Дорога в детство

В каждом из нас сидит и взрослый, и ребёнок. Только с годами пропасть между ними всё увеличивается и увеличивается и вдруг наступает момент, когда перестаёшь видеть того, кто остался на другом берегу, того смешного, непосредственного мальчишку.  Иногда, правда, вспоминаешь о его существовании, и тогда расправляются морщинки на твоём лице, озарённом улыбкой. Только моменты эти происходят всё реже и реже.
Кто-то вообще не задумывается об этом: если все говорят о естественном процессе старения, чего руками размахивать и возмущаться? Можно в любом возрасте найти свои прелести и радоваться жизни. Только вот, почему-то не ищется и не радуется. Конечно, это, может, я такой урод. А у других иначе как-то. Только что-то мне не верится в придуманную сказку. Хотя допускаю, что это только меня окружают такие же, как я. Как известно подобное притягивается к подобному.
Тогда почему по утрам, когда я с трудом втискиваюсь в автобус, а потом в электричку метро, мне никто не рад, никто мне не улыбается и не спрашивает, хорошо ли мне. Нет, я не призываю, чтобы наши люди переняли американский стиль поведения и механически вопрошали, как я, всё ли у меня хорошо, не ожидая ответа. Потому что всем на всех наплевать. Я же не этого жду. Если честно, я вообще ничего не жду.
Просто, видно, я дошёл до ручки, до какой-то крайности после развода с женой, хотя мы и остались с ней друзьями. Я стал задавать сам себе не совсем обычные вопросы. Говорят, что раз эти вопросы вылезли из меня, значит, время пришло. Не знаю. Может и так. Всему находим объяснение. Главное – объяснить, а так ли это на самом деле, кто ж разбираться в этом будет, когда уже успокоился? А я, похоже, из другого теста был слеплен. Из какого? Да откуда ж мне знать? Не я же себя лепил.
Хотя если предположить, что вся наша жизнь состоит из пазлов, которые нам надо собрать в течение жизни, возникает естественный вопрос: «Что происходит с потерянными пазлами, куда они деваются»? А потом от недоумения начинаешь «чесать репу», будто это помогает найти ответ. И всё же, чем заполнить дыры в «полотне», если не помнишь каких-то событий-пазлов? Даже если они были по шкале значимости и не на первом месте. Место-то у них было. И что будем иметь в итоге? Пробитое вражеской пулей покрывало? А «врага», сотворившего это, однажды увидишь в зеркале и станешь топать ногами?
Но ведь пустота – это видимость отсутствия всего, а на самом деле – в ней есть всё. Значит, и отсутствующие для меня события в ней никуда не деваются, они тихо занимают положенное им место. Это для меня будет ущербным полотно, а на самом деле это не так. Мне показалось, что я очень близко подошёл к разгадке проблемы.
Короче, чем больше я думал в этом направлении, тем больше погружался в пучину. Но ведь многие люди (думаю, что таких всё же большинство) никогда не задают себе никаких вопросов, живут с закрытыми глазами и ничего не ищут. А самое главное, не страдают от этого. Стареют, себе, и радуются, уверовав, что иначе и быть не может. А если может? Если это общество ворует у меня время? Этот вопрос почему-то испугал меня.   
Когда в очередной раз ко мне зашла в гости моя бывшая, я стал спрашивать её:
- Куда исчезло волшебство детства? Почему я забыл, как бегал под проливным дождём босиком, приговаривая: «Дождик, дождик, лей, силы не жалей»… Слова сами складывались в призывы к дождю, солнцу, ветру, облакам. Уже и не вспомнить их, позабылись за суетой дней, серьёзностью мероприятий, делами, заботой, страхами. Боже!
- Для проявлений старческого маразма тебе ещё далеко, милый. Я думаю, ты мне рассказываешь это не потому, что готов пуститься босиком в пляс во время проливного дождя во дворе дома под частушки собственного сочинения и радостные вопли соседей? У тебя виски седые. Нет, это я не к тому, что седина в голову - бес в ребро. Да и не об этом пословица. Ты просто переутомился, - вынесла мне вердикт Марина, хотя к медицине никакого отношения не имела, но проявляла интерес к этой области, справлялась в Интернете со своими догадками и «поражала» слушателей при случае.
- Я же не спятил. Что ты мне ярлыки с диагнозом навешиваешь? Ты же лаборант, не доктор, - напомнил я. – Мне грустно…
- Это депрессия у тебя. Стресс, вызванный нашим расставанием, - уверенно произнесла Марина.
Я не стал её разуверять. Ну, хочется человеку так думать, да ради Бога. Есть женщины, которые почти всегда скучают, и есть, которых сия участь миновала, или они просто не умеют скучать. Так вот Марина относится ко второму типу.
- Тебе не хватает женского общества, общения, - с её новым заявлением я не мог согласиться.
- Милая, мы с тобой сейчас общаемся чаще, чем когда жили под одной крышей, - попытался я возразить ей.
- Серёжа, дело не в разговорах, а в изменении привычного ритма жизни, - настаивала Марина.
Я остановился на полпути, глубоко вздохнул и сделал ещё одну попытку:
- Я иногда вспоминаю, как смеялся, увидев радугу, как бегал по лугу с расставленными в стороны руками, с ощущением полёта над землёй на закате под стрекотание цикад и шелест крыльев голубых стрекоз, под пьянящий аромат полыни, смешанный с ароматом полевых цветов, куда всё это делось? Где всё это прячется?
Марина поставила передо мной тарелку с борщом и внимательно посмотрела мне в глаза.
- Ты, главное, не волнуйся. Найдём.
- Ага, подключим частных сыщиков, психологов и психиатров. А ещё кинологов для пущей важности. Пусть все ищут. Марина, я не сентиментальный идиот, не впал в маразм, не сошёл с ума, хотя выглядят мои рассуждения странно, признаю. И бегать по лугу с расставленными в стороны руками, представляя, что лечу, не собираюсь, - я посмотрел ей в глаза. - И не пью я. Никогда не пил эту отраву, и начинать не собираюсь. Мне не нужен туман в голове, его и без спиртного хватает. Странно, я даже объяснить толком не могу, что меня мучает. Нет-нет, я не испытываю дефицит слов, просто для того, чтобы выразить моё состояние нужны особые слова, а их, похоже, пока ещё не придумали.
Потом мы поговорили о погоде. Я давно заметил, когда людям нечего друг другу сказать, они поднимают тему атмосферных явлений, природных катаклизмов, сообщают прогноз погоды на завтра, на ближайшее время, сожалеют, что давно не было тепла, что погода меняется, и успокаиваются. Хотя, что может быть успокоительного в том, что обещают холод, ураганный ветер и объявляют штормовое предупреждение? Зато во время подобных разговоров не надо думать, напрягаться и, главное, вникать в проблемы другого человека, хотя советов и рекомендаций и здесь не избежать. Короче, я вновь остался со своими тревогами и размышлениями.
Может, детство каждого из нас осталось там, за горизонтом, но, сколько бы ты не бежал к нему, не ехал на машине и не летел бы на самолёте, оно, это самое место, где прячется твоё детство, бежит, едет и летит вместе с тобой, потому что ты стал видеть мир иначе. И на самом деле оно не прячется от тебя, ты просто проходишь мимо него, потому что зрение твоё затуманилось. И ещё, чтобы вернуться к нему, надо встретиться лицом к лицу с прожитыми днями, а ты, как ни странно, не готов к этой встрече.
Говорят, что человек больше всего боится смерти и самого себя. Однажды я проснулся с ощущением, что во сне побывал в своём детстве. Но тайна растаяла с пробуждением, мокрое от слёз лицо – это всё, что осталось от моего сна. Тогда впервые промелькнула мысль, как тень от летящей бабочки, почти безумная мысль, а можно ли найти дорогу в детство. И где она находится? Ага, я и сам бы сказал, если бы это меня не касалось, что дорога к детству находится в твоём сердце. Красиво. Умно. С точки зрения оккультной, мистической, может, и правильно. Но я про реальную дорогу спрашивал. А потом из меня, как из рога изобилия полезли вопросы: «Кто я? Зачем живу»? И дальше сотни безответных «почему»…
То, что жизнь – театр абсурда, театр теней, цирк, мне не надо было объяснять, потому что каждодневные ситуации подтверждали это со странной настойчивостью. Весь опыт моей суетной жизни за сорок лет просто вопил, что это правда. К тому же я знал не понаслышке, что жизнь – дама дотошная, скрупулёзно подсчитывающая, что дала, что взяла, чтоб в конечном итоге предъявить счёт за всё. Это, своего рода, аксиома. Я прочитал где-то, что истину невозможно никому передать, ибо в процессе передачи она погибает. Истину можно только постичь. Самостоятельно. Самому. И вдруг пришло понимание, что последнее время я только этим и занимался.
А потом со мной стали случаться всякие несуразности, от которых мне самому становилось не по себе, а уж что говорить про моих знакомых и друзей, про моих родных и близких. Мои поступки можно было бы назвать неадекватными, если бы я не ощущал в них некую глубинную логику. Я тогда впервые подумал, что судьба оказалась благосклонной к моей бывшей жене, ибо мы с ней расстались задолго до возникновения у меня бредовой идеи отыскать дорогу в детство.
И сын к тому времени был достаточно взрослым и мудрым, чтобы не принимать ничью из сторон. Мы остались для него просто родителями, которые решили пожить отдельно. Такое случается в последнее время у многих: люди устают друг от друга, от претензий, непонимания, слепоты духовной. Может, правда, фактор расстояния играет роковую роль. Как там у Есенина: «Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье». Но есть ещё и временной фактор. Может, в моём случае он ещё не настал?
Марина, может, и не восприняла серьёзно мои стенания по поводу канувшего в лету восприятия мира, но заходить ко мне не перестала, всё так же жарила мои любимые котлеты и вздыхала, когда я поглощал их. Мы по-прежнему общаемся, я выслушиваю её жалобы на коллег. Но нет между нами той искры, без которой тайна взаимодействия двух душ уже не тайна, а расписание уроков какое-то. И всё же она была единственным человеком, которому я сообщил о своей идее. Может, оттого, что больше некому было? Я какое-то время не рассказывал ей о своих поисках и терзаниях. А потом всё же не удержался и спросил:
- Ты случайно не знаешь дорогу в детство?
- Тебе адрес записать или проводить? Это же не дорога в соседний универсам? О чём вообще ты говоришь? Это шутка такая? – спросила Марина.
- Я не шучу.
- Может, ты со своими коллегами изобрёл машину времени? Тогда почему я не знаю об этом, хотя работаю в том же научно-исследовательском институте? Или у тебя просто есть доступ к секретной информации, а у меня – нет, потому что ты – учёный, а я всего лишь лаборант?
- Марин, я о другом. Куда ушло восторженное восприятие мира? Я как-то шёл по парку и вдруг увидел тележку, как в прежние времена, с надписью: «Мороженое». Возле неё стояла продавщица в белом халате и белой шапочке, такая пышная телом женщина, улыбалась прохожим, не кричала, чтоб раскупали сокровище из её тележки, ну, прямо как во времена моего детства. Вот! – подумал я и купил самое дорогое мороженое, что у неё было. Сел на скамейку. Я хотел найти своё детство во вкусе мороженого и не нашёл, потому что оно стало похоже на химическую смесь ароматов, всевозможных добавок и наполнителей. Я не смог его есть, выбросил в урну. И на душе стало как-то тоскливо.  Повторить попытку не решился. Откуда-то знал, что нет того мороженого, которым мы гордились, просто нет. Но ведь оно было. И память у меня, слава Богу, не потеряна. Купил как-то пакет молока и чёрного хлеба. Вспомнил, как после улицы вечером мне мать наливала стакан молока на ужин, и кусок чёрного хлеба отрезала от буханки, круглой такой, как большой ржаной пирог. Это было так вкусно. И здесь меня ожидало разочарование. Молоко на молоко не тянуло, а хлеб, я просто не знаю, из чего его слепили. Но это не тот хлеб, что был в детстве. И только не говори, что это ностальгия у меня по беззаботным временам вылезла наружу из моего подсознания. Неужели тебе никогда не хотелось вернуться в своё детство?
- И что я там делать буду? Мне и здесь неплохо, Серёженька. От добра - добра не ищут. Дорога, где продолжает жить твоё детство, уходит за горизонт, - сказала Марина. – Она иллюзорна, и сколько бы ты не шёл по ней, не бежал, к исходной точке не придёшь, как не встанешь на линию горизонта. Ускользающая цель…
- Я совсем недавно рассуждал точно так же…
Марина молча посмотрела на меня. Мне показалось, что я увидел понимание в её глазах. Это воодушевило меня, и я продолжил:
- Так обычно говорят о том, чего невозможно найти, достичь, до чего в нашей реальности не дойдёшь, не доедешь и не долетишь. Сказка, одним словом. А если всё же оно продолжает жить, если наша жизнь, как слоёный пирог. Это время придаёт линейность событиям. А если его убрать? Останется объём…
- Ага, где прошлое, настоящее и будущее уже есть, где всё случилось или, наоборот, случается именно сейчас. Но ведь ты же не об этом говоришь? Дорога в детство. Мечтатель ты, - Марина подошла к окну, увидела на голубом небе розовую полосу, похожую на дорогу и улыбнулась. – Пространство тебе знаки посылает, - она обернулась, и я увидел нежную, чуть рассеянную улыбку, от которой её лицо преобразилось, стало ближе, что ли, не таким, как всегда, будто она выступает на комсомольском собрании, не таким официальным, может быть.   
- Только я на них не очень-то обращал внимания по жизни, - произнёс я с искренним сожалением.
Марина сделала шаг в мою сторону, будто собиралась кинуться ко мне в объятия, чтобы разрыдаться на моём некогда родном плече. Так устроены женщины: плачут от страха, что им придётся плакать в полном одиночестве, плачут от счастья, плачут от понимания и непонимания, от сопереживания, от тысячи причин, которые, возможно, никогда не понять мужчинам. Я уже готов был предоставить ей своё плечо, но Марина вдруг передумала, взяла себя в руки и  как-то буднично сообщила:
- Я думаю, что там, в детстве, осталась твоя мечта о счастье. Ты хочешь найти того романтика, что сидел на предпоследней парте в левом ряду и сверлил взглядом одноклассницу? Это для неё ты сочинил песню...
Я увидел ожидание на лице бывшей жены, но не захотел отвечать на её вопрос, тем более что это никаким образом её не касалось.
  - Кто-то сказал, что «счастье узнаёшь по шуму крыльев, когда оно улетает». Наверное, так оно и есть. Знаешь, меня накануне просто осенило. Почему я не видел этого раньше? А что если я из детства передавал сам себе весточки? Приходил с букетом полевых цветов, тормошил, требовал проснуться, а я не слышал его, вернее, себя. Звучит, конечно, как бред сумасшедшего. А вчера, стоя вот так же, как ты, возле окна обнаружил (другого слова просто не могу подобрать), что на улице безумствует весна, душераздирающая, щемящая, с дурманящим ароматом. Птички копошатся на ещё голых ветках, что-то ищут, пересвистываются между собой, а в открытую форточку врывается запах земли… Это жизнь, волнующая, трепещущая вдруг напомнила о себе. Я будто спал, спал и вдруг на мгновение проснулся и удивился, испытав неповторимое чувство радости. Знаешь, я подумал, что это детство прорвалось откуда-то из-за горизонта. И вдруг увидел, как на экране в кинотеатре, что я мальчишка шести лет, бегу по лужам, ноги промокли в старых сапожках, и не только ноги, штаны, куртка. Руки замёрзли, покраснели и обветрили, я их засунул в карманы, где лежало моё сокровище: камушки, добытые из весенних ручьёв, из самой глубины. Я подставляю лицо солнечным лучам, понимаю, что от мамы обязательно получу взбучку, когда предстану перед ней во всей красе, будто мокрая курица, вспоминаю про варежки, которые бросил возле ручья, и машу ими, как флагом солнцу, птице, что с любопытством следит за мной. Время застыло, я зажмуриваюсь и понимаю, что мне не важно, что будет потом, потому что сейчас весна в моём теле, прекрасная, волшебная, чарующая заставляет ликовать моё детское сердце. И я кричу, что есть мочи: «А-а-а-а»!
Марина молча подошла ко мне, обняла, а потом отвернулась и незаметно вытерла навернувшиеся слёзы.
- Ты, ты… Андерсен. Сказочник, который верит в возможность отыскать дорогу в детство. И как знать? Может, твоя вера и воля сотворят чудо, и ты найдёшь её. Я впервые, пожалуй, сегодня серьёзно отнеслась к твоим фантазиям, которые, возможно, реальней самой реальности. А сын наш на меня похож. Если бы я ему такое стала говорить, то уже давно бы сидела в кабинете психиатра или ходила на приём к психоаналитику. Ты, это… ищи. Вопреки всему. А вдруг? – она похлопала меня по плечу не как бывшего мужа, а как мальчишку, которому предстояло в будущем лететь в космос, и знала об этом только она одна, а все остальные были в неведении, даже я сам, а потом вздохнула и засобиралась домой.
«Реальная жизнь, - подумал я. – Откуда у меня ощущение, что я лечу с горы, набирая скорость, и остановиться нет сил. Говорят, что «если ты не знаешь, куда идти, остановись и посмотри, откуда ты пришёл». Это сенегальская пословица. Мудрость, одним словом. Вот-вот, но я хочу не просто посмотреть, откуда пришёл, но и найти дорогу туда, чтоб оказаться там».
Я смотрел в окно. Ветви деревьев покачивались в мутном вечернем воздухе. А женщина, с которой я прожил столько лет под одной крышей, торопливо пересекала двор. В какой-то момент Марина оглянулась и помахала мне рукой. И вдруг я ощутил ту самую искру. Будто Вечность уместилась в одно мгновение. Я не знаю, откуда прилетела эта самая искра: от Марины или спустилась с небес, главное, я её ощутил, пусть всего на мгновение. Зато я теперь знал, к чему должен стремиться, что искать. И как это должно быть. Надо же, сподобился. И вдруг вспомнил ту девушку, для которой написал когда-то песню.
Была ранняя весна, выпускной класс… Мы гуляли в старом парке, возле которого находилась наша школа. Шли, не прикасались друг к другу, не разговаривали, словно прислушивались к тому, что у нас крепло в душе. Как можно было забыть это? И имя у неё было какое-то воздушное, напоминающее лилии и лилейники у бабушки в саду. Её звали Лиля. Хрупкое, нежное создание с зелёными глазами в самшитовой бахроме ресниц. Её глаза казались мне чересчур большими. Ни до, ни после встречи с ней я никогда не видел ни у кого таких глаз. Может, она, вообще, была единственной во всём мире? И почему мы расстались?
А песня-то осталась. Хорошая песня. Мы её с ребятами из нашего музыкально-инструментального ансамбля на выпускном вечере спели. А потом мы танцевали с Лилькой, и я шептал ей на ухо всякую чушь. Она струилась в танце, как вода, и напевала под музыку, как пташка, а когда смолкла музыка, вдруг поцеловала меня в щёку и прошептала: «Спасибо». Я так и не понял тогда, за что она меня благодарила: за песню, что ей посвятил, или за то, что шептал, а может, за то, что ощутил её незаурядность через танец и сообщил ей об этом? Ей не доставало смирения, зато любознательность и цепкий ум радовали меня. Иногда мне казалось, что её мысли забегали дальше, чем нужно, пронзали земную логику и являли миру запредельность, отчего её мало кто понимал. Она знала об этом.
- Проницательность в сочетании с природным здравым смыслом не дают мне вылететь за грань. Я слишком рано поняла, что усиленные размышления прогоняют сон. Ты же понимаешь, что я имею в виду не физиологический сон, - она увидела недоумение на моём лице, её руки взметнулись, как испуганные птицы, потом плавно опустились, и я услышал: - Извини. Я просто торопыга. Выдаю умозаключение без расшифровки. Конфуций как-то сказал, что «…Всё в мире изменяется… Только Высшая Мудрость и Высшая Глупость остаются неизменными». Это я не про себя и не про тебя. Это касается иных масштабов. Вся наша жизнь – сон. Я знаю, о чём говорю. Думаю, что и к тебе придёт это знание. Не может не прийти. Мы все идём к одной цели, просто скорость движения разная. Ты надёжный, мне хорошо с тобой. Даже очень. Я должна тебе признаться, - Лилька улыбнулась и посмотрела мне в глаза, - я разговариваю со звёздами, когда мне плохо, и они отвечают мне. Ты только никому не говори об этом, ладно? Меня и так считают странной.   
Я ходил за ней, как мотылёк за огнём. Но ни разу не ощутил себя ущербным в её обществе. К ней приходили какие-то сказочные идеи во время наших прогулок. Случайные прохожие, подслушанные разговоры, мечты, - всё могло раскрыть перед ней очарование тайны. Как-то она сказала:
- Я хотела бы жить не ради любви к себе, а ради любви к другим, к жизни. Ты же понимаешь, что любить и быть любимой – совершенно разные вещи. Я поняла, если ты любишь, ты спасён, хотя у каждого из нас своя дорога…
Я улетел куда-то, а когда вернулся с небес на землю, услышал:
- И я когда-нибудь найду…
Что она собиралась найти, я не знал. Наверное,  прослушал то, что она говорила до этого, потому что не мог понять, о чём вообще речь. Лилька улыбнулась, увидев замешательство на моём лице, взяла под руку и ласково так, как маленькому, сообщила:
- Когда одерживаешь победу, кажется, что победил окончательно, но, оказывается, что впереди тебя ожидают новые битвы. Я знаю только, что чем больше познаёшь, достигаешь, тем сложней и запутанней становится жизнь…
Она оказалась права, только мне понадобилось почти двадцать лет, чтобы ко мне пришло осознание, и до меня дошёл смысл того, о чём она говорила мне тогда.
«И что с ней стало? Чем она занимается, как живёт? Она просто исчезла из моей жизни. Как будто кто-то взял и стёр с доски написанный мелом текст о ней. Однажды я случайно увидел, как она рисует. Лилька сидела на скамейке в парке и так увлеклась работой, что не заметила даже, что я стою у неё за спиной и наблюдаю за процессом её творчества. Когда контуры рисунка были завершены, она взялась за работу над тенью и светом. Я вдруг стал свидетелем чуда: рисунок оживал под её руками. И в тот момент, когда всё должно было прийти в движение, она захлопнула альбом и прошептала: «Как-то так». А потом помахала рукой птице, пролетающей над её головой, и почти побежала к выходу из парка. Я почему-то так и не осмелился признаться, что наблюдал за ней. А на следующий день она вдруг заявила, что ей очень жаль, что я так несерьёзно отношусь к собственному творчеству, ибо в процессе творчества меняется и сам «творец», но только при особом, магическом отношении к своему делу. Я краснел, бледнел и молчал, потому что это было выше моего понимания».
- Странно, из какого сундука вылезло это воспоминание о Лильке? – спросил я сам себя, отлично понимая, что ответа у меня нет, да мне и не нужен был номер хранилища, в котором содержался этот файл.
А вот Лильки мне сейчас не хватало. Мне вдруг показалось, что она уже тогда знала нечто о пространстве и времени, что позволяло ей творить маленькие чудеса, на которые, правда, никто не обращал внимания. Это сродни эффекту дикарей, которые самолёт в небе принимают за полёт птицы. Если в твоём опыте отсутствует что-то, то ты будешь объяснять запредельное явление теми понятиями и категориями, с которыми ты сталкиваешься в повседневной жизни. Я уверен, что тогда в парке я увидел одно из её чудес. И если бы она не захлопнула альбом… Случилось бы то, что я уж точно не смог объяснить. И чудеса жили не рядом с ней, она сама была чудом, тем самым Невероятным, к которому можно так и не приблизиться, прожив жизнь.
 Я не кинулся искать сведения о Лильке в Интернете, не стал спрашивать о ней у одноклассников, с которыми продолжал общаться, потому что понимал, того, что было, уже не вернёшь. Мне захотелось попасть в прошлое, остановить время, схватить тот кусочек счастья, когда мы с ней кружились в вальсе, и спрятать, чтоб сохранить навсегда. Я уверен, что счастье состоит из мелочей, из простых вещей. Но все ждут особенного Счастья с большой буквы. Оно тихо приходит к нам, так тихо, что может проскользнуть у нас перед самым носом, а мы даже не заметим его.
  Марина последнее время переступала порог моей квартиры с ощущением некой вины. Мне это совсем не нравилось, поэтому я попытался выяснить причину.
- Мой мир без тебя стал похож на чёрно-белую картину. Краски будто исчезли. День тянется за днём. Ты в моей серой, скучной жизни, как открытка, присланная ко дню рождения…
Я не знал, как реагировать на её признание, потому что в утешении она не нуждалась. Есть переживания, которые не забываются, но и об этом напоминать ей не было никакого смысла. С Мариной в последнее время я мог говорить обо всём: о большом и малом. Она это знала.
- Не жалуйся на жизнь, даже если она в твоём представлении состоит из несовершенных и алогичных событий. Глупо раскрашивать картинки, если по замыслу автора они должны быть чёрно-белыми. Может, это всего лишь расширение границ твоего восприятия? Иногда мы устаём от шума и ищем спасение в тишине. На самом деле тишина – это представление поэтов. Как учёный могу тебя заверить, что тишины не существует, - произнёс я, хотя не был уверен, что именно ей было нужно: тишина или утешение.
- Ну, и к чему мне твои заверения? Я озадачена, да. Но не разочарована. Я быстро приспосабливаюсь к изменённым обстоятельствам и нахожу в них свою прелесть. И моё высказывание, это не сожаление, не жалоба одинокой брошенной женщины, пытающейся вернуть всё на круги своя. Это образ. Мне интересно стало с тобой. Появилось то, чего в нашем совместном проживании никогда не было. И меня волнуют в большей степени твои проблемы. Нет, будоражат, привносят что-то новое и в мою жизнь. Я всё время думаю о дороге, которую ты ищешь. Я всю голову сломала. А вдруг она и вправду есть, а мы просто её не видим? Аж дух захватывает. 
- Ты серьёзно так думаешь?
- Не знаю, - призналась Марина. – Может, нам к бабке какой-нибудь сходить?
- Зачем? Ты думаешь, мы вытянем счастливый билетик с указанием долготы и широты, где за шлагбаумом едва видна дорога в прошлое, а от неё – ответвления в детство каждого из нас?
Марине не понравилась моя ирония.
- Я тебя не понимаю. То ты плачешься, потому что тебе нужна дорога в детство, то ты ёрничаешь, и я думаю, что ты в очередной раз развёл меня. Посмотри на белые письмена облаков. Кто-то способен их прочитать, а кто-то – нет. Может, есть люди, которые эту самую дорогу видят, а мы – нет. Может нам надо просто найти такого человека?
Марина уже объединяла нас в единое целое. Меня это почему-то не радовало, хотя в её словах, несомненно, присутствовал здравый смысл. 
- У тебя есть кто-то на примете? – поинтересовался я.
- Нет. Но кто ищет, тот всегда найдёт, - произнесла Марина, налила компот в бокал и поставила перед моим носом.
И она нашла, ворвалась, словно ураган, и возвестила, что есть одна дама, которая согласилась принять меня. От этого известия мне стало почему-то не по себе. Но остановить лавину я был бессилен. Марина вызвала по телефону такси и потребовала, чтобы я прилично оделся.
- Что ты имеешь в виду? – поинтересовался я, потому что мне было комфортно в джинсах и старом свитере, которые Марине не нравились.
Она взмахнула рукой и отвернулась. Я расшифровал её жест, как одобрение, чтобы ничего не менять в моём наряде. Хотя, думаю, она просто испугалась, что я не поеду на приём к даме, с которой она уже договорилась.
Когда мы вышли на улицу, ветви деревьев качались в угрожающем танце. Было ли это предостережением или одобрением, я не знал. Мы сели в такси, Марина назвала улицу и дом, где нам надлежало быть. Я расслабился, мы должны были приехать за десять минут до приёма.
- Всё, - сказала Марина, - иди. Я тебя подожду вон в том сквере. Не забудь, третий этаж…
- Не забуду.
Я подошёл к двери подъезда и ощутил какое-то беспокойство. Я не поехал на лифте не потому, что страдаю фобией, просто тянул время. Едва я коснулся кнопки звонка, как дверь распахнулась, и на пороге «проявилась» слегка повзрослевшая Лилька. Время не слишком старалось изменить её внешность.
- Ты?! – произнесли мы одновременно.
Да, у жизни в запасе оказалось немало сюрпризов.
- Я не думал… - мне хотелось объяснить Лильке, что мой приход – чистейшей воды  случайность.
- Я знаю, - перебила она меня. – Во-первых, я рада тебя видеть. И это не случайность. Я ещё тогда, когда мы учились в школе, знала, что наши пути пересекутся. Заходи, Серёженька.
- Здравствуй, - опомнился я и переступил порог Лилькиной квартиры.
- Куртку повесь на вешалку…
- Я это… - залепетал я, вспомнив про старый свитер и небольшую дырочку на рукаве.
«Вот так всегда, моё самоутверждение почему-то выходит мне же боком. И чего не послушал Марину и не переоделся? Сейчас, по крайней мере, чувствовал бы себя спокойно, не дёргался, что выгляжу, как бомж».
- Господи, - улыбнулась Лилька, - о чём ты думаешь? Ты же не соблазнять меня приехал.
- Я совсем недавно вспоминал о тебе…
- Нет, это я вспоминала, - улыбнулась Лилька. – Я всегда знала, что мы с тобой ещё встретимся. Видишь ли, жизнь – для меня, во всяком случае, - произнесла Лилька, - как партнёр по танцам. Она кружит меня то в вальсе, то заставляет выпить горечь из чаши, от которой  темнеет всё перед глазами, и я думаю, что это мой последний глоток, что я сейчас умру. А она вновь хватает меня за волосы, ставит на пол и кружит, кружит, кружит до одури, до самозабвения. Раз, два три, раз, два, три. Новый круг, возвращение. Иногда она наступает мне на ноги, отчего я спотыкаюсь, а потом стискиваю зубы от боли и вальсирую дальше. А потом приходит понимание, что горе и боль – это тоже часть моей жизни, как  синяки и шишки вперемежку со спокойной прогулкой. Жизнь порой закручивает такие сюжеты, что никакому воображению за ней не угнаться…
Я смотрел на неё с открытым ртом. Меня поразили (в который раз) её зелёные какие-то говорящие глаза, словно рассекающие пространство. Они менялись, как декорации на сцене театра: то смелые, живые, слегка дразнящие, то плывущие, томные. К сожалению, я не знал их языка и даже не пытался понять, что они «шептали» мне. В какой-то момент я зажмурился, а Лилька спросила:
- Спрятался? Хорош!
- Я ничего не понимаю. Ты работаешь бабкой?
Лилька рассмеялась.
- Я так плохо выгляжу?
- Да нет. Ты почти совсем не изменилась…
- Но ты же появился возле моей двери не ради того, чтобы сообщить мне это. Всё, что происходило у тебя под носом, ты не видел или не хотел видеть. Не видел красоты, не видел счастья, которые никуда не делись, они рядом. Ладно, проходи в кабинет. Я не буду протягивать тебе розы вверх ногами, чтобы были видны одни лишь шипы, о которые можно уколоться. Но и цветы скрывать не намерена. Всё важно. Без стебля и шипов не было бы и цветов. Я думаю, что тебе необходимо вернуться к истокам, отсюда и твоя идея-фикс…
- Это не бредовая идея, - возмутился я. - Хотя с точки зрения нормального человека – бредовая. О каком возвращении ты говоришь? К каким истокам я должен бежать? – спросил я, а потом закрыл глаза и выдохнул: - Я ищу дорогу в детство. И я не сумасшедший.
- А я и не утверждаю это…
- Ты мне поможешь?
Лилька улыбнулась.
- Конечно. Потому что я нашла её…
- Что?
- Я говорю, что нашла то, что ты ищешь…
- Где?
- Ага. Пароли, явки, бесплатный билет… Осталось только вручить тебе всё это в запечатанном конверте, чтоб ты был счастлив, - она сделала паузу. – Этот номер у тебя не пройдёт. О. Генри говорил, что «дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу». Вообразить и поверить – это всё, что требуется для реализации идеи. По-моему, ещё Кант говорил, что «время и пространство – лишь совокупность наших ощущений».
Я резко обернулся, и стал тонуть в её глазах. Мне показалось, что я перестал дышать, что умер, но при этом продолжал думать, анализировать происходящее.
- Садись в кресло, - тихо проговорила она, - дыши ровно и ничему не удивляйся…
«Ага, сейчас зверюга из другой комнаты выйдет и ляжет у моих ног, чтоб не сбежал».
- Ты свободен. Ты можешь встать и уйти…
«Ну уж, дудки. Я не за тем пришёл, чтоб сбежать. К тому же ты мне нравишься, Лилька. И всегда нравилась, - подумал я и вдруг увидел, что потолок над моей головой стал медленно растворяться, проявилось удивительно яркое звёздное небо, залитое сиянием полной луны, как холодным солнцем. – Чудеса в решете. Хотя ты всегда меня удивляла. Но сейчас же день. Откуда на небе звёзды и луна? Это не небо, а звёздная карта какая-то. Будто мы смотрим из колодца». 
- Из туннеля, - услышал я. – Сейчас всё придёт в норму.
«Какую норму»?! – чуть не закричал я и увидел, что стены тоже растворяются, а мы с Лилькой сидим на лесной поляне.
- Час от часу не легче, - прошептал я и встал, чтоб осмотреться.
Я не доверял своим глазам, поэтому стал ощупывать землю и траву, нюхать цветы. Со стороны зрелище не для слабонервных. Лилька тоже встала и с интересом наблюдала за моими действиями. Я, в конце концов, устал ползать по поляне, посмотрел на Лильку и спросил:
- Где мы?
- В лесу, - ответила она. – А ты, я так понимаю, координаты пытался выяснить?
- Перестань издеваться. Мне всё это только кажется, а на самом деле мы продолжаем сидеть с тобой у тебя в кабинете… Гипноз! – вдруг осенило меня. – Ты мне внушила, что мы с тобой на поляне. Но на самом деле я нахожусь в замкнутом пространстве, то есть у тебя в квартире, - победная улыбка и расправленные плечи должны были показать Лильке, что меня просто так не проведёшь. – Сейчас! – воскликнул я. – Сейчас я сделаю десять шагов вперёд и упрусь в стену, потому что она никуда не делась, - произнёс я и зашагал с гордо поднятой головой, а Лилька продолжала молча наблюдать за мной.
Она не мешала мне.
- Ну, если тебе спокойней от этой мысли, то можешь продолжать успокаивать себя и дальше, - сказала она. – Но на самом деле всё не совсем так, как ты думаешь. И это никак не связано с телепортацией. Чтоб уж исключить хотя бы ещё один пункт из твоего гадания на пальцах.
Я сделал уже пятнадцать шагов, но так и не упёрся ни в какую стену. Я обернулся и растерянно посмотрел на Лильку.
- И где она? – спросил я, сделал выпад ногой, но ударил не в стену, а в пустоту. – Куда ты её дела?
- Должна признаться. Никуда. Стена осталась в комнате. Послушай, что ты ищешь на этой поляне? Хочешь вернуться? – Лилька спокойно смотрела на спектакль, который я устроил, и улыбалась.
- Гипноз – это насилие, а ты мне заявила, что я свободен…
- Всё зависит от того, какой смысл ты в это слово вкладываешь. А может, свобода – это когда иллюзии потеряли власть над тобой?
- Приехали.
- Нет, проявились. Ты ещё помнишь, зачем пришёл ко мне? – спросила Лилька и вновь улыбнулась. – Если память не потерял, тогда нам туда, - она указала на самое высокое дерево. – И ещё, ты не обрёл способность проходить сквозь стены, - ответила Лилька на невысказанное мною предположение и ещё раз напомнила, чтобы я не потерял ориентир. – Дерево, - произнесла она.
Я посмотрел туда, куда она указывала. Дерево тут же закивало ветвями, словно подтверждая её слова, что мы должны идти к нему.
«Нет, это просто совпадение», - утешил я себя.
А Лилька пожала плечами и пошла к дереву-великану. Я засеменил за ней следом и вдруг за кустарниками, что росли почти сплошной стеной с обеих сторон дерева, увидел грунтовую дорогу, которая начиналась не от шлагбаума, а от  покосившегося столба, как некой точки отсчёта.
- Столб чётко стоит на границе двух миров. Тебе – туда, - она вновь показала направление, а потом посмотрела на меня.
Вид, наверное, у меня был растерянный, потому что Лилька поинтересовалась:
- Не передумал?
- Нет, - почти уверенно произнёс я.
- Да, вернуться ты сможешь иначе. Вот, - она протянула мне колокольчик. – Позвонишь три раза, окажешься у меня в кабинете.
- А ты? – спросил я.
- Что я? Мне в твоё детство, вроде как, нет смысла идти. Я домой, а тебе – туда, - напомнила Лилька.
- А если я заблужусь?
- Дорога не даст. Это твой путь, - произнесла Лилька, повернулась ко мне спиной и, словно бабочка, запорхала к центру поляны.
Я вздохнул, раздвинул кустарник, сделал несколько шагов, дотронулся до пограничного столба, после чего огляделся. Местность не изменилась. Меня это не то чтобы успокоило или воодушевило, но всё же как-то поддержало мой почти упавший до самой земли дух. Я готов был бежать, но рука словно прилипла к столбу. И тогда я сел возле него, прислонился спиной и прикрыл глаза. Я ощутил прилив сил. Скорее всего, это было самовнушение, но оно помогло мне справиться с нерешительностью. Я встал и уверенно пошёл вперёд.
Дорога вывела меня к узкоколейке, с одной стороны которой был луг, с другой -  улица моего детства. Я знал, что её давно снесли. На её месте построили детский спортивный комплекс, школу, универсам и многоэтажное здание. Да и самой узкоколейки давно не было. Я на всякий случай протёр глаза, ущипнул себя несколько раз - улица моего детства не исчезла. Сердце в моей груди готово было выпрыгнуть наружу. Мой деревянный одноэтажный дом был  в десятке шагов от меня. В палисаднике цвела сирень. Я медленно, шаг за шагом, приближался к дому, где прошло моё детство, где осталась боль и радость, где мои родители и бабка с дедом пытались оградить меня от надвигающейся беды, о которой они знали, а я лишь догадывался, предчувствовал и пытался прогнать. Мне стало жарко, я хотел снять свитер, но потом передумал.
Я замер возле калитки, смотрел, как завороженный, боясь пошевелиться, чтобы не исчезло то, что с таким трудом искал и вдруг нашёл. Я прикоснулся к забору, а потом чуть ли не навалился на него. Аромат сирени кружил мне голову. Я знал, зачем шёл, или думал, что знаю. Это был путь возвращения к себе. Осталось открыть калитку и войти. 
Но именно это оказалось сложнее всего сделать. Мысли устроили свистопляску у меня в голове. Я вдруг испугался, что столкнусь во дворе с живой матерью, услышу её голос и смех, увижу давно ушедшего в мир иной отца, который сидит на лавочке под яблоней и фотографирует жену, развешивающую бельё во дворе. А может, меня узнает наш пёс Рекс, кинется ко мне с радостным лаем, и, вопреки всему, я обниму его, потреплю за уши, а он позволит мне это сделать. Но больше всего меня страшила встреча с самим собой. Я ощутил, как моё сердце стало отплясывать у меня внутри что-то непонятное, лишённое чёткого ритма, некие вариации на тему грозы в начале мая. И хотя молния не прорезала гигантским зигзагом небосвод, не было слышно грома, и ливень не хлестал меня по лицу, я как-то сжался весь, скукожился. Я долго колебался, вытащил даже колокольчик из кармана брюк, но потом спрятал его и открыл калитку.
Я увидел во дворе мальчишку, ощутил, как тёплая волна захлестнула меня и почти поглотила. Это был я в шестилетнем возрасте. Я боялся напугать себя, сидящего среди разбросанного хлама, который собирал не один день. Это всё были нужные мне вещи. Я вспомнил этот день, день, когда матери стало плохо, как приезжала скорая помощь, а потом меня выпроводили поиграть во дворе. Я строил из песка замок, потом возводил подъёмный мост, что-то бубнил себе под нос: то ли песню пел, то ли былину сочинял.
Со стороны могло показаться, что мальчишка дурью мается, занимается неизвестно чем. Но я знал, что на самом деле я был в это время за тридевять земель от собственного двора, там, где процветало добро, где рыцари охраняли вход в царство, где жила прекрасная принцесса и где никто никогда не умирал. Я мчался там по полю на вороном коне, как ветер, чтобы достичь вершины холма, откуда были видны неприступные стены. 
Наши мысли и видения совпали на какой-то момент. У меня возникло ощущение, что я невидимка. Захотелось кашлянуть, позвать себя, чтобы наши взгляды встретились, и вдруг из каких-то глубин вылезло воспоминание, что я не первый раз встречаюсь с самим собой из будущего. Это так поразило меня, что я готов был опуститься на землю и завыть, а потом закричать, что этого не может быть.
Перед моим взором возникла картинка, как я спас самого себя в лесу, где меня бросили старшие мальчишки, потому что я увязался за ними зимой на своих маленьких лыжах, а силы не рассчитал и безбожно отстал. Ноги и руки перестали слушаться меня. Я сидел под деревом и горько плакал. И тогда, словно из тумана стал проявляться я, взрослый дядька, который сообщил, что я из будущего пришёл помочь ему, вернее, себе, взял на руки и донёс до узкоколейки. А он поцеловал меня в щёку, схватил лыжи и побежал к дому. Как я мог забыть это? Почему он это помнит, а я нет? Что ещё я вычеркнул из памяти? Или… или это было после моего сегодняшнего посещения? Для меня это ещё не случилось. Может, просто во второй раз я попал в более раннее время?
Мальчишка схватил палку и стал бить по песку, пока от замка не осталось и следа. А потом опустил голову и заплакал. Он размазывал слёзы по щекам и шмыгал носом. Это были слёзы отчаяния, боли и страха за мать. Ему ещё предстояло пережить её смерть, он ещё не знал, но в самом воздухе уже ощущалась боль. Я не заметил, что тоже стал шмыгать носом вместе с ним, точно так же, как это делал сидящий передо мной маленький Серёжка. Он поднял глаза, увидел, что я плачу, и смутился.
-  Давно стоишь? – спросил он меня, как старого знакомого.
- Нет. Мама? – задал я вопрос и испугался, потому что вспомнил, что сегодня к ней приезжала скорая помощь, что в глазах врача я прочитал приговор, но не захотел верить.
- Ты же знаешь больше меня, ты уже пережил многое из того, что мне только предстоит, зачем спрашиваешь? Это я должен у тебя спрашивать, но не буду. И вообще тебя не должно было быть здесь. Я иногда вижу куски из будущего, а потом убеждаю себя, что я всё это придумал сам. Я даже не уверен, что я взрослый сейчас на самом деле стою рядом. Я как-то бабушке сказал, что прихожу иногда к себе из будущего. Она сказала, что это пройдёт.
- Мне не хватало тебя все эти годы. У меня в какой-то момент случился провал в памяти. Я забыл почти всё. А потом вновь стал искать дорогу в своё детство. Я недавно вспоминал, как бегал по лугу…
Что-то сжало моё горло, и я замолчал. А потом вдруг пришло осознание, что это не мне нужна поддержка, а ему, потому что впереди невосполнимые потери, от которых будет всё сжиматься внутри и высохнут слёзы. Те самые, которые так щедро сейчас текли по моим щекам.
- Мы справимся, - вдруг произнёс маленький Серёжка, подбежал ко мне, обнял, и я вдруг услышал свой собственный хриплый голос: - Конечно, справимся, малыш, иначе бы я не стоял сейчас рядом с тобой.
И в этот момент мы увидели бабушку.
- Я же говорил, говорил! А ты не верила. Я не врал, - Серёжка разжал объятия и подбежал к бабке.
- Вижу, - сказала она, - но лучше бы не видела. Я не верю в привидения. А как иначе объяснить твоё появление, не знаю. На мать стал ещё больше похож. Господи, кем хоть стал? – спросила она меня.
- Учёным, - я достал колокольчик.
- Я родителям ничего не скажу. Им и без чудесностей проблем хватает, - прошептала бабка, - да и подумают, что у меня хаос в отдельно взятой голове, - она отвернулась.
- Ты, это, заходи теперь, хоть иногда. Дорогу-то разведал, - я увидел улыбку на  лице мальчишки и улыбнулся в ответ.
- А я ведь знал, всегда знал, что она существует, - произнёс я.
- Самое смешное, я уверена, что ты не аферист, и тоже говоришь правду. У вас даже родинки на щеках одинаковые и, - она взяла меня за левую руку, посмотрела на ладонь, - и шрам… Ты помнишь, откуда он у тебя?
- С крыши сарая прыгнул, рукой на разбитую бутылку попал, а ты сказала, что гордиться нечем, шрамы, полученные по глупости и из-за непослушания, не украшают мужчин, что прежде, чем что-то сделать, надо думать. И теперь у меня на левой ладони навсегда останется узелок на память.
- А шрам и вправду похож на узелок, - проговорила она, посмотрела на наши ладони, обняла нас и всхлипнула.
Я ощутил, что пора возвращаться.
- Торопишься? Я никому никогда не говорила, но иногда я вижу…
- Я тоже его вижу, - улыбнулся маленький Серёжка. – Он курит трубку и даёт тебе советы.    
  - Но об этом лучше никому никогда не говорить, - вздохнула бабушка.
- Я знаю. Вот, - Серёжка протянул мне оловянного солдатика, а я, крепко сжимая его в руке, позвонил, наконец, в колокольчик.
- С возвращением, - услышал я голос Лильки.
Я вновь сидел в кресле у неё в кабинете.
- Хоть всё это и не может быть правдой, всё же спасибо тебе за кино из детства, - произнёс я. – Сбылась мечта идиота. Я хотел найти способ наяву проникнуть в прошлое…
- Это не кино, - резко оборвала мои излияния Лилька. – Прошлое не исчезает, а будущее уже существует. Знаешь, Платон говорил: «Время есть движущийся образ Вечности». Древнеримский бог дверей – Янус владел ключами от прошлого и будущего.
- Уж не хочешь ли ты мне сказать, что он подарил тебе эти самые ключи? – спросил я.
Улыбка преобразила лицо Лильки.
- Разожми ладонь, - попросила она.
Я смотрел на оловянного солдатика, а слёзы, те самые слёзы, которые я долгие годы не мог выдавить из себя, вновь потекли по моим щекам уже второй раз за последний час. Я перевёл взгляд на Лильку, потом вновь на солдатика и прошептал:
- Солдатик. Это же мой солдатик, Лилька. Оловянный. Ты понимаешь, что это значит?   Дорога! Она есть. Понимаешь, есть! Я был там. Был! 
Лилька подошла ко мне, погладила по голове, как маленького, и сообщила:
- Конечно. Ты вспомнишь всё. Стена, которую ты возвёл после смерти родителей, сегодня рухнула...
- Лилька, - я уткнулся головой ей в грудь, потом посмотрел снизу вверх, потому что встать с кресла у меня не было сил, увидел, что её глаза тоже блестят от слёз, хотел сказать, что люблю её, но не сказал, потому что Лилька улыбнулась и приложила палец к моим губам.
- Я знаю, - прошептала она, - знаю, милый, - а потом наклонилась и поцеловала меня.
И в этот момент я увидел боковым зрением шестилетнего Серёжку, смотрящего в приоткрытую дверь Лилькиного кабинета. Он подмигнул мне, а потом растворился в сгустившемся воздухе. В голове всплыли слова: «Я иногда вижу куски из будущего, а потом убеждаю себя, что я всё это придумал сам...»
 
Октябрь 2017 года