Три звезды из созвездия Койота... Глава 06
* * * * * * * * * * * * * * *
За тоненькой стенкой избушки без курьих ножек четко слышны голоса. А на каком языке мы разговариваем? Интересно...
“...бра-х-ты брух-ты чинди”
“Чинджии – чиндйи-и – брух-ты - врах”
“Чин дж-ж-и-и”
Не английский. Точно не русский. Не испанский. Язык — не европейский.
“Чинд-ж-ж-ии брах-ты пух-ты ах-ты. Чинди.”
И не полинезийский. Там в основном только гласные...
“Чиньди. Ах ты. Чиньди...”
И не африканский. По крайней мере ни один из тех, которые приходилось слышать у бушменов и "xosa". Те только щелкают да цокают... Та-аааак...
“Чиньди чин-д-ж-ж-ии ах-ты ёлки-палки ух пиф-паф... ”
Хватит. Идем здороваться. Набираем в лёгкие побольше чистого прохладного ночного воздуха. И:
— Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Ру...
— Чиньдиииииии !!!
— Чиньдиииииии !!!
При тусклом свете звезд безлунного неба сложно посчитать, сколько испуганных теней убегают по каньону в сторону хребта холмов, куда через несколько часов направлюсь и я. По тембру голосов ясно — бегут дети. Интересно, что такое “чиньдииии?” Может завтра узнаем? Подожди, подожди... Если подумать, то завтра – это уже сегодня. Плохо. Шлепать одному по такой пустыне чревато. Тут не художественный кинофильм, где всё заканчивается хорошо. Одна ошибка — и наши друзья койоты будут растаскивать по этой же пустыне наши косточки. Значит?
Вариант первый: остаться еще на один день в каморке.
Второй: вернуться на шоссе и топать к автозаправке с телефоном
Третий: вперёд, вперёд, и только вперёд.
— Мне кажется, ты сейчас выберешь самую бредовую идею.
— Тебе, кажется, правильно кажется.
— Нет, серьёзно!
— Нет, я тоже серьёзно.
— Ты спятил?
— А тебе справка нужна?...
Сократовские диалоги – это вещь, конечно, полезная, но было бы еще лучше если бы, как у пульта управления телевизором, у них была кнопка “выкл.”
Как бы то ни было, мы идем к следующему хребту. Нет, не сразу идем. Сначала надо прибрать всё после наших ночных приключений – избушку на курьих ножках, остатки полусожженной занавески, штабель дров, попону...
Огрызком карандаша пишем записку на обратной стороне картонки от какой-то коробки. Так, мол, и так, извините за незванный визит и спасибо. Одолжил лопату, попону, кухонный нож. Вот деньги. Интересно, а сколько прилично оставить? Ведь деньги мне еще точно пригодятся. Нет, жмотничать нельзя. Оставляем самую большую купюру — двадцатку — и выходим из каморки. С помощью керосиновой лампы собираем дюжину кактусовых груш. Через час они почищены и разделаны. (А ведь всё-таки это классная штука — опунция! Обязательно надо будет узнать, как этот кактус по-русски называется.) Случайно в поле зрения попадает комок целлофана от одного из бутербродов. О! Нужная вещь. Смываем грязь и пыль, заворачиваем десять драгоценных плодов и аккуратненько кладём поверх инвентаря в рюкзак. А вот и обед. Немного подумав, прихватываем и вилку – она будет просто необходима если опять подвернется наш друг опунция. Так... Все бутылки наполнены водой, рюкзак упакован, ботинки в хорошем состоянии и шнурки хорошо завязаны, лошадиная попона аккуратно свёрнута и привязана к верху рюкзака. Ну что ж, вперед...
К моменту выхода из каньона восток несложно определяется по узенькой полоске горизонта, где потихоньку начинают таять звёзды. Хребет холмов, к которому нам необходимо дойти сегодня, еще четко не просматривается. Во-первых, слишком темно. Во-вторых, иногда за час или два до рассвета в некоторых пустынях нижние слои воздуха пропитывает какая-то тусклая пелена. Это не туман. Я никогда не смог разобраться, что же это такое, но четко знаю — было бы грубой ошибкой куда-либо идти, пока она не рассеется. Сейчас надо подняться на ближайший холмик моего хребта, набраться терпения и ждать пока в поле зрения не появятся полезные ориентиры – ямы, овраги, дюны, одинокие холмы, или обнаженные каменные валуны, за которыми можно было бы спрятаться от дневной жары. Главное тут — это терпение... Терпение... Терпение...
Ага. На востоке небо уже меняет цвет. Некоторые валуны приобретают тени. Значит, от того холма, где мы сидим сейчас, надо идти вон туда. Там и переждем дневную жару...
Первые полчаса проходят быстро. Пустыня опять меняет цвет. Небо тоже меняется. В какой-то момент все, даже самые маленькие булыжники, приобретают длинные тени, но самая длинная тень шагает передо мной и немного слева. Значит всё в порядке – мы шагаем на запад. Еле заметно моя тень становится всё короче и короче... Иногда на булыжниках встречаются серые ящерицы. Почувствовав вибрацию грунта от моих шагов они сначала замирают, а потом с удивительным проворством исчезают сквозь колючки сухого чапараля. Интересно, а где сейчас мои койоты?
— Эти койоты такие же твои, как и вчерашние бутерброды.
— Не ломай мне мои детские мечты.
— А ну-ка, давай-давай! У тебя могут быть какие-то детские мечты?
— Ну, фантазии, например...
— Интересно. Фантазер нашелся.
— Хорошо, что не “фантазер несчастный.”
— Не меняй тему разговора...
— Какую тему?
— Хочу услышать о твоих, то есть наших, новых мечтах и детских фантазиях.
— Хорошо. Вот только я буду фантазировать, а ты не будешь мне мешать. Ладно?...
.....
.... я сказал “ладно?”
— Я молчу и не мешаю тебе. Итак...
— Иди ты...
— Иду. И ты идешь. Мы вместе идём. Куда ты меня посылаешь? Только давай поосторожней, не забывай, куда бы ты меня ни послал, одному мне туда не добраться.
— А хоть в койотову ж...пу!
— Неужели тебе так досадно за вчерашний бутерброд?
— Ага.
— А может не надо так переживать?
— Да понимаешь, обидно не только, что эта сука его так нагло стащила, а еще и то, что ведь она возьмет и сама сожрёт его...
— Ааааа. Ясно-ясно. Так тебе просто маленького Рыжего жалко?
— Ага.
— Да не волнуйся ты так. В этих пустынях койоты никогда не переведутся. Они живучие. У местных индейцев они почитаются на религиозном уровне. Кажется, как духи-обманщики, как у скандинавов почитался Локи...
— А классно было бы если б из нашего малого рыжего недоноска действительно вырос какой-то местный полубог или дух...
— Вот-вот, фантазируем на тему детство. Давай, давай...
— Иди ты!
— Опять “иди ты.” Скучно и монотонно...
— Слышь, а как ты думаешь, тут индейцы живут?
Эта детская мысль настолько неожиданна, что я на секунду останавливаюсь. А ведь я посреди юго-западной части США, и здесь огромные индейские резервации. Мысленно я начинаю перебирать знакомые названия племен, пытаясь разложить их на географические “полочки” и заострить внимание на тех, кто, насколько я помню, обитают на юго-западе страны.
Так, так... Ирокезы и Гуроны – это Канада. Могикане, Делавары, Мохаук – северо-восток. Семинолы – Флорида. Чокто... тоже, кажется, где-то на юго-востоке. В Миннесоте у нас... Кто там у нас? Гмм... Лакота Сиу... К югу от нас – Кайова. К западу – Шайенн...
— Эй, приятель!
“По-детски фантазировать, говоришь? Как в сказках, говоришь? ” – проносятся в мыслях два саркастических вопросика. Я поднимаю глаза и смотрю вверх, где с груды валунов размером с маленький домик на меня смотрит человек, как капля воды похожий на югослава Гойко Митича – актера, всегда игравшего главных героев в советских фильмах о ковбоях и индейцах. “Машина времени, говоришь?...”
— Давай я сейчас спущусь и мы познакомимся. Вот только сначала сбрось рюкзак на землю и держи руки так, чтобы я мог их видеть, а?
У близнеца Гойко Митича в руках винтовка, и я чувствую, как красота Раскрашенной Пустыни начинает потихоньку блекнуть.
— Уелл... – подбодряет меня Гойко Митич.
— Уелл что?
— Что стоишь? Ждешь, что б я тебе помог?
— Нет, я просто думаю.
— Я рад. Только сначала сделай то, что я сказал и именно так, как я тебе это сказал.
— Вот об этом я и думаю. То есть, мне снимать рюкзак или держать руки, чтоб тебе видно было?
Гойко Митич недолго оценивает мое чувство юмора и целится в меня из винтовки.
— По поводу рюкзака можешь не волноваться. Я его с твоего трупа сниму.
— Снимаю рюкзак, — спешу я заверить человека с винтовкой. Если мне не изменяют глаза, винтовка у него модели Ругер Мини-14 (Ruger mini-14), .223 калибра со среднебойным оптическим прицелом. Это не самая большая зверюшка компании Ругер, но мне очень не хочется умирать вот так одному в пустыне...
— Вот, вот, — подбодряет меня Гойко. – А что ты зажал в правой руке?
— Ничего.
— Выпрями пальцы.
— Они не выпрямляются.
— Нет, я тебя сначала всё-таки застрелю, а разберусь уже потом.
— Стреляй. Но только знай, пальцы правой руки тебе придется отрезать. Они не распрямляются. Так что если очень хочешь отрезать, подожди, пока я умру, ладно? А то очень больно будет.
* * * * * * * * * ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ * * * * * * * * *
http://www.proza.ru/2017/12/19/666
.
Свидетельство о публикации №217121500341