Сидящий на золотом кресле. Рассказ

    Поезд мерно постукивал по рельсам, вагон мягко покачивало, за окном царствовала темень, но спать не хотелось. Весь день я мечтал добраться до вагонной полки, чтобы беззаботно полежать, сладко выспаться, но, как всегда, после чрезмерной суеты слишком длинного прошедшего дня сон не приходил.
   - Ну, сынок, не ленись, давай еще разок попробуем читать по слогам, ну, пожалуйста, - уговаривала едущая в нашем купе дородная дама своё отводившее глаза в сторону курчавое чадо. – Это совсем несложно, ты сможешь. Нам уже скоро выходить, и что мы скажем папе? Давай: К, У… Что выходит из двух букв вместе? Не хочешь?  Ну, тогда никаких сладостей и угощений!
    Юный пассажир умоляюще смотрел в мою сторону. Ох, уж эти взрослые! Ну почему обязательно нужно делать то, чего никак не хочется? Я держал нейтралитет и спокойно взирал на единоборство моих попутчиков.
    Мне вдруг подумалось, кого же мне напоминает, где я уже видел этот умоляющий  мальчишеский взгляд? Ну, да, конечно, тогда, в далеком Ла-Пасе на меня, кажется, так же умоляюще уже смотрели детские очи. Но что просил тот юный боливиец?
    Постепенно мне четко вспомнились мои первые дни пребывания в Боливии и неожиданная поездка по ее совсем незнакомой для меня территории…
   
   ...Уже более часа я стоял в небольшом уютном скверике в северной части Ла-Паса в тени ветвистых деревьев, укрывавших меня и нескольких, стоявших рядом, боливийцев от яркого полуденного солнца. 
    Мы ожидали отправления рейсового автобуса в направлении отдаленного  провинциального городка Потоси.   
   - Сеньор, лустрар? (Сеньор, почистить?) - передо мной нарисовался чумазый  боливийский мальчуган и деловито указал на мои туфли. На его груди, на широком брезентовом ремне, красовался небольшой, измазанный ваксой, деревянный, с  выступом для установки обуви ящичек, который он заблаговременно открыл, чтобы  показать полный набор обувных щеток и различной ваксы. 
   - Сеньор, пор фавор… (Сеньор,  пожалуйста…)- нараспев протянул он, и его раскосые детские глаза на смуглом детском лице заученно прищурились в готовности получить очередной отказ.
-  Но, грасиас…(Нет, спасибо)- ответил я ему, о чем позже серьезно пожалел.
 
   Я отказался не от боязни расстаться с парой боливийских песо, а потому что, во-первых, мне было не совсем удобно: почему мне прямо здесь кто-то будет чистить обувь, если это я могу и обязан делать сам. А, кроме того, чем же выделяется моя внешность от других, ведь этот чистильщик подошел именно ко мне, а не подослал ли его ко мне кто-нибудь специально, чтобы каким-то образом выяснить, куда я направляюсь в поездку и с какой целью. Перед выездом я был слишком обстоятельно проинструктирован руководством нашего посольства о том, как следует себя вести в той или иной  ситуации и что может случиться во время путешествия.
   Я огляделся вокруг и обратил внимание на то, что один из находившихся  поблизости боливийцев повел себя очень странно. Спрятавшись за стволом дерева всей своей фигурой в цветном пончо, он уже несколько раз осторожно высовывал  голову, пристально рассматривая меня. Однако как только я бросал взгляд в его сторону, он резко отворачивался и полностью прятался за дерево. Так повторялось уже несколько раз. Другие боливийцы не обращали никакого внимания на такое странное поведение индейца.
   Уже значительно позже мои соотечественники объяснили мне, что такое  странное поведение боливийцев объясняется не тем, что они кем-то специально наняты и «ведут слежку по заданию» за нами. Просто многие местные индейцы, а  особенно пришедшие в город из гор недавно или даже впервые, откровенно боятся  белых людей, потому что не видели их раньше и, опасаясь, что мы можем их как-то обидеть, рассматривают нас со свойственным человеку любопытством и  осторожностью.
   Но в тот день я этого еще не знал, и меня слегка удивляло поведение многих  боливийцев. Я обратил внимание на то, что загорелые босые ноги практически всех находившихся рядом со мной  индейцев были обуты в открытые летние сандалии из толстых грубоватых кожаных полос. Значит, у юного чистильщика просто не было   выбора, и поэтому-то он и подошел именно ко мне!
   Мальчишку не удивил мой отказ. Он отошел в сторонку и, собираясь сесть  отдохнуть на свой ящик, вдруг открыл его, покопался там и достал из него  потрепанную книжку-учебник типа нашего «Букваря». Он сосредоточился, его губы  зашевелились, и он принялся листать страницы с картинками и крупно  напечатанными буквами и словами. 
   Вот бы видели наши школьники, как иногда их сверстникам приходится грызть  азы  грамотности, подумалось мне. Я с искренним восхищением посмотрел на юного чистильщика и еще раз откровенно пожалел, что не согласился почистить туфли и дать мальчишке честно заработать свои два песо.
   В это время индейцы стали забрасывать за спину свою поклажу и выстраиваться в очередь. Приближалось время отправления автобуса на Потоси. Я тоже  пристроился в хвост очереди, и в который раз с симпатией посмотрел на  настойчиво выбирающегося из пут неграмотности и сидящего пока лишь на сапожном ящике будущего гражданина Республики Боливии.
   Мне тут же почему-то вспомнилось (встреченное мною в период проработки  материалов по Боливии) высказывание великого немецкого естествоиспытателя  Александра Гумбольдта, путешествовавшего по Боливии в прошлом веке. Так  вот,  намекая на царившую там всегда нищету и неосвоенные большие запасы полезных  ископаемых в Боливии, Гумбольдт писал: «Боливиец напоминает нищего человека,  сидящего на горе из серебра в кресле из золота».
   Мой юный боливиец, у которого также все было только в будущем, продолжал  спокойно восседать на сапожном ящичке и не замечал выражаемых мною запоздалых  симпатий. 
   Я на всякий случай присмотрелся, а не из золота ли сделан у мальчугана  сапожный ящик…
   Позже я уже более привычно относился к взаимоотношениям с юными гражданами  Боливии.  Однако картинка с сидящим на сапожном ящичке с книжкой в руках  мальчишкой почему-то мне вспоминалась не раз.
 
   Примечательными были также и другие мои встречи с юными боливийцами.   Например, при посещении продуктового рынка Ла-Паса. Практически всегда как только я припарковывал свой «Фольксваген» на стоянке возле рынка, она тут же  окружалась плотным кольцом с утра дежуривших там бедно одетых, бойких местных  мальчуганов, принимавшихся одновременно и наперебой предлагать свои услуги в  качестве носильщиков корзины с продуктами от рынка к машине. 
   И каждый раз, выйдя из машины, я поднимал высоко над головой мою довольно  большую по размерам плетенную из прутьев корзину, осматривал ватагу, выбирал и вручал корзину самому бедно одетому и самому маленькому пацану. Зачастую  носильщик оказывался одного роста с высотой корзины, и после ее наполнения  продуктами я, конечно же, сам нес поклажу к машине, разрешая носильщику тоже  держаться за ручку корзины. 
   По дороге к машине я расспрашивал мальца о его семье, работе на рынке и не  скупился, расплачиваясь с расплывавшимся в довольной улыбке «тружеником рынка».

1988г