких плядей, с пологим песчаным берегом, приятным для глаз и ног, в тени старой вербы с пышной кроной сидели четыре парня, четыре закадычных друга ; Андрей Закруткин, Михаил Козюлин, Василий Хмель и Александр Силин. Они были одногодки: родились и жили до окончания средней школы в небольшом украинском городке Мычаки, который находился в паре десятков километрах от этих мест и был районным центром Веселовского района.

  После школы судьба раскидала друзей в разные стороны, а через четыре года все же свела их. Для этого у ребят было два повода: во-первых, Андрей Закруткин решил отметить окончание учебы в Национальной юридической академии, а во-вторых, Михаил Козюлин приехал на родину из далекой северной стороны ; полуострова Ямала.

  Отойдя от первых волнительных минут встречи, они делились впечатлениями прожитых лет, запивая мясистую вяленую воблу прохладным пивом. При этом, как и прежде, они называли друг друга не по именам или фамилиям, а привычными со школьной скамьи прозвищами: Философ, Бурун, Быстрый и Свобода.

  Андрей Закруткин, по прозвищу Философ, был не только красив, но и умен, о чем свидетельствовали высокий лоб и внимательные умные карие глаза. Когда Андрей улыбался, на его щеках появлялись две солнечные и очень привлекательные ямочки, свидетельствующие о его доброй и широкой натуре. Присмотревшись, в уголках его губ можно было заметить две складочки, указывающие на сдержанность и незаурядную решительность парня. Его темно-каштановые волосы и ногти на длинных, как у пианиста, пальцах были аккуратно подстрижены, что свидетельствовало о его внутренней культуре. Со школьной скамьи Андрей пользовался авторитетом у друзей. И не только потому, что отлично учился, организовывал у себя дома подготовку к урокам и давал списывать друзьям контрольные работы, но и оттого, что был рассудительным, давал дельные советы, а если что-то придумывал, то это всегда было интересно и оригинально.

  Как-то на уроке биологии Андрей задал учительнице вопрос: «Кто первым появился на земном шаре ; динозавры или их яйца?»

  Учительница пристально посмотрела на парня, собираясь тут же прекратить невообразимое свободомыслие на уроке, но вспомнила, где и кем работает его отец, сменила гнев на милость и сказала:

  — Вечно ты что-то выдумываешь, Закруткин. А ведь неглупый, к тому же отличник.

  После урока в учительской она недовольным и даже возмущенным тоном рассказала коллегам об этом неуместном вопросе.

  — И правда, интересный вопрос, — подала голос маленькая ростом, но страх какая любознательная учительница пения. — Как могли появиться динозавры без яиц, а яйца без динозавров?

  — Нужно у директора спросить, он все знает, — авторитетно произнес учитель физкультуры с квадратной фигурой.

  — Знаете, за такие вопросы можно и под подозрение органов попасть, — снимая очки и отрывая глаза от тетрадей, которые проверяла, предостерегла коллег учительница иностранного языка.
  — А чего нам бояться! — физрук выставил грудь колесом. — Прошли те времена, когда за инакомыслие сжигали на кострах.

  — Вы не забывайте, что были еще и Соловки, — опасливо поглядывая на дверь, напомнила иностранка тихим голосом, чтобы ненароком не услышал кто-нибудь еще, кроме присутствующих,

  В этот момент в учительскую зашел озабоченный директор школы. Он был высокий ростом и грузный телом. Глубокие морщины от постоянных школьных проблем избороздили его лоб. Учителя настороженно уставились на директора. Никто не проронил ни слова. Только молоденькая самая любознательная учительница пения, что птичка певчая, извиняясь и заикаясь, решилась спросить у директора ответ на «вопрос веков».

  Директор, не зная, что сказать на каверзный вопрос, обвел недовольным взглядом настороженно застывших учителей и остановил его на физруке, стоявшем в центре учительской. Поскольку физрук всегда отличался вольнодумством, директор хмуро произнес:

  — Это все вы, Степан Сидорович, никак не успокоитесь от бушующей внутри вас энергии? То вам турник подавай, то козлы, то коня для прыжков, то каким-то батутом донимаете. Будто батут этот поднимет успеваемость и дисциплину в школе.

  — А причем тут батут к динозавровым яйцам? — ответил физрук, чтобы не терять марку демократа.

  — Вы только о яйцах и думаете, Степан Сидорович! — вскипел директор. — А я на своих плечах всю школу тащу! Вон, Козюлин с одиннадцатого, здоровенный парень, а как бегал на двойку, так и продолжает ходить вперевалку. А вы мне о чьих-то яйцах голову морочите. — Он обвел всех строгим взглядом: — Не яйцами бы заниматься, в том числе и вам, Степан Сидорович. Не за это вам зарплату платит государство. Развели тут, понимаешь, свободомыслие. Раньше за такое знаете, что полагалось!? — Он повернулся и вышел, в сердцах хлопнув дверью.

  — Насчитало государство зарплату учителю такую, что и носки не за что купить, — произнес физрук и снова выпятил грудь.

  — Я же вам говорила, что свободомыслие во все времена наказуемо, — чуть ли не шепотом проговорила «немка».

  — Это только у нас возможен такой бардак, который за рубежом давно дурью называется, — не сдавался физрук. — В другом государстве уже давно бы определились не только с яйцами и динозаврами, но и с зарплатой учителям. Я как член Прогрессивной партии радикально-либеральных демократов этого так не оставлю! На очередной конференции партии поставлю вопрос ребром. Люди должны знать правду! У них есть такое право!

  Степан Сидорович не сказал, какой вопрос будет им поставлен с трибуны, но все поняли, что он этого так не оставит.

  — Ох, и рисковый вы человек, — осуждающе покачала головой учительница географии. — Дались вам эти яйца. Ну, что, они на вашем столе, как куриные, лежать будут? Или в семье достатка станет больше от разрешения этой проблемы?

  — А как же жить-то тогда дальше! — воскликнула маленькая на росток учительница пения и заплакала.

  Итогом столь неординарного вопроса Андрея Закруткина стало то, что классная руководительница, Мария Ивановна, позвонила в Веселовскую районную государственную администрацию, где отец Андрея, Константин Сергеевич, занимал должность начальника управления сельского хозяйства. Учительница «ненавязчиво» посоветовала Константину Сергеевичу провести обстоятельную воспитательную беседу с сыном, который сеет «опасное вольнодумство» не только в классе, но и во всей школе, отвлекая учащихся от познания глубоких вопросов понимания места и роли человечества в процессе его деятельности в связи со своим историческим предназначением.

  Вежливо выслушав учительницу, Константин Сергеевич задумчиво произнес:
  — А все же, это интересный вопрос, Марья Ивановна, что же было первым на Земле — динозавр или его яйца? Если динозавр, то, как он появился без яйца, а если яйцо, то откуда оно взялось без динозавра? ; Сказал так и вспомнил, как в десятилетнем возрасте Андрей спросил у него, почему у колхозников, которые живут и работают в селе, как дедушка, нет ни выходных, ни праздников, ни отпусков, зарплата маленькая и пенсии с гулькин нос. Почему за много лет работы в колхозе люди не могут построить себе хорошие дома, а живут в неказистых хатках, хорошо еще, если крытых шифером или черепицей? Почему в селе нет водопровода, как в городе, с горячей и холодной водой, люди топят печи, а по радио и в газетах пишут, что в стране все хорошо? В то же время в городах рабочие меньше трудятся на заводах и фабриках, но живут лучше. К тому же государство им еще и квартиры бесплатно выдает. «Кто так неправильно решил, папа?» — задавал непростые вопросы малолетний сын. Что он мог сказать сыну, главный агроном колхоза, имеющий высшее образование? Это были не безобидные вопросы о динозаврах и яйцах. За такую любознательность можно было самому превратиться в яичный смяток.

  Напоследок он сказал ждущей его ответа Марье Ивановне:
  — Я, Марья Ивановна, уже более пятнадцати лет связан с сельским хозяйством, в том числе и с яйцами, но каждый раз удивляюсь пытливости нашей молодежи. Да и как иначе — прогресс-то кроется в разрешении, казалось бы, неразрешимых вопросов.

  Классная руководительница, положив телефонную трубку, осталась глубоко недовольной ответом отца Андрея, который, занимая столь высокий государственный пост в районе, но не озадачился тут же пресечь вольнодумство сына. Обескураженная результатом общения с высокопоставленным родителем Андрея, она на секунду и сама задумалась, что же было первым на Земле — яйцо или динозавр? Но тут же решила, что это не ее предмет исследования и «история» сама расставит по местам яйца, и динозавров. Она принялась составлять конкретный план воспитательной работы, которую предстояло провести с новоявленным «философом» Андреем Закруткиным.

  Так Андрей Закруткин, несмотря на отличные оценки и безупречное поведение, прослыл в школе опасным «философом».

Вечером после работы отец попытался было доказать ему, что тех, кто выделяется из общей толпы, чаще всего наказывают. Но с немалым огорчением видел, что сын не осознал своей вины.

  Андрей же, думая о чем-то своем, задал такой вопрос:
  — Папа, а почему государство в период новой социальной революции позволяет отдельным людям в считанные дни за счет народа становиться миллионерами и миллиардерами? В таком случае, согласно Конституции, государство не справляется со своими обязанностями. А если государство не способно управлять по Конституции, то зачем оно народу в таком формате?

  Отец даже поперхнулся, не зная, что сказать:
  — И в кого ты такой удался!? У нас в роду все нормальные, не отягченные космическими вопросами. – Но, вспомнив, что его сын все же круглый отличник, не стал заострять внимание на вопросе о злополучных яйцах динозавра, а лишь махнул рукой.

  После этого случая авторитет Андрея в классе и школе не только не упал, но и значительно вырос. При этом вся школа была занята выяснением глобального вопроса о том, что же появилось раньше динозавры или их яйца?

  Обучаясь в юридической академии, Андрей уже не задавал отцу сложных вопросов, а говорил о том, что обществу на современном этапе нужен поводырь, чтобы оно не «тыкалось» безуспешно из стороны в сторону, как беспомощный теленок. «Но у этого поводыря должны быть надежные друзья, – говорил он, – которые бы помогли ему привести общество к европейскому достатку».

  Слушая речи сына-студента, Константин Сергеевич не понимал, откуда у него такое мышление, в глобальности которого нельзя было отказать?

  Михаил Козюлин, он же Бурун, после того памятного случая в школе быстрее бегать не стал, но всегда был сильной стороной дружной команды. Как положено богатырям, он смело выходил на поединок с любым соперником, пытавшимся обидеть кого-либо из его друзей. Освоивший в профтехучилище профессию бульдозериста-экскаваторщика и комиссованный из армии по причине плоскостопия, он уехал со своим дядькой на заработки к Полярному кругу, на далекий Ямал. Поэтому теперь, оказавшись  в украинской степи, рослый и плечистый парень резко выделялся белизной своего тела. На Ямале сильно не понежишься на солнце, да еще в кабине бульдозера, ровняя песчаный или щебнистый грунт под ежегодно смываемые сильными паводками железнодорожные пути. У него были волосы пшеничного цвета, белесые брови и голубые, как небо, глаза. Лицо его с овальным подбородком напоминало портреты былинного богатыря Алеши Поповича, а мощная фигура вызывала уважение. Умом парень к звездам не тянулся, но незаурядной силой выделялся и на Ямале. Бурун был нетороплив в движениях, чтил законы дружбы и готов был броситься за друзей и в огонь, и в воду. Он безвыездно находился на Ямале четыре года, зарабатывая «длинные рубли» в составе «дикой бригады», сбитой из представителей почти всех республик бывшего Советского Союза. Теперь, находясь среди своих закадычных друзей, Бурун испытывал теплые дружеские чувства и гордился тем, что по здешним меркам стал считаться богатым. На свои деньги, заработанные на Ямале, он мог купить в это кризисное время «клевую» иномарку.

  Друзья пировали, хвалили воблу, а Бурун простодушно улыбался, немногословно повествуя о своих делах на далеком Севере. Свое прозвище «Бурун» он получил оттого, что в детстве любил пугать ночью зазевавшихся прохожих. Как соловей-разбойник, засев в засаду на дереве, в зарослях или в канаве, он грозным голосом выкрикивал: «Я, Бурун-дерун, всех задеру и с собой заберу!»

  Это смешило друзей и доставляло удовольствие Михаилу.

  Сашка Силин, по прозвищу Свобода, завидовавший свободной жизни цыган, будучи еще учащимся третьего класса сбежал из дому и прожил в одном из цыганских таборов больше недели, за что и получил свое прозвище. Он и сам был похож на цыгана : у него были черные курчавые волосы, смуглая кожа, черные брови и черные, как угли, глаза. Теперь в них светилась надежда. Глядя на Михаила, он произнес:

  — Бурун, может, и я с тобой на Ямалку поеду? Как пришел с армии, с тех пор безработный. В Мычаках, как и во всем районе, на работу нигде не устроишься.

  — Со свободой хочешь расстаться, о которой в школе мечтал!? — рассмеялись друзья.

  Александр, не обращая внимания на смех, продолжал:
  — На ремонтно-транспортном предприятии, где работал до армии слесарем с отцом, выдали нам два ваучера стоимостью по десять гривен за штуку и сказали, что мы теперь тоже капиталисты и будем получать нехилые проценты. Так, мол, решила Верховная Рада и правительство. Поверив тому, мы и мамин ваучер вложили в то РТП. Но предприятие обанкротилось, а с ним пропали и наши липовые ваучеры. Начальство поспешно вырезало автогенами в цехах металл и сдало на металлоприемные пункты, забрав себе выручку, а рабочие, в том числе и мы с отцом, остались ни с чем и без работы. Мамин молокозавод тоже прикрыли и разобрали по кирпичику. Теперь там, где предприятия были, мусорные пустыри образовались. Стыдно признаться, что в нашей семье, где мы все трудоспособные, бывают такие дни, когда хлеба купить не на что. Наверху жируют и по телеку похваляются процентами роста народного благосостояния, а цены галопом скачут.

  Свобода с надеждой уставился на своего удачливого богатого друга. По его лицу было видно, как мучительно надоело ему, здоровому и сильному, унижаться в поисках работы.

  Михаил перестал жевать ямалскую воблу, которую вез для друзей десятки тысяч километров на снегоходах, самолетах и в поездах. Провел шершавой рабочей ладонью по полным губам, будто очищая их от рыбной лузги:

  — А чего, Свобода, спрошу у мастера. Там слесари тоже нужны.

  Лицо Александра осветилось довольной улыбкой, потом тут же омрачилось. Он в отчаянии склонил голову и закусил нижнюю губу.

  — Ты чего, Свобода? — встревожился Михаил, обводя вопросительным взглядом лица друзей.

  — Чтобы добраться до богатого Ямала, деньги нужны, — ответил за друга Василий Хмель, он же Быстрый. Это был стройный, жилистый парень с продолговатым, загоревшим лицом и глубоко посаженными желто-зелеными глазами. На его лице выделялся хрящеватый нос. Губы его были упрямо сжаты. Василий производил впечатление спортивного человека. В школьные годы он был самым быстрым бегуном в школе, за что и получил прозвище «Быстрый».

  — Так я… это… того, — не знал, что и сказать Михаил, потом нашелся: — Попрошу мастера включить тебя в нашу группу. Тебе выдадут проездные на поезд до Москвы и на самолет до самого Ямала.

  Лицо Александра Силина светилось радостью.
  — А то, Бурун, сколько мне на родительской шее сидеть? — улыбался Силин другу. — Теперь стану им помогать. Не то загнутся мои старики от нужды и голода.

  — Да и у меня, Бурун, дела не лучше, — невесело усмехнулся Василий Хмель.
; Батя сгорел на заводе. Осталась одна мамка. В этом году окончил четвертый курс педагогического по специальности «физическое воспитание». Работаю инструктором по спорту в Веселовской районной администрации в отделе молодежи и спорта. Четвертый месяц зарплату не получаем. Подрабатываю на полставки в детско-юношеской спортивной школе, но и там уже больше года ничего не платят. В районо говорят, что денег в стране нет, а депутаты в Верховной Раде себе зарплату заоблачную выделили по восемнадцать тысяч, что в семнадцать раз больше минимальной зарплаты, да такую же сумму безотчетных денег. Говорят на депутатскую работу. Министрам назначены еще большие пособия, говорят, чтобы не крали. Получается, что президенты, депутаты и министра идут во власть, чтобы красть. Казалось бы, что у слуг народа все хорошо, но они решили себе сделать еще лучше. Льготы себе королевские ввели: за границу бесплатно, в больницу свою Феофанию, когда хочешь, тоже бесплатно, а бородавки выводить за рубеж едут. Квартиры им в Киеве бесплатные выдавали, путевки семейные льготные выдают в лучшие санатории. Машины каждому дают классом не ниже «Мерседеса». Нардепы на самолетах с любовницами за границу летают. Уже ходить ногами, бедняги, разучились. Пенсии космические себе установили. Придумали особый способ щедро обогащаться даже по случаю несчастья. Если пьяные друзья своего собутыльника «нечаянно» на охоте застрелят, то государство обязано семье «потерпевшего» не менее двух миллионов гривен выплатить в виде десятилетней зарплаты. Чушь собачья! До депутатства все они были обычными людьми. К тому же подавляющее большинство из них ничем себя не проявило, чтобы быть на столь щедром государственном пансионе. Теперь же каждый из них мнит себя знаменитостью, будто на его впалом лбу какая-то яркая звезда гореть стала. Все они знают! Во всем разбираются! Только не знают, как страну из кризиса вывести, куда сами завели ее своими бесконечными разборками в Верховной Раде. Ну, избрали люди партию в Верховную Раду и их, депутатов, как поросят из мешка там вытрясли. И они вместо служения людям прямой наводкой к государственному корыту на дележ народного достояния кидаются. А ведь даже небольшой части из того миллиарда, который себе выделяет Верховная Рада самым что ни на есть бессовестным образом, с лихвой хватило бы не только на содержание всех детско-юношеских спортивных школ в стране, но и на оплату задолженности по зарплате просвещенцам страны. Так что принимай, Бурун, и меня в свою команду. Поеду на север, комаров кормить и мишке белому одно место чесать. Не тебе, дружище! — пошутил он и посмотрел в добродушное лицо Михаила.

  Все засмеялись.

  Василий же продолжал говорить, обращаясь к Александру:
  — Все одно, Свобода, на севере больше заработаем, чем у себя в Мычаках. Как думаешь, Философ? — повернулся он к Андрею, готовый хоть сейчас отправиться на заработки, пусть даже и на самый конец земли.

  Закруткин мягко улыбнулся другу, при этом на его щеках сверкнули две ямочки, а в уголках губ спрятались дерзкие черточки. Его давно занимали мысли, чем заняться в это непростое время после окончания академии. Видел, что тысячи людей менее способных, чем он, в этой стране уже были богачами. Он понимал, что в этой несчастной стране для смелого, энергичного, а главное, наглого человека кругом был Клондайк. Нужно было лишь уметь без угрызения совести переступать через интересы других. На наглость или другие проступки, клеймившиеся ранее в обществе, теперь не только никто не обращал внимания, но многие считали их вторым счастьем. Законы тоже были далеки от нужд общества, которое в считанные годы расслоилось на небольшую часть очень богатых олигархов и основную часть очень бедных людей. При этом никто не пытался помочь таким простым людям, как Александр Силин и его родители. Поэтому, обдумав все, Андрей со своим красным дипломом решил не идти на работу в прокуратуру, куда его хотел устроить отец. Он осматривался и примеривался к обстоятельствам, обдумывая свои дальнейшие ходы на открывшемся перед ним широком жизненном поприще. Ему чужда была личная нажива, а вот за людей душа болела.

  Проведя взглядом по лицам друзей, которые с надеждой в ожидании смотрели на него, он сказал:
  — Быстрый прав насчет сложного нынешнего времени. Теперь всем плевать на безмолвный и несчастный народ. Воруют все: президенты, премьеры, министры, нардепы, чиновники всех мастей и  так до низов, и бандитов. Один только сбежавший из Украины в Россию президент-вор и коррупционер Виктор Янукович украл у народа Украины сто миллиардов долларов. Это друзья более пятисот кубических метров зеленых, где по сто долларов каждая банкнота. Деньги те украинские власти так не удосужились вернуть. Идут одни разговоры. В неразберихе и хаосе олигархам легче набивать свои карманы и счета в иностранных банках и офшорах. Поэтому, скажу вам, на вещи нужно смотреть трезво. Только объединившись, народ сможет требовать от Верховной Рады законов устанавливающих справедливость и урезающих своеволие президентов, народных депутатов, премьеров, министров, олигархов, органов милиции и полиции, службы безопасности, прокуратуры, чиновников всех рангов, коррупционеров и воров. Но пока этого нет, простому человеку в нынешние беззаконные времена трудно добиться защиты, правды и успеха. Так-то друзья. Но объединив усилия, нам не нужно будет ехать на Ямал за длинным рублем. У нас здесь, куда ни глянь Клондайк, деньги и нищие люди, готовые трудиться, чтобы кормить свои семьи. Для этого им нужно создать условия. Рядом с нами красивое, но очень бедное село Тишки, каких в стране тысячи. В нем люди не живут, а мучаются, как и в других местах страны. И это все потому, что с древних времен самым распространенным злом на земле является присвоение результатов чужого труда. Не буду рассказывать вам о том, как и почему это произошло. Но это неоспоримый факт. Так вот, почему бы нам не сделать Тишки процветающим селом с городскими условиями жизни? Здесь такая красота, такой целебный курортный воздух и такая завораживающая природа! Мы с уважением будем относиться к здешним людям и поможем им добиться благосостояния, зарабатывая приличные деньги, чем добьемся их доверия и уважения. При этом и сами будем получать вполне приличную и достойной жизни зарплату. Но, должен заметить, что для раскачки времени у нас не будет. Станем действовать так, что тишковцы сами пойдут за нами. Уверен, что в первый же год мы изменим положениее в Тишках в лучшую сторону для людей. А в течение пары лет поднимем это село на достойный уровень и двинемся дальше, — он улыбнулся друзьям своей обворожительной улыбкой.

  Парни уставились на него.

  — А если тишковцы не захотят? — неуверенно произнес Хмель. Насколько мне известно, там уже есть какое-то «ООО» с ограниченной ответственностью. Их еще называют — три яйца.

  — Вот и хорошо. Заварим те три яйца вкрутую, — с улыбкой произнес Закруткин. — А насчет того, захотят тишковцы или не захотят, то наши действия должны быть такими, чтобы они в большинстве своем захотели. Конечно, мы не будем действовать, как бессовестные «прихватизаторы» и рейдеры предприятий, которые, не спрашивая ни у кого согласия, отбирают у людей все то, что раньше       принадлежало государству. Мы не станем нарушать закон, — продолжал Андрей, — но будем делать все, что законом не запрещено.               

   — И что же мы должны делать, чтобы заработать себе на жизнь? — в недоумении почесал затылок Александр Силин, далекий от вопросов права.

  — Возглавим «ООО», которое находится через речку, — ответил Андрей.

  — Каким образом? — чуть ли не в один голос воскликнули друзья.

   Закруткин обвел всех загадочным взглядом.
   — Насколько мне известно, большинство сельхозпредприятий не только в нашем районе, а по всей стране находятся на грани разорения. Горемычные селяне кругом в отчаянии и нищете. За землю, которую они отдали в различные «ООО», получают в год чистый мизер: кто два-три мешка пшеницы, кто мешок сахара. Кое-где за пользование землей добавляют канистру подсолнечного масла или пару мешков гречихи. Вот и все доходы истинных владельцев земли. Основная прибыль оседает в карманах различных «благодетелей». Отчаявшийся крестьянин ; прекрасный материал для психотерапии: дай ему хотя бы малую надежду, и он пойдет за тобой хоть до самого Ямала. Так вот, друзья мои, мы и дадим тишковцам авансом часть тех денег, которые каждый из них заработал честным трудом, как наш трудолюбивый Бурун. Другую часть они получат после того, как будет убран урожай и реализован по достойной цене. За честно отработанный уборочный сезон заработаем не меньше, чем Бурун за четыре года рабского труда в морозном Ямале, где только и радости, что белые медведи да северные сказочные сияния.

 — Я отхватил на Ямалке семьдесят тысяч баксов, — встрепенулся Козюлин. — Чтобы не свистнули по дороге, переводом переслал в Мычаки. Сегодня-завтра будут на почте.

  — Вот и хорошо, дорогой наш передовик производства, — с мягкой улыбкой произнес Закруткин. — Тысяч тридцать из них придется тебе использовать для общего дела. С возвратом, конечно, по итогам года.

  Он посмотрел на здорового парня, у которого от услышанного широко открылись глаза, и отвисла нижняя челюсть.

  — А что Бурун скажет родителям? — заметил  Александр Силин, знающий цену горькой жизни в безденежье.

   — Скажет, что занял мне на приобретение квартиры, — подсказал Хмель. — Я ведь жениться собираюсь. Потом, если у нас что-то не сойдется, то все вместе будем отдавать Буруну его деньги.

  — Боязно такую большую сумму в рисковое дело вваливать, — сомневаясь, произнес Силин. — А если у нас не получится?

  — Беда человечества в том и заключается, что большое важное и нужное дело не всегда людьми воспринимается сразу, — усмехнулся Закруткин. — Запомни, Свобода, чем большее мероприятие, тем труднее оно осмысливается людьми и потому быстрее принимается ими на веру. Сколько времени понадобилось людям, чтобы осознать и признать, что Земля не только круглая, но и крутится вокруг Солнца, а не наоборот? То-то, — видя озадаченность на лицах друзей, произнес Андрей. — Миллиарды людей по причине своего невежества верили и верят в то, что когда-то наступит царство небесное. А что они скажут, когда лет через пятьдесят или сто ученые обнаружат разумную жизнь на других планетах ; при чем тогда Бог? Другие с вожделением ожидают Армагеддона, когда Земля и все, что находится на ней, сгорит в адском пламени. А как верили забитые нищетой люди в коммунизм и в то, что при нем ничего не нужно будет делать, а только жить, как в раю, получая все по потребности. Забитому нуждой человеку нужна вера хотя бы во что-то, потому что ему не за что держаться в этой суровой жизни, где все выживают. Потому-то род людской так падок на великий обман. И чем больше он и немыслимее, тем доверительнее люди относятся к нему и даже не пытаются подвергнуть его сомнению. Примером этого есть вера в Бога. Поэтому глубоким невежеством миллиардов людей тысячелетиями успешно пользуются практичные и изворотливые люди. Но мы не из тех, кто думает о собственной выгоде. Мы организуем местное товарищество, поможем людям выбраться из нищеты, создать им достойную жизнь, к которой они брели семьдесят пять лет при советской власти в промозглой, опасной и туманной тьме под мерцанием великого обмана. Но для достижения цели мы тоже возьмем на вооружение кое-что из тактики хитрых на выдумки коммунистических вождей. Ленин начал революцию с организации газеты «Искра» и захвата в Питере телеграфа. Мы начнем свою деятельность с создания в Тишках средства информации для свержения нынешнего руководства Тишковского «ООО», которое, я уверен, обворовывает тишковцев самым бессовестным образом. Почему так уверенно говорю? Потому что в стране теперь нет тех, кто не ворует. Не воруют только те, кому негде и нечего украсть. Такая, друзья, печальная статистика. Поэтому, Быстрый, ты как работник районного звена найдешь нужных радиомонтеров с когтями, чтобы лазать по столбам. Они протянут провода к месту организации радиоузла в наших теперь любимых нами Тишках. Свобода займется организацией самого радиоузла с громкоговорящей связью. Учитывая, что через месяц-полтора начнется уборочная, то на все это нам отводится только три дня. Неужели мы, молодые, не справимся с теми алчными представителями худшей части человечества, что только и думают о своей наживе? Покажем селянам, что они могут сделать при справедливом руководстве.

   — А я чем буду заниматься? — подал голос Михаил, заинтересованный необычным рассказом друга, забыв о том, что весь проект будет субсидироваться его деньгами.

 — Ты, Бурун, будешь представлять крутого бизнесмена, который из чисто филантропических побуждений заинтересован в подъеме этого хилого хозяйства и потому выделяет субсидии на его возрождение. Сначала вы вместе с Быстрым, который будет сопровождать тебя как работник районной государственной администрации, делаете визит к сельскому голове Тишков. С сельским головой посещаете местный храм, — он показал рукой в сторону церкви, увенчанной зеленым куполом с золоченым крестом. — Там встретитесь с местным священником. Он в эти смутные времена имеет немалый авторитет в селе. Облагодетельствуете церковь десятком килограммов воска для свечек, а также сваренной из металла решеткой для очистки обуви от грязи. Сделаете небольшое подаяние в пользу церкви. Смиренно испросите его благословения на наше благое дело. И батюшка вместе со всем приходом будет нашим помощником. Нынешнее руководство товарищества, уверен, ни разу к нему не обращалось и помощи не оказывало. Таким образом, Бурун, молва о щедрости твоей будет многоголосым хором катиться впереди вас. ; Андрей усмехнулся. — Третьим объектом вашего посещения должна стать местная школа, в которой учатся дети тех тишковцев, которые вскоре будут голосовать за нового председателя «ООО» в лице нашего уважаемого Буруна.

  Быстрый и Свобода в недоумении переглянулись от такого неожиданного расклада. Они предполагали, что руководство в Тишках возьмет на себя сам Философ, как и должно быть. Бурун-то, как известно, и слова толком сказать не может.

  Михаил же сначала зарделся от оказанной чести, а затем, не соглашаясь с таким ответственным предложением, заявил:
  — Нет, Философ, я много балаболить не горазд. Рычаги трактора, скрепера или бульдозера дергать могу, а руководить… нет. Сам берись за это.

  — Это и хорошо, что мало будешь говорить, — сказал Андрей. — Чем меньше разговоров, тем лучше. Малоговорящий человек кажется умнее. Я буду твоим советником. Так мне сподручнее будет решать вопросы по защите тишковских и наших интересов. Проблемы наверняка появятся. Пойми, дружище, — озабоченный полнейшим непониманием, отразившимся на белобрысом и по-детски наивном лице Буруна, произнес Андрей, — себя защищать всегда труднее, чем кого-то. Поэтому за руководство товариществом ты не должен переживать ; все будет о’кей. Но знайте, друзья, короля делает свита. Всем нам следует выказывать Буруну всяческое уважение. Иначе люди отнесутся к нему без должного доверия, что равно поражению нашего мероприятия. Обращаться друг к другу так, как мы привыкли, будем только тогда, когда рядом не будет никого из посторонних.

 Василий и Александр утвердительно закивали головами. Они были согласны с Андреем.

 А Закруткин продолжал:
 — Школы всегда были беднее церкви. А учителя не меньше, чем священники, пострадали за годы ленинско-сталинских репрессий. Поэтому в стране на многие годы стала господствующей мораль безграмотных людей, а также безграмотного и амбициозного государственного руководства, не понимавшего основы человеческой сущности, связанной с обладанием личной собственностью, за которую среди людей постоянно идет вражда. Так вот, в качестве подарка преподнесете коллективу школы с десяток глобусов. Их теперь никто не покупает, так как нет уже той силы, которая желала на всей планете установить диктатуру пролетариата. Вместе с глобусами преподнесите учителям шоколадный торт с орешками, они чай попьют и о необыкновенной щедрости спонсора Козюлина из далекого Ямала будут как о благе говорить, так как учителям с их малой зарплатой о шоколадных тортах теперь непозволительно думать. Я твердо уверенный в том, что нынешние хозяева Тишковского «ООО» ни разу и в школу не заходили. Ваш визит охарактеризует богатого ямалского спонсора с самой хорошей стороны. Но ты, Быстрый, обязательно должен намекнуть и в сельском совете, и в школе, и в церкви, что недоволен нынешним руководством «ООО», которое заботится только о своих доходах. Людям нужна «искра», чтобы, сплотившись, подняться на защиту своих прав. Усек? После школы посетите фельдшерско-акушерский пункт и вручите там сотни две одноразовых шприцов и десятка два комбинированных аптечек. Помните, друзья, деньги истратим небольшие, а польза будет превеликая: не только каждый больной, но и вся его семья будут знать, что шприц, которым ему сделают укол, или бесплатно выданная таблетка аспирина — это забота о них драгоценнейшего спонсора, Михаила Ивановича Козюлина. Не забудьте и к фельдшерско-акушерскому пункту решетку для очистки обуви приставить. Большую уверенность имею, что за все годы советской власти она так и не появилась там. Сибирские реки вспять поворачивали, памятники по восемьдесят метров высотой вождям устанавливали, а вот до обыкновенной решетки от грязи руки так и не доходили. Кстати, только Ильичу в Украине было поставлено десять тысяч памятников. Вот куда денежки народные шли, а не в больницы. Проделывая эту работу, целью которой будет переустройство Тишков, должны помнить, что все эти визиты будут очень приятны сельскому голове, который обязательно станет говорить тишковцам о том, что это он нашел такого щедрого спонсора, как Михаил Иванович Козюлин. Сельский голова, а с ним и все тишковцы станут думать, что тот переворот, который мы устроим в тамошнем товариществе, санкционирован районными властями — раз сам сельский голова с нами. После тех визитов вы обязательно накроете сельскому голове «поляну» и окончательно склоните его на свою сторону и убедите выделить в клубе помещение под радиоузел. Лучшего места в селе не сыскать. Рассказывайте голове о прокладке водопровода и тротуаров по селу, строительстве магазина, что начнем делать начнем сразу же после отчетно-выборного собрания. Говорите о строительстве бани, которой в этом селе никогда не было. Уверяйте в быстром пополнении казны сельского совета, которая по нынешним временам значительно беднее церковной. Авторитет власти среди большей части граждан давно упал ниже колен, а авторитет церкви стремительно растет с неугасимой людской верой в помощь Бога. Не хочу кощунствовать, друзья, но нам придется исполнить божью миссию по улучшению жизни тишковцев, в чем они быстро убедятся и станут нашими помощниками. Поэтому те растраты, которые временно понесет Бурун, станут сущей мелочью при большом деле.

  Михаил Козюлин видя, как Андрей распоряжается его кровными зелеными, неспокойно заерзал на месте.

  — Ты, что, Бурун, не согласен? — обратился к нему Силин. — Философ дело говорит. Будем зарабатывать бабки на ровном месте.

  — Я, я ничего, — пожал плечами Михаил. — Я как все, согласен. Родители даже не знают, сколько я заработал. Скажу, что остальные деньги мне вышлют с Ямалки после. Только как мне с работой быть? — он вопросительно посмотрел на Андрея. — Через месяц ведь мне на север надо. ; Напряжение, с которым он ожидал ответа, отчетливо проявилось на его виноватом лице.

  — Тебе, Мишель, и не нужно будет ехать на Ямалку, — произнес Закруткин. — Думаю, что и в Тишках заработаешь за год больше, чем за четыре года у нанайцев. Мы ведь, друзья, на одних Тишках не остановимся. Это ведь только начало нашего благородного разгона.

  Закруткин не стал раскрывать планы, чтобы не вызвать у друзей недоверие к задумкам, которые вынашивал еще со студенческой скамьи. Решил, что познакомит друзей со своими проектами по мере исполнения своих планов. А они, поверь читатель, были грандиозные. Но сейчас Андрей стал говорить только о решении ближайших задач.

  — Известное дело, друзья, трудиться придется не покладая рук. Мы не рейдерством будем заниматься, не погоней за быстрой наживой, как Мавроди, и не оболваниванием обывателей, как Чумак с  Кашпировским, лечившие доверчивых людей с экранов телевизоров. Мы же честными делами заниматься станем, хоть и не уступим им всем в выдумке и шумном успехе.

  — А сколько других шарлатанов развелось, — поддержал друга Василий Хмель. — И на судьбу гадают, и болезни всякие лечат, и порчу со сглазом. Люди стадом идут к ним с надеждой на исцеление и исполнение желаний. Только никому и в голову не приходит, что целители эти самым бессовестным образом «обувают» их, горемычных, чтобы хлеб с маслом кушать и самим не трудиться.

  — А кто из нас труда боится!? — с жаром воскликнул Силин, истосковавшийся по настоящему делу. — Было бы только где трудиться и за что!

  — Помните? —  улыбнувшись, смотрел на друзей Андрей, — как мы в школе помогали старушкам, вдовам погибших солдат: огороды сажали и пололи, дрова рубили, убирали в их двориках и хатках. Многие в школе, как и мы, начинали такое бескорыстное подвижничество, но никто так долго, как мы, не смогли это делать. А ведь тогда нам тоже нелегко было: все пацаны в кино или на реку, а мы дружным десантом на помощь старушкам и старикам одиноким.

  — Даже газеты, районная и областная, о нас писали, — с улыбкой на широком лице произнес довольный Михаил. — А помните, как мы на железнодорожном вокзале деньги собирали на ремонт класса! Философ на гитаре играет, а мы поем революционные песни про то, как всем у нас в стране легко дышится. Перед нами на земле ; кепка Свободы, а в ней, как сейчас помню, копейки и даже рубли лежат, что сердобольные люди бросали. Когда же принесли в класс кучу денег на краску, то наша классная руководительница Марья Ивановна от удивления ахнула.

  — А кто-то все же донес директору о нашем аматорском хоре, — заулыбался Хмель. — Помните, как директор вызвал нас к себе? Сердитый он был на нас. В райсовете ему голову намылили. Если бы не отец Философа, то, как пить дать, нас выгнали бы из школы за попрошайничество.

  — Зато класс отремонтировали лучше всех в школе! — с энтузиазмом воскликнул Силин.

 — Это ты, Философ, тогда помощь старушкам и хор придумал, — напомнил Василий. — Героями ходили. Весело все же было. Я за новое предложение Философа!

  Александр Силин тоже, как в школе, поднял руку со словами:
  – Интересно мне, что у нас получится. В школе все получалось.

  — А я сам останусь, — добродушно улыбнулся Михаил, обводя друзей взглядом полным счастья.

  — Тогда за дело! — улыбнулся и Андрей. — Помните, друзья, уверенность ; это половина успеха.

               
                ЧАСТЬ 2

  На следующий день после разговора можно было видеть как Андрей Закруткин, одетый в легкие белые брюки, белую тонкую рубашку с короткими рукавами и в белые плетеные легкие туфли шел в управление сельского хозяйства Веселовской райгосадминистрации. В руках у него была добротная кожаная папка, с которой он ходил на занятия в Национальную юридическую академию. Минуя приемную главы районной администрации и кабинет отца, он уверенно прошел к дверям кабинета, в котором находился главный экономист управления сельского хозяйства и, учтиво постучал в них.

  — Разрешите? — произнес он, ступая в тесный кабинет, где за старомодным письменным столом, заваленным кипой папок и бумаг, сидел главный экономист. Его серебристая от обильной седины голова была склонена к столу, выказывая обширные залысины, как у лба, так и на самом затылке. Хозяин смотрел в одну из тех папок, что высокой кипой громоздились перед ним на столе. На его носу сидели очки в простенькой проволочной оправе.

  — Здравствуйте, Николай Антонович, — вежливо произнес Андрей и, глядя на закопавшегося в бумагах пожилого человека.

  Хозяин кабинета, не торопясь, оторвал взгляд от документа  и посмотрел поверх очков на изысканно одетого молодого человека. По мере того как он узнавал Андрея, улыбка расплывалась на его кругловатом лице.
  — А-а-а, — добродушно и даже с радостью протянул он, узнав сына своего шефа. Андрей Константинович к нам пожаловали. Проходи, проходи, Андрюша. Что привело тебя в столь печальную обитель скромного районного экономиста, который не может уяснить, отчего все валится кругом?

  — Хочу ближе познакомиться с состоянием дел в районе, Николай Антонович, — присаживаясь на один из шатких стульев, произнес Андрей. — Хочу узнать, как
в селах района живут люди в новых исторических условиях.

  — Эх, — с печалью в голосе произнес районный «министр» экономики. — Небось, хочешь подготовиться к работе в прокуратуре?

Андрей промолчал, так как врать было не в его правилах, лишь улыбнулся старику и не стал опровергать его предположение.

   — Дела плохи, Андрюша, — продолжал главный экономист района. — А если быть точнее, то вообще никуда не годятся. Или наверху с ума все посходили, или так все и было задумано, чтобы развалить сельское хозяйство на корню, а с ним и село похоронить. Вот смотрю я на цифры, — он подвинул в сторону Андрея папку, которую изучал, — и сердце кровью обливается. Из семнадцати бывших колхозов и совхозов ныне образовано шестьдесят четыре общества и товарищества. И ни одно из них не может похвалиться успехами! Как правило, в каждом больше трети земли не вспахано и который год зарастает бурьяном. Все селяне кинулись сеять один подсолнечник, забыв, что после него земле нужно три года отдыхать. Севооборот по предшественникам совершенно не выдерживается. Поэтому урожайность других культур крайне низкая. Еще хуже положение с поголовьем крупного рогатого скота, свиней, овец, птицы — тут хоть плачь. Сравни сам: из бывшего поголовья дойного стада в шестьдесят семь тысяч в районе осталось всего две с половиной тысячи коров. Из сорока тысяч свиней — всего триста голов!
Пожилой экономист, переживший войну, разруху и послевоенный голод, смотрел на Андрея, а в его глазах блестели слезы.

  — Плохи дела, Андрюша. Вчера смотрел по телевизору выступление министра сельского хозяйства, который хвастался будущим урожаем. Будто он к тому руки приложил — сам-то только этой зимой был министром назначен, а туда же. Прогнозирует валовой сбор зерна до двадцати миллионов тонн. А мы знаем, что были времена, когда и по сорок миллионов собирали, и даже по пятьдесят. ; Николай Антонович тяжело вздохнул. — Такие-то дела, Андрюша.

  — Николай Антонович, но, неужели те люди, которые работают на полях и фермах, такие беспомощные и не знают, что делать? Они ведь не новички в сельском хозяйстве, как некоторые министры, поэтому должны сами о себе думать, а не надеяться на кого-то.

  — Разучились, Андрюша. При коммунистах были со связанными руками, а теперь задурены, унижены нищетой и с веревками-налогами на шеях и ногах. Никто ведь в целом государстве не знает, куда страна идет и что с селом дальше будет. Правители, словно временщики, только о своем достатке пекутся. Политики-вруны спешат обогатиться. Назови мне хотя бы одного из них, кому можно было бы нынче доверять. Не хочу называть действующих лиц по именам, но нет порядочного человека в верхних эшелонах власти ни среди министров, ни среди лидеров партий и блоков. Не знаю, как дальше будет, но теперь все плохо для простых людей. Найдется ли такой человек, чтобы изменить их жизнь к лучшему?

 — А можно мне, Николай Антонович, самому ознакомиться с состоянием дел по ряду хозяйств? — спросил Андрей.

 — Конечно, Андрюша. Какие тут могут быть секреты. Может вы, молодые, разгребете то, что так несуразно и преступно нагромождено в этом государстве. Вот папки с отчетами за первое полугодие этого года, а там, — Николай Антонович показал на шкафы, стоявшие у стены, — за три последних года.

  — А как обстоит дело в Тишках? — поинтересовался Андрей.

  — Хуже, чем у других, — отозвался Николай Антонович. — Прибыли туда из областного города представители электролампового завода, наобещали людям кучу добра, но все оказалось на словах. Сами, конечно, имеют доходы, и немалые, неизвестно только, куда девают их. А люди в большой нужде. Давно бы тех руководителей, будь моя воля, из района турнуть, но видать, что-то привозят председателю райгосадминистрации, раз он держит их там. Я ему об этом не раз говорил, но он отмахивается и все повторяет, чтобы я занимался своими делами.  Старик сказал и осекся, сознавая, что сказал лишнее. Но, видя, что сын шефа никак не отреагировал на его последние слова, успокоился.

  Поблагодарив старика за ценную информацию, Андрей стал выуживать из представленных документов все то, что касалось Тишковского «ООО». Его поражало плачевное состояние по главному вопросу — выплате, а вернее отсутствию таковой по заработной плате. Еще сложнее обстояло дело по расчетам с пенсионерами за использование их наделов земли. Товарищество не оказывало никакой помощи селу, в котором не было ни магазина, ни детского садика. Вопросы о газификации и водопроводе даже не поднимались. И непонятно было, куда девались средства, заработанные товариществом. А ведь они были! Как следовало из документов, в селе ничего не делалось и по улучшению благоустройства дорог, возобновлению работы детского садика, ремонту помещения фельдшерско-акушерского пункта и библиотеки. Не оказывалась помощь школе. Не было помощи тишковцам и в организации поездок жителей села в районную больницу или на рынок: по всем этим вопросам ни за один год не прослеживалось никаких затрат со стороны «ООО», будто бы в Тишках и людей не было.

  Эти параметры и стали главными по обличению руководства Тишковского товарищества «ООО» в статье, которую он тут же стал писать. Когда вписывал в статью фамилии руководителей товарищества во главе с председателем Петром Никитовичем Дыкало, рука его не дрогнула. Написал он и о проблемах сельского головы, которому не на что было не только нанять работников для того, чтобы выкосить бурьян на заросшем сельском кладбище, но даже купить веник в сельский совет. Статья получилась хлесткая. Андрей уже заранее знал, что люди в Тишках будут согласны с ней. После чего он покинул кабинет приветливого, но уставшего от каждодневных неурядиц главного экономиста района. К отцу заходить не стал, посчитав лишним втягивать его в свои дела и зная, что одобрения не получит.

  Молодой, красивый, элегантный, полный сил, бодро шагал Андрей Закруткин в сторону редакции районной газеты. Энергия и уверенность переполняли его. Желание не пасти в этой жизни «задних», чтобы потом не сетовать на свою судьбу, всецело владело им. Он всегда стремился подняться над серой обыденностью, в которой ныне пребывали миллионы людей загнанной в нищету страны.

  Зайдя в помещение редакции районной газеты «Мычаковская правда», он миновал дверь кабинета главного редактора, ответственного секретаря газеты и открыл ту, на которой висела табличка «Корреспонденты».

  В кабинете сидел рыжеватый парень лет тридцати с длинными волосами, закрывающими уши и  касающиеся плечей. Он был в клетчатой рубашке с застиранным воротничком. Налегая хилой грудью на стол, и не поднимая глаз на посетителя, парень громко сопел и что-то поспешно писал. Андрею показалось, что от усердия он вот-вот высунет язык.

  Андрей уселся за стол напротив него и выложил статью из папки.
 
Корреспондент тут же взмолился:
  — Подожди, старик, не то мне жить осталось всего несколько минут — убьет ответственный секретарь за задержку материала для завтрашнего номера. А лучше заходи завтра, побеседуем. Роман, наверное, гениальный принес, старик?

  — Да нет, статью, — произнес Андрей, с недоумением наблюдая за работником пера, строчившим буквы на измятом листке бумаги.

  — Ну, тогда жди, — не отрываясь от письма, отмахнулся от него корреспондент.
В дверях появился молодой мужчина со взбитым на сторону пышным чубом. Не обращая внимания на посетителя, он недовольно произнес:

  — Курочкин, если через десять минуту у машинистки не будет твоего критического материала, то редактор сделает из тебя господина Петухова! Сколько будешь мне голову морочить, Федя? Ни одной критической статьи за целое полугодие не сдал! Неужели у нас в селе все так хорошо? — Взглянув на часы, мужчина добавил: — Тебе осталось жить номальной жизнью ровно восемь минут.

  Газетный секретарь повернулся и исчез за дверью.

  — Я что ему, с пальца статью за восемь минут высосу! — рыжий парень поднял на Андрея плутоватые глаза.

  — Статья есть, — произнес Андрей и протянул парню несколько страниц с текстом.

  — Может потом, старик? — засомневался корреспондент. — Видишь, какая гроза нависла над моей несчастной головушкой.

  — Это критический материал, Федя, — улыбнулся Закруткин. — Как раз то, что тебе надо.

  — Ну, давай, старик, гляну, — Федор выхватил статью из рук Андрея и быстро побежал взглядом по бумаге. Немного погодя стало видно, как лицо его разглаживалось в большом удовольствии. Федор поднял голову и посмотрел на Андрея: — Слава тебе господи, что спас меня. Только… того, старик, — лукавые глаза корреспондента забегали, он замялся: — Ты того, старик, не будешь против, если мы будем, так сказать, в соавторстве.

  Андрей понял, что под статьей не хватает подписи самого Курочкина, которому позарез нужно было сдать в номер критический материал.

  Федор же, стараясь хоть чем-то подтвердить свои слова о необходимости соавторства, принялся выискивать, где бы можно было что-то подправить:
  — Вот ты пишешь, старик, «руководитель «ООО» Дыкало Петр Никитович». А ведь можно написать и «Петр Никитович Дыкало», то есть имя и отчество впереди, а потом фамилия, так уважительнее. Согласен, старик? Хотя я понимаю, что к нему, как и ко всему руководству Тишковского «ООО», уважения быть не может, особенно после того, как ознакомишься с таким положением дел в товариществе. ; В возбуждении он потряс статьей над своей головой. ; Это бомба, старик! Я еще покажу им, кто такой Курочкин! Завтра весь район будет говорить с уважением о Курочкине!

  — Ставь только свою фамилию, Федя, — произнес Андрей, правильно полагая, что его подпись будет ассоциироваться с отцом, который и знать не знает, что замышляет его сын.

  — Благодарю, старик! — корреспондент вскочил со стула. — Сам видишь, редакторский топор уже занесен над моей буйной головушкой. В следующий раз буду рад тебя видеть, старик! — Он сорвался с места и выскочил в открытую дверь. Из коридора послышался его приподнятый возглас:

  — Сказал же, что статья будет в срок! Так нет, на горло наступают! Давят творчество на корню.
  Андрей не стал дожидаться возвращения Федора Курочкина. Вопрос разрешился как нельзя лучше. Выйдя на улицу, он подумал о ребятах, которые уже должны были быть в Тишках.

                * * *

  А в это время в Тишках напротив сельского совета остановилась белая «Газель». Из машины вышли два молодых парня, это были Василий Хмель и Михаил Козюлин. Василий посмотрел на поникший и давно выцветший
государственный флаг, прибитый за древко на фронтоне исхудалого крыльца сельского совета. Перевел взгляд на окно, в котором мелькнуло удивленное и несколько испуганное лицо сельского головы Макара Стефановича Авдоткина.

  Сельский голова узнал в Хмеле работника районной администрации. За два года его нахождения на должности к нему из района никто ни разу не приезжал, всегда вызывали в район на совещания, чтобы выказать свое неудовольствие его работой. Поэтому при виде работника райгосадминистрации сельского голову охватило глубокое волнение.

  В «Газели», нагруженной глобусами, несколькими сваренными из металла чистилками обуви от грязи, ящиком с одноразовыми шприцами и большой коробкой с бисквитным тортом остался Александр Силин с двумя радистами, которые должны были тянуть провод по действующим электрическим опорам к сельскому клубу. Машина, сопровождаемая недоуменным и испуганным взглядом сельского головы, направилась в конец села: оттуда должны были начаться работы по установке рупоров-громкоговорителей. Доставив Силина и монтеров к месту назначения, нанятая друзьями «Газель» должна была вернуться к зданию сельсовета.

  Когда Василий и Михаил зашли в кабинет сельского головы, Макар Стефанович уже чинно восседал за столом и, скрывая глубокое волнение, перекладывал бумажки, изображая озабоченность сельскими делами. Кроме стола, в кабинете стояли два старых шатких стула и такой же старый книжный шкаф, за стеклянными дверцами которого стояли в рядок, как в мавзолее, многочисленные материалы канувших в лету съездов КПСС с пятилетками развития народного хозяйства СССР.

  На обсыпавшемся потолке виднелись желтоватые разводы от протекающей кровли. На двух давно не крашеных окнах висели занавески в горошек со следами от грязных пальцев. Очевидно, в кабинете не нашлось ничего другого, о что можно было бы вытереть маслянистые пальцы, закусывая салом стопку спиртного или килькой из консервной банки.

  Авдоткин был обычный мужчина средних лет: худощавый, с серыми бесцветными глазами, короткими редкими русыми волосами и тонким хрящеватым носом. Несмотря на жару, председатель был одет в серый костюм, который, как обязательный атрибут власти, носил, не снимая ни летом, ни зимой. Из-под костюма, который уже требовал чистки, выглядывал поистершийся ворот старенькой серенькой рубашки в синюю полоску. Жизнь в селе была бедная, поэтому даже эта невзрачная одежда выглядела в убогом кабинете более чем изысканно. Многие односельчане даже завидовали голове, поскольку сами всегда ходили в своей обычной для села униформе: летом ; в дешевых хлопчатобумажных брюках и клечатых ситцевых рубашках, а зимой ; в замасленных, потертых и линялых фуфайках.

  — Здравствуйте, Макар Стефанович, — поздоровался с сельским головой Василий Хмель, заметив, как у того задрожали руки. Василий и сам волновался, поскольку действовал без ведома районной государственной администрации. Он понимал, что узнай об этой затее глава райгосадминистрации Эдуард Дмитриевич Сыпачев, который славился крутым нравом, ему явно не удержаться на месте инструктора в спорткомитете. Но их рискованное мероприятие было ему по душе, поэтому он сознательно шел на риск, доверившись своему умному другу Андрею Закруткину.

  Василий, сдерживая волнение и, перебарывая овладевшую им робость, подошел к столу и протянул руку сельскому голове, как давнему знакомому.

  Авдоткин, у которого от волнения выступили капли пота на лбу и лице, поспешно вскочил со стула и с подобострастной улыбкой стал пожимать протянутую ему руку. Он не знал, зачем приехал к нему этот районный товарищ, но за два года нахождения у власти уже кое-что изучил из «кодекса» общения со своенравным районным начальством.

  — С чем пожаловали-с? — кротко улыбаясь, спросил голова, напряженно ощупывая взглядом стройного Хмеля и богатыря Козюлина, которого видел в первый раз. Ребята были молодые, но сразу не узнаешь, кто перед тобой находится: все начальники из района были для него на одно лицо.

  — Вы не волнуйтесь, Макар Стефанович, — постарался успокоить его Хмель.
— Я вам спонсора хорошего привез, Макар Стефанович. Знаю, что в сельском
совете казна пустая, так как общество с ограниченной ответственностью, которое возглавляет товарищ Дыкало, ничего в сельский совет не отчисляет. Не тот теперь пошел рабочий класс, который раньше поднимал село. Теперь горожане, как вороны, налетают в село только для того, чтобы обобрать подчистую, что осталось от прежних колхозов. Горожанам опять лафа: семьдесят пять лет они жили и развивались за счет колхозов, а теперь доскребают из села то, что недобрали продотряды во времена продразверсток.

  — Да-да! — согласился Авдоткин, пытаясь вспомнить, какие продразверстки были в Тишках, но так и не вспомнил, так как давно это было. А вот то, что раньше стакан молока стоил дешевле стакана газированной воды, он знал хорошо. Как и то, что начальству и раньше, и теперь лучше было не перечить. Взволнованный голова принялся трясти руку начальника из райадминистрации и раболепно улыбался ему.

  Рука Авдоткина была потная и горячая. Хмель еле вырвал свою руку из его жарких объятий.

  — Садитесь, Марк Стефанович, ; сказал он Авдоткину и показал рукой на стул, — безвозмездную помощь решил оказать селу спонсор Михаил Иванович Козюлин, приехавший с севера. — Он представил Михаила сельскому голове.

  Михаилу Козюлину впервые в жизни пришлось побывать в кабинете начальника и здороваться с ним за руку.  Но, несмотря на это, он был абсолютно спокоен и даже безучастен, не принимая все происходящее всерьз. Ну, кто бы мог вот так, как они, приехать в незнакомое село и начать выборы нового председателя «ООО»? Он-то и согласился на всю эту затею только потому, что верил своему другу «философу» Андрею. К тому же не хотел подвергаться обвинению от друзей в трусости и жадности. Теперь без всякого стеснения он уселся на один из двух шатких стульев, стоявших у окна, и, похлопал ладонью по второму, предлагая то же сделать и Хмелю, стоявшему у стола.
  — Садись, Быстрый, в ногах правды нет.

Хмель укоризненно, но так, чтобы не заметил сельский голова, посмотрел на друга и тут же сообщил все еще робеющему Авдоткину о том, что Михаил Иванович Козюлин намеревается сегодня же вручить подарки батюшке в церкви, директору в школе и акушеру фельдшерско-акушерского пункта.
 
Авдоткин, широко открыв глаза, смотрел на нежданных гостей, будучи не в состоянии вникнуть в то, что происходит и что от него требуется.
 
— Макар Стефанович, вы не возражаете? — спросил Хмель, с опаской посматривая а Михаила, как бы тот не ввернул еще какую-нибудь нелепость.
   
Авдоткин обалдело смотрел на представителя райгосадминистрации. Все было настолько неожиданным, что он не знал, как реагировать. Из села всегда тянули, а тут сами приехали с подарками. Было чему удивляться.

Но представитель администрации не дал ему расслабиться.
 - Макар Стефанович, позвоните в церковь. Скажите, что мы с вами направляемся к ним.
 
 — Какой... в церковь! — пришел в себя Авдоткин. — Туда и проводов телефонных нет.Смущение появилось на его лице, которое тут же сменилось еще большим удивлением. Насколько он помнил, никто и никогда из властей не интересовался церковью, а тут еще и с подарками прибыли. Смущаясь в очередной раз, стал пояснять: - Сельсоветовский телефон и тот только через день звонит, а в церкви его никогда не было. Власти знают, что Господь Бог и без звонков обо всем ведает.

  — Если так, то поедем в церковь, — сказал Хмель и повернул голову к окну, за которым будто по мановению волшебной палочки появилась белая «Газель».
 
 — Но… — произнес сельский голова, смутившись и окончательно растерявшись.
 
  — У спонсора Михаила Ивановича время расписано по минутам, — предупредил Хмель.
 
 — Батюшка… того, — вымолвил оробевший сельский голова.

— Болеет? — участливо спросил Хмель.
 
  — Нет…
 
  — Пьяный? — допытывался Козюлин.
 
  — Да вы что, Господь с вами, — всполошился голова. — Сенокос сейчас! Кто же пьет в эту страдную пору?

  — Батюшка сено косит? — с недоверием спросил Козюлин.
 
  — А как же! У него коровка есть, вот и заготавливает сенцо. В селе без коровки нельзя, — пояснял Авдоткин. — Коровка и по нынешним временам кормилица — это и молочко, и маслице, и сырок, и сметанка, и приплод новый. Селяне, может, потому и не вымерли с голоду до сих пор, что коровки их поддерживают. Помню, в одно время стали забирать коров у колхозников — то-то горе было в каждой семье.
 
— А он бы того, — улыбнулся Козюлин, — бабок тех, которые в церковь ходят, заставил косить.

  Авдоткин даже приоткрыл рот от такого заявления и перевел недоумевающий взгляд на представителя администрации, который натужно делал вид, что смеется шутке спонсора. Хмель опустился на стул радом с Козюлиным, намереваясь толкнуть его локтем, чтобы не болтал лишнего, но под пристальным и недоумевающим взглядом сельского головы не мог сделать этого, так как это выглядело бы неуважительно к спонсору. А спонсорами, как известно, не разбрасываются. Их встречают подобострастно, а провожают еще подобострастнее. Хмель, с усилием скрывая недовольство, через силу кривил лицо, улыбаясь шутке «спонсора».

  Авдоткин вслед за ним и сам изобразил на лице подобие улыбки.

  Козюлин, воодушевленный одобрением его шутки, продолжил:
   
 — Вот была бы потеха, если бы бабки в черных длинных юбках и таких же черных платках косили траву для коровы попа!
 
 Хмель, обеспокоенный тем, что друга явно несет не в ту сторону, поспешно спросил у сельского головы:
   — А где батюшка косит сено?

  — В Волчьем Яру. Там травка хорошая, с чабрецом. Молочко пахучее и сладкое от нее. Отец Владимир только к вечеру будет дома. Он там с дочкой, — пояснил Авдоткин. — Матушка умерла в прошлом году.
  — Нас это не устраивает, — сокрушался Хмель. — На это дело у нас только один день. Поэтому сейчас в школу, потом в ФАП, а после поедем в Волчий Яр.

 Не дожидаясь согласия сельского головы, он поднялся и скомандовал:
 - В школу!
   
  Сельский голова торопливо последовал за работником райгосадминистрации и спонсором.
 
В сельской школе во время летних каникул шел ремонт, как водится испокон веков, силами самих учителей.
 
 — А директор где? — спросил сельский голова у одной из женщин, держа перед собой огромный глобус. Его распирала гордость, что теперь не только в школе, но и во всем селе узнают, что это он, сельский голова Авдоткин, заботясь о подрастающем поколении, привел в школу спонсоров со столь щедрыми подарками.
 

 Женщина повернулась к нему и, узнав за глобусом сельскую власть, приветливо улыбнулась.
 

— Здравствуйте, Макар Стефанович! Павел Николаевич окна красят в том классе, — она показала рукой, испачканной алебастром, в сторону ближайшей открытой двери.
 

Директор был молодой, на вид ему было лет двадцать пять. В одной руке он держал банку с краской, а в другой полуистершуяся кисть. Директор сильно удивился, увидев внезапно нагрянувшего сельского голову и стоявших за ним людей с глобусами. Но, справившись с собой, приветливо заулыбался неожиданным гостям.
 
  — Никак в школу пожаловали, Макар Стефанович?
 
  — Спонсоров тебе привел, Павел Николаевич! — с гордостью сообщил сельский голова, не обращая внимания на скрытую иронию в словах директора.
 
— Рады этому безмерно, — произнес директор, остановив свой взгляд на глобусах. — Кто же такой щедрый?
 
   — Вот наш благодетель! — сельский голова качнул глобусом в сторону Михаила Козюлина, который был на голову выше директора. — Одиннадцать глобусов привезли, — сообщил голова. — Теперь у вас в каждом классе будет по одному. Чудо какое — покрутил, и тут тебе Америка!
 
  — Спасибо вам, Макар Стефанович!

   Директор действительно был рад подаркам. Он вместе с коллективом учителей варился в собственном соку, ни от кого ничего не получая, кроме многочисленных циркуляров из министерства и районного отдела образования.
    Он тут же собрал учителей в своем кабинете и почти торжественно стал благодарить Михаила Ивановича Козюлина, а с ним и представителя районной государственной администрации Василия Кондратьевича Хмеля, а также сельского голову за подарки и за то, что в стране все же начинают вспоминать о школе. Присутствующие в знак согласия кивали головами и приветливо улыбались гостям.
  Появление молодого водителя «Газели» с огромным шоколадным тортом произвело среди учителей настоящий фурор.
 — Нам бы еще красочки для ремонта, — пользуясь, случаем обратился директор к высокому богатырю-спонсору, который приветливо улыбался всем, моргая длинными белесыми ресницами. — Хотя бы банок с десять. — Голос директора звучал просительно, при этом вид его был жалким, словно он стоял и просил на церковной паперти, при этом его приятное молодое лицо выглядело смиренным, будто у церковного послушника. Он сказал: — В этом году районо не выделило ни копейки на ремонт школы. Нет, видно, у государства денег. Но мы понимаем, что у государства и других важных дел невпроворот.
 
— И в прошлом году ничего не дали, — обреченно и в то же время осуждающе произнес кто-то из учителей.
 
  — Всегда так было, — сказал еще кто-то. — Сколько помню, своими силами всегда ремонт в школе и классах делали.
  — Насчет краски решим, — пообещал Хмель, который даже вспотел от сознания того, что давно превысил свои служебные полномочия. Узнает о его самодеятельности Сыпачев, как пить дать, выгонит из райспорткомитета и не даст нигде в районе на работу устроиться. Так уже не раз было с неугодными служащими Веселовской райгосадминистрации. Он посмотрел на Козюлина, который должен был поддержать его.
 
  Михаил же, не вникая в беды учителей, хотел быстрее закончить эту тягомотную процедуру и приступить к чаепитию с тортом.


  Сельский голова, склонив голову, топтался на месте. Ему, как представителю власти, было стыдно, что учителя были брошены один на один с проблемами в деле воспитания подрастающего поколения. В стране из уст министра образования как и прежде звучал старый лозунг: «Все детям!». А на деле была печальная действительность: каждый министр, приходя к власти, начинал новую реформу образования.


  Хмель же, видя, что встреча с просвещенцами разворачивалась, как и предполагал Философ, в благоприятную для них сторону, пересилил внутренний страх перед грозным Сыпачевым. Воодушевленный радостным приемом учителей, как истинный дипломат, он, стараясь привлечь сельского голову на свою сторону, произнес:
 

  — Макар Стефанович с болью говорил нам о том, что положение в школе сложное, а от товарищества, которым управляет ныне Петр Никифорович Дыкало, помощи никакой.
 

   — Он в школу даже дороги не знает! — в один голос, как учащиеся на уроке, заговорили учителя. — Только о своих доходах думает да водку пьет. Совести у него нет!
 

   — Мы знаем об этом, — с видимым для учителей неодобрением произнес Хмель. — Вот я и подумал, а не просить ли мне Михаила Ивановича оказать материальную помощь и товариществу, которое возглавляет уважаемый Петр Никифорович Дыкало.
   

   — Какой он «уважаемый»! — дружно воскликнули учителя. — Заберет себе ту помощь! Знаем мы его не один год!
 

   — Нам бы хорошего хозяина в товарищество, чтобы школе помогал!
  — И о людях думал!
 

  Хмель повернул голову к Козюлину, надеясь на его поддержку в этом разговоре, но заметил, что тот задумчиво смотрел в окно и шевелил своими полными губами. Василий, взглянув в окно, увидел, как через сельскую дорогу переходило стадо упитанных домашних гусей, которых, похоже, Михаил считал про себя. Василий, внутренне злясь на равнодушие друга, не нашел ничего лучше, как заявить:
   
   — Михаил Иванович, как практичный человек, уже подсчитывает, во что ему обойдется помощь товариществу.
   
— Нам бы такого в товарищество! — поощрил Козюлина кто-то из учителей.
 
— Избрать его председателем! — поддержали важное предложение сразу несколько учителей.
   
  Василий, уловив момент, пока учительские страсти не остыли, тут же обратился к сельскому голове, который заметно приосанился от похвалы районным руководителем.
   
  — А как вы, Макар Стефанович, смотрите на предложение педагогического коллектива?
 
 — Да я, того… — не зная, что сказать, промямлил сельский голова.

 — Он всегда у нас такой, — невесело рассмеялись учителя. — Как скажут сверху, так Макар Стефанович и будут делать!

  Авдоткин, словно пойманный на чем-то предосудительном, усиленно моргая глазами, беспомощно глядел на смеющихся учителей.
 
 Василий и тут быстро сориентировался и воспользовался ситуацией.
 — Ну, если так, то поможем и сельскому голове, — доверительно произнес он, решив не останавливаться и сознавая, что переступает все рамки дозволенности. — Мне кажется, для прозрачности деятельности местного товарищества и лично его председателя, товарища Дыкало, мы с помощью спонсора Михаила Ивановича Козюлина организуем в селе радиоузел, который будет освещать все сельские новости, а также передавать отчеты о работе правления товарищества. Это будет надежная связь сельского головы с массами. Макар Стефанович всегда сможет посоветоваться с народом по поводу важных вопросов школы и села. Как вы думаете, товарищи учителя? ; Василий смотрел на учителей авангард отечественной интеллигенции, ожидая от них поддержки. И не ошибся.
   
 — А чего, предложение хорошее, — дал положительную оценку интересному предложению районных властей директор школы. При этом он надеялся, что по местному радио можно будет обращаться к родителям учащихся с предложением оказать помощь школе как в ремонте, так и в воспитании школьников.
   
— Макар Стефанович, а вы как на это дело смотрите? — обратился Хмель к растерявшемуся сельскому голове, понимая, что от его согласия зависит судьба радиоузла, который Быстрый уже начал делать без чьего-либо на то согласия.

  Авдоткину некуда было деваться под требовательным взглядом десятков учительских глаз. Поэтому он прокашлялся, прочищая горло, и произнес:
  — Ну, если люди говорят... Мы ведь того… ; дальше он и не знал, что сказать.
 
Учителя сразу же неодобрительно отреагировали на это:
   — И тут Макар Стефанович, как всегда, обтекаемо выразился, ну чисто как в конце восьмидесятых прошлого века бывший президент СССР Горбачев.
 
  — Тот за всю жизнь прямо ничего не говорил, а все вокруг да около.
 
  — Люди-то не ведали, где им лучше жить — при социализме или капитализме, а слушали его, как он вворачивал то «перестройку», то «гласность», то «консенсус».
   
  — Верили вождям, потому и пошло все наперекосяк. Теперь капитализм взял мертвой хваткой всех за горло. Не вырваться нам.

  — Это Макар Стефанович выразился для «консенсусу», — произнес молодой учитель литературы, глаза которого горели задорным огнем. Учителя засмеялись, услышав любимое выражение Горбачева, который часто произносил это загадочное для народа слово.

  Хмель видел, как трудно дается сельскому голове решение по радиоузлу.
 
 — А платить кто будет за работу того узла? — будто проснулся сельский голова. — Там же надобно работника держать, а денег в сельсовете нет.
 
 — Спонсоры будут держать — кто же еще! — Хором подсказали учителя непонятливому сельскому голове, сами при этом с восхищением поглядывая на огромного и привлекательного спонсора, который, будто только сошел с красочных картинок, изображавших былинных богатырей.
 
  Михаил, не обращая внимания на восторженные взгляды, не знал, как вести себя среди учителей, которые воспринимали его молчание как скромность, что нередко сопутствует неординарности ума.
 
  Директор, глядя на учителей, любовавшихся спонсором, и сам, проникаясь к нему симпатией, сказал:
 
— Макар Стефанович выделит под радиоузел комнатенку в клубе. Все равно он уже несколько лет на замке.
   
  — Правильно! — подхватили учителя. — Мы хоть и в селе живем, но тоже люди.
   
 — Ну, если так, то чего бы и нет, — согласился со всеми сельский голова.
  Для Хмеля это согласие, прозвучавшее из уст сельского головы, было победой в важнейшем деле, порученном ему Философом. Про себя же он со вчерашнего дня решил, что если дело с товариществом выгорит, то он сразу перейдет на новую работу, предложенную гениальным другом. Знал, что Андрюха не обидит. Теперь, окрыленный успехом, он чувствовал, что в результате поддержки учителей стал меньше волноваться и думать о грозном и быстром на расправу Эдуарде Сыпачеве.
 
   Михаил, несмотря на свою отрешенность, все же понял о согласии сельского головы выделить комнату в клубе под радиоузел и почувствовал к этому делу свой интерес.
   
  — Мы того, — глубокомысленно изрек он, — как станем руководить, так сразу дискотеку в клубе организуем. И баньку сделаем в селе, как у нас на Ямалке.
— Дело говорит спонсор! — тут же зашумели учителя. — Детям некуда в Тишках пойти и развлечься. Как старики, зимой по хатам сидят, а летом по людским огородам бахчу воруют. А банька ; давняя мечта селян, которые не только горячей, но и холодной воды отродясь в кранах не видели! За годы советской власти село так и не догнало город, может теперь с Божьей и спонсорской помощью это благо в селе появится. Сколько еще в тазиках, как в средние века, мыться!?
   
  Михаил поглядывал на учителей и простовато улыбался, радуясь тому, что так удачно сказал о дискотеке и бане. Его детская улыбка очень импонировала людям, истосковавшимся по благам цивилизации.

  Расставались с учителями на приятной ноте.
 — За вас будем голосовать, — с энтузиазмом говорили учителя, — и всем родителям в селе скажем, чтобы избирали нового председателя в лице Михаила Ивановича.
 
 Хмель был уверен, что об этом важном разговоре сегодня будут знать все жители в Тишках даже без радиоузла, который уже создавался.

  Фельдшерско-акушерский пункт был совсем рядом, и поэтому некоторые учителя, в том числе и директор школы, присоединились к делегации, направившейся туда с подарками.
 
  — Спасибо за подарки! — с волнением говорила пожилая фельдшерица ФАПа, заинтересованно поглядывая на удобную чистилку, устанавливаемую директором школы у входных дверей, и благоговейно принимая сотню шприцов. — Дождались мы все же, что теперь и у нас есть одноразовые шприцы. А то дожили до того, что и укол нечем сделать. На днях пришел механизатор с нарывом на руке. Вроде бы простое дело, а я помочь ничем не смогла. Шприцов-то не было, чтобы сыворотку противостолбнячную ввести. Направила в районную больницу. Он же поехал туда только спустя несколько дней, так как добираться было нечем. Вчера узнаю — у бедняги заражение крови. Гангрена. Теперь всю руку могут отрезать. Вот так, — в ее голосе звучала неприкрытая боль. ; И за чистилку отдельное спасибо. Много раз просила Макара Стефановича посодействовать о ней перед правлением товарищества, но! Теперь людям в непогоду будет о что обувь чистить. Всем буду говорить, что спонсоры для ФАПа сделали! — заключила, расчувствовавшись, фельдшерица. — Скажите, как вас величать? — обратилась она к Козюлину. — Я за вас свечку в нашей церкви поставлю.
   
   — Бурун, — застеснявшись такой чести, сконфуженно произнес Михаил.
 
   - А отчество?
   
   — Я не привык, чтобы меня по отчеству называли, — высказал чистую правду Михаил, покрасневший от внимания к своей особе.
   
   — Вот вам скромность человека, заботящегося о других людях, — Хмель на ходу превращал оплошность друга в поощрительное достоинство.

  — Дела украшают человека, а не слова, — соглашались люди. — Скромный-то какой!

   — Нам бы такого руководителя в товарищество, — снова подняли насущный вопрос тишковцы, разчувствованные щедростью и скромностью спонсора, которого видели в первый раз.

   — Ну, что ж, раз так остро стоит вопрос о перевыборах председателя и всего правления местного товарищества, обсудим и это, — подхватил Хмель пожелание присутствовавшего народа. Он был уверен в том, что вопрос о согласии людей на перевыборы руководства местного товарищества, поставленный Философом, был им почти решен. Из плана, разработанного Закруткиным по завладению умами тишковцев, оставался только священник местного храма Божьего отец Владимир.

   Солнце только скатилось с зенита, когда белая «Газель» появилась в глубоком Яру.

 Хмель, покачиваясь на переднем сиденье машины, прятал улыбку, вспоминая, с каким напряжением принимал Авдоткин решение насчет радиоузла. Он пришел к неутешительному выводу, что если б даже этот нерешительный и безынициативный сельский голова не появлялся на работе целый год, то в селе ничего не изменилось бы.

  Отец Владимир, несмотря на небольшой росток и тщедушное тело, был заметен еще издали, поскольку был одет в черную сутану, так как в соответствии с религиозными канонами не мог обнажать своего тела даже по пояс. Он размеренно махал косой. Невдалеке от него привлекательная белолицая девушка сгребала высохшее сено в валки, а затем сносила в копенки.

  — Ого, какой лан выбузовал батюшка! — не сдержал завистливого восхищения Авдоткин.

   — И молодица какая-то с попом, — хохотнул Козюлин. — А говорили, будто священники пост во всем соблюдают, — он опять засмеялся. — Видно губа не дура у попика.
   
  Хмель, сидевший рядом, укоризненно взглянул на друга, а затем с досадой толкнул его локтем в бок и шикнул, но так, чтобы ничего не заметил Авдоткин, покачивающийся рядом на мягком сиденье.

   — То дочка батюшки, а не молодица, — сообщил Авдоткин. — Отец Владимир, хоть и молодой по возрасту человек, но степенный. Матушка гостеприимная хозяйка была. Когда бы ни зашел к ним в гости или по делу, всегда наливала чарочку «Кагора». Иногда и в карты играли.

   — И кто же в дураках оставался? — захихикал Михаил, толкая локтем Хмеля, недовольного шутками простоватого друга.


   Авдоткин не ответил, поскольку матушка всякий раз обыгрывала его.

   Отец Владимир, узрев подъезжавшую машину, бережно положил косу на скошенную траву и провел натруженной ладонью по потному лбу.
 
   — Гостей привез к тебе, батюшка, — проговорил Авдоткин, приближаясь к священнику. — Спонсоры в село прибыли. Желают церкви подарок сделать. Мы уже в школе и фельдшерско-акушерском пункте побывали. Люди остались весьма довольными визитом спонсора Михаила Ивановича Козюлина, — он указал на ладного здорового парня, который с восхищением разглядывал дочь священника.

   — Всякое благое дело от нашего Господа Бога, — перекрестился батюшка. Это был невысокий мужчина с усами и русой бородкой. Взгляд его узко посаженных голубоватых глаз был смиренен и добр.

   Михаил впервые видел перед собой живого священника. Вернее, раньше он уже видел одного, посещая на Ямале ненецкое стойбище, но то был шаман, одетый в волчью шкуру с черепом, а его голова была украшена рогами оленя. Теперь же перед ним был живой православный священнослужитель. И хотя Михаил не видел никакой разницы между любыми религиями, он все же с интересом всматривался в живого «попа». Затем его взгляд, как магнитом, притянулся к подходившей к ним обворожительной девушке, которая, гордо приосанившись, несла на плече легкие деревянные грабли. Черный платок съехал с ее головы, обнажая блестевшие на солнце золотистые волосы. Михаил заметил, что она, окинув гостей лучистым взглядом, остановила его на нем. Сердце парня в волнении гулко ударилось в могучей груди. Свет голубых глаз вместе с широкой улыбкой осветили его довольно привлекательное лицо.

   Василий Хмель не испытывал перед священнослужителем никаких эмоций. Для него главным было задобрить батюшку, чтобы с его помощью по селу разнеслась молва о щедрости спонсора Михаила Козюлина. Он молча выждал, пока Авдоткин представил их батюшке, и только после этого дипломатично произнес:

   — Бог в помощь, владыка.

   На что священнослужитель серьезно ответил:

   — Молод я годами, да и далек еще по сану от такой Господней чести, как быть владыкой.

   — Будете! — вмешался Михаил, при этом не отрывал взгляда от лица скромной девушки. По виду ей было лет девятнадцать-двадцать.

   — Пути Господни неисповедимы, — ответил на его слова батюшка, осенил себя крестным знаменем, затем перекрестил гостей. — Чем обязаный такой чести? — Он окинул взглядом вспотевшего в костюме сельского голову, иронично смотревшего на него Хмеля и богатыря-спонсора, завороженно смотревшего на его дочь.

   Василий Хмель взял инициативу на себя:
  — Наш спонсор, Михаил Иванович Козюлин, –– решил преподнести вашей церкви в дар десять килограммов воска для свечей и чистилку обуви от грязи. Кроме того, Михаил Иванович преподносит весьма существенное денежное пожертвование церкви на дела Господние.

   Отец Владимир после слов о существенном денежном пожертвовании, выраженном суммой в сто долларов, одобрительно кивнул головой и произнес:

   — Только в бескорыстной вере в Господа нашего и доброте своей человек сможет черпать новые силы для добрых деяний земных. Премного вам благодарны за подарки и денежный вклад в дела церкви нашей православной.

   Батюшка поклонился Михаилу, который от удивления даже приоткрыл рот, так как ему никто и никогда не кланялся. Парню стало приятно от собственной значимости, он приосанился, заулыбался и произнес:

   — Мы и молочка привезли вам из-под «бешеной коровки».

   Бурун имел в виду несколько бутылок водки и «Кагора», упакованных в бумажный ящик вместе с хлебом, колбасой, свежими помидорами, огурцами и несколькими банками рыбных консервов. Все это предназначалось по плану Андрея Закруткина для торжественного обеда, связанного с завершением удачной сделки в Тишках. А так как время было уже обеднее, Михаил с надеждой посмотрел на Хмеля, от которого зависело принятие решения, где и когда употребить имеющиеся запасы.

   — А чего, — вместо Хмеля ответил встрепенувшийся от слов Козюлина сельский голова, почувствовавший, как у него при упоминании о еде начало подсасывать под лопаткой. — Перекусить на природе милое дело. ; Он втянул в себя чистый воздух, настоянный на запахах чабреца, мяты, душицы, девясила, ромашки, волошек, полыни и других душистых полевых трав, и с воодушевлением сказал: — Благодать-то, какая! Какой город может сравниться с такой красотой! Тут бы санатории строить, какой доход был бы!

   — Все мы дети природы, — смиренно произнес отец Владимир. — Всевышний создал природу вместе с человеком, и от человека зависит, какой ей быть. Порой гневается природа на неразумные поступки человека, не проявляющего к ней должного уважения. Потому и насылает Господь на землю то цунами, то ураганы, то из-за непростительных прегрешений людских извержениями подземными стирает с лона земного целые города. Греховен, неразумен и неоправданно жестокий бывает человек. В Библии сказано, что и сам Господь не единожды скорбью проникся к тому, что сотворил человека.

   — Пусть Бог скорбит, а мы перехватим в свое удовольствие на природе! — беззаботно отвечал Михаил, направляясь к «Газели» за спиртным и другими припасами, не дождавшись утвердительного кивка Хмеля.
   Авдоткин и батюшка посмотрели ему вслед. При этом на лице Авдоткина отразилось полное согласие со щедрым спонсором.

  Батюшка чувствовал некоторое стеснение, хотя и он понимал, что уже подошла пора к обеду.
 Девушка, проведя тыльной стороной ладони по спрятанному под косынкой чистому и белому лбу, тихо и смиренно молвила:

  — Вы кушайте, а я пойду сено догребать. Оно высохло-то уже.
  Она, было, повернулась идти, но Михаил, вынырнув из салона «Газели» с объемным ящиком в руках, тут же преградил ей дорогу огромной фигурой. Возвышаясь над девушкой на целых две головы, он виновато улыбнулся и просительно говорил:

   — Оставайтесь. Все должны кушать, как обед подошел. У нас на севере в бригаде это неписаный закон. К тому же радио дождей не обещает.

   Девушка нерешительно взглянула на отца. Тот же, глядя то на нее, то на великана, не знал, что и сказать.

   Выручил всех Макар Стефанович Авдоткин:
 
  — Оставайся, Танечка. Работа успеется. Я свое сено, что в огородах, еще и не начинал косить. Отец Владимир вон уже, какой лан выбузовал.

   — День год кормит, Макар Стефанович, — скромно вставил служитель церкви, поглядывая на небо, где не было ни одного облачка. Только ясное солнышко господствовало на небосклоне от зенита до скрытого маревом горизонта.

   Водитель «Газели» услужливо расстелил рядом со скошенными рядками душистой травы чистое покрывало, взял ящик из рук Михаила, просительно смотревшего на Танечку, и принялся выкладывать продукты и спиртное на импровизированную скатерть.
   Для присутствующих все выглядело как большое уважение к ним со стороны богатого спонсора. Тем более, что, по правилам, это тишковцы должны были угощать столь важных гостей.
   
  Авдоткин даже воскликнул от давно не виданного обилия съестного и спиртного:
   — Да здесь продуктов на целую бригаду, –– предвкушая прекрасный обед на природе, да еще с магарычом, он потер ладони. –– И для тебя, Танечка, винцо некрепленое есть. А для нас с батюшкой кое-что покрепче, — узрев водку, произнес он и посмотрел на безоблачное небо, словно размышляя, успеют ли они до вечера управиться с таким обилием всего.
   

  — Пива мало захватили! — сокрушался Михаил. — Мы на севере каждый день по вечерам после работы его пили. Привык к нему, а тут как назло только с десяток бутылок взяли.

   — Жарко очень, не рекомендуется мешать пиво и водку, — заметил Хмель, беспокоясь, как бы его друг не учудил еще чего-нибудь. Достаточно и того, что Бурун сам ползал на коленях, раскладывая для всех закуску, будто и не был важным спонсором. Хмель понимал, что у Михаила не было начальственной жилки, он не мог достойно руководить и четко придерживаться выдуманной Андреем легенды. Он до сих пор не мог понять, почему Философ остановил свой выбор именно на Буруне, определив его на должность председателя товарищества. Но знал, если друг так решил, значит, это в интересах их же дела. А дело было не только заманчиво, но и интересное в своем разрешении. Где и когда было видано, чтобы молодые парни по собственному желанию и без чьего бы то ни было разрешения и одобрения, смогли без насилия забрать власть у маститых дельцов и возглавить серьезный трудовой коллектив, каким было Тишковское товарищество. За годы дружбы и общения с Андреем Закруткиным он не раз убеждался в том, что не всегда сразу мог понять и оценить сложные задумки друга, открывающие блестящие перспективы.

   Михаил же вообще не вдавался в суть того, что решил Андрей. Раз решил — значит так надо. На то он и Философ, самый умный среди них. К тому же академию окончил. Это тебе не рычаги тракторные дергать. Раскладывая продукты, он не думал о высоких идеях и целях. Его сейчас больше интересовали природа, понравившаяся ему девушка, еда и пиво. Поглядывая снизу вверх на Татьяну, он сказал:

   — Если сначала пить пиво, а не водку или самогон, то ерша или медведя никакого не будет. Мы, бывало, на Ямалке…

   Но рассказать, как они всей бригадой мешали «ерша» он так и не успел, ибо Василий перебил его:

   — Михаил Иванович, может, мы действительно будем без пива? Жара ведь.

   — Как это? — Козюлин с недоумением посмотрел на друга. -–- Танюшке мы нальем вина, а нам пойдет и водочка. — Он посмотрел на Авдоткина и отца Владимира

   — Только немного, жарковато, — в который раз вытер пот со лба отец Владимир.

   — Снимайте свою верхнюю одежду и присаживайтесь, — советовал ему Михаил. — А сколько выпить можно, застолье покажет. При хорошей закуске можно не бояться, что опьянеешь.

    Священник и его дочь промолчали — что они могли сказать таким щедрым и простым в обхождении гостям?

   Первую рюмку пили, как водится, за тишковцев, вторую ; за гостей, третью ; за женщин. Михаил, возвышаясь над всеми и с восхищением глядя на Татьяну, щедро налил в ее рюмку вина по самые края и произнес:

   — Таня, за вас. Если выпьете до дна, я лично буду помогать вам, грести сено, а Быстрый будет косить с отцом Владимиром.

   — Спасибо, — ответила девушка, заметив, как улыбнулся представитель районной администрации, — мы сами управимся. К тому же вам, богатому человеку, непривычно это будет делать, да и не к лицу.

   — Мы люди простые, ; продолжал Михаил, — что за скрепер сесть, что за бульдозер, что за тягач — нам без разницы, лишь бы работа была и платили за нее хорошо.

   Татьяна с интересом поглядывала на здорового белолицего парня, который был так обходителен и прост, проникаясь к нему все большей симпатией.

   Василий же, стараясь держать ситуацию под контролем, разливал мужчинам водку, стараясь себе и Михаилу наливать как можно меньше и реже, а Авдоткину и отцу Владимиру ; полнее в рюмку и чаще. При этом он не выпускал из виду и самого Михаила, который, разморившись от спиртного, стал рассказывать Татьяне о своей работе на далеком севере. Парня явно несло не в ту сторону. Хорошо, что Авдоткин и отец Владимир, не слушая его, вовсю обсуждали дела государственные, бедственное положение народа и непомерное обогащение кучки «негодяев», как смело выразился подвыпивший Авдоткин. Но тут же, испугавшись своей прямолинейности, в страхе взглянул на представителя районной администрации. Не заметив на лице Василия никаких изменений, он успокоился.

   Василий же попытался отвлечь друга от начатой им опасной для них темы, притронувшись к его руке, попросил:

   — Михаил Иванович, скажите тост.

   Отец Владимир, вспотев от жары и спиртного, уступая настойчивым уговорам Василия и Авдоткина, снял с головы клобук и положил его рядом на скошенную траву. Он со всем вниманием слушал Авдоткина, которому, как тот говорил, надоела безалаберность нынешних хозяев Тишковского «ООО», которое не вносило в сельскую казну ни копейки. Голова говорил и о том, что люди в селе недовольны правлением Дыкало и кое-кто уже требует проведения перевыборов руководства в Тишковском товариществе.

    — Чем вам, батюшка, не новые хозяева «ООО», — говорил подвыпивший сельский голова, указывая на Михаила и Василия. — Вежливые, обходительные, молодые, богатые. Кроме подарков для школы и ФАПа, еще и радиоузел в селе делают. И все это с согласия самого Сыпачева, как я понимаю. Посудите, батюшка, какое это благо: нужно будет сообщение до людей донести, а оно уже тут же прямо из радиоузла и в их домах. А там, глядишь, и детский садик откроют. Сколько молодых мам в Тишках об этом просят! Может, еще и газопровод, и водопровод по селу проведем. Сказкой станет жизнь в Тишках.
   
   — Богоугодные дела говорите, Макар Стефанович, — отвечал отец Владимир, думая о том, как прекрасно было бы иметь в своем доме газовое отопление, холодную и горячую воду. Охмелевший от водки и жары, он мечтал о городских удобствах и смотрел затуманенными глазами на то, как вежливый и предупредительный представитель района разливал из вместительной бутылки в их стопки спиртное.   Михаил же, отвлеченный Хмелем, сначала не понял, что от него требуется. Ему больше нравилось общаться с очаровательной симпатичной девушкой, он даже взял ее за руку.

   — Скажите тост, Михаил Иванович, — настойчиво повторил Хмель, дергая влюбленного друга за полу рубашки.

   Михаил не был мастером произносить тосты и потому непонимающе посмотрел на друга.

   — Скажите тост, скажите! — вторил Авдоткин, надеясь, что спонсор может расщедриться еще на что-нибудь.

   Михаил взглянул на него, затем на чудесную девушку, которая восторженно смотрела на него, махнул рукой. Подняв наполненную до краев стопку, он сказал:

   — Я не мастак говорить, но скажу прямо: самый умный среди нас четверых — это Философ, то есть наш Андрюха. Он и придумал все это с приватиз…

   Василий побледнел и поспешно схватил Михаила за руку, в которой тот держал наполненную стопку. Спиртное пролилось.

   — Где пьют — там и льют, — тут же скаламбурил Михаил, потянувшись губами к обворожительной Татьяне.

   — Михаил Иванович, — дернул друга за руку Василий, — скажите лучше о том, как можно улучшить быт в таком красивом селе, как Тишки?

    — Как Философ скажет, так и сделаем, — быстро нашелся Козюлин.

    Никто из присутствующих не стал вникать в то, кто такой «философ», так как  всем нравилась щедрость спонсора.

    Михаил же, икнув, продолжил речь:

   — Я на севере заработал столько, что могу купить авто…

   Хмель, стремясь спасти все более усугубляющееся положение, снова вмешался:

   — Михаил Иванович, мы знаем о вашем несметном богатстве. Скажите, — он посмотрел на тихо сопевшего священника, — можно ли газифицировать Тишки и провести здесь водопровод?

   Отец Владимир, услышав вожделенные слова, поднял голову и, приоткрыв рот, восхищенно посмотрел на представителя района и богатыря-спонсора, возвышавшегося над ним.

   Услышав о газопроводе и водопроводе, Татьяна перекрестилась к тому, чтобы это сбылось, а простоватый спонсор стал выглядеть в ее глазах еще краше. Она с радостью подумала о том, что ей больше не придется греть воду в большой кастрюле на плите.

   — Если Философ скажет, то я и за рычаги траншеекопателя под газопровод и водопровод сяду, — заплетающимся языком ответил спонсор.
   
   — Премного благодарны мы вам за такое усердие в богоугодных делах, — одобрил многообещающее решение отец Владимир. — Большой щедрости вы человек.

    Михаил хотел сказать что-то еще, но Василий, спасая положение, передал слово Авдоткину.

   Сельский голова, захмелевший от спиртного и солнечного тепла, был польщен предоставленным ему правом, произнести тост.

   — Тут и говорить нечего, — с воодушевлением сказал он. — После того, что мы услышали из уст Михаила Ивановича, сердца наши радостью облились, — он обнял за плечи дремавшего батюшку. — Вижу, глубоко проникся Михаил Иванович нашими заботами. Может, с его помощью сделаем еще и тротуар возле сельсовета, как в городе. Пусть тишковцы смотрят и радуются жизни.

   — И до церкви надобно бы тротуарчик протянуть, — поднял голову полусонный батюшка. — Чтоб прихожане не по грязи в церковь шли, а как на праздник — в туфлях и по мощеной дорожке.

   — Сделаем и тротуар! — Михаил чмокнул Татьяну в щеку. — Чтоб Танюшка в туфлях от церкви до сельского совета ходила, а не так, как мы на Ямалке ; в резиновых сапогах. Бывало, пока до бульдозера дойдешь, то грязи через голенища в них наберешь. Я вот…

   Василий, насторожившись, опять прервал его:

   — Раз Михаил Иванович сказал, значит, сделает, — заверил он Авдоткина и отца Владимира. После чего отец Владимир опять задремал, свесив голову на хилую грудь.

   Раскрасневшаяся от вина и внимания спонсора Татьяна улыбалась, представляя, как этот большой и мужественный парень носит ее на руках при свете Луны и электрических фонарей по асфальтированной дорожке, которую построит до самого ее дома. Она, разгоряченная вином и вниманием понравившегося ей парня, что впервые случилось с нею, не обращала внимания на как бы нечаянные прикосновения Михаила к своей руке. Она даже не слышала, о чем идет речь за скатертью самобранкой, а только смотрела на Михаила и лучезарно улыбалась ему.

   Водитель «Газели», насытившись пищей, но не пригубивший ни рюмки, поехал за Александром Силиным и рабочими, чтобы отвезти их в Мычаки, а затем вернулся в Глубокий Яр к компании продолжающей пировать.

   Когда ночь опустилась на Тишки, «Газель» с включенными фарами подъехала к дому сельского головы. Михаил и Василий помогли «ослабевшему» Авдоткину дойти до дверей. Затем поехали по селу к Змеиной горе и остановились недалеко от церкви, где располагался домик батюшки. Михаил взвалил на свое плечо тщедушное тело священника и пошел следом за Татьяной, услужливо показывающей ему дорогу. Уложив батюшку в горнице, Михаил и Татьяна долго целовались под покровом ночи у открытой двери, испытывая терпение Хмеля, который то и дело поглядывал на часы. В целом же Хмель был доволен проведенной операцией, что, по его мнению, должен был одобрить и Философ.


                ГЛАВА 3

   
   На следующий день, ближе к десяти утра, по одной из улиц Мычаков брели двое парней, один из которых нес в руках целлофановый пакет, из которого выглядывали несколько бутылок пива вперемежку с хвостами вяленой воблы. Подойдя к усадьбе Закруткиных, они остановились у калитки.
   
  — Может, его нет дома, — произнес один из них, высокий, светловолосый, со вспухшими губами. Это был никто иной как Михаил Козюлин.

   — Узнаем, — ответил стройный парень, нажимая кнопку звонка. Это был Василий — Сказал же, чтобы утром были у него.

   — Ну, мы вчера и дали, Быстрый! ; не в силах был удержать своего восторга Михаил.

   — Это ты дал, Бурун! — хохотнул Василий. — Чуть не задавил в объятиях Танюшку.

   — Класс девка! — восторженно заявил Михаил.
На крыльце появился Андрей. Он был в белых адидасовских шортах и красивой белой майке с эмблемой на левой стороне груди. Фигура его была ладная и спортивная.

   — Заходите! — крикнул он друзьям. — Там открыто!
   
   Здороваясь с каждым за руку, он сообщил:

   — Давно вас поджидаю. Пошли в дом.

   В уютной спальне-кабинете Андрея все было, как и прежде, в школьные годы, когда друзья бывали у него каждый день. Они совместно писали сочинения по литературе, решали задачи по алгебре, геометрии, химии, но по большей части просто списывали их у башковитого друга, ссылаясь на то, чтобы сэкономить время.

   На широком письменном столе, располагавшемся у большого светлого окна, стояли компьютер и настольная лампа. Рядом на ажурной подставке красовался старый добрый круглый глобус. На столе лежала раскрытая районная газета. Видно, Андрей читал ее перед появлением друзей. Рядом находились листы бумаги с текстом, набранным на компьютере.

   У одной стены просторной комнаты располагался удобный диван, на который по давней привычке сели друзья. Напротив, чуть не на всю стену, растянулся шкаф, заполненный книгами. В одно из его отделений был встроен цветной телевизор. Ближе к двери находился шкаф для одежды, изготовленный под красное дерево. На полу лежал мягкий ворсистый ковер. Посреди высокого потолка отсвечивала тысячами блесток нарядная хрустальная люстра. По всему было видно, что семья Закруткиных жила в достатке, ценила уют и порядок.

   Андрей, усевшись в крутящееся кресло у письменного стола, улыбнулся друзьям, понимающе поглядывая на их несколько утомленные лица, а также целлофановый пакет, который Михаил осторожно поставил у своих ног.

   — Трудно вчера пришлось?

   — Не говори, — махнул рукой Василий. — Но дело сделали в полном объеме. Даю голову на отсечение, что сегодня и сельский голова, и учителя вместе с директором, и фельдшер в ФАПе, и батюшка начали пропагандистскую работу за нас. Но больше всех, благодаря стараниям Буруна, за нас будет стоять дочь священника Татьяна, — он взглянул в сторону Михаила, склонившего в смущении голову.

   Андрей посерьезнел и, не вникая в подробности заявления Василия, сказал:

   — На будущее, друзья: раз мы делаем большое дело, никогда не напиваться до усталости. Иначе что подумают люди? Хотя многие из них и сами пьют без тормозов, но нас станут осуждать жарче других. Нам важно помочь им выбраться из нищеты и стать богаче. Иначе не надо и начинать серьезные дела. Поэтому прошу вас всегда помнить о главном.

   — Философ, это я во всем виноват, — удрученно отозвался Михаил, виновато поглядывая на недовольного друга. ; Но знаете что, давайте сначала попьем пивка, а потом займемся делом. Голова болит ужас как. Еле утерпели с Быстрым, пока донесли до тебя пиво и воблу. — Он вынул из пакета три бутылки пива: одну из них протянул Хмелю, другую подал Андрею со словами: — Найдется, чем откупорить?

   Андрей серьезно произнес:

   — Мы, Бурун, должны быть образцом поведения для всех жителей Тишков.
 
Только тогда их доверие станет нашим помощником в осуществлении приватизации «ООО».

   Михаил и Василий стали вопросительно переглядываться друг с другом. Андрей понял, что они не знают, как сказать ему еще о чем-то.

   — Колитесь, — произнес он. — У нас в этом деле недомолвок не должно быть.

   Михаил почесал голову и виновато сказал:

   — Тут такое дело, — оттягивая признание, он кашлянул. — Понравилась мне Танюшка.

   — И что здесь недозволенного? — улыбнулся Андрей. — Понравилась девушка — это хорошо.

   — Дело в том, — Михаил поднес руку к затылку, будто там были какие-то мысли, — она дочь… отца Владимира…

   — Чья дочь? — удивленно переспросил Андрей.

    — Батюшки… - удрученно ответил Михаил.

   Глаза Андрея округлились.

   — Какого батюшки? Твоего, что ли? Ничего не пойму.

   Михаил отрицательно замотал склоненной пшеничной головой.

   — Церковного батюшки, священника, отца Владимира, — подсказал Быстрый.

   — Ну, ты даешь, Бурун! Да, братцы, с вами не соскучишься! Теперь вместо сторонника в лице батюшки мы можем получить, что ни на есть самого активного и непримиримого противника. Вот как, Бурун, одним поступком ты, можно сказать, испортил половину дела. Не мог придумать ничего лучше? А ты, Быстрый, куда смотрел? — Андрей укоризненно посмотрел на Василия. — Стал шафером и соучастником того, что Бурун соблазнил дочь священника? Что теперь подумают о нас в Тишках?

   — Никто об этом ничего не знает, — удрученно произнес Василий. — Батюшка был пьяный в умат, а Авдоткина мы высадили раньше, тоже пьяного.

   — Философ, мне очень нравится Танюшка, — не смог сдержаться Михаил. — Я ей пообещал от церкви к центру села тротуар проложить. Как ты на это смотришь?

   Андрей в раздумье смотрел на друзей.

   — Обещание вполне выполнимое. Но в Тишках все должны быть уверены в том, что ты будешь стараться для всех прихожан, посещающих церковь. Это первое. Второе, ну разве можно, друзья, так необдуманно решать серьезные вопросы? В первый же день ; пьянка и любовные дела. А когда возьмемся за район или область, а, возможно, и за всю страну, что тогда будете делать? Бурун, небось, дочерью губернатора или самого президента займется? Но там народ покруче будет и масштабы посолиднее. Как на вас надеяться? Мы ведь не брачную контору открываем! В нашем деле должна быть дисциплина и понимание того, что и как делаем. При этом мы всегда должны на несколько шагов опережать остальных. В этом залог нашего успеха. Всякий прокол наш будет на пользу нашим противникам. А они, поверьте, у нас появятся.
   
   Андрей говорил, а его карие глаза все больше теплели. Он понимал, что его друзьям трудно было сразу осознать значимость того дела, за которое они взялись. Но он верил в них. И пусть у двоих из них, Михаила и Александра, не было никакого образования, кроме среднего, но как помощники они были незаменимы. Андрей понимал и то, что в этом необычном деле они очень рисковали. С провалом дела на них ложилось бы такое пятно авантюристов, от которого в Мычаках долго нельзя было отмыться, особенно при устройстве на работу. Что касается его лично, то в случае неудачи он бы сильно подвел отца и поставил бы под сомнение его дальнейшее пребывание на должности начальника сельхозуправления Веселовской райгосадминистрации. Сыпачев не потерпел бы этого. Но Андрей понимал и то, что нынешнее время ; на стороне неординарных личностей, нельзя упускать открывшихся возможностей, когда можно делать все, что не прописано в законах.

    Теперь, главное, чтобы каждый член команды проникся ответственностью и сознанием своей необычной роли. Следовало очень много сделать, чтобы село стало самым богатым в районе.

   Думая так, Андрей смягчился и с теплом в голосе произнес:

   — Запомните, друзья, города берут не столько смелые, сколько умные.

   — Извини нас, Философ, за эту осечку, — с раскаянием произнес Василий. — Не знаю, как получилось. Сидели все рядом. Ну и… — Василий повернул лицо к Михаилу и добавил: — А Татьяна действительно хорошенькая.

   — В нашем деле хорошенькой может быть только прекрасно решенная задача, — ответил Андрей. ; Слишком много в этом деле поставлено на кон. В том числе, и деньги Буруна.

   — Заметано, Философ, ; понимающе ответил Василий. — В следующий раз подобного не повторится.

   — Другого ляпа нам не нужно, — окончательно смягчился Андрей. ; А теперь к делу: я попросил Свободу заехать с утра к сельскому голове и передать ему на оздоровление бутылочку водки и закуску. А вот о батюшке не подумал, что и он, как простой прихожанин, не устоит перед мирским испытанием. Но Буруна к нему не пошлем, — он усмехнулся. — В интересах дела мы для всех тишковцев должны стать совестью большей, чем Ленин был для коммунистической партии. Усекли? ; Он взял в руки газету «Мычаковская правда». — В сегодняшнем номере размещена статья под названием «Дыкало разоряет Тишки». Из нее люди узнают о том, как руководство тамошнего «ООО» во главе с Дыкало грабят тишковцев. После чего мы дадим тишковцам несколько дней для обсуждения статьи и создавшегося положения в селе и предпримем еще несколько важных организационных ходов.

                ГЛАВА 4

   Петр Никифорович Дыкало сидел за письменным столом в своем кабинете в конторе правления Тишковского «ООО», возмущенный статьей до такой степени, что его квадратное лицо стало багрово-красным. Он был несказанно зол на редакцию газеты. Упершись тяжелым взглядом в развернутую «Мычаковскую правду», лежавшую на столе, он то рычал, то мычал. За этой удручающей картиной молча наблюдали находившиеся в кабинете главный бухгалтер товарищества Зоя Сидоровна Чмокалина и моложавый первый заместитель председателя Валерий Семенович Слизнев.
   
   Зоя Сидоровна выглядела весьма чопорно. Она была одета в белую кофточку с манжетами, ее пшеничные волосы были взбиты в высокую прическу, а вокруг нее витал стойкий запах духов.
 
   У Слизнева было привлекательное лицо с правильными чертами, но он имел какой-то неопрятный, помятый вид, и от него исходил характерный запах самогонного перегара. Они вместе с Дыкало любили частенько проводить вечера за обильными возлияниями спиртного.

   Чмокалина и Слизнев были тоже с электролампового завода, на котором Дыкало работал раньше помощником заместителя директора по общим вопросам. Среди раздутого штата управленцев завода работа его была несложной — «старший, куда пошлют». Но, стараясь не упустить своего куша в период раздела государственного пирога, он упросил шефа, а тот директора, рекомендовать его председателем в Тишковское хозяйство, которое, будучи еще колхозом, было подшефным хозяйством завода. Директор не прочь был иметь под рукой сельхозпредприятие. По старой дружбе, как бывший шеф, он связался по телефону с председателем Веселовской райгосадминистрации Сыпачевым и порекомендовал ему «прекрасного руководителя» для подъема села, ссылаясь на то, что так уже было в тридцатых годах, когда рабочие заводов направлялись в село для проведения коллективизации крестьянских хозяйств.

   — Теперь они будут первыми борцами против колхозов, — убедительно говорил директор.

   Дыкало, оправдывая доверие директора электролампового завода, где изготавливали знаменитые «лампочки Ильича», ежемесячно появлялся в его кабинете и клал на стол конверт с деньгами. Так он отрабатывал свое назначение в «злачный тишковский Клондайк», именуемый «ООО», и одновременно готовил себе пути для отступления опять на завод, если вдруг придется с позором убегать из Тишков. Не забывал он и своего прямого шефа, заместителя директора, завозя тому прямо на дом мясо, сахар, крупы, подсолнечное масло — в общем, все то, что было в хозяйстве, ставшем личной вотчиной председателя Тишковского товарищества. Для того чтобы его не беспокоили из района различными проверками, он делал подношения деньгами и продуктами главе районной администрации, прокурору, начальнику милиции и начальнику налоговой инспекции. Благо, в хозяйстве хватало земли и рабочих рук, чтобы покрывать не только эти затраты, но и добывать значительную часть доходов, которые Дыкало делил со своими верными помощниками по воровству — бухгалтером и заместителем. Львиную долю прибыли, как и положено атаману воровской шайки, Дыкало присваивал себе, переводя отечественные деревянные гривны в доллары и исправно складывая зеленую валюту во вместительный сейф, который, как высокий животастый богатырь, стоял в кабинете за его спиной.

   В Тишках Дыкало был полный хозяин, никого и ничего не боялся. К тому же в его застольях нередко принимали участие глава района и руководители всесильных районных ведомств, закрывавших глаза на разорение Тишковского сельхозтоварищества. Им всем было хорошо, поэтому никого из них не волновало бедствующее положение тишковцев. Уверовав в свою безнаказанность, Дыкало, как феодал в средние века, правил в Тишках на свое усмотрение и по своему настроению.

   Внезапно появившаяся в «Мычаковской правде» хлесткая статья подрывала «авторитет» председателя и давала тишковцам основание поднять вопрос о положении дел в товариществе. Дыкало не мог допустить этого. С налитыми кровью глазами он набирал пухлой рукой, дрожавшей от неуемной злобы, телефонный номер редакции.

    — Я им, я им… — рычал он.

   Как только в трубке послышался голос, Дыкало сорвался на крик:

  — Вы что себе позволяете, уроды!? Я вас… я вас … сгною!

На другом конце связи, видимо, застыли от большого удивления.

    Дыкало, брызгая слюной, продолжал кричать, не удосужившись узнать, кто поднял трубку.

   — Ты, срань телячья! — в бешенстве извергал он. — Я найду на тебя управу!

   На другом конце провода положили трубку, что еще больше разозлило Дыкало.

   — Ах, так, мать твою! Узнаешь, кто такой Дыкало и как становиться ему поперек дороги! — не унимался председатель в своей вулканической злобе, настойчиво набирая номер редакции.

   Как только там снова сняли трубку, он взвизгнул криком:

   — Ты чего, срань мычаковская, трубку кладешь!?

   — Что вам нужно? — раздался раздраженный голос в трубке.

   — Ты зачем напечатал эту сраную статью?

   — Вы кто? — слышался недовольный мужской голос в трубке.

   — Узнаешь, урод!

   Трубку опять положили, что окончательно вывело Дыкало из себя.

   — Ах, ты, сучара! — ругался он, как зэк, нисколько не стесняясь присутствия женщины. — Я тебе сделаю «кто»! Еду к Сыпачеву, — поднимаясь из-за стола, кивнул он заместителю и дрожавшей от страха бухгалтерше. — Я им покажу, борзописцам! Буду давить, как тараканов!

   Дыкало, взбешенный, будто медведь гризли, сгреб ручищей со стола газету и хотел было разорвать ее в клочья, но передумал и выскочил с ней из кабинета.

   Меньше чем через час он с налитыми кровью глазами поспешно взбегал по ступенькам, ведущим в здание районной администрации. Ступенек было всего три, но, будучи крайне взбешенным, Дыкало зацепился ногой за одну из них и со всего размаха растянулся на бетонированном крыльце, уткнувшись лицом прямо в ноги выходившей из здания женщины. В руках у той была хозяйственная сумка, из которой виднелась стеклянная банка с тушенкой. Падая, Дыкало задел ее и, кроме всего прочего, получил банкой по носу, из которого тут же закапала кровь, а из глаз градом покатились слезы. Женщина в страхе отскочила к двери, причитая:

   — Господи, да что же это такое!

   Дыкало перевернулся на бок и с ненавистью посмотрел на нее, будто эта хрупкая женщина была виновата во всем, что случилось с ним сегодня. Его разбитое лицо и ободранное до крови колено отдавали болью, раздражая его еще сильнее. Рядом лежала оброненная газета.

   — Ходят тут всякие! — рявкнул он, стараясь опустить задравшуюся штанину, оголившую белую и полную ногу.

   Женщина, увидев разбитое лицо мужчины и не обращая внимания на его злые слова, кинулась к нему на помощь. Грузный Дыкало стал неловко подниматься, шумно втягивая в себя воздух, будто тяжело раненный бык.

   — Чего вылупилась, курица общипанная? — рыкнул он на обомлевшую женщину. — Хрен тебя носит с сумкой, что, будто кувалда бьет по рылу!

   Женщина в страхе отступила.  Дыкало поднялся и, как медведь в чащобе, рванул в проем двери. Но, зацепившись карманом пиджака за ручку двери, и думая, что это женщина удерживает его, в озлоблении дернулся. Послышался треск рвущейся ткани.

   — Мужчина, у вас кровь на лице! — сочувственно произнесла вслед женщина, — и газетку забыли.

   — Иди ты со своей газеткой! — ругнулся он, размазывая кровь по лицу.

    Дикало поднялся на второй этаж, но вспомнил о газете, которая была его основным козырем против ненавистной редакции. Он вернулся за ней, поднял, стал разглаживать на колене, оставляя на ней кровь с руки, которой вытирал кровь, бежащую с носа. После чего тяжело ступая, поднялся на второй этаж, где находился кабинет председателя райгосадминистрации.

   — Сыпачев у себя? — не спросил, а крикнул он удивленной секретарше, потрясая перед собой окровавленной и в край измятой газетой.
 
Секретарь, уже немолодая женщина, испуганно смотрела на его разбитое в кровь лицо и безобразно оборванный карман пиджака. Решив, что Дыкало избили, она поспешно произнесла:

   — Я сейчас вызову милицию, Петр Никифорович. Господи. Кто же это вас так?

   Она стала набирать номер милиции, но испуганно вздрогнула, ибо в приемной тут же раздался громовой крик:

   — Какая милиция! Ты чего, кошелка старая, лезешь не в свое дело!? Я спрашиваю, Эдуард Дмитриевич у себя!?

   — Эдуарда Дмитриевича нет, — растерянно ответила женщина. — Он в Киеве, — голос ее дрожал.

   — Нигде порядка нет! — заорал Дыкало, не зная, что ему теперь предпринять и куда бежать.

   — А у вас какой вопрос? — не зная, что сказать, пролепетала секретарша.       Дыкало озлобленно накинулся на нее с поднятыми кулаками.

   — Какое тебе дело! Лезешь, как заноза в одно место! Сидишь себе, и сиди! Много вас, умников, развелось в Мычаковке!

   На крик в приемную выскочил первый заместитель председателя райгосадминистрации Иван Степанович Маликов. Это был мужчина средних лет, невысокого роста, с аккуратно уложенными на пробор светлыми волосами. Его лицо было гладко выбрито, на нем почти не выделялись аккуратно подстриженные тонкие русые усы. Белая рубашка с короткими рукавами и светлые брюки стройнили его.

   Дыкало повернул в его сторону окровавленное и злое лицо. Было заметно, что внутри у него бушевали цунами вместе с необузданным торнадо.

Заместитель председателя так же, как минутой раньше секретарша, подумал, что Дыкало был избит и бросился к нему:

   — Что с вами, Петр Никифорович?

   Дыкало громко сопел и тыкал ему в руки измятую и окровавленную газету «Мычаковская правда».

   Маликов с опаской посторонился. «Подрался в редакции», — мелькнула у него мысль. Он уже успел прочитать сегодняшний номер районной газеты, из которой дважды в неделю узнавал о новостях района. Познакомился и с обширной

 статьей «Дыкало разоряет Тишки». Маликов был согласен с тем что было в статье, но, зная дружбу Дыкало с главой администрации, вслух об этом никогда бы не сказал, чтобы не навлечь на себя гнева Сыпачева, от которого зависел и сам. Статья была смелая и написана со знанием дела. «Но как бы то ни было, — думал он, — драться за нее с работниками редакции — верх непорядочности Дыкало». Маликов знал о взрывном и неуравновешенном характере Дыкало, который не раз избивал тишковских крестьян, поэтому такое поведение этого борова не было для него большой неожиданностью.

   Дыкало, увидев перед собой удивленного первого заместителя, поостыл и стал мять газету в огромных ручищах. Он сознавал, что сейчас не у себя в Тишках, а интеллигентный Маликов все же был при власти и мог сыграть с ним при случае злую шутку. Постулат властвования и подчинения Дыкало хорошо усвоил на заводе и оттого всегда стремился подчеркнуть свое уважение к начальству, особенно в его присутствии, но ко всем, кто был по служебному рангу ниже его, относился с презрением.

   — Да вот, — крайне недовольно произнес он, поднимая на уровень своего взятого бурыми пятнами лица газету с каплями бурой крови на ней.

   — Читал, читал, — со скрываемым удивлением произнес Маликов, не решаясь спросить о причине разбитого в кровь лица: — Пройдемте в кабинет, Петр Никифорович.

   Перед тем как увести Дыкало, он поинтересовался у секретарши:

   — Эдуард Дмитриевич из Киева не звонил?

   Пожилая секретарь, находясь в расстроенных чувствах, не в силах была произнести ни слова, лишь отрицательно покачала головой.

   Маликов не стал ее успокаивать, но с видимым сожалением произнес:

   — Если позвонит, сразу пригласите меня. Есть срочный вопрос, а Сыпачев будет в Киеве не меньше недели. Пойдемте, — миролюбиво сказал он разъяренному словно испанский бык Дыкало.

   В кабинете Дыкало положил на стол измятую газету.

   — Что вы на это скажете? — спросил он таким тоном, будто Маликов был виновен в появлении статьи.

   Зампред пожал плечами, произнося:
   
  — Мы такого задания редакции не давали.

   — А кто давал?! — повысил голос Дыкало. — Кто выставил меня на посмешище пред всем районом?! Если Эдуарда Дмитриевича нет, так Дыкало можно унижать!? На таких руководителях, как Дыкало, район держится!

   — Вы в редакцию обращались? — сдержанно спросил Маликов. — Если вас избили там, то это пахнет для работников редакции уголовным делом.

   — Там одни уроды! — вскипел Дыкало.

   Дыкало был ставленником Сыпачева. Таких варяг, пригретых Сыпачевым, в районе было несколько. Они властвовали в селах, как в своих вотчинах, стремясь получить за короткий промежуток времени как можно больше прибыли. Поэтому, пренебрегая всеми правилами севооборота сельскохозяйственных культур, по три года подряд могли сеять на одних и тех же полях выгодный подсолнечник, выжимая из земли и крестьян последние соки. Эти варяги сдавали скот на мясокомбинат по самым низким ценам, получая миллионы теневых денег, и таким же преступным методом уничтожали в хозяйствах поголовье коров, свиней, овец, кур и гусей, ссылаясь на то, что хозяйствам требовались деньги.

   — Так что сказали в редакции? — повторил Маликов.

   — Ни хрена не сказали! — вспылил Дыкало. — Даже разговаривать по телефону не стали.

   — А с кем вы разговаривали? — допытывался Маликов.

   — А хрен его знает! — махнул рукой Дыкало.

   — Так не бывает, — удивился Маликов. — Редакция ; это орган районного совета и администрации, который отвечает за свои материалы.

   — Вот и спроси с них! — багровея от злобы, уставился на него Дыкало. — Как помощь, какая нужна, так вы все к Дыкало, а как поддержать меня, то не тут-то было.

   Маликов, не зная, как сгладить конфликтную ситуацию, сдержанно произнес:

   — Сейчас приглашу начальника управления сельского хозяйства Закруткина. Он отвечает за село. ; Ему не хотелось оставаться один на один с грубым и невоспитанным варягом.

   — Причем тут Закруткин!? — взорвался Дыкало. — Редактору ж… бить надо. С его дозволения статья вышла.

   Маликову, хоть и не хотелось, но пришлось набрать номер телефона редактора газеты. При этом он с опаской поглядывал на Дыкало, пытаясь понять, как, где и при каких обстоятельствах он был избит.

   — Федор Петрович, — произнес он в трубку, — вам звонил или был у вас в редакции председатель Тишковского товарищества Петр Никифорович Дыкало? ; Маликов заметил, как Дыкало напрягся. — Нет? Тогда где ему лицо разбили? Он весь в крови сидит у меня в кабинете.

   Маликов видел, как Дыкало неодобрительно отреагировал на его слова, заерзал на стуле и произнес невнятные ругательства в адрес редактора.

   — Федор Петрович, — продолжал Маликов, — но статья-то появилась! Я понимаю, что это критический материал. У нас в районе все критическое и не только в сельском хозяйстве… Я понимаю, что с чего-то надо начинать, но, почему начали именно с Тишков? Разве других товариществ мало?

   Он замолчал, слушая редактора. Лицо его краснело. Затем зампред не выдержал и опять заговорил:

   — Причем здесь то, что он развалил село! Оно и без него давно развалено! Вы что, в Америке живете и не видите, что в стране делается? Я понимаю, что в Тишках тоже люди живут, но ваше извинение в следующем номере должно быть!.. Как это не будете извиняться!? — Маликов покраснел, злясь на всех, в том числе и на себя за то, что вмешался в это дело, но продолжал говорить: — Не думайте, что один вы, Федор Петрович, отвечаете за газету. Вместе с коллективом газеты отвечают за нее и другие учредители, коими являются районный совет и районная государственная администрация. Поэтому, если появится такая необходимость, то мы можем поставить вопрос о редакторе и, как понимаете, наших голосов будет больше, чем один от вас, то есть от вашего коллектива… Я сказал все!.. Думаю и Василий Дмитриевич, как приедет из Киева, меня поддержит! Не будете извиняться? Как это он к вам не приходил? Тогда кто его избил? Как это вас не интересует!? Это вопиющий факт! Посадим лично вас, Федор Петрович! До нас уже доходят слухи, ; говорил он явную ложь, ; что вы занимаетесь рукоприкладством!.. Как не били?! А кто тогда?!.. Что значит, его давно нужно побить!? Так вы теперь всех, кого критикуете, избивать станете?!.. Как это, зачем он вам сдался?!… Ты мне, Федор Петрович, зубы не заговаривай! — перешел Маликов на «ты». Он все более распалялся, поглядывая на Дыкало.

   — Что он там выступает?! — поднялся с места Дыкало. — Я сейчас пойду и точно размочалю его наглое рыло!

   Воспитательный разговор Маликова с редактором газеты продолжался долго. Но редактор стоял на своем и доказывал, что в статье все написано правильно. Он, дескать, сам сверял утром цифры, приведенные в статье, с данными райгосадминистрации. Так что ни о каком опровержении не может быть и речи. Редактор стойко утверждал, что в редакции Дыкало никто не бил, так как его сегодня там не было, хотя давно пора было бы набить ему морду, чтобы вел себя как следует. А то, видишь ли, удельный князь нашелся, думает, что купил взятками весь район.

   Устав убеждать несговорчивого редактора, Маликов в сердцах чуть не бросил трубку.

   — Я вижу, Федор Петрович, что вы по-хорошему не понимаете, — он помедлил, сознавая, что поступает в корне неправильно, защищая жирного борова, который недовольно и громко сопел напротив. — Тогда ожидаю вас, Федор Петрович, в своем кабинете, раз вы не понимаете сложности положения.
Он, сожалея о сказанном, нажал на рычаг телефона, недовольно произнеся уже в сторону Дыкало:

   — Сейчас Закруткина приглашу.

   Закруткин, высокий и статный шатен лет сорока пяти от роду, с прядью темно каштановых волос, свисавших на высокий загорелый лоб, зашел в кабинет Маликова. Константин Сергеевич знал: если Маликов приглашает, значит, нужен для серьезного разговора. Он и сам нередко приглашал Маликова к себе в кабинет.

   Войдя, он поздоровался кивком головы с Дыкало, которого недолюбливал за вздорный характер и безграмотное своеволие в управлении товариществом. Он не раз говорил главе администрации о том, что Дыкало давно пора гнать не только из Тишков, но и из района, пока тот не разорил Тишки окончательно. На что Сыпачев со всей серьезностью отвечал:

   — Теперь не только в Тишках или в районе, но и во всей стране такая вакханалия идет, что разваливать скоро уже будет нечего, ибо от прежних достижений ничего не осталось. Кругом одни беспорядки, что на полях, что на фермах, что на заводах.

   Константин Сергеевич, занятый с раннего утра и до поздней ночи проблемами обнищавшего села, почти не читал «Мычаковскую правду», считая это напрасной тратой времени и называя газету «главной брехухой района», в которой то и дело появлялись ляпсусы или хвалебные статьи в адрес Сыпачева. Недавно Маликов со смехом показал ему очередной номер районки, в которой на первой странице большими буквами было написано «ВПЕРЕДИ ТЮТЬКА!» Оказывается, это была фамилия одного из механизаторов района. Смех, да и только!

   По какому вопросу теперь пригласил его Маликов, Константин Сергеевич не знал. Садиться в кресло не стал, дел было много. Так и остался стоять посреди кабинета, ожидая разъяснений коллеги и неодобрительно поглядывая на разбитое лицо Дыкало. Где-то внутри он даже испытывал некое удовлетворение от того, что все же нашлись в районе такие силы, которые съездили по лицу этому борову и пьянице, за которого ему было стыдно перед тишковскими селянами.

   — Тут такое дело, Константин Сергеевич, — начал Маликов. — Статья вышла в газете о председателе Тишковского товарищества. ; Он повернул голову в сторону Дыкало, который развалился в кресле.

   — Ну и что? — не ведая, о чем идет речь, неприязненно произнес Закруткин.
— Как это что?! — прорычал Дыкало. — Там такое написано, что и в тюрьму не примут.

   — А ты уже туда собрался? — пошутил Закруткин, окидывая Дыкало пренебрежительным взглядом. — Кто это тебе мордяку начистил?

   Маликов, скрывая усмешку, опустил голову: ему нравилась резкая реакция Закруткина, с которым он дружил с давних пор.

   — Вы что тут, сговорились? — взорвался Дыкало.

   — Никак этот бессовестный пьянчуга бодаться собирается? — неодобрительно произнес Закруткин, взглянув на Маликова. — Иван, ты за этим меня вызывал? Пусть идет в редакцию и там разбирается, а мне ерундой некогда заниматься. И тебе не советую.

   — Останься, — просительно произнес Маликов. — Я редактора уже вызвал.

  Закруткин тяжело вздохнул, пойдя на уступки другу, и нехотя уселся в стороне от Дыкало.

   — Статью я не читал, — произнес он, — но что положение в Тишках сложное, это ни для кого не секрет. Развалил Дыкало бывший передовой колхоз «Победа коммунизма».

   Он осуждающе посмотрел на Дыкало.

   Маликов испытывал угрызения совести от того, что незаслуженно накричал на редактора, почувствовал еще большую неприязнь к Дыкало после слов друга, который не искал компромиссов с ворами, орудовавшими в районе, прикрываясь высокими должностями. Но ему никак не хотелось получить взбучку от Сыпачева за то, что не оказал помощь его «кормушке» и собутыльнику. «А может, его действительно побили в редакции?» — подумал он, чувствуя, что еще немного и рассмеется от нелепого вида этого вздорного человека.


                * * *

   А в Тишках в это время светило солнце, и радисты, надеясь на премиальные, успешно тянули провода к сельскому клубу. Александр, выполняя задание Андрея, поехал с утра на почту, где передал сельской почтальонше увесистую сумку с газетами и двадцать гривен за работу с просьбой разнести «Мычаковскую правду» по всему селу. Та, взяв деньги, с радостью согласилась. Это было для нее неожиданным счастьем, так как на почте уже несколько месяцев не выплачивали зарплату, составлявшую в пересчете на валюту всего пятнадцать долларов в месяц, как где-нибудь в далекой Африке в Буркина-Фасо. На эту двадцатку можно было купить в Мычаках на месяц хлеба и крупы. Женщина, отвернувшись от Силина, тайком поцеловала двадцатку, как благодать господнюю, а затем стала благодарить благодетеля — ведь в селе никто и никому ничего не мог дать, так как ни у кого ничего не было.

   После этого Силин наведался к сельскому голове, который одиноко сидел в сельском совете, не зная, чем заняться. У него болела голова после вчерашнего, поэтому он с еще большей радостью, нежели почтальонша, принял переданную Закруткиным бутылку водки и закуску в виде хлеба, колбасы, сыра и консервов.

   — И вы пригубите со мной! — попросил голова Силина, разливая водку в стаканы на рабочем столе.
— Это вам Андрей Константинович Закруткин передал, — поднимая стакан, сказал с видимым удовольствием Александр Силин, но пить не стал. Он помнил наказ Философа.

   Авдоткин, сделав большой глоток из наполненного до краев стакана и чуть не поперхнулся.

   — Какой Закруткин? Не знаю такого, и вас первый раз в селе вижу! — выпалил он. Председателя охватил животный страх от сознания того, что ему могут пришить взятку.

   Силин уставился на сельского голову, усиленно соображая, в чем был его промах.

   Сельский голова вытер рукавом пиджака губы и стал подозрительно смотреть на опасного посетителя, отставившего от себя стакан. Потом залепетал:

   — Не знаю никакого Закруткина! Забирай, что принес! Я тебя не знаю, а ты меня не знаешь. Вот вляпался, дурень старый! — сокрушался он, не решаясь притронуться к румяной сосиске, которая манила видосм своим румяным и аппетитнейшим запахом.

   Силин всем своим существом ощущал, как отчего-то начало рушиться все то, что так удачно выстроили вчера его друзья. Он понял, что дело в фамилии Закруткина, которую Авдоткин, очевидно, ассоциировал с начальником районного сельхозуправления.

   — Макар Стефанович, вы не волнуйтесь, — виновато улыбнулся он. — Закруткин - это советник спонсора Михаила Ивановича Козюлина.

   — Какой такой советник? — не мог сразу сообразить расстроенный Авдоткин, но внутренне почувствовал, что беда проносится мимо него.

   — Вы его не знаете, а он вас знает и уважает, — сказал Силин и увидел, как в испуге остановились глаза Авдоткина.

   — Откуда он меня знает? Почему я его не знаю? Если вчера его не было в Тишках, как он может меня знать? — говорил Авдоткин. — Не буду больше пить! Забирай все и иди с кабинета!

   Силин окончательно упал духом: вот и выполнил поручение Философа! Так надеялся, что получит в Тишках хорошую работу и станет помощником матери и отцу. Александр готов был встать на колени перед встревоженным сельским головой и просить его не бояться Андрея Закруткина.

   Авдоткин пристально глядел на него, потом спросил:

    - А ты кто такой? Почему не знаю?

   — Я того не знаю, почему вы не знаете, — промямлил Силин.

    — Во, попал! — все больше сокрушался Авдоткин. — Пью неизвестно с кем! Что ты делаешь в Тишках? — наступал он на Силина.

   — Я того… — не знал, что придумать, Александр.

   — Кого!.. — оборвал его на полуслове сельский голова. — Знаю вас, молодых и ранних и шустрых. Сейчас е вызываю милицию!

   Силин окончательно упал духом. Ему хотелось бежать, но в селе оставались монтеры, и почтальон разносила газеты. Налицо был его прокол.

   — Мы радиоузел делаем, — выпалил он сельскому голове.

   Авдоткин уставился на парня, глаза его потеплели и он облегченно выдохнул:

   — Фу-у-х! Чего сразу не сказал, что ты представитель спонсора, с которым мы вчера подарки развозили? Чудесный парень, хоть и молодой. Богатый, видно. Хорошо, что у него еще и советник есть. ; Авдоткин глубоко вдохнул в себя освежающий воздух и, успокаиваясь, произнес: ; Конечно, был разговор за радиоузел. Ты скажи, какой спонсор! Вчера только переговорили, а сегодня уже радиоузел делают. Так и газопровод по селу проведут. Это будет чудо! А как тебя кличут, парень?

   — Свобода я.

   Авдоткин даже окаменел от такого заявления.

   — Какая такая «свобода»?

   Силин растерялся окончательно.

   — Кличка у меня такая, — сказал он, усиленно моргая длинными ресницами.

   — Клички у собак бывают, — заметил Авдоткин. — В тюрьме сидел? — насторожился он.

   — Нет, с детства так зовут.

   — Хее, — усмехнулся голова. ; Свобода — дело хорошее, только этой свободой умело пользоваться нужно. Вон, кругом столько свободы стало, что ни одной фермы в селе не осталось. А был целый комплекс на тысячу голов. Ну, да ладно, теперь за все не уболеешь, раз наверху никому ничего не надо. А батюшке нашему советник ничего не передавал? У того, небось, тоже головка болит? Может, наведаемся и полечим отца Владимира, Свобода. Х-у-ух! — с силой выдохнул сельский голова, освобождая легкие от остатков спиртных паров. ; Так как все же зовут?

   — Кого?

   — Тебя, парень, тебя! Нравишься ты мне! — повеселел Авдоткин.

   — Сашка я.

   — Значит Александр, — расшифровал имя посланца щедрого спонсора сельский голова, вспоминая вчерашнее обещание выделить для радиоузла помещение в клубе.

   — Нам бы того… помещеньице, — будто прочитал его мысли Силин, так и не пригубив из своего стакана и помня о наставлении друга, доверившего ему это щекотливое задание.

   — За этим дело не станет, — ответил Авдоткин, будучи уже в прекрасном настроении. — Хороший человек спонсор, даром, что молодой. В киноаппаратной в клубе будет радиоузел. Только вот вопрос: кто будет работать там и кто станет платить за работу? В сельском совете теперь нет денег даже на веник.

   — За это не беспокойтесь, — уверенно ответил Силин, радуясь тому, что все сложилось так хорошо. Теперь он был готов в интересах дела посетить с захмелевшим сельским головой и местного священника, хотя Философ ему такого задания не давал.

                * * *

   Вечером того же дня Андрей, находясь дома, вместе с матерью Валентиной Павловной внимательно слушал рассказ отца о событиях, связанных с известной статьей в районной газете.

   — И этот наглец, Дыкало, — говорил отец, ; сразу вцепился в редактора, как только тот появился в кабинете первого зама. Если бы не мы с Маликовым, он точно задушил бы его. Со стороны это выглядело, по меньшей мере, странно. Крупный, разъяренный мужлан с испачканным кровью лицом на наших глазах стал душить растерявшегося и опешившего редактора, который чуть ли не вдвое меньше его. Я сначала думал, что засохшая кровь на лице тишковского разбойника была результатом их предыдущей стычки, но, увидев, как Дыкало с разгону скрутил редактора, отказался от такой мысли. Не мог редактор побить Дыкало, которого мы еле оттянули от него.

   — А почему Дыкало до сих пор не сняли с должности председателя? — задал прямой вопрос сын.

   Отец невесело усмехнулся и посмотрел на сына.

    — Все не так просто, сынок. Я не раз говорил Сыпачеву о непорядочности Дыкало, но тот свои интересы в этом деле блюдет, так как Тишки являются для него хорошей кормушкой. Он ежегодно имеет от Дыкало не менее пары сотен тысяч долларов. Потому они и дружат, если можно так назвать систематические встречи за бутылкой водки.

   — И чем же закончилось выяснение отношений Дыкало с редактором? — в свою очередь спросила Валентина Павловна.

   — Разнять-то мы их разняли, а вот примирить не смогли, — со скорбной улыбкой сообщил Константин Сергеевич. — Дыкало разорвал на редакторе рубашку, разбил ему очки. Был разъярен, что зверь. Если бы не мы, то разорвал бы и самого редактора. Когда мы оттянули его от полуживого редактора, пообещал снятия его с должности по приезду из Киева Сыпачева. Сам же Дыкало по образованию товаровед, окончил торговый техникум. Я был против такой сомнительной кандидатуры на должность председателя сельхозтоварищества. Но Сыпачев настоял, ссылаясь на то, что электроламповый завод богатый, помогать товариществу будет. Чего, к сожалению, не произошло.
Константин Сергеевич посмотрел на жену и сына, внимательно слушающих его рассказ, даже не догадываясь, какую ценную информацию он предоставляет сыну, раскрывая закулисные тайны взаимоотношений Дыкало и Сыпачева.

    — Если скандал разгорится сильнее, — продолжал отец, ; то Сыпачев обязательно встанет на сторону Дыкало. Несмотря на то, что Сыпачев хорошо знает о положении дел в Тишках, Дыкало нужен ему, чтобы восполнять собственные потребности и в область возить подарки и деньги. Такие теперь порядки в стране. Сам глава областной администрации Шишкин, насколько я знаю, взяток не берет, порядочный и культурный человек, а вот его замы… — Константин Сергеевич осуждающе покачал головой. — Особенно Шевцов... Есть там такой взяточник, на котором пробы уже негде ставить.

   — Как же это получается? — с удивлением спросил сын. — Все знают о таком преступном положении дел в товариществе и райадминистрации, и никто ничего не предпринимает?

   — Это трудно сделать, как и разъединить преступный тандем, — с сожалением произнес Константин Сергеевич. — Понятное дело, что вопрос дачи взяток трудно доказать, но материалов по преступной деятельности Дыкало для прокуратуры хоть отбавляй. А прокурор в этом деле заодно с Сыпачевым и Дыкало! Люди знают это и боятся поднимать этот вопрос. Не все смелые, сынок, — с горечью улыбнулся отец. — И это не только сейчас так происходит. Всегда так было. Разговоры о делах на государственном и местном уровнях редко выходят за пределы кулуарных и кухонных общений. Действует извечный закон самосохранения. Я тоже не хочу быть одиноким смельчаком, зная, что такое бессовестное и преступное ограбление народа ведется по всей стране. Мне тебя еще нужно на ноги поставить. Молодым-то трудно в этой жизни пробиваться. Да и сам я еще не старый, чтобы оказаться не у дел. Как начальник райсельхозуправления, свою задачу я вижу не в том, чтобы ввязываться в бесполезное противоборство с Сыпачевым и иже с ними, а помогать, насколько могу, селянам района выжить в это трудное время. В противостоянии с системой я точно проиграю, тогда селяне вообще останутся один на один со своими проблемами. В стране-то нет ни справедливых законов, ни конкретной помощи со стороны государства. Вместо дела одни разговоры да бесконечные баталии за власть.

   — А когда вернется Сыпачев? — поинтересовался Андрей, строя свои дальнейшие планы.

   — Дней через пять-шесть, — ответил отец. — А когда ты, сынок, понесешь документы в прокуратуру? — в свою очередь поинтересовался он. — Я уже переговорил с прокурором. Он готов принять тебя своим помощником.

   Мать выжидающе посмотрела на любимого сына, от всей души одобряя предложение отца.

   — Папа, у меня же еще есть время подумать об этом? — спросил сын. — Я хотел бы сам решить этот вопрос.

   Отец же стоял на своем:
   — Я уже переговорил в областной прокуратуре с заместителем прокурора. Он дал добро нашей прокуратуре. Ты у нас один сын, и твое счастье — это наша с мамой радость.

   Константин Сергеевич посмотрел на жену, на красивом лице которой проявилось полное согласие с ним. Сын не стал разочаровывать любящих родителей, но улыбнулся, подумав о том, что для полноценной деятельности ему будет мало места не только в районной, но и областной прокуратуре, которая ныне полностью подчинена проходимцам-политикам и большому бизнесу.

                ГЛАВА 5

   За истекшие четыре дня после выхода в свет «Мычаковской правды» село Тишки, забитое нуждой и произволом, словно переродилось. В день получения газеты, которую почтальон доставила в каждый двор, тишковцы, поглядывая по сторонам, тихо обсуждали статью. На второй день стали делиться своими мыслями с соседями, предварительно осторожно наведя справки об их отношении к тому, что написано в газете. Определив точки соприкосновения, они более оживленно и смело принимались осуждать Дыкало и его окружение, наживающееся на их труде. На третий день уже почти все тишковцы только и делали, что оживленно обсуждали статью с односельчанами. Возбужденные и недовольные, они собирались у расклеенных на столбах объявлений, тайно написанных на своем собрании учителями школы, гласящих о том, что Дыкало после сбора урожая опять прикарманит кровные деньги товарищества. Осмелев, люди выказывали все, что было на душе, и разносили молву о посещении села добрым и богатым спонсором с какого-то Ямала.

   За двадцать пять лет перехода к рыночным отношениям люди разуверились в справедливости и поняли, что вообще никому не нужны. Теперь достаточно было малейшего сочувствия к ним или намека на то, что кто-то изменит их жизнь к лучшему, как они дружно принимали сторону обещающего. К сожалению, этим часто пользовались авантюристы со стажем, каких много было и в Верховной Раде. Поэтому тишковцы с таким воодушевлением приняли известие о щедром спонсоре. Особенно порадовало их сообщение о том, что в селе вскоре может появиться газ и вода. А для этого нужно было лишь одно: снять с должности председателя товарищества Дыкало и на его место поставить этого спонсора. Особенно ратовали за спонсора учителя во главе с директором школы ; люди авторитетные.

   Директор убедительно рассказывал односельчанам об обещании спонсора помочь краской для ремонта школы.

   — А это, товарищи, очень большая помощь! — восторженно восклицал он, выступая на одном из очередных «митингов», происходящих перед школой. — И поэтому надо срочно делать перевыборы в «ООО», пока спонсор не передумал!

   Имя спонсора постепенно обрастало легендой, чему немало способствовали также заведующая ФАПом и церковный священник. В школе люди рассматривали новенькие глобусы, в ФАПе ; одноразовые шприцы, и тут же слагали легенды, якобы сами видели, как фельдшерица сделала укол спонсорским шприцом чуть ли не умирающему человеку, и тот сразу выздоровел.

   Народ толпился и возле церкви: Татьяна дарила каждому по свечечке, изготовленной из подаренного спонсором воска, и просила поставить их у иконы Николая чудотворца. Она рассказывала, что спонсор лично обещал проложить дорожку от сельсовета до самой церкви.

   Худенький и тщедушный отец Владимир, проводя службу в храме, глаголил с амвона о газификации Тишков и о водопроводе, которые, как забота Господняя, снизойдут на Тишки.

   — Благо Господнее, — речитативом вещал он, ; ниспослано нам как доказательство того, что Всевышний не обошел наше село своей милостью и лаской Божьей! Господь хочет, чтобы мы жили, как в раю! — подняв вдохновенное лицо к потолку церкви, говорил он.

   Много народу было и у сельсовета, где Авдоткин, сняв пиджак, рассказывал посетителям не только о газопроводе и водопроводе, но и о бане, которая может появиться в Тишках уже в этом году.

   — Это большие перемены для села, — с подъемом говорил он. — Кроме того, по моей личной просьбе спонсор обещал отремонтировать детский садик, который скоро опять начнет работать. Радио будет греметь на все село. Смотрите, сколько громкоговорителей уже развешено! Нельзя позволить, чтобы спонсор ушел из села. Я его, люди, с таким трудом нашел! — убеждал Авдоткин селян.

   — А чего нам делать, чтобы спонсора заманить в Тишки? — интересовался народ у Авдоткина.

   — Сделать его председателем «ООО»! — восклицал Авдоткин, в пылу речей забыв о страхе перед свирепым Дыкало.

   Стремясь отчитаться перед Сыпачевым за развернутую в селе работу по переизбранию председателя «ООО», голова позвонил в Веселовскую райгосадминистрацию, но там ответили, что Эдуард Дмитриевич в важной командировке. В администрации не знали, что Сыпачев поехал в Киев, чтобы в самом центре столицы приобрести квартиру для дочери: такая у него была важная многодневная командировка за государственный счет.

   На всех этих собраниях присутствовал курчавый черноволосый Александр Силин. По указанию Андрея Закруткина он записывал выступления тишковцев на диктофон. Люди, осмелев, говорили в диктофон все негативное, что думали о Дыкало и его правлении в умирающем «ООО».

   К обеду четвертого дня жители Тишков созрели для революции, в которой каждый, как во всякой настоящей революции, имел свой интерес.

   Дыкало ни сном, ни духом не ведал о событиях, происходивших в Тишках, поскольку все это время находился в запое.

   Бухгалтер «ООО» Зоя Сидоровна Чмокалина, озабоченная нехваткой денег для строительства собственного особняка в городе, понурив голову, шла на обед к огромному коттеджу, выстроенному для нее за счет товарищества. Красавец-дом находился между «дворцами» Дыкало и Слизнева. Семьи руководителей товарищества жили в таких же особняках в городе, а сами руководители по долгу службы вынуждены были время от времени обретаться в Тишках, для чего, и выстроены были эти царские хоромы ; отдельно для каждого.

   Проходя мимо сельсовета, озабоченная Чмокалина услышала голоса, подняла голову и увидела скопление людей, среди которых узнала Авдоткина. Он был в одной рубашке, что само по себе уже было необычно. Не санкционированное Петром Никифоровичем собрание очень удивило ее. Да еще в обычный рабочий день.

   Авдоткин размахивал руками и показывал, где будет проходить газопровод, а где ляжет тротуар.

   «За какие такие шиши он думает тянуть этот газопровод и строить тротуар? — удивилась Зоя Сидоровна. - Тут на строительство собственного дома в товариществе денег нет, а он каким-то несбыточным газом людям мозги пудрит».

   — Макар Стефанович, в каком это десятилетии вы думаете, газ по селу тянуть? — громко спросила она, и ее губы растянулись в ироничной усмешке.

   — Воровать меньше надо было! — тут же послышались голоса из толпы. — Уже давно был бы газ.

   — Себе хоромы строите, а о людях никакой заботы! — раздался еще один крайне недовольный голос.

   — Вот соберемся на собрание и переизберем всех вас к такой матери! Тогда узнаете, как оно живется без копейки в кармане!

   — Не боись, у них теперь с Дыкало на весь век хватит. Наворовались!
  Голоса были неприветливые и злые. Такого Чмокалина не ожидала от покорных, как крепостных, тишковцев. Она даже опешила от того, что услышала. Хотела сказать, что не им судить. Но толпа, повернувшись к ней, угрожающе загудела и стала подступать ближе. Ненависть, что исходила от людей, испугала ее.

   Не испытывая судьбы, Зоя Сидоровна кинулась опять в контору, в которую только что ввалились хорошо подвыпившие Дыкало и Слизнев. Задыхаясь от бега и волнения, она выпалила:
   — Народ бунтует!

Дыкало обвел ее тяжелым взглядом.

   — Авдоткин всех подбивает! — тараторила она. — Надо звонить в район! Как бы чего не вышло, Петр Никифорович!

   — Да я этого сморчка с тырсой смешаю! — прохрипел Дыкало.

   — А если и вправду собрание соберут и переизберут? — упавшим голосом произнесла бухгалтерша. В ее глазах был страх.

   — Как это переизберут? — с недоумением уставился на нее Дыкало. — Без районного начальства никто ничего не сделает.

   Остановившись в фойе конторы, он задумался, склонив голову на сторону, как бык. При этом видимая часть его лица багровела от охватывающей его злости. Выругавшись, он поспешил в свой кабинет, чтобы звонить в Мычаки.

                * * *

   В это время в Мычаках в доме Закруткиных четыре друга сидели в комнате Андрея и слушали запись выступлений и высказываний тишковцев, сделанную Силиным. Когда диктофон смолк, Андрей обвел друзей победным взглядом.

   — Ну вот, друзья, и свершилась та революция, о которой мы мечтали. Теперь вступает в силу наш радиоузел. Свобода начнет вести передачи, не позволяя людям остынуть от нахлынувших на них эмоций. Ему будет помогать Быстрый.

  — А что в администрации скажут о моем вмешательстве в дела тишковцев? ; спросил Хмель у друга. — Выгонит меня Сыпачев с работы.

   — А ты что, собираешься и дальше там работать? — улыбнулся Андрей. — По-моему, тебе уже обеспечено место заместителя председателя Тишковского товарищества, как и Свободе. Бурун должен не позднее чем послезавтра, до приезда Сыпачева из столицы, обязательно быть избран председателем товарищества, а мы решением общего собрания должны быть назначены его заместителями. Не то по приезду из Киева Сыпачев, используя свое положение, переиграет нас. Имея в руках реальную власть, он пообещает тишковцам больше, чем мы гарантируем, и люди, как водится, отвернутся от нас, забыв и о глобусах, и о чистилках, и о разовых шприцах. Помните, мнение толпы переменчивое. Для работы с ней нужен напор и уверенность в деле, чтобы зажечь. Иначе люди быстро теряют интерес. Поэтому послезавтра проводим отчетно-выборное собрание Тишковского товарищества. ; Он взял со стола лист бумаги с повесткой дня собрания. — Начало собрания в десять часов утра. Перед собранием для привлечения большего числа сторонников мы должны выплатить из денег Буруна часть задолженности по зарплате тишковцам. Кроме того, там же, в фойе, выплатим долг работникам детского сада и при всех пригласим их опять на работу в детсад, который обязательно нужно открыть в этом месяце. Я даже прекрасное помещение для него присмотрел ; коттедж Слизнева. Там детям будет лучше, чем в старом здании, которое переделаем в сельский «Дом быта» с баней. Завтра же направим туда несколько человек для ремонта кровли. Это второе. Третье. Сегодня по радио передадим объявление об отчетно-выборном собрании с обязательным приглашением председателя товарищества Дыкало. Затем сообщаем о том, чтобы желающие подключиться к газификации и водопроводу начали сдавать заявления в сельский совет на имя Козюлина Михаила Ивановича.

  -А за что будем строить газопровод и водопровод? — удивился Хмель. — Денег Буруна на все не хватит.


   — Как только выиграем выборы и узаконим подписи Буруна и мою, в банке сразу возьмем кредит, из которого вернем затраты Буруну и выплатим зарплаты людям, предложив им сразу же внести деньги на строительство газопровода и водопровода. Таким образом, убьем сразу несколько зайцев: возвратим долг тишковцам, чем окончательно склоним их на свою сторону, и полным ходом начнем строить газопровод и водопровод. Я узнал, что проекты на их строительство имеются в управлении сельского хозяйства. Они, правда, несколько устарели, но мы в процессе строительства их подправим. О своей зарплате не беспокойтесь, господин председатель, — Андрей улыбнулся Михаилу, который с большим вниманием слушал его, кивая головой, когда речь заходила о возвращении ему затрат. — Не беспокойтесь и вы, господа заместители председателя Тишковского товарищества, — он посмотрел на Быстрого и Свободу. — Вас тоже узаконят на собрании с определением ставки заработной платы.


   — А мы… это… — с заминкой произнес Козюлин, — когда начнем строить тротуар к церкви?


   Все заулыбались.
— Сразу, Бурун, как станешь председателем, — серьезно ответил Андрей. — Мы никого обманывать не станем. В этом будет наша сила, друзья! Вперед, на Тишки! Помните, что перед нами противник серьезный, но неповоротливый. Он будет действовать по устоявшимся правилам, а мы так, как никто не действовал до нас. Главное, настроить людей на отчетно-выборное собрание и выиграть выборы до появления Сыпачева в районе. Быстрый и Свобода сейчас же отправятся в Тишки и озвучат по радио сообщение о собрании. Вот вам повестка дня, — он протянул Хмелю лист бумаги. ; Ее нужно обязательно озвучиватьть несколько раз в течение сегодняшнего и завтрашнего дня. Иначе собрание по суду могут признать недействительным. Затем передайте по радио запись с диктофона о негодовании тишковцев руководством товарищества. Это сплотит людей и избавит их от страха перед Дыкало и районной властью. Они будут думать, что районная власть тоже за переизбрание председателя и правления товарищества. Судя по выступлению Авдоткина перед односельчанами, на это надеется и сам сельский голова. Кроме того, сегодня по почте вручите Дыкало письмо-приглашение на собрание, чтобы он не опротестовал его решение через суд. Официально пригласим на собрание и Авдоткина. Я поинтересовался уставом Тишковского товарищества и выяснил, что для проведения собрания достаточно согласия половины членов товарищества. Решение по переизбранию руководства будет считаться принятым, если на собрании за него проголосует две трети членов товарищества. Думаю, нужное количество голосов мы наберем.


   Андрей говорил спокойным голосом, вселяя в друзей уверенность в положительном исходе задуманного дела.




ГЛАВА 6



   Передачи по радио, организованные Силиным и Хмелем, разносились по всему селу.


   Деятельность товарищества была парализована на два дня.


   Для тишковцев все, что они слышали по радио, было настолько необычным, что люди часами стояли на своих подворьях или толпились у громкоговорителей, в сотый раз слушая то, что сами же говорили на сходках и собраниях. Впервые в своей жизни они слышали свои голоса по радио. Необыкновенная эйфория охватила село. Никто никого уже не боялся и никто ничего не хотел делать. Революция триумфально шествовала по селу. Водители и трактористы отказывались выполнять распоряжение начальства, комбайнеры перестали готовить технику к уборке урожая. Замерла работа в столярном цехе и на единственной свиноферме, где хрюкало с десяток голодных свиней. Создалась ситуация, при которой верхи не могли управлять по-старому, а низы не хотели жить по-старому.

   Будто в осажденной крепости, сидели в кабинете председателя обескураженные и напуганные Дыкало, главный бухгалтер Чмокалина и первый заместитель Слизнев. Они со страхом вслушивались в речи тех, кто так недавно был покорен и беспрекословно выполнял их распоряжения и указания. Звонки Дыкало в райгосадминистрацию ничего не дали: Маликов не верил в то, что все село, как один, могло подняться против правления. Он советовал председателю не горячиться, а выждать.

   — Сколько мне ждать?! — кричал в трубку разъяренный Дыкало. — Они скоро стекла станут бить в конторе! Сидим здесь, как на вулкане! Принимайте меры!

   — Ну, какие меры и против кого мы будем принимать? — говорил ему Маликов. — Жители села с оружием выступают, или избивают кого? Поговорят, поговорят и разойдутся. В других местах перекрывают железные дороги и автотрассы государственного значения.

   — Так они не ходят на работу, — разъяснял обстановку встревоженный председатель.

  - Запиши прогулы, — подсказал ему Маликов. — Есть захотят, придут на работу. А фамилии тех, кто особенно рьяно выступает на сходках и подбивает других, запиши и исключи их потом из товарищества, как смутьянов. В наше время работу найти непросто, да еще в селе. Используй обстоятельства правильно, Петр Никифорович, и будешь на коне.

   — Но они по радио выступают и митингуют на улицах! — выходил из себя недовольный Дыкало, посматривая на бухгалтера и заместителя, которые были напуганы не на шутку.

   Чмокалина поднялась из-за стола и, пригнувшись, чтобы ее не увидели в окно из улицы, на цыпочках прокралась к двери и поспешно заперла ее на ключ, чтобы восставшие ненароком не ворвались в кабинет.

  — Пусть себе митингуют, — беспечно говорил Маликов на другом конце провода. — В Киеве, когда президентские выбора были, на майдане митинговали больше месяца, но разошлись же. Что они от того майдана получили? Кукиш с маком! И твои демонстранты разойдутся!

  — Так радио на все Тишки орет! — сам орал в трубку Дыкало. — Понять не могу, откуда передача идет. Может с района по-сетевому?

   — Ты сначала разберись, а потом звони! ; недовольно произнес Маликов, не зная, что посоветовать Дыкало. –– Ты даже не удосужился узнать, какое радио ведет передачи в Тишках. Слово по радио сказали, а ты уже в штаны. Проедь по селу и узнай, что и как.

   Минутой позже машина председателя Тишковского товарищества, трясясь на ухабах и разгоняя гусей, мчалась по ухабистой улице Тишков. Люди, заметив издали дорогой черный председательский  «Джип», прятались по своим неухоженным подворьям.

   — Попрятались, сволочи! — рычал Дыкало, сам управляя машиной. Он хмуро поглядывал через окна машины по сторонам и отовсюду слышал ненавистные ему слова тишковцев, из развешенных по всему селу громкоговорителей. Слышал и то как его осуждали за грубость, неуважительное отношение к людям, безалаберное руководство хозяйством, воровство и пьянство. «А вы бы хотели, чтобы я вам задницы лизал?!» — злился он, чувствуя, как внутри него нарастает непреодолимая ненависть к тишковцам. Встреться сейчас кто-либо на его пути, он, не раздумывая, выскочил бы из машины и до крови избил бы несчастного или задавил машиной.. — Я вам покажу, как забастовки устраивать, сволочи лапотные! — гнал он машину на большой скорости.

   В одном месте «Джип» с разгона въехала в гусиную стаю, оставив на дороге несколько неподвижных тушек.

   — Чтоб ты ободрался, душегуб проклятый! — плаксиво запричитал у похиленой калитки двора женский голос. — Как такого ирода земля носит!? В селе своих дураков хоть отбавляй, а этого из города выписали.

   Промчав на машине по селу из конца в конец, Дыкало никак не мог сообразить, когда и как могли появиться в селе, эти чертовы громкоговорители, режущие слух и приводящие его в бешенство. Он уже который год правит в этом хозяйстве, а никогда прежде не слышал и не видел их как не знал, кто и откуда вел эти передачи? Громом среди ясного неба для него стало объявление по радио о том, что завтра в десять утра в помещении сельского клуба состоится отчетно-выборное собрание Тишковского «ООО». В повестке дня был его отчет, а также выборы нового председателя товарищества и состава правления. Круто развернув машину, он на еще большей чем прежде скорости, помчался назад к конторе, где его дожидался почтальон с заказным письмом. Не вдаваясь в подробности, Дыкало в огромном раздражении схватил письмо и быстро расписался в какой-то бумаге протянутой почтальоном.

   Чмокалина и Слизнев все еще сидели в кабинете. Вид у них был более чем обреченный — они тоже слушали радио.

   — Без районного начальства тут не обошлось, — твердила напуганная до смерти Чмокалина. — Что плохого мы им сделали? Выкручивались, как могли, чтобы им на взятки деньги с банка снять. Это были не тысячи, а сотни тысяч. Зажрались, перевыборы устраивают!

   Она громко заплакала, причитая: «Совести у людей нет. Нет совести…»

   — Замолчи! — рявкнул Дыкало и грозно посмотрел на нее, а затем на заместителя. — Ты почему, подлец, ничего не сказал мне о том радио, которое трындит по селу весь день?

   — Так я думал, что его провели с вашего разрешения, — выпучил глаза Слизнев.

   — Думал он, думал! — в неистовстве заорал Дыкало, со злостью бросив на стол письмо, которое держал в руках. — Хрен я пойду на их собрание, — на его искривленном от злости лице появилось что-то наподобие демонической улыбки, а глаза метали молнии на первого заместителя, не отводившего взгляда от письма, лежавшего на столе.

   Дыкало грузно опустился в кресло, нервно схватил телефон, поставив его в центр стола, как раз на белый конверт, врученный почтальоном. Потом выдернул из-под аппарата письмо и стал нервно открывать. Толстые пальцы никак не могли поймать уголок письма. Повозившись с ним и не имея больше никакого терпения, он бросил его Слизневу.

   — Прочитай хоть письмо, помощничек, — с издевкой произнес Дыкало. — Буду звонить в район Маликову и Закруткину. Без них, сволочей, видно, не обошлось. Этот Закруткин все наговаривал Сыпачеву, чтобы снять меня с председательства. Подлые душонки, тайно все сделали. И радио для этого провели. А Сыпачев, подлец, для видимости в Киев укатил. Мало я ему возил? Водки одной сколько перепили!

   — Не жалей о водке, Петя, — упавшим голосом произнесла бухгалтерша. ; Как бы они еще ревизию не прислали, вот тогда нам мало не покажется. Чуяло мое сердце, что так хорошо долго продолжаться не может.

   — Замолчи, Зоя! — крикнул Дыкало. — Раньше надо было думать!

   — А что думать?! — плаксиво произнесла бухгалтерша. — Теперь одна я буду в ответе! Там только по накладным больше, чем на семь миллионов недостача. А если по ведомостям выплаты зарплаты пройдутся? Сколько там мертвых душ?! Говорила тебе, Петя, умерь аппетит. Так нет, только и слышала: «У меня все схвачено в администрации, в прокуратуре, в милиции и налоговой!»

   — Заткнись! — оборвал ее Дыкало. — Без тебя тошнит!
— Затошнит еще не так! — еле сдерживая слезы, проговорила Зоя Сидоровна. — Видишь, как они все настроены против нас? Выбрали время перед самим сбором лавэ. Забрали бы выручку после реализации пшеницы и, чтобы быстрее продать, можно было бы и подешевле толкнуть — прямо с корня.

   — Дура!!! — закричал Дыкало, нервно набирая телефонный номер коротким толстым пальцем. — Что ты делишь шкуру неубитого медведя!

   Он, наконец, набрал номер телефона первого заместителя райгосадминистрации и приготовился сразу напасть на него, обличая в подлости и предательстве. Долго держал трубку у уха, но на другом конце никто не отвечал. Терпение его кончилось, и он снова разразился длительным ругательством в адрес «подлых заговорщиков».

   — Позвони, позвони Закруткину, — находясь уже в истерическом состоянии, твердила Чмокалина, глядя на своего любовника заплаканными глазами.

   Будто снятый с креста, безвольным и напуганным выглядел и Слизнев, мечтающий о том, чтобы эта вакханалия поскорее закончилась, и он смог без остановки влить в себя целый стакан водки, которая бы разлилась по его уставшему от напряжения телу блаженным успокоительным теплом.

   Сам Дыкало, склонившись над телефонным аппаратом, дрожащей рукой пытался попасть в очередную цифру, что удавалось плохо. Наконец, в трубке послышался позывной зуммер, и в кабинете все застыли как на картине Ильи Ефимовича Репина «Не ждали». Потом зуммер прервался и послышался голос:

  — Слушаю.

   — Это я тебя слушаю! — рявкнул Дыкало потерявший терпение и чувство всякой субординации.

   — Ты что, обпился самогону, Дыкало? — узнал его Закруткин.

   — Ты думаешь, я не знаю о твоих… — Дыкало задохнулся, подыскивая обвинения, но, не найдя их, прохрипел: — Сговорились! Всех на чистую воду выведу!

   После этих слов лицо его застыло: что он мог поставить в вину Закруткину, которому ничего не возил и не давал? Закруткин, не посчитав нужным разговаривать с пьяным председателем, положил трубку.

   — Куда теперь звонить? — упавшим голосом произнес Дыкало. Он посмотрел на подельников, сидевших тише мышей напротив него: — Может в милицию?

   Молчание было ему ответом.

   А Слизнев тем временем вскрыл письмо, и у него, прочитавшего несколько строк, отвисла нижняя челюсть. Он, как невменяемый, не мигая, смотрел на последнюю строчку письма, извещавшую, кто прислал его. Черным по белому внизу сообщения было написано: «Организационный комитет по проведению отчетно-выборного собрания Тишковского «ООО».

   А в это время Константин Сергеевич Закруткин, положив трубку и глядя на Маликова, присутствующего в его кабинете, произнес:

   — Придурок тишковский звонил. Похоже, сильно пьяный.

   — Мне тоже звонил, — признался Маликов. — О каком-то саботаже говорил, о радио. Я позвонил в районный узел связи, никто ни о каком радио в Тишках не знает. Начальник сказал, что даже сетевое там не работает третий год, кабель якобы с километр длиной вредители выкопали из-за медного провода. Похоже, местные или мычаковские кулибины сдали его в металлоприемный пункт как цветмет. А в РУСе, говорит, денег нет на замену кабеля.

  - Какое же радио тогда там вещает? — с недоумением спросил Закруткин.

  Маликов пожал плечами.
   — Пусть сам разбирается. Не все ж ему водку пить.

               
                *  *  *               

   Вечером, ужиная в кругу семьи, Константин Сергеевич, держа в руке чашку с пахучим чаем и поглядывая на супругу и сына, рассказывал о событиях, происходивших в Тишках, и о Дыкало.

   — Пытался приписать мне какие-то непонятные события, направленные на переизбрание Тишковского руководства в тамошнем товариществе. Звонит по телефону и начинает орать, что я втайне пытаюсь снять его с должности. Для этого, дескать, и назначил отчетно-выборное собрание на завтра. Мы с Маликовым об этом ни сном, ни духом. Иван как раз находился у меня в кабинете. Какое-то радио якобы второй день транслирует на все Тишки выступления членов товарищества, пенсионеров и учителей с осуждением Дыкало и правления Тишковского «ООО», — Константин Сергеевич усмехнулся. — Говорит, что даже дочь местного священника, и та призывает членов товарищества прийти на собрание и избрать нового председателя в лице какого-то молодого и богатого спонсора.
Родители разговаривали и не замечали того, с каким вниманием слушал их сын.

   — Что же там за спонсор такой, что за него не только все село ратует, а и дочь священника? — улыбнувшись, спросила заинтересованная рассказом мужа Валентина Павловна.

   Константин Сергеевич пожал плечами:
— Мы и сами ничего не знаем о нем. Обычно нас ставят в известность, если областное начальство своих продвигает. Кандидаты появляются сначала у нас, обсуждаем, что и как. Назначаем дату проведения отчетно-выборного собрания. А тут ничего и ни от кого ; ни звука, ни намека. После разговора с Дыкало я дозвонился до сельского головы Авдоткина, есть такой тихоня в Тишках, и задал ему этот вопрос.

   — А Дыкало что, сам не мог позвонить сельскому голове и поинтересоваться у него, откуда в селе радио? — спросила мужа Валентина Павловна.

   Константин Сергеевич ухмыльнулся:

   — Валя, ну кто считается с бедными родственниками, каким является сельский голова для Тишковского «ООО». Тот находится в роли вечного просителя. Такое положение кругом, не только в нашем районе, — пояснил он. ; Может, когда землю начнут продавать, тогда отношение к сельской власти изменится. Она ее будет не только продавать, но и контролировать использование по назначению.

   — И что тебе ответил сельский голова? — поинтересовалась жена.

   Константин Сергеевич усмехнулся:

   — Тут и начинается самое интересное: сельский голова сказал, что в Тишках действительно побывал какой-то богатый спонсор с Ямала. Сделал подарки в школу, фельдшерско-акушерский пункт и даже в церковь. Он якобы и провел с согласия районных властей радио в Тишках. Радиоузел в клубе сделал. Сам Авдоткин комнату для этого выделил. Сегодня спонсор прислал строителей в Тишки для ремонта кровли детского сада. Авдоткин говорит, что он пообещал открыть его через несколько дней для тишковской детворы. Люди, видя хозяйское отношение к селу, решили избрать этого спонсора председателем товарищества.

   — И что в этом плохого, если люди действительно изберут его председателем? — спросила Валентина Павловна, не замечая, как напряглось лицо сына.

   — Вопрос в том, что в райгосадминистрации никто не знает, откуда появился этот спонсор. Авдоткин же уверяет, что его прислал ни кто иной, как председатель администрации Сыпачев. Представлял его кто-то из работников райгосадминистрации. Фамилию Авдоткин не помнит. Говорит, что молодой парень был, он его в администрации видел не раз. Как тебе? Пытались дозвониться до Сыпачева в Киев, откуда он вернется только послезавтра, но по мобильному телефону только и слышно: «Абонент находится в зоне недосягаемости». Трудно понять, где это в столице есть зона недосягаемости.

   — Может действительно, это Сыпачев все задумал? — высказала догадку Валентина Павловна.
Константин Сергеевич развел руками:

   — В том-то и дело, что никто не знает. Маликов тоже в недоумении. Не знаю, что и делать. Вмешаемся, а вдруг Сыпачев приложил к этому руку? Он все же хозяин в районе. Теперь, — Константин Сергеевич тяжело вздохнул.


   — Поезжай на то собрание, — посоветовала жена, — узнаешь. Ты же начальник управления.
   — Я того спонсора и в глаза не видел! — округлил глаза Константин Сергеевич.
   
   — Может, действительно Сыпачев решил без твоего и Маликова ведома сменить руководство в Тишках? — вернулась к тому же вопросу Валентина Павловна.

   Константин Сергеевич пожал плечами:
   — Мда-а, непростая ситуация. Если поеду на собрание, могу оказаться не прошенным гостем. Не поеду — сельское хозяйство все же контролирую я. Как в той былине: прямо поедешь, жизни лишишься, налево — коня потеряешь, а направо свернешь, то с горем на всю жизнь подружишься.

   — Ну, раз, кроме Дыкало, тебя по этому вопросу никто не ставил в известность — делай вид, что ничего не знаешь, — резонно посоветовала жена. — Пусть сами разбираются в тех кулуарных хитросплетениях.

   — И заметь, — с недоумением произнес Константин Сергеевич, — все это произошло в Тишках в течение каких-то трех дней. Завидная организация дела. Это на Сыпачева не похоже. Бывало, растянет решение вопроса так надолго, что все уже и забудут, а он только вспоминает о нем.

  Андрей улыбнулся.

      — И все началось с той статьи в газете, — продолжал Константин Сергеевич. — Если бы кто-то другой написал ее, можно было бы догадаться, откуда ветер дует. Но ведь ее подготовил сотрудник редакции. Я справлялся об этом у редактора. Говорит, что в ней написано все правильно. Я тоже могу это подтвердить. Материал правдивый и хлесткий.

   — Значит, редактор чего-то недоговаривает? — высказала предположение Валентина Павловна. — Много совпадений, указывающих на то, что без влиятельного лица здесь не обошлось. Поэтому и ехать тебе на то собрание ни к чему, как и Маликову. Сельские товарищества все же не игрушки в детском саду: хочу — дружу, хочу — не дружу! Как вообще все это можно делать без начальника управления сельского хозяйства? А затем спрашивать с него за результаты в сельском хозяйстве. Совести нет у Сыпачева.

   Андрей слушал обеспокоенную мать, и ему становилось все совестливее за свой поступок, который заставил волноваться ее и подставил отца. Он любил их и готов был сознаться в своей причастности к этим событиям. Но тут же вспомнил о друзьях, которые верили ему и надеялись на то, что обретут нормальную работу, обеспечивающую как их так и загнанных в тупик тишковцев. Он был уверен, что они сработают в Тишках лучше, чем команда Дыкало. Он представил огромные перспективы, открывающиеся перед ними в этом благородном деле. Ему хотелось доказать всем, на что способна молодежь.

   Мучимый угрызениями совести, он долго ворочался ночью в кровати, не в состоянии уснуть от охвативших его мыслей.

  «Украинцы не хуже других народов работать умеют, — размышлял он. ; Но причина их бед в тех, кто так бездарно руководил и руководит ими. Почему бы не показать на практике всем, на что способны наши люди при создании для них достойных условий труда и жизни. И почему я, полный сил, знаний и устремлений, должен зависеть от кого-то или каких-то обстоятельств, если сам в состоянии добиться всего. Спасибо, папа, за заботу, но я не хочу, чтобы и при мне общество продолжало закисать, не имея никакой надежды на лучшее будущее. В своих устремлениях я не один. У меня есть надежные друзья. Мы вместе покажем, на что способна молодежь. Выбор мной сделан, и я не буду протирать штаны в прокуратуре, где ныне только и делают вид, что работают, а сами погрязли в коррупции да взятки берут».

  Сон не шел к парню, исполненному желания достичь намеченной цели. Он чувствовал вину перед родителями, которым так и не признался в организации перевыборов в Тишках. Он понимал, что сделай это, все пошло бы насмарку — родители никогда бы не разрешили ему принимать участие в такой опасной затее. Конечно, он ставил отца более чем в неловкое положение, но был уверен в успехе, чувствовал в себе большие силы и понимал, что никто, кроме него, сейчас не решится на коренное переустройство села. Главное, успешно провести перевыборы в Тишках до возвращения Сыпачева, который мог запретить проведение собрания под предлогом более тщательной подготовки к нему. А затем вообще отменить соброание, ссылаясь на его нецелесообразность. Используя админресурс, он оказал бы давление на тишковцев и переменил бы революционное настроение в селе. Теперь же потеря времени была равносильна поражению. Андрей понимал, что в любом деле, особенно когда имеются серьезные соперники, нужно быть всегда хотя бы на шаг впереди них. Только при таком подходе мог быть гарантирован успех. Перед ним стоял и другой непростой вопрос — как завтра быть лично ему? Появляться на собрании или нет? Если его не будет на собрании в Тишках, многое может пойти не так. В случае неудачи Быстрого, как пить дать, снимут с работы как зачинщика перевыборов. Выход был один: не только быть на собрании, но и руководить им, так как ни у кого из его друзей опыта в организации и проведении таких мероприятий нет. Успокаивало то, что отца и Маликова, который очень хорошо знал его, там не будет. Их присутствие не только бы усложнило все дело, но и связало бы ему руки. Очень возможно, что они могли бы отменить и само собрание.

   Сон сморил Андрея только под утро. Засыпая, он видел себя на белом коне в ореоле какого-то яркого сияния, а со всех сторон из темноты тянулись к нему чьи-то когтистые и костлявые руки, при этом слышался звериный вой и злобные выкрики угроз. Впереди мелькнуло подобие тюремной решетки.

   
                ГЛАВА 7
    
   Утром Андрей проснулся рано. Слышал, как на кухне мать переставляла посуду, как провожала отца на работу и успокаивала его по поводу тишковских событий. Он лежал в постели и смотрел в оклеенный светлыми обоями потолок, будто пытаясь разглядеть там все сложности необычного для него дня. Услышанный вечером разговор родителей в какой-то степени обнадеживал его. Но он не мог заранее предугадать поступки Дыкало и тишковцев. Тревожная неизвестность томила его. Поддаваться же такому настроению в самом начале борьбы, которая, как он знал, обязательно будет, ни в коем случае не стоило, так как это было не только бесполезной тратой времени, но и началом поражения. Он и друзья сделали все по классическим канонам для успешного достижения цели. Они выбрали удачное время, подготовили общество, ввели в полное замешательство районные власти и самого Дыкало с его воровской командой А так же приобщили к исполнению задуманного плана влиятельные силы села Тишки в лице сельского головы, директора школы, учителей, заведующей ФАПом и священника. Теперь нужно было умело скорректировать ход проведения отчетно-выборного собрания, чтобы все прошло согласно «Устава» и итоги собрания нельзя было бы опротестовать в суде как недействительные.

   Об этом он и говорил с друзьями по дороге в Тишки, следуя туда вместе с ними на отцовском «Жигуленке». Рядом с ним гордо восседал Бурун, беззаботно посматривая по сторонам и думая о новой встрече с Танюшкой. Свобода и Быстрый в очередной раз знакомились с порядком ведения собрания, просматривали ведомости по частичной выплате зарплаты. Им предстояло быть в президиуме собрания. Их фамилии вместе с фамилией спонсора Козюлина значились в списке вновь избираемого правления товарищества. Там же стояла и фамилия Андрея, претендовавшего на должность первого заместителя председателя товарищества.

   — Напоминаю еще раз, — говорил он друзьям, — Быстрый проводит работу с сельским головой, чтобы тот первым выступил на собрании и предложил избрать председателем товарищества Козюлина. Кроме того, Быстрый, проводишь такую же работу с двумя работницами детского сада, которым Свобода выплатит зарплату. Свобода настраивает на выступление на собрании всех, кому будет выплачена задолженность по зарплате. Учитывая, что Бурун говорить не мастер и чтобы он не наломал дров, я сам озвучу программу нового председателя товарищества.

   — А когда начнем делать дорогу к церкви? — вновь завел свое Михаил. — Я ведь Танюшке обещал.

      — Твой тротуар мы построим быстрее, чем газопровод и водопровод. На очереди будет баня, дом для одиноких престарелых жителей села, а также сельский «Дом быта».

   — Зачем строить дом для престарелых? — отозвался Свобода. — Я когда тянул провода, видел три прекрасных коттеджа, принадлежащих Дыкало, бухгалтерше и заму Слизневу. Один из них отведем под дом престарелых. Другой, дыкаловский, он самый большой, в три этажа, определим под детский сад. Третий коттедж ; Слизнева ; переведем в разряд гостиницы, там будем жить вчетвером, чтобы не тратить бензин каждый день до Мычаков и обратно. Экономика должна быть экономной! — повторил он главный лозунг прошлой жизни.

   — Дело говоришь, Свобода, — произнес Андрей. — А в бывшем детском саду устроим «Дом быта» и баню.

   — А у нас что, и машины легковые будут? — повернулся к нему Михаил, довольный тем, что Философ согласился на строительство тротуара к церкви. Остальное его не интересовало.

   — Будут, Бурун, будут, - с улыбкой подтвердил Закруткин. — У всех будут легковые авто. Мы будем руководить товариществом, поэтому в любой момент должны знать положение дел на полях и фермах, владеть необходимой информацией.

   Он повернул голову к восседавшему рядом с ним Михаилу. Лицо того было безмятежным. Его не занимали заботы дня. Михаила не беспокоило даже то, что сегодня перед собранием они должны были раздать людям часть его денег. На его лице застыла мягкая улыбка. Похоже, он думал о Татьяне, которая очень нравилась ему.

   Лица Василия и Александра были сосредоточены. Парни, сознавая всю ответственность затеянного мероприятия, в который раз пробегали глазами порядок ведения собрания.

   Хмель оторвал взгляд от листа бумаги и думал о том, что сегодняшний день, очень возможно, станет для него последним днем пребывания на должности инструктора по спорту Веселовского райспорткомитета. Он знал по опыту своей работы в администрации всю сложность проведения сегодняшнего собрания. В случае неудачи его уволят по указанию Сыпачева записью в трудовой книжке, с какой и в тюрьму примут только с оговорками. Но этого он никому не сказал. Он встретился взглядом с Андреем и через силу улыбнулся ему, все еще не представляя до конца, через что им сегодня предстоит пройти. Он не представлял, как они, четверо молодых парней, встанут сегодня перед несколькими сотнями людей, уже проживших непростые и длинные жизни. У каждого из них была своя судьба, свое мерило жизни. Не повяжут ли их прямо на собрании, как авантюристов, работники милиции и не отправят ли в Мычаковское КПЗ для дальнейшего расследования этого небывалого в истории района инцидента? Но он верил в гениальную задумку друга и потому еще раз с надеждой на успех улыбнулся ему.

   Александр, не имея никакого опыта в подобных делах, не думал о последствиях, так как ему терять было нечего, кроме цепей безработицы, которая довела парня до крайности. Он хотел жить по-человечески, приносить домой зарплату, купить квартиру, машину, жениться, иметь детей. Тюрьмы не боялся, так как не думал о ней. Он старался как можно лучше выполнить поручение Андрея, чтобы не краснеть потом перед ним за какую-нибудь досадную оплошность, и готов был до конца идти за своим башковитым другом. Желание выиграть в напряженной схватке с обстоятельствами проявлялось на его смуглом лице сосредоточенностью и решимостью.

   Андрей улыбнулся и ему, подбадривая, вселяя выдержку и уверенность в успехе. Он понимал, что ни одно великое дело не делается без огромного психологического напряжения. Нередко неподготовленный или психологически слабый человек сгорает еще до начала большого дела. Поэтому Андрей считал своей обязанностью всячески поддерживать друзей, в том числе своим уверенным видом и поведением, вселяя в них веру в благоприятный исход хорошо спланированного мероприятия.

   Еще издали друзья увидели открытые двери клуба. На крыльце стоял Авдоткин. Он был в том же костюме, в каком принимал Михаила и Василия. Рядом с ним курили несколько мужиков и о чем-то разговаривали. Их малочисленность смутила парней.

   — Ну, что, друзья, — поворачиваясь к парням, как можно более уверенным тоном произнес Андрей. — Мы перешли Рубикон, отступать некуда. Победа должна быть за нами!


   — Кто не рискует, тот не пьет шампанское! — рассудительно произнес Хмель.

   — Сейчас или никогда! — решительно поддержал Силин. — Я готов схватиться с судьбой за наше будущее. ; Он крепко держал в руках кейс, в котором было сто тысяч гривен.

   И только Михаил никак не отреагировал на предстоящее событие, которое могло даже не начаться из-за неявки на собрание большей части членов товарищества. Он вертел головой, всматриваясь в людей возле клуба, словно пытаясь отыскать кого-то. Это не осталось не замеченным.

   — Придет, — сказал Андрей.

   — Кто? — спросил Михаил.

   — Танюшка, — ответил Андрей, видя, как лицо друга осветилось улыбкой.

   Авдоткин спешил к ним навстречу.
   — Я уже беспокоиться стал, — говорил он, устремляясь сначала к Хмелю, как представителю районной государственной администрации, а затем стал тепло пожимать руки Козюлина и Силина. Андрея он принял за водителя. — Что здесь было! — вполголоса, чтобы не слышали стоявшие у крыльца мужики, сказал он Хмелю и Козюлину. — Из райгосадминистрации вчера целый день звонили, все спрашивали, кто дал разрешение на проведение собрания. Дыкало рвал и метал: он был застигнутый врасплох. Поделом ему. За все время пребывания в Тишках ни разу в сельсовет не зашел. Полагаю, вы представитель от администрации будете? — посмотрел он на Хмеля.

   Тот кивнул головой, не в силах произнести что-либо вразумительное, чтобы не обнаружить своего огромного волнения. Его, как и Андрея, беспокоило отсутствие людей, а до собрания оставалось меньше чем полчаса.

   — Людей нет, — ощущая липкость во рту, сказал он.

   — Да, маловато, — согласился и Авдоткин. — Но о собрании все знают, как и о том, что кровлю детского сада вчера перекрыли. В селе теперь только и разговоров, что о газификации села и проведении водопровода. Как же не прийти людям после этого на собрание!? Спешат по домашнему хозяйству сделать дела.

   — Мы сегодня перед собранием готовы частично выплатить людям задолженность по зарплате, — предупредил сельского голову Хмель.

   — Большое дело делаете! Извините, как вас по имени и отчеству? — замялся Авдоткин. - Незапамятовал.

   — Василий Назарович, — справляясь с волнением, ответил Хмель.

   — Звонили мне вчера Маликов и Закруткин, — признался Авдоткин. — Я сказал, как есть, что вы выполняете поручение самого Эдуарда Дмитриевича. Они успокоились, и звонить перестали. Ну, как же, ежели сам Эдуард Дмитриевич…
У Хмеля защемило в груди от такого сообщения.

   Подойдя к курившим мужикам с любопытством, глядевшим в их сторону, он, как и подобает высокому начальнику из района, поздоровался с каждым за руку. Это же сделали Силин и Закруткин. Силину нравилось, что его принимают, как высокое начальство. И только Михаил с безразличным видом прошел мимо мужиков, устремившись в открытую дверь клуба, где надеялся увидеть Татьяну.

   От Авдоткина не укрылось, что с мужиками за руку поздоровался и тот, кого он принял за водителя. Водитель был видный собой и очень напоминал кого-то из районных начальников, но кого, Авдоткин вспомнить не мог.

  — Надо вывесить в фойе клуба список членов товарищества, которым сегодня будет выплачена задолженность по зарплате, — дал Андрей команду Хмелю и посмотрел в сторону удивившегося Авдоткина.

   — Сделаем! — бодро отвечал Хмель, забирая листки с фамилиями тишковцев.
«Вот тебе и водитель, — подумал Авдоткин, уважительно посмотрев на Андрея. — Видать, новый заместитель у Сыпачева. Или из области. Красивый».

   — Макар Стефанович, предупредите также бывших работниц детского сада, чтобы они тоже подошли к Александру Александровичу за авансом по зарплате, — распорядился представитель района и сам стал развешивать заранее подготовленные списки на стенде для объявлений, у входа в зал. Хмель уже знал, что жена сельского головы была заведующей садиком. Это было очень на руку их мероприятию.

   — Конечно, конечно! — встрепенулся Авдоткин, предвкушая, как удивит свою супругу таким неожиданным и приятным сообщением. Долга-то было чуть ли не пятьсот гривен, а в селе это большие деньги. Год можно покупать хлеб и камсу для семьи.

   Закруткин заглянул в клуб — там было всего с десяток человек. Это угнетающе подействовало на него. Но, взглянув на Михаила, который был озабочен отсутствием Татьяны, улыбнулся.

   «Каждому свое», — подумал он и коснулся плеча друга.

   — Не волнуйся, Мишель, придет Татьяна, все будет, как надо.


   Авдоткин, думая, что разговор идет об отсутствии людей в зале, поспешил заверить спонсора:


   — Должны прийти, Михаил Иванович. Как не прийти!? Народ, напуганный прежней жизнью, сейчас настороженно смотрит из своих окон на улицу — кто и куда идет. Каждый боится выйти первым, а тем более прийти: а вдруг Дыкало верх возьмет? Тогда убегай из Тишков.


   — А вы как на это смотрите? — спросил у него Андрей.


   — А что я, — произнес Авдоткин и с опаской посмотрел по сторонам. — Я выполняю указание самого Эдуарда Дмитриевича Сыпачева.


   — Правильно делаете, — охрипшим от волнения голосом произнес подошедший Хмель. Он очень волновался, понимая что сегодня, как в той поговорке — «или пан, или пропал». Завтра он может быть с позором изгнан из спорткомитета и оказаться безработным. Очень даже возможно, что им займется прокуратура и полиция. В меньшей степени, но его все же радовало, что не было никого из районной администрации — ни Маликова, ни отца Андрея. Он знал, что на таких мероприятиях кто-то из них обязательно присутствовал, иногда с самим Сыпачевым.


   Хмель, наклонившись к уху Андрея, чтобы не слышал Авдоткин, шепотом спросил:


   — Как думаешь, Андрюха, приедет кто-нибудь от райгосадминистрации? Если так, то мне каюк.


   Андрей услышал в голосе друга тревогу, потому ободряюще улыбнулся ему и крепко сжал локоть.


   — Никого не будет, Быстрый. Отец и Маликов думают, что это собрание затеяно с согласия Сыпачева, который только завтра вернется из столицы.


   Андрей и сам был растерян из-за отсутствия людей, без которых собрание никак не могло состояться. Но ни одна мышца на его лице не выдавала внутреннего напряжения. Со стороны он выглядел совершенно спокойным.


   — Дыкало, –– произнес он, –– сам все сделал для того, чтобы никто из администрации не приехал на это собрание. Мы же все делаем правильно, как с точки зрения стратегии, так и тактики. Теперь все дело за людьми. Будем надеяться, что они все же переборют свой страх и придут на собрание, которое больше нужно им, чем нам. Мы ведь в большей степени задумали все это именно ради них.


  Слова друга успокаивающе подействовали на Василия. «Будь что будет, — решил он, — возврата уже нет».


   Силин в это время уселся прямо в фойе за старым, шатким столом и, как заправский бухгалтер, разложил перед собой ведомости. Не зная, с чего начать, он взглянул на Андрея. Тот кивнул ему и поворотом головы указал на мужиков, находящихся у клубного крыльца. Силин поднялся со скрипнувшего стула и, встав в проеме двери, громко произнес:


   — Товарищи! Прошу ознакомиться со списками для получения задолженности по зарплате со стороны товарищества. Спонсор, Михаил Иванович Козюлин, решил выплатить долги за товарищество из своего кармана. А чтобы вы не сомневались в его искренности, начинаем выплату именно сейчас.


   Мужики выслушали его, потом стали нерешительно переглядываться между собой, не понимая, в чем здесь «закавыка». Наконец, один из них с помятым лицом и подбитым глазом, решившись, сиплым голосом произнес:


   — Раз приглашают, мужики, то айда. Может, и вправду опохмелюсь!
Но с места никто не тронулся. Из своего жизненного опыта мужики знали, что сейчас деньги никто просто так не дает. По крайней мере, за всю их жизнь в селе такого не было.


   — Ну, так и быть, мне терять нечего, — сказал мужик с подбитым глазом и, поглядывая на оробевших товарищей, вытер подошвы старых ботинок о траву. Он нерешительно поднялся на крыльцо и прежде, чем скрыться в вестибюле, как бы прощаясь, оглянулся. Мужики стали перешептываться, искоса поглядывая в сторону уже пустого проема, куда скрылся их товарищ.


   — Пойдемте, не убьют же… — услышал Андрей голос одного из них.


   — А если потом отдавать заставят? — произнес другой мужик.


   — А я хрен отдам! — решительно произнес первый. — Они мне должны чуть ли не тысячу. Вот пусть потом сами и разбираются! ; Он приосанился, с вызовом взглянул на односельчан и поднялся на крыльцо. — Пошли! — позвал он их.


   Через минуту на крыльце появился мужик с подбитым глазом:


   –– Идите, получайте! Чего уши развесили, лопухи? ; улыбаясь во все лицо сказал он и побежал домой, чтобы известить жену, фамилию которой тоже увидел в списках.


   Мужики переглянулись и один за другим несмело потянулись к двери.


   Получив деньги, они повеселели и воодушевились.


   — Ё-мое! — проговорил один из них, улыбаясь щербатым ртом. ; Не думал, не гадал, что получу хоть что-то. Доработались до того, что и зубы не на что вставить.


   — Хватит и зубы вставить, и выпить после собрания! — довольно улыбался другой высокий мужчина, кот орый был в галошах на голую ногу.


   — Тебе б, Кирюха, тока выпить, — пряча деньги в карман застиранных брюк, проговорил третий счастливчик.


   — Как думаешь, Тимофей Ильич, придут люди на собрание? — обратился Авдоткин к серьезному коренастому мужику, склонившемуся над столом, чтобы расписаться в ведомости за полученные деньги. Тот степенно произнес басом:


   — Если б знали, что здесь долги будут возвращать, то всеми Тишками прибежали бы. Обнищало село и веры уже никто и никому неймет. А это хорошее дело, — он положил полученные деньги в карман и похлопал по нему ладонью. — Почему бы и не проголосовать за нормального спонсора!? Главное, чтобы платил исправно. Надо было вчера, Стефанович, сказать об этом по радио, — он ткнул в сельского голову указательным пальцем с черным ногтем, очевидно, пострадавшим от удара молотком. От волнения на его широком и загорелом лице выступили капли пота. Отходя от стола, он держал широкую ладонь на кармане брюк, где лежали деньги. –– Пойду по селу, расскажу людям, что деньги выдают. Через полчаса все тут будут.


   Андрей смотрел на него, и ему стало жалко этого здорового мужчину. Ему было не более сорока лет, но было похоже, что в своей жизни он ничего хорошего не видел. Для него Тишки были и родина, и место заточения, из которого без денег никуда нельзя было податься. Андрей был уверен, что этот трудяга даже в отпуске за всю свою жизнь ни разу не был.


   От этих размышлений в нем еще больше укрепло убеждение, что они, молодые, полные сил и идей, должны, во что бы то ни стало изменить к лучшему жизнь этих людей, которые жили в таких условиях, что были доведены почти до уровня животных. Вот поэтому и сидят теперь пугливые тишковцы по своим хатам, боясь выйти на улицу: говорить-то одно дело, а как до самого дела, то здесь уже другой коленкор.


   «С властью спорить — себе дороже», — говорили осторожные тишковцы, украдкой поглядывая из окошек своих домов-нор на улицу.


   — Что будем делать? — тихо спросил Хмель.


   — Ждать, — произнес Андрей и почувствовал, как от напряжения кровь у него запульсировала даже в висках.


   — Проиграли… — в задумчивости проговорил Хмель.


   Андрей представил, как вечером отец станет укорять его за этот непродуманный и опасный поступок, который бросит тень и на него. В чем же он просчитался, продумав это мероприятие до мелочей? Получалось, что он не учел страх людей, который, как оказалось, стал самым главным звеном во всем этом необычном деле. Но думать о поражении не хотелось. Следовало срочно придумать что-то, что в корне изменило бы ситуацию.


   — Собираемся и уезжаем, — подвел итог его размышлениям Хмель. — Они не придут. Трусы! Жалко денег Буруна, выброшенных на ветер.


   Но друзья и не подозревали, что дело, начатое ими, уже стало работать само на себя. Добрая весть о выплате денег молнией распространилась по селу.
 

   Тишковцы рядами потянулись в клуб. Их подзадоривал механизатор Тимофей Ильич Очеретко, получивший зарплату.


   — Идите быстрее, денег может не хватить, — предупреждал он.

                * * *

   Дыкало со своей командой оказался в сложном положении. Он сидел в кабинете вместе с бухгалтером и заместителем. На столе перед ними стояло несколько бутылок водки, и лежала закуска. Весь вчерашний день они провели в небывалой нервотрепке. До самого вечера так и не прояснилось, откуда дул ветер не только неблагоприятный для них, но и грозивший стать бурей. Снимая напряжение, они до поздней ночи просидели на «вилле» Чмокалиной, где Дыкало и заночевал, не в силах ступить и шага от выпитого спиртного. Стресс он снял, но на утро проснулся с больной головой и принялся поправлять пошатнувшееся здоровье. Пили сначала на «вилле», затем, ближе к десяти, переместились в кабинет правления.

   — Уроды! — ругался основательно подвыпивший Дыкало. — Они думают, что запугают меня! И Сыпачев как в воду, скотина, канул.

   Он посмотрел на допотопные часы-ходики, висевшие на стене и затянутые паутиной. Они отбивали время, размахивая маятником, на котором сидел паук. Сколько времени висели эти часы в кабинете, никто не знал — они перешли по наследству от прежних хозяев. В кабинете все давно обветшало, но никто не торопился обновить помещение, так как в этом не было потребности. Весь смысл дела Дыкало и его окружения заключался лишь в личном обогащении и приятном времяпрепровождении. Тишковское товарищество было дойной коровой, которую они нещадно доили. Теперь почва под ногами зашаталась, и они, боясь потерять опору и не зная, что предпринять, топили свой страх в спиртном.

   — Скоро десять, — испуганно произнесла Зоя Сидоровна, опухшая от вчерашнего застолья.

   Слизнев посмотрел туманными глазами на часы, что зловеще тикали. Их тонкие и длинные стрелки неумолимо приближались к цифре «1О».
 
   Дыкало тоже смотрел на часы. Злобная гримаса застыла на его пропитом до синевы осунувшемся лице. Он сжал побелевшие пальцы в кулак.
   — Я всех, всех выгоню из товарищества, кто придет на собрание!

   — Надо не допустить его... — шепотом произнесла Чмокалина.

   — Угу... — пьяно икнул Слизнев.


   — И как это сделать? - Дыкало уставился на своих приспешников налитыми кровью глазами.

    — Надо взять рупор, который в моем кабинете, — стал придумывать Слизнев, — и проехать по селу. Оповестим всех: кто пойдет на собрание, тех мы… — Он вытянул перед собой крепко сжатый кулак, показывая, что они сделают с ослушниками. — Они болтают по–своему радио, а мы будем по–своему.

   — Что-то надо делать, — вставила и Чмокалина.

   — Едем! — скомандовал пьяный Дыкало, поднимаясь со стула. — Я буду рулить, а ты передавать по рупору о том, что, если кто придет из тишковских засранцев на собрание, тому будет кирдык,— он демонстративно подныл сжал кулак.

   — Вы езжайте, а мне как-то не с руки быть с вами в машине, — Чмокалина взглянула на Дыкало.

   Черный «Джип», управляемый нетвердой рукой Дыкало, виляя из стороны в сторону, двигался главной улице села. Из открытого салона слышался пьяный голос Слизнева:
   — Всех, кто придет на собрание, выгоним из Тишков! Всех, кто придет на собрание, выгоним из Тишков! Всех выгоним! — усталым голосом повторял он.

   Гуси и куры разбегались в разные стороны из-под колес неровно двигавшейся машины. Некоторым из них убежать было не суждено.

   Люди с недоумением смотрели на машину председателя и задавленных ею птиц и бежали к соседям, чтобы сообщить о разбое пьяного председателя.

   — Сволочь! — орал  мужик, собирая посреди дороги придавленное к земле  свое  утиное стадо.

   — Совсем озверел, — говорили другие и грозили кулаком вслед машине.

   — Людочки! Да что же это делается!? — кричала на всю округу, стоя посреди улицы средних лет женщина с раздавленной уткой в руках.— Этот пьяный изверг скоро людей давить станет, а мы все будем потурать ему?! Да неужели же мужиков в Тишках не стало!?

   Это была уважаемая в селе зоотехник Кромина Полина Юрьевна. Когда в селе не осталось коров, свиней и овец, Дыкало уволил ее с должности. Став безработной, она и ее семья остались без средств к существованию. Куры, утки, и гуси были главным подспорьем для семьи. Выручал земельный надел, который они с мужем засевали озимой пшеницей. Их участок всегда был самым урожайным в селе. Однажды во время уборочной подвыпивший Дыкало, сев на самоходный комбайн, ринулся  косить пшеницу с их надела, одержимый жаждой наживы. Полина Юрьевна, стараясь спасти зерно, встала перед комбайном. Но это не остановило распоясавшегося председателя, направившего на нее комбайн. Она на всю жизнь запомнила, как путаясь в высокой пшенице, убегала от комбайна, хватая воздух открытым ртом. А комбайн был уже рядом. Запутавшись в пшенице, упала, и комбайн накрыл ее. Спасло то, что хедер с режущими звеньями был поднят и она попала между колес «Бизона». Сейчас страшные воспоминания встряхнули ее, наполняя ненавистью к Дыкало, и она, перестав причитать, закричала мужу:

   — Чего стоишь, Иван? Ждешь, чтобы и меня задавил Дыкало, раз прошлым летом не получилось? Иди на собрание! Снимать его надо, пока не передавил всех! 

   — Мужики! Айда на собрание! — поддержал ее возмущенный муж и выскочил на улицу, зачем-то схватив в руки вилы, которыми до этого складировал во дворе стог сена.

   Возмущенные и взбудораженные люди группами потянулись в сторону клуба.


                * * *

   — Прорвало, наконец, Тишки, — облегченно вздохнул Авдоткин, выглядывая из дверей клуба в направлении улицы. — Я же говорил, что придут, — сельский голова довольно потирал ладони. — Все осерчали на самоуправство Петра Никифоровича. Сказал так и осекся — обгоняя людей, по улице на бешеной скорости мчался председательский черный «Джип». Он бы сбил и людей, если бы те не успели разбежаться в стороны. Авдоткин тут же юркнул за спины сбившихся на крыльце людей.
   — Страшный человек, Петр Никифорович, — боязливо проговорил он, высматривая, куда бы ему скрыться. — Конец, — прошептал он побелевшими от страха губами, поскольку очень хорошо знал крутой нрав Дыкало.

   — Что вы, Макар Стефанович, так испугались этого пьянчугу? — серьезно и громко произнес подошедший с людьми механизатор Тимофей Ильич. — Хватит, отбоялись его. Пора нормальных людей в председатели выбирать, — он с интересом взглянул в сторону незнакомых ему молодых парней.

   «Джип», изрыгая ругательства голосом Слизнева, пронеслась, не останавливаясь, мимо клуба. Авдоткин облегченно вздохнул.
   — Сумасшедший, — только и сказал он, радуясь, что гроза в облике Дыкало пронеслась мимо.

   Подошедшие люди сбились на площадке перед клубом. Авдоткин по подсказке Андрея предупреждал подходивших тишковцев о возможности получения в фойе денег. Тут же приглашал собравшихся сельчан в зал клуба. Он делал это с огромным удовольствием, ощущая себя под взглядами односельчан значительной персоной.

   Войдя в клуб, Авдоткин встал рядом с Хмелем и Козюлиным, чтобы все видели, какой авторитет он имеет в районе и что дружит со спонсором. Это не ускользнуло от внимания Андрея. Он наклонился в сторону сельского головы и тихо произнес:

   — Макар Стефанович, мы видим, что вы пользуетесь большим авторитетом у земляков. Есть предложение, чтобы вы открыли собрание и предложили избрать его президиум и секретариат, — он протянул ему лист бумаги с повесткой дня и предполагаемым составом президиума.

   Авдоткин взял лист одной рукой, а другой почесал голову. Нелегко давалась ему роль «лидера». Но воодушевленный поддержкой представителя района, а может, и области, он почувствовал, как страх перед Дыкало стал отступать от него.

   — Ну, что ж, раз надо, скажу, — произнес Авдоткин, почувствовав себя героем и воочию представив грозного главу района Сыпачева, который, по его теперь уже твердому мнению, стоял за этим собранием. — Скажу, чего же, — повторил он и опять почувствовал себя значительным, как никогда ранее. — Кто получил деньги, проходите в зал! — громко распорядился он. — Будем начинать собрание!

   — Так Дыкало еще нет, — сказал кто-то и добавил: — Кто будет отчитываться?

   — Разберемся, — ответил сельский голова. — Всем и без его отчета ясно, как он руководил товариществом.

   — Пьяный, как чоп, мотается по селу! — громко произнес кто-то. — Нас чуть не задавил на дороге!

   — Опять Дыкало едет! — загудели люди, услышав гул приближающейся «Волги».

   — Заходите! Заходите, будем начинать! — торопил всех сельский голова, снова наполнившись страхом перед Дыкало и стремясь поскорее оказаться в многолюдном зале клуба.
 
  "Джип" остановилась напротив клуба. Из нее кулем вывалился на землю Дыкало. Он на виду у всех тишковцев пытался встать на четвереньки, но несколько раз уткнулся головой в землю. Люди с удивлением наблюдали за картиной: всем стало ясно, что председатель основательно пьян.

   Вместе со всеми на эту отвратительную сцену смотрели и друзья.

   — Люди не должны мучиться с таким пьяницей, — громко произнес Андрей. — Теперь не времена крепостничества, когда помещик ни во что не ставил своих крепостных.-–- В его голове мельком пронеслись безрадостные мысли о том, что и теперь, к большому сожалению, никто в целом государстве не считается с селянами. Обирают их до нитки, а с трибун говорят о заботе. Обман, кругом был один обман. И не было в стране лидера, который мог бы облегчить участь людей не обманчивыми подачками в виде двадцати и тридцати гривневых прибавок к зарплатам и пенсиям, которые лишь взвинчивают инфляцию в стране, а созданием надлежащих условий для нормальной работы и процветания предприятий и товариществ. Он видел один выход для страны — создание прочной экономической базы в лице малых и средних предприятий, каким является и Тишковское товарищество. Только такой государственный подход мог превратить страну из нищей в процветающую, а людей ; из бедных в состоятельных. Люди не должны влачить жалкую жизнь, она должна доставлять им радость.

   — Пьяницы – что Дыкало, что Слизнев! — решительно резюмировал механизатор Тимофей Ильич и пошел в клуб.

   — Чего стоите!? — заторопился всех сельский голова. — Вот вам и председательский отчет! Пусть прокурор проверяет его отчеты, — заявил он, стремясь снять с себя ответственность и радуясь тому, что Дыкало так наглядно опозорился перед людьми.

   Люди смеялись, глядя на безуспешные попытки Дыкало подняться на ноги. Он же, поняв тщетность своих попыток встать, с большим усилием вскарабкался в машину, и «Джип» тронулся, правда, не быстро, а будто на спущенных колесах.

   Андрей видел, как люди приободрились и, будто омытые теплым весенним дождем, чувствуя внутреннее облегчение, дружно пошли в клуб. Было понятно, что они больше не боялись Дыкало.

   На собрание прибыли все члены Тишковского товарищества.

    Открыл собрание сельский голова.

   Люди единогласно избрали президиум, в который вошли спонсор Козюлин, представитель райадминистрации Хмель, заведующий радиоузлом Силин, а также Андрей Закруткин ; «Кареглазый», как окрестил его Авдоткин. Кроме того, люди выбрали в президиум механизатора Тимофея Ильича Очеретко, бывшего зоотехника Полину Юрьевну Кромину, сельского голову Авдоткина и еще нескольких авторитетных односельчан.

   Авдоткин восседал за столом президиума. Ребята подсказывали ему порядок ведения собрания. Первым делом он решил осудить председателя Дыкало, явившегося на собрание в пьяном виде.

   Зал загудел, как встревоженный улей.

   — Переизбрать его! — стали кричать люди с мест. — У нас своих пьяниц хватает!

   — Не надо нам его отчета! Уже отчитался под колесом «Волги»!

   — Знаем и так, что ничего для людей в селе не сделал!

   — Только себе карманы набивает да водку пьет с заместителем и бухгалтершей!

   — Убежать из села хотят с нашими деньгами!

   — Давайте голосовать за нового председателя! — кричали люди.

   Авдоткин не стал сдерживать порыва, охватившего людей, и перешел ко второму вопросу повестки дня: избрание председателя товарищества.

   Зал восторженно проголосовал за предложенную кандидатуру спонсора Козюлина Михаила Ивановича и смотрел в президиум, пытаясь понять, кто из незнакомых людей и есть этот самый спонсор Козюлин.

   Андрей локтем толкнул Михаила в бок:
   — Миша, поднимись, покажись людям.

   Козюлин неторопливо выпрямился во весь свой богатырский рост.

   — О-о-о! — в восхищении разнеслось по залу.

   — Такого нам и надо! — закричал кто-то.

   — Теперь держитесь, пьяницы! — послышался довольный женский голос. — С таким председателем не поспорите, вмиг образумит!

   В зале одобрительно засмеялись. Было видно, что новый председатель пришелся людям по душе.

   Заместителями председателя были утверждены Закруткин, Хмель и Силин.

   — Тракторную бригаду надо восстанавливать, — громко произнес из президиума механизатор Очеретко.
   Это был действительно один из главных вопросов в подъеме экономики Тишков.

   — И поголовье крупного рогатого скота надо возрождать, а с ним свиноводство и овцеводство! — громко сказала Кромина. — Это наш доход и рабочие места для всех тишковцев!

   В зале раздались одобрительные аплодисменты, послышались крики:

   — Правильно! Правильно! Давно пора! Почти все тишковцы по домам сидят без работы!

   - Дыкало угробил Тишки! К суду его!

   Андрея радовало, что из трехсот пятидесяти четырех членов товарищества на собрании присутствовало триста тридцать шесть. На собрании были учителя и пенсионеры. Из-за недостатка мест в зале люди стояли в проходах, в коридоре и на улице. Это был успех, в котором, как понимал Андрей, немалую роль сыграл сам пьяный Дыкало, наглядно продемонстрировав свою неспособность руководить товариществом. То, что вместо отчета он явился перед людьми чрезвычайно пьяным, никому и никак нельзя было опровергнуть и скрыть, даже при очень большом желании. Теперь никто не мог отменить решение собрания, даже в судебном порядке.

   После избрания председателя и заместителей был избран новый состав правления и ревизионная комиссия.

   После процедуры выборов, как водится, люди потребовали к трибуне нового председателя товарищества.

   — Не бойся, Миша, главное уже позади, — успокоил его Андрей. — Расскажи о том, что планируем сделать в Тишках.

   — Так я никогда не выступал, — произнес поникший Козюлин, неохотно и тяжело поднимаясь из-за стола.

   — Иди и ничего не бойся, — напутствовал его Андрей.

   — А про дорожку можно сказать? — тихо спросил Михаил.

   — Конечно, — улыбнулся Андрей.


     Михаил, побледнев от волнения, будто на ватных ногах двинулся к трибуне. Ему почему-то опять вспомнилась Танюшка, которую он так и не увидел в забитом людьми зале.

   — Говори, председатель! — раздались голоса из зала. — Не робей! Видим твою доброту и хозяйскую хватку! Гуртом будем поднимать Тишки!

   — Говори, Михаил Иванович!

   Михаил не только видел, но и чувствовал, что весь зал смотрит на него. Подумал, что на бульдозере было гораздо легче дергать рычагами, чем теперь стоять у трибуны. Вздохнул, сожалея, что согласился на избрание председателем. Работал бы себе, как прежде, на Ямале и горя не знал. А тут выступай перед сотнями людей. Он поднял глаза на людей и обрадовался, увидев у дверей Татьяну, которая смотрела на него.

   Это придало Михаилу бодрости, он вздохнул в полную могучую грудь и сказал, обращаясь больше к ней, чем к залу:
   — Все, что здесь было сказано — это чистая, правда. Я и за детский садик, и за газопровод, и за водопровод, и за асфальтированную дорогу к церкви, и по улице села…

   Дальше ему не дали говорить громкие крики и жаркие аплодисменты:

   — Правильно!

   — Даешь газопровод, Михаил Иванович, в каждую хату!

   — Это по-нашему!

   — Долой Дыкало и его команду из Тишков!

   — Мы еще думаем, — продолжил Михаил, посмотрев в сторону Андрея, — один коттедж трехэтажный, который сейчас занимает Дыкало, отдать под детский садик, второй, который строили для Чмокалиной, отвести под дом престарелых односельчан.

   Раздались аплодисменты. Михаил видел, как ему аплодировала и Татьяна. Этого оказалось достаточно, чтобы он почувствовал в себе уверенность.

   — А еще мы магазин построим и баню сделаем для всех! ; сказал он, уже практически перекрикивая бурю аплодисментов.

   - Молодцы, ребята! — раздавалось из разных концов зала.

   — Даешь баню! — кричали люди.

   Стараясь успокоить и дисциплинировать людей, охваченных эйфорией, Закруткин обратился к залу:

   — Дорогие товарищи, повестка дня собрания исчерпана. У кого есть замечания и пожелания?

   — Ни у кого! — дружно ответил довольный народ. — Руководите нами!
  Закруткин под всеобщее одобрение закрыл собрание и обратился к новоизбранным членам правления с предложением провести собрание правления завтра в восемь утра.

   — Это поздно, — сообщил механизатор Очеретко. — Люди уже работать будут, а мы совещаться станем. Так не годится. Надобно собраться не позже половины шестого. В семь ; наряд, — пояснил он внимательно слушающему Андрею.

   — Замечание принимается, — с уважением глядя на механизатора, произнес Андрей. — Встречаемся в половину шестого в председательском кабинете, — он посмотрел на Михаила, который выискивал взглядом Танюшку.

   Друзья, сойдя со сцены, вместе с сельским головой, воодушевленным успехом и высоко державшим голову, медленно продвигались сквозь людское море. Они здоровались с восторженными людьми за руки.

   Многие тишковцы задержались возле крыльца, чтобы поближе рассмотреть нового молодого председателя и его замов. Михаил, наконец, отыскавший взглядом Татьяну, счастливо улыбался. Но пройти к ней в плотной толпе оказалось не так-то просто. К тому же Андрей, заметив радостную улыбку на лице друга, предостерег его от попытки на глазах односельчан совершить долгожданную встречу.

   — Работы сегодня для всех было более чем предостаточно, ; сказал он друзьям. ; Сегодня нужно отвезти копию протокола собрания и образцы подписей в управление сельского хозяйства и в банк, чтобы завтра можно было взять кредит и начать работы по газификации села и проведению водопровода, а также вернуть Михаилу потраченные деньги. Сейчас мы должны назначить нового бухгалтера и рассмотреть кандидатуры на другие руководящие должности в товариществе. Но сначала нам следует где-то расположиться. Наверное, нужно осмотреть председательский кабинет, кабинеты заместителей и бухгалтера. Никто другой нас в кабинеты не пригласит.

   Кабинет председателя оказался не заперт. Открытыми и пустыми оказались и кабинет первого заместителя Слизнева, и кабинет Чмокалиной. Только второй заместитель бывшего председателя, молодой парень лет тридцати, Валерий Игнатьевич Шило находился в кабинете. Сельский голова представил ему новое руководство товарищества.


   — а-да, — согласился Шило. — Здесь моего ничего нет, передаю вам ключ.

   — Бери, — сказал Андрей Силину. — Теперь это твой кабинет. Обращаясь до Шило, он распорядился: — Никуда не уходите, будете помогать знакомиться с людьми и хозяйством. О вашей новой должности мы побеспокоимся, если вы, конечно, пожелаете остаться в товариществе.

   — Да-да! — поспешно ответил бывший заместитель председателя. — Куда мне идти? Я здешний.

   — Тогда соберите в своем кабинете главных специалистов. Мы познакомимся с ними и из первых уст узнаем о состоянии дел в хозяйстве перед уборочной и в целом о товариществе.
   Повернувшись, он повел своих друзей в кабинет председателя.

   Через несколько минут в кабинет постучали, и в дверях появилась стройная, как березка, черноволосая и черноокая девушка лет двадцати. Она была очень красива, на что сразу же обратили внимание все, кроме Михаила.

   — Люба Старшинина, — скромно представилась девушка, не решаясь даже взглянуть в сторону нового начальства и со страхом думая, что сейчас ее уволят с работы.

   Андрей понял, что это и есть заместитель главного бухгалтера. Он задал ей несколько вопросов по работе и, оставшись доволен ответами, тут же предложил ей место главного бухгалтера вместо Чмокалиной.

  Андрей поручил Старшининой и Хмелю заняться протоколом собрания, который следовало сегодня же отвезти в управление сельского хозяйства райгосадминистрации и в банк. Он предвидел, что завтра на них обрушится шквал негодования со стороны главы Веселовской райгосадминистрации Сыпачева. Он был уверен на все сто процентов, что Сыпачев не простит им авантюрной самодеятельности по захвату власти в Тишковском «ООО».

   — Сейчас вы занимайтесь протоколом, но в течение дня мы пригласим вас для ознакомления с финансовыми делами хозяйства, — сказал Андрей девушке, зардевшейся от неожиданного повышения по службе.

   Подумав о Сыпачеве, он произнес вслух:

   — Посмотрим, кто кого.

   Андрей сел в кресло рядом с председательским столом, за которым восседал Михаил. Напротив него сидели Хмель и Силин.

   — Даже не подумал бы, что такое бывает, — Силин с искренним удивлением смотрел на друзей.
 
   — А Бурун на собрании хорошо выступил, — сказал, усмехаясь, Василий Хмель. — Правда, никого, кроме Танюшки, не видел.

   Друзья дружно засмеялись.

   Улыбнулся и Михаил, действительно все это время думавший о Татьяне.

   — А чего, по-моему, я классно выступил. Только теперь не знаю, с чего начинать, сидя в председательском кресле.
— А тебе и не надо знать, — серьезно произнес Хмель. — Андрюха скажет. Он у нас голова.

   Силин посмотрел на Андрея, так удачно раскрутившего эту необычную карусель. Теперь он был не безработный, а заместитель председателя сельскохозяйственного предприятия. То-то мать и отец будут рады такому неожиданному успеху сына! Ему хотелось сразу же включиться в работу по руководству товариществом, потому он спросил:

   — И, правда, ребята, с чего будем начинать?

   Друзья посмотрели на своего гениального друга, ожидая его распоряжений.

   Андрей обвел всех внимательным взглядом и произнес:

   — Мы в основном победили, друзья мои. С чем и поздравляю вас от всей души. Но это только начало нашего непростого дела. Смелые города берут, а умные умело ими управляют. У нас есть основания быть и теми, и другими. Но прежде мы должны понять, что с этой минуты мы уже другие — юность наша закончилась с того момента, когда мы в последний раз сидели на берегу Сиверского Донца. Забудьте о наших детских кличках и прозвищах. Отныне мы серьезные взрослые люди, у которых есть имена и отчества, и за спиной которых огромная ответственность.

   — Конечно, Философ, — улыбнулся Силин. - Иначе, зачем мы все это начинали.

   — Так это что, и меня теперь будут по имени-отчеству кликать? —вник в суть разговора Михаил.

   — И тебя, и Александра, и Василия, — произнес Андрей. — Теперь к делу. Завтра из столицы приезжает Сыпачев. К этому времени мы должны закрепить свой успех официальными бумагами. Как я уже говорил, Вася вместе с Любою, — сказал он и осекся, затем, слегка смутившись, продолжил: — Василий вместе с главным бухгалтером товарищества садятся к компьютеру и занимаются протоколом собрания. Затем распечатывают его в семи экземплярах и подписывают у председателя собрания и секретаря. В протоколе обязательно должно быть утверждено решение общего собрания о газификации села, проведении водопровода, открытии детского сада, дома для одиноких престарелых, дома быта с баней, столовой-кафе, сельского супермаркета, а также машинного двора, зернотока, ферм для КРС и свиней. Не забудьте проложить дорожку от сельсовета к церкви с освещением и фонтанчиками. Пока, думаю, достаточно. За время подготовки протокола оформляем свои подписи в банк. Миша, просьба расписаться так, чтобы всегда мог в точности повторить свою подпись, подписывая чек в банк, ; он внимательно посмотрел на друга. ; Я составляю распоряжения о назначении нового главного бухгалтера и о лишении прав бывшего председателя Дыкало, его зама и бывшего главного бухгалтера на проживание в коттеджах. Пусть уезжают в областной город, откуда приехали. Задача Василия ; написать сегодня заявление на имя главы райгосадминистрации с просьбой уволить его с должности инструктора по соглашению сторон сегодняшним числом. Это для того, — пояснил он Василию, ; чтобы у Сыпачева не было возможности освободить тебя завтрашним числом по какой-либо неприятной статье. Все мы, кроме Михаила, сейчас же напишем заявления о своем согласии занять должности заместителей, запись об этом нужно будет внести в открытые нам трудовые книжки. Завтра на правлении утвердим свои обязанности, кто и чем будет заниматься и за что конкретно отвечать. За ночь мы должны все подготовить. Понятно?

   Все, в том числе и Михаил, кивнули головами.

   — Я заранее подготовил список должностных обязанностей и Устав товарищества, — пояснил Андрей. — Сегодня вместе будем изучать их. До утра времени много.

   — Мы что, здесь будем спать? — спросил Михаил. — Я родителей не предупредил.

   — Позвоним, — ответил Андрей.


   — Я лучше съезжу, — подумав, произнес Михаил. — У меня же теперь машина есть? — спросил он Андрея.

   — Конечно, — ответил тот, — ты теперь здесь за главного.

   — Но слушаться будешь Андрюху, — на полном серьезе сказал Хмель. — Это тебе не трактором управлять.

   — Ребят, я никак не могу поверить в то, что произошло, — признался Силин.
   — Как по мановению волшебной палочки. С утра был безработным, а теперь заместитель председателя! Ну, не чудо ли?

   — С Андрюхой мы еще и не то сделаем, — уверенно произнес Хмель. — Он у нас голова. Как скажет, так и должно быть, понял, Бурун?

   Михаил, не раздумывая, кивнул головой.
  — Один за всех и все за одного! — громко произнес давнюю клятву мушкетеров Хмель.

   Все серьезно посмотрели друг на друга.

                * * *
   Только глубокой ночью возвратились друзья домой в Мычаки. Все были уставшие, но довольные. Завтра в пять утра за ними должна была прибыть служебная машина из Тишковского товарищества.

   Стараясь не разбудить родителей, Андрей как можно тише, на цыпочках, прокрался к себе в спальню. Ему было очень интересно узнать от отца, что замышляют против них в Веселовской райгосадминистрации. Он был уверен, что о незапланированных перевыборах председателя в Тишках завтра будут знать не только в районной, но и в областной администрации, и переживал, потому что за сельское хозяйство в районе отвечает его отец. Он любил своего рассудительного и мужественного отца, который сам, без чьей-либо помощи, из простой семьи колхозника, из обычной сельской школы поступил на заочное отделение сельскохозяйственного института. После его окончания работал агрономом в родном селе, потом стал главным агрономом. Под его руководством жители села Отрадово, организованные в колхоз «Ленинский рассвет», добились высоких урожаев зерновых и технических культур. На ВДНХ страны красовалась продукция колхоза «Ленинский рассвет» и фотография отца как главного агронома хозяйства. Таких успешных колхозных хозяйств на всю необъятную страну Советов было не так уж и много. За успехи в труде он был награжден Почетными грамотами Президиума Верховного Совета СССР и Украины, орденом Трудового Красного знамени, несколькими медалями, в том числе и медалью ВДНХ. После того, как по результатам впечатляющего труда его наградили орденом Октябрьской революции, он был назначен начальником управления сельского хозяйства Веселовского района. На этой должности он пребывал уже более пятнадцати лет. Отец с теплом вспоминал о том времени, когда учился, жил и работал в Отрадово, где до сих пор жили его родители Сергей Моисеевич и Анна Емельяновна Закруткины. Это были его, Андрея, родные и любимые дедушка и бабушка, которые не чаяли в нем души. Теперь своим необычным поступком он мог несказанно подвести отца и их.

   Не в состоянии заснуть от тревоживших его мыслей, Андрей включил свет и посмотрел на часы — они показывали три часа ночи. Спать ему осталось всего час. Но сейчас он думал не об этом. С чувством вины, что не может поступить иначе, он испытывал огромное желание идти в этой жизни своей дорогой, без родительской помощи. Ему казалось, что в этой жизни он видит то, чего не видят родители и чего они, прожившие жизнь в других условиях и обстоятельствах, могли не одобрить. К тому же у него были друзья, которые верили в него. Вместе они должны были вознестись на такую вершину жизни, к которой добираются только целенаправленные, настойчивые или удачливые единицы молодых людей. Он видел, что в нынешнем разворовываемом и неуправляемом государстве для них открывался небывалый простор.
   — Жребий брошен – Рубикон позади, — произнес он знаменитые слова римского полководца Юлия Цезаря, перешедшего реку Рубикон, перед тем как овладеть Римом.
   «Спокойных вам снов, — с теплом подумал он о родителях и своих друзьях, — а мне пора на работу».

                ГЛАВА 8

    Эдуард Дмитриевич Сыпачев был взбешен. На его покатом лбу, как и на всем широком квадратном лице, выступили багровые пятна. Крепко сжатые кулаки, лежавшие на полированной поверхности стола, были похожи на пудовые гири. Сам он был похож на разъяренного медведя гризли. Его не было в районе всего одну неделю, а здесь уже переворот, и не где-нибудь, а в самом близком ему хозяйстве, где он кормился и от которого имел немалую долю дохода.
  - «Плевать мне на тех, кто работает, как вол, на «фазенде» Дыкало, — думал он. — Главное то, чтобы в этом непредсказуемом ХХI веке самому не оказаться на обочине дороги, ведущей к достатку и счастью. В государстве творится черт знает что. Вернее те, кто творит все это, знают, что делают, потому и спешат обогатиться».

   В начале девяностых, с распадом СССР, «придворная знать» в России и в периферийных республиках радовалась власти, доставшейся ей без крови. Еще не зная, куда выведет дорога, открывшаяся в неизвестность. «Верхи» самым бессовестным способом стали «доить» предприятия разных калибров, переводя миллионные и даже миллиардные суммы на открытые личные счета в зарубежные банки. Затем умные головы выдумали «приватизацию». Они стали «прихватизировать» на себя, родителей, детей, родных и близких заводы, фабрики, порты, энергосистемы, газовые и нефтяные скважины ; все то, что раньше приносило стране существенные доходы. Приватизация проводилась жестко, с вопиющим до приступности нарушением законов. Новая «знать» спешила как можно быстрее и больше обогатиться, понимая, что такой «лафы» в государстве уже никогда не будет. Опоздать в этом деле означало остаться ни с чем.

   В числе таких «благодетелей», расхищавших народное добро, был и Сыпачев. Теперь в его кабинете находились Маликов и Закруткин. Здесь же был и опухший более чем от трехдневной пьянки Дыкало, прибывший за помощью к Сыпачеву.
   — Как вы могли, ядрена вошь, допустить эти перевыборы? — рычал Сыпачев в сторону Маликова и Закруткина-старшего. - И кто вообще эти люди, которые захватили власть в Тишках?

   — Они предоставили протокол отчетно-выборного собрания в управление сельского хозяйства, — с недоумением произнес Закруткин-старший, только теперь понимая, что Сыпачев не имеет никакого отношения к событиям в Тишках.

   — При чем здесь протокол!? — взорвался Сыпачев. — Я спрашиваю, кто разрешил это собрание?

   — До вас не могли дозвониться, — пояснил Маликов. — Думали, что вы дали на это согласие.

   — Там Авдоткин замешан, — подсказал Дыкало. Его губы и щеки тряслись, как, в лихорадке.
   - Какой-такой Авдоткин? — рыкнул и в его сторону Сыпачев.

   — Это сельский голова, — подал голос Маликов.

   — Так он что, старший в районе? — скривил в неодобрительной ухмылке широкие и упрямые губы Сыпачев. — Завтра уборщица тетя Маша задумает проводить перевыборы в районной государственной администрации, и вы тоже будете сидеть, сложа руки? Позор! Вы же не первый год в администрации работаете! — допекал он опрометчивых заместителей. — Отменить, ядрена вошь, те выборы, а Андоткина, или как его там, срочно ко мне! Погляжу, что это за птица без крыльев, ваш Гандоткин.

  — Авдоткин, — поправил Маликов.

   — Да какая мне разница, ядрена вошь, Андоткин он или Гандовозов! — вскипел Сыпачев. — Считаю, что собрание было незаконным, и все!

   — На нем присутствовало сто процентов членов товарищества, — уточнил Закруткин-старший. — Все по закону и Уставу.

   — И что с того!? — ожег его взглядом Сыпачев. — Почему без нашего позволения проводили собрание? Так по вашей беззубой милости по всему району незапланированные перевыборы пройдут, и неизвестно кого в руководство избирать станут! Чем Петро Дыкало хуже тех, кого там избрали? — кивнул он в направлении посиневшего Дыкало.

   — Они уже и счет в банке открыли, — подал голос взбодрившийся Дыкало.

   — Как это? — окинул его суровым взглядом глава Веселовской администрации.

   — Уже и подписи заверили в банке, — зло ухмыльнулся Дыкало.

   — А ты куда смотрел, ядрена вошь? Все водку жрешь? — Сыпачев уничтожающим взглядом уставился на него. Огромные желваки ходили на его широких скулах, лицо стало багрово-красным. Доступ к счету в банке был равноценен огромному плевку в его сторону. Теперь никто из нового тишковского руководства не станет с ним считаться, а тем более делиться. За эту оплошность он готов был разорвать Дыкало на части. Дело приобретало такой оборот, что за него, как он понимал, следовало браться основательно. «Кто же за этими самозванцами стоит»? — сверлила его не разрешимая пока мысль. Он придвинул к себе телефон и набрал номер начальника милиции.

   — Бородавка, ты? — сердито произнес он в трубку. — Пока я был в Киеве, у вас тут несанкционированные перевыборы в хозяйствах начались… Как где? В Тишках! Дыкало сняли! Тебе бы нужно об этом первому знать, — съязвил он в трубку.

   — Я им звонил, — шепотом вставил Дыкало, — но сказали, что раз драки нет, то собрание - не их дело.

   — Дыкало звонил вам, но никто и пальцем не пошевелил. Сказали, раз драки нет, то и милиция там не нужна! Во-во! Разберись, ядрена вошь! Да причем там, что собрание не парафия милиции. Хоть бы для виду поприсутствовали. Ты вот что, Яков, — стал диктовать план действий Сыпачев, — пошли в Тишки наряд полиции и пусть выкурят из кабинетов конторы засевших там самозванцев. Понимаешь, Дыкало даже к сейфу доступа не имеет, а там печать, личные вещи, ядрена вошь, лежат… Во-во! Двоих твоих гавриков хватит. Желательно, чтобы заместитель твой там был. Пусть сейчас же направляются туда. Следом направлю Дыкало. Сейчас с Гандоткиным разберусь и узнаю, кто ему разрешил в селе перевыборы проводить. Сельский голова, ядрена вошь! Я ему покажу, как самоуправствовать в Тишках без моего ведома! Посылай, Яшка, своих орлов, пусть в Тишках должный порядок наведут! Всех мордой в пол, как преступников!

   Дверь в его кабинет открылась, и в проеме возник запыхавшийся от быстрого подъема на второй этаж тишковский сельский голова, который прибыл с утра пораньше к главе районной администрации за полагающимся, как он надеялся, поощрением по поводу успешно проведенного собрания.

   — А вот и он! — сверля Авдоткина испепеляющим взглядом, произнес с издевкой Дыкало.


  - Ты что, ядрена вошь, творишь, Гамнодкин? — положив трубку, разгневанно пробасил Сыпачев, уставившись на побледневшего сельского голову. — Кто разрешил тебе, мудила несусветный, проводить собрание в Тишках? Ты кто там, ядрена вошь?

   Сельский голова внезапно уменьшился в росте сантиметров на двадцать.

   — Так вы… того… своего человека прислали, — пролепетал он, заикаясь от страха.

   Глаза Сыпачева округлились в крайнем удивлении.
   -Какой, хрен, мой человек? Ты в своем уме, уродина!?

   В кабинете воцарилась тишина. Теперь уже никто из присутствующих ничего не понимал.

   — Кто от моего имени был у тебя? — спросил Сыпачев, наконец, начиная догадываться, что произошло.

   — Я его не знаю, вернее, забыл, как зовут, — совсем запутался Авдоткин. До него постепенно стало доходить, что он натворил без позволения районных властей.

   — Он даже не знает, ядрена вошь, кого избирал в руководство товариществом! — оскалился в недоброй ухмылке Сыпачев, с презрением окидывая взглядом заместителей и Дыкало, который сидел с круглыми от удивления глазами.

   — Так вы ж… того, — пытался ухватиться за соломинку окончательно сбитый с толку Авдоткин. Вид его был жалок: лицо из белого стало серым, плечи опустились, а руки безвольными плетями свисали книзу.

   — Вот так-то, господа! — громко произнес Сыпачев, отчего Авдоткин испуганно вздрогнул. — Избираем каких-то проходимцев и даже не удосуживаемся взглянуть в их документы. Теперь они, неизвестные никому преступники, ядрена вошь, полные хозяева в Тишках и имеют доступ в банке к счету товарищества.

   — На том счету все равно ничего нет, — пояснил Закруткин-старший.

   — Не это главное! — уперся в него недовольным взглядом Дыкало. — Главное то, что они могут кредит взять и смыться, ядрена вошь, из района. Чтобы опять где-то таких вахлаков обуть, как эти, — он презрительно кивнул в сторону Дыкало и Авдоткина. — Во, ядрена мать, какой народец ушлый пошел. Всем в Тишки, и к вечеру привезти мне протокол нового собрания, в котором должно быть записано, ядрена вошь, что прежнее собрание считается ошибочным и потому недействительным. Милиция вам в помощь будет. Если нужно, сгоняйте гоном людей на новое собрание! Все понятно, ядрена вошь?
Маликов, Дыкало и Авдоткин кивнули головами. Один Закруткин-старший не мигая смотрел на главу администрации.

   — Что… тебе… непонятно… Костя? — произнес взбешенный Сыпачев, выделяя каждое слово и сверля того взглядом.

   — Как вы себе это представляете, Эдуард Дмитриевич? — спросил начальник управления.

   — Что значит «как»? — Сыпачев уставился на него немигающими глазами. — Как я сказал, так и действуйте! Я пока отвечаю за район! А ты, Костя, отвечаешь в нем именно за сельское хозяйство. Что тут непонятного?

   — А если новые руководители в суд подадут? ; вступил Маликов. — Все ведь по закону сделано, если, конечно, верить протоколу. ; Он посмотрел на Закруткина-старшего.

   — И хрен с ним, с тем протоколом, ядрена вошь, ; повысил голос недовольный Сыпачев. — Позвоню в районный суд, и там сделают все, как скажу! Демократию, понимаешь, развели. А вы оба потакаете произволу, ядрена вошь!

   — Я за то, чтобы все проверить, а затем действовать, — не сдавался начальник управления сельского хозяйства.

   Сыпачев открыл было рот, чтобы сказать что-то обидное в адрес Закруткина, но дверь его кабинета открылась и в кабинет заглянула начальница отдела кадров. Миниатюрная, словно воробышек, она почти вприпрыжку приблизилась к столу главы администрации и положила перед ним лист бумаги.

   — Василий Назарович Хмель просит уволить его с должности инструктора по спорту по соглашению сторон, — прочирикала она над ухом сердитого главы администрации.

   — Во-во, это он был у нас! — с облегчением воскликнул Авдоткин, услышав, наконец, знакомую фамилию «представителя» райгосадминистрации.

   Начальница отдела кадров, не догадываясь о том, что происходит, чирикала свое:

   — Эдуард Дмитриевич, можно на эту должность определить моего племянника?

   — Мне сейчас не до твоего племянника! — взорвался глава администрации.                -Заговор устроили, сволочи! Всех повыгоняю!
Начальница в страхе попятилась к двери и быстро скрылась за ней. От нее остался только насыщенный запах лаванды.

   В горле Авдоткина запершило.
   — Этот Хмель и был у меня, как бы от вас. — Авдоткин сглотнул слюну и преданно посмотрел на Сыпачева лицо, которого стало наливаться кровью и приобретать лиловый цвет.

    Закруткин, услышав знакомую фамилию, вспомнил, что видел ее в протоколе собрания рядом с фамилией новоизбранного председателя Михаила Козюлина. Его тело вдруг стало наливаться жаром: он вдруг понял, что это не случайное совпадение, это школьные друзья его сына Андрея. Он вспомнил, что там же мелькала и фамилия Закруткин. «Неужели Андрей замешан в этом деле? — думал он, ощущая, как крутым кипятком стала жечь его изнутри опасная догадка. ; Может, потому вчера его целый день не было дома, что он тоже с ними? И сегодня ни свет, ни заря исчез из дома, не сказав ни слова». Сквозь оцепенение, охватившее его, он едва слышал, как Сыпачев распорядился доставить к нему Хмеля и срочно вызвать из Тишков вновь избранного самозванца-председателя правления товарищества.

   Дыкало стал просить главу администрации помочь не только очистить его кабинет от «захватчиков», но и поставить полицейскую охрану у дверей. Никто из находившихся в кабинете даже не догадывался о том, что в сейфе бывшего председателя тишковского «ООО» лежали плотными стопками зелененькие стодолларовые банкноты на общую сумму более двух миллионов. Оставаясь наедине с вместительным сейфом, он часто подходил к нему, испытывая огромное блаженство оттого, что успел отхватить жирный кусок пирога в растаскиваемом государстве. Мысль о том, что теперь он будет сыт до конца своего пребывания на этой грешной земле, радовала его. Он гладил холодное тело сейфа руками, думая о богатстве, защищенном крепкой сталью, и гордясь тем, что об этих деньгах не знал никто — ни члены его семьи, ни его подельники, ни тем более Сыпачев, которого он так услужливо подкармливал все эти годы. Теперь же в голове Дыкало набатом била тревожная мысль — как забрать свое богатство из сейфа, чтобы этого никто не увидел. Те деньги нигде не были оприходованы и зарегистрированы, так как были попросту присвоены им у товарищества.

   Закруткин-старший, все больше укрепляясь в истинности осенившей его догадки, признавал, что его Андрей запросто мог сотворить такое, до чего не каждому простому смертному было додуматься. Охваченный удивительной мыслью о сыне, он не заметил, как на его лице появилась мягкая ироничная улыбка.

   — Чему ты улыбаешься? — недовольно спросил у него Сыпачев, сверля подозрительным взглядом. Ему нестерпимо хотелось рвать и метать, но он знал, что с Закруткиным нельзя обходиться, как с другими. Закруткин был одним из тех немногих руководителей, которые могли постоять за себя.

                ГЛАВА 9

   Вновь избранное правление Тишковского «ООО» собралось в полном составе в кабинете председателя правления. Среди них присутствовали механизатор Очеретко Тимофей Ильич и зоотехник Кромина Полина Юрьевна. На совещание были приглашены ведущие специалисты хозяйства, среди которых была и новый главный бухгалтер — красивая черноглазая Любовь Викторовна Старшинина. Она скромно сидела за столом заседаний. Рядом с ней находился главный агроном, высокий мужчина средних лет с загоревшим лицом. Напротив него ; полноватый, круглолицый главный инженер. За ним ; пожилой ветеринарный врач с протезом правой руки. В конце стола сидел быстрый в движениях молодой механик, который от избытка энергии беспрестанно вертел головой. На правлении также присутствовали заведующий гаражом и начальник ремонтных мастерских.

   На повестке дня, подготовленной Андреем, стояли три вопроса: «О распределении обязанностей среди руководства товарищества». «О состоянии финансовых дел в товариществе» и «О ходе подготовки хозяйства к уборке ранних зерновых».

   Собравшиеся члены правления были серьезны, но торжественны, и одеты они были почти празднично. Даже Очеретко Тимофей Ильич изменил своей рубашке в клеточку. Он сменил ее на более просторную, светлую и застегнутую до самого ворота.

   Очеретко смотрел на рослого новоизбранного председателя, восседавшего в торце стола, и думал о том, каким же это нужно быть умным, чтобы в таком молодом возрасте стать председателем. За свои более чем два десятка лет работы в колхозе, а теперь и в «ООО», он видел многих председателей, но такого молодого ; в первый раз. Он помнил, какими разными были прежние председатели: одни грубые и пьяницы, как Дыкало; другие самым бессовестным образом волочились в селе за каждой юбкой; были и откровенные воры, и дураки, которые не знали, почему в коленчатом валу трактора нет компрессии. Были и такие, которые по милости райкома и райисполкома залетали в колхоз всего на несколько месяцев, чтобы отсидеться в председательском кресле перед новым взлетом по высокой чиновничьей лестнице. Теперь он смотрел на нового председателя и думал, что этот парень все же молодец и очень храбрый. Он сумел выгнать всем надоевшего, но имевшего нужные связи пьяницу Дыкало.
   Ему нравилось и то, что новый председатель был не жадный. За свои деньги купил подарки, перекрыл крышу детского сада и уже делает в нем ремонт. Тишковцам погасил задолженность по зарплате, пусть и частично. Теперь замахнулся даже на то, чтобы газифицировать село и протянуть водопровод. Как такого председателя не поддержать!
 
   Симпатичным был и первый заместитель, сидевший по правую руку от председателя. Он понравился ему еще на собрании, потому что давал дельные подсказки и предложения, которые без возражения принимал даже пугливый Авдоткин.

   Самого Авдоткина он не уважал, так как считал его пустым местом в Тишках. Что начальство сверху скажет, то Авдоткин и сделает. Справку выписать, тут большого ума не надо. А вот собрание вести, как этот толковый молодой парень, и людям внятно растолковать, что и как, это не каждый сможет.

   Андрей был сосредоточен и собран, так как заседание правления было для него первым в жизни. Это были уже не посиделки на берегу Сиверского Донца, а проверка жизнью того, к чему он готовился. Перед ним стояла непростая задача ; вывести товарищество за короткий срок из сплошного разорения, в котором оно находилось, в крепкое хозяйство. Об этом он говорил и вчера, беседуя с новым главным бухгалтером Любой Старшининой.

   Люба была не только красива и обаятельна, но и умна. Она превосходно знала свое дело и великолепно разбиралась в бухгалтерских завалах. За время беседы они прониклись симпатией друг к другу, но не показывали этого.

   Теперь Андрей ободряюще поглядывал на Любу, приглашенную на правление, чтобы предоставить информацию о финансовом состоянии товарищества. Люба, смущенная большим вниманием, сидела, опустив голову, пряча свои большие лучистые глаза. Андрей видел это. Ему нравилась эта чудесная скромная девушка. Он чувствовал, что своим присутствием она вселяет в него уверенность.

   В своей жизни он был уже знаком с жаркими девичьими поцелуями, от которых пьянило и захватывало дух. Но прежние знакомства по разным причинам были позади.

   С первой девушкой, которую он любил пылкой юношеской любовью, он расстался сразу, как узнал, что она читает его искренние письма подругам в классе.
 
   Другая девушка вместе переехала жить с родителями в другой город, и со временем чувства молодых сердец, разделенных расстоянием, угасли сами собой.

   В университете дружить с девушками ему было некогда - он максимально использовал время для учебы, считая это главным на данном этапе и находя время только для занятий каратэ. Хотя девушки откровенно заглядывались на  красивого парня со спортивной фигурой.

   По окончании университета он имел уже черный пояс Дана, что соответствовало мастеру спорта в этом жестком и чисто мужском виде спорта.
 
   Теперь, когда после окончания университета не прошло и месяца, его занимали уже совсем другие вопросы. Проводя дерзкий захват власти, Андрей отдавал себе отчет в том, что, если бы не это село, он бы нашел для себя какое-нибудь другое, еще более дерзкое и на первый взгляд совершенно невыполнимое дело. Исследуя свершения великих людей, он выяснил общую закономерность успеха, а именно — всякое значительное дело нужно решать в комплексе, смело и с основательным знанием самого дела. При этом нередко нужно было использовать такую тактику, которая позволяла бы в любой момент один тактический ход заменять другим, более действенным. При таком стратегическом и тактическом подходе решались не только великие, но и абсурдно сложные задачи, которые до сегодняшнего дня повергают человеческое общество в шок и недоумение.

   Но в задуманном им деле «шока» не было: шла обычная работа, которую они дружной командой выполняли вместе с новым правлением.

   Михаил сидел на правлении в полной растерянности.  Он не раз думал о том, что напрасно согласился на избрание председателем. Не думая, дал согласие и все. Куда было ему, рабочему парню, разобраться, что к чему. Все наворачивалось, как снежный ком. Он вспомнил испуганное лицо матери, которая застала его среди ночи читающего написанное Андреем о том, что и как говорить на первом собрании. Она с любовью приобняла его:

   - Почему не спишь, сыночек? Скоро утро, а отпуск-то твой коротенький. Отоспись на мамкиных-то подушках. Потом опять холодная Сибирь. Очень мне жалко тебя, родненький мой.

   Он, сидя на кровати, по простоте своей и без задней мысли, думая только о правлении, ляпнул:

    - Никуда я, мама, уже не поеду. Избрали меня вчера в Тишках председателем товарищества. Сегодня состоится заседание правления. И я, как председатель, должен его вести.

   Он увидел, как в испуге изменилось лицо матери.

   - Какой такой председатель? — удивленно спросила она. Губы ее задрожали. — Или ты перегрелся на солнышке-то, сыночек? Но ничего, такое бывает. Это пройдет родненький мой Мишутка. Поспи, любименький. ; Мать положила ладонь на его лоб, проверяя температуру. — Вроде холодный. Спи, сынок. Ни дед твой, ни отец не были председателями, и тебе, по всему, не быть им. Учиться-то на председателя надо, сынок.

   Сказала так и ушла, перед тем перекрестила его и смахнула слезу с дрожавшей щеки. Откуда ей, уборщице хиреющего химического завода, было знать, что теперь наступили другие времена, когда ум, знания, смелость и отвага позволяли человеку вырваться из замкнутого круга серости и нищеты. Теперь в обществе процветали те, кто был нужен обществу. И ее сын, благодаря другу, поднялся над неурядицами и бедностью.

   Сейчас для него все было необычно. Он смотрел на Андрея, который взглядом показывал ему на текст, лежащий перед ним. Потому он откашлялся для солидности, провел ладонью по гладкому подбородку, вздохнул, собираясь с силами. Все, в том числе и Хмель с Силиным, ожидали его первых слов.

   Силин был собран и, как никогда ранее, счастлив: в течение нескольких дней он превратился из нищего безработного в заместителя председателя большого товарищества. Ему было чем гордиться, в том числе и своим башковитым другом, который сотворил такое чудо, о котором он и мечтать не мог. Андрей сидел напротив него и, как он видел, пытался помочь Буруну начать заседание правления.

   Хмель тоже смотрел на Козюлина и пытался предугадать, что сегодня творится в райадминистрации. Сыпачев наверняка рвет и мечет, а может, ищет его, чтобы наказать по всей строгости. При этом он чувствовал всем своим естеством, как нравилась ему нынешняя должность, и готов был день и ночь находиться в Тишках, чтобы вместе с друзьями создавать здесь маленький рай для людей, друзей и себя. То, что Бурун задерживал начало собрания, не пугало его, хотя было бы, конечно, гораздо лучше и полезнее, если бы председателем был Андрей. Но раз он принял такое решение, значит так нужно: Андрей знает, что делает.

   Люба Старшинина тоже посмотрела на богатырски сложенного Михаила Козюлина, но все ее мысли были заняты первым заместителем. Он очень понравился ей, в чем она боялась признаться даже себе. Вчера, сидя напротив него за столом, она, волнуясь, рассказывала о сложном положении в хозяйстве, которое было уже банкротом и его с молотка мог купить любой нувориш. Зарделась, когда, прощаясь, Андрей Константинович коснулся ее руки. Остаток дня она была в волнительном состоянии, выполняя его просьбы по проверке основных финансовых позиций товарищества. Хотя и так все было ясно, но она, окрыленная доверием, еще раз перепроверила финансовую отчетность. Неожиданное назначение на должность главного бухгалтера не пугало ее. Последний год именно она вела все финансовые дела хозяйства за исключением тех статей, где Зоя Сидоровна имела свой интерес, никого не подпуская к той части бухгалтерии. Это были договора с частными лицами по закупкам, в том числе липовые накладные по реализации сельхозпродукции, ведомости по зарплате, где числилось больше людей, чем было на самом деле в товариществе. В ведомостях были фамилии многих рабочих с электролампового завода, которые даже не знали, где находятся Тишки. Вчерашнего дня Любе хватило, чтобы окончательно разобраться во всем.
   Она смотрела на председателя, а думала о первом заместителе, боясь взглянуть на него. То, что за ней пытался ухаживать молодой неженатый директор школы, отошло куда-то на задний план. Испытывая внутреннее волнение, она все же взглянула в сторону первого зама, который подбадривал взглядом нерешительного председателя. Его волосы были аккуратно подстрижены, открывая прямой и высокий лоб. Она рассматривала отчетливые темные брови, дугами огибающие карие глаза, небольшой прямой нос, неширокие, но заметные губы, лучистые ямочки, что при улыбке искрились на его щеках. Светлая трикотажная рубашка с короткими рукавами ладно облегала его плечи, выказывая накачанные бицепсы на крепких загорелых руках. Движения его были уверенными. Вчера она была в замешательстве и даже не могла как следует рассмотреть его во время беседы. Теперь же украдкой делала это. Но когда он бросал на нее свой взгляд, она тут же, смущаясь, склоняла голову, отчего ее темные волосы искрились от солнечного света, падавшего из окна. Охваченная смущением, она даже не поняла, отчего все засмеялись, когда, наконец, услышали первые слова председателя.

   Собравшись с силами, он начал так:
   — Товарищи скреперисты и бульдозеристы…

   Все, находящиеся за столом, застыли, а потом заулыбались, думая, что председатель так пошутил. И только тракторист Тимофей Ильич Очеретко громко сказал:

   — Вот это по-нашенскому. Теперь и механизаторам жизнь будет нормальная, — и бросил лукавый взгляд в сторону зоотехника Полины Юрьевны Кроминой. Ей было даже несколько неловко оттого, что она, бывшая безработная, теперь сидела за столом рядом с членами правления, и потому сразу не могла сообразить, почему люди улыбаются словам председателя.

   Михаил, уловив на себе пристальный взгляд Андрея, понял, что сморозил не то, и потому сконфужено улыбнулся, чем еще больше расположил к себе людей, которые готовы были простить все этому светлолицему и светловолосому богатырю. От волнения Михаил готов был передать ведение совещания Андрею, но увидел серьезные глаза друга, которые приказывали ему более серьезно и внимательно отнестись к порученному делу.
   — Друзья, — поправился он и покраснел, понимая, что опять сказал невпопад. Он подумал, что ему следовало сразу начать читать текст по бумаге, а не выдавать экспромтом то, чего он совершенно не знал. Склонив голову, он зашевелил губами, вчитываясь в текст, который множество раз, перечитал ночью дома. В кабинете стояла тишина.
   — Я это и хотел сказать, — он повернул голову к Закруткину. — Здесь все правильно написано. Надобно сначала главного бухгалтера послушать и узнать о финансовом положении товарищества. Так? — спросил он Андрея, который готов был спрятаться под стол, но понимал, что непростое это дело - пересесть с сиденья тракториста в кресло председателя.
   Он ответил как можно спокойнее. — Все верно, Михаил Иванович!

   За столом все закивали головами. Василий и Александр сверлили Михаила недовольными взглядами, который и с бумаги-то не мог прочитать. «Зачем Андрей назначил его председателем? — подумал каждый. — Не оберемся хлопот с таким председателем».

   Михаил посмотрел в сторону Любы Старшининой, сообщил всем, что она назначена главным бухгалтером товарищества и предоставил ей слово.

  Люба посмотрела на Андрея. Тот ободряюще кивнул ей, чем придал уверенность девушке.

   — Финансовое положение в товариществе крайне плохое, - начала Люба — Деньги в товарищество по накладным поступали, но тут же исчезали неизвестно куда. Хозяйство брало кредиты в банке, которые тоже пропадали в неизвестном направлении. Товарищество имеет солидный долг по кредитам перед банком, который грозится описать не только всю технику, имеющуюся в хозяйстве, но и урожай на корню. Товарищество уже давно банкрот, — закончила она финансовый анализ положения дел.

   В кабинете установилась угнетающая тишина. Новые члены правления с горечью понимали, что находятся в буквальном смысле у разбитого корыта.

   — На другое положение дел мы и не надеялись, ; нарушив пугающую тишину, негромко произнес Андрей и посмотрел на друзей, шокированных заключением бухгалтера. Ему было тоже не очень комфортно, но виду он не подавал. — Послушаем, что скажут главные специалисты товарищества в отношении отраслей хозяйства.

   Информация, которую сообщили главный инженер, главный агроном, зоотехник и ветврач не только не развеяла угнетенного состояния у присутствующих, но еще более усугубила его. Техника из-за отсутствия запасных частей была не подготовлена к уборочной страде. В хозяйстве не было ни солярки, ни бензина, ни масла. На животноводческой ферме оставалось всего с десяток коров и такое же количество свиней. И коров, и свиней держали исключительно для личных нужд руководства: Дыкало любил свежее парное молоко, которое заместитель привозил ему в контору в эмалированном бидончике по три литра на день. Петр Никифорович тут же, в кабинете, не стесняясь присутствующих, выпивал стакан молока, вытирал полные губы пухлой ладонью и неизменно произносил: «Люблю парное молочко. Силу и бодрость придает необычную». Свидетели этого ежедневного ритуала склоняли головы или отворачивались в сторону, пряча либо холуйские улыбки, либо недовольство. Лизоблюды, находившиеся в кабинете Дыкало, с самыми что ни есть серьезными лицами восклицали: «Молочко всему голова! — при этом подобострастно хихикали, добавляя: «Будешь пить свежее молочко, получишь силы и чистое лицо!»

   — Полный облом, — произнес Михаил. В его голосе слышалась растерянность.

   — Вот тебе и ситуация, — Василий Хмель тоже был в отчаянии и растерянно смотрел то на председателя, то на Андрея.

   Тракторист Очеретко, приоткрыв рот, обвел всех удивленным взглядом и произнес:

   — Вот вам газификация, и водопроводизация Тишков.

   Зоотехник Кромина тихо произнесла:

   — Какая там газификация, если уборка на носу, а в товариществе с ремонтом техники и конь не валялся.

   Андрей тоже был удручен плачевным положением дел в хозяйстве, но он и не ожидал иного положения дел в хозяйстве, поэтому сказал:

   — Мы не на готовое дело пришли. Изначально было понятно, что хозяйство развалено. Наша задача - сделать его крепким и богатым. Для полноты картины предлагаю провести полный аудит хозяйства. Я найду аудиторскую фирму, а вы будете заниматься с ней, — Андрей взглянул в сторону Старшининой и, обращаясь ко всем остальным членам правления, продолжил: — Все внимание направляем на подготовку техники к уборке зерновых, а зернотока ; к приему и сохранению урожая. Сегодня же создадим штаб по подготовке к страде. В штаб войдут председатель, заместители, главный инженер и главный агроном. Члены штаба будут отвечать за свои участки работы и каждый день отчитываться на заседании штаба о состоянии дел. Первое заседание штаба состоится завтра утром в семь ноль-ноль. На нем должны присутствовать все члены правления. Подготовка к уборочной должна быть закончена не позднее, чем за месяц.

   — Это правильно! — поддержал Андрея механизатор Очеретко. — Не будет контроля - ничего не будет.

   — А деньги на запчасти и все остальное, где возьмем? — скептически спросил главный инженер.

   — В банке кредит возьмем, — сообщил Андрей, — и на газификацию тоже. Раз обещали, значит сделаем! Первая заповедь для каждого руководителя: отвечать за свои обещания и поступки. Конечно, для нас было бы облегчением, если бы был проект газификации села.

   — Есть такой проект, но только несколько устаревший, — подсказала Люба. — Его еще при колхозе заказали в проектной организации, но он так и остался, как говорится, в проекте, так как денег тогда не было.

   — Если проект есть, это уже хорошо, — Андрей улыбнулся. — Пока будем тянуть газопровод по селу, проект подправим. Он-то в целом, будем надеяться, нормальный, и село, думаю, не сместилось с места. Что касается изменения цен на материалы и работы, то это финансисты скорректируют.

   — Это по-нашему! — не удержался от восклицания Очеретко, лицо которого растянулось в довольной улыбке.

   — А дорожку к церкви будем строить? — напомнил Михаил.
Хмель и Силин, усмехнувшись, взглянули в его сторону: нет бы о ремонте тракторов и комбайнов думать, а он со своей дорожкой!

   Андрей спокойно ответил:
   — И дорожку с завтрашнего дня начнем делать. Она недорого обойдется товариществу, а результат, несомненно, будет положительный.

   — Это правильно! — одобрительно воскликнула Кромина. — Я тоже по той дорожке в церковь буду ходить,хотя раньше и не верила в Бога. Но жизнь пошла такая, что поверишь и в черта. - Она смолкла на полуслове, не осмелившись в стенах конторы вспоминать о «черте».

   — Банк не даст нового кредита, — тихим голосом высказала сомнение Люба Старшинина. — Там пеня очень значительная по прежнему кредиту начислена.

   — Решим вопрос с кредитом, — твердо пообещал Андрей, окончательно взяв бразды правления на себя.
   Он подумывал сегодня же обратиться за помощью к отцу, который имел в районе большой авторитет. Но одна тревожная мысль сверлила его: как отнесется отец к перемене власти в Тишках. Да и мама наверняка станет с укором смотреть на него, выговаривая: «Ну, как ты мог так безрассудно поступить, Андрюша? Руководить людьми, это не в игры играть. За каждым членом товарищества стоит семья, которую нужно не только кормить, одевать, но и воспитывать. К тому же ответственность за всех должна быть. Люди — это серьезное дело. У каждого свой характер, своя позиция в жизни. Не все будут разделять твои патриотические убеждения. Появятся противники. Будут писать в различные инстанции, портить тебе нервы. Зачем тебе в молодые годы их заботы и горе? Люди нередко сами себе не могут ладу дать. Всегда у них кто-то виноват и кто-то должен для них что-то делать. Даже если построишь каждому человеку по золотому коттеджу и предоставишь по золотой машине с шикарным рестораном в придачу, где их будут по пять раз на день кормить бесплатно, все равно найдутся недовольные, завистливые, корыстные, а то и просто откровенно озлобленные. Род людской так несправедливо устроен, и никто с этим ничего не поделает».
   Отец же, выслушав обоснованные причитания мамы, проведет рукой по роскошным волосам и произнесет: «Сынок, ты уже взрослый, но вижу по поступкам, что все еще ребенок. То, что подвел меня — полбеды. А вот то, что влез в неприятную и опасную халепу, из которой выбраться не так просто — это факт. Не думай, что ты умнее всех. На этот счет немало людей ошибалось и ошибается. Оставь товарищество, пока основательно не завяз в нем».
   Он и сам знал это. Но одни идут по проторенной дорожке, а другие торят ее для себя и тех, кто пойдет за ними следом. И, похоже, они получают от этого удовольствие. В наше время, как во время любой социальной революции, можно идти не в ногу и в любую сторону в поисках своего дела и счастья. Он выбрал свой путь, который ведет через тернии к звездам. Ему хотелось проверить себя. При этом следовало вести дело так, чтобы на всем пути к цели люди в награду получали практическую выгоду от своей работы. Это стимулирует их. При этом самому в глазах всех людей следовало быть аскетом и чуть ли не праведником. Люди это любят. Это соответствует мнению большинства о том, что за их счастье кто-то обязательно должен платить, бороться и страдать, как Иисус Христос. Их дело - судить, а если что, то могут и распять на кресте. При этом людям всегда должна быть дана возможность отпущения грехов, каких не должен иметь вечно недоедающий и недосыпающий аскет. Он денно и нощно должен думать обо всех и, конечно же, отвечать головой за каждого из них. Для этого общенародный лидер должен иметь соответствующий ум, обладать незаурядной смелостью и отменной решительностью. И тогда — о’кей — все будет сделано!
  Эти мысли вихрем пронеслись в голове Андрея, так и не дав ответа на вопрос, который сейчас волновал и тревожил всех: где взять нужные товариществу деньги.

   — По всем показателям деньги в товариществе должны быть, — сказала Старшинина. - Но где они, я не знаю.
  Она пожала хрупкими плечами и с виноватым видом посмотрела на Андрея.

  — Значит, ищите деньги, — с мягкой улыбкой произнес Андрей. — Они очень нужны товариществу, Любовь Викторовна.

   — Может, в прокуратуру обратимся? — подсказала Кромина, питая надежду на самый «справедливый суд в мире».

   — Бесполезное дело, — махнул рукой механик. — Прокурор и начальник милиции давно будто прописаны в Тишках. Все это видят, но боятся сказать. Да и кому скажешь? — он посмотрел на Андрея. — Плакали, видать, наши денежки.

   — Их более двух миллионов долларов! — твердо сказала Люба. — Хватило бы и на подготовку к уборочной, и на газификацию, и на дорожку к церкви. ; Она перевела взгляд с председателя, который думал о чем-то своем, на первого заместителя, который внимательно смотрел на нее.

   — Это сумма более чем приличная, — произнес Андрей, и в его глазах засветились искорки надежды. -–- Может, деньги в этом сейфе? Он повернулся к пузатому несгораемому ящику и тут же посмотрел на Старшинину, надеясь, что она знает, где находится ключ.

   — Дыкало всегда носил ключ при себе, — пояснила Люба. — И печати у нас не было бы, если бы Зоя Сидоровна не забыла ее на своем столе, когда вчера впопыхах покидала контору.

   — Вырежем замок газосваркой, — решил Андрей. - Стоимость его небольшая. Распорядитесь насчет газорезки, — обратился он к главному инженеру.

   Решительный первый заместитель все больше нравился членам правления.

   Очеретко не выдержал и воскликнул:

   — Если все свершится так, как здесь говорилось, то я первым пожму руки вам, молодые люди, от имени всех тишковцев. В нашем селе никогда не было руководителей, которые бы так беспокоились о людях. Но хочу сразу предостеречь: Дыкало просто так этого дела не оставит. Я видел его утром, когда он на своем Дорогущем «Джипе» умотал в район. А куда ему еще в такую рань?

   На председательском столе зазвонил телефон. Все устремили взгляд на него, не без основания полагая, что звонят из района.

   В кабинет вошла симпатичная, молоденькая секретарша и несмело произнесла:

— Районный начальник Сыпачев срочно требует к телефону председателя.

   — Что я и говорил, — шепотом произнес Очеретко.

   Козюлин посмотрел на Андрея.


   — Бери, — сказал Андрей.


   Михаил поднял трубку.

   
   — Да, — несмело произнес он.


   Все услышали, как в трубке раздался угрожающий крик.


   — Ругается, — отодвинул от себя трубку Михаил. — Требует, чтобы я срочно прибыл к нему в Мычаки.


   — Скажи, что занят и прибудешь к нему, когда освободишься, — подсказал Андрей. — Тебя избрали люди. Нам, главное, сегодня получить кредит.


   — Он говорит, что послал сюда наряд полиции, — прикрыв трубку ладонью, пересказывал Михаил.


   — Как прислал, так и уедут назад, — решительно ответил Андрей. — Не бойся. Он не твой начальник. Наши начальники ; члены товарищества. Так что говори смело: занят.


   — Я занят, — быстро произнес Козюлин и, изобразив на лице зубную боль, отодвинул трубку от уха. — Кричит, что посадит меня в тюрьму за самозахват власти в Тишках.


   — Клади трубку, — усмехнулся Андрей. — Пусть сначала научится культурно разговаривать. Клади! — твердо повторил он, помогая Михаилу перебороть нерешительность.

   Михаил положил трубку, но телефон тут же отозвался настойчивым звонком.

   — Упорный, — неодобрительно произнес Очеретко, — прицепился, как репей к коровьему хвосту. Просто так не отстанет.

   Михаил вопросительно смотрел на Андрея.

   — Не бери, — распорядился Андрей. — Он зол, и теперь, кроме оскорблений, не в состоянии что-либо сказать. Мы должны подготовиться к приезду милиции, с которой, несомненно, будет и Дыкало.

   — Я сейчас соберу механизаторов на защиту конторы, — сказал Очеретко и посмотрел на Закруткина.

   — Хорошее предложение, — поддержал его Андрей, хотя понимал, что это слабая защита от полиции и районных властей.

   —  Тоже пойду по дворам, — поднялась Полина Юрьевна. — Не взять им вас! Мы все будем за вас стеной, — решительно произнесла она. — А может того, — взглянула она на Андрея, — соберем всех тишковцев по радио?

   — А чего, ключи от радиоузла у нас, — подал голос Хмель. — Сейчас закрутим в селе такое, что Сыпачеву и его полиции мало не покажется.

   — Я просто не пущу Дыкало в кабинет, — с готовностью отражать нападение поднялся из-за стола Михаил и выпрямился во весь свой богатырский рост. Тугие бицепсы играли на его руках, а широкая грудь негодующе вздымалась под легкой белой рубашкой.


   — А как быть с сейфом? — спросил главный инженер. — Может там и впрямь деньги?

   — Приглашайте газорезчика, — решил ускорить события Андрей, понимая, что после звонка главы районной администрации дорога каждая минута.

   Очеретко и Кромина выскочили на улицу и кинулись в стороны: один за подмогой в тракторную бригаду, а другая по хатам тишковцев, крича, как на пожаре:

   — Дыкало с помощью полиции собирается вновь занять председательское место, чтобы продать спекулянтам урожай озимой пшеницы и смыться с деньгами.

   Тишковцев такой расклад не устраивал. В памяти были свежи вчерашние пьяные выходки Дыкало. И люди, хватая кто вилы, кто косу с острым жалом, а кто подвернувшийся под руку кол, бросая все свои дела, бежали к конторе. Именно с таким примитивным оружием когда-то началось крестьянское восстание в Украине, вошедшее в историю под названием «Колиевщина», от слова «кол». Тишковцы, которые ранее чувствовали себя чуть ли не крепостными, готовы были даже перекрыть своими телами единственную дорогу, соединяющую Тишки с Мычаками.

   Главный инженер, получив команду вызвать газорезчика, вышел в приемную. Он с содроганием думал о прежнем узурпаторе-председателе, который, вернувшись в председательское кресло, несомненно, одним росчерком пера уволит его с занимаемой должности. Тогда хоть помирай,  так как во всем Веселовском районе не найти ему работу.

   — Одна нога там, другая здесь! — волнуясь, скомандовал он какому-то пареньку, забредшему с утра в контору. — Срочно газорезчика с аппаратом сюда. Так и скажи ему — новый председатель велел.


   К зданию конторы прибывали люди. Вскоре толпа гудела, словно пчелиный рой, встревоженный медведем-разорителем.  Взоры собравшихся сельчан были обращены в сторону дороги, ведущей в Мычаки, откуда ожидалось появление Дыкало с милицией. Взволнованные люди, окружив контору, не пропускали к ней даже высокого газорезчика.

   — Куда прешь, происк империализма!? — орали на него, отпихивая палками.

   — Я того, — сопел газорезчик и тупо давил плечом на толпу, — меня главный инженер вызвал.

   — Никак наши решились двери в контору заварить, чтоб Дыкало не прорвался! — подал кто-то голос.

   — Она деревянная, деревня, как заваришь!? — перечил ему кто-то.

   - Не пущай его, братва! — истошно заорал кто-то. — Может, он заодно с Дыкало и контору поджечь хочет! Бей его!
 
   Худой и длинный газорезчик втянул голову в щуплые плечи и отступил назад. Какой-то дед, растерявший за горькие годы жизни свои последний зубы в совдепии, выставил в его сторону вилы со словами:

   — Пырну, вражина, коль хоть шаг к конторе штупишь!
Но один из мужиков все же усомнился в подозрениях к газорезчику и громко вскричал:

   — Это же свой, тишковский, Гришаня Казарлюга! Нашто-ся ж надо, раз позвали в контору. Сам он без магарыча и шагу не ступит. Пропущайте его, люди!

   Подозрительная толпа неохотно расступилась, и Гришаня обреченно потянул за собой к конторе грохочущую повозку с газовыми баллонами на железных, не смазанных и потому сильно визжащих колесах. По лицу газорезчика струйками стекал пот.


   — Наконец-то! — недовольным голосом встретил газорезчика главный инженер и чуть ли не силой затолкал его вместе с баллонами в председательский кабинет.
— Что резать-то? — газорезчик остановился посреди кабинета, переводя хмурый взгляд с одного члена правления на другого.

   — Давай сюда! — скомандовал Козюлин, освобождая проход к сейфу.

   Андрей посмотрел на худого газорезчика. Его печальный вид заставил его задуматься: «Сколько таких горемычных мыкается по этой земле, не принадлежащей им? Будет ли хоть когда-нибудь эта земля принадлежать им? Если и будет, то смогут ли они сделать так, чтобы она расцвела, как сирень по весне? За семьдесят пять лет советской власти эта земля, обильно политая слезами, кровью и присыпанная людским горем, так и не расцвела».

   На улице перед конторой у самой толпы, визжа тормозами, остановились черный «Джип» и полицейский «Газик». Толпа сначала отхлынула в испуге от них, а затем, недовольно и враждебно гудя, волной окружила со всех сторон машины и тех, кто вылез из них: бывшего председателя Дыкало, замначальника районного отделения полиции майора Сопельникова и щуплого капитана Чунина.

   — Не пущай их! — орали в задних рядах, давя на передних.

   — Напились людской кровинушки! — вторили им другие недовольные голоса.

   — Заколю! — страшным голосом кричал кто-то.

   Над головами людей зловеще качались вилы и косы.

  Дыкало, припечатанный толпой к «Джипу», опасливо озирался на полицейских, заблокированных решительно настроенными людьми.

   — Чего приехали? — кричали тишковцы. — Мы вас не вызывали! Вчерась переизбрали пьяницу Дыкало. Его приглашали на собрание! Так он, злодей, всех гусей и курей подавил машиной в пьяном угаре, а на собрание не явился.   

   — Даже выпал из «Джипа»! Стыдоба-то какая!

   — А вы его защищаете!

   — Из одной кормушки едят! Как не защищать!

   — Валите, откуда приехали, не то.., — кричали люди.

   Озлобленный таким нерадушным приемом тех, кто еще вчера беспрекословно выполнял его наказы, Дыкало, багровея, рычал на прижавших его к машине тишковцев. Все его мысли теперь были прикованы к кабинету с сейфом, в котором были его деньги. Не в силах справиться со своей злобой, он с кулаками кинулся на людей, прорывая оборону. Двое или даже трое тишковцев были повалены на землю, среди поверженных защитников конторы оказалась и член правления Кромина.

   — Убивают! — в испуге закричала она, падая под ноги Дыкало, как в прошлом году под его комбайн.

   Страшное слово «убивают» парализовало толпу, сквозь которую разъяренным быком ломился Дыкало, раскидывая людей. Следом за ним, по проторенному им проходу, пробирались два полицейских. До спасительного крыльца конторы оставалось всего несколько шагов, но тут Очеретко хладнокровно подставил Дыкало ногу, и тот, вытянув руки вперед, с разгону рухнул на землю. Один из мужиков опасливо, как к медведю, протянул к нему палку и ткнул в бок, проверяя, не забился ли председатель насмерть. Это возымело на Дыкало настолько устрашающее действие, что он, объятый страхом оттого, что его сейчас забьют насмерть, проворно вскочил на четвереньки и, точно чупакабра, в два прыжка достиг ступенек крыльца. Перед ним была открыта дверь правления. В нее грузный Дыкало и юркнул шустро. Затем повернул к людям свое бурое, оскаленное в злобе лицо и прошипел:

   — Я вас всех в порошок сотру, вы все... едовитая грязь на моих ботинках!
   Процедив эти слова, он скрылся в конторе, направляясь к своему бывшему кабинету, в котором находилось его богатство.

   Люди загалдели и кинулись к двери. Каждый пытался проскочить первым, но ему мешали другие. Кое-кто уже лежал под ногами желающих первыми проскочить в контору. Слышались крики о помощи, треск рвущейся одежды и злобная матерщина. Столпотворение было сродни событиям вековой давности, развернувшимся на Ходынском поле в Москве в дни восхождения на престол императора Всея Руси и Финляндского наместничества Николая II и в день похорон в Москве «отца всех народов» Иосифа Сталина. Тогда тысячи людей были раздавлены и растоптаны неуправляемой животной толпой, желающей лицезреть царя и великого Сталина. Не менее ужасная трагедия произошла и по более прозаическому случаю в Англии на Уилбдонском стадионе, когда сотни болельщиков были в прямом смысле вдавлены в сетку, отделяющую стадион от зрителей. Неуправляемая толпа может стать страшной и бездушной силой, не щадящей никого и ничего на своем пути, сродни испуганному львами или пожаром стаду диких буйволов. И есть только одно средство, которое может остановить безрассудство толпы — это новый страх с той стороны, куда она в неистовстве своем ломится.

   Между тем в кабинете председателя газосварщик с большим трудом разжег давно требующую замены горелку и только приступил к вырезке отверстия в сейфе, как в кабинет ворвался Дыкало с налитыми кровью глазами. За его спиной маячили два милиционера.

   — Вон из моего кабинета! — рычал бывший хозяин и, несмотря на свой избыточный вес и немалый живот, выдающийся вперед, резво подбежал к столу, за которым стоял новый председатель Михаил Козюлин. За его спиной у сейфа колдовал газорезчик.

   — Вон из кабинета! — хриплым от злобы голосом повторил Дыкало, еще сильнее багровея и указывая рукой на открытую дверь.

   Михаил, возвышаясь над всеми на целую голову, недоуменно смотрел на него.               

   Дыкало, боясь, что от огня горелки в сейфе вспыхнут деньги, оттолкнул Михаила и схватил газорезчика за шиворот.

   — Прекратить! — заорал он и оттолкнул газорезчика от уже дымившего сейфа.

   Газорезчик отлетел и упал под ноги полицейских. Горелка сизым пламенем прошлась по одежде майора Сопельникова. Одежда вспыхнула, и майор, громко матерясь, выскочил в коридор, пытаясь сбить пламя на ходу.

   Стоявшие у дверей увидели горящего человека и закричали:
   — Пожар!
   Этого было достаточно, чтобы давление со стороны улицы ослабло и осаждавшие кинулись врассыпную от крыльца конторы.

   Отбежав на безопасное расстояние, люди стали оборачиваться к конторе, где на крыльце прыгал майор Сопельников в горящей одежде. Никто из тишковцев не спешил ему на помощь.

   В самой же конторе происходило следующее.

   Опрокинутый на спину газорезчик лежал на полу и, не в состоянии погасить горелку, размахивал ею над собой. Все уставились на него. Дыкало, воспользовавшись моментом, проворно сунул ключ в замочную скважину сейфа и хотел было повернуть его, но остолбенел от внезапно пришедшей мысли, что все присутствующие увидят его доллары. Он замер.

   В это время Михаил, обернувшись к Андрею, взглядом спрашивал, что ему делать. Андрей кивнул головой в сторону сейфа, где колдовал Дыкало.

   Михаил захватил Дыкало сзади под растопыренные руки и с силой кинул восьмипудовое тело в сторону газорезчика, который все еще не мог справиться с горелкой, испускавшей сиреневое пламя. Бросок был настолько сильным, что Дыкало, не долетев до газорезчика всего метр, кулем повалился на пол. Он лежал вниз лицом и не двигался, боясь, чтобы его не постигла судьба майора Сопельникова.

   Михаил же повернул ключ в замке сейфа и дернул дверцу на себя. Вид, открывшийся взору, заставил его воскликнуть:

  — Ё-мое! Сколько же зелени! Здесь не только на дорожку до церкви, но и на все другое с лихвой хватит.

    — Это мое-е-е, — Дыкало с искаженным от злости лицом полз на коленях к сейфу.

   — Было твое, теперь наше, — ответил ему Михаил и подозвал к себе Андрея. — Смотри, где лежат деньги тишковцев, о которых говорила Люба. - Он отыскал взглядом в толпе девушку и победно улыбнулся ей.

   — Подсчитаем, запротоколируем и отвезем в банк на счет товарищества, — распорядился Андрей и тоже улыбнулся счастливой девушке.

   — Не дам! Не дам! Это мое! — Дыкало стоял на коленях и протягивал руки к сейфу. — Полиция! Полиция! Это все мое!

   — Сейчас все заберем в РОВД! — с разгоревшимися от алчности глазами произнес капитан Сопельников.

   Но Андрей остановил его.
   — Вы будете присутствовать, товарищ капитан, а мы станем считать и протоколировать. Иначе эти деньги могут до милиции не доехать, а потом получится так, что их в сейфе или не было, или было не столько, сколько есть теперь. Приступайте Любовь Викторовна, — обратился он к бухгалтеру. - А мы все будем при этом свидетелями и понятыми.

   Люба Старшинина считала доллары, которые выкладывал из сейфа Михаил. В открытые двери кабинета заглядывали тишковцы, пораженные наличием такого большого количества денег, да еще в долларах, которых они никогда в своей жизни не видели.

   Андрей тоже смотрел на доллары и думал о том, что теперь не нужно будет брать кредит в банке. На эти средства можно протянуть по селу газопровод и водопровод, подготовить технику к уборке урожая и построить собственное зернохранилище, чтобы не зависеть от прихотей хлебоприемных пунктов. А еще они закупят племенное стадо коров и свиней, помогут школе в приобретении компьютеров, окажут помощь одиноким старикам и старухам и организуют в Тишках хороший магазин-универсам.

   Подсчет валюты подходил к концу. Всего насчитали два миллиона двести пятьдесят тысяч долларов. Стол был завален пачками иностранных денег, когда присутствующие вздрогнули от громкого окрика:

   — Стоять! Всем руки вверх!

   Все обернулись. В дверях стоял майор Сопельников с пистолетом в руке. Его форма была в нескольких местах выгоревшей, а изуродованное страшной ухмылкой лицо было закопчено гарью.

   — Всем на пол! Лицом вниз! — хрипло командовал Сопельников. — Неповиновение будет считаться сопротивлением! — Для острастки он выстрелил в потолок. Штукатурка посыпалась на головы правленцев.

   Сопельников уже предвкушал, как прибудет в райотдел с фантастической суммой денег и получит за свой «подвиг» подполковничьи погоны. Но, увидев такую уйму долларов, он вдруг подумал, что в дороге он мог бы запросто переполовинить сумму и внезапно стать очень богатым. Додумать до конца эту приятную мысль ему не удалось, так как Василий Хмель и Александр Силин по сигналу Андрея схватили его и стали валить на пол. Сопельников, пытаясь освободиться, рванулся и ... прозвучал новый выстрел. Пуля ударила в сейф и, отскочив, рекишетом попала в покатый лоб Дыкало, который все еще стоял на коленях. Дыкало громко вскрикнул и упал на пол. На его лбу вскочила шишка величиной чуть ли ни с куриное яйцо.

   — Убили! — закричала Кромина испуганная стрельбой.

   Ее возглас передался в коридор конторы, а оттуда на улицу к возбужденной толпе.

   — Кого–то там убили? — стали отступать в страхе от входа в контору и без того напуганные люди.

   А в это время в конторе Василий и Александр, повалив Сопельникова на пол, связали ему руки ремнем. Пистолет, из дула которого еще вился кверху тонкий дымок, лежал на полу. Андрей поднял его.

   Дыкало, увидев пистолет в руках парня и подумав, что сейчас его пристрелят, в страхе закричал:

   — Пощадите, люди! Да, я признаю, я украл деньги у товарищества! И я же их ему возвращаю! Но добровольно и под расписку, чтобы не пришили мне недостачу.

   Ему тут же дали лист бумаги, и Дыкало, находясь на полу, стал царапать на нем: «Я, Дыкало Петр Никифорович...» Он собирался написать: «председатель Тишковского товарищества», но Василий Хмель произнес:
   — Бывший председатель.


   «...бывший председатель, — дописывал Дыкало. По собственному желанию возвращаю товариществу два миллиона двести пятьдесят тысяч долларов, которые не успел положить в банк на счет Тишковского «ООО».

   — Которые украл у товарищества, — уточнил Андрей.

   Дыкало со страхом посмотрел на связанного майора Сопельникова и пистолет, который был в руках Андрея. В его голове мелькнула мысль, что эти парни ; крутые мафиози, раз не побоялись скрутить даже заместителя начальника милиции, и поэтому послушно дописал требуемые слова.

   — Число и подпись, — подсказал Хмель.

   После чего расписка, подписанная Дыкало, оказалась в руках Андрея.

   Тишковцы, сбившиеся у дверей, тут же передали по людской цепочке признание Дыкало о воровстве двух миллионов долларов.

   — Во гад! — удивлялись люди. — Обобрал всех до нитки и хотел смыться с Тишков. Но не тут-то было!

    — Хорошее руководство мы избрали, — вторили им другие.- Не боятся даже полиции, и тех повязали.

   — Спаси и сохрани их Боже, — крестились женщины.

   — А кто стрелял? — интересовались наиболее любопытные.

   — Сопельников хотел расстрелять нашего молодого председателя, первого заместителя и Любу Старшинину, но два других заместителя не дали ему этого сделать.

   — Молодцы!

   — Бедовые, видать, ребята!

   — А то!

   — А за что ж Старшинину-то?

   — Она деньги считала.

   — И куда ж теперь те деньги пойдут? Небось, разворуют их те, кто в кабинете?

   — Деревня! На что они нашему председателю, раз он своими деньгами зарплату выдал, помогает садик ремонтировать, подарки сделал.

   — А, может, они так ловко заманили нас в свои бандитские сети? Они в городах все ушлые!

   — Тебя заманишь. Один трактор был, что молоко по селу собирал, так ты и тот угробил по пьяни. Теперь молоко свиньям отдаем, так как некуда его девать.

   — А ты забыл, как сам по пьяни ферму сжег, когда коров сторожил? Самого еле живого из дыма вытащили. Еще б чуть-чуть и сгорел вместе с коровами.

   — Что вы, будто дети! — оборвал их высокий мужик с серьезным лицом. — Тут за миллионы разговор идет, а они укоряют один другого, кто больше выпил. Оба хороши.
 
   — Не может быть, чтоб ребята были такие, чтоб припрятать те деньги, — вслух засомневался Очеретко, находившийся в толпе. — Дыкало вор, а эти нет. Верю им.

   А в это время в кабинете стали укладывать деньги в пакеты. Люба, протиснувшись сквозь толпу, сгрудившуюся у дверей кабинета, сбегала в бухгалтерию еще за одним пакетом. Упаковав доллары, она стала передавать пакеты Андрею, но тот указал на Михаила.

   — Ему, он председатель. Все едем в банк. Как положим деньги на счет товарищества, так отпустим  этих, –– Андрей кивком головы указал на майора Сопельникова и капитана Чунина связанных ремнями: — Пусть докладывают начальнику полиции и прокурору, как Дыкало обирал тишковских тружеников.

   Сопельников, Чунин и Дыкало молчали. Один за другим их, как преступников, при всенародном обозрении стали выводить на улицу к машинам.

  Хмель и Силин пробивали проход в людской толпе. За ними шел Михаил с пакетами и Андрей, защищавший его с тыла. Следом за Андреем шла Люба Старшинина.

  На Дыкало теперь уже никто не обращал внимания. Большая шишка, как у черного носорога, рогом выпирала на его покатом лбу, а маленькие красные глазки он прятал от тишковцев.

  Возле машин Андрей попросил Михаила и заместителей остановиться.

   — Скажи людям пару слов, — обратился он к Михаилу. — Видишь, сколько их собралось. Они разнесли бы и РОВД, если бы полицейские вздумали предпринять какие-то меры против нас.

  — Сам скажи, — тихо попросил Михаил. — Ты же знаешь, я не мастак говорить.
Андрей кивнул, согласившись.

Василий Хмель прокричал:

— Попрошу тишины!

Все затихли.
  — Друзья! — громко произнес Андрей. — Мы только что вскрыли сейф в кабинете председателя и обнаружили в нем два миллиона двести пятьдесят тысяч долларов, которые прежний председатель украл у товарищества. У нас есть на этот счет его расписка. Представители полиции, направленные главой района, хотели отобрать деньги, но мы не позволили…

  — Правильно! — закричали кругом. — Себе заберут! Знаем их!
— Вот мы и решили отвезти их сейчас в банк и положить на счет товарищества.

  — Дозволяем! Правильно! — закричали люди.

  — А как на счет газификации?! — раздались голоса.

  — К газификации приступаем завтра! — громко, чтобы слышали все, ответил Андрей. — Кроме того, чтобы дважды не копать траншеи по улицам, сразу будем вести и водопровод.

  — Согласны! — кричали люди разом.


  — С завтрашнего дня начинаем погашение долгов по зарплате, которые накопились в товариществе за годы его работы. Выдачу денег будем производить по улицам. Завтра начнем с этой улицы, ; он показал рукой в сторону клуба. ; На следующий день деньги получат те, кто живет на той улице, — он показал в другую сторону. - На третий день деньги выплатят живущим в той стороне, где стоит церковь. Денег хватит на всех. Поэтому попрошу в конторе не толпиться.

  — Скажи, что завтра начнем делать дорогу до церкви, — шепнул ему Михаил, высматривая в толпе Татьяну. Увидев ее, заулыбался, как маленькое дитя. Татьяна тоже улыбнулась ему.

  Андрею пришлось выполнить просьбу друга. После чего люди довольно загудели:
  — Теперь будем жить, как в городе: газ, вода, тротуар!

  — За магазин и баню скажите! — крикнула член правления Полина Кромина. — Хлеба и соли негде купить! В Мычаки ездим!

— Сделаем в селе универсам! — согласился Андрей.

  Правильно! — послышался басовитый голос механизатора Тимофея Очеретко.

   Все были возбуждены и радостны. Только Дыкало и два офицера полиции стояли с поникшими головами. Они боялись проронить хоть слово, видя единодушную поддержку людьми нового руководства.

   Дыкало, слушая речь молодого парня, не понимал, как можно, имея такие большие деньги, отдать их кому-то. Но он уже не был их хозяином, и потому на его душе было так скверно, будто о нее точили свои острые когти сотни кошек.
 «Ничего, земля круглая, за углом не спрячешься, — успокаивал он себя. — Будет еще и на нашей улице праздник».

                ГЛАВА 10

   С большими потугами сдавались в Мычаках в «Ощадбанке» два миллиона двести пятьдесят тысяч долларов.В переводе на гривны это было пятьдесят два миллиона шестьдесят тысяч пятьсот гривен.Один доллар Михаил взял себе «на удачу». Все, заулыбавшись, согласились. Только седой управляющий банком в огромном волнении то снимал с горбатой переносицы большие очки в роговой оправе, которым было уже лет тридцать, то водворял их назад на переносицу. При этом он с подозрением осматривал культурно одетых парней и красивую девушку, окруживших его стол. Он не мог понять, как это можно было в таком большом количестве возвращать ворованные деньги.
   — Не могу понять, — взволнованно говорил он хриплым голосом оттого, что в горле пересохло, — как это может быть? Украл деньги, а потом сам вернул? Такого не бывает. Это вам не рубль или гривна.- Он стал звонить в область, справляясь, как ему быть.

  — Что за люди, — говорил Михаил, глядя с недоумением на управляющего, — им столько баксов приперли, а они их брать не желают! Может, разделим между собой и Бог с ним, с тем товариществом? Для очищения совести сделаем, что обещали, и будем свободными богатыми молодыми людьми. А? — он взглянул на управляющего, тупо уставившегося на него.

— Дело ваше, — ответил тот. — Деньги-то ваши. И мне забот будет меньше. Поверьте, такой случай у меня впервые за сорок лет работы в банке.
Михаил посмотрел на готовых согласиться с ним Хмеля и Силина. Затем перевел взгляд на Андрея.

  — Как, Андрюха?
   Андрей мягко усмехнулся ему и, обняв, притянул к себе:

  — Мы, Бурун, будем иметь таких миллионов много, но законно. Давай покажем хотя бы раз всему миру, что есть еще на земле порядочные люди, которым небезразлично, как живут другие.

  Люба восторженно посмотрела на Андрея, который не заметил этого.

— Может и так, — понуро произнес Михаил. — Всех не захватишь и есть не будешь.

  — Будете принимать деньги, или нет? — требовательно спросил Андрей управляющего банком. — Если нет, то мы в другой банк отправимся. Их теперь на каждом углу по несколько.

   Управляющий сразу смекнул, что потеряет банк, если эти доллары уплывут, и с удвоенной настойчивостью стал названивать в областное управление, чтобы получить разрешение.

   После его долгих разъяснений вышестоящее руководство все же дало добро, сказав, что дело полиции дознаваться о происхождении тех долларов, а их дело  принять деньги на счет товарищества.

   Управляющий с волнительной дрожью в голосе произнес:
   — А можно, чтобы вы погасили задолженность товарищества по кредиту, который наш банк выдал раньше?

   — А чего бы и нет, сегодня и погасим, пени будет меньше, — произнес Андрей и посмотрел на Любу.

   Когда все разъехались, Люба направилась в Тишки, переполненная радостью, с чековой книжкой на два миллиона долларов, остальные были зачислены на погашение кредита. Перед этим она сделала заявку в банке, чтобы завтра с утра получить в нужную сумму на погашение зарплаты членам товарищества.

    Друзья, довольные исходом дела, отправились на поиски газовиков, водяников и представителей других строительных организаций, готовых уже с завтрашнего утра тянуть по улицам Тишков газопровод и водопровод, а также приступить к строительству универсама на месте прежнего полуразвалившегося магазина. Поиском организации, которая бы взялась за строительство тротуара от конторы и сельского совета к церкви, Михаил решил заняться сам, о чем и сказал Андрею. Тот кивнул головой, с удовлетворением думая о том, что теперь им не страшен ни Сыпачев, ни милиция, и задуманное ими, несомненно, исполнится.

   Учитывая, что в Мычаках, как и везде, все строительные организации были частные и у них почти не было заказов по причине отсутствия денег у заказчиков, никому из друзей не понадобилось больших усилий, чтобы приобщить их к делу.

   А в это время в кабинете главы Веселовской районной администрации происходило срочное совещание. На нем присутствовали первый заместитель Маликов, начальник управления сельского хозяйства Закруткин, начальник районного отделения милиции Яков Васильевич Бородавка, а также два полицейских с поникшими лицами — майор Сопельников и капитан Чунин.
   Молнии и громы, извергаемые хозяином кабинета, были направлены на всех, особенно на Дыкало красовавшегося огромной лиловой шишкой на лбу. Досталось так же майору и капитану, безжалостно сданных Сыпачеву начальником полиции. Сыпачев был крайне разозлен утратой большой суммы денег.

   Подполковник Бородавка и сам был очень недоволен тем, что два миллиона долларов уплыли из его рук. Другой такой случай теперь вряд ли подвернется. Поэтому, отчитав майора и капитана в своем кабинете, он и приволок их на ковер в администрацию для дальнейшей экзекуции.

Не в силах подобрать слов к тому, что произошло в Тишках. На его выдававшихся скулах ходили тугие желваки: два миллиона долларов уплыли из-под самого носа, как тут было не разозлиться и не выйти из себя?

   — Почему сразу не сказал, что в сейфе деньги? — грозно спросил он у Дыкало, со страхом ожидавшего этого вопроса. Прямо ответить, что воровал их несколько лет кряду, он не мог и, стараясь отдалить время суровой расплаты и все еще надеясь на какое-то чудо, сказал первое, что пришло в голову:
  — Это деньги спонсоров, которые хотели вложить их в товарищество... - сказал и почувствовал, как тяжелое бремя страха и неизвестности тяжелым камнем свалилось с его души. Это был, как он понимал, лучший ответ из всех, которые можно было выдумать в свое оправдание.

   — Почему сразу не сказал этим гавнюкам? — Сыпачев с презрением кивнул в сторону майора и капитана. — Как вы могли позволить каким-то пацанам завладеть деньгами спонсоров?! — закричал он на хранителей правопорядка. — Уборочная на носу — технику нужно готовить! А вам лишь бы водка да бабы!

   Начальник полиции толкнул своего заместителя локтем: отвечай, мол.
 - Они повязали нас, — пролепетал майор Сопельников.

  — Повязали! — передразнил его Сыпачев.

  — Их там много было, — оправдывался майор. — Полон кабинет.

  — Это точно, — подтвердил дрожащим голосом капитан Чунин. — Я и опомниться не успел, как оказался на полу, а потом ничего не видел. Слышал только, как они считали дол-л-лары.

  — Проворонили дол-л-лары, — передразнил его Сыпачев и тут же упрекнул начальника полиции: — Не мог толковых парней послать?

  — Какие есть, — ответил начальник. — Я их не рожаю. - Он не подчинялся напрямую главе районной администрации и потому мог не раболепствовать перед ним.

  Сыпачев уставился на него, его широкое лицо начало наливаться кровью:
— Яков Васильевич, ты не забывайся и не выпендривайся! Если и дальше будешь так себя вести, поставлю вопрос перед губернатором и твоим генералом, что работать с тобой трудно, и потому требую заменить! Много вас, умников, кругом, а отвечать за район один я должен?! Можешь быть свободен со своими бездельниками! — зло кинул он начальнику полиции. — Я сам во всем разберусь.

   Бородавка, оскорбленный непочтительным тоном Сыпачева, собрался было покинуть кабинет, но осознал возможные последствия своего ухода в присутствии двух заместителей главы администрации, которые, несомненно, станут свидетелями его амбициозной выходки. Поэтому недружелюбно взглянул на Сыпачева, что не укрылось от того и разозлило еще больше.

   — Что ты на меня волком тамбовским смотришь? Больше вникай в дело, а не в свои амбиции. Говорил, чтобы наряд послал! Так нет! Двоих отморозков направил! А за уборочную кто отвечать будет?
   — Там и взвода спецназа мало было бы, — подал тихий голос майор Сопельников. — Все село с вилами и косами у конторы собралось.

  Сыпачев стал обводить присутствующих недоуменным взглядом.
  - Так там бунт?!

  — Вроде того, — ответил Сопельников.

  — Это они тебе гулю набили? — поинтересовался Сыпачев у Дыкало.

  — То пулею, — ответил тот, касаясь рукой шишки, что очень болела.

  — Они что, с оружием были? — спросил Сыпачев, представив для себя последствия вооруженного восстания тишковцев.

   — Нет, — с обидой в голосе произнес Дыкало, решив не таить правды, — то майор стрелял.

   — Прямо в лоб и не убил?

   Огромное удивление застыло на широком лице главы администрации.


   — Меня скручивали, — защищался майор.


   — А ты отстреливался, урод?! Этого еще не хватало. Если узнают телевизионщики и газетчики, то всем нам мало не покажется. На всю страну опозорят!

   — Хорошо, если только тем и закончится, — сознавая последствия всенародной огласки инцидента, более снисходительно произнес Бородавка, который и сам ничего не знал о стрельбе, организованной его заместителем. — Могут всех нас с должностей попереть. Может, замнем это дело, Эдуард Дмитриевич? — Он покладисто смотрел на главу администрации. — Бог с ними, с теми миллионами. Все равно они уже не наши и их сдали в «Ощадбанк».

   Очень зол был Сыпачев на Дыкало утаившего уйму денег. Зол был на двоих заместителей, допустивших перевыборы. Злился на копов, которых повязали тишковцы, злился на Бородавку, вздумавшего показать свой норов. Он не мог поверить в то, что несколько никому не известных пацанов сами могли решиться на захват власти в Тишковском товариществе. За ними определенно кто-то стоял. «А если этот кто-то  из областной администрации, областной прокуратуры или из самого центра? — подумал он. — В таком случае хотя бы поставили в известность. Я что, не понимаю? Все жить хотят. Во все времена, кто сам ел, тот быстро давился. Нет, — сомнение боролось в нем, — вряд ли кто-то из властной обоймы, находящейся выше, пошел бы на такое, не предупредив меня. Да я что, разве отказал бы им?! Но все же нельзя отбрасывать полностью и такой вариант». Так думал он, не находя никакого решения. Но он твердо знал, что использование органами оружия, которым чуть не застрелили председателя товарищества, могло отразиться не только на начальнике полиции, но и на нем. Поэтому ему следовало пока сбавить пар.
   — Поезжайте в Тишки, — приказал он Маликову и Закруткину. — Разберитесь там, что к чему. А полиция пусть разберется с банком, — он неприязненно взглянул на присмиревшего Бородавку. — Если нужно будет, то изымайте деньги, потом разберемся, что с ними делать.

   Бородавка кивнул.

  — Информируйте меня, — строго приказал всем Сыпачев. — И срочно найдите мне того сученка Хмеля. Я ему покажу, как в такие дела без спросу встревать!

  — Звонил в Тишки, — произнес Маликов, — говорят, что все подались в район, повезли деньги в банк. Я узнал фамилию нового председателя — Козюлин какой-то. Заместители у него Свобода, Быстрый и Закруткин.

   Последняя фамилия резанула слух всем присутствующим вместе с Сыпачевым. Он, ожидая пояснений, не мигая, уставился на окаменевшего Константина Сергеевича:

   — Теперь ясно, откуда ноги растут, притаился за моей спиной! — зло процедил сквозь зубы Сыпачев. — Пятая колонна появилась в лице уважаемого Константина Сергеевича. Ну-ну, — угрожающе произнес он, — видно место начальника управления надоело... Срочно ко мне этого Козюлина и его команду вместе с Закруткиным-младшим! Я им покажу, где и как раки зимуют. — Он уперся тяжелым взглядом в Бородавку.

— Будь сделано! — по-военному ответил тот.

                * * *
      
 Ничего не подозревающий об огромной опасности для него и его друзей новый председатель Михаил Козюлин с подъемом отмерял шагами ширину будущего тротуара в присутствии батюшки и его очаровательной дочери Татьяны, а также привезенного начальника дорожно-строительного предприятия. Поглядывая на Татьяну, он показывал строителю, откуда тротуар должен начинаться и где заканчиваться.


   — Какая богоугодная забота о мирянах, — восторгался отец Владимир. — Теперь приход наш пополнится во много раз. Куда им, как не в церковь, идти? Скоро люди, как в городе будут жить.

   Татьяна улыбалась Михаилу и представляла, как по вечерам люди будут гулять по этой дорожке, а с ними и она с Мишей, в которого так неожиданно влюбилась.

   — Сюда бы еще электричество провести, — подала она свой приятный для Михаила голосок.

   — Заметано, — расплылся в улыбке Михаил. — Через каждые сорок шагов столб с лампочками поставим. Пусть люди радуются.

   — Фонтанчики еще сделать бы, — Татьяна мило посмотрела на Михаила. — Чтобы люди могли водички попить и поглядеть на радугу в солнечную погоду.

   — И скамеечки б надобно! — подсказал отец Владимир. — Пожилые в церковь или из церкви идти будут, отдохнуть смогут.

   — И фонтанчики будут, и скамеечки, — быстро согласился Михаил, представляя, как, сидя на одной из них, будет целовать у фонтанчика милую его сердцу Танюшку. Он бы и сейчас посадил ее в свою машину и поехал бы с ней куда-нибудь к Донцу, но совесть не позволяла сделать это на глазах у ее отца.

   — Тогда нужно определиться с местами под скамейки и фонтанчики, — сориентировался строитель. Ему и самому нравился проект молодого председателя. Такого не было во всем районе.
   — Скамеечки через шестьдесят метров, чтоб не так видно было, как молодежь станет целоваться, — усмехнулся Михаил. — Один фонтанчик поставим недалеко от церкви, другой ; у сельского совета, а третий, что будет больше других, ; по центру. Воду протянем с Донца.

   — Вот жизнь-то будет, — закатил батюшка в удовольствии глаза под лоб, — рай небесный.

   Михаил переглянулся с Татьяной и шепнул ей:

    — Вечером буду ждать у конторы.

   Татьяна кивнула, незаметно касаясь его руки.

   Батюшка не видел всего этого.

   Михаил отошел от взволнованной девушки, представившей, как вечером окажется в крепких объятиях былинного богатыря. И чтобы не выдавать своих тайных чувств, она сослалась на то, что пора доить корову, и направилась к своему домику, шиферная крыша которого виднелась сквозь листву сада. Перед этим она украдкой еще раз встретилась взглядом с милым ее сердцу парнем и не пошла, а, переполненная чувствами, лебедушкой поплыла к домику, слыша, как ее любимый осведомился у строителя-дорожника, сколько дней те будут строить дорожку.
   — Дня за три закончим, — ответил начальник. — Были бы деньги.

   — Деньги будут, — заверил его председатель, которому не терпелось поскорее увидеть дорожку с лавочками, фонарями и фонтанами. Расставаясь с дорожником, он попросил, чтобы асфальт был розовым  «как радужные мечты».

   Строитель с удивлением взглянул на заказчика.

   — А чего, сделаем розовым. Любой каприз за ваши деньги.

   Михаил распрощался с дорожником и, помня наказ Андрея выкурить из коттеджей бывших председателя, заместителя и бухгалтера, велел водителю ехать к коттеджам.

   - Самим опасно, — посмотрел на нового председателя шофер. — Дыкало такой несдержанный, что и побить может.

   — Он уже побитый, — ответил Михаил. — Да и мы не слабые.

   — Это уж точно, — усмехнулся водитель.

   Они остановились у элитных коттеджей: два из них были в два этажа, а третий, что посредине, дыколовский красавец, трехэтажный. Из крайнего вышел, пошатываясь, заместитель Слизнев, гостивший у Чмокалиной. Не успел он дойти до калитки, как из коттеджа вслед выскочила Чмокалина и прокричала вдогонку:
  — Валера, как думаешь, те бандиты отберут у нас коттеджи?

   Валерий Семенович вышел на улицу и остановился, раздумывая над вопросом Зои Сидоровны и не замечая машины, вскинул вперед левую руку и ударил ее в месте сгиба локтя ребром второй руки.

   В этот самый момент Михаил громко произнес:
   — Приехал сказать вам, господа, как раз об этом. На сборы даю всего один день. Чтобы послезавтра утром никого не было в этих хоромах.

   — Еще посмотрим! — фальцетом выкрикнул Слизнев, выпячивая грудь.

   — Что значит, посмотрим!? — недовольно процедил Михаил и стал решительно вылезать из машины. Когда он выпрямился в полный рост, то стал возвышаться над Слизневым чуть ли не на две головы, а над Чмокалиной на все три.

   — Пойдем, пойдем! — проговорила испуганная ростом парня Чмокалина и стала тащить за собой пьяного Слизнева.
— Ты смотри, какой Змей Горыныч! — пьяно лепетал Слизнев. — Да мы вас, как вернемся... — он сжал свой кулак и выставил его перед собой.

  — А этого не хочешь? — Михаил подступил к нему и поднес к его лицу свой пудовый кулак, что был больше головы Слизнева.

   — Выедем, выедем завтра же, — поспешила заверить громилу Чмокалина. При этом она так дернула на себя Слизнева, что тот, потеряв равновесие, стал падать, увлекая на землю и саму некрепко державшуюся на ногах женщину. Они оба повалились на землю у добротного узорчатого ограждения из бетона.

   Михаил не стал любоваться их непристойным видом, сел в машину и скомандовал водителю:

   — В контору. Мне еще следует предупредить главного инженера и механика, чтобы завтра с утра поехали в город и выписали необходимые запчасти к комбайнам, тракторам и машинам.

   — И мне надо бы подремонтировать «Жигулик», — сказал водитель. — Машина старенькая. Дыкало все на «Волге» вышивал, а на этой Слизнев шнырял без всякого ремонту.

   — Напиши заявку и отдай инженеру. Наши машины должны быть всегда на ходу.

   — Так вы себе «Джип» заберите, раз власть поменялась, — напомнил водитель.


   — Все равно и эта машина нужна будет. Быстрый и Свобода пока на одной будут ездить, а Философу новую легковушку купим.

   Водитель непонимающе посмотрел на председателя, но спросил о другом:

   — Скажите, а если бы Слизнев бросился на вас в драку, ударили бы его?

   — Перекинул бы через забор, — усмехнулся Михаил.

   В конторе Михаил встретил главного инженера, который шел поникший и с опущенными плечами. Он переживал, оставят ли его на прежней должности. Михаил задержал его и передал наказ, касающийся приобретения запчастей.
   — Завтра перечислим деньги согласно выписанной накладной, — пообещал он инженеру.

   — Михаил Иванович, вы посмотрите список того, что нужно приобрести? — спросил инженер, довольный тем, что не забыли о запчастях, как это постоянно было с Дыкало.

   — Зачем? Вы должны знать это лучше, чем я, Николай Павлович, — Михаил назвал инженера по имени и отчеству, чего никогда не делал Дыкало.

   Инженеру это было очень приятно. «Сразу видно культурного и образованного человека», — подумал он и спросил:


   — А на какую сумму выписывать можно, Михаил Иванович?

   — Это будет зависеть от количества необходимых запчастей, Николай Павлович, — ответил Михаил, направляясь к своему кабинету.

   — Нам много нужно!

   - Много и берите, чтобы техника во время косовицы не стояла.

   Михаил открыл двери и обомлел: за приставным столиком у председательского стола сидел отец Андрея, а напротив него ; какой-то неизвестный мужчина. Похоже, это был заместитель главы районной госадминистрации. Михаил пожалел о том, что рядом не было Андрея, который нашел бы выход из положения. Чувствовал, что из района приехали не хвалить.

   — Что остановился?! — осуждающе встретил его появление Константин Сергеевич, узнав парня. - Проходи, Михаил, и рассказывай, что вы тут натворили.

   По его виду было понятно, что он очень недоволен. Другой мужчина подозрительно и вместе с тем удивленно смотрел на него.

   — А чего рассказывать-то, дядь Костя, — справился с волнением Михаил. — Помочь хотим тишковцам.

   — Для этого и власть захватили? — с осуждением спросил отец Андрея.

   — Люди избрали, — сглотнув, произнес Михаил. Другого на месте отца Андрея он послал бы куда подальше, а перед Константином Сергеевичем робел.

   — Ну, ты проходи, проходи, председатель, — с явным недовольством в голосе произнес отец Андрея. — Разговор, Миша, будет непростой и долгий. Тюрьма-то по вам, ребятки, плачет. И чего же вы, дорогие мои, ввязались в это дело? Жили люди в Тишках без вас, и дальше бы себе жили спокойно.

   Маликов посмотрел на Константина Сергеевича, удивленный тем, что тот знает парня, который так поразил его своим богатырским ростом. Такой, конечно, мог скрутить не только майора Сопельникова, но и половину районной полиции вместе с самим Бородавкой.

   — Где бы нам его посадить? — спросил Константин Сергеевич у первого заместителя главы администрации. — Не в угол же?

   Маликов промолчал - положение было щекотливое. Перед ними все-таки был председатель, который зашел в свой кабинет.

   — Я и сам присяду, дядь Костя, — тихо произнес Михаил и присел на стул у большого стола, чтобы ему было хорошо видно и отца Андрея, и заместителя главы администрации.

   — Понятливый, — удовлетворенный скромностью парня, произнес Константин Сергеевич, но все же со строгостью в голосе добавил: — Ну, рассказывай, где твои друзья и как вы докатились до этого.

   Михаил стал приходить в себя.

   — Ребята решают вопросы газификации и водоснабжения Тишков, строительства в селе универсама и бани, — произнес он и по привычке почесал затылок, будто именно там рождались умные мысли.

   — Какая газификация!? Какое водоснабжение!? — с сарказмом произнес Константин Сергеевич и с укоризной посмотрел на парня. — Уборочная на носу, а они газификацией занялись! По сводкам в этом хозяйстве ни один комбайн не готов к уборочной. А там и пахота не за горами, сев озимой пшеницы на носу.

— Главный инженер завтра с утра едет в город, — произнес Михаил. — Что нужно из запчастей, все выпишет, а мы оплатим.

— Чем!? — округлил глаза Закруткин-старший. — Деньгами спонсора, которые у вас сегодня заберут?

   — Дыкало украл их у товарищества, — твердо произнес Михаил, — и потому никто эти деньги не заберет. У нас его расписка, в которой он сам признался в воровстве. В товариществе проводим аудит. Нужно будет, подтвердим воровство документально. Вместо нас Дыкало в тюрьму нужно посадить.

  — Ты смотри, какой умный! — с удивлением произнес Закруткин-старший. — Над ними тучи сгустились, а они, видите ли, деятельность бурную развили. Судить вас будут!

   — За что? За то, что хозяйство хотим поднять из нищеты? — помня слова Андрея, решительно произнес Михаил. — Вы бы видели, как пьяный Дыкало вчера на собрание приехал. Позор такому председателю.

   — Ты смотри на него, — чуть не взорвался Закруткин-старший, переводя взгляд на Маликова. — Переворот в Тишках хотят сделать! Мало еще пожили на белом свете. Вы хоть в сельском хозяйстве разбираетесь, революционеры!?

   — Разберемся, — упрямо произнес Михаил. — Но в Тишках сделаем лучше, чем есть во всем районе!

   — Во как! — расширились глаза у Закруткина-старшего от такого самоуверенного ответа. Он взглянул на Маликова: — Мы значит с тобой, Иван Степанович, работаем плохо, раз ни одного образцово-показательного хозяйства в районе нет, а эти молодые люди, видите ли, нос нам утереть желают. ; Он был явно недоволен словами парня.

   В это время в дверях появились Хмель и Силин. При виде отца Андрея они застыли с удивлением на лицах.

   — Явились, не запылились! — язвительно встретил их Константин Сергеевич. - Заговорщики! Как вы дошли до такого!? — Его голос был строг. — Где Андрей?
Друзья переглянулись. Скрывать было нечего, Хмель произнес:— Дядя Костя, Андрей договаривается о проведении с завтрашнего дня аудита в товариществе. Мы уверены, что здесь были очень большие финансовые нарушения. Часть денег мы сегодня изъяли из сейфа бывшего председателя и положили на счет товарищества. При этом у нас есть его расписка в том, что он воровал их. Сколько еще похищено денег, не знаем. Андрей собирался поехать в университет и проконсультироваться у своих профессоров права по вопросу того… Он смолк, поглядывая то на друзей, то на Закруткина-старшего, то на Маликова, не решаясь выдать тайну Андрея даже его отцу.

   — Говори, говори! — настаивал Константин Сергеевич. — Все равно дознаюсь, как появится дома.

   Василий подумал о том, что отец Андрея всегда был классным дядькой: когда они были маленькими, часто угощал их мороженым и конфетами, научил управлять машиной. Потому он решил сказать правду:

   — Мы ведь тоже готовимся к тому, что против нас будут выставлены правоохранительные органы — полиция, прокуратура, суд. Поэтому должны знать, могут ли они по закону отобрать у товарищества деньги, возвращенные бывшим председателем-вором. Кроме этого, хотим знать, какое наказание ожидает должностное лицо, применившее огнестрельное оружие при отсутствии необходимых для этого оснований. И следующее: нам очень интересно знать, какое наказание ожидает должностное лицо, покрывающее и защищающее явных должностных воров.

   То, о чем сказал бывший инструктор по спорту, и в голову не приходило ни Закруткину-старшему, ни Маликову. Сидя друг напротив друга, они молча переглядывались. По их одобрительному мнению, ребята основательно подготовились к отражению возможной атаки со стороны Сыпачева, прокурора и полиции, в том числе и от них, прибывших в Тишки по указанию Сыпачева.
Подход ребят к делу, в общем-то, был правильный. Маликов, чтобы как-то сгладить неприязненное отношение к ним со стороны парней, поинтересовался:
— Вы все два миллиона двести пятьдесят тысяч долларов сдали в банк?

   — Нет, — Василий отвел глаза в сторону от вопросительного взгляда заместителя главы райгосадминитрации, — один доллар Миша взял «на счастье».
К лицу парня прилила кровь, будто это было Бог его знает какое преступление. — Так мы вместе решили, — сконфуженно добавил он.

   Маликов усмехнулся: ребята ему определенно нравились. Подумал о том, что парни круто взялись за дело в пику Дыкало и самому Сыпачеву! Он и сам недолюбливал обоих за непомерное воровство, взяточничество, коррупцию и грубость с подчиненными, а также за ту вседозволенность, которую проявляли один в Тишках, а другой в районе. Недолюбливал он их и за то, что они «курировали» и район, организовавшись в преступную группу с прокурором, начальником полиции и налоговой службой, творя местный беспредел. Только теперь, когда всплыли на поверхность более двух й миллионов долларов, он понимал, какие деньги крутились не только в товариществе, но и в целом вокруг «крышующих» деятелей района.

   — Может, не будем, Константин Сергеевич, корить парней за их, в общем-то, оправданную инициативу? Хуже, чем при прежнем руководстве, Тишкам не будет. К тому же в товариществе на счету появилось почти два с половиной миллиона долларов, а было-то оно банкротом. А Дыкало и Сыпа... — он осекся, поняв, что проговорился.
  — А что скажем Сыпачеву? — напрямик спросил Константин Сергеевич. — Здесь ведь и мой Андрей замешан. Не ожидал, что так подставит отца, — в его голосе звучали обида и горечь. — Для кого-то это детские игрушки, а кому-то придется расхлебывать по полной программе.

   Сложность положения была очевидна для Маликова. Он понимал, что умолчать об участии сына в этом деле Константину не удастся. Это было чревато для него снятием с должности начальника управления.

   — Скажем как есть,–произнес Маликов. –– Люди сами выбрали себе руководство, и теперь никто не вправе отменить решение общего собрания, — сказал он, понимая, что это будет слабой отговоркой для Сыпачева, теряющего со сменой руководства в Тишках солидный куш.


   —Сыпачев уволит и его по волчьей статье, — Закруткин-старший показал рукой на Василия Хмеля.

— Для этого нужны основания, дядя Костя, — хмуро произнес Василий. — За то, что избирают в руководство сельскохозяйственным товариществом, по статье не увольняют, а если уволят, то в суд подадим. У нас есть свой адвокат, — произнес он, намекая на Андрея.

   — С вашим адвокатом я еще разберусь, — поняв намек Василия, недовольно произнес Константин Сергеевич.

   — А по мне, пусть ребята работают, — произнес Маликов. — Их все-таки товарищество избрало. Все сделано по уставу. К тому же, признаюсь, у меня, Костя, уже давно не было такого хорошего настроения, как сейчас. Я вроде как заново родился. Есть же люди, которые не боятся ни «сыпачевых», ни «дыкал». Делают доброе дело без оглядки назад. И мы, Костя, должны меняться в новых условиях. Чего нам, как в прежние времена, за должности держаться? Разве не найдем себе другой работы, кроме как быть в услужении? Не знаю, как ты, а я за ребят! Работайте, парни, — сказал он и поднялся из-за стола. — Если что, обращайтесь, поможем. Поехали, Константин Сергеевич, докладывать Сыпачеву о его проигрыше в Тишках.

   Закруткин-старший с неодобрением смотрел на него. Участие сына в этом деле очень тревожило его, он был настроен по-другому и не скрывал того, что был очень недоволен тем, что произошло в Тишках. При этом видел, как после слов Маликова друзья сына приободрились и даже стали, пригнув головы, прятать сдержанные улыбки.

   Маликов, глядя на Константина Сергеевича, подумал об Андрее, которому, судя по всему, предстояло выдержать суровый бой с отцом и Сыпачовым.


                * * *

   Андрей, решив вопрос с аудиторской фирмой, которая дала согласие на то, чтобы приступить к проверке хозяйства с завтрашнего дня, отправился в университет, в котором проучился пять лет. Несмотря на позднее послеобеденное время, ему повезло. Он встретил на кафедре уголовного права профессора Марка Аврельевича Калиновского, который был его любимым преподавателем. Профессор, имя которого знала вся страна, не раз настойчиво предлагал талантливому студенту поступить в аспирантуру, чтобы творить для державы справедливые законы, с помощью которых защищать невинных людей и привлекать к ответственности тех, кто нагло попирает нормы человеческого общежития. Профессор был одним из тех немногих людей, которые не только любили свою работу, но и жили ею, находя в этом особое удовольствие и относясь к ней как к хобби.


Марк Аврельевич был уже в годах, но имел довольно респектабельный вид, что заслуживало уважения. Хотя с возрастом он уменьшился в росте, но все же был еще высок и походил на светского льва. Сходство со львом ему придавала пышная седая шевелюра. Его интеллигентное лицо украшали серебристые усы. Лоб у профессора был высокий, а в серых и строгих глазах теперь играли искорки, выдавая его радость от неожиданной встречи со студентом, которому он прочил большое будущее.


— Здравствуйте, Марк Аврельевич, — улыбнулся ему питомец, которому он был рад. — Соскучился, — произнес Андрей. –– Решил навестить вас. Сказал так и почувствовал, что действительно соскучился по умному и доброму профессору, который не раз давал ему ценные советы по многим вопросам юриспруденции и уговаривал остаться работать в университете.


— Так я тебе и поверил, Андрюша, — улыбнулся профессор в ответ. — Что-то случилось, или, может, все же решил последовать моему совету и посвятить себя науке?


— Вы, Марк Аврельевич, как всегда, правы. Нашему государству очень нужны справедливые законы. Оно задыхается без них.


— Вижу, что столкнулся с чем-то неординарным, если решил обратиться к старику. ; Глаза профессора лучились мягким и теплым светом.


Андрей рассказал во всех подробностях о проблемах, возникших на его пути в самом начале практической деятельности.


Профессор с удивлением посмотрел на него.


— Другие выпускники еще отдыхают у моря, на солнце нежатся, а ты сразу с головой в дело. - Он по-отечески похлопал Андрея по плечу и продолжил: - В этом деле все задействованные лица могут проходить по статье Уголовного Кодекса «Использование служебного положения в целях наживы». Это раз. Второе. Незаконное применение оружия майором полиции можно рассматривать как явное превышение необходимости использования огнестрельного оружия. К тому же у майора не было на руках ордера на изъятие денег. Ему светит, если взяться за дело, не менее пяти лет тюремного заключения. Всякий, кто примется за реанимацию прежнего руководства товарищества, а также принудит суд снять со счетов в банке ворованные доллары, преступит закон и может быть осужден как соучастник преступления. Если понадобится, дорогой мой, я буду вашим адвокатом. Это дело заинтересовало меня. Помни, Андрюша, ты будешь пользоваться поддержкой не только нашего факультета, но и всех правоведов нашей многострадальной страны.


Окрыленный поддержкой метра юриспруденции, Андрей поспешил в Мычаки. В его голове уже рисовались отчетливые картины того, чем ему предстоит заняться в первую очередь. Он понимал, что всего сразу не успеть, поэтому решил выбрать несколько главных направлений, которые могли  бы не только облегчить жизнь людей в Тишках, но и экономически вознести товарищество на самый высокий уровень производства. Продукция товарищества, по его мнению, обязательно должна быть экологически чистой и не только конкурентноспособной, но и вообще вне конкуренции. Это было его основным требованием. В свои молодые годы он уже достаточно хорошо понимал, что большинство людей на планете живет в унизительных для человека условиях, при этом только меньшая часть пытается вырваться из них, а другая, большая, довольствуется тем, что имеет. Лично он не хотел жить так. У него были знания и желание жить по другим, справедливым законам.


Уже ночью Андрей прибыл в Мычаки.


Издали, завидев свет в окне своего дома, он понял, что родители дожидаются его для серьезного разговора, который рано или поздно, конечно, должен был состояться. Он решил выложить отцу и матери все начистоту. Очень хотел, чтобы они поняли его, так как в противном случае ему предстоит двигаться к намеченной цели без их благословения.


— Наконец-то! — невеселым и уставшим голосом встретил его отец, сидящий за столом в гостиной, при этом он взглянул за поддержкой на мать, стоявшую у стола.


По их лицам Андрей понял, что они, дожидаясь его, уже многое обговорили.


— Думали, что и ночевать будешь в Тишках, революционер, — в голосе отца слышалось осуждение.


— Костя, может, я сначала все-таки покормлю сына, — укоризненно произнесла Валентина Павловна. В ее голосе чувствовалась обеспокоенность. — По-моему, наш сын еще ничего противозаконного не сделал, о чем правильно сказал тебе и Маликов.


Она подошла к сыну и поцеловала в висок, куда дотянулась, став на цыпочки. Затем предостерегающе посмотрела на мужа, чтобы не нападал на сына, и направилась на кухню.


— У Маликова своя позиция, а у меня своя, — произнес ей в след недовольный отец. — Я хотел, чтобы в этом вопросе ты поддержала меня, а не Маликова! Андрей должен уйти из товарищества! Нечего ему там делать! Какое-то обанкротившееся товарищество!


— Я поддерживаю не Маликова, — произнесла из кухни Валентина Павловна, а своего сына. Он у нас умный и сам разберется, что и к чему!


— Пока разберется, в тюрьму сядет! — недовольно заметил отец. — Сыпачев зарядил уже начальника полиции, прокурора и судью. Ты думаешь, что я Сыпачева боюсь? Нет! Я боюсь системы, которая во все времена нещадно перемалывала и перемалывает сотни тысяч человеческих жизней. Особенно опасно это в периоды глобального передела собственности. Посадят его в тюрьму и будут гордиться тем, что обезвредили банду. И даже, если потом его реабилитируют, то клеймо тюрьмы до конца жизни останется на нем. Ни я, ни ты не знаем, в каких отношениях Сыпачев с губернатором, но одного их слова достаточно, чтобы суд приговорил нашего сына к длительному тюремному сроку. Прокурор, начальник полиции и председатель районного суда будут беспрекословно выполнять указания Сыпачева, чтобы самим не попасть под раздачу. Пойми, более чем два  миллиона долларов на кону! Сыпачев и Дыкало даже за мизерную часть этих денег выиграют процесс, а оставшиеся бабки разделят между собой. Теперь и за меньшие суммы убивают.


— Сынок, — напуганная слами мужа мать вошла в гостиную с разносом, на котором были тарелки с пищей, — может, и правда откажешься от своей затеи? Зачем тебе, молодому и умному, то товарищество? Пусть они хоть в Тишках, хоть в целом районе сами разбираются в это смутное время. Вы такие молодые и неопытные. Энтузиазма вашего никто не поймет и не оценит. Шел бы в прокуратуру, как говорит папа. Почетно. Уважать будут. Через время прокурором станешь. Захочешь, на кафедру к Марку Аврельевичу пойдешь. Звал ведь.


Отец осуждающим взглядом смотрел на свое чадо.


Андрей прижал к себе теплые материнские руки и, глядя на отца, произнес:


— Я понимаю, папа, что поставил тебя в неловкое положение. Я очень люблю тебя и горжусь тобой. Но это, папа, не снимает с меня обязанности самому выбирать свой жизненный путь и становиться на ноги в этой, как выразилась мама, смутной жизни. Мой план, папа, уже оказался частично выполненным. И я, как и ты, понимаю, что нынешние воры, как тишковские, так и мычаковские, просто так не сдадут свои позиции. Но я хочу попробовать свои силы, попробую применить на практике то, что знаю о людях, их психологии и поведении. Почему царь Александр Македонский в двадцать лет смог стать великим завоевателем, писатель Голиков в шестнадцать лет командовал полком, а мне  в двадцать два уготована роль помощника прокурора, и то по протекции отца?! Я не хочу судить людей, папа. Я хочу им помогать. Поэтому я пойду своей дорогой. Я буду помогать, папа, людям по своему призванию, какое вложили в меня вы с мамой.


— Но не так же, сынок! — воскликнул отец. — Побыл дома всего неделю, а уже делаешь революцию на селе!


— Люди за нас, папа, — улыбнулся ему сын. — Мы оправдаем их доверие и потому плевать хотели и на Сыпачева, и на его коррумпированную камарилью. Если они затеют против нас судебный процесс, то он станет известен на всю страну, и, поверь, в первую очередь пострадает сам Сыпачев. Следом потеряют должности прокурор и начальник полиции, если они вмешаются в это гиблое для них дело.


— Есть еще и судья, а суд - всему голова! — пытался вразумить сына Константин Сергеевич. — Суд будет на их стороне. У нас все продажное!


— До суда дело не дойдет, - произнес сын. — Любой судья, если он не самоубийца, возьмет самоотвод при том внимании, какое будет оказано этому делу средствами массовой информации.


— Вот кого мы с тобой вырастили, мать! — недовольно воскликнул Константин Сергеевич. — Раньше учителям голову морочил яйцами динозавров, а теперь весь район на дыбы поставил водопроводами и газопроводами.


— За район мы возьмемся позже, — серьезно ответил сын. — Нужно, чтобы нам поверили люди в Тишках, а потом и в районе наведем порядок.


Константин Сергеевич даже поперхнулся от таких слов сына.


— Ты слышишь, что он говорит!? — обратился он к жене. — Еще не успел выйти сухим из Тишков, а уже метит в район.


— И не только в район, папа, — уточнил сын. — Перед нами вся страна. Главное, увлечь людей, сделать их богаче, чтобы они поверили нам, и потом опираться на них. Это же классика, папа.


— Валя, — с болью в голосе простонал Константин Сергеевич, ; ну хоть ты скажи ему что-нибудь! Похоже, он пробыл в университете, но ничему не научился! Неужели тебе чего-то не хватало, сынок? Ну, зачем тебе эти сомнительные и опасные игры?


— Папа, спасибо тебе и маме — мне всегда всего хватало, — сдержанно ответил сын. — Но это не освобождает меня от желания творить добро.


— Мать, ты смотри, какого миротворца мы вырастили! — в сердцах воскликнул Константин Сергеевич. — Хотя бы посоветовался перед тем, как влезать в такое пропащее дело! — он с укоризной посмотрел на сына.


— Ты бы не разрешил, папа, если бы я посоветовался, — признался сын.
— Конечно! — воскликнул отец. — Как бы я мог одобрить такой... — он не мог подобрать слово, чтобы высказать свое неодобрение и не обидеть сына: — Как бы я мог согласиться с таким безрассудством!


— Папа, а почему ты считаешь, что я должен ходить по той линеечке, которую кто-то провел для меня?


— Не кто-то, а я! Потому, что я твой родитель.


— Папа, золотая клетка тоже не всегда и не всех радует. Я в ней и так долго был. Теперь сам хочу становиться на ноги. А не сказал вам потому, что не хотел волновать тебя с мамой. Поступок-то, как сам видишь, неординарный, и его не каждый способен должным образом оценить.


— Мы с мамой разве враги тебе? — обиделся отец.


— Прости, если я не так выразился, — Андрей виновато взглянул на отца. — Я не хотел тебя обидеть. Необычные дела не сразу и не все адекватно воспринимают. Но ты же видишь, что у нас получилось! Значит, правильно делаем.


— Сынок, — произнесла мать и погладила сына по голове. — Трудное дело ты задумал. Жалко мне тебя, родненький. Я очень боюсь за тебя.


Она говорила и, проникаясь материнской верой, видела сына на такой высоте, какой не достигал еще никто ни из ее рода, ни из рода мужа. Счастье сына было ее самым большим желанием. Слова мужа были ей понятны, и она была не против них, но сын не делал ничего противозаконного: их избрали сами люди. За это не судят, по крайней мере, в этой стране, где уже появляются зачатки здоровой демократии. Конечно, по-хорошему он должен был посоветоваться с ними. Она вздохнула и посмотрела на мужа, который воскликнул:


— Ты тоже с ним? А мне какую роль отводите? Уходить с работы?


— Ну, а что, Костя, мы должны сказать своему сыну, который избран людьми? Бросай начатое дело на посмешище всем людям, и только потому, что это не нравится Сыпачеву, так? Нет, дорогой мой, Костенька, так не делается, — произнесла Валентина Павловна. — Взялся за гуж, не говори, что не дюж! К тому же отец за взрослого сына, как известно, не отвечает.


— При Сталине тоже так говорили, но по сей день почему-то все делается наоборот, — не сдавался Константин Сергеевич, обиженный поступком сына и отсутствием поддержки со стороны жены. Выросший в крестьянской семье, добившийся заметного положения в обществе, он знал многое из того, чего не знал, как ему казалось, сын — хотя бы того, что в обществе очень долго и тяжело подниматься в гору, но быстро и больно скатываться вниз. Никак не хотелось ему, чтобы поступок сына негативно отразился на его семье. Лично для него, при нынешнем раскладе, это была явная реальность опалы в администрации Сыпачева. Никто не посмотрит на то, что он многократный орденоносец и благодаря его участию район из года в год является передовым в области по урожайности. К тому же он не верил в то, что из легкомысленной затеи сына может получиться что-то положительное. Сельское хозяйство всегда было в загоне, а теперь вообще находилось на грани разорения.


Валентина Павловна мыслей мужа не знала и потому, болея всем сердцем за сына, встала на его защиту.


— А вот скажи мне, Костя, как себя поведешь, если сын вдруг займет место Сыпачева? Оно ведь ни для кого не вечное и по наследству не передается. К тому же у нашего с тобой сына есть основное преимущество перед Сыпачевым — он молод, а тот уже с «ярмарки жизни» идет. Помогай сыну, и ты будешь в еще большем почете. Я понимаю, что ребята без совета и разрешения разбудили пчелиный улей в сыпачевской вотчине, но в жизни бывают дела и круче. К тому же, сам видишь, как люди поддерживают ребят. Да и два миллиона долларов, которые они вернули товариществу, — это не шутка, Костя. За такие дела ордена нужно давать, а не осуждать и Сыпачева бояться. Пусть он нашего сына боится.


Константин Сергеевич вскинул на жену полные удивления глаза.


— Да-да, Костя, помогай сыну! Ты думаешь, мне не жалко его? Но, зачем же подрезать ему крылья в тот самый момент, когда он взлетает!? Разве мы не желаем ему счастья? Разве ты, Костя, не мечтаешь гордиться своим сыном? Подумаешь, напугал нас Сыпачевым! Сын ; вот кто самый главный для нас! В голосе матери была гордость за сына. Она, стоя позади него, как непреодолимая защита, обняла его за плечи.


Материнское тепло окутало Андрея. Он обрадовался, что мать поддержала его, и вместе с тем чувствовал свою вину в том, что расстроил отца.
Константин Сергеевич удивленно смотрел на жену. Такой решительной речи он давно от нее не слышал, о чем и сказал ей.


— А раньше такого события не было, — серьезно ответила Валентина Павловна и, подойдя к мужу, наклонилась и поцеловала его в начинающую седеть макушку.


Тишина воцарилась за столом, и было слышно, как сын ложкой выбирал молочную лапшу из фаянсовой тарелки. Он, понимая отца, не обижался на него, и потому, поглядывая на него, с долей вины улыбался ему.
Мать с любовью и теплом смотрела на него и мужа, для нее не было никого роднее их в целом мире.


ГЛАВА 11


На следующий день события в Тишках разворачивались следующим образом.


К шести утра Андрей, Михаил, Василий и Александр были уже в конторе. В кабинете председателя собрались члены правления и штаба. Была и Люба Старшинина.


Андрей проинформировал всех о том, что с сегодняшнего дня в бухгалтерии и в целом по хозяйству будет проводиться аудит.


— Времени у нас мало, а работы предстоит много, — начал заседание Андрей. — Закрепляем членов штаба за мероприятиями по подготовке и проведению уборочной, а также за объектами, которые с сегодняшнего дня начинаем строить в Тишках. Записывайте в протокол, — обратился он к секретарю. — Итак, за подготовку техники к уборочной страде буду отвечать я и главный инженер. За строительство зернохранилища и приобретение техники для перелопачивания зерна, его сушки и поддержания необходимой температуры ; ответственный опять я и главный агроном. За наведение порядка на территории машинотракторного парка, заготовку бензина, дизельного топлива и масел отвечаем опять я и главный инженер. Записали? — спросил он у молоденькой секретарши, на лице которой от напряжения выступили капли пота. Та кивнула головой.


Михаил, Василий и Александр видели, что Философ знает, о чем говорит, и очень удивлялись тому, откуда он, горожанин и вчерашний студент, знает, что нужно для села. Их переполняла гордость за гениального друга.


Андрей продолжал вести заседание правления.


— За газификацию села, проведение водопровода, строительство дорожки с освещением и фонтанами, а также за строительство сельского супермаркета, перестройку детского сада в дом быта с баней, телеателье, помещением для ремонта обуви, парикмахерской и другими объектами отвечает Михаил Иванович и завхоз товарищества. Председатель также отвечает за организацию детсада в коттедже, который ранее занимал Дыкало. На базе другого коттеджа он же организовывает сельский дом престарелых. В третий коттедж вселимся мы вчетвером, чтобы быть ближе к производству. Кроме этого, мы должны построить в селе кафе-столовую, чтобы по уюту и красоте не отличалась от тех, которые в городах. На первых порах предлагаю утвердить бесплатное питание для членов товарищества, одиноких престарелых граждан и детей. С этой целью будем заготавливать свои продукты. Поэтому необходимо решить вопрос с подвалом для овощей и приобретением холодильников и другого оборудования для мяса, масла и других продуктов. Возражений не будет?


— А как же механизаторы и скотники в своих фуфайках будут садиться за стол в том кафе? — поинтересовалась Кромина и посмотрела на механизатора Очеретко.


— Сделаем два зала, ; ответил Андрей. — Один для питания сотрудников товарищества в рабочее время, а другой для проведения различных торжеств. Еще вопросы будут?


— Нет, — произнесли в один голос довольные ответом Кромина и Очеретко.


— Василий Назарович будет отвечать за ремонт ферм для коров и свиней, силосохранилища, овощехранилища и подвоз соломы с поля прямо к фермам, туда, где она и будет складироваться в стога, — продолжил Андрей. — Его помощниками будут член правления зоотехник Кромина Полина Юрьевна и ветеринарный врач.


— А я чем буду заниматься? — не выдержал Александр Хмель.


— Не волнуйся, и тебе работы хватит, — успокоил его Закруткин. — Ты займешься радиоузлом. Будешь каждый день информировать жителей Тишков, как идут намеченные работы в товариществе и селе.


— Это ерунда, а не работа, — разочарованно произнес Александр.


— Средства массовой информации никогда не были ерундой, — серьезно посмотрел на него Андрей. — В помощники себе возьмешь библиотекаря и заведующую клубом. Думаю, сельский голова Авдоткин Марк Степанович не будет против того, что мы задействуем его людей. Нужно будет и его включить, по его, конечно, согласию, в члены штаба, село-то ведь его парафия. Мы все ожидаем от тебя, Александр Александрович, интересных, справедливых и, если хочешь, воспитательных передач. Возьмешь также шефство над школой и ФАПом. На заседания штаба собираемся с этого дня ежедневно в восемнадцать часов. У кого какие будут вопросы?


Все члены правления были буквально ошеломлены тем, что услышали.


— А мы, — произнес Андрей, обращаясь уже к Михаилу, Василию и Александру, — должны до восьми часов объехать все объекты, где намечены работы: машинный двор, зерноток, фермы, дом быта, место под будущий магазин и то строение, что раньше называлось столовой.


— Она уже лет десять не работает. Там одни развалины, — сообщил Очеретко. — Раньше милое дело было, в поле находишься или зимой стоишь на ремонте, всегда горяченького супца или борщечка можно было покушать. Правда, вычитали из зарплаты за ту еду, но все же удобно было. При Дыкало и его команде со своих сумок сухим куском хлеба давились. С хороших дел начинаете. Спасибо вам.


Михаил, уже в машине, следуя к бывшему колхозному двору, где размещалась техника товарищества, и находились ремонтные мастерские, не выдержал мучивших его мыслей, произнес:


— Ребята, мы такое закрутили в этих Тишках, что и не знаю, справимся ли?


— Ты дорожку до церкви уже отмерил? ; усмехнулся Василий и взглянул в сторону сидевшего на переднем сиденьи Андрея.


— Отмерил, ; не замечая подвоха, ответил Михаил.


— Вот и руководи там, — заключил Василий. — Танюшка отблагодарит тебя за это жарким поцелуем.


Михаил, покрасневший от слов друга, ничего не сказал.


Андрей же, находясь на своей волне, охватывал сознанием то, над чем предстояло работать его команде. Объем был большой, но его не пугал напряженный труд. Он видел красивое село Тишки, утопающее в зелени на берегу прекрасной реки Сиверский Донец, а его людей ; счастливыми, какими они еще никогда не были на этой земле. Но для того, чтобы это произошло, требовалось расчистить все и на этом месте построить маленький рай за очень короткий промежуток времени. Рядом были друзья и сподвижники. Каждый из них обладал нужными для дела качествами. Хорошими помощниками в деле были механизатор Очеретко и зоотехник Кромина. Доволен был он и главным бухгалтером Любой Старшининой. Думая о красивой девушке, улыбнулся.


Отвлекая друга от мыслей, Михаил, придавленный собственными мыслями, произнес: 


— Андрюха, откуда ты все знаешь и о сельском хозяйстве, и о бухгалтерии, и о том, что говорить и где? Сам бы я и дня не выдержал на председательском месте. По мне легче рычаги трактора дергать.


— Надо было, Андрюха, тебе председателем избираться, — с сожалением в голосе произнес Хмель. — Все одно за Буруна тянешь.


— Я и не держусь за место председателя, — не обиделся Михаил.


— У нас все получится, друзья, — ответил Андрей. — Мы свою главную задачу в целом знаем, а в мелочах и тонкостях разберемся по ходу. Чего не знаем — есть книги. К тому же у нас есть нужные специалисты. Наша задача ; не мешать их инициативе и умно осуществлять общее руководство в решении текущих и перспективных задач. Скоро я больше буду нужен как адвокат при председателе. Себя защищать сложнее, чем кого-то. А Сыпачев и Дыкало не успокоятся и еще предпримут яростные атаки против нас.


По обе стороны дороги, по которой двигалась машина, стояли обшарпанные и прижатые друг к другу маленькие домики тишковцев, разоренных кризисом. Обочины дороги заросли бурьяном, который во многих местах был выше человеческого роста. Казалось, ступи в эти заросли ; и заблудишься в высоком и колючем мордовнике, чертополохе, в стоявшем стеной татарнике или обсыпающей с ног до головы желтой пыльцой сурепке. По обочинам дороги произрастали густые заросли бодяка, осота и крапивы.


Такие же удручающие заросли были и на машинном дворе, где комбайны и трактора выглядывали из высоких сорняков облезлыми и давно не крашеными. В чащобах бурьяна вилась одинокая дорожка к полуразваленным строениям мастерских. Вид машинного двора был угнетающе печален.


Здание ремонтных мастерских встретило их выбитыми стеклами в полусгнивших рамах. Оторванные двери беспомощно лежали рядом с зияющим чернотой проемом. Шиферная крыша мастерской была проломлена в нескольких местах и наводила большую тоску.


— Так и работаем, — послышался знакомый голос. Это подошел член правления Очеретко. — Одно название, что мастерские, — с осуждением произнес он. — Кругом завал. Весь металл, какой был, сдали на металлолом, а станки продали. Наковальню, что была в кузне, и ту отвезли на металлоприемный пункт. Теперь и гвоздя выпрямить не на чем.


Зашли в мастерскую.


Андрея поразило то, что в помещении не было даже слесарных столов, а в потолке зияла огромная дыра, затянутая грязной паутиной.


— Вот это да, — удрученно произнес Хмель, — сплошной разгром. Как дом Павлова в Сталинграде. Скоро в стране всем есть нечего будет. И о чем в верхах думают!?


Андрей заметил, как тяжело вздохнул Силин.


 Михаил, полураскрыв рот, вертел головой, осматривая облезлые стены, густую паутину и выбитые стекла.


— Тут и за год порядка не наведешь, — обреченно произнес он.


— Наведем! — негромко произнес Андрей, испытывая горечь досады.


Очеретко с недоверием посмотрел на него.


— Здесь, в бурьянах, и людей-то трудно найти, — с печалью произнес он. — Каждый по отдельности ковыряется у своих машин, тракторов и комбайнов. Сами достают запасные части, сами ремонтируют. Надеются на урожай, а он так себе — не было ведь ни удобрений, ни гербицидов. Откуда достатку взяться? — он развел руками в полуразрушенном помещении.


Андрей вышел на воздух, так как в помещении стало вроде бы нечем дышать


— Поехали на фермы, — глухо произнес он друзьям, ощущая, как у самого на душе стало пасмурно и тоскливо.


Очеретко посмотрел им вслед и подумал о том, что бросят ребята это хозяйство и уедут в город. Зачем им чужое горе? Горькая, словно придорожная полынь, тоска охватила его. Нерадостно было оттого, что он родился и вырос в этом селе, и ничего хорошего не видел в нем за всю свою жизнь. Работал, как вол, что в колхозе, что теперь, ничего не получая за свой натужный труд. Потом пришла мысль, что чернявый заместитель председателя все-таки толковый. Надо было его выбирать председателем. Хотя и новый председатель неплохой, не то что матюкайло и драчун Дыкало.


Фермы встретили друзей самым безрадостным видом: широкие двери зияли пустыми проемами, в окнах не было ни стекол, ни рам. Все, что можно, было вынесено. Во многих местах с крыш был снят шифер. Территория ферм еще больше заросла сорняком, чем обочины сельской дороги и машинный двор, — земля-то была удобрена вокруг.


Андрей видел, что все здесь заброшенное и безжизненное. Ужасающее состояние машинного двора, мастерских и ферм повергло его в шок. На душе стало тоскливо. «Люди сами довели все это до такого немыслимого безобразия, — думал он. — Поднимем ли мы их после этой искусственной разрухи на созидательную деятельность? Ломать и разорять — не строить и не создавать. Это растлевает человека, обнажает его отрицательные черты характера, делает более жестоким и безответственным». Но он не хотел и не должен был показывать друзьям своего отчаяния. Это было бы равносильно тому, что он сдался перед непреодолимыми обстоятельствами. А если он спасует перед трудностями, тогда некому будет вести за собой людей. Поэтому, ободряя друзей, он произнес:


— Заинтересуем людей, и все будем делать так, чтобы они смогли поверить в лучшую жизнь. Не всегда же им копошиться в грязи, жить и трудиться в таких развалинах! Кому-то надо начинать эту работу. Скоро и есть будет нечего.


— Надо бросать все к чертовой матери, пока не поздно! — в сердцах воскликнул Александр Силин. — Не справимся мы с этим разбоем, друзья. Теперь во всей стране каждый норовит что-то себе оттяпать. Пусть живут сами по себе, как было до нас.


Михаил и Василий молчали, но было видно, что они согласные с Александром.


Андрей усмехнулся, отчего маленькие ямочки приветливо заиграли на его щеках.


— А чем бы мы занимались, друзья? Вот вам и проверка того, на что мы способны. Деньги у нас есть, люди тоже. Платить зарплату, направлять и контролировать будем. Каждый предприниматель, если хочет выжить, теперь работает так, что глаза на лоб лезут. У нас же положение гораздо лучше. Или вы думали, что нам кто-то на блюдечке с голубой каемочкой достаток с большими деньгами поднесет? Так бывает только у редких счастливчиков, а мы бойцы. Возьмемся, как следует, и через пару месяцев сами не узнаем этих мест, где сейчас в бурьянах только волкам выть. У нас нет оснований для уныния. Вы думаете, что вашим родителям было легче? Ошибаетесь. Они трудились всю жизнь, а остались у разбитого корыта. Мы, новое поколение созидателей, не должны допустить дальнейшего бедлама. Поехали в центр. Через полчаса из Мычаков строители в село прибывать станут. Будем начинать перестраивать Тишки, что находятся на берегу самой красивой речки. Теперь каждому из нас есть чем заняться. На этом и сконцентрируемся, парни!


— Кроме меня, — обиженно отозвался Силин. — Что это за работа руководить радиоузлом? Мне лучше здесь работать, — он показал рукой на печальные останки строений. — Как видишь, здесь сам черт ногу сломит. То же самое и на машинном дворе. Закрепи меня, Андрюха, за этими объектами. Сделаю, как яичко!


Андрей мягко улыбнулся ему.


— Ты недооцениваешь значения средств массовой информации, Сашек. Радиоузел — это наш рупор. Будешь каждый день рассказывать тишковцам по радио о том, как идут дела в селе, что мешает в работе. А пока подготовь передачу о том, с чего мы начнем работу в этом разграбленном товариществе. Через время самим будет интересно сравнить с теми результатами, каких достигнем.


— Достигнем ли? — уныло произнес Хмель, опустив голову.


Андрей видел, что и в глазах Михаила было отчаяние. Он понимал друзей. Стараясь поддержать их, произнес:


— Ничего страшного нет. Мы молоды и полны сил. Когда-то нужно себя проверить, на что способны и чего достойны, чтобы потом не корить себя за малодушие и лень, глядя на преуспевающих людей. Им ведь тоже сейчас приходится несладко. Большинство без всякой поддержки продираются в опасных зарослях нашей гипертрофированной государственности.


Время приближалось к девяти, когда друзья вернулись к конторе, куда уже прибывала рычащая и дымящая техника: траншеекопатели, трубовозы с трубами под газ и воду, автокраны, трейлеры со стоящими на них бульдозерами, а также самосвалы с песком и щебнем, машины с шифером, железными швеллерами, металлопрокатом, бетонными блоками, белым и красныи кирпичонм.Много десятков людей из Мычаков сновали между урчащей техникой, ожидая команды разъехаться по местам работ. Обнадеженные приличными заказами предприниматели окончательно согласовывали с руководством товарищества объемы работ.


Тихие Тишки, разморенные солнцем, превратились в большую строительную площадку. Мощные траншеекопатели вгрызались в землю, вынимали чернозем, укладывая его аккуратными валками, готовя траншеи для прокладки газовых и водопроводных труб.


Другие группы газовиков и водяников врезали трубы, разводили их по домам тишковцев, которые с небывалым подъемом копали траншеи к своим домам.


По решению правления, многодетным, одиноким и инвалидам газ и воду проводили бесплатно, а остальным с большой процентной скидкой в счет будущей зарплаты. В селе не было человека, который бы не был благодарный новому руководству.


Другие строительные организации разобрали старый магазин и начали возводить на его месте новое современное здание. Большой ремонт начался в бывшем детском саду, где должен был расположиться Дом быта. Приводились в соответствие с назначением два коттеджа — под детский садик и пансионат для одиноких престарелых жителей села. Кипела работа по ремонту Дома культуры.


Никто в целом селе не был против такого строительного размаха.


Скрепер, бульдозер и колесный экскаватор равняли место под Бурунову дорожку от сельского совета до церкви. Расчищали места и копали траншеи для фонтанов. Электрики устанавливали опоры для фонарей по периметру дорожки.


На бывшем колхозном дворе, ранее заросшем бурьяном, возводилось хранилище под будущее зерно, которого по прикидкам было немного, но и его следовало убрать вовремя и сберечь до того времени, когда оно повысится в цене. На чем и собирались выиграть. Бизнес есть бизнес.


Приводился в порядок машинный двор и мастерские, где выстроились в ряд под новеньким навесом из шифера готовящиеся к уборочной страде комбайны, тракторы и грузовые автомашины. Времени до уборочной, которой живет все крестьянство, оставалось все меньше и меньше. Поэтому водители, комбайнеры и трактористы, а с ними токари, слесари, сварщики работали с раннего утра и до поздней ночи.


Одновременно с подготовкой к уборочной страде перекрывались, стеклились и белились помещения ферм. Они готовились, как к празднику, к приему племенного поголовья, которое закупалось по сниженным ценам в стонущих от безденежья племенных хозяйствах области.


Чтобы постоянно держать под контролем созидательный процесс, в кабинете председателя ежедневно проводились заседания штаба, на них скрупулезно рассматривался весь ход работ. В торце стола для заседаний всегда сидел Михаил, но заседания проводил Андрей. Тишковцы, видя деловитость первого заместителя, часто, минуя председателя, шли со своими вопросами именно к нему и всегда получали нужные разъяснения или материальную поддержку. Сам же Закруткин-младший в течение месяца, готовясь к правовой схватке с командой Сыпачева, успешно сдал экзамены на адвоката и готов был выступать в суде, отстаивая решение отчетно-выборного собрания Тишковского товарищества. Он был настолько занят работой, что не замечал влюбленных взглядов Любы Старшининой, которая только о нем и думала.


Все жители села, от мала до велика, привлекались к обновлению села.


В один из летних дней по улице села гордо проследовало полсотни породистых телок в одну из отстроенных и выбеленных известью нарядных ферм. Впереди стада шла светившаяся от счастья зоотехник Полина Юрьевна Кромина.


— Тишки возрождаются, — радостно говорила она односельчанам. — С коровками и свиньями не пропадем. На правлении решили еще овец и птицу в товариществе завести — вон, сколько кругом кормов.


На следующий день она же принимала в хозяйство несколько белотелых свиноматок.


Одинокие престарелые жители села постепенно обживали один из коттеджей, отданный в их распоряжение, где им были созданы условия, как в лучших пансионатах.


С десятка три малышей стали хозяевами другого красивейшего коттеджа, что очень радовало их мам, у которых появилась возможность участвовать вместе со всеми односельчанами в восстановлении села.


В третьем коттедже, как и планировалось, поселились друзья, чтобы не только не терять драгоценное время для поездок домой, но и экономить бензин.


В помещении бывшего детского сделали Дом быта с баней, парикмахерскую, обувную мастерскую, а также небольшое телеателье, куда раз в неделю, по договору, должны были приезжать специалисты из Мычаков.


На загляденье выходило и помещение кафе-столовой, чему радовались все тишковцы. Но больше всех радовалась молодежь, узнав, что в кафе будут проводиться дискотеки.
Были и такие посетители, что хмуро качали головами, произнося:


— Никак новое руководство ресторан «хочуть» сделать. «Нема» у нас денег туды ходить.


Когда же сведущие односельчане разъясняли им, что днем это будет бесплатная столовая для тишковцев, а вечером ; кафе, те недоверчиво смотрели на них и уже с менее подозрительным видом обходили, осматривая, два нарядных зала. Они трогали руками пластиковые рамы и двери. Подняв головы кверху, смотрели на радужный потолок, отделанный лепниной, и любовались люстрами. Затаив дыхание от невиданного ранее, переходили из зала в зал. Робко присаживались в одном зале на легкие алюминиевые стулья с деревянными сиденьями, в другом ; на мягкие кресла у ресторанных столиков. Большинство тишковцев впервые видели такую красоту. Будучи не в силах сдержать свое любопытство, они заглядывали в подсобные помещения, на кухню, удивляясь блестевшему порядку. Когда выходили на улицу, задумчиво качали головами и медленно шли по главной улице села, засыпанной песком и щебнем под укладку асфальта.


Дни не шли, а летели для всех жителей прихорашивающихся Тишков. Один за другим сдавались выстроенные или капитально отремонтированные объекты. Все делалось без помпезности. Просто по сельскому радио передавали сообщение о сдаче очередного объекта в эксплуатацию. При этом Александр Силин обязательно вставлял в передачи выступления людей, которые строили и принимали объекты, а также тех, кто там должен был работать и жить. Каждый день тишковцы слышали, как один за другим сдавались то детский садик, то дом для одиноких престарелых тишковцев, то сельский Дом быта, то машинный двор с мастерскими, то ферма, то зернохранилище, то сельский супермаркет. Заработала и столовая-кафе, в которую механизаторы и скотники ходили в новенькой синей и зеленой спецодежде. Вовсю шли работы по газификации села и проведению в частные дома водопровода.


Друзья давно перебрались в коттедж и теперь сообща дневали и ночевали в преображающихся Тишках, слушая по вечерам вместе со всеми тишковцами музыку, песни и передачи, что разносились по селу. Один громкоговоритель был установлен у самого большого фонтана, где часто собиралась не только молодежь, но и пожилые люди. Каждый, несмотря на занятость, нашел время, чтобы хоть раз пройтись по розовой дорожке, ведущей от обновленного сельсовета к нарядной церкви.


И если в Тишках все были поглощены работой по подготовке к уборке ранних зерновых и подъему села, то в Мычаках выстраивался жесткий план возвращения Дыкало в председательское кресло. При этом на первое место, хотя об этом не говорилось в открытую, Сыпачев ставил возвращение тех долларов, которые были реквизированы ненавистной и неуправляемой четверкой. Теперь он с большой неприязнью относился и к Закруткину-старшему, не приглашая его ни на одно совещание. Подумывал глава администрации и о том, чтобы снять Закруткина-старшего с должности начальника управления.


Полиция подготовила для прокуратуры материалы по уголовному делу на нового председателя товарищества Козюлина и его заместителей. Под них подводилась уголовная статья, классифицируемая как «организованная преступность».


Прокуратура быстро узаконила постановление и направила дело в суд, выставив в качестве главного государственного обвинителя прокурора района.


Тучи правосудия сгустились над молодыми тишковскими руководителями, вдохновенно перестраивающими село.
 

ГЛАВА 12

Председатель Мычаковского районного суда Велимор Дермидонтович Тихоня поручил дело «О Тишковской преступной организации» женщине–судье, которой оставалось полгода до пенсии. Она надеялась остаться в должности судьи еще на пять лет, но на это нужно было согласие председателя районного суда. Тот пообещал судье ходатайствовать о продлении ее судейских полномочий при условии, что она справится с порученным ей делом и «со всей строгостью закона» накажет захватчиков власти в Тишковском товариществе, а также вернет деньги прежнему председателю Дыкало.


Умудренной многолетним опытом судье дело виделось не таким уж и сложным. По просьбе Сыпачева была сфабрикована справка о том, что два миллиона четыреста тысяч долларов были спонсированы в Тишковское товарищество неким таинственным спонсором Загогулько. Теперь спонсор якобы требовал возврата этих денег как неиспользованных «в установленный договором срок».


В самый разгар уборочной страды в Мычаках открывался судебный процесс. Закруткин-старший узнал об этом от знакомого сотрудника суда. Ничего не стал рассказывать жене, переживающей за сына. Успокаивая ее, говорил, что по сводкам, направляемым из Тишковского товарищества в районное управление сельского хозяйства, дела там на уровне. Урожайность зерна невысокая, в чем они не виноваты, а вот по темпам уборки тишковцы опережают все хозяйства района.


— Съездил бы и посмотрел! — не произнесла, а простонала жена. — Сына четвертую неделю дома не было, звонить бедному некогда, а вы с Маликовым все на изверга Сыпачева молитесь. Боитесь в Тишках появиться. Может, сыну и его ребятам помощь какая нужна? Если ты не поедешь в Тишки, сама поеду! — решительно заявила она в расстроенных чувствах. В ее глазах стояли слезы.


— Сыпачев запретил туда кому-либо ездить, — говорил Константин Сергеевич в свое оправдание. — Сказал, пусть та шустрая детвора сама выкручивается. Когда говорю ему о том, что в товариществе лучшие показатели по площадям уборки, отвечает, что врут. Может оно и лучше будет, если ребята, почувствовав трудности, сами покинут село. По суду ведь все одно восстановят Дыкало. К тому же меня беспокоит, что ни одну тонну зерна товарищество не сдало Веселовскому хлебоприемному пункту. Куда они его девают, ума не приложу?


Думал о Тишках и глава районной администрации Эдуард Сыпачев. Его тоже беспокоило то, что уборочная находилась в разгаре, а из Тишков ни одна машина с зерном так и не поступила на Мычаковское хлебоприемное предприятие. Он знал, что многие хозяйства и фермеры пытались обойти ХПП, не без основания остерегаясь того, что их там обдерут как липку: зерно примут по первому классу, а назад выдадут третьим или даже четвертым. Кроме того, сдерут немалые деньги за хранение зерна. Тех, кто пытался обойти злосчастное ХПП, глава районной администрации ставил на место. ХПП было одним из его прибыльнейших мест. Сыпачев по своему усмотрению продавал зерно перекупщикам-посредникам, получая хорошие дивиденды: в накладных стоимость тонны зерна была значительно ниже действительной. Разница оседала в кармане Сыпачева и директора ХПП. Не «за так» Сыпачев выдавал разрешения перекупщикам на вывоз зерна за пределы района и области. Знал, что зерно тут же направлялось в сторону морских портов, а оттуда следовало в западные и африканские страны. Все причастные к этим сделкам получали более чем солидные прибыли, кроме самих хлеборобов Веселовского района. Находясь в условиях «войны с самозахватчиками», Сыпачев, ослепленный злобой, не только не касался тишковского товарищества, но и не вызывал к себе нового председателя, считая его песню спетой. При этом ему очень хотелось, чтобы в Тишках дела шли как можно хуже — это было для него лучшим успокоительным средством. Только после того как он уверился в том, что в хозяйстве дела с уборкой зерновых плохи, вызвал к себе Закруткина-старшего и злорадно сказал:


— Ну, что, Костя, пора съездить до сыночка. Расскажешь, что пацанва натворила там. Вместе посмеемся. ; На его толстых губах играла злорадная ухмылка. ; После размажу их, как грязь на колхозных кирзовых сапогах.


Закруткин-старший знал, на что намекал Сыпачев. Внутри все напряглось. В голове появилась горькая мысль о том, что видно неважно идут дела в Тишках, раз Сыпачев направляет его туда. Таким образом, глава района решил поиздеваться над ним, отцом одного из тех парней, кого он хотел видеть прокурором, а не землепашцем.


Предупредив жену по телефону, с болью в сердце выехал Константин Сергеевич в Тишки.  Село от райцентра было в двадцати километрах. Погода стояла теплая и безветренная, как и во все предыдущие дни уборочной.


За всю дорогу, как он ни вглядывался вперед, так и не увидел ни одной машины с зерном, следующей из Тишков в Мычаки. Сжалось сердце. «Хотя бы позвонил, — с обидой, тоской и недовольством думал он о сыне. — Неужели все так плохо, что и домой звонить боится? В жизни все может быть, особенно в молодые годы, но семья для того и существует, чтобы помочь и поддержать в трудную минуту». Он корил себя за то, что раньше не съездил в Тишки и не помог сыну справиться с тамошним нелегким положением.


Первое, что он увидел, въехав в село ; ровно уложенный асфальт. Сколько он помнил, дороги там всегда были изрыты колеями и заросшие бурьяном. Еще больше его удивила приятная музыка, льющаяся по селу неизвестно откуда. Здание сельсовета было непривычно нарядным. Рядом с ним был уложен довольно широкий розовый тротуар, тянувшийся в сторону церкви, блестевшей крестами. Три фонтана, декорированные гранитом, били вверх тугими струями, рассыпаясь на высоте четырех метров в густое водяное облако и образуя разноцветные радуги. Вычурные светильники ровно стояли по всему периметру тротуара.


«Может, праздник, какой в уборочную устроили? — с недовольством подумал он. — Поэтому и дела плохи в товариществе, что не тем делом занимаются».


Первым местом, куда он решил отправиться, был бывший колхозный двор. Еще издали он заметил заезжающие туда одну за другой машины с зерном.


Ухоженный вид двора с асфальтированным покрытием поразил его. Новые добротные крашеные строения были покрыты шифером. Машины с весовой, где взвешивались, тут же направлялись в новенькое зернохранилище, которое было высоким и просторным. Константин Сергеевич внезапно почувствовал облечение: куда ни посмотри, все было вычищено, выкрашено и выбелено. Нигде не было ни одного бурьяна.


Зайдя в зернохранилище, он увидел с десяток людей в яркой желто-голубой спецодежде. Подойдя к молодой и очень красивой девушке, которая была в нарядном комбинезоне, спросил, где можно найти председателя или его заместителей?


— Андрей Константинович минут десять как были здесь, — ответила девушка, которой очень шла нарядная спецовка и платочек в голубой горошек. Константин Сергеевич подумал: «Как с картинки».

Это была Люба Старшинина, привлеченная на период уборки урожая к работе в зернохранилище вместе со всеми работниками бухгалтерии.


— Где его можно найти? — спросил девушку.


— В поле. Или на ферме, туда сегодня должны были завезти молодых бычков. Может, в столовой. Они с председателем обедают позже всех.


— А у вас что, столовая есть? — с недоверием спросил Константин Сергеевич.


— У нас много чего есть, — улыбнулась красавица, отметив, что мужчина определенно кого-то напоминает ей.


Константин Сергеевич посмотрел на девушку и подумал, что участь такой красавицы должна быть иной. «Тебе бы, дочка, учиться, а не лопатой зерно бросать. Пройдет еще несколько лет, и навсегда со средним образованием останешься. Пусть здесь и техника, но каждый должен сам строить фундамент лучшей жизни, а это возможно только через полученные в вузе знания, если, конечно, девушка не выйдет удачно замуж». Он снова вспомнил о сыне, который из-за своей постоянной занятости не уделял внимания девушкам. «А надо бы», — он благосклонно посмотрел на красавицу, которая уже не обращала на него внимания, ловко орудуя лопатой.


Константин Сергеевич сел в «Ниву», а его водитель, молодой рыжеватый парень, восхищенно произнес:


— Порядок–то, какой кругом! Такого нет нигде не только в районе, но и в области. И правильно делают тишковцы, что не сдают зерно на ХПП. Там обдерут, еще и должниками сделают. Такое хранилище отгрохали! Насколько помню, такого здесь никогда не было.


— Много чего здесь не было, — задумчиво ответил Закруткин-старший. — Поехали на фермы, может, там, кого из руководства найдем.


Животноводческие фермы, слепящие белизной до рези в глазах, в очередной раз удивили Константина Сергеевича порядком и благоустроенностью. Вокруг все было посыпано желтым песком и ухожено, будто в каком-то санатории.


Из одного помещения вышла дородная женщина в зеленой спецодежде.


Константин Сергеевич направился к ней:


— Скажите, председателя или его заместителей здесь не было?


Женщина остановилась и, приложив ладонь ко лбу, посмотрела на посетителя:


— Андрей Константинович вместе с Михаилом Ивановичем только что поехали. Бычков новых смотрели, которых сегодня привезли.


— И сколько же бычков вы закупили? — не смог сдержать интерес Константин Сергеевич.


Женщина подошла ближе и узнала его.


— Это вы, Константин Сергеевич? А я зоотехник, Кромина Полина Юрьевна. Как я раньше не догадалась, что Андрей Константинович ваш сынок. Хороший человек и очень умный руководитель. Нам, Константин Сергеевич, несказанно повезло с новым руководством. Спасибо вам за сына. А вот те, что хотят снять наших молодых руководителей и вернуть Дыкало, видит Бог, просчитаются. Не дадим мы им этого сделать! Районное начальство не должно мешать нам. Тут такие планы, Константин Сергеевич, что одним словом и не скажешь. Все Тишки обновились, стали такими, какими прежде никогда не были! — Затем спохватилась, что не ответила на вопрос районного руководителя, и пояснила: –– Двести бычков взяли, Константин Сергеевич. Кормов у нас много. К зиме откормим и с миллион получим. Вот так! А еще пятьдесят племенных коров закупили. Будем восстанавливать дойное стадо. Два десятка поросных свиноматок взяли. Через год своя свиноферма будет. Вы посмотрите, как у нас теперь хорошо! Когда такое было? Ну, чисто, как в Крымском Мисхоре. Пойдемте, я покажу вам коров и бычков! — спохватилась она, боясь, что начальник уедет, так и не посмотрев на ее радость.


Константин Сергеевич не мог удержаться, чтобы не заглянуть на ферму.


Кромина следовала за ним, рассказывая об успехах товарищества и о том, что для оздоровления коров организовали летний лагерь.


Бычки находились не в выбеленной известью чистой и отремонтированной ферме, а во внутреннем крытом дворике, защищенном от палящего солнца, куда в изобилии завезли сочный многолетник — эспарцет. Бычки, стоя у кормушек, быстро акклиматизировались и теперь набивали желудок сочными кормами.
— Чудо! — не выдержал Константин Сергеевич. — Такого порядка я ни в одном хозяйстве не видел.


— И не увидите! Говорю вам как член правления! ; Полина Юрьевна с гордым видом уперла руки в бока. ; Много у нас новшеств и все благодаря вашему сыну и… — она замолчала, подбирая слова. — Другие руководители тоже хорошие. Так что передайте там, кому нужно, что мы все, как один, горой за наших руководителей. На газораспределительной подстанции они, — вспомнила женщина о первом вопросе районного начальника.


— Передам кому нужно, Полина Юрьевна, — усмехнулся Константин Сергеевич, а у самого словно камень тяжелый спал с души.


Проезжая по селу, Константин Сергеевич с удивлением рассматривал новые строения. Его внимание привлекло великолепное красно-коричневое здание с узорами из мозаичного облицовочного кирпича, что будто выросло на месте бывшей колхозной столовой-завалюхи. Большие окна и две белые колонны у входа делали строение еще красивее. Крыша был покрыта металлочерепицей. Вокруг была уложена розоватая тротуарная плитка.


Константин Сергеевич даже крякнул от удовольствия. Остановил машину и поднялся на крыльцо, облицованное новой цветной плиткой. Вошел в здание и сразу ощутил прохладу от работавшего кондиционера. Сельская столовая больше напоминала превосходный ресторан, только стулья были простые.


— Проходите в другой зал! Вас там обслужат, — услышал он приветливый голос и увидел роскошную женщину в белоснежной накрахмаленной одежде.


Другой зал был больше первого, еще более красивый, с мягкими стульями. Обратившись к приятной женщине, Константин Сергеевич спросил:


— А вы всех кормите?


— Всех кормим, — с улыбкой ответила женщина, рассматривая его. — У нас теперь много едоков. Строители газ и воду тянут, магазин заканчивают, дом быта перестраивают. Потом новое руководство, дай им всем Бог здоровья и многих лет жизни, найдут им новую работу. Вы, наверное, из района? — спросила она. — Я тоже с Мычаков, там работала в одном кафе. Разве же сравнишь его с тем, что здесь: красота, да и только. Люди, правда, всякие приходят...


Закруткина-старшего поразило, что в селе протягивают газопровод и даже водопровод. Только теперь до него дошли слова зоотехника Кроминой о том, почему они не дадут в обиду новое руководство. С этими мыслями тревога по-новому охватила его: завтра-то должен был состояться суд.


— Скажите, а заместитель председателя, красивый молодой темноволосый парень был здесь?


— Вы имеете в виду Андрея Константиновича? — сразу определила женщина. — Были с Михаилом Ивановичем.
Константин Сергеевич выпил холодной воды с газом, поблагодарил женщину и покинул столовую, направившись в контору.


Пообедав, Андрей с Михаилом тут же разъехались, не подозревая о беде, ожидающей их в конторе, ; в виде повестки в суд. Михаил отправился к газовикам и водяникам, а Андрей поехал на дальнее поле у леска, где должны были вот-вот заканчивать косить элитную пшеницу, что давала самый высокий урожай.


Издали он увидел комбайн, который, остановившись, выгружал зерно из бункера в самосвал. Выбирая дорогу, Андрей на «Ниве» спустился в небольшую лощину, приблизился вплотную к лесу и едва не столкнулся с другим самосвалом, загнанным задом в лесок. Вместо того, чтобы отвезти зерно в зернохранилище, водитель самосвала тихонько ссыпал его в ближайшем укромном лесочке. Речь шла о воровстве зерна. Андрей выскочил из «Нивы» и направился к водителю, застывшему от его внезапного появления.


— Ты что делаешь? — в сердцах закричал Андрей, видя, как зерно сыпется на землю.


Водитель был крепким мужчиной лет сорока, в безрукавной матроске и черной бейсболке. Схватив в руки монтировку, он зло смотрел на заместителя председателя глазами налитыми кровью.


— Убью! — зло прохрипел он.


Андрей, понимая, что он моложе, спортивнее и однозначно сильнее нерадивого водителя, подумал: «Неужели есть люди, которые вот так, за машину зерна, могут убить человека?» Он ни секунды не сомневался в том, что мигом уложит этого здоровяка, но невесело подумал: «Сколько таких носит матушка-Земля?» Будучи по натуре человеколюбивым, он решил не разжигать конфликт и не ломать жизнь совершившему глупость человеку, а попытался его образумить:


—Грузи зерно назад и езжай с ним на зерноток! Так и разойдемся! Нет воровства — нет преступления!
Водитель не рассчитывал так легко избежать ответственности, потому остановился, обдумывая предложение Андрея.


— И что, после не сдашь?


— Если не будешь воровать, то нет! — Андрей встал напротив вороватого забияки. ; Давай, грузи. Легче для здоровья будет.


— Чьего?


— Твоего, — усмехнулся Андрей. — Иначе вспашу твоим носом стерню. Думаю, стоит показать, что и против лома есть приемы.


— А чем грузить?


— Езжай до комбайнера: вместе принимали решение о воровстве. Пусть теперь помогает тебе грузить на машину.


— И то так. А не обманешь? Будь на твоем месте Дыкало, того убил бы, а ты вроде нормальный, тебя жалко. Ну, так что, я поехал к Семену? — назвал он комбайнера по имени.


— Езжай, — согласился Андрей. — Я теперь тоже буду с монтировкой ездить.


Водитель оглянулся и заулыбался.


— Да это я пошутил!


Андрей проследил за действиями водителя и комбайнера, размышляя, что все же самое распространенное зло на земле — присвоение чужого труда. Это выражается не только в привлечении к работе с заниженной оплатой труда, но и в присвоении его результатов, воровстве предприятий, авторских прав, вещей, денег, всего того, в чем воплощен людской труд.


Через некоторое время он сел в «Ниву» и направился в контору, где вскоре должно было начаться заседание штаба.


Прямые трансляции заседаний штаба велись каждый день по местному радио, и все жители Тишков знали не только о том, как обстоят дела с уборкой урожая, но и о ходе газификации в селе, о положении дел на других строительных объектах. На заседаниях наряду с недостатками отмечались наиболее добросовестные члены товарищества и строители. Назывались и те, кто являлся на работу пьяным или вообще не выходил. Недавно пьяный тракторист перевернул трактор с тележкой, в которой вез комбикорм коровам. Поскольку он уже не раз был замечен на работе пьяным, правление приняло решение исключить его из товарищества. Но  решение должно было утвердить общее собрание. Теперь в Тишках живо обсуждали эту тему. Село раскололось на две половины: одни хотели взять мужика на поруки, другие порицали его беспросветное пьянство. Какая из двух сторон должна была победить, могло решить только общее собрание, которое должно было состояться после уборочной.


По приезду в контору Михаил огорошил Андрея судебной повесткой, которая гласила, что завтра «к десяти ноль-ноль председатель товарищества Козюлин Михаил Иванович совместно с заместителями (перечислялись) должны прибыть в Мычаки на судебное заседание как ответчики». Истцами значились П.Н. Дыкало, майор Сопельников и капитан Чунин.


Еще большим удивлением для Андрея стало появление отца, который за время отсутствия сына объехал все новостройки села, в том числе и дом престарелых. Одна старушка, которой было восемьдесят восемь лет, со слезами на глазах поведала ему:
 

«Мужа убило на войне во Вьетнаме, а сына в Авганистане. С тех пор жила одна в развалившейся хатке и никому до меня дела не было. Сама сажала огород, сама убирала, так и жила. Трудно в мои-то годы, — говорила она. — А тут живу, как в раю, хоть и стыдно, что не свила себе за свою нелегкую жизнь теплого гнезда. Спасибо новому руководству «колхоза», — плакала она в чистенький платочек то ли от счастья, то ли от того горя, которое испытала в своей вдовьей жизни.


ГЛАВА 13


До начала судебного заседания оставалось полчаса. Судья Жебрак Маргарита Евстафьева — женщина небольшого роста, подошла к зеркалу и посмотрела на свое густо нарумяненное лицо с опущенным книзу носом, который со стороны казался клювом небольшой, но характерной, чтобы не сказать злобной, птички. Потом подошла к столу и посмотрела в написанный ею еще до суда приговор. В его обвинительной части строчка за строчкой бесстрастно излагалось: «Подследственные гражданине Козюлин Михаил Иванович, Закруткин Андрей Константинович, Хмель Василий Назарович и Силин Александр Александрович признаны виновными: в захвате власти в Тишковском товариществе «ООО», разбойном нападении на работников полиции, находившихся при исполнении своих должностных обязанностей –– майора полиции Сопельникова Леонида Дмитриевича и капитана Чунина Николая Сергеевича. Было совершено нападение на председателя Тишковского товарищества Дыкало Петра Никифоровича с нанесением ему телесных повреждений средней тяжести». Дальше речь шла о незаконной конфискации у потерпевшего Дыкало П.Н. двух миллионов двухсот пятидесяти тысяч долларов, принадлежавших спонсору К.А. Загогулько.


В след за чем шел вердикт суда: «За содеянное преступление граждане Козюлин Михаил Иванович, Закруткин Андрей Константинович, Хмель Василий Назарович, Силин Александр Александрович от имени народа Украины приговариваются: Козюлин М. И. к пяти годам лишения свободы в тюрьме строгого режима; Закруткин А. К., Хмель В. Н., и Силин А.А. к трем годам тюремного заключения общего режима».


Прочитав постановление, судья сладко потянулась. Суд обещался быть легким и быстрым. Чего было тянуть, если сам Сыпачев требовал скорейшего наказания самозахватчиков. К тому же председатель суда при ней подписал ходатайство на продление ее судебной деятельности в качестве судьи еще на пять лет.


Андрей с друзьями прибыли в суд за полчаса до начала судебного разбирательства. Им предстояло ознакомиться с материалами обвинения. Вчетвером войдя в кабинет судьи, они увидели за столом небольшую женщину, похожую на нахохлившуюся воробьиху. Андрей усмехнулся такому сравнению. Но первое впечатление оказалось ошибочным. Жебрак повернула к ним свое лицо, которое было похоже на совиное.


— Чем обязана такому наглому вторжению? — властным и недовольным голосом произнесла она.


— Здравствуйте, — поздоровался за всех Андрей. — Извините, Маргарита Евстафьевна, хотим ознакомиться с материалами дела.
Ребята стояли за его спиной, взирая на строгую судью.
— Раньше надо было знакомиться! — отрезала судья, довольная тем, что ответчики не были осведомлены в деталях судебного разбирательства.


— Извините, Маргарита Евстафьевна, — Андрей вел себя, как подобает воспитанному человеку, — мы только вчера вечером получили повестку.


— Это прокол почты, а не суда, — солгала судья, собственноручно выписавшая только вчера эту повестку. Из опыта она знала, что с вечера, когда ответчик получит повестку, ему крайне трудно будет что-то предпринять в свою защиту. Теперь же она прикидывалась истинным и бесстрастным стражем закона. — Прошу покинуть кабинет, я готовлюсь к заседанию.


Друзья непонимающе смотрели на нее.


— Мы обжалуем это беззаконие, — произнес Андрей и протянул судье повестку, на которой стоял вчерашний штамп почты.


— Дело ваше, — высокомерно ответила судья, зная, что, получив тюремные сроки, эти ребятки будут тут же взяты под стражу и никому не будет дела до того, когда они получили эту повестку. А то, как будет рассматриваться это дело в вышестоящих судебных инстанциях, если осужденные подадут апелляцию, ее уже не интересовало. Скорее всего, решение суда первой инстанции останется в силе, так как за ним будет интерес власти, которая не любит наглецов, пробивающихся в ее элитный круг или стоящих на пути ее интересов. Так было всегда, и так будет всегда. — Выйдите из кабинета и не мешайте судье работать! — категорично заявила судья, превращаясь из настороженной совы в хищного сапсана. Ее маленький изогнутый и заостренный книзу нос подергивался, будто она собиралась кого–то клюнуть.


Пришлось подчиниться, подавив в душе горькое чувство несправедливости.


— Ничего, — подбадривал Андрей друзей, — у нас есть козыри, которые судья просто так не отбросит. Идемте в зал судебных заседаний.


Зал был небольшой и грязный. В нем, как показалось Андрею, царила горькая тоска и хмурая печаль. Друзья сели на затрапезную деревянную лавку, которая, судя по всему, была их ровесницей. Нетрудно было догадаться, сколько людей томились на ней, ожидая решения суда. У каждого из них была своя, правда и своя надежда на справедливый суд.


Ребята рассматривали помещение, а Андрей вспоминал, о чем говорил ему университетский наставник Марк Аврельевич Калиновский и то, что сам изучил по этому делу за ночь. Он знал уязвимые стороны Дыкало, прокуратуры и полиции, стоящих за ним. Вместе с тем он понимал, что судебный процесс заказан и будет строиться не на правовой основе, а сугубо в интересах истца, под которого готовилось постановление прокуратуры. Цель была одна — осудить их, а затем признать факт сдачи более двух миллионов долларов в банк недействительным. Именно с этим была связана поспешность и секретность этого судебного заседания. Запрет на ознакомление с делом был не только грубейшим нарушением Процессуального Кодекса, но и давал основания думать, что и сам судебный процесс станет попирательством судебной этики и судопроизводства. «Сколько таких судов проведено в этой стране? — думал Андрей. — И сколько еще будет проведено? Сколько безвинных людей осуждено без всяких на то оснований. Нельзя судьям давать пожизненные кресла и обязательно нужно вводить выборность судей. Это будет хоть немного сдерживать их». Он понимал, что их тоже могут осудить и взять под стражу прямо в этом зале. Потом всю жизнь придется носить позорное клеймо осужденного. Андрей посмотрел на своих молчавших друзей и уже стал корить себя за то, что втянул их в это опасное дело. Он жалел, что занятый работой с ног до головы не смог предупредить Марка Аврельевича, который обязательно бы что-то придумал. На его вечерний звонок в квартиру профессора никто не ответил, а утром он не стал звонить, посчитав это уже не нужным.


Теперь он один был защитником себя, друзей и того дела, которое они начали в Тишках. Им предстояло самим выбираться из этой липкой и грязной паутины, которую сплели для них Сыпачев, прокурор, начальник милиции и председатель районного суда.


Судья Жебрак в своем кабинете решительно поднялась из-за стола, предвкушая, как грозно войдет в зал после слов молоденькой, но голосистой секретарши «Встать, суд идет!» и станет полноправной царицей судеб тех, кто сейчас дожидается ее в зале на скамье подсудимых. Она неторопливо подошла к вешалке, сняла с крючка красно-коричневую судебную мантию и стала неторопливо облачаться в нее. Она делала это, как царица, облачающаяся в свой царственный наряд перед выходом в народ.


Вдруг до ее слуха донесся какой-то непривычный усиливающийся звук. Она прислушалась. Звук перерос в гул: даже здание суда стало вибрировать. Судья с опаской выглянула в окно. На улице перед зданием в ряд выстраивались комбайны, трактора и машины. Впереди них стояли люди в синих, зеленых и оранжево-желтых спецовках. «Наверное, Сыпачев нагнал людишек для поддержки Дыкало», — беспечно подумала она. Но звук, свидетельствующий о прибытии новой техники, усиливался, и а число встревоженных людей становилось все больше. Они плотной стеной окружали суд. Судья, прильнув к стеклу, пыталась разгадать тайну скопления людей и техники, пока люди не стали выкрикивать:


— Долой Дыкало!
— Мы за Козюлина и его заместителей!


Такого в ее судебной практике еще не было. Испугавшись, судья схватилась руками за голову. Это был кошмар. Роем  больших жужжащих мух закрутились страшные мысли, что ее может ждать людская расправа.


В кабинет забежал уже немолодой председатель суда Тихоня.


— Я вызвал наряд полиции! — сообщил он. — Не то эти люди и здание суда разнесут! Окружили со всех сторон! Ты не бойся, Марго, проводи намеченную линию. Плохо, что корреспондентов много наехало. Перестарался Сыпачев.


Председатель суда Тихоня выскочил из кабинета, в который стали заглядывать корреспонденты газет, радио и телевидения. Им требовалось разрешение судьи на присутствие в суде. Жебрак с вымученной улыбкой на лице отказывала корреспондентам, чувствуя, как голова раскалывается от боли. Растерянная, с мантией в руках она стояла посреди кабинета.


В кабинет вбежала секретарь суда. Она была в легком светлом платьице, сквозь которое легко просматривались стройные ноги.


— Ира, ты в следующий раз одевай что-либо плотнее, — произнесла Жебрак с гримасой на лице от усиливающейся головной боли, — нечего смущать своим видом суд, а сегодня еще и корреспондентов. Видишь, сколько их толчется возле двери.


— Жарко, Маргарита Евстафьевна.


— Мне еще жарче, — произнесла Жебрак и посмотрела на красно-коричневую мантию из плотной ткани, думая о том, как жарко сегодня будет в ней.


А за окном, не переставая, скандировали сотни голосов:


— Руки прочь от Козюлина и его заместителей!


— Не позволим судить невиновных!


— Дыкало пьяница и вор!


— Дыкало под суд!


Маргариту Евстафьевну охватил животный страх


— Их очень много! — выпалила секретарь и добавила: — Так может дойти и до кровопролития. Все кричат за Козюлина и против Дыкало. Как бы чего, Маргарита Евстафьевна, не вышло.


В кабинет опять вбежал председатель суда:


— Черт его знает, что происходит! Кричат все за Козюлина! И как назло корреспондентов собралось море. Перестаралась, перестаралась районная администрация. Как бы чего не вышло! Спрашивают, почему процесс намечен именно в уборочную страду, когда каждый день для хлеборобов дорог. А этих хлеборобов, как назло, из Тишков приперлось сотни три, не меньше. С техникой заявились, подлецы. Им, видишь ли, не до уборки урожая. Не хотят возврата Дыкало. Теперь не знаю, что и делать, Марго?


Судья взялась за голову.


— Ты это, — участливо произнес председатель, увидев, как Марго побледнела. — Не волнуйся, Марго.


А люди за окном, несмотря на появление наряда полиции, отрезавшего их от входа в здание суда, скандировали все громче:


— Свободу Козюлину! Свободу его заместителям! Дыкало в тюрьму!


— Я не могу! Я не могу! — лепетала судья, падая на стул, участливо подставленный секретарем суда. — Они могут ворваться и в зал заседаний... Нет, нет... В такой обстановке я не буду проводить судебное заседание...


Председатель с недоумением уставился на нее.


— А что я скажу Сыпачеву?


— Это ваше дело, — простонала судья. — Вызывайте скорую... мне плохо... я умираю... — шептала она посиневшими губы. Ее воробьиная головка в бессилии упала на грудь.


События вокруг суда развивались стремительно. Ни Андрей, готовый отстаивать свои позиции, ни его друзья не видели, как приехала скорая помощь и увезла судью Жебрак, как радовались этому тишковцы, окружившие здание суда.


— Одной капец, — приговаривали они, нисколько не сочувствуя судье, у которой случился инсульт.


— Не волнуйтесь, — говорили более сведущие тишковцы, — тут судей много. Найдут, кто срок будет шить белыми нитками нашему руководству. Жалко, что они не все успели сделать, что задумали. Умные были и знающие.


— Не хорони заранее! Будем стоять за них до конца! — отвечали другие. — Других таких у нас уже не будет. А раз так, то гори все ясным пламенем и урожай тоже, все одно кто-то из новых руководителей, назначенных районными властями, прикарманит вырученные за него деньги.


— Не уйдем отсюда, пока не освободим парней! Палатки разобьем, как было когда-то на Майдане и в Революцию Достоинства, но Козюлина и его заместителей отстоим! — такое было единодушное решение тишковской громады.


Сообщение председателя суда о том, что судью Жебрак забрала скорая помощь, Сыпачев встретил громкими ругательствами. Но когда председатель сказал, что вокруг суда собралась уборочная техника и сотни людей из Тишков, а корреспонденты из области и Киева снимают их на телекамеры и берут интервью, Сыпачев понял, что переиграл сам себя. Теперь не только область, но и вся страна узнает об этом необычном инциденте. После жди проверку из области, а то и из министерства внутренних дел.


— Вот уроды! — ругался он в адрес судей. — Не могут довести простого дела до конца. Что за люди, чего ни поручишь, все испортят! Теперь самому придется защищать честь мундира. Не иначе как Закруткин-старший все замутил. Вчера был в Тишках до самой ночи, а сегодня с утра, не скрывая радости, стал рассказывать, какие, видишь ли, перемены произошли в этом долбаном селе. За каким чертом мне те изменения нужны?! Деньги забрать — вот моя задача. А Тишки пусть хоть сгорят и пеплом засыпятся.


Закруткин-старший, выполнив все поручения Сыпачева, которыми тот загрузил его, лишь бы не пустить на заседание суда, вышел из своего кабинета, собираясь в суд. В коридоре его окликнул Маликов.


— Иван, я очень спешу, — предупредил его Константин Сергеевич. — Это чудище специально отправляет меня в областное управление сельского хозяйства, чтобы я не присутствовал на процессе. Играет, как кот с мышью, не заботясь, что у меня на душе. Сволочь. Говорил же сыну, что посадит его Сыпачев. Нет, не послушался. Теперь не знаю, что и делать.


— Костя, — начал Маликов, — можешь не торопиться и быть спокойным. Звонили из полиции. Возле суда собрались все Тишки. Они встали на защиту нового руководства товарищества. Даже уборку пшеницы прекратили. На комбайнах и тракторах приехали. Кричат, чтобы судьи не трогали ни председателя, ни его замов. Судью Жебрак в больницу отвезли то ли с инсультом, то ли с инфарктом. Суд отложили, так и не начав.


Закруткин-старший в бессилии прислонился к стене, ноги не держали его.


— Если б ты видел, Иван, что они сделали в Тишках, ты бы тоже за них был. ; На глазах Константина Сергеевича появились слезы.


— Я и так за них, — серьезно произнес Маликов. — А если еще они и дело делать умеют, то вдвойне за них буду. Пусть теперь Сыпачев посмотрит, во что выльется его самодурство. Корреспондентов на суд пригласил. Думал, все пойдет по его сценарию. Но, говорят же, и на старуху бывает проруха. Теперь этот фальшивый процесс превратится в сенсацию. И еще неизвестно, какими будут последствия. А ребята все-таки молодцы! — заключил он, чем порадовал Зукруткина-старшего.


Андрей с друзьями, томясь в ожидании суда, тоже обратили внимание на усиливающийся рокот на улице. Насторожились  в зале и приехавшие прокурор Шкурников, Дыкало, Слизнев и Чмокалина. Их адвокат, молодой парень, поднялся со своего места и подошел к окну.
 

— Что там творится? — строгим голосом спросил у него полный и важный прокурор.


Адвокат, прильнув к окну, удивленно протянул:


— Тут столько техники и людей нагнали!


— Наверное, в вашу поддержку прибыли, Петр Никифорович. Уважают вас люди. По такому случаю даже урожай прекратили убирать. В другое время их бы взгреть за такое самоуправство. Но сегодня простим их инициативу, — прокурор довольно усмехнулся.


Хмель, не выдержав, пошел на улицу узнать о причинах шума. При его появлении раздались радостные и поддерживающие возгласы:


— Ура молодым руководителям!


— Позор Дыкало и его команде!


— Сыпачева в отставку!


К нему тут же кинулись корреспонденты с микрофонами и телекамерами.


— Там такое творится! — сообщил взволнованный Хмель, вернувшись в зал заседаний. — Людей и техники прибыло из Тишков целое море. Нас поддерживают! — лицо его было радостно. ; Корреспондентов много! А судью Жебрак увезла скорая помощь!


— Как так? Кто позволил!? — громко и недовольно произнес прокурор. — Кто будет вести заседание суда? Кто разрешил сбор людей? — сыпал он вопросами.


Друзья переглянулись.


— Это же надо! — восхищенно произнес Михаил. — Бросили убирать хлеб и прибыли защищать нас! ; Он, приободрившись, посмотрел на Андрея, который был сосредоточен и думал о том, как использовать создавшееся положение. Им всем нужно было обязательно появиться перед корреспондентами, которые быстро разнесут по всей стране вести о произволе, творящемся в Веселовском районе.


— Пойдем, встретимся с людьми, ; произнес он. — Успокоим их и пообщаемся с представителями СМИ. Это нам на руку.


— Сидеть! — рявкнул прокурор Шкурников, беспокоясь о том, чтобы подсудимые не сбежали.


Друзья посмотрели на него как на что-то чужеродное и, усмехнувшись, вышли из зала заседаний.


Навстречу им, втянув голову в плечи, спешил напуганный председатель суда Тихоня.


— Заседание суда переносится в связи с болезнью судьи Жебрак, — поспешно сообщил он и скрылся в зале судебных заседаний, чтобы обсудить с прокурором дальнейший план действий.


То, что Андрей увидел, выйдя с друзьями на улицу, не только удивило его, но и растрогало — сотни тишковцев радостными криками встретили их. Среди них Андрей заметил мужика в тельняшке, который вчера чуть не убил его монтировкой. Он тоже что-то восторженно кричал, глядя в его сторону.


Народ ликовал, радуясь победе, а милиция сдерживала напор.


Андрей повернулся к друзьям: на их лицах сияли улыбки. Но больше других был счастлив Михаил. Его взгляд был устремлен в сторону Татьяны, которая стояла рядом с Любой Старшининой. Корреспондент брал у Любы интервью.


Андрей тоже посмотрел туда и увидел девушку. Она была, как и большинство тишковцев, в нарядном комбинезоне желтого цвета и что-то говорила корреспонденту, не замечая телекамеры, направленной на нее.


Только теперь, находясь в столь острой и необычной ситуации, Андрей увидел, насколько красива Люба. Горячее чувство признательности коснулось его души, а сердце, зажженное неожиданным чувством любви, всколыхнулось в его груди, разнося по всему телу энергию, способную нести его к осуществлению той цели, которую он выбрал. Он даже удивился тому, что всецело занятый работой, не рассмотрел раньше всей красоты девушки. Очень захотелось, чтобы рядом с ним всегда была именно эта красивейшая из девушек, горячо рассказывающая что-то корреспонденту.


Гордость за людей села, что сплоченно организовались второй раз в жизни в защиту своих прав, охватила друзей. На практике подтверждалась философия относительно того, что для достижения цели сначала нужно убедить людей в ее целесообразности, а затем они сами станут бороться за ее осуществление.


Журналисты сновали между ними. Андрея атаковал молодой шустрый парень с копной русых волос, представившийся корреспондентом государственного телеканала Вадимом.


— Скажите, — перекрикивая другие голоса, обратился к нему корреспондент: — Куда вы дели деньги, отобранные у прежнего председателя Дыкало?


Журналисты, обступившие Андрея, замолкли, заслышав интересный вопрос. По их мнению, это был вопрос дня.


Андрей, ничуть не смутившись, ответил:


— Мы использовали их на подготовку техники к уборке ранних зерновых, построили хорошее зернохранилище, привели в порядок столовую для всех тишковцев, отстроили в селе дом быта, «супермаркет», газифицируем Тишки и протягиваем в каждый дом водопровод с питьевой водой. Всего не перечислишь. В Тишках и товариществе много проблем, которые приходится решать. И эта сумма, украденная прежним председателем, оказалась весьма кстати.


— Говорят, что ваше товарищество первым в Веселовском районе собрало урожай озимой пшеницы? — продолжал задавать вопросы Вадим.


— Похоже, что так, — скромно ответил Андрей. — Зерна немного, но чтобы самим быть его хозяевами, а не отдавать чуть ли недаром посредникам, мы построили зернохранилище, в котором зерно можно хранить длительное время. Такое же хранилище строим для кукурузы. Кроме того, возрождаем поголовье дойного стада, свиней. Занялись бизнесом — приобрели две сотни бычков на откорм. Для них начали строить новое силосное хранилище почти на пять тысяч тон силоса. Чтобы не отдавать молоко за копейки на молокозавод в Мычаки, разрабатываем проект своего молокозавода, услугами которого могут воспользоваться другие хозяйства, расположенные рядом с нами. Кроме того, есть несколько других задумок для усиления доходности в товариществе. Это, прежде всего, строительство своего комбикормового завода, цеха по переработке говядины и свинины. Будем выпускать свою колбасу, балыки и другие сорта копчены и полукопченых продуктов питания. ; Он остановился, не став до конца раскрывать тайны той экономической деятельности, которая всего за несколько лет должна была вывести Тишковское товарищество в ряд самых богатых сельхозпредприятий области, а может, и целой страны. — Кто-то, стеная, разводит руками в нынешних условиях, а мы работаем творчески.


— А как вы расцениваете то, что люди бросили убирать зерно и прибыли на уборочной технике в Мычаки? Это ведь не по-хозяйски? Кто-то должен отвечать за нецелевое использование техники?


— Ну, во-первых, люди прибыли сами. Мы не просили их об этом. Во-вторых, они члены товарищества и, видимо, на собрании приняли такое решение. Их здесь, как сами видите, большинство. Поэтому, какие могут быть разговоры на тему о чьей-то ответственности, если самим товариществом принято такое решение? Или вы больше хлеборобов беспокоитесь о том урожае, который они вырастили? — он усмехнулся въедливому корреспонденту.


— А что они намерены делать теперь, когда вас выпустили из зала суда? — дотошно допрашивал его Вадим.
— Отправятся в Тишки, и каждый будет заниматься своим делом, в том числе и уборкой зерновых. Это два месяца назад большинство тишковцев были безработными, теперь в селе катастрофически не хватает рабочих рук и специалистов.


— А что в селе делается из социальной сферы? — задал вопрос Вадим, зная, что эта сторона самая слабая в стране.

— Мы понимаем, что в селе Тишки некому, кроме нашего товарищества, оказывать людям помощь. Поэтому стараемся помочь тишковцам и в этой сфере. Совсем недавно открыли новый детский сад, организовали, достойный пансионат для одиноких престарелых граждан села. Я не хочу упрекать государство в безразличии к той категории людей, которые по какой-то причине остались в этой жизни одинокими и малообеспеченными. Но, к сожалению, пока такая достойная забота в государстве отсутствует. Теперь же у наших старушек и стариков есть все условия для, как говорится, счастливой старости. У нас также функционирует Дом быта, который оказывает услуги тишковцам — вплоть до бани и парикмахерской. Сейчас занимаемся оборудованием при ФАПе зубопротезного кабинета, который раз в неделю будет посещать стоматолог из районной больницы. Завершаем строительство своего супермаркета, в котором жители села смогут приобретать необходимые товары и не только продовольственного характера. Кроме этого, мы купили новый автобус, который два раза в день будет доставлять тишковцев в райцентр и к железнодорожному вокзалу. Будем подвозить детей в школу из дальних концов села. Так что наши люди теперь не мучаются в поисках транспорта в районную поликлинику или на рынок.


Андрей гордился тем, что было сделано ими за короткий отрезок времени. Вместе с тем он знал, что успокаиваться нельзя: они должны сделать максимум из того, что могли сделать для людей.


— А можно нам самим посмотреть нате изменения, которые по вашей инициативе происходят в Тишках? — поинтересовался настойчивый Вадим.


— Что касается посещения нашего хозяйства, которое глава районной администрации Сыпачев желает вернуть пьянице и вору Дыкало, который пил водку с прокурором, начальником милиции и воровал заработанные товариществом деньги, то мы всегда рады добрым гостям и готовы поделиться как своими успехами, так и радостями. Добро пожаловать в наши Тишки, которые находятся на берегу красивейшей реки Сиверский Донец. У нас секретов ни от кого нет, — говорил Андрей, поглядывая в сторону Михаила, которого окружили другие корреспонденты. Его беспокоило, что Михаил больше молчал, чем отвечал. Вместе с тем был доволен той стойкости, с какой Михаил перебарывал немалое волнение. Молодцами держались Василий и Александр. Они тоже были окружены представителями СМИ и, конечно же, волновались, так как это были их первые публичные выступления.


Плененные журналистами, друзья отправились в Тишки.


Следом за ними длинной вереницей потянулась техника: тракторы, комбайны и машины, облепленные со всех сторон людьми.


Андрей ехал в машине вместе с Вадимом, Любой и Татьяной, которая, не смолкая, рассказывала корреспонденту о чудных переменах в селе. По ее словам, самым значительным событием в Тишках было появление дорожки с фонтанами, музыкой и освещением.


— На красивой дорожке, — говорила она с гордостью, — названной в честь председателя товарищества Козюлинской, теперь каждый вечер собирается молодежь, а мамы и бабушки катают в колясках детей и внуков.


До самой поздней ночи родители ждали Андрея, но так и не дождались его.


— Большая сволочь Сыпачев, — говорил Константин Сергеевич жене. — Но ему так и не удалось осудить нашего сына, так как судебное надругательство, задуманное им, с позором провалилось.


С особой гордостью он рассказывал о большом количестве пикетировщиков из Тишек, вставших горой за его сына и друзей.


Отец и мать были рады и вместе с тем очень переживали за сына.


А для Андрея и его друзей вторая половина дня складывалась следующим образом. Прибыв в Тишки, Андрей предложил в целях экономии времени разделиться корреспондентам на группы, чтобы они смогли посетить наиболее важные объекты производства и соцкультбыта села. Договорились, что группы встретятся за ужином в кафе-столовой.


Михаил предупредил работников кафе, чтобы накрыли столы к шестнадцати часам. Сам же, прежде чем отправиться к закрепленным объектам, шепнул Татьяне, чтобы она тоже пришла к тому времени в кафе.


Андрей был радостно возбужден не только оттого, что этот бой был выигран ими, но еще больше от той поддержки людей, которые окружали их. Вспомнил о Любе. Нашел ее взглядом. Она мило улыбнулась ему. Он ответил ей улыбкой. Ему захотелось, чтобы Люба присутствовала вместе с ним на обеде, устроенном для корреспондентов, членов правления и пожелавших быть на обеде тишковцев. Решил сам пригласить ее, но к нему подошел с вопросом Александр и он отвлекся. Когда повернулся, то Любы уже нигде не было. Поискал взглядом в толпе, но так и не нашел девушку. Это несколько огорчило его, но сожалеть было некогда, следовало приглашать всех тишковцев на обед, чтобы и они поели перед тем, как отправиться на рабочие места: кто в поле, кто на фермы, а кто на строительные объекты.


Люди с одобрением встретили это сообщение.


— А по сто граммов дадут? — послышался задорный голос.


— Какая работа после этого!? — ответили ему со смехом. — Вот уберем пшеничку и отгуляем, как следует на обжимках!


Андрею пришлось показывать корреспондентам крытый машинный двор с обновленными мастерскими и новый зерновой ток с зернохранилищем.


— По состоянию на сегодняшний день, — говорил он, — эти объекты являются важнейшими в деятельности товарищества. Они связаны с уборкой урожая зерновых, что пока является основой экономики товарищества. Урожай мог бы быть лучше. Собираем всего по 20-25 центнеров на круг. Такой фундамент экономики нам оставило прежнее руководство. В следующем году планируем получить по 40 и даже 50 центнеров с каждого гектара, — он приветливо усмехнулся корреспондентам и две ямочки задорно сверкнули на его щеках.


Корреспондентов очень удивило огромное зернохранилище, в котором уже работали люди в комбинезонах. Среди них была и Люба Старшинина. Андрей хотел подойти к ней и пригласить в столовую, но девушку тут же окружили корреспонденты.


Люба приветливо взглянула в его сторону большими лучистыми глазами.


Корреспонденты стали допытываться, как работается в товариществе?


— Хорошо, — ответила Люба.


— У вас всегда так чисто и аккуратно в зернохранилище и вокруг?


— В последние два месяца да, — ответила Люба.


— А раньше как было? — корреспонденты протягивали микрофоны как можно ближе.


— При прежнем председателе Петре Никифоровиче Дыкало весь двор был заросший бурьяном и никакого зернохранилища не было. Этот порядок, как и само зернохранилище, появились при нынешних руководителях товарищества, — она посмотрела на Андрея. — Мы теперь не будем зависеть от посредников и тех покупателей, которые раньше скупали урожай на корню по низким ценам. Теперь у нас есть место, где можно хранить зерно озимой пшеницы, ячменя, гречихи, проса, подсолнечника и других зерновых культур.


— А как у вас с зарплатой? — оттесняя других корреспондентов, допытывался Вадим, зная, что это один из самых больных вопросов в целом по стране. Безработица коснулась порядка десяти миллионов человек.


— Часть долгов, появившихся при Дыкало, выплатило новое руководство. С нового урожая будет выплачен оставшийся долг по зарплате. Долгов перед кредиторами нет.


— Вы в этом уверены? — с недоверчивой усмешкой спрашивал Вадим.


— Конечно! — ответила Люба. — Я ведь работаю главным бухгалтером и потому отвечаю за свои слова.


— А почему же оказались здесь? — опять задал коварный вопрос дотошный корреспондент.


— Не хватает людей, — просто ответила девушка. — А урожай, как известно, всему голова. По приглашению нового руководства теперь в селе работают все, от старого до малого. Люди сами навели порядок, который так удивил вас. К тому же товарищество помогает школе, а школа ; товариществу. У нас в летний период больше десятка учителей занято на различных участках производства, — она показала на мужчин и женщин, трудившихся в крытом помещении. ; Директор школы сел на комбайн и убирает хлеб. Бухгалтерия тоже привлечена к уборке урожая. Но мы не обижаемся, так как знаем, что это очень нужно не только для товарищества, но и для всего села.


Корреспонденты разбрелись по зернохранилищу, задавая вопросы другим труженикам села, а Андрей, пользуясь моментом, подошел к Любе.


— Что-то не так сказала? — озабоченно спросила девушка, и ее красивого лица коснулось волнение.


— Спасибо, все так, — ответил Андрей. — Просто хочу пригласить вас в кафе к шестнадцати часам. Вы имеете прямое отношение к тем новшествам, которые появляются в селе.


— Спасибо, — тихо отвечала девушка, чувствуя, как ее сердце учащенно забилось в груди. Первый раз парень, которого она любила и о котором не раз думала, обращался к ней не по производственному вопросу. Она взглянула в его лицо, взгляды их встретились. Молодые сердца охватило волнительное тепло.


Находясь с корреспондентами на других объектах, Андрей был свидетелем того, как они с недоумением спрашивали друг друга, почему при таких явных успехах руководителей этого передового хозяйства привлекают к суду? Они были озадачены тем, что видели. Это было полной противоположностью тому, что рассказывал глава районной администрации Сыпачев. Корреспонденты характеризовали положение в Тишках как пример для подражания для всей страны. При этом уличали в рьяной предвзятости к молодым руководителям Тишковского товарищества главу районной администрации.


— Одним из наших ближайших планов, — рассказывал Андрей, ; является строительство завода по розливу минеральной воды. Теперь такое время, когда ум, знание дела, инициатива, настойчивость и желание изменить действительность приносят хорошие дивиденды. Посудите сами, ныне литр молока в тетрапакете длительного хранения стоит столько же, сколько литр минеральной воды. Но затраты на производство молока гораздо больше. К тому же молоко не может храниться столько, сколько минеральная вода. Помести воду в затененное и охлажденное помещение ; она простоит без головной боли больше года. Конечно, для создания такого производства нужны средства. Наша минеральная вода, со всей ответственностью заявляю, даст фору большей части той минералки, которая ныне находится на потребительском рынке. Пользуясь тем, что нашим товариществом заинтересовалось такое большое количество средств массовой информации, приглашаю через них к сотрудничеству всех, кому интересны наши планы и небезразличен отечественный производитель, которого нынешнее правительство постоянно пытается не только поставить на колени, но и уничтожить. Заверяю будущих соучредителей и спонсоров, что в накладе никто не останется, а польза будет огромная всем. ; Он говорил, а телеоператоры и корреспонденты спешили запечатлеть каждое его слово. — У нас в запасе есть еще несколько выгодных предложений к предпринимателям. Но в целях соблюдения экономической тайны я воздержусь сейчас озвучивать их.


Затем  корреспонденты посетили летний лагерь для молодняка крупного рогатого скота и стада коров, находящихся на свободном выпасе. Андрей предоставил слово находящейся на выгоне Полине Юрьевне Кроминой. Зоотехник со слезами на глазах рассказала, как прежнее руководство при поддержке районных властей уничтожало животноводство и с каким трудом теперь в товариществе идет процесс восстановления поголовья скота.


— Теперь те люди, которые думали только о собственной выгоде, решили при помощи суда и поддержки районного руководства снова вернуться в Тишки! Не бывать этому! — сквозь слезы говорила она. — А если, не дай Бог, случится такое, я больше не буду верить в справедливость руководства ни в области, ни в столице. Как же они могут, находясь у руля, поощрять явное беззаконие, какое прежде было в Тишках? Мы уже дважды чуть ли не с вилами в руках отстаиваем наше новое руководство, которое не только возродило товарищество и Тишки, но и вселило в каждого из нас уверенность, что наша жизнь изменится, наконец-то, в лучшую сторону!


Дальше она говорить не могла, потому что слезы стали душить ее. Она закрыла ладонями мокрое лицо, а телевизионщики с азартом снимали ее крупным планом.


Не обошлось без слез и в пансионате престарелых, который было размещенно в одном из коттеджей. Зайдя на его территорию, корреспонденты встретили восьмидесятисемилетнюю Прасковью Ивановну Коняшину, которая вышла из помещения погреться на солнышке. Рядом с ней была заведующая, приветливая женщина лет сорока пяти — «наша нянечка», как ласково называли ее пожилые питомцы пансионата.


— Кто эти люди? — спросила у нянечки Прасковья Ивановна, щуря глаза в сторону обступивших ее людей с микрофонами и телекамерами.


— Корреспонденты, Прасковья Ивановна, — громко подсказала заведующая. — Спрашивают, как вам живется в этих хоромах?


— А-а, — протянула старушка. — Мужа убили во Вьетнаме.
— Они не о том спрашивают, Прасковья Ивановна! — прокричала чуть ли не в самое ухо старушке заведующая пансионатом и добавила от себя, –– такого рая, как здесь, трудно найти во всем государстве.


— Вот-вот, — опять недослышав, о чем идет речь, произнесла старушка. — Раньше никому не нужна была. Сама в восемьдесят годков огород сажала, полола его и убирала. Трудно было. На мужа пенсию не давали. Сказали, что война давно прошла и денег на всех в государстве не хватает. А когда дали, то деньги стали купонами и уже ничего не стоили. Вот и живи старому человеку, как хочешь. Ванечка мой снится мне, какой был в молодости. Видать, скоро встретимся.


— А сын где погиб, бабушка? — спросил молодой корреспондент с вихрастой головой.


— В Афганистане погиб, — ответила за Прасковью Ивановну заведующая пансионатом. - Летчик был. Пенсию матери тоже не дали. Засекречено было участие наших людей в боевых действиях за рубежом. Сиротой Прасковья Ивановна не по своей вине осталась и не знаю, как бы жила дальше, не избери мы на общем собрании новое руководство. Спасибо им, — она поклонилась Андрею в пояс, после чего с дрожью на губах от охватившего волнения произнесла, — непонятно нам теперь, что же это в государстве делается-то. Если Дыкало пьянствовал и воровал деньги, ничего для людей не делал, то это правильно было? Ежели не так говорю, то почему наших руководителей на суд вызывали? Не иначе, чтобы Дыкало назад вернуть. Видно кому-то надобно это!? А куда президент смотрит? Нет порядка в стране, раз такое беззаконие творится. Заводы и деньги Международного валютного фонда банкирам и богатым отдают, а бедному хоть под забором умирай. ; Она вытерла подолом белого халата глаза и спохватилась — уж больно смелая была речь. — Извините, что я так насчет президента, может он и не виноват. Он один, а нас много, все разные и каждому дай. Пойдемте, я вам наши хоромы покажу. У нас здесь на полном обеспечении находится тринадцать человек. Пока каждому по комнате хватает. А до этого жила только одна бухгалтер. Такая, правда, была у нас в селе.


То, что увидели работники СМИ, зайдя в коттедж размером двадцать на двадцать метров, по–настоящему удивило их.


Первой комнатой была просторная гостиная с мягкими диванами, креслами в тон золотистым стенам, несколькими канапе и большим цветным телевизором. Несколько старушек в чистеньких одеждах находились в этой нарядной комнате с большими и светлыми окнами. Большая люстра, оставшаяся от прежней хозяйки, свисала с центра потолка, сверкая хрустальными подвесками.


Рядом была со вкусом отделанная столовая с шестью столами и мягкими стульями.


Заведующая пансионатом рассказывала:


— В гостиной проводим свободное время, здесь же кушаем. Нас, обслуживающего персонала, трое: повариха, уборщица и я. У нас хорошая стиральная машина, в которой я стираю белье и одежду наших подопечных.


На первом этаже располагались просторная ванная комната и удобный туалет. Они были выложенные узорчатой плиткой светло-кофейного цвета. Имелись еще комнаты для медсестры, массажный и процедурный кабинеты.


— Правда, у нас еще нет ни медсестры, ни массажиста, — призналась заведующая. — Но фельдшерица из ФАПа регулярно приходит, — поспешно добавила она.


На втором этаже корреспонденты увидели нарядный холл с телевизором и уютные комнаты для проживания, еще одну ванную и другой туалет.


— Это для удобства наших бабушек и дедушек, — с гордостью рассказывала заведующая. — На первом этаже семь комнат, на втором ; десять. Так что у нас осталось еще несколько свободных комнат. И это все раньше было выстроено для одного человека!..


Немало удивились корреспонденты, увидев следующее сельское новшество - трехэтажный детский садик, гордо возвышавшийся рядом с пансионатом для престарелых людей.


Затем посетили просторный и со вкусом отделанный Дом быта.


Андрей пояснял:


— Послали на учебу четверых выпускников школы за счет товарищества. Теперь у нас будут свои мастера: по ремонту телевизоров и радиоприемников, по ремонту обуви, по пошиву одежды и парикмахер. Сейчас жителей села обслуживают специалисты из райцентра ; приезжают два раза в неделю.


Приятное впечатление на телевизионщиков и газетчиков произвел супермаркет, который почти ничем не отличался от приличных городских магазинов такого профиля. Торговый зал был просторный и светлый. Во второй части супермаркета находилось промтоварное отделение.


Несмотря на то, что стрелка часов перевалила за цифру «4», корреспонденты не упустили возможности побывать на строительстве газопровода и водопровода. Везде они встречались с довольными жителями села, которые искренне благодарили новое руководство товарищества.


— Если бы не они, никогда бы нам этого не видать, — говорил пожилой пенсионер. — Поэтому и я, несмотря на то, что десятый год как на пенсии, помогал наводить порядок на колхозном дворе и на фермах. Сегодня не побоялся вместе со всеми пикетировать суд в Мычаках. Мы в Тишках все за новое руководство, а не за того пьяницу, который, может, кому и делал хорошее, но только не нам. Мы уже один раз с косами и вилами защищали новое руководство перед конторой, когда милиционеры стали палить в них из пистолетов. Если понадобится, то опять за косы возьмемся. Пусть об этом знают не только в Мычаках, а и во всей стране. Но вы побоитесь мое выступление показать. А вот наши руководители не боятся делать хорошие дела людям.


Андрею было радостно от того, что люди верили в них. Он понимал, что за короткий промежуток времени они многое успели сделать в Тишках. И это было то, о чем жители селла мечтали всю жизнь. Молодость щедра и душа ее добра!


В столовую попали уже к семнадцати часам.


Андрей волновался, думая, что их будут дожидаться другие группы, а с ними и Люба. Но группы Михаила, Василия и Александра опередили их всего минут на десять. А вот Люба и Татьяна ожидали их дольше всех.


Выполнив необходимую работу по зернохранилищу, где девушки работали вместе, они разбежались по домам.


Люба накинула на себя легкое беленькое платье с коротенькими рукавами, причесала волосы. Ее мать, Галина Филипповна, догадавшись, для кого прихорашивается дочь, посмотрела на нее и сказала:


- Съешь хоть краюшку хлеба! ; И добавила: ; Не думала б ты о нем, доченька! Поиграет и уедет. Директор же школы местный, и при положении, чем не жених тебе?


Но дочь, радуясь предстоящей встрече, поцеловала ее в щеку и ласточкой скользнула на улицу.


— Дай-то Бог тебе счастья, — только и успела проговорить мать вдогонку.
Сложнее было вырваться на встречу с Михаилом Татьяне. Она находилась под пристальным вниманием отца, который был против всяких развлечений дочери. У Татьяны, чтобы вечером уйти из дома, должна была быть веская причина. Она сказала отцу, что идет к подруге, потом якобы вместе пойдут в супермаркет.


— Рыбы куплю да по дорожке пройдусь, — подправила она золотистый локон перед зеркалом.


— Ее, кажись, Буруновой дорожкой зовут, — сказал отец, очень довольный тем, что после ее строительства в церковь стало приходить больше людей. — Здесь и присесть есть где, и на фонтаны можно посмотреть.


Батюшке нравилось такое нововведение. Он тоже был за новое руководство и благодарил Бога перед иконой Христа Спасителя за то, что отвел от них беду, которую творили люди, науськанные дьяволом, в обличье прежнего председателя Дыкало. Нравилось ему и то, что магазин в селе появился, Дом быта. Особенно благодарил Бога за газ и воду, которые стали подавать в дома тишковцев.


— Иди, горлица моя, — ответил батюшка, подкрашивая отопительную батарею снизу.


Голубкой сизокрылой порхнула Татьяна к кафе, где встретилась с Любой. Она знала о любви подруги к первому заместителю и, заметив ее радость, поняла, что она небезосновательна. Хотела расспросить подругу, но тут появилась первая группа корреспондентов во главе с председателем.


Михаил рассадил всех за столами и подошел к девушкам, приглашая их за столик, отведенный для него и друзей.


— Вы нас очень удивили, Михаил Иванович, — обращались к нему корреспонденты. — Столько сделать за такой небывало короткий промежуток времени!


— Теперь понятно, почему люди с таким уважением относятся к вам, — искренно говорили другие.


Третьи с интересом разглядывали столовую-кафе, которая не без основания могла бы посоперничать с превосходнейшим рестораном.


— Приобщаем людей к культуре, — ответил Михаил словами Андрея.


Появление в столовой последней группы журналистов во главе с Андреем было встречено возгласами:


— Опоздавшим штрафную!
Михаил спохватился из-за стола и поспешил навстречу другу.


— Может, поставим на столы водочки? — спросил он Андрея. — Рабочий день закончился.


— Можно, — ответил Андрей.


— А-а, — протянул Михаил, указывая в сторону Любы и Татьяны.


— Миша, девушкам шампанское, улыбнулся Андрей, встретившись взглядом с Любой. — Только знаешь, Миша, тебе, как хозяину, следует произнести первый тост.


Михаил уставился на него.


— Я не смогу, Андрюх. Пока интервью давал, вспотел. Скажи сам.


— Миша, ты председатель и первое слово за тобой. Поблагодаришь всех, скажешь, что все увиденное — это результат работы всего коллектива товарищества. Пожелаешь успехов в журналистской работе. Вот и все. Потом передашь слово Александру — он будет вести этот вечер.


Михаил вздохнул.


— По мне лучше день просидеть на тракторе, чем говорить минуту.


— Ничего, Миша, не боги горшки обжигают. Пошли.


Андрей отыскал глазами столичного тележурналиста Вадима и, подойдя к нему, пригласил за столик, где сидели его друзья и приглашенные девушки. Вадим согласился и, как настоящий охотник за сенсациями, не стал выключать телекамеру.


Первым в его объектив попал председатель, произносящий свою речь:


— Мы... того, — начал Михаил, держа в большой руке маленькую рюмку, наполненную газированной водой, и посмотрел на Андрея. Андрей ободряюще кивнул ему. — Так получилось, — продолжал Михаил, — что мы все сегодня встретились.


— И не готовились к этой встрече! — восхищенно выкрикнул кто-то из корреспондентов. - Это и к лучшему! Вы нас настолько удивили, по крайней мере, меня, что я полностью на вашей стороне. Это в корне отличается оттого, что нам говорили в районной администрации.


— Люди села очень благодарны вам! — громко поддержал коллегу другой журналист.


Андрей видел, как Вадим снимал говоривших коллег.


— Ну, если с этой стороны так, значит нормалек, — расплылся в улыбке Михаил. — Мы в Тишках все причастны к тому, что вы видели. И я всем говорю спасибо! Теперь предоставляю слово первому заместителю, моему лучшему другу и нашему руководителю, Андрюхе.


— Андрею Константиновичу, — тихо подсказал ему Силин.


— Андрею Константиновичу, — поправился Михаил и по-детски смутился.


Андрей уловил на себе взгляд Любы. Ему было приятно, что она находилась рядом. Хотелось беззаботно поговорить с нею, как это делали Михаил и Татьяна, но нужно было подниматься для второго тоста. Заметил, как Вадим направил на него телекамеру. Он обвел присутствующих взглядом. Все смотрели на него. Андрей с теплом в голосе произнес:


— Даже Гераклу было бы не под силу за такой малый промежуток времени сделать в одиночку то, что вы все видели. Я рад тому доверию, которое установилось между жителями села и руководством товарищества. Тишковцы, может быть, одними из первых в стране узнали, что на земле есть люди, которые думают о других больше, чем о себе.


Камера беспристрастно снимала его.


— Мы успели сделать не так много, как хотелось бы, — продолжил Андрей. — Начатое нами все же хоть на шаг, но приближает село к городу. Нам очень хочется облегчить жизнь людей села и сделать их счастливыми. Мы всегда будем рады вашему присутствию в Тишках, которые находятся на берегу живописнейшей речки, помнящей многое из героической истории этого края.


Он замолчал и поклонился присутствующим, подкупая их статным видом и располагая к себе доверительным голосом. Без всякого сомнения, это был лидер, который знал, что сказать и как вести за собой массы.


Присутствующие с жаром аплодировали ему.


Андрей, исполнив свою обязанность, сел и тут же почувствовал охватившую его скованность. Девушка, которая ему очень нравилась, сидела рядом, а он не знал, что ей сказать. Как выход из неловкого положения пришла спасительная мудрость древних, которая гласила: «Когда не знаешь, что сказать незнакомому тебе человеку, начни с легкого и отвлеченного, не требующего ни доказательств, ни возражений. Следи за тем, чтобы слова были легкими и приятными для человека, с которым общаешься». Привыкший к серьезным размышлениям и сложным действиям, он не предполагал, что когда-то ему понадобиться наука об искусстве легкого и непринужденного общения, которое является обязательным атрибутом всякого светского общества. Очень возможно, что заминка в общении с нравившейся ему девушкой была связана с непростым для него днем, когда их могли арестовать прямо в зале суда. Не из легких было и первое в его жизни общение с журналистами, которые постоянно пытались загнать в угол, вытянуть какую-то «изюминку», чтобы она оказалась важнее и пикантнее того, что происходило вокруг. Еще его очень беспокоило общение друзей с журналистами. Особенно опасался за Михаила, который был прост, добр и доверчив, как ребенок. А корреспондентам, как известно, палец в рот не клади. Милиционеры за звездочку на погоны или взятку забудут любую порядочность, а корреспонденты ради сенсации, пусть и непорядочной, готовы рисковать жизнью. Представители этого нередко беспринципного и продажного племени, так настойчиво и рьяно бьющегося за то, чтобы занять нишу четвертой власти, являются такими же корыстливыми в освещении того или иного события, как и многие чиновники, использующие свое положение сугубо в личных интересах. Поэтому журналисты часто глухи к тем, кому доставляют боль своими необъективными статьями или передачами. Зная об этом, Андрей старался не расслабляться в их присутствии. Легкость же ведения разговора предполагает большой опыт и определенное внутреннее расслабление человека.


Андрею очень хотелось сказать Любе что-то хорошее. Он заставил себя отвлечься от того, что происходило вокруг. Повернулся к девушке, лицо которой было настолько близко, что он уловил приятную свежесть ее дыхания. При этом отметил, как алые губы девушки дрогнули, улыбаясь ему. И он улыбнулся, отмечая, как Вадим стал снимать его вместе с девушкой, подумал о том, насколько беспринципны эти папарацци, но и без них нельзя. Журналисты ; барометр нравственной чистоты общества, болезни которого отчетливо видны на их разноликом сообществе.


— Как вам здесь нравится? — спросил он у девушки, уже не обращая внимания на телекамеру Вадима.


— Очень, — ответила Люба, и Андрей ощутил в ее одном тихо произнесенном слове волнение.


— Вы сегодня вечером свободны? — спросил девушку, которая будто ожидала этого вопроса и потому утвердительно кивнула.


На этом его красноречие иссякло, и он больше не знал, что сказать. Его выручила поднявшаяся из-за соседнего стола член правления Полина Юрьевна Кромина. Она держала в руках фужер с шампанским. Взволнованная до слез тем, что происходило вокруг и окрыленная победой над злыми мычаковскими силами, с которыми, по ее резонному мнению, заодно было и руководство районной администрации, она говорила:


— Если раньше я как главный зоотехник за три года не получила за свой труд ни копейки, то только за прошлый месяц мне была выплачена сумма, равная пяти прежним окладам того времени, когда в колхозе дойное стадо состояло из двух тысяч коров. Поэтому у нас есть интерес к работе. Вы все были на наших фермах и видели, что они полностью подготовлены к зиме, хотя до нее еще почти четыре месяца. Если бы в стране все раньше работали так, как нынче мы, то точно построили бы коммунизм. А чем теперь у нас в селе не коммунизм! — воскликнула она. — Газ есть, водопровод проведен, питаемся почти всем селом в этой прекрасной столовой за копейки, а обслуживание как в ресторане. И все потому, что товарищество твердо становится на ноги. Если раньше говорили, что государство — это мы, трудящиеся! Теперь могу сказать, что товарищество — это мы, его члены. Как сработаем, так и будем жить. Государство отделилось от нас, и приблизилось к церкви. Бросило всех в омут перестройки, в котором тонут сотни тысяч людей. И мы бы утонули, если бы не наши руководители. Долгих лет вам жизни, дорогие наши спасители, и крепкого терпения в работе с нами, потому что вас всего четверо, а нас много. И потому мы никому не должны давать вас в обиду, в том числе и тем, кто ныне занимает неоправданно высокие места в районе и государстве.


Кромина говорила, а в ее глазах стояли слезы, от той несправедливости, какую сегодня пытались учинить в суде над людьми, благодаря которым село стало выкарабкиваться из разрухи, охватившей всю страну.


А в это время в Мычаках, в кабинете главы районной администрации Эдуарда Сыпачева подходило к завершению экстренное совещание, на котором присутствовали его заместитель Маликов, прокурор Шкурников, начальник районного отделения полиции Бородавка, председатель суда Тихоня, а также вспотевший от зноя и переживаний сильно похудевший Дыкало. Закруткина-старшего на совещание не пригласили, чтобы не портил общей картины неудовольствия тем, что произошло в суде, и постановки новых задач правоохранительным органам в борьбе с самовольным Тишковским руководством.


— Таким образом, — подводил итог совещанию Сыпачев, обращаясь к начальнику полиции, — ты посылаешь в Тишки наряд и арестовываешь тех четырех самозванцев, которых сегодня Велимор Дермидонтович Тихоня не удосужился посадить в тюрьму. ; Он уперся тяжелым и недовольным взглядом в председателя суда, вобравшего голову с редкими пепельнистыми волосами в плечи. — За вами, Велимор Дермидонтович, завтра организовать новый процесс и привести в исполнение то, что нами совместно было намечено.


— Это... невозможно, — пролепетал Тихоня. — Мне трудно найти судью, который бы согласился вести процесс после сегодняшних перипетий.


— Тогда суди сам! — съязвил Сыпачев, давя тяжелым взглядом на председателя суда.


— Мне нужно постановление прокурора на арест тех четверых в Тишках, — отозвался подполковник Бородавка.


— Какое постановление! — как от боли скривился Сыпачев. — Преступники убежали из зала суда, и потому суд далее невозможно было проводить. Мне что учить вас, подполковник!?


— Я подпишу постановление, — тут же согласился прокурор Шкурников, посчитав мнение главы администрации резонным.
— Ну, а ты, — Сыпачев посмотрел на громко сопевшего Дыкало, занимай кабинет и никого туда больше без моего решения не пускай. Усек!?


Дыкало кивнул головой.


— А если опять с комбайнами приедут к суду? — произнес Тихоня и стал смотреть на Сыпачева.


— Вряд ли, — ответил тот. — Как снаряд не ложится в одну воронку дважды, так и люди дважды редко выражают такое единодушие. К тому же они не ожидают решительных действий с нашей стороны и потому не успеют ничего сделать: сегодня арест, а завтра быстрый суд и сразу всех по этапу. Всем ясно!?


Присутствующая тройка молчала: никто не хотел вступать в пререкания с представителем президента в районе, каким являлся председатель районной государственной администрации Эдуард Сыпачев.


— Тогда за дело, — дал отмашку Сыпачев. — А ты, Дыкало, задержись.


Когда правоохранители вышли из кабинета, исполненные решимости выполнить наказ главы администрации, который работал на этой должности уже более десяти лет, и за ними плотно закрылась дверь, Сыпачев подозвал к себе вспотевшего перед неизвестностью Дыкало:


— Завтра с утра сними все деньги со счетов в банке и принеси их сюда. Вместе решим, как поступить с ними. Такую сумму проворонил, урод! Я тебе доверял, как самому себе! Т же дурить меня задумал, козляра!?


— Все сделаю! — верноподданнически заверил главу районной администрации бывший председатель. — Даже коттедж у меня отобрали и отдали детворе, — жаловался он. Бомжом в раз сделали,  сволочи! Я им всем покажу! — он до белизны в пальцах сжал перед собой увесистый кулак.
Милицейский наряд в Тишки был сформирован из десяти омоновцев. Он прибыл в село в самый разгар ужина членов правления товарищества и активистов села с корреспондентами газет, радио и телевидения. В кафе все расслабились и никак не ожидали того, что произошло.


Полиция ввалилась в столовую в масках с автоматами и пистолетами в руках, боясь, что подпитые тишковцы кинутся в драку. Никто из работников полиции, вломившихся в кафе, даже не подозревал, что большая часть людей, находившихся в нарядном помещении, были не тишковцы, а корреспонденты.


Появление полиции вызвало оживление среди них. Вадим стал снимать людей в погонах и черных масках, которые вели себя не то что странно, а вызывающе. Майор Сопельников, который был без маски и командовал группой захвата, решив напугать людей сидящих за столиками, трижды выстрелил в прекрасно отделанный потолок. На головы людей посыпалась штукатурка и гипсовая узорчатая лепнина.


— Всем на пол! Мордами вниз, сволочи! — угрожающим голосом кричал он, вспоминая свой былой позор в председательском кабинете. Теперь коп решил взять реванш.
 

За столами никто не шевельнулся.


— Вы что оглохли, дебилы! — гневаясь, орал Сопельников, тряся перед собой заряженным пистолетом. — Я сказал всем на пол, мрази! Перестреляю!


За столом поднялся Андрей. Он понял, за кем прибыл этот решительный наряд милиции. Следом встали во весь рост и его друзья.


— Он что, совсем охренел? — кивнув головой в сторону Сопельникова, произнес Михаил, обращаясь к Андрею. — Может дать ему между глаз, чтобы успокоился?


— Я тебе дам! Я тебе дам, сволочь! — с криком подскочил к нему Сопельников, тыча председателю дулом пистолета в область солнечного сплетения, которое располагалось чуть ли ни на уровне лица майора.


Михаил сверху скептически смотрел на Сопельникова, потом захватил руку майора вместе с пистолетом и потянул вверх, отрывая копа не менее чем на полметра от пола. Майор потешно дрыгал ногами.


Направленные на него телекамеры снимали крайне интересный сюжет — это и было что называется «жареное», за которое большинство журналистов готовы отдать свои жизни.


Андрей сдержанно улыбнулся.


Василий и Александр рассмеялись. Улыбались перепуганные девушки.


— Пусти! Пусти, сволочь! — визжал болтающийся в воздухе майор Сопельников.


К Михаилу, выручая начальника, подскочило сразу несколько полицейских в черных масках.


Дело приобретало непредсказуемый характер.


— Мы к вашим услугам, — загораживая грудью друга от полицейских, произнес Андрей. — Зачем же всех так сразу «мордой» в пол.


Он говорил, а Вадим, как и другие телеоператоры, не переставая, снимал все то, что происходило в зале, в котором не было более серьезных и занятых людей, чем корреспонденты и телеоператоры.


По настоянию Андрея Михаил поставил испуганного Сопельникова на пол. Из боязни быть вторично опозоренным, полицейский отскочил от богатыря и тут же заорал:


— Наручники на них! — он стал тыкать дулом пистолета в сторону председателя Козюлина и его друзей.


Никто из друзей не сопротивлялся.


Когда приказание майора было выполнено, он подскочил к Михаилу и ударил рукояткой пистолета прямо в лицо парня, со словами:


— Будешь знать, сосунок, как смеяться над майором и заламывать ему руку!


После этих слов такая же незавидная участь постигла и Александра. Помнил майор, кто крутил ему руки в председательском кабинете.


По лицам парней струилась кровь.


— Что же это делается!? — послышался женский крик. Это кричала Полина Юрьевна Кромина. — На наших глазах полиция издевается над людьми! Что же они тогда сделают с ними в своих тюремных камерах!?


Члены правления, как по команде, стали подниматься из-за столов и теснить своим большинством полицию, которая уже взяла арестованных в кольцо и стала поспешно проталкиваться с ними к выходу. Для испуга тишковцев Сопельников несколько раз стрельнул в потолок с визжащим криком:


— Перестреляю всех, сволочи, кто попробует освободить арестованных бандитов!


Чтобы удобно было снимать происходящее, корреспонденты и операторы вскакивали на столы, радуясь такой «изюминке», какую никто еще не показывал ни по одному каналу в стране, ни при рейдерстве предприятий, ни с зала заседаний Верховной Рады. В кафе шла обильная пальба из пистолетов, целью которой являлось запугать всех, кто находился в кафе.


Андрей, находясь в окружении полицейских, повернулся к Сопельникову:


— Я, к вашему сведению, адвокат. Вами нарушено несколько статей Уголовного Кодекса, в том числе 107-я «Побои и истязание», 126-я «Оскорбление», 166-я «Превышение власти или служебных полномочий», 173-я «Заведомо незаконный арест, задержание или привод», стрельба из оружия в помещении. Те, кто вас послал, тоже рискуют быть привлечены к уголовной ответственности по 174-ой статье «Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности».


— Плевать я хотел на твои статьи! — громко и надменно с пеной на губах орал майор. — Будешь вякать, получишь в рыло!


— Я вас предупредил, — как можно спокойнее произнес Андрей, чувствуя острое желание приложиться самому кулаком к искривленному в злобе лицу майора полиции. При этом с огорчением подумал о государстве, которое позволяет силовым структурам без всяких на то оснований избивать своих граждан, применять оружие там, где для этого нет ни малейшей надобности. Как человек, имеющий высшее юридическое образование, он многое знал о рабском и феодальном строе, когда большинство граждан были бесправными. Знал о диктаторских режимах, которые под лозунгом процветания народа уничтожали свои и другие народы, но затруднялся назвать теперешний строй, при котором под знаменами демократии попирались права и законы граждан. К тому же уже наступило третье тысячелетие. В стране вроде бы было все для того, чтобы на уровне государства учреждались и исполнялись нужные для общества законы — депутаты всех мастей, армия прокуроров, полиции и чиновников всяких рангов, следящих за их исполнением, но при этом в государстве махрово процветали произвол, казнокрадство, коррупция и взяточничество. Присвоение чужого имущества и труда стало нормой для тех, у кого была власть или деньги. Кому-то это было нужно? Даже в сказке для детей говорится, что нельзя истреблять курицу, несущую золотые яйца. А здесь же только за несколько перестроечных лет население страны уменьшилось на восемь миллионов человек. Какому же глобальному бедствию под силу такое истребление своего народа!? Не новый ли это геноцид власти над многонациональным и многострадальным народом!?
 

Старый полицейский «воронок» поспешно увозили из села пионеров новой жизни — Андрея, Михаила, Василия и Александра.


Дальнейшие события разворачивались следующим образом.


Полина Юрьевна, в край оскорбленная поведением полицейских, за неимением других лидеров, проводила перед кафе очередное правление товарищества. Храбрая женщина начала с того, что, поднявшись на крыльцо столовой, прокричала:


— Такого сраму, какой произошел на моих глазах, мне не приходилось видеть в своей жизни. Это же не тридцать седьмой год! То судят неизвестно за какие грехи, то приезжают, стреляют и хватают, не объясняя, по какому праву происходит этот беспредел!


Она говорила, а досужие корреспонденты снимали ее, как и других членов правления, выступавших с крыльца нарядного здания.


Сообща решили обойти все село, поднять людей и двигаться опять, кто на чем сможет в Мычаки к зданию полиции.


— Будем стоять до конца, — со слезами на глазах говорила Полина Юрьевна.


— А может завтра? — подал голос кто-то из членов правления. — Куда на ночь глядя-то переться?


— Ты, Митроха, видал, как при нас били их в кровь! — крикнула Кромина. — А что с ними будут делать в каталажке!?


— А может это делается по указанию свыше, тогда как?! — раздался мужской голос.


— И нас повяжут! — тут же поддержал его другой. — Надо бы сельского голову Авдоткина пригласить. Может он чему научит?


— Приглашала, — в сердцах сказала Кромина, — боится. Сказал, что не будет участвовать ни в каких мероприятиях товарищества, чтобы не навлечь на себя беды. Вот такой у нас голова! Вы мужики или бабы!? — перешла в наступление Кромина. — Что вы держитесь за подолы жен!? Боитесь шагу ступить без оглядки. Напугались!?


— Жизнью научены! — фальцетом прокричал Митроха.


— Тогда я сама пойду по дворам, — решительно произнесла Кромина и на ее глазах появились слезы отчаяния. — Что вы за люди!? — горькая обида слышалась в ее голосе. — Вам бы…


Она не успела досказать свою мысль, как кто-то крикнул:


— Запуганные мы, Юрьевна! С потом это не выходит, а с кровью сколько загублено людишек-то!? Прости нас, бабонька! Боимся мы!


— Иди, Полинка, сама! — сказал Митроха и опасливо оглянулся. — Ты у нас смелая, даже под комбайном была. Может, кто и согласится «идтить» с тобой на штурм полиции, а я домой. Коровку надобно привязать и свиней кормить пора. Ить, сколько времечка-то просидели в этом заведении. Задарма и уксус сладкий. Даже папироски не скурил ни одной, а на работе уже б пачку съел.


— Ы-ы-ы, папироски! — передразнила его Кромина. — Будет тебе папироска, когда газ и воду перестанут тянуть.


— А ко мне уже протянули! — хвалился Митроха. — То пусть другие теперь воюют с властью.


— Ну, как знаете, — с горечью произнесла Полина Юрьевна, — пойду одна.
— И я с тобой, — выступил из толпы механизатор Очеретко. — Боятся они, Полина, даже собственной тени. Что с них возьмешь, деревня есть деревня!


Вдвоем, как отрешенные, они пошли по улице, не обращая внимания на то, что их снимали телекамеры. Им вслед со слезами смотрела Люба Старшинина. Рядом стояла Татьяна и тоже плакала. Их тоже снимали камеры.


— Во-во, еще и снимают на «камору», — опасливо произнес Митроха, озабоченный тем, что власти узнают о том, что и он был на этом «непотребном деле». Он вобрал голову в плечи и трусцой побежал в другую сторону от той, в какую пошли Кромина и Очеретко, хотя и ему-то нужно было идти в том же направлении.


— Что будем делать, господа киношники? — поднявшись на крыльцо, спросил у коллег Вадим. — События неординарные и как говорится, пахнет жареным. За таким материалом мы порой гоняемся всю жизнь. Я бы предложил всем, кто может, отправить отснятые и записанные материалы в редакции, а самим понаблюдать за дальнейшим развитием событий.


— Мы за! — произнесло несколько корреспондентов. — Но где взять машины, чтобы добраться до областного города и к утру вернуться назад?


Рядом стоявшие водители председателя товарищества и его заместителей тут же предложили свои услуги, соглашаясь отвезти желающих в областной город до аэропорта, железнодорожного вокзала и привезти назад этой же ночью.


— У нас нет денег на такой вояж, — усмехнулся Вадим.


— Зачем нам деньги?! — ответили ему водители. — Мы за так вас туда и назад отвезем, раз нашу сторону держите. ; Они уважали своих начальников и теперь, переглянувшись с главным бухгалтером, хотели оказать им помощь.


— Прекрасно! — за всех ответил Вадим, и, усмехнувшись, добавил: — Премиальные за такой материал нам всем обеспечены, вместе с благодарностью от руководства.


Пока бригада журналистов решала, кому ехать в аэропорт, а кому на вокзал, стали появляться люди — они шли к кафе. Это были мужчины и женщины, а с ними и молодежь села. Никто из корреспондентов не видел, как заулыбалась, глядя на приближающуюся толпу, Татьяна и как расцвело опечалившееся лицо Любы Старшининой.


— Не испугались, — прошептала она и взяла Татьяну за руку.


— Придется нам, друзья, подождать! — громко произнес Вадим. — Похоже, события начинают разворачиваться по–новому сценарию!


— Это нам и нужно! — был оживленный ответ со стороны стоявших у крыльца коллег.


Солнце цеплялось огненными краями за Змеиную горку, будто укрытую горящим сосновым лесом, который огнем отражался в потемневших водах Сиверского Донца. Можно было видеть, как по дороге от Тишков в направлении Мычаков двинулась длинная колонна тракторов, комбайнов и машин. Впереди в автобусе ехали корреспонденты. Замыкала колонну длинная вереница пеших людей. Автобус то и дело останавливался, давая корреспондентам возможность снимать народный поход на Мычаки. Люди, глотнувшие свободы и получившие хорошую зарплату, почувствовавшие к себе уважение и заботу, готовы были жертвовать собой, но только бы не потерять того, что хорошего появилось в их забитой невзгодами жизни.


— Перекроем главную дорогу до областного города, а если понадобится, то и железную дорогу, — возбужденно говорили они один другому. — Пусть тогда власти попрыгают. Бессовестные, все о демократии говорят, а чуть что не по–ихнему ; у «воронок» пихают.


— Никак не наедятся! Все делят добро, сбившись в партии, как шакалы в стаи!


— Деребанят страну, как волки козу!


Начальник полиции был у себя в кабинете, когда ему доложили о том, что здание окружается техникой и возмущенными людьми.


— А кто их приглашал сюда? — строго сдвинул брови Бородавка.


Капитан, круглый как арбуз, он же дежурный по РОВД, пожал плечами.


— Так узнай! — недовольно произнес Бородавка.


Дежурный вышел, а начальник, поднявшись из-за стола, подошел к окну. Его кабинет находился на втором этаже, и потому сверху все было хорошо видно. Наличие тракторов и комбайнов подсказало ему, что это тот же десант из Тишков, который был и возле суда. «Ввязался по воле Сыпачева, по самое не хочу, — с горьким осадком подумал он. — Придется докладывать в областное УВД, а там по головке не погладят. Следует избрать такую тактику, чтобы и овцы были целы и волки сыты».


А в это время, не зная о событиях, разворачивающихся на воле, друзья находились в подвале здания полиции, но в разных камерах. Так, по мнению начальника полиции, они не могли договориться по существу участия в «преступлении». В одиночестве обдумывали парни последствия случившегося.


Александр Силин с беспокойством думал о матери, которая болела сердцем и теперь, если узнает о том, что он арестован, расстроится и у нее может случиться сердечный приступ. О себе он не думал и суда не боялся, так как до этого жил собачьей жизнью и ничего хорошего не видел. Какая была разница, где мытариться: бомжом на свободе или бесправным в тюрьме? А вот о нескольких месяцах, проведенных в Тишках, вспоминал, как о рае земном, где были прекрасная работа, питание, зарплата, которой он очень помогал семье. Теперь он был не просто Сашка Свобода, а заместитель председателя, чем очень гордился. «Вывернемся, факт, Философ знает, что делать», — с надеждой думал он.


Василий Хмель, пребывавший до этого в обойме администрации, заключение воспринимал с обидой и неприязнью как к милиции, так и Сыпачеву, который, несомненно, приложил к этому свою грязную руку, чтобы вернуть Дыкало на председательское место. «Наверное, не устоим», — обреченно думал он, зная силу власти Сыпачева и его жестокий характер. Где-то внутри появлялось сожаление о том, что ввязался в тишковское дело. Работал бы себе инструктором и горя не знал. Так нет, потянуло на подвиги. Дадут лет по пять, будет потом, о чем рассказывать детям, если еще вернемся живым с тюрьмы. Там законы суровые. Зеки обижены на жизнь, потому и пытаются свою боль выместить на других. Сбиваются в стаи, превращаясь в зверье, режут один другого ножами и колют заточками. Не лучше их тамошние «вертухаи» и тюремное начальство, высасывающие все, что можно из зеков, потерявших человеческое достоинство, и их родственников, раздавленных жизнью. Он осмотрел загаженную годами камеру с большими трещинами на стенах и потолке. Вспомнил о первом посещении в Тишках машинного двора и фермы. Усмехнулся схожести картины.


— А все же классно было вместе с друзьями работать, — тихо произнес он и посмотрел на укладывающихся спать двоих синеносых «гавриков» с поцарапанными лицами и подбитыми глазами. До этого они растирали в табак трухлую древесину от нар, готовя «козьи ножки».


Михаил Козюлин, привыкший на Ямале к простой жизни, не обращал внимании на нескольких юрких парней, о чем-то шушукающихся, и улегся на свободный топчан подальше от параши. Закрыл глаза, стал с удовольствием вспоминать, как прижималась к нему Танюшка, и как он на ее глазах поднял за руку мента с пистолетом. Ощущал на своих губах ее жаркие губы.
— Ты чего разлегся, козлина, — услышал он недовольный голос парня, который с сигаретой за ухом остановился перед его топчаном. — А ну, брысь к параше!


Михаил приоткрыл глаза.


— Чего пялишься, недоумок!? — оскалился камерный жиган. — Ты входные платил? Я здесь смотрящий.


Михаил отвернулся от него, определив парня блатным. С сожалением подумал о белой рубашке, в которой был, и нарядных серых брюках: на них отпечатались полосы от грязных досок нар.


— Ты смотри, какой хряк!? — не успокаивался блатной. — В белой рубашке, серых брюках! Начальник! Сейчас поднимем, козляру! ; Он подморгнул сокамерникам, которые ржали от его чудачества. Блатной взял алюминиевую миску с недоеденной кашей и хотел было одеть ее на голову Михаила. Но только нагнулся, выбирая место, куда бы поудобнее пристроить миску, как тяжелая рука Михаила ударила по ней, обдавая лицо сокамерника кашей, которую тот с кривой ухмылкой готовил для Михаила.


Сокамерники заржали, глядя на лицо парня, залепленное кашей: им было одинаково, с кого смеяться — лишь бы было весело.


Михаил же, быстро перевернувшись на спину, согнул ногу в колене и резко распрямил ее, припечатывая подошву туфли к заднему месту парня, протирающему под смех сокамерников глаза от каши. Тот, будто выпущенный из катапульты, раскинув в сторону руки, полетел к параше, где, ударившись о стенку, шлепнулся на пол, цепляя парашу и переворачивая ее на себя. Густая вонь распространилась по небольшой камере и без того затхлой.


Смех в камере прекратился. Тройка сокамерников с открытыми ртами смотрела то на своего кореша, так неудачно приземлившегося у параши, то на Михаила, который, не поднимаясь, произнес:


— Ты заикался о параше, вот и сиди там, иначе зашибу. Теперь будем без «смотрящих». Их и так по стране до хрена, лишь бы не работать. Сиди там, чтобы не разносил вонь по камере. Без тебя тошно, ошибка жизни.


— Ты че, ты че! — заскулил блатной у параши. — Пошутить нельзя!


— Шутить будешь у мамкиной титьки. Не знаешь людей, не лезь и не смейся над ними. Не то головы можешь лишиться, «пахан» засраный. Стучи ментам и выноси парашу. В камеру больше не возвращайся, парашу на голову одену!


Мертвая тишина установилась в камере.


— Я кому сказал! — повысил голос Михаил и поднялся с топчана.


Только теперь все разглядели настоящий рост нового «пахана» и оценили, какие тугие мышцы были на его руках и груди.


— В этот раз ты, Щур, не на того попал, — опасливо поглядывая на богатыря, пособолезновали Щуру сокамерники.


— Ну! — повторил Михаил и ступил в сторону Щура.


— Сейчас, сейчас! — в испуге засуетился тот и стал с криком стучать миской в железные двери.


В камеру он больше не вернулся, но Михаила, как особо опасного рецидивиста, перевели в одиночку. Белый свет оказался для него полностью отрезанным.


— Ничего, — вслух размышлял он, — Философ что-то придумает. Они еще не знают, с кем связались. Еще не раз пожалеют о своей полицейской самодеятельности.


Андрей же в это время, находясь в одиночке, был занят мыслями о том, что теперь их прекрасные деяния уже не могли остаться незамеченными для области и страны. Из той большой группы корреспондентов, которая своими глазами видела положительные изменения, произошедшие в Тишках, не все могли быть сволочами и пойти на поводу у Сыпачева, который консультировал их. О встрече Сыпачева с корреспондентами в районной администрации ему рассказал Вадим. Его слова: «Я постараюсь показать в своей передаче все так, как есть на самом деле», — обнадеживали Андрея. Самоуправство майора, стрелявшего в потолок при представителях СМИ, которых он немало напугал, должно было аукнуться не только начальнику полиции, но и лично Сыпачеву, благословившему этот неудачный полицейский поход в Тишки. «Получается, что мне еще рано обращаться за помощью к Августу Аврельевичу, — думал он об известном на всю страну профессоре-правоведе. Районные творцы беззакония сами себя посадили в галошу. Последствия их безграмотных действий будут во многом зависеть от того насколько широко пройдет по области и стране информация о событиях в Тишках». Андрей был уверен, что перед ним и его друзьями уже не маячила тюрьма, и потому был совершенно спокоен. Жалко было потерянного времени, за которое можно было бы сделать еще кое-что из запланированных полезных дел.


За этими мыслями всплыл образ Любы. Она смотрела на него расширенными глазами, а он не мог понять, удивлена она, или боится чего-то. Вспомнил, как притронулся к ее руке, а она не отняла ее, а только улыбнулась. Он предложил прогуляться вечером у фонтанов по дорожке Буруна, она согласилась. Но тут объявилась милиция, и майор, как бешенный, стал кричать и стрелять в потолок. «Неужели они все в полиции такие глупые, что не отдают себе отчета за свои действия», — думал он, сожалея о прерванном прекрасном вечере, какого у него еще никогда не было. Но появилась мысль о том, не делает ли он ошибки, отвлекаясь понравившейся ему девушкой, от тех дел, которые кроме него никто не сделает? Любовь свяжет его мысли и руки. Он будет думать только о девушке, которую, кажется, уже любит. Потом будут дети. Ими нужно будет заниматься, чтобы выросли умными, здоровыми, честными и добрыми. А там незаметно подойдет и старость. Одряхлевший станет вспоминать Тишки и тот единственный шаг, который так и не сделал на полную ширину, а двигался по жизни мелкими шажками, как большинство людей, не проявивших свои способности и таланты из-за слабости духа. Может и к лучшему, что он сегодня не завязал туго тот жизненный узел, который было бы трудно развязать. Вспомнились отец и мать, переживающие за него. Большое и необычное удивляет людей, и вызывает опасение у тех, кто сам никогда бы не решился на подобное. Он не должен изводить себя мелкими делами, так как уверен в том, что добьется в жизни многого, и родители будут гордиться им. Потому решил не поддаваться чувствам. Был уверен в том, что Люба найдет свое счастье с другим человеком. Думая так, Андрей перешел к анализу обстановки, в которой оказался с друзьями. Обвинить их в чем-то в судебном порядке было не за что. Они ничего не украли, никого не избили, никого не обманули. Кроме того, в суде обязательно должен был бы выплыть факт воровства большого количества денег прежним председателем Дыкало и потворство ему со стороны правоохранительных органов и лично Сыпачева. Поэтому опасаться чего-то необычного не приходилось. К тому же в Уголовном Кодексе имелась статья 176 «Вынесение судьями заведомо неправосудного приговора, решения, определения или постановления». По этой статье судья мог быть сам наказан лишением свободы на срок до пяти лет. Конечно, им могли выставить обвинение по статье 191 «Самовольное присвоение власти…». Но такое обвинение рассыпалось при предоставлении в апелляционный суд протокола отчетно-выборного собрания товарищества. Так что и с этой стороны они могли быть спокойными. А вот резонанс о действиях властей и правоохранительных органах Веселовского района должен быть очень большой. Это и хорошо, так как о них и Тишках узнают теперь многие люди в стране. Не один десяток станет на их защиту. «Интересно, как отнесется к этому Президент», — думал он.


В грязной камере с ржавыми железными дверями тускло светила электрическая лампочка ватт на тридцать закрытая ржавой сеткой. Узнать, насколько продвинулась ночь до утра, было невозможно и потому лучшим решением для Андрея было заснуть на твердом и грязном топчане, вмурованном в стенку, а железными ножками в бетон. «Утром разбудят», — решил он, не имея возможности слышать, как в это время на улице напротив трехэтажного здания полиции становились в ряд машины, тракторы и комбайны с ярко светившими фарами. Они полностью перекрыли дорогу к областному городу. Множество людей стояло впереди техники, выкрикивая:


— Свободу Козюлину, Закруткину, Хмелю и Силину!


Люди выглядели решительно и, похоже, никто из них не собирался покидать свой пост.


Вездесущие корреспонденты сновали между ними, продолжая свою работу: брали интервью у возмущенных людей и снимали нерядовое событие на телекамеры.


Начальника полиции Бородавку беспокоило то, что собравшиеся могли переступить черту мирного митинга и начать силовую попытку освобождения своих руководителей. «За меня или Сыпачева такой демонстрации никто бы не устраивал, — с завистью подумал он о закрытых в КПЗ молодых руководителях. — Надо все же звонить Сыпачеву. Пусть берет на себя функцию переговоров с пикетчиками».


Сыпачев на звонок ему домой отреагировал чуть ли не бранью:


— Сам не можешь разобраться?! Гони их к…!


— Приходи и гони, — разозлился Бородавка. — Не я до этого противостояния довел людей! Теперь мне в область нужно докладывать!


Упоминание об области остудило Сыпачева.


— Может, как-то обойдемся без этого? — Он знал, что сообщение из области пойдет по вертикали, а на самом верху церемониться не станут.


— Не могу, — произнес Бородавка. — Буду виноват во всем, если не доложу вовремя. Приезжайте, — сказал и положил трубку, обеспокоенный тем, что за стенами здания полиции стали неистово сигналить машины, комбайны и тракторы. «Могут и здание штурмом взять!» — пришла опасливая мысль.


Отдал команду раздать личному составу оружие и вывести из вольеров собак. Он понимал, что закручивается такое, чего еще не было в его жизни.
Вошедший в кабинет подтянутый майор Васечкин, заместитель по воспитательной работе с личным составом, доложил, что митингующие перекрыли дорогу техникой.


— Так могут и железную дорогу… того, — предугадывал он дальнейшее развитие событий.


В кабинет вбежал испуганный майор Сопельников с криком:


— Ломают трактором ограду! Надо стрелять!


— Козел! — зло среагировал Бородавка. — Тебе б уроду только стрелять, а отвечать кто будет!? ; Он нагнулся к селектору внутренней связи, и его голос прогремел на всех этажах отделения полиции: «Весь состав на улицу! Выполнять мою команду!»


Сильный свет, бьющий из фар работающей техники, ослепил Бородавку и всех, кто следом за ним выбежали из здания полиции на улицу. Пришлось повернуться спиной к машинам и людям, находящимся за оградой.
«Если бы у них было оружие, — мелькнула у Бородавки мысль, — перестреляли бы нас сейчас как котят. Плохо, что это происходит в Мычаках, — долбила его голову другая неприятная мысль. Лучше было бы, чтобы все происходило у здания администрации. Но Сыпачев хитер, еще тот фрукт. Теперь все переведут на Бородавку. Но и заедаться с ним не стоит, так как навредить может на пустом месте». Такие тревожные мысли охватили начальника полиции, не давая возможности сосредоточиться.


А пикетировщики, узнав его, стали кричать, чтобы освободил Козюлина и его заместителей.


— Они заблокировали тракторами ворота и калитку! — доложил заместитель Васечкин, возвращаясь к нему от ограждения как из передовой.


Сообщение приободрило Бородавку. Посмотрел на высокое ограждение из толстенных железных прутьев, заостренных сверху пиками.


— А если пойдут перекрывать железную дорогу? — озвучил свое опасение Васечкин. — Из нас тогда никто не сможет помешать им. Заблокированы мы.


— И в отделение не смогут пройти вызванные из квартир другие сотрудники, — дополнил его резонное опасение Бородавка. — Надо докладывать в область, пусть высылают спецназ. Он торопливо скрылся в здании.
За ограждением стали кричать:


— Бородавку на мыло!


— Сыпачева в отставку!


Кое-кто из лиц младшего полицейского состава, слыша эти возгласы, отворачивали лица в темноту и ухмылялись в рукав.


Через время крики прекратились и пикетировщики стали подтягиваться к центру ограждения, передавая один другому весть о том, что приехал Сыпачев.


Полицейские с автоматами и двумя собаками продвигались к ограждению.


Послышался зычный и недовольный голос Сыпачева.


— Вы нарушаете закон! Требую немедленно разойтись! Иначе мы вынуждены будем принять меры более жесткого воздействия!


— Пугаешь! — закричали тишковцы.


— Сам нарушаешь закон и нас же попрекаешь!


— Айда на железную дорогу, раз он такой умный!


— Поймите! — послышался уже более мягкий голос главы администрации, — перекрытие железной дороги повлечет за собой сбой в расписании движения всех поездов южного направления! Это будет караться уголовной ответственностью!


— Не пугай! — протестовал народ. — Выпускай наших руководителей! Не удастся вернуть назад пьяницу Дыкало! Все идем на железную дорогу!


— Подождите, люди! — просил Сыпачев, понимая, чем лично для него может окончиться такой поход. На виду у всех он чесал затылок.


— Чеши не чеши, а выпускать придется! — смеялись тишковцы, а полицейские, с опаской поглядывая на своего начальника, только что вернувшегося из здания полиции.


В голове Бородавки на его сообщение в областное УВД о пикетировании тишковцами здания полиции до сих пор звучал грозный окрик заместителя начальника областного управления внутренних дел, чтобы он срочно выпустил из КПЗ задержанных. «Ты что белены объелся!? О каком спецназе может идти речь! Хорошо, что в Мычаках еще нет журналюг, не то на всю страну опозорят всех нас. Суд не состоялся, но это не твое дело! Что тех «пацанов» избрали в руководство товарищества — тоже не твое собачье дело! Если считаешь, что те два миллиона долларов, изъяты ими незаконно у прежнего председателя, проводи расследование и возбуждай по факту уголовное дело! Но скажи мне, подполковник, какой хрен держит законно такие бабки в сейфе на работе? Ты что там чудишь, Бородавка?!»


«То Сыпачев», — пытался оправдаться он.


« Но осаждают-то тебя, подполковник! Завтра будешь майором, если твои дебилы избивали тех ребят».


«Никто не трогал их!», — упадническим голосом произносил он, надеясь на то, что это так и было.


«Мне звонил по этому вопросу известнейший профессор юриспруденции, академик, Август Аврельевич Калиновский, мой учитель, по академии. Знаешь такого? Хотя откуда тебе двоечнику знать! Так вот, если с ними не дай бог что-либо случиться или они еще на минуту задержатся в твоих вонючих катакомбах, то он и тебя, и нас с одним нехорошо пахнущим в параше веществом смешает. Быстро выпускай и извиняйся как можно больше перед ними. Задабривай лаской, так сказать, свой негативный поступок. Иначе уйдешь из рядов полиции без всякого довольствия! Урод!»


Теперь Бородавка слышал голос Сыпачева и ненавидел его за то, что тот подтолкнул его к опасному, как оказалось, решению арестовать руководителей Тишковского товарищества. И потому, перебивая Сыпачева, крикнул:


— Граждане, успокойтесь! Нами принято решение освободить из-под стражи ваших руководителей. Разъезжайтесь по домам!


— Мы поедем только с ними! — кричали люди в ответ.— Хватит, уже раз обманули!
— Выводи арестованных! — Бородавка зло отдал команду «выводному» полицейскому, с опасением думая о завтрашнем дне и том, как ему теперь извиняться перед ставшими очень опасными арестантами.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ


ГЛАВА 1


Бури бывают не только солнечные, магнитные, ветровые, снежные или пыльные, бывают еще и информационные, тогда вся страна или даже весь мир прикипает взглядами к телевизорам, включает радиоприемники, или раскупает все газеты и журналы. Люди стараются узнать о необычном явлении или событии во всех подробностях. Такая буря очень опасна для отдельных членов общества, и ее сложно успокоить.


Нечто подобное случилось и с освещением в СМИ событий, произошедших в Веселовском районе.


Подавляющее большинство людей страны были возмущены деятельностью руководителя Веселовского района, местной полиции, несправедливым судом и указывало на полнейшую бездеятельность, а то и коррумпированность прокурора района. И чем шире средства массовой информации раскрывали подоплеку противостояния в Тишках, тем привлекательнее для всех граждан страны становились образы молодых руководителей Тишковского товарищества, в кратчайший срок перевернувших к лучшему весь уклад села Тишки и его жителей. Зрители, слушатели радио и читатели газет и журналов были влюблены в героев неординарных событий. Им нравился молодой, здоровый светловолосый богатырь, председатель товарищества Козюлин Михаил, поднявший «к самому потолку», как мальчишку, майора полиции «бессовестнейшим образом стрелявшего в людей». Они были влюблены в молодого умного и очень красивого первого заместителя Андрея Закруткина, заместителей Василия Хмеля и Александра Силина, которые показали и доказали области и всей стране, как и что можно сделать за малый промежуток времени для улучшения жизни людей в кризисное время. Средства массовой информации клеймили вора и пьяницу Дыкало, о котором с негодованием отзывались сами тишковцы. Люди требовали с экранов телевизоров и на страницах газет от властей наказать вместе с Дыкало председателя районной государственной администрации Эдуарда Сыпачева, а так же причастных к этому вопиющему по безобразию делу прокурора и руководителей правоохранительных органов Веселовского района, устроивших суд над неповинными молодыми руководителями. Дикторы телевидения и радио, юристы, политологи и комментаторы на уровне области и страны давали политическую, правовую и моральную оценку тому, что так встревожило страну. Они требовали, как и простые люди, реакции на эти события со стороны президента, премьер-министра, и Генерального прокурора. Единодушие людей было очень высокое.


«Произвол в Тишках — позор для нашего государства»! — восклицали участники передач с экранов телевизоров.


Заголовки большинства газет и журналов гласили: «Такой беспредел недопустим!», «Нарушителей демократии и законности в Тишках к уголовной ответственности!»


Радио на своих волнах тоже несло слушателям негативную оценку того, что произошло в Тишках, задавая и отвечая на все тот же сакраментальный вопрос жизни: «Как быть?» и «Что делать?»


И очень может быть, как нередко бывает, что все так и осталось бы без перемен и изменений и власти Веселовского района добились бы своего, если бы не появился материал в телепередаче, подготовленной корреспондентом Вадимом Шиловым. Делая репортаж с места событий, он, обличая произвол, смело говорил на всю страну:


— Ну почему у нас до сих пор наделенные властью не только бьют, но и калечат судьбы людей? Особенно достается новаторам новой жизни, которые меньше всего думают о собственном благополучии! Герои села Тишки, делая для людей в Веселовском районе то, что не сделала для них ни советская власть, ни десятки руководителей, вместо того, чтобы быть награжденными орденами и медалями за свой «подвиг», подвергаются моральному унижению в судах и в застенках камер предварительного заключения. Почему умным и смелым реформаторам не стать во главе района, который по всем позициям производства и социального быта отстает от других районов? Кое-кто может сказать, что они молоды, им всего по двадцать два года. Но, господа, позвольте, заметить, что именно эти молодые руководители делами своими доказали, что являются умелыми организаторами производства и зрелыми реформаторами села, о чем ныне на всех уровнях власти больше говорят, чем делают. Я побывал в том районе и видел, какое негативное отношение  со стороны главы районной администрации господина Сыпачева, суда, прокуратуры и полиции к руководителям Тишковского товарищества, которые  к лучшему в корне меняют облик села. Видел, с каким единодушием труженики села и района защищают свое прогрессивное молодое руководство. Предлагаю посмотреть репортаж из села Тишки Веселовского района.


На экранах телевизоров появился глава Веселовской районной администрации Эдуард Сыпачев. Тучный в теле и несдержанный в выражениях, он, сидя в зале заседаний администрации, поливал грязью тишковских «самозахватчиков». С наслаждением рассказывал о развале экономики товарищества и села Тишки, которое сотворили «преступники».
— Все это я видел сам, - говорил он, — и потому не могу оставаться равнодушным к действиям самозахватчиков Тишковского товарищества. Чтобы пресечь безобразие, творимое в Тишках, мы решили их судить! — такими словами заключил он свое выступление перед журналистами.


Дальше показывали здание районного Веселовского суда, окруженное людьми и техникой, напуганного председателя суда, который на вопросы журналистов ничего вразумительного так и не сказал. Телезрители видели выступления главного бухгалтера товарищества Любови Старшининой и других жителей села, пикетирующих суд. Все они говорили о больших положительных изменениях в селе, связанных с новыми руководителями товарищества.


Обстоятельно освещалась уборка урожая в Тишках. Телезрители видели, где хранится собранный урожай, как решаются вопросы с газификацией жилых домов, проведением в них водопровода. Показывались нарядные фермы и содержащиеся в них холеные коровы, бычки и свиньи. После чего на экранах телевизоров стали показывать, как в селе решаются социальные вопросы. До слез трогательная была встреча журналистов с долгожительницей села, у которой муж погиб на войне, а сын во Вьетнаме. Люди плакали у телевизоров, глядя на многострадальную старушку, и были благодарны новым руководителям товарищества за сыновью заботу о ней. Отходя сердцем, они улыбались, глядя на резвых и радостных питомцев детского сада, которые были ухоженные и окруженные заботой и вниманием. Немалое удивление было на лицах телезрителей знакомившихся с сельским универсамом, Домом быта, роскошной банею и, прекрасной столовой, в которой бесплатно питались жители никому неведомого до сих пор села Тишки, затерявшегося где-то на границе между Украиной и Россией.


В передаче показали даже дорожку с фонтанами, коваными вычурными скамейками и электрическим освещением. В конце розовой дорожки виделась нарядная церковь.


— Теперь, — продолжая телепередачу, говорил Вадим Шилов, — после того, что вы увидели, а может, уже слышали по радио, или прочитали в газетах и журналах, думаю, в стране не найдется человека, который бы усомнился в профессионализме молодых парней. Это они взвалили на свои плечи нелегкую заботу о жителях села Тишки. Их бы опыт да на всю страну! Как были бы благодарны селяне такой заботе со стороны государства. Я, очевидец тех событий! Я тоже требую наказания всех тех, кто измывался над руководством товарищества: председателем Михаилом Ивановичем Козюлиным, его первым заместителем Андреем Константиновичем Закруткиным, заместителями Василием Назаровичем Хмелем и Александром Александровичем Силиным. На ваших глазах зарвавшиеся копы Веселовского района избивали их в кровь рукоятками заряженных пистолетов, а после в наручниках отправили в сырые и грязные подземелья районного отделения полиции. «За что! — восклицал он. — Похоже, что полиция страны по полной программе переняла «методы и опыт» работы своего министра внутренних дел избившего на Совете Безопасности столичного градоначальника. На экранах телевизоров появилось недовольное лицо «драчуна» министра внутренних дел, а затем здание Веселовской полиции. При свете включенных фар, полной луны и звезд показывали многочисленную технику, полицейских с автоматами и собаками, и людей за прутьями ограды, скандирующих:


— Свободу Козюлину! Закруткину! Хмелю! Силину!


— В отставку Сыпачева!


— Бородавку на мыло!


Завершая передачу, Вадим произнес, обращаясь к Президенту страны:


— Теперь слово за вами, господин Президент, как гаранта Конституции! Восторжествует ли в стране главенство закона или под видом демократии все так же будет править бандитско-полицейский беспредел, а олигархи будут прятать украденные деньги в офшорах?!


Президент, смотревший телепередачу, даже не стал сомневаться, подписывая Указ об освобождении Сыпачева с поста главы районной государственной администрации Веселовского района. Он поручил губернатору области рассмотреть вопрос о новом руководителе районной администрации. Генеральному прокурору и Председателю Верховного суда и было поручено дать правовую оценку событиям, произошедшим в Веселовском районе.


— Мне симпатичны молодые парни, — сказал он губернатору, — и я готов подписать Указ о назначении одного из них своим представителем в Веселовском районе. Мне звонил патриарх отечественной юриспруденции Марк Аврельевич Калиновский, и я полностью согласен с ним в том, что молодежь нужно поддержать. Марк Аврельевич просил присмотреться к заместителю председателя товарищества Андрею Закруткину. Но ты, Лев, сам разберись во всем на месте. Совместно с заинтересованными ведомствами решите вопрос о смене прокурора, допустившего своеволие, а также начальника полиции и председателя суда. Основанием будет их несоответствие занимаемым должностям. Если подтвердятся преступные факты, освещенные в средствах массовой информации, то поступайте по закону вплоть до заведения уголовных дел на виновных. Если мы этого не сделаем, то граждане государства будут не без оснований думать и говорить о том, что мы поддерживаем тот правовой беспредел, который произошел в Веселовском районе. После этого мне не ненужно будет выставлять свою кандидатуру на второй срок, так как будет яснее-ясного отношение избирателей к действующему президенту. Ты этого хочешь, Лев?


Сорока шестилетнему губернатору Льву Северьяновичу Шишкину дважды повторять было не нужно: в тот же день он лично отправился в Веселовский район.


Сыпачев встретил его с поникшей головой. Он был похожий на чертополох, склонившийся под коровьим копытом на неприглядной обочине сельской дороги. С ним был и заместитель Маликов, который тоже был в ударе от произошедших событий. Оба чувствовали, что губернатор прибыл не для того, чтобы интересоваться, как идут реформы на селе.


— Ну, что, доигрались? — были первые неприветливые слова губернатора. — Раскрутим дело так, что загудите в те места, куда так усердно пытались посадить новаторов из Тишков. Главным звеном в этом неприглядном деле являешься ты, Сипачев. Сейчас же напишешь заявление об освобождении с должности по собственному желанию. Дальше будем смотреть, что делать с тобой. Передавай дела, — он кивнул в сторону Маликова, которого хорошо знал и с которым учился в одной группе в политехническом институте. Несмотря на то, что Маликов тоже чувствовал себя виноватым в этом деле, губернатор все же был настроен в отношении его на иной лад и решил рекомендовать на должность главы Веселовской администрации. «Человек грамотный, опытный, дружили в студенческие годы и теперь дружим, — думал он о Маликове. — Зачем кого-то искать? Кандидатура Ивана по всем статьям подходит». О чем и сказал другу и однокурснику. Но то, что услышал от Ивана, очень удивило его.


— Я благодарен вам, Лев Северьянович, за такое доверие. Вместе с тем, анализируя то, что произошло в Тишках, в чем и сам виноват, так как не проявил должной настойчивости по предотвращению имевших место нарушений, все больше склоняюсь к мысли, что в наше непростое время нужно мыслить и действовать нестандартно. Тогда и успех будет обеспечен, что и произошло в Тишках. Там четыре молодых руководителя, которые поставили перед собой задачу доказать себе и другим, что даже в условиях мирового кризиса можно вершить достойные дела. Вот я и подумал, может, мы старые руководители, чего-то не понимаем и не знаем, так как нас постоянно держали и держат на веревочке: шаг туда, шаг назад или, не дай бог, прыжок на месте — преступление. Раньше такое каралось расстрелом, теперь судят. Вот я и думаю, почему бы опыт Тишков не перенести на весь Веселовский район, а то и на область?


—Ты что, Иван, выпил с утра? — не выдержал губернатор Шишкин. — Я тебе дело предлагаю, а ты мне лекцию читаешь!


Лицо Сыпачева перекосила злорадная ухмылка: он был доволен начальственной отмашкой губернатора на заместителя.


Заметив ухмылку, губернатор посуровел.


— Ты иди, иди, — сказал он Сыпачеву, — тебе улыбаться еще рано. Сам президент звонил по тебе. Так-то, улыбчивый мой.


Лицо Сыпачева вмиг посерело, а широкая спина сгорбилась. Вид его стал жалок. Шаркая по полу, как старик, будто у него не было сил поднимать налившиеся свинцом ноги, покидал он кабинет, сознавая, что теперь уже никогда не вернется в него хозяином.


Когда дверь за Сыпачевым закрылась, Маликов все с той же настойчивостью произнес:


— Извините, Лев Северьянович, может, я недостаточно ясно выразился. Но, если бы вы увидели Тишки до прихода молодого руководства в товарищество и теперешние, то, уверяю, у вас не не возникло бы никакого другого решения, как только рекомендовать президенту утвердить на должность главы района одного из тех парней. В данном случае, я рекомендую Закруткина Андрея Константиновича. Говорю это в полном здравии и сознании, — он усмехнулся, взглянув на своего давнего друга. — Если бы у вас было время посетить Тишки, то не позднее, чем через час вы бы пришли к такому же мнению, к какому пришел и я, отказываясь в интересах района от предлагаемой должности. Но это не значит, что я не буду помогать новому главе администрации. Как раз наоборот, Лев Северьянович. Необычайное предпринимательское чутье молодого руководителя и его талант располагать к себе делают поразительные вещи, которые удивляют людей и побуждают действовать.


Губернатор, удивляясь настойчивости первого заместителя главы администрации, спросил:


— Почему же в таком случае он только первый заместитель, а не председатель товарищества?


— Это, как я понимаю, Лев Северьянович, их внутренние дела, — ответил Маликов. — Они друзья, ребята серьезные и, думаю, сами могут сказать вам об этом.


— Ну, во-первых, –– остановил Маликова губернатор, –– Иван, мы тоже друзья и теперь сами в кабинете, потому не называй меня по отчеству. Во-вторых, неужели тебе, друг мой, не хочется занять место главы администрации? Хотя это и ответственность большая, но и простор для деятельности немалый. Смотришь, и к правительственной награде представлю. Другим ни за что дают медали и ордена героев. А ты, поди, уже лет с десяток в замах паришься?
— Одиннадцатый с первого августа пошел, Лев Северьянович. — Маликов никак не мог принять приглашения друга называть его, как прежде, по имени. — Потому и знаю, что говорю. За два месяца провести в каждый дом газ, воду — это во все времена многого стоило для забытых государством жителей села. Кроме того, в товариществе построили великолепнейшее зернохранилище, а в селе, как по взмаху волшебной палочки, Дом быта и супермаркет, которые не уступают по уровню обслуживания городским. Организовали, прекраснейший пансионат для одиноких престарелых жителей села, возобновили работу детского сада, рассчитались с долгами по кредиту и первыми в районе завершили уборку ранних зерновых. Под их руководством единственное товарищество в районе восстанавливает дойное стадо и свиное поголовье. Это, Лев, — он помедлил и все же не смог пересилить себя, добавил: — Северьянович, не шутки.


— Слышал об этом, — улыбнулся губернатор тому, что Маликов так и не смог переломать себя и называть его только по имени, но настаивать не стал. Посмотрел на друга и произнес: — Видно придется все же ехать в Тишки. Хотя сам понимаешь, что у губернатора не так много времени, на разъезды. Пригласи начальника управления сельского хозяйства. Хочу услышать и его мнение по поводу предлагаемой тобой кандидатуры.


На лице первого зама появилась какая-то озабоченность.


— Ну ладно, ладно, верю, — усмехнулся губернатор. — Лозунг социализма, адресованный руководителям, еще не забыл: «Доверяй, но проверяй». Звони и поехали.


Прямо из кабинета главы администрации Маликов позвонил Закруткину-старшему.


— Константин Сергеевич, — сдержанным тоном, в котором все же угадывалось волнение, произнес он, — Лев Северьянович предлагает съездить в Тишки.


— О господи! — послышалось тревожное восклицание в трубке. — Теперь еще и губернатор в это дело ввязался!


— Успокойся! — по-дружески произнес Маликов, все еще волнуясь от того, что не знал, как Константин воспримет предложение насчет его сына. — Тут другое дело, — замялся он, — Лев Северьянович желает сам посмотреть на изменения, которые произошли в Тишках. ; О том, что рекомендует его сына на должность главы администрации, решил не говорить.


— Ну, слава тебе, Господи, — облегченно вздохнул Закруткин-старший, — там действительно есть на что посмотреть. Я сыну говорил, чтобы выходил из этого дела, но он не внял моему совету. Теперь сын за отца вроде бы может и не отвечать, но отец за сына обязан. — Голос Закруткина-старшего был тихим от той тяжести, которая стала давить на сердце, так как Константин Сергеевич ничего хорошего не ожидал от губернаторской поездки в Тишки.
В село выехали без звонка: губернатор приказал Маликову не делать этого, чтобы не тревожить понапрасну тишковское руководство.


Первое на что губернатор обратил внимание в Тишках –– это асфальтированные дороги. Еще слышался легкий и приятный, как показалось губернатору, запах асфальта.


В правлении товарищества никого из руководства не оказалось.


— Все на газораспределительной станции. Сегодня пускают газ в село, — весело сообщила молоденькая секретарша, узнав Константина Сергеевича и Маликова. Кто был с ними третий, не знала. Решила, что тоже из района и потому поделилась своей радостью, — воду в дома пятнадцать дней назад по водопроводу дали. Теперь мы с водой и газом жить будем. Как в городе! — заключила она и радостно заулыбалась во все лицо.


Представители из района тоже сдержанно улыбнулись. Только третий, кого она не знала, серьезно взглянул на нее, будто не веря тому, о чем она сообщила.
Возле ГРП застали нескольких мужиков. Они курили, обсуждая событие более чем важное для села. Поздоровались с ними за руки.


— А где руководство? — спросил Маликов.


— ГРП запустили и поехали по делам товарищества, — произнес пожилой мужик, на котором была выцветшая рубашка с длинными рукавами. Он вглядывался в приезжих, щурясь от солнца. — У наших руководителей, дай им бог здоровья и многих лет жизни, делов тута много. С пашеничкой разобрались, теперь силос заготавливать надобно. Коровок-то и бычков много в хозяйство закупили. Думают восстановить все стадо, что при прежних председателях порезали.


— Да и не только при Дыкало резали стельных коровок, а с самого начала девяностых, — подправил его другой пожилой мужчина, более высокий ростом. — Разорение страшной бурею по селу гуляло больше двадцати пяти лет. Войны не было, а все пропало, будто за водой в половодье ушло.


— А эти восстановят, — басом произнес плотный мужчина, на мощной груди которого не сходилась застиранная рубашка в красно-синюю клеточку. — Они за что ни возьмутся — все у них получается. Если что, вчетвером накинуться, куда тому делу и деться. День и ночь на ногах. Удивляемся, когда и спят. Не знаю, кто вы, но нам, наконец-то, повезло с руководством. Если пообещают, то сделают. А вы не с района? — строго спросил он, подозрительно осматривая приезжих и поворачивая голову к блестевшей на солнце иномарке. — Если так, то и разговаривать не станем. Знаем, какое отношение в районе к нашим руководителям: чуть, что и в тюрьму. Где это видано было, чтобы за хорошие дела в КПЗ людей загонять. Сталинскими методами работаете! Думали, что не отобьем их? Дзуцки, не угадали! Всем селом будем за них стоять. Так и передайте Сыпачеву, прокурору и начальнику милиции, которые при Дыкало, разорителе нашем, не просыхали от водки. Стыдоба, — мужик искривил в презрении лицо и сплюнул себе под ноги, выказывая этим негативное отношение к районным властям.


Губернатор внимательно слушал его, а Закруткин-старший не смог скрыть радости от таких слов и потому даже улыбка прошлась по его лицу. «Пусть теперь сам губернатор услышит то, что говорят жители этого села о сыне», — думал он, поглядывая на губернатора и Маликова, который тоже загадочно улыбался.


— Спасибо за то, что защищаете свое руководство, — не обращая внимания на неодобрительный тон крестьянина в адрес районных властей, с теплом в голосе произнес губернатор. Сам же укоризненно посмотрел на двух районных руководителей, которые, по его мнению, не сумели достойно разобраться в тишковском деле, ставшем теперь достоянием всей страны. — А что же они еще полезного для села сделали, что вы их так защищаете? — заинтересованно спросил он у мужчин.


— Как что? — мужики с недоумением смотрели на него, как на что-то инопланетное. ; Проедете до бывшего колхозного двора, где при Дыкало заблудиться можно было, все поймете.


— А какой магазин у нас! — восторженно произнес один из мужчин, худой и высохший, как темная вишневая палка, на которую опирался. Он был обут, несмотря на жару, в резиновые чуни, из которых выглядывала солома, выстеленная вместо стельки. — Раньше и спичек негде было купить, не говоря уже о хлебе. Теперь все есть, только здоровья уже нет. Прежняя жизнь в колхозе высосала силы. Работали на государство за гроши, а оно не заботилось о нас. Одни лозунги были: «Догоним и перегоним!», «Решающий и завершающий!», «Экономика должна быть экономной!» Слова правильные, но то был один обман. Потому в чунях ходим в селе, другой обуви купить было негде, да и не за что, — он коснулся корявой палкой своей резиновой обуви. — Всю жизнь проишачил в колхозе, ни дома путевого не построил, ни на обувку не заработал, — в его голосе слышалась душевная боль. — Теперь у нас как в городе, только жить некогда.


— Дом быта у нас хороший, — подсказал еще один из мужиков. — Там и подстричься можно, и обувку починить, и даже в баньку сходить, — он выказал в улыбке щербатый рот, в котором недоставало нескольких зубов.


— Все село в столовой, как в ресторане питается, — с гордостью произнес мужчина в чунях. — За копейки, можно сказать. Можно и в долг, до получения пенсии. — Теперь в нашем селе никто с голоду не умрет, — добавил он. — Так-то, господа хорошие. Думается мне, что вы, хотя на вид и солидные, но тоже не просто так к нам пожаловали.


— Может быть, может быть… — задумчиво произнес губернатор и взглянул на Маликова и Закруткина. — Раз так, поехали смотреть все то, о чем говорили люди. Может, и впрямь в районе недооценили здешних руководителей.


— Посмотрите, посмотрите. После и вы по-другому станете смотреть на них, — со всей серьезностью произнес мужчина в клетчатой рубашке, не сходившейся на его могучей груди. — Но запомните — в обиду мы их не дадим! Всем селом станем и железную дорогу перекроем!


Через пару часов можно было видеть губернаторскую машину, мчавшуюся по ровной, чистой, асфальтированной сельской улице к зданию правления. На переднем сиденье сидел задумчивый губернатор. Маликов и Закруткин-старший молчали на заднем сидении. После того, что они увидели и услышали в селе при многочисленных встречах с людьми, каждый окунулся в свои мысли.


Маликов еще более утвердился в отстаивании ранее высказанной мысли о назначении Закруткина-младшего главой Веселовской районной администрации. Больше всего люди хвалили его.


Закруткин-старший, не ведая о цели губернаторской поездки, гордился сыном. Он был уверен в том, что после всего увиденного и услышанного губернатором от людей, сыну и его друзьями ничего плохого уже не грозит. Константин Сергеевич знал справедливый характер губернатора.


Лев Северьянович действительно был до крайности удивлен тем, что слышал от людей и видел, потому и находился в задумчивости. Ему предстояло принять важное решение, и потому он все больше склонялся к тому, чтобы согласиться с мнением своего друга Маликова. «И что с того, что молодые? — думал он. — Дела-то, какие делают! Самого президента привози, удивится и он. Прав Маликов, все, что я видел, и есть новый подход к действительности. Вся страна лежит на лопатках и корчится в кризисных конвульсиях, а в забытых Богом Тишках прогресс не только в делах, но и в отношении к людям. Может, и мне пора сдать должность какому-то молодому гению? — размышлял он. — Если бы и в области так здорово пошли дела, то ни минуты не сомневался бы. Просился бы к такому творцу заместителем, как Маликов напрашивается к парню, которого рекомендует на должность главы районной администрации. Интересно, какой он из себя? Им-то по годам всего ничего ; по двадцать два года»? Такие мысли были в голове губернатора, пока машина двигалась к правлению товарищества.


Дверь в кабинет председателя была приоткрыта, и оттуда слышались голоса.
Секретарша встала из-за стола и заулыбалась важным гостям.


— Мы думали, что вы уехали. Все здесь, — она показала рукой на дверь.


При появлении первого заместителя главы районной администрации Маликова, Закруткина-старшего и незнакомого мужчины интеллигентного вида четверо молодых парней встали как по команде, обратив взоры к ним.


— Знакомьтесь, — произнес Маликов, — губернатор Лев Северьянович Шишкин. Нас с Константином Сергеевичем знаете, — он по доброму улыбнулся молодым людям и отошел в сторону, давая возможность губернатору поздороваться с каждым из парней за руку.
Первым, к кому подошел гость из области, был председатель Козюлин.


— Михаил, — без робости представился богатырь.


— Председатель товарищества, — подсказал Маликов.


Губернатор сам был немалого роста, но ему пришлось поднять голову, чтобы взглянуть в лицо былинного богатыря. Он с опаской протянул ему руку. Богатырь с голубыми глазами уважительно и без усилий пожал руку. Учтивость молодого человека, который, казалось, мог бы раздавить ладонь, понравилась губернатору.


Второй парень, с которым поздоровался Лев Северьянович, был сухощавый и с черными курчавыми волосами под стать своим черным глазам.


«Похож на цыгана, — отметил губернатор, — но это, точно, не первый заместитель, о котором говорил Иван».


— Силин Александр, заместитель председателя, — представился парень.


Когда Шишкин подошел к третьему заместителю, услышал слова Маликова:


— Василий Хмель, тоже заместитель председателя. До этого работал в районной администрации в отделе семьи, молодежи и спорта.


— Оставил чиновничью должность и перешел в село, — мягко улыбнулся парню губернатор. — Не стану скрывать, что весьма удовлетворен вашим решением и делами.


— А это первый заместитель председателя Андрей Константинович Закруткин, — отрекомендовал Маликов губернатору высокого стройного и красивого парня с приятной улыбкой на загоревшем лице. Две маленькие ямочки светились на его щеках. Он был очень похож на кого-то из уже виденных губернатором сегодня людей. Протянул парню руку и взглянул на начальника управления сельского хозяйства района. Сомнений не было — перед ним стоял сын Закруткина. Самого Закруткина не раз представлял к правительственным наградам. У сына были тот же прямой высокий лоб, те же умные глаза, тот же нос и те же красивые губы. Закруткин-младший с виду был спокоен и приветливо улыбался, при этом его глаза, изучая губернатора, излучали теплый свет. Ростом они были почти одинаковые, и губернатор заглянул в темные с мягким светом глаза парня. Они были глубокие и чистые, светились не только незаурядным умом, но в них была какая-то настороженность. Боязни не было, а готовность отстаивать себя и друзей присутствовала. По всему было видно, что этот парень, знал себе цену, знал, что делает и потому не отступит от своего. Несмотря на скрытую настороженность, что было небезосновательно после перипетий, пережитых ими, парень обладал обаянием и вежливостью. Пожатие его руки было не слабым и не сильным, а умеренно крепким, как здороваются мужчины, уважающие один другого. Это понравилось губернатору. Самостоятельность и уважительность чувствовались в располагающем облике парня. «Такой может быть лидером», — подумал губернатор, проникаясь симпатией к Закруткину-младшему. Прошел к столу.


— Ну, что, новаторы, — произнес он с располагающей улыбкой, — присаживайтесь, будем решать, как быть дальше. ; Сам первым сел сбоку у стола для заседаний, оставив место в торце для председателя-богатыря. «Ну, чистый былинный богатырь», — появилась у него