Я сидела в метре от счастья

Я сидела в метре от счастья.
Я хотела его так неистово, что готова была кричать, что хотелось неприличным жестом облизать что-нибудь, что попадется под руку, что уложила бы наповал любого, кто появился поблизости, чтобы он своим громким голосом, внешним видом не отвлёк бы того, кто сейчас по моим расчётам должен достать из чехла своё главное оружие калибра страсть.

Я томилась в ожидании, как альпинист, у которого застряла нога в расщелине в шаговой доступности до пика, где нетронутый снег, громкая слава и пожизненная нехватка кислорода. Я так рвалась навстречу его словам, которые по всем признакам должны были явить себя миру, что он превратился в моем воспаленном мозгу в свет в конце тоннеля, в сладкий тающий рожок мороженого, в белую пуховую подушку. Я ускорялась, мысли становились развязнее, горячее, порывистее. Мои барабаны и литавры были начищены до блеска, готовы были сыграть оглушающий победный марш. Победы над условностями, над правилами, над рамками.

Ещё минута и сорвусь. Не выдержу. Молчание, перемешанное с темами о погоде, работе, семье меня съедало и тушило весь огонь плевками непонимания и медлительности. Ну давай же, сейчас сгорят к чертовой матери табуретки под нами, ну пожалуйста, ну неужели ты будешь притворяться, что ты приличный, что тебе важно узнать друга друга получше, или что-то еще в таком бредовом стиле? Моя душа тебе нахрен не сдалась, пока твоему отношению тесно в брюках, пока ты не угомонишь неотступный жар.
Я не могла так ошибиться. Я чувствую тебя за версту и начинаю пламенеть просто от спокойного "привет".

Я вижу в твоих глазах то, что ты хочешь читать мне, обнаженной, Фауста или Милого друга, да мне без разницы, с перерывами на бурное обсуждение прочитанного.

Пусть рушатся вокруг все дома, пусть все самолеты улетают, пусть все птицы замолчат, пусть лето кончится завтра - подойди ко мне и покажи, как на самом деле ты хочешь со мной поговорить.

Карина Соловьёва/Доронина