Сказка для Гренландского Короля
Огромные льдины взметнулись вверх, острыми, как зубы хищной рыбы, краями, смешиваясь с черными обледенелыми скалами. Ледяные стены трещали, покрываясь изломанными линиями, подобными странным окнам. Острые углы и выступы в стенах угрожающе торчали, препятствуя входу внутрь для всех существ. В скалах ветры выточили идеальные гладкие ниши, украшенные ползущими вверх колоннами. Острое и тупое, колючее и гладкое: все смешивались во льду и камне. Такое человеческие руки никогда не смогли бы сделать.
Солнце утонуло в черном море, утянув за собой последние светлые пятна на небе. Дворец вытянулся ввысь, больше не сдерживаемый светом. Вечные льды намертво сковали скалы. Ледяные стены наращивались застывшей водой, прозрачными шпилями поднимавшейся вверх. Вода поднималась все выше и выше, и шпили покрывались острыми концами и зубастыми выступами по бокам. Поднимаясь выше, шпили дрожали, мучительно сгибаясь, и на самой их вершине сосульки крючились в судорогах.
Когда самый высокий шпиль воткнулся в черное небо, в последний раз судорожно дернувшись, огромный дворец застыл. Лед и скалы мертво молчали. Над Гренландией нависла ночь.
С темнотой пришел ночной ветер. Он яростно обдувал землю, выискивая последние теплые следы жизни. Голые чахлые деревья, умершие раньше времени, ветер быстро укрывал саваном из снега. Когда вокруг не осталось более ничего, хотя бы немного похожего на живое существо, ветер мгновенно утих. В Гренландии стало тихо, как на глубине под несколькими метрами снега. Лишь вдали слышалось глухое плескание бурного моря, неподвластного ветру и снегу, подобное глубокому биению сердца. Над землей поднялась круглая луна, словно вытащенный из воды круглый кусок льда.
Со стороны бормочущего моря шла неясная фигура. Ее черный балахон вырос из темных волн, опрокидывающихся на берег. В полной тишине фигура медленно двигалась вперед, и длинный шлейф балахона волочился по блестящему снегу, тихо шурша. С каждым тихим шагом шлейф обретал необычную форму; рисунок складок на нем постоянно менялся. Острые, морозные углы мгновенно сменялись гладкими кругами материи, и так они чередовались, пока фигура брела по снегу. В прозрачном свете луны она не отбрасывала тени.
Фигура в балахоне медленно приближалась к ледяному дворцу. Черный шлейф блестел под лунным светом, не оставляя после себя следов на снегу. Тихий шорох, похожий для ушей человека на падение снега, давал знать о присутствии фигуры. Поэтому, когда она подошла к скалистым острозубым стенам, ледяные ворота с морозным хрустом раскрылись, пропуская пришельца внутрь дворца.
Темные внутренности дворца блестели вспышками белого и цвета северного неба, как морское дно. Из-подо льда внизу выросли мощные столбы колонн, смыкающиеся вместе высоко над головой фигуры. Они росли повсюду, как ледовый лес, теряясь в глубинах дворца. Между дальними колоннами тянулся длинный, черный хвост, похожий на хвост морского змея. Фигура в балахоне последовала за ним в темноту.
Пройдя лес колонн таинственная фигура, следуя за черным хвостом, вошла в исполинский зал. Намного больший, чем зал с колоннами, он уходил высоко в небо; стены его терялись в ночном небе. Ледовые колонны здесь не росли, но вместо них в середине зала возвышалась каменная скала, с искусно вырезанными ступенями, ведущими вверх. На вершине скалы ярко блестел трон, нечеловеческими руками вырезанный из тончайшего голубого льда. А на троне восседала еще одна фигура; казалось, что она составляет единое целое с троном, так она похожа на кусок голубого льда. На ней ярко сиял венец из цветного льда – средоточие всего света во дворце. Это был знаменитый Король Гренландии, хозяин всей ледяной, мертвой земли.
Через весь зал тянулся черный хвост его мантии: именно за ним следовала фигура в балахоне. Остановившись в вратах зала, она скинула назад капюшон. Снежные волосы и борода ниспадали на черные плечи и грудь. Колючие глаза смотрели на Короля; тот махнул сияющей рукой, велев пришельцу подойти ближе.
- Здравствуй, великий повелитель Холода и Мрака, хозяин ветров и снегов! Ты, укротивший Смерть, скажи мне, зачем ты призвал меня к себе? – спросил снежноволосый гость, подходя к каменной лестнице.
- Призвал я тебя затем, чтобы ты перестал придуриваться и заговорил по-нормальному. Давай, шевелись, я даже успел замерзнуть, пока ждал когда ты придешь.
Гость Короля облегченно вздохнул и быстро подбежал к лестнице, шурша длинным шлейфом.
- Наконец-то. А то тебя не поймешь, как с тобой разговаривать. То нормально говорить, то как в старых книгах, от которых ты с ума сходишь. Так не говорят даже они, эти люди.
- Молчи! Настроения нет, и ты еще бубнишь, – корона заискрилась серебряным светом, заливая подол балахона гостя ярким светом. – Лучше расскажи мне, Вестник, что творится в мире у них.
- Ничего нового. Едят, пьют, и спят, как и положено у них. Разве может что-то новое и, более того, интересное, происходить у таких существ, как люди?
От презрения волосы Вестника задрожали; на ледяной пол посыпались снежинки.
- Ты прав, готов это признать, хоть и ненавижу соглашаться, особенно с тобой. А снег у всех выпал? Холодно ли у них? Небось, сидят в своих каменных коробках и стучат зубами, моля о пощаде?
- Нисколько. В их городах тепло и душно от дыма заводов. Улицы у них полны грязи, в которую превратился твой снег. Все тихо ворчат себе под нос, и только и ждут, когда настанет настоящая зима.
От гнева Король весь задрожал. Трепетал даже кончик хвоста его роскошной мантии, оставшийся у входа.
- Идиоты! Ну как же мне быть с этими людьми? Вот раньше с ними было легче – налетишь с морозом и снегом, и глядишь – полстраны сдохло. А сейчас посмотри – из моего прекрасного снега, лучшего дара природы, устроили серую грязь, которую месят своими машинами.
От злости Король опрокинул в себя кубок из чудесного тонкого льда с вязкой черной жидкостью, считающейся у людей весьма ценной.
- Ладно, будет им снег. В марте. Ну, что стоишь? – обратился Король к кивающему головой Вестнику. – Надеюсь, ты принес мне что-нибудь интересное?
- Принес, как и всегда. Ты же знаешь, что они хоть и глупые и неинтересные, но все-же у них порой происходят необычные, даже странные случаи. И недавно, летая над миром, я кое-что увидел, и, быть может, расскажу тебе об этом.
Корона Короля ярко засияла, освещая весь зал.
- Давай же уже, не тяни! Здесь ведь так скучно зимой, когда я заканчиваю засыпать снегом людской мир. Еще никогда ты мне не рассказывал сказок: все вестники должны рассказывать их мне, чтобы я знал как живут человеки. Твои слова меня заинтересовали, но помни, если мне не понравится твоя история, то удобно расположишься где-нибудь у меня под боком. Навсегда.
Король обвел вспыхнувшей бриллиантово-синим пламенем рукой весь зал, вокруг которого, в холодной тени, застыли похожие на человеческие статуи мертвые, мерзлые фигуры в черном – бывшие вестники Короля.
Снежноволосый Вестник не отличался слабостью духа, но сейчас, при виде погибших по своей оплошности предшественников, с его волос посыпались мелкие хрупкие снежинки.
- Хорошо-хорошо, все будет так, как ты захочешь. Я расскажу тебе кое-что новое, что увидел у людей. Но… Но позволь мне сначала хотя бы немного подготовиться к рассказу, чтобы ты остался потом доволен. В голове сейчас сплошная пурга, я это… Я…
- Довольно, – Король сияющим жестом остановил запинающегося Вестника. – Ты говоришь совсем как человек, этого мне еще не хватало. Сейчас ты у меня заговоришь как положено.
Король Гренландии указал пальцем, больше похожим на палец скелета, на место позади Вестника. Тот обернулся и увидел там высокую чашу на тонкой изящной ножке. Ее грани торчали в стороны, как острые лучи плавников. Края украшали тонкие зубья, как у хищных рыб – видимо, чтобы внутрь не залез кто-нибудь посторонний, вроде людей.
Вестник никогда не видел эту чашу. Она появилась внезапно, по одному движению руки Короля, из ниоткуда. Вестник осторожно опустил снежную руку внутрь, миновав острые зубы чаши. Он почувствовал, что внутри очень холодно. Ему казалось, что в чаше короля нет дна – рука опускалась все глубже и глубже, ничего не чувствуя. Все мысли Вестника обратились к необычной истории, приготовленной для короля. Наконец он нащупал нечто мягкое и сразу же вытащил наружу, едва не разорвав рукав балахона об зубы боков. Из чаши он вынул обледенелый свиток, белоснежно-чистый. Развернув его, Вестник увидел появившиеся на нем черные узоры и буковки, складывающиеся в слова. Пробежав глазами по свитку, Вестник прижал его к себе и поднял голову к Королю.
- Ведь это же… Это то, что я видел у людей. Та история, которую я хотел рассказать тебе. Неужели ты знаешь уже, что там произошло?
Черная, как морские волны, борода Короля довольно всколыхнулась, упав на блестящий черный хвост мантии.
- Нет, конечно, об этом знаешь лишь ты и моя чаша. Я лишь слегка помог тебе собраться с мыслями и словами, столь важными для людей. Впрочем, они все равно не умеют пользоваться ими как следует. Ну, начинай давай; время уже давно перевалило за полночь. Пора рассказывать.
Острый зуб на венце Короля ярко вспыхнул. Вестник, обернувшись, заметил, что чаша исчезла. Слегка взглянув в свиток, он начал свою сказку для Короля Гренландии.
- В одном большом городе, мимо которого я пролетал три ночи назад, живет некий человек. Самый обычный человек, человечишка, проще его нельзя придумать живое существо. Но вот однажды он вдруг взял и решил стать писателем, и привело это к самым неожиданным последствиям. Об этом я сейчас тебе и расскажу.
Я знаю его лучше, чем он сам. Я узнал за три дня о всей его жизни, даже то, что он давно забыл своим людским мозгом. Чтобы ты, Король, лучше все понял, я начну рассказ издалека. Родители нашего героя жили себе, не тужили. Жили как все люди: вставали рано утром на работу, пахали там как проклятые с утра до вечера (или делали вид, что заняты работой), а поздно вечером валялись дома на диване – священном месте любого человека. Вот и рос наш герой в такой правильной людской семье.
А надо сказать, что у них дома стоял большой, красивый шкаф с кучей книжек. Родители героя моей сказки, как и все правильные люди, этих книжек не читали: они стояли на полках «для красоты», как выражаются люди, и годами в этом убогом жилище копили на себе пыль безделья. Вот наш еще маленький герой, эти книги видя, захотел из почитать. Взял однажды одну, раскрыл… и ничего не понял. Ну и ладно, что непонятно – зато там фразы красивые и длинные, диалоги занимательные и, что самое главное, обложка красивая. После этого герой наш и решил стать писателем.
Вот он, собравшись с силами, сел и начал писать. Но сколько ни старался, ничего не выходило. Слова не хотели складываться в предложения, а предложения – в красивый ясный текст. Написанное писатель наш спрятал поглубже, чтобы не увидел никто его несчастное творение, но в глубине души его загорелась гордость за столь смелый первый шаг «Ничего, - решил он, - потом напишу еще, уже как следует».
Вот подрос наш герой, и родители отправили его в школу. Отучился, отсидел там, от начала до конца, как и положено у людей. Помнил он о первом своем творении, и считал себя искренне писателем. Ничего не писал, и при этом ничего не читал: все домашние книжки из шкафа выбросили за ненадобностью, а на уроках литературы читать ничего не хотел. Считал наш герой, что все это глупости, чушь и вообще, как он говорил, «херня полная». Но все равно в душе его теплело желание стать настоящим писателем, даже более талантливым, чем те, школьные. Но черные ростки лени медленно душили горячие порывы души.
Однажды люди рассказали ему, что все писатели да поэты пьют и курят. Вот и наш писатель будущий закурил и запил, как и положено настоящим творцам (скорее, как положено правильным людям). Думал он искренне, что откроются его душа и талант для великого писательства, но так не выдавил ни строчки.
Вот так он жил и учился (точнее, делал вид, что учится). Но однажды он, схлопотав двойку по литературе, решил наконец-то написать свое творение. Вот он, собравшись с силами, сел и начал писать. Но опять слова не хотели складываться в предложения, а предложения – в красивый ясный текст. Но на этот раз писатель наш посчитал свое творение хорошим, годным, и уж точно ничем не хуже чем то, что в школе задают читать. Так он и решил, что стал настоящим писателем.
С тех пор прошли годы. Отучился, получил полезную людскую профессию – продавца-консультанта (что это такое – даже мы, духи, не знаем). Зажил он как и все правильные люди: вставал рано утром на работу, делал вид что работал, а вечером валялся дома на диване. Но писательский пыл его не остывал, а наоборот, еще сильнее загорелся. То ли от тупости имитации работы, то ли от полного безделья, то ли еще от чего другого людского.
Надо сказать, что и читать наш писатель начал. Все то, что в школе проходили и что классикой стало, он даже в руки не брал. Зато нашел полезные и, как он думал, интересные и очень хорошие творения, которые как раз и читал. Прежде всего читал фанфики школьниц-пятиклассиниц, повествующих про вампиров и чересчур популярных певцов из далеких стран, Кореи и Японии, твоим, король, снегам не подвластных. Также читал он и вполне серьезные романы печатные. Названия некоторых я даже запомнил, одно другого интереснее: «Попаданцы в Третью мировую войну», «Боги и галактический повелитель», «Освобождение Священной Каталонии от Европы», «Голубые пираты и ядерная война», «Клоны на страже Родины», «Термоядерный фюрер», «Гитлер и анус гитлерюгендовца», и прочие достойные творения. Вот с такими книгами великими подружился писатель наш. И решил наконец-то написать свой, истинно великий шедевр.
Вот он, собравшись с силами, сел и начал писать. И понеслись слова, рассыпались по монитору, пролились слезами тяжелыми. Слова складывались в предложения, а предложения – в тексты. Все там написал, как было в книгах: и про радужноволосых дев, и про вампиров, и про суперсилы, непонятно откуда взявшиеся, и про погибших в автокатастрофе родителей, в повествовании ненужных, и про гетерохромию, и много чего еще взял из книг. И сексуальные сцены, конечно же, тоже добавил. Казалось нашему герою, что сейчас создает он нечто удивительное и великое, о чем никто, по ограниченности своей, даже не подозревает.
И действительно, когда человек творит, то он совершает настоящее чудо. Правда-правда, самое настоящее чудо! Творчество – единственное хорошее в людях, но вот только они зачастую сами не знают, что творят, и не видят своего чудесного творения.
Мы, духи, прекрасно знаем и видим, что за чудо происходит, когда человек творит. Может, и ты знаешь, Король, что в итоге кропотливой и усердной работы, когда творят не руки, а пламенное сердце, рождается чудесное существо. У каждого истинного мастера оно особое: у одного облако, у второго прекрасный блистающий алмаз, а у третьего чудной милый малыш. Это существо и есть сама суть творения, его душа.
Вот и у нашего писателя вышло такое существо, ведь сил он вложил в свое творение изрядно. Но в итоге, как я увидел, вышло что-то не то. Вместо чудесного, к примеру, младенца появилось нечто, что даже я толком не смогу описать.
Из всей его писанины появилось странное существо, никогда мною не виданное. Вместо ног – кривые тонкие кожаные веточки. Вместо рук – когтистые страшные грабли. Вместо тела – белесый дряблый пузырь. Не голова, а белая голая маска, с мерзкой гримасой отвращения и безысходности. И что самое удивительное и странное – писатель наш увидел душу своего творения своими глазами.
Незадачливый наш писатель застыл, испуганный видом мерзкого существа. Оно уставилось на своего создателя острым взглядом, так похожим на взгляд своего творца. И если людские малыши тихо лепечут всякую всячину себе под нос, то существо это сразу же четко и ясно обратилось к нашему писателю:
- Криворукий ты ублюдок! Ты что натворил, а?
Писатель наш смутился, и испугался еще сильнее. Пораженный резким неласковым воплем создания, он тупо уставился на него. Существо же заползало по столу, пытаясь сбежать от писателя.
- Писатель он, понимаешь! Начитался всякого дерьма и сидит себе, стучит по клаве! Ни разу в жизни ни одной нормальной книги не прочел, в слове «секс» шесть ошибок делает, и великим писателем себя считает!
Истеричные стенания существа приковали бедолагу к стулу намертво. Он сидел и ничего не понимал. Он ведь искренне считал себя настоящим писателем, читал современные модные книги, без устали играл со словами и предложениями, мастеря из них творение. А в итоге из всего этого вышло нечто, что сейчас неблагодарно ругает своего же создателя, такого усердного и такого…
- Что ты сидишь, урод! Я не могу, я не хочу так жить! Лучше убей меня сразу, пока никто меня не прочел!
Но писатель наш не обращал внимания на слова своего творения. Он искренне не понимал, за что оно так с ним обращается, с таким усердным и таким…
- Стой, не делай!..
Незадачливый творец соскочил со стула, заметив, что его существо сбежало со стола и вцепилось в степлер. К счастью, он опоздал: существо прокололо свою прозрачную головку степлером, и бледное тельце медленно испарялось в затхлом воздухе жилища нашего героя…
Так и закончилась эта странная история про нашего писателя. Я знаю, что он долго еще вспоминал свое уродливое творение, искренне считая его прекрасным. Но самое страшное то, что он вскоре собрался написать новое произведение. Здесь я не выдержал и улетел из города, оставив столь необычного человичишку наедине со своими замыслами и уродцами.
На этом Вестник закончил свою сказку и умолк. Король молча бродил в глубине зала по складкам мантии, склонив ледяную голову. Венец на голове тускло светился, едва освещая лик хозяина снегов.
- Это настолько ужасно, что даже хорошо…
- Впрочем, как и все людские начинания, – немедленно добавил Вестник, испуганный тягостным молчанием Короля. Краем глаза он поглядывал на мертвые фигуры его предшественников, не угодивших своему хозяину. – У них книжные лавки, где торгуют книгами, кишмя кишат такими незримыми уродцами.
Венец Короля совсем погас.
- Но к счастью, их век недолог. Когда я отправлюсь к людям в следующий раз, уродцы исчезнут, и все подобные книжки забудутся людьми, мой Король!... Смотри! Там солнце, солнце! – неожиданно закричал Вестник, тыкая пальцем вверх.
Король поднял голову вверх, тряхнув черной морской бородой. В высотах ледяного дворца среди черной гущи появилась оранжевая щель. С каждым мгновением она расширялась, разгоняя ночную тьму дворца. Вместо погасшего королевского венца весь зал залило теплым оранжевым светом.
Ледяной пол начал таять и проваливаться. В темную глубину уходила скала с тающим троном. Король побежал к пропасти, по пути туша ледяными руками загоревшийся от солнечного света хвост мантии.
- Стой, погоди! – крикнул он слабым, мертвым голосом убегающему Вестнику, оставшемуся на другой стороне пропасти. – Постой! Скажи мне, не как своему хозяину, а как другу своему, скажи: наслушался я про писателей, но есть ли у них, людей, сейчас хотя бы читатели? Кто же все это читает?!
- Читателей больше нет, есть лишь писатели!..
Венец упал в пропасть; вслед за ним в черную пучину улетел Король Гренландии, махнув рукой Вестнику. Тот закутал голову в черный балахон и в одно мгновение вылетел снежной бурей из дворца, уходящего под лед.
Последние скрюченные шпили ломались с сухим треском и хрустом. Когда последний, самый высокий и кривой ледяной шпиль исчез подо льдом, из черного моря выплыло солнце, проливая по небу, похожему на мясо лосося, свои теплые лучи. На горизонте в черном море остались красные кровавые разводы, оставшиеся от солнца, раненого острыми льдинами. Поедая лососевый цвет утра, солнце тяжело нависло над землей, оставив после себя объеденное чисто-голубое небо. В Гренландии настал день.
Свидетельство о публикации №217121401395