Давай всё оставим вот как есть

Давай всё оставим вот как есть сейчас. Даже плевать, что я обнаженно беззащитна перед тобой и люблю тебя, как в последний раз. Оборванный полёт выглядит до чертиков захватывающе, красиво и даже элегантно в некоторой степени. Лучше на пике белым лебедем разбиться о громадно обыденные, душащие проблемы, чем драть друг другу перья, кудахча по-куриному, выясняя, кто в каком углу курятника несется сегодня.

Хочу помнить тебя как того, кто трансформировал мой заядлый цинизм и едкое неверие в пылкую наивную приверженность, а не того, кто не сумел-таки меня понять и отпустил моё запястье.

Всё, стоп кадр.

Счастливые, но тронутые грустью лица. В нашем с тобой пахучем стогу сена оказалась даже не иголка, а филигранно наточенные вилы. Мы прошли долгий путь и давай разойдемся вот тут, на перекрестке, если наши ладони, держащие друг друга, даже вспотели от подавляемых претензий.

Хочу остаться в памяти светлой, озорной и легкой. Лучше, чем было едва ли будет, едва ли ты готов. А я избегаю надежды, как испорченной линзы, сквозь которую реальность видится лживо красочной в долгосрочной перспективе. Сейчас мы на вершине, и наш фуникулёр двинулся вниз. Мы стали ссориться, засыпать надутыми, вымещать недовольство в растущем количестве придирок. Это ещё пока кислый, как у вишни, вкус кажется новым, интересным и необычным, но совсем скоро он станет кислым, как щавель, наполняя рот слюной, которая будет брызгать во все стороны во время нашей надвигающейся ссоры.

Да, я люблю тебя. И я ухожу не к кому-то, и не от тебя. Ты крутишь пальцем у виска, кричишь, что я ненормальная, претенциозная дура, но ничего кроме этого не делаешь, чтобы я осталась. Ты в рамках навязанных приличий меня проводишь и отпустишь, и это значит, что я права была в том, что мы вылакали до дна нашу миску с молоком.

Карина Соловьёва/Доронина