Посреди океана. Глава 59

Так-то у Инги с М. почти нет общих воспоминаний. Хоть и учились в одном классе
столько лет. Разве что мелочи какие-то. Ничего особенного.
Однажды был случай... Кажется, в классе седьмом. Помнится, что тогда М. ещё не фасонил в брюках-клеш. Но уже с другими мальчишками ходил курить в туалете. Наверное они думали, что раньше повзрослеют с сигаретой в зубах.
Завуч, конечно, гонял курильщиков, периодически устраивая облавы в туалете. Благо, он был мужчиной и мог позволить себе завалить в мужской туалет в любое время. Но так как в школе мужчин было раз-два и обчелся, то один завуч бороться с курильщиками не успевал. И они тем обстоятельством пользовались, продолжая "взрослеть" в туалете на переменах.
Как-то раз завуч учудил. Это был номер, который трудно забыть.
В физкабинете что-то по-серьезному сломалось, и для ремонта приглашены были работники со стороны. Среди которых оказался то ли карлик, то ли лилипут. В общем, человек, который из-за какой-то поломки  в организме не вырос, оставшись ростом не выше пятиклассника. А так-то это был нормальный взрослый парень, имевший профессию электрика и наравне с остальными работниками делавший своё дело за зарплату.
И вот этот мужичок-с-ноготок, поработав в поте лица в физкабинете, вышел в коридор передохнуть, перекурить, то есть имел глупость подымить сигаретой.
А тут мимо шагал завуч. Увидев представшую его глазам картину, он ошалел.
Надо же, какая наглость! Этот пацан совсем страх потерял! Он даже в туалете не прячется, а нахально смолит прямо в коридоре у всех на виду.
Завуч, не долго думая, схватил бедолагу за ухо и волок таким образом по школьному коридору до учительской. А бедный курильщик, не успев врубиться в случившееся, орал диким голосом. Больно же! За ухо тащить - это даже не за ногу...
Неизвестно, как потом завуч оправдывался перед тем электриком, как там перед ним извинялся, улаживая свой конфуз... Но школьники от души повеселились, наблюдая столь мощное зрелище.
Но это всё так, лирическое отклонение в сторону.
А у Инги был случай...
Обычно мальчишки курили перед физикой, после чего опаздывали на урок. А опоздавших физик, как правило, выгонял сразу, так как терпеть не мог курильщиков, догадываясь, конечно, чем пацаны баловались, прежде чем заявиться к нему.
Физик был тщедушный, в очках, погруженный в какие-то свои абстракции и в замызганный чёрный костюм. Предмет свой он, может, и знал, но доходчиво донести суть до учеников не умел, ибо речью обладал невнятной и, объясняя материал, как бы параллельно думал
о чём-то своём. И, видимо, в той параллели пребывать ему было приятнее, чем
объяснять непонятно кому непонятно что.
Физику в их классе никто не любил, и удрать с этого урока считалось святым делом. Поэтому в расписаниях сей предмет старались поставить первым. Предполагалось, что в начале дня ещё какая-то сила способна удержать неусидчивых учеников на ненавистной физике. И вот,как обычно, урок начался и минут десять-пятнадцать  длился. Одна партия опоздавших курильщиков уже привычно была отправлена за дверь, когда заявилась другая. Ещё двое злостных любителей подымить, одним из которых оказался и М.
И так случилось, что Инга в тот день проспала. Причём капитально проспала. А по физике предполагалась на этом уроке какая-то лабораторная работа, из-за которой чуть ли не оценка в четверти зависела, колебавшаяся у проспавшей физику ученицы в сторону неуда.
В общем, спросонья обнаружив, что уже опоздала, она, толком не причесавшись, кое-как напялила на себя школьную форму, схватила портфель - и понеслась. Успев влететь в
класс как раз в тот момент, когда в него вплыли выплывшие из туалета дымолюбители.
И вот представьте себе картинку. На пороге стоят опоздавших двое мальчишек-курильщиков и девочка, лохматая и плохо соображавшая после внезапного выскакивания из недавнего сна.
Завидев Ингу, М. одарил её удивлённо-смеющимся взглядом, объединив таким образом заявившуюся с их прокуренной компанией, мол, проходи-проходи, третьей будешь.
Класс, конечно же, дружно заржал: типа, классная компашка подобралась! И где они там все втроём болтались?
Физик, открывший было рот, чтобы привычным возгласом:"Выйдите вон!" выгнать опоздавших курильщиков, завидев в этой компании ещё и Ингу, так и остался стоять с открытым ртом. А очки его сами собой изумленно уползли на лоб.
И впервые за всё время он никого не выставил за дверь, разрешив всей троице войти в класс.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

- Извините, приду в другой раз.

- Нет-нет, Инга, проходи! - воскликнул тралмастер. - Посиди с нами чуток. Я скоро  уйду на занятия, и ты потом делай тут, что хочешь.

С этими словами он встал со стула, уступая его мне. И сам уселся на диван.

Сначала мы, все трое, сидели молча, и как кретины тупо слушали истерические мольбы дамочки с магнитофона, обращенные к чайкам.
Чтобы как-то разрушить это дурацкое молчание, я, обращаясь к Витьке, спросила:

- Ну как, додумался до смысла жизни?

- Ай! - он махнул рукой. - Как говорит Коряга, чем так мучиться, лучше удавиться! -
Кажется, он хотел сказать это весело, но получилось не очень.

И опять воцарилось напряжённое молчание.

Я чувствовала себя полной идиоткой, и больше всего мне хотелось, чтобы они поскорее ушли на свои занятия, или куда они там собирались.

- Ты вот, Инга, в юбке, - теперь уже Румын нарушил тишину. - Скажи нам: юбкам можно верить или нет?
Он спросил вроде как балагуря. А сам смотрел мне в глаза серьёзно и испытующе.

- Как? - растерялась я, уставясь на края своего рабочего халата, из-под которого
выглядывал край юбки от ситцевого платья, и инстинктивно его одернула, словно призывая  к ответу на заданный мне вопрос.

- Ну женщинам можно верить? - пояснил он.

- Не знаю. Смотря каким, - ответила я, неопределённо пожав плечами.
Откуда мне знать, к чему он клонил и о чём они тут со слесарем разговаривали. То ли
тот рассказывал про своё лечение у доктора, про свою девушку-инженера, или про фингал Анзора, или, может, пекарь что-нибудь наплел слесарю, а он, в свою очередь, тралмастеру насплетничал чего-нибудь.

- Ты говоришь, нельзя ни в коем случае?! - полушутя воскликнул Румын.
Но как-то горько у него это прозвучало.

- Я так не говорю, - возразила я.

- Ну вот тебе можно верить? - Витька не снимал с меня своего пристального взгляда.

- Мне? - я опустила глаза, не зная что ответить на такой прямой вопрос, словно и
впрямь наврала тут всем с три короба, напакостила и теперь неизвестно как
выкручиваться. - А я что, кого-то обманула?

- Нельзя вам верить, нельзя! - с горечью заключил он.

- А вам, получается, можно?

Я не понимала, что он подразумевал, задавая свои вопросы и делая свои выводы. И как  можно было что-то тут возражать, что-то опровергать, с чем-то соглашаться?
Дурацкое положение, ничего не скажешь. С одной стороны, я ничего такого не совершила, чего должна была бы стыдиться, оправдываться, изворачиваться. А с другой стороны, чувствовала себя так, как если бы что-то натворила, что вводило в смущение.

К тому же этот болван, слесарь, сидел и смотрел на меня с таким  осуждением, словно прокурор. Просто живой укор, а не человек. Что тут делает этот тип? Чего сюда припёрся?
Вроде бы до сих пор в Витькиных друзьях не числился. Наплел, небось, гадостей
каких-нибудь с три короба.

Наконец, Толик, словно услышав мой мысленный монолог, встал и, буркнув что-то себе под нос, ушёл.
И после его ухода как будто в каюте воздуха больше стало. Аж легче задышалось. Какой же он гнетущий человек, всё-таки!

- Который час? - спросил Румын совсем уже другим голосом, своим нормальным голосом, без примеси горечи.
Наверное ему тоже легче стало дышать с уходом слесаря.

- Не знаю, - пожала я плечами.

- У меня над ящиком часы висят. Как раз напротив тебя.

- Нет, не вижу отсюда.

- Как не видишь? - удивился он.

- Так, не вижу. У меня зрение плохое.

- Врёшь! - не поверил он. - Какое плохое?

- Близорукость. Минус полтора на оба глаза, - похвасталась я.

- Не может быть! - опять не поверил он. Как будто речь шла не о плохом зрении, а о каком-то невиданном достижении. - А вон там, что написано? - заинтересовался тралмастер, указывая на календарь.

- Нет, не вижу, - честно призналась я.

- Значит, правду говоришь, что минус полтора, - удовлетворённо произнёс Витька.
Казалось, он был очень доволен тем, что я такая слепая.

- А ты что, окулист на досуге? - позволила я себе некоторую иронию.

- У меня один глаз - единица, а другой - тоже минус полтора, - сказал он таким тоном, как если бы обнаружилось, что мы доводимся друг другу родственниками.

- А как же тебя тогда в море взяли? Да ещё тралмастером? - удивилась я.

- А, здесь всех берут! - махнул он беспечно рукой. - Лишь бы шли только...

- Ничего себе! А нас мурыжили-мурыжили с этой медкомиссией... Правда, про зрение ничего такого не сказали. По всей вероятности, официантом-уборщиком можно и
полуслепым работать.

- Такие большие глаза и плохо видят! - подивился он. - А очки почему не носишь?

- Да я попробовала как-то раз, мне не понравилось. Акварель меня больше привлекает, чем графика. В очках всё слишком чётко видно, а мне нравится лёгкая размытость. Без очков всё красивее выглядит. И природа, и люди. Когда в очках, все прыщи, все морщины очень уж явственно нарисовываются на лицах...

- Ну ты и придумала! - удивился он.

Вскоре он ушёл на свои занятия, а я занялась уборкой.


В полдник обстановка в салоне изменилась.
В атмосфере возникло какое-то напряжение. Было такое ощущение, как будто я хожу по черепкам. Не было ни шуток, ни разговоров, ни даже насмешек. Лишь взгляды. Испытующие, вопрошающие, недоверчивые, недобрые, насмешливые. Разные. Вот только добрых и понимающих я не улавливала. Угрюмое молчание и косые взгляды.
Я чувствовала себя так, словно в самом деле перед всеми в чём-то страшно провинилась.
От беспомощности, бессилия и обиды хотелось плакать. Неимоверных усилий стоило мне сдержать непрошенные слёзы.

В ужин взгляды кончились.
Начались реплики. В основном раздражённые и недовольные.

- Что это за бурда такая? - скривился Сивая Чёлка, поболтав половником в кастрюле со щами. - Иди и отдай эти щи Паше! - приказал он мне. - А нам неси суп!

- У меня кастрюли больше нет, - попробовала я отговориться.

- Иди и вылей ему это в каюту! - посоветовал дядька Юрка Сидоров, прищурившись и поглаживая свою пышную бороду. А затем ехидно добавил: - Вы же знаете, где повара живут!

И я вспомнила, что он видел, как мы с Анютой заходили в каюту поваров в тот вечер, когда был мой день рождения.

- Они нажирались там на полную катушку! - заявил Сивая Чёлка.

- Ага. А потом начались драки среди матросни! - возвестил дядька Юрка и тут же поинтересовался: - А кстати, где наш главный герой? Где наш местный Казанова? - он насмешливым взглядом обвёл салон.

- Прячется от глаз людских. Жизнь переосмысливает, - предположил Сивая Чёлка.

- А всё эта виновата! - заявил стервозным голосом Тявкала, кивая на меня. - Что молчишь? Источник остроумия пересох? Не считай людей дураками! Я давно просек твои маневры.

Я сделала вид, будто это меня не касается.

- Да-да. Во всём всегда женщины виноваты! - поддержал его маленький чернобородый рыбообработчик по имени Женя, по прозвищу Якут. - Мужчина обычно делает, что может,  а женщина, что хочет.

- Теперь тебе, Инга, только и остаётся, песню петь о конфликте с общественной моралью,
- осуждающие сказал дядька Юрка.

- Какую-какую песню? - не понял Сивая Чёлка.

- О конфликте с общественной моралью, - с умным видом пояснил дядька Юрка Сидоров.
И неожиданно высоким голосом пропел: - Огней так много золотых На улицах Саратова!
Парней так много холостых. А я люблю женатого!

- Ага. Но могу помочь. Слышь, Инга? - сладеньким голосом произнёс Тявкала. - Сушу подмоченную репутацию оступившимся женщинам. Крупный в этом деле специалист.

Я, конечно, ничего не отвечала на весь этот трёп. Отвечать было глупо.

- Ну что, Инга, пойдёшь ещё в море? - более-менее человеческим тоном, как мне показалось, спросил дядька Юрка.

- Пойдёт, пойдёт! - раздались сразу несколько возгласов с разных концов стола. - Оморячилась уже.

- Всё! Теперь уже точно пойдёт! Оморячилась! - радостно восклицал Тявкала. - Никаких сомнений теперь нет, что пойдёт! Фарш назад не провернешь! Если уж пошла по этому  пути, то уж всё!

- Она же вроде собиралась куда-то поступать учиться, - вспомнил было дядька Юрка.

- На кого учиться? На кондуктора? - презрительно скривился Тявкала. - Это вовсе не она собиралась учиться, а Анюта. Инга уже всё, она уже пропащая! - он пренебрежительно махнул в мою сторону  рукой. - Конченая! Ей, кроме морей, больше деваться некуда.

В общем, "комплиментов" сегодня наслушалась в свой адрес!

Добытчики тоже заявились на ужин довольно разговорчивые. Но к счастью, настроены   они были более миролюбиво, чем рыбообработчики.

- Инга, иди к нам посиди! - пригласил Вася.

Я, обрадованная тем, что он больше на меня не дуется, присела к ним на минутку.

- Ну что, билеты брать сегодня в кино? Пойдёшь? - поинтересовался Лёха, криво улыбаясь.

- Нет, спасибо. Не стоит тратиться, - скромно ответила я.

- Ты всё время ускользаешь. Всё время ускользаешь. Как в фильме про привидения, - усмехнулся он.

- Отчего-то вы на палубу перестали выходить? - спросил Вася. - Зачахните так.

- Холодно, - ответила я.

- Ну тогда в гости к нам приходите, - пригласил Молдова. Он смотрел на меня
исподлобья, и его серые лучистые глаза потемнели, стали чуть ли не чёрными. - Не знаешь куда? Ну тогда давай я к тебе приду. Я знаю куда.

Мне не понравилось, как он это сказал. И я, сделав вид, что появилась необходимость подойти к другому столу, поспешила их оставить.

Под конец ужина заявились Колька Чёрный и Вовка Беленький. Кирные. Обоих довольно сильно штормило.
На ватных, заплетающихся ногах, они прошли по салону и, поддерживая друг друга, плюхнулись на стулья.

- Инга! - закричал Чёрный. И,мутно глянув на меня, неловко махнул рукой. - Иди сюда!
Я тебе что-то скажу.

- Говори. Я и так хорошо слышу.

- Ну...- он покачал головой и широко ухмыльнулся. - Не могу же я ЭТО говорить на
весь салон. - Он пьяно захихикал.

- Тогда лучше вообще не говори, - посоветовала ему я.

Поковырявшись вилками в тарелках и ничего толком не съев, эти два соловья (соловьи   не потому что певчие, а потому что осоловелые) поплелись к амбразуре посудомойки и стали набиваться к Анюте в гости. Мол, с магнитофоном, и со своей выпивкой придут.

- Нет уж, не надо! - отрезала она решительно.

- Ну мы же не до четырёх утра будем сидеть! - воскликнул Чёрный.
И возмущённо дернувшись, качнулся, хватая Беленького за плечо. Тот зашатался под тяжестью товарища, помотал головой и улыбнулся вялой, бессмысленной улыбкой.

Анюта психанула и в сердцах захлопнула перед их носами своё окошко.

В общем, обстановочка вокруг сложилась не из приятных.
Самое смешное, что не знаю, как себя вести, как реагировать на всё. Тем более, что испытываю какое-то непонятное чувство вины. Ничего плохого вроде бы не сделала, а чувствую себя виноватой.