Большой сон Чандлера Хеммета

               
     Архетипический Юнг, чуть покашливая по - туберкулезному в неплотно сжатый кулак, сутулясь козырной зэковской сутулостью, будто бы приобретенной за долгие эпохи высиживания на корточках у привокзальных баров, откуда вот - вот выйдет - не может не выйти - странная женщина - призрак в солнцезащитных очках и черной одежде, пахнущая миндалем и Евой Браун, бля, она ничем другим не может пахнуть, клянусь, это потустороннее, отрешенное от реальности существо целиком из понтов, придуманных скушными, как омлет, вечерами, заполненными какими - то перьями и послевкусием от липких объятий бородатых воздыхателей, коловших и щекотавших буйными порослями нежную горошинку розового клитора, от чего она кривилась и потом долго плевалась, проклиная Шаргуняна, армяшку из Баку, некстати вспомнившегося, как он ходил, козыряя женским итальянским пиджаком и люрексовыми штанами, скрипел, гнида, полуботинками  " Инспектор " и многозначительно поглядывал на початую бутылку  " Алабашлы ", жгучей бровью намекая на таящиеся у самого дна истины, выжатые суходрочно усатыми виноградарями Дагестана, пидарасами, трахающими баранов и чуть ржавые УАЗики, открытым багажником красующиеся в каждом дворе, показывая свои железные потроха нескромным соседям аварцам, пользующим в тех же целях автомашины марки  " Трабант ", прихрамывая, точно контуженный конь генерала Кульнева, небрежно потрепал по плечу Кириенко штрих. Его так прозвали в ПТУ для дефективных подростков, взяв из Уголовного Кодекса эту примочку, штрих, а Кириенкой он был отродясь, у него в соседях проживал дядя Котря, с другой стороны, противоположной, сипел над примусом Апполидорий Южный - Скипидарсный, заслуженный артист Красноярского ТЮЗа, несколько претерпевший от второклассницы Надьки, оглоушившей актера маленькми трусиками, как бы случайно продемонстрированными из - под юбки - плиссе, пошитой сверх плана ГПТШО  " Маяк ", наравне с ядерными отходами поставлявшим трудящимся предметы быта и культуры, как - то : пластиковые трубочки, шарики из линолеума, бумажные тычинки, раскрашенные гуашью, и, конечно же, телепрограммы за пятьдесят седьмой год, где Лемешев - Козловский кричал во весь голос, призывая какого - то герцога выйти и ответить по понятиям средневековой Пармы.
     - Видал ? - зашептал Архетипический Юнг, закуривая папиросу блеклых оттенков. - Масскультура зажимает важные темы.
     - Сам знаю, - отвечал Кириенко штрих, пожимая плечами, - ведь даже фонарь - фаллический символ, что ж тогда говорить о Ксении Собчак ? А ты в курсах, какое самое запретное желание человека ?
     - В курсах, - кивал Архетипический Юнг промозглой головой. - Родиться обратно.
     Вот так, моя милая Алина Александровна, и был окончательно решен вопрос соответствия нонкомформизма маленького Илларионова и задорно круглящихся титечек Аньки Курниковой, причем, как ни странно, в пользу шалых глаз ведьмы Надьки он был решен, приворожившей обезбашенностью автора этой истории напрочь и давно.
     Можно было бы на этом и остановиться, но я поставил на скачивание винтажную порнуху, судя по значку браузера - еще долго, потому продолжим повествовать о вещах шикарных и недоступных среднему человеку две ноги - два уха.
     - Ну ты и подонок, - прошелестела лифчиком сестричка, обнажая неожиданно крупную для столь хрупкого тела грудь, качнула сосками, уставившимися на меня круглыми ореолами, словно зрачки Кашпировского, когда - то зомбировавшего весь Совдеп по обету перед Еленой Боннэр, - возвел троллизм в ранг литературного искусства.
     - Я ученик Баркова и Давыдова, - высокомерно бросал я через губу трогательной Пикачу, на пару со мной угорающей Щедриным и Войновичем над неизменностью движух богомхранимой страны на сморщенном теле космического глобуса, - чисто кручу на х...ю всех несогласных вместе с властями, что вполне могли бы шлепать людишек под бурные аплодисменты, но ограничиваются отдельными мудаками на мостах.
    - Сволочь, - прошептала моя Лукреция, трясясь от страха, - ничего святого.
    - Почему ? - удивился я, стремительно раздеваясь для последующего непотребства. - Вот самое святое. - Я ткнул ее пальцем. - Женское обнаженное тело. О, Форнарина ! - взвыл я, падая на колени и утыкаясь горячим лбом в ее плоский живот.
    - Ну ты и придурок, - замирая от счастья бубнела Пикачу, прижимая меня к пузику, где кто - то скрипел голосом неуловимого Шендеровича о стойкости и доблести в вопросах поедания буженины. - Поэтому тебя и любят все, такого неземного.
    Я раздувался внутренней гордыней, реально чувствуя себя конем. Таким конским жеребцом, типа, Рокко Сиффреди, но лучше. Много лучше и почетчей.
    Через пять часов, плавая по кровати мы рассуждали с ней о запретных темах массового сознания, пока не пришли к обоюдоострому выводу о необходимости внедрения деревянных киянок в грядущий процесс выборов Путина навсегда. Никаких паспортов, никаких открепительных ксив и бюллетеней. Заходит выборщик, гражданин озабоченный поширше, кажет усы и хвост, а ему киянкой по башке. Ннннаааа, сука ! Держал. И всех делов.