Грустная тень

I
Его постоянно ломали. Потухшие зрачки испытывали всю эту боль, когда его морально гнобили. Противопоставлять человеку то, что он рассказывал о себе – разве это не низменно? Кому-то он дает ключ от ящиков в тумбочке, а тот, засовывая его в замочную скважину, начинает делать безобразное широкое отверстие. Из него впоследствии в виде свиста вырываются мысли, смешанные с кровью переживаний. После этого сомнений весьма немало, что этому человеку он ничего доверять не будет.
Черные волнистые волосы почувствовали на себе столько сквозняков негодований, что давно должны были покрыться инеем седины. Жесткая щетина редко бывает сухой. Постоянно пропитана горем и солью. Мало кто знает, что он суровый добряк. Вечно закрытый, и придерживавшийся правила плотно закрывать рот ладонью и неслышно всхлипывать, скуля, он никому никогда ничего не рассказывал. Покусанные в вечных трещинах губы постоянно горят от жгучих слез. Смотреть в окно на то, как маленькие дети играют в песочнице с горящими глазами, доставляло немалые мучения. Его глаза начинали наливаться злостью, багровели щеки, взбухали синие вены на висках и ему становился невероятно обидно. Почему? Наверно потому, что у него не было счастливого детства. Все время он ждал своего ангела, который пробудил бы в нем собственные добрые побуждения, и, скинув облик маскировки демонического существа, смог стать самим собой. Знаете, что его постоянно гнетет? Мысли о том, что ушло и чего уже не вернуть, не исправить. Нет, он именно думает о том, что они были, а не о том, как исправить их. Копая вглубь, разрывая яму все глубже, его это же и убивало. В этом и вся проблема. Но, тот день, глобально все изменил и перевернул.
«Меня всегда к ней тянуло. И вот опять. Стою в конце коридора, вытирая крошки с подбородка, и неистово пожираю ее глазами. Обед был вкусный, тем более яблочный компот из сухофруктов с печеньем мне показался восхитительным. Я не думал, что увижу ее вновь. Но дежавю меня преследует так же, как и ее голос, ночью, во сне. Шептала она мне так сладко, так нежно, что как будто только нужен я был ей. Казалось, на время ее разум затуманен  был моим образом, вытеснив из головы того надоедливого пацана, который был ее бойфрендом.  Его тонкие пальцы, вечно пропитанные и пахнувшие чернилами, очки, постоянно пребывающие на его переносице и сухой безразличный взгляд. Знаете, а ведь я до сих пор вижу ее каждый день при лунном свете... Очень медленно халат падает вниз, оголяя ее прекрасные ягодицы - дрожь по коже; объемный бюст, поддерживаемый вспотевшими ладошками и волосы, которые постоянно прячут изгиб ее губ; мурашки беспощадно кусают руки.
Опять все вновь, сначала. Яркая горячая вспышка в груди, безумные толчки, глухо отдаваемый в костях. Удушье; дайте скорее воды, горю! Ты тихонько глазом подмигнула, и убежала, пустив мне вслед воздушный поцелуй. Остался на месте со своим бушующим морским бризом, а между тем, ветер, подувший из окна, дал мне кусочек того неуловимого; край платья приподнялся, и я потерялся в пространстве»
II
Серый подоконник. Неяркий свет льется в окно. Ральф стоит, облокотившись на него в тот момент, когда она прошла мимо него. Грязные порванные фиолетового оттенка джинсы вряд ли могли привлечь ее внимание так же, как и испачканная в машинном масле белая футболка, но она остановилась.
 - Мальчик, как тебя зовут?
 - Ральф, - неуверенно произнес он.
 - Да ты не стесняйся. Я Луиза. Очень приятно.
 - Очень…
Она протянула свою маленькую ладошку, а потом убежала под предлогом, что опаздывает на урок.
В тот момент ее появление произвело на него сильное впечатление, так как это та самая, в которую он был безумно влюблен.
Я все так же, упершись, дальше стоял.  Не мог сдвинуться с места. Будто бы прилип к нему. Время длилось безумно медленно, но увидев меня и мое желание быть ближе к Луизе, побежало. Вот прозвенел звонок. Вывалила большая толпа ребят в кабинет. Я пытался высмотреть ее. И у меня получилось. Она подошла ко мне.
 - Пойдем на улицу, а то этот пыльный запах штукатурки уже засел в легких.
 - Хорошо…
Мы вышли. Прошлись немного по асфальтовой дорожке, укрытой осенью. А потом она резко развернулась и остановилась. Мои зажженные глаза смотрели на ее дрожащие от волнения зрачки. Хрусталик нервно дребезжал. Ветер, обдувающий ее румяные щеки, также мягко гулял и по моим скулам. Небо, полностью безоблачное, сине-фиолетовым оттенком распространяется над всей земле, не задевая нас. Я смотрел на нее с теми непередаваемыми чувствами.
- Я замерзла… Брр.
Услышав эту фразу, мои руки взяли ее ладони, нежно обхватили и положили в глубокий карман. Ледяные от холода пальцы начинали постепенно согреваться, и вскоре она могла ими шевелить.
Погода продолжала быть все той же, только временами изменялась в худшую сторону. Ее голова безвольно рухнула на мое каменное плечо. Волосы легли, закрывая собой мое сердце от мороза. Я сильно замерз, а потому, сложив руки горстью, начал их обдавать теплым паром. Мелкие кристаллики начали испаряться, а потом медленно опускаться вниз, замерзая.
 - Как мне с тобой хорошо…
Голос звучал мягко, тихо, буквально нашептывая свою мысль. Она еще плотнее прижалась ко мне. Внезапно пошел снег, и на ее ресницах стали образовываться маленькие слои инея. Отяжелевшее от ветра веко неспешно поднялось, и эти мельчайшие частички посыпались вниз белой горстью.
Я любил тактильные ощущения относительно человека, который мне жизненно нужен и необходим. Неспешное, легкое поглаживание рукой, моменты, выдранные из нынешнего момента и сохраненные в голове, давали мне многое, и я мог, долго обрабатывая это, и часто вспоминая, чувствовать это хорошее состояние, понимать, что мы созданы друг для друга. На меня нашла глубокая чувственная романтика и мои губы, обветрившиеся и пропитанные сухостью, нежно чмокнули ее в замерзший носик… Почему так бывает хорошо людям при первой встрече, если они мало знакомы? Не знаю. Есть многие вещи, не поддающиеся объяснению. 
III
 - Ральф, просыпайся! Ра-альф!
 - А? Что? Где я?
 - Ты дома. Вставай быстрее, а то в школу опоздаешь…
 - Неужели, это сон. Нет, к такому тяжелому удару меня жизнь не готовила.
 - Бего-о-ом!
 - Все, все. Иду.
Как же небрежно лежат волосы на  удивленном лице. Кто это там, в зеркале? Что он на меня пялится?! Ха-ха, так это же я.
 - Ра-альф.
Глухой звук захлопнувшейся двери послышался позже быстрых шагов, мчавшихся вниз, по ступенькам. Спелая рыжая осень поджидает на улице пытливые взгляды милых детишек, расспрашивающих маму и папу про это странное, и до боли интересное, время года. Горки пестрых листьев, влажные шишки, смолистый аромат сосен. Шепчущее шуршание под ногами, маленькие засохшие ручейки, и, не попадающееся взгляду, отражение солнца в замерзшей грязи.
 - Мама, мама…ма-а-а-ма…
 - Что сынок?
 - А фима скоро?
 - Фима? Ты про что?
 - Ну, там, где вкусное белое пафает с неба.
 - Так это зима, сынок. А то, что сыпется сверху – снег.
Быстрыми шагами я добежал до школы, забегаю по высоким ступенькам вверх, и вижу ее. Она даже не смотрит в мою сторону. Что же делать? Мне она нравится.
 - Привет, Л…
 - Луиза... Привет, Ральф.
 - Представляешь, ты мне приснилась ночью.
 - Да-а? И что я там делала?
 - Мы обнимались.
 - Правда?
 - Стояли долго… Я положил твою руку в карман...
 - Интересненько… А что дальше?
 - В общем, ты мне нравишься.
 - Ха-ха. И что?
Опять никому не нужен, опять я послан прочь. К чему такая боль и ненависть. Ведь самое простое, честное, убито тем, кто знает как. И вновь прогнать себя от колодца во время жажды, не это ли больно до режущего ножа сквозь сердце, по маслу.
- Проваливай...
Ральф понуро побрелся прочь. Никак он не мог ожидать такого. Удар под дых настолько подлый, что даже и сравнить не с чем.
Конец дня подкрался быстро и вот я уже сижу дома, за книгой. Увлекательная история витает в голове, плетет головокружительный сюжет, заставляя утонуть и погрязнуть в топи эпитетов. Как тяжело мне без объятий, что так жизненно необходимы мне. Да, банально. Но лишь это способно поверить именно в любовь, а не просто крепкую дружбу.
Что делать я не знаю. Хотя стоп, знаю. Чтобы завоевать ее любовь, надо мне быть другим, более красивым для нее. Не только внешне, но изнутри тоже. Надо постараться стать идеальным и тогда…
IV
 - Привет.
 - Здравствуй. Где я?
 - У меня во сне.
 - Что я тут забыла?
 - Не знаю. Но скажу точно, что я готов завоевать тебя. И ты будешь моей. Выполню все, что захочешь. Подарю дорогой подарок и сделаю предложение. Вырежу и отдам свое пламенное сердце. Что ты хочешь?
 - А чего ты?
 - Я хочу твою любовь. Подари мне ее.
 - С удовольствием. Но рабам ничего не дают, кроме жестких ударов плетками и розгами. Поэтому… НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!
Последнее слово звучало отдаленно, злобно убивающим все. Любовь тлеет, пепел кружит над головой и, вдали, она, Луиза. Узкие красные глаза, кровавые следы по уголкам глаз, а во рту – что-то маленькое, так противно скрипящее и трескающиеся по швам.
 - Почему мне так больно?
 - Это… твое… жалкое… СЕРДЦЕ
 - Нет, не надо. Больно-о-о…
 - Уахахаха…
Сверлящие агрессивные зрачки, напряженные скулы, горящие костром локоны. Цепкие пальцы высунули красный кусок изо рта. Крупная капля слюны упала вниз и зашипела. Белый клык откусил кусок. Ральфу стало еще больнее. Ну а после того, как ржавый скрип когтей изодрал «оставшееся сердце», он полностью обезумел.
… Не-е-ет… Фух, это сон. Я жив. Но сердце… Оно болит.
Снова школа, быстрое мимолетное утро. Все-таки я неуравновешенный и странный. Так сильно переживать из-за какого-то невнимания человека, который даже особо-то не представляет ценности.
 - Привет.
 - Ну… привет.
 Мой взгляд направлен сквозь ее грудь.
 - Ты что, пялишься на мои с…
 - Нет, просто смотрю мимо тебя.
 - А что так?! Вроде я тебе снилась и понравилась!
 - Нет, ты не права. Подумаешь, сон. Не верю я в них… Правда, сердце болит
 - Да-а, а у меня вот ногти.
И тут меня резко передернуло, буквально пробив большим напряжением. Сон… он что, вещий? Да нет, не может быть такого. Хотя-я.
 - Ладно, хватит болтать. Меня подослала сюда подруга. В общем, ты ей понравился. Говорит, что ты довольно симпатичный мальчик. Ха-ха. Пока.
Насколько она была резкой, настолько поворот был твердым и безукоризненным. Перечить ей было бесполезно.
 - Изабелла… Будь вежлив, Р…
Последние слова были кинуты с открытым пренебрежением к Ральфу. Ее терпкий аромат духов, опустошенных почти полностью, еще долго разносился, и исходил от нее душным шлейфом.
V
Залитое окно светом, вяло кидает серую тень. Пыль штукатурки разбросана по подоконнику из-за не вовремя начатого ремонта.
- Привет...
- Привет. Как тебя зовут, девочка
- И...Изабелла.
- Я - Ральф... Очень приятно.
- Да...приятно
- А что это за странная девочка, Луиза?
- Что в...в ней странного? По-моему, обычная...
- Нет, дерзкая она
- На это не обращай внимание. Она с...со всеми такая.
- Почему?
- Точно не из-за своего характера.
- Паршивого...
- Нет. Тяжёлая жизнь, судьба. Ну, ты понял...
- Довольно неточное определение. Кому легко? Никому.
- Да, но восприятие разное. Она тяжело принимает плохое и... легко отдаёт. Не обижайся на неё...
- Хорошо, попробую... И, да, ты завтра свободна?
- Ближе к четырём часа дня я сижу с братом. А вечером, в семь, я полностью свободна.
- Прекрасно. Тогда, в это время, здесь... До свидания.
- До свидания.
Разбившись о стену эмоций, утонув в море сомнений, я, наверно, нашел бы ключ от счастья и спокойствия. Но, стена, такая красочная. Красная, зеленая, голубая. Ярче всего - багровый цвет, кровавый. Чем он лучше? Не знаю. Но все же, он прекрасно передает цвет злого адреналина, ярости, кипящей и бурлящей, как кровь влюбленного. В голову влетит алый прилив злости, окрасит капилляры глазного яблока и придаст объемную тень взбухшей вене на шее... Но, это ведь быстро закончится. Красное станет белым, полусладким. Горький вкус останется в памяти вместо тысячи слов. И вскоре завянет как весна, в предвкушении радостного лета. Мокрая строка будет барабанить в душе, мчащейся сквозь время. Рисует дождем, и лишь он - это слезы… Обломки ледяного сердца должны растаять. Но это лишь слово. Кто сказал, что искренняя любовь должна умереть. Почему не парить, глотая пыль ссор и шумных бесед? Почему вера настолько безумна, что больше врет, чем верит? Ломаные предрассудки, убитые затеи и только, не сбывшиеся мечты безумно колотят по сердцу. Жужжание самолетов, разбитые пилоты о мягкую перину асфальта. Они летели к мечте, но бабочки сбили их. Мечты сгинут в подвале, и, лишь любовь будет жить. Не дружба, а то, что красным сердечком рисуется на пожелтевшей бумаге.
VI
Серая зима. Хмурое небо гонит грустные облака. Грязный рыхлый снег липнет к подошве. Впереди опять она. И она. Изабелла и Луиза. Какие-то другие, не обычные. Одна угрюмая, другая более счастливая.
- Ты, меня, раздражаешь.
- Ч...чем, Луиза.
- Слишком простая, добрая и открытая.
- А какой надо б...
- Нормальная она, а вот ты! Ты...
Сон оборван как резкий финал... неожиданный конец.
Любовь. Зачем она мне нужна. Так проблемно ждать её, а потом ещё и сторожить. Зачем? Надо ли. Походу...да.
Цыгане проехали мимо, кинув лукавый взор и пренебрежительную ухмылку.
Проснулся? Вроде бы да. Какое же сегодня число... Точно, встреча назначена. Значит, надо придти.
Осень скоро уйдёт и вернется погода из сна.
...
- Привет.
- Добрый день. Я р...рада, что мы смогли встретиться.
- Несомненно, я тоже...
- Куда п-пойдем?
- Никуда не хочу. Но желаю лишь одного.
- Ч-чего?
- Эх...Иди сюда.
Скромными лёгкими шагами она подошла на достаточно близкое расстояние.
- И...и-и, что дальше?
Моя рука плавно опустилась к ней на бедро, и я прижал ее корпус к себе.
- ...
Молчание кричало, тишина бушевала, а Ральф нежно обнимал Изабеллу. Время бесшумно сыпалось золотистыми крупицами песка. Упала первая снежинка ей на носик...и это уже не сон.
- Зима?
- Наверно...она
- Почему я раньше тебя не разглядела?
- Не знаю, для меня ты тоже...загадка
Она развернулась ко мне спиной. Объятие не разомкнулись, а аккуратно охватили шею.
- Мне так с тобой...хорошо-о-о
- Тоже...самое-е-е
И не нужно более на этом свете, кроме этого, тёплого. Радостного и долгого, счастливого и мимолетного...момента рядом с ней.
VII
Темный ливень стучит по металлическим крышам. Землю заполонило влагой, а небеса тучами. Бодрыми, но тяжелыми шагами Изабелла и Ральф продвигались вперед. Вязкая грязь виснет, таща ботинки вниз. Сумрак нагоняет тяжесть не только в душу, но и атмосферу вечера. Легкий озноб и несильный испуг в сочетании с дрожью по коже, препятствовали им, но добраться до бункера. Но они смогли.
 - Ключ у-у тебя?
 - Разумеется.
 - Ты т-точно этого хочешь?
 - Да, конечно.
 - А в-вот мне жутковато.
За сломанным забором виднеется широко открытый проход под землю. Крупная плита расположилась подле входа. Каменные уходящие вниз стены, обросшие растительностью и ступени, ведущие вниз, усеяны бутылками, палками и прочим мусором. Кусты безмолвно, но сурово качаются из стороны в сторону. Страх навис в воздухе. Внезапно снизу выбежала потрепанная собака. Лохмотья шерсти свисают по бокам, взор быстрый, резкий. Она поднялась по ступенькам и остановилась наверху. Когда мы пошли, то слышали от нее жалобное скуление и взгляд, рассматривающий что-то позади нас.
 - Ты готова?
 - Д-да.
 - Тогда вперед.
Я взял разводной газовый ключ в правую руку, а фонарь в левую и двинулся вперед. Паника охватила мой разум, мне стало страшно. Но видя ее, я переборол себя. За поворотом на ржавых петлях висела железная дверь. С противным визгом мы немного открыли ее мы вошли вовнутрь. Свет направили прямо, сквозь два помещения. Преодолев их, я и моя любимая оказались в большом зале.
Диван по левую сторону, много разбросанных пакетов, мусора могли рассказать о том, что здесь живут бомжи. Но нет, лично я, например, слышал, что там, на полу была когда-то пиктограмма пятиугольный звезды, что там есть много ярусов и что возможно, там живут сектанты Черного братства.
 - Что-то я не вижу того, что говорили Оскар и Луиза.
В ответ Ральф лишь пожал плечами, и тихими шагами зашел внутрь помещения. Глаза, пораженные резкой сменой света на темноту, долго не могли привыкнуть. Но вскоре все стало лучше, и мы решили пойти вперед. Пиктограммы не было на земле, но в углу валялась краска «Грунтовая». На стенах росла черная плесень знаменитая тем, что бывает только в местах с плохой энергией.
 - Уф, как тут страшно.
Быстрая мелкая рябь пробежала по спине. Ральф пошел вперед, зашел в одну из комнат и посветил вверх. Там кто-то прошел.
 - Скорее! Бежим!
Мы быстро выбежали. Дождь продолжал топить почву. Я вместе со спутницей прошелся по поверхности. Дебри, частая, но не густая растительность. Мы нашли камеры с впаянными дверями. Каменные стены и белая надпись, гласившая о каком-то химическом соединении. Собака показала странный овраг. Сломанные промокшие палки, дряхлая резина и немного земляных бугров.
Ральф решил опять спуститься и опять с Изабеллой.
Разность между землей и под ней слабо чувствовалась. Больше не было того затхлого воздуха. Опять расстояние до того помещения пройдено довольно быстро, и, я решил проверить того, кто двигался. Взяв фонарь в зубы, начал подниматься по лестнице и заметил, что люка никакого нет. Тупо каменная плита. Недоумение свило гнездо в голове, но принять это как должное я, увы, не мог.
Обшарив все помещения и обнаружив только старые бочки с сырыми вентилями, мы выбрались наружу. Уже стало темно, когда направились в сторону дома…
VIII
 - Привет.
 - При…вет
 - А что ты такой грустный?
 - Д…а, просто
 - Рассказывай…
 - Пойдем со мной, и все узнаешь.
 - Хорошо…
Седой вязкий туман тянется оттуда, из далека. Асфальтовая дорожка, усыпанная растительностью по бокам ведет к кладбищу.
 - Ух, жутковато…
 - Ты все равно пойдешь?
 - Да, пойду.
Задумчивое лицо зависло на Ральфе. Изабелла лишь с сожалением смотрела на его искаженное лицо.
 - Ты о чем думаешь? Поделись, расскажи…
 -Ладно. Вот, ты, знаешь, что такое смерть? … Это не песенный гул, разносящийся по всей церкви и притвору. Не священники в рясах и поручах. Это когда был человек, а теперь его нет. Когда ты приходишь в храм поставить свечу за того, кого забрали небеса. Идти рядом с людьми, которые несут на лоне его пластилиновое тело, тоже самое, если бы тебя отсекли часть руки топором .Это терпимо, но неприятно и болезненно. Сможешь ли ты жить без этой части? Разумеется. Но ты будешь о ней вспоминать и жалеть, что она оторвана от тебя. Так же с людьми, уходящими наверх. Они как бы забирают частицу сердца. Вернуть его, значит собрать сердце – невозможно. Ведь первое – его не вернуть, а второе – много таких, кто умер, взяв часть твоя живого органа.
Ральф стоял убитый горем. Серые вязкие облака тянутся подобно густой сгущенки. Белый небосвод, дым от курения сигарет L&M позади тебя, и люди, стоящие рядом безмолвно.
Все они бледны, но холоднее них только моя слеза. Я стою не думаю об этом, но настолько сильно это сворачивают душу в клубок, а потом разрывает, что ледяные соленые струи сами стекают вниз. Спустя 16 лет, промежутком от 2 до 18 лет, существует второе, когда ты уже в полном сознании стоишь подле могилы. Где от него остался только земляной бугор и память…
 - Гм...Ральф.
 - Чего, Изабелла?
 - Я хочу сказать тебе кое-что.
 - Внимательно слушаю.
 - Говорить об этом возможно тяжело, но слушать, подвергая твои уши невероятным пыткам, мучительно. Но сказать я об этом тебе обязана.
Вот смотри, человек отвечает за то, что чувствует. Тебе плохо отсутствие близких людей. Я это прекрасно понимаю примерно так, как будто от сердца оторвали кусок и закопали. Не спорю, ты можешь грустить, плакать, вспоминать. Но запомни, ты страдаешь не от внешних факторов, не от людей или их поведения, а от себя. Осознай это. «Вот я буду грустный» - это говорит о том, что ты действительно можешь управлять своим сознанием, поведением и тем, что ты хочешь. Да, тяжело отличить, но ты должен. Спросишь, почему я про это говорю? Отвечу так, что многое в тебе видно и заметно. Твоя жизнь, это как роман, который по сей день пишется. Только учти, что тобой и никем иным. Перо в твоих руках, и чернильница подле, твоя. Ты бы хотела наверняка счастливую жизнь? Я уверена, что да. Что мешает этому? Ты сам! Зачем рыться в прошлом? Ты пытаешься как-то разворошить муравейник и залезть в него. Зачем? Ты – человек. Так вот, жизнь твоя зависит от тебя. Ты постоянно говоришь о том, что тебе нужна любовь, что ты это чувствуешь. Слушай, дружище, а почему ты еще не нашел ее? Не знаешь? Я знаю! Тебе хотелось бы одну и на всю жизнь, мои мысли уверены в этом. Но если не находиться этот идеал, значит ты не готов. Ты слишком часто, на чистоту, ноешь, жалуешься. Серьезно? Мне привезли тело родного человека, истерзанное клыками зверя и развороченного с кишками на подносе, рядом. Множество людей страдают по разным причинам. Ты тоже хочешь быть в их числе? Хочется ходить тяжело измученным, причем собой? Терзается ведь твоя душа тобой же. Не нравится, измени. В чем причина? Что мешает? Чувство комфорта? Хм, а будет ли оно таким, если тебе плохо? Нет. Значит, начинай менять свою жизнь, причем коренным образом. Изменишь себя, отношение и это когда-нибудь, в нужный момент, вознаградиться.
И последнее на сегодня. Я предлагаю тебе взять свою судьбу в руки словно книгу, и перелистнуть эту засаленную маслом страницу, на ощупь как что-то пупырчатое. Не можешь, значит либо плохо хочешь, либо эта страница пропитала другие, белые и чистые. Дойди до той, где минимально заляпано и пиши свою жизнь самостоятельно. Попробуй во что-то уйти с головой, развиваясь так, как тебе интересно. Когда будешь готов, история сама напишет у тебя на сердце любовь, своим пером. А пока просто развей пепел прошлых костров переживаний, сдуй пыль из-под ног, и иди на свет свечей.
IX
Долгое время мы общались замечательно. Но как известно, всему приходит конец…
На улице стояла промозглая погода. Люди не спеша двигаются по тротуарам, погруженные в свои глубокие вязкие мысли. Небо затянуло свинцовыми облаками. Она стояла лицом к окну, показывая мне свою изящную обнаженную спину. В её руке виднелась сигарета, недавно прикуренная от огня зажигалки. Её дыхание было тяжелым. Волосы беспорядочно стекали по позвоночнику.
- Как ты мог так поступить?
- О чем ты вообще?
- Зачем ты сказал своему брату, что не возьмёшь его на работу?
- Если рассуждать, то, любимая моя, у меня ведь нет такой возможности. Мы в конторе не можем себе это позволить.
- Ну и что? Ты не должен был этого говорить! Теперь как мы будем его успокаивать? Я, например, не знаю.
- Не переживай, пожалуйста. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
- Хотелось бы поверить, но трудно.
- Милая, я лишь...
- Все, я больше не хочу ничего об этом слушать! Оставь меня в покое!
Сказав последние слова с особой злостью, она опять отвернулась к окну. Рука притянула к губам трубочку с ядом, и над её головой поднялся лёгкий прозрачный дым.
Мне ничего не оставалось кроме такого, как сидеть сложа руки на кровати и смотреть на её бедра.
«Да, я не прав. Эх, даже очень. Давать повод, чтобы брат расстраивался - это нехорошо. Ему надо дать шанс реализовать себя. Наверняка, жизнь у него тяжела и обделена счастьем. Кушает он средне, не шикуя. Надо бы поговорить с начальством о нем.»
Рассуждения мои закончились тем, что я, не отрывая глаз, смотрел на зад Изабеллы. Как же она прекрасна! Тонкая чёрная ткань юбки мягко облегала ягодицы. Свет падал так, что я видел отражение её груди на стене.
Меня обуяло невероятно сильное желание. Адреналин резко подскочил быстрее, чем я с перины. Быстрыми бесшумными шагами я подошёл к ней и нежно укусил за ушко. Потом плавно опустил руки ей на плечи и резко развернув, начал аккуратно целовать её в шею. Видно было, что она была возбуждена. Глаза загорелись желанием, но она стояла все так же, спокойно. Продолжая делать это, я быстро расстегнул застежку на спине, и бюстгальтер бесшумно опустился на ковёр.
Теперь она была вся моя. Лицо стало горячим. Я наклонился к ней, и наши языки начали переплетаться. Либо синхронно, либо нет. Касаясь друг друга, они буквально играли.
Придя в полный восторг и окунувшись в счастье с головой, Мари сбросив с себя юбку. Медленно, точно притягивая мой взгляд, стянула с себя трусики.
«Боже, она прекрасна!» Мягкая кожа, подтянутые бедра, стройные ноги, упругая грудь и сокровенное желание.
Наши глаза опять столкнулись, огонь любви накрыл нас, и мы слились в жарком поцелуи пламени наших отношений.
Резко оторвав свои сладкие губы, она толкнула меня на кровать, возвысившись поверх меня. В порыве страсти, она яростно срывала с меня одежду, бросая её на пол.
Закончив прелюдию, мы перешли к основной части. Я поглотил её страсть, совокупив со своей, и мы отдали тела друг другу...

Вечер был эмоциональным. Луна возвысилась, пытаясь окунуть в молочный свет грудь Изабеллы. Мы все ещё были наги. Она прижалась ко мне своей спиной. Я притянул её за бедра ещё сильнее, и, накрыв одеялом, начал медленно засыпать.
X
  - Ра-а-альф… Очнись! Ральф. Ра-а-а-а…
Голос звучал далеко, в глубине, в тумане рассеянными словами, без особого смысла. Нечеткие фразы, отрывки… в памяти.
 - Я… люб…лю… те…бя, И…забелла-а…
Отголоски прошлого, закрыты настоящим. Как вернуть? Невозможно. Умер он и все. Что поделать? Ни-че-го.
 - Ральф, ты меня слышишь? Слышишь?! Я…, люблю…, тебя… Вернись, прошу-у-у
Горькие слезы, тусклые глаза, опущенные руки. Мир закончился для нее на этом моменте. Возможно, она найдет другого. Но дыра будет зиять огромной пропастью сквозь сны и дни, кидая время через бедро, втаптывая его… Исход предрешен, ничто не вечно.
 - Докто-о-ор… Доктор, что у него?
 - Я впервые вижу такое. Никогда раньше не замечал.
 - Что-о-о там?!
 - Сердце разрезано тонкими линями по диагонали, из которых все это время сочилась.
 - Какая?!
 - Ну такая, красивая… алая.
 - Не-е-ет, не верю.
Изабелла осталось наедине с Ральфом. Точнее, с его телом, лишенным жизни, эмоций. Она, набравшись сил, смогла поцеловать его в холодные губы. Они улыбнулись, а по щеке стекла маленькая слеза…