Беззвёздные воины эпизод-2

                «БЕЗЗВЁЗДНЫЕ ВОИНЫ»
(пересказы с разрешения и со слов очевидцев и участников событий - воинов без звёзд на погонах)

Эпизод второй:                «Кухня»
   
    Кухня в училище представляла собой комплекс следующих помещений и оборудования: варочный цех – «варка», овощной цех – «овощерезка», лифт для подъёма на второй этаж - в залы, алюминиевых пищевых баков с ручками и надписями, произведёнными каким-то неизвестным и столь же неискусным художником, красной облупленной краской «инв №..», ниже «50 литров», а также всевозможные продуктовые склады и «схроны» утвари. Курсантов, переносивших тяготы военной службы в наряде, окликали, протяжно выкрикивая название цеха, в котором они их переносили соответственно: «варка», «овощерезка» и согласно предыдущей миниатюре «мойка».
    Варка была всегда тёплым и светлым помещением и содержала в себе несколько больших электрических плит с противнями, четыре-пять котлов, напоминавших огромные пароварки объемом в 250 литров, из которых постоянно струился или вырывался пар. Чтобы далее не описывать всю утварь, представьте её себе как домашнюю, только увеличенную в разы, как бы для Гулливера и не ошибётесь, если имеете представление о последнем, конечно.
    Овощерезка была с вечно холодными, мокрыми бетонными полами, двумя чугунными ваннами, двумя чёрными шлангами, с вытекающей из них холодной водой, и одной центрифугой для чистки клубней овоща, завезённого Императором Всероссийским - не в столовую - в Россию. Там же, можно было наблюдать с определённой периодичностью, то десять мешков с картофелем на полу, то почти десять, но чищенного и мытого в ваннах. Почему почти? Потому что при длительной чистке в центрифуге с наждаком, он значительно уменьшался в размерах и без надзора начальника столовой – «прапора», - превращался в горох (так как в таком варианте, дальнейшей чистки ножами в руках он не требовал), либо минуя обе стадии – в отходы, о чём, возможно, будет упомянуто далее. Овощерезы, с мрачными лицами, сидели на табуретках в чёрных брезентовых фартуках и промокших, разбухших двухкилограммовых юфтевых сапогах, из-за чего белые портянки и ноги трудяг, после наряда, принимали какой-то тёмно-фиолетовый цвет. В этом кафельном, холодном помещении, в таком одеянии и посиневшими от холода руками они напоминали санитаров и клиентов морга одновременно. Дабы хоть как-то облегчить свою участь, «клиенты» достаточно часто выходили на перекур, откуда постоянно загонялись дежурным по столовой обратно в «холодильник». Вообще, в наряде по столовой, да, впрочем, как и в любом другом наряде, от тяжести службы закуривали даже, те, кого прежде, от сигаретного дыма подташнивало и воротило. В овощерезке также непрестанно присутствовал запах всевозможных сырых овощей, который слегка анимировал этот кафельно-бетонный карцер, но, всё-таки, не побоюсь повториться - вечный, вечный холод царил в этом «уютном уголке». Почему в самой столовой не возникали циклоны с ураганами, при столкновении воздушных масс из варки и овощерезки, до сих пор не понятно, ведь был же ощутим яркий контраст вечной духоты и вечной мерзлоты где-то в коридорах между пространствами их порождающих.
    Наряд «варки» был одет в белые рубахи поверх гимнастёрок, повара, с ног до головы - в белые одеяния с завершением в виде колпаков на голове.
У «варки» был огромный плюс – возможность самостоятельного ужина жаренной картошкой собственного приготовления, который считался шикарным банкетом в силу определенных причин.
Первая причина – недоступность данного блюда в рамках повседневности, так как оно не входило в положенный рацион питания.
Вторая – положенный рацион питания содержал блюда невозможные к употреблению. Например, курицей, ввиду её твёрдой воли к существованию и не менее твёрдой - начальника продовольственной службы в отношении срока её хранения, можно было играть в футбол, потому как состав, а соответственно - физические свойства мяча и стойкой птицы были не то что похожими, а абсолютно одинаковыми: покрытие кожаное, основа резиновая, а отсюда «необходимая» амортизация.
     Здесь я чуть отступлю для пояснения - время тогда было лёгкое, время было - свободы, поэтому каждый в стране жил налегке, дышал и ходил свободно. То есть легко оставался без обременения зарплатой, и в то же время становился совершенно «свободен», куда незамедлительно направлялся не только указывающей рукой, но и указывающей ногой направляющего.
    Эта же свобода позволяла «когорте» продовольственной службы принимать самостоятельные решения – обновлять или нет НЗ (неприкосновенный запас, в том числе стойких птиц), выдавать продукты на всех или на треть, а поварам застенчиво «тиснуть» домой даже подобные выдержанные продовольственные изделия, видимо действительно для игры в футбол, ну или на крайний случай в кёрлинг, хотя тогда он был не очень популярен.
    А каша? Которая называлась таковой только в силу её основного свойства – вязкости, добиться которой, позволяла продолжительная варка просто крупы в просто воде. Иногда даже казалось, что для приготовления некоторых блюд повара вовсе и не требовались, а только носильщики чего-то недымящегося - до котлов и дымящегося - от котлов. А что бы пища не была уж совсем постной и курсанты не обернулись в монахов, со всеми вытекающими, в неё добавляли, что-то белое и вязкое, обзываемого комбижиром.Поэтому из варки постоянно исходил запах чего-то съедобного, только с точки зрения до такой степени голодного субъекта, когда он уже менее всего похож на человека прямоходящего, а тем более разумного.
Нда-а-а, в те времена страна резко разделилась на два лагеря по поговрке:  «У кого жемчуг мелкий, а у кого щи пусты»
Но не будем отвлекаться на политику, тем более в формате миниатюры, в общем курсанты были таким образом «свободны» от положенного им калорийного питания с заманчивым запахом.
    В этих условиях хлеб и масло были в училище, что говорится -на вес золота. Но так как не единым хлебом жив человек, то раздобыв говядины, бог весть откуда, решено было приготовить ни мало ни много – отбивные!
    Что такое наряд? На гражданке - направление бумажкой на выполнение определенных работ, в армии наряд это …, это тоже самое, только иногда с автоматом в руках и штраф за невыполнение - куда страшнее. Правда это было тогда. Что делали в наряде по кухне? Кто-то без оружия, таскал в паре, согнувшись от тяжести, баки с жидким, горячим содержимым, балансируя на жирном кафельном полу с широко оттопыренной свободной рукой, кто-то постоянно мыл это же пол, скользкий от «комбижирной» пищи, проливавшейся во время трюков носильщиков по всей кухне, натирая его без воды, как всё в том же кёрлинге лёд, кто-то открывал ножом с остервенением сотни жестяных банок со всевозможным пропитанием, представляя себе, что снимает с поста каждым проколом и вырезом по одному вражескому часовому...
В общем к вечеру «варка» с «овощерезкой» выматывались также, как «мойка» к ночи и только мысли о предстоящем банкете, утешали и делали жизнь почти выносимой.
    Итак, вернёмся к отбивным. Вечером, к оговоренному времени стол был сервирован на шесть персон в одном из залов для приёма пищи. Посередине стола – оказался чайник с пивом. Да, бывало и такое, но редко, в силу риска наступления тяжких последствий для участников «октоберфеста».
Пятёрка за столом, бурлила обсуждениями в ожидании шестого участника «фестиваля», взявшегося приготовить основные блюда, и один из неё бурчал в сторону другого:
   - Задрало всё, пару-тройку мешков пришлось закопать в сугроб, во дворе, в отходах. Лишь бы прапор не напоролся, а то сразу: «Товарищ курсант, в роту – шагом марш! Доложите ротному о снятии с наряда!», а дальше – по второму кругу сегодня же, а это трындец, и выходным с увольнением в том числе, а я ещё и на день рождения приглашён... с женщинами... Ну а что делать? Мы и до утра не осилили бы. Смотри, руки окоченели просто, пальцы вообще онемели, такая же беда у остальных, а этот требует, чтобы в центрифуге - слегка, остальное ножами, ножами...бл..., задрал уже. По две ванны на приём втроём – охренеть! Блин, надо бы руки над плитой отпарить, да боюсь не достанется. - Ну где там обещанные отбивные? - сказал он же, только громче и смелее, обращаясь к проёму в кухню. 
    Уже через минуту шестой появился из проёма, подошёл и торжественно поставил на стол долгожданные тарелки с отбивными и жаренной картошкой - ужин начался. Уставшие, голодные «варка», и один «овощерезка» залязгали не только ножами и вилками по тарелкам, но и зубами о зубы. Хрустело за щеками, за ушами, в ушах.
   - Ай молодца, Петрович! Мясо хотя и жёстковато, но отлично поджарено, корочка, как полагается… – похвалил один из «варки», еле выговаривая из-за куска во рту.
   - Секрет фирмы! Основательно повалять и выдержать в муке, чтобы насквозь пропиталось, несколько яиц туда, ну и соль там, - с гордостью профи ответил Петрович, – сегодня повара рыбу, что ли, собирались жарить, оставили на столе противень с мукой я и подрезал, не повезло им короче, - ухмыльнулся он же, остальные поддержали, не отвлекаясь от еды.
   - Да, только чуток переперчил, по-моему…- заметил второй из «варки», сидевший справа от Петровича, наливая себе пивка из чайника.
«И мне плесни… и мне…и я не откажусь…», - разнеслось с разных сторон стола, и он плеснул.
   - Да я вроде бы вообще не перчил. Кто-нибудь перчил?
   - Да мало ли, повара увидели - решили помочь – поперчили, а так как их там трое, то возможно, каждый из них «помог», причём – постарался ... – произнес убедительно с улыбкой третий из «варки».
   - Возможно, да ладно, хрен с ним - с перцем, терпимо. В общем - за нас, господа курсанты! - сказал сержант, он же дежурный по столовой и подняв фарфоровый стакан с пенистой поверхностью, чокнулся с такими же стаканами, поднятыми остальными.
     Далее трапеза продолжалась с довольными, весёлыми, переглядывающимися, бодро жующими лицами, со скрежетом о тарелки, часто пробивающихся сквозь отбивные ножей и вилок, и цоканьем металлического частокола, легко пронзающего блестящие, поджаренные соломки картошки.
К завершению ужина в зал забрёл промокший представитель «мойки» и с озадаченным видом приблизился к насытевшейся «варке».
   - Мужики, протвинь подгоревший никто не видел?  – С посудомоем который… порошка на него кучу угрохал, - сказал он, поднимая пальцами со стола, с молчаливого согласия остальных, ко рту оставшуюся отбивную… Мне его повара на мойку сказали, - произнёс он, старательно прожёвывая, - мы там… разгреблись чуток… я сразу не стал… думал… – пусть постоит пока - пропитается, подгоревший ведь и жирный - зараза, а у нас там – ну просто завал был…
В ответ - тишина...
   - Ещё так прилично сыпанул… - продолжал произносить он, напряжённо пережёвывая «жёстковатую» отбивную, - чтобы уж само собой всё отвалилось, так что на нём ещё должно нормально остаться, а то у нас как раз закончился. Картофаном угощусь?
Возражений не было, как впрочем и движений.
   - Чего вы уставились-то? Петрович, подай-ка, чайник, плиз,чё-то язык жжёт, мать так совсем, и в горле першит, зараза… - Ого, это пиво что-ли? – О-о-о.. В самый раз! В-о-о-о, а то прям что-то… – Переперчили что ли?


Ужин с посудомоем усваивался с периодическими протестами желудочно кишечного тракта участников эпизода. Протесты закончились к утру.

Конец второго эпизода.