Глава 11. Крыса

 Петер открыл глаза и закрыл. Усталость сковала все тело, рана на лбу здорово саднила. Хотел было повернуться, но сделать это и лечь поудобнее что-то мешало. Снова открыл глаза, морща лоб, приподнял голову, но удержать ее на весу не смог, и снова уронил лоб на что-то твердое, мокрое. Это асфальт или бордюр: «Вот наклюкался», - единственное, что ему сейчас пришло в голову.
Потянул к себе руку, но она не поддавалась его усилиям, висела, обо что-то упершись. Потянул к себе другую, правую – поддалась, уперся ею об пол, и попытался приподняться, но не удалось, рухнул. Голова в висках раскалывалась от боли. Но неудобство лежать все-таки заставляло его заново находить в себе силы и двигаться до тех пор, пока не умостился удобнее.
Прислушался, тишина, значит, находится не на улице, скорее всего у себя в ванной, только там у него плитка на полу с подогревом, а здесь холодная.
- Таня-я, - просипел он. – Та-ань, я у тебя? – Тишина, прослушиваются только звук редких капель, падающих или на пол, или в ванную. Это несколько успокоило его, значит – дома. Все забывает вызвать слесаря из ЖКО и отремонтировать эту трубу.
Михаил напряг левую руку и с усилием  вывернулся и лег на правое плечо, уперев голову на стену. Но долго лежать так не смог, шея занемела, рука - тоже. Но, что же это ему мешает стянуть сверху занемевшую руку. Открыл глаза, вокруг тусклый свет, и упирается он головой не в стену, а в ржавую отопительную батарею.
«Где это я? - осмотрелся по сторонам, насколько хватало усилий. Серая стена. На полу битая кафельная плитка. – Что, в подъезде? Как мало света, еще видно на улице только начинает светать», - и посмотрел вверх.
Его руке мешала какая-то толстая проволока. Присмотрелся, еще раз приложил усилие, чтобы стянуть с нее кисть руки, но та впилась в его кожу, кости так сильно, как клещи, и не отпускала.
- Вот наклюкался, - прошептал вслух Михаил. – Стыдуха…
«Танька злая, наверное, - продолжал он судорожно вспоминать о прошедшем вечере. - Что я там подмешал себе? Ну, ничего не помню. Сидели на втором этаже «Уюта» - помню. Пили какое-то кислое вино. Да-да. Потом, ну ничего не помню.
Нет, Земы не было. А может потом пришел».
- Что же там было! - Зарычал он и, приложив все усилия, попытался приподняться на ноги. Сначала на колени, но сорвать руку с проволоки так и не смог.
- Сволочи! – закричал он, поняв, что вместо проволоки это наручники, пристегнутые к кисти его руки и батарее. 
   «Кто это сделал? - испуганный сложившейся ситуацией продолжал судорожно теребить свою память Михаил. – Зема? За что? За что? Я долг как и обещал, верну. Верну, а твоя Танька мне на хер не нужна. Да и я ей. Неужели пронюхали?».
И только теперь, привстав, он осмотрелся по сторонам. Какая-то небольшая комната. Обшарпанная, без окон. Тусклая лампочка, висящая на проводе, обернутом на гвозде, вбитом в двер, еле-еле освещала помещение. Посередине комнаты небольшой стол с миской, в которой что-то лежало, то ли хлеб, то ли кирпич.
В подвале, что ли?
Вон что-то на стол взобралось. Кошка? Нет, крыса. Увидев эту огромную, с длинным хвостом гадину, Михаил передернулся от испуга. С этими тварями он был хорошо знаком, еще со службы в армии, когда попал за самоволку в гарнизонную гауптвахту. Его камера находилась напротив столовой: небольшого широкого коридора со столом посередине. Кто-то из охранников оставил на столе миску с кашей.
И за счет того, что квадратное окошечко в его двери было оставлено открытым, Мишка подлез к нему и прислушался есть ли охранник в коридоре. Но была тишина, и Михаил не выдержав, закричал: «Охрана, жрать хочу, дайте мою кашу!»
Но его никто не слышал, а только три огромные крысы, залезшие на стол и с аппетитом пожиравшие кашу.
Только утром его разбудили, когда вывели в туалет…
Трое суток Михаил насмотрелся на этих крупных – с кота, жирных гауптвахтенных крыс, королевавших в «столовой» постоянно, - с утра до утра, не обращавших никакого внимания на солдат-охранников, проходивших мимо. Те, скорее всего, их больше боялись, и поэтому по ночам в коридор второго этажа гауптвахты не поднимались, а только днем.    
          
-2-

Рука затекла. Михаил оперся плечом в стену и продолжал наблюдать за крысой. Она подбежала к тарелке и обнюхала то, что в ней лежит. Это ее заинтересовало и, взяв что-то, лежавшее в тарелке, начала грызть.
Шум слева возвестил о появлении  еще двух крыс, буквально сбежавших сверху по широкой трубе, скорее всего канализационной, вниз. Не обращая никакого внимания, как и первая крыса, на Михаила, они бросились к столу. Легко, в два прыжка, через табуретку, забрались на него и подбежали к миске. Первая их приняла спокойно, уступив место у тарелки, и начала попискивать, видно что-то рассказывая своим друзьям о нем, Михаиле.
«Долго еще будут издеваться? - В какой раз задал себе один и тот же вопрос Михаил. – Попался! Так и знал, что с этой… лучше больше не встречаться! Вот лиса! И все ей мало, мало, мало».
И вот послышался за стеной новый звук, кто-то за дверью громко кашлянув, провернул ключ и потихоньку, видно чтобы не разбить висящую на двери лампочку, открыл ее. Лицо хозяина было скрыто седою бородой. На лоб плотно натянута шляпа с широкими полями.
Его Михаил видел впервые. Это точно.
- Не рыпайся, паря! Они, пока, сытые, - хозяин кивнул в сторону приподнявшихся на задних лапах крыс, которые, видно с не меньшим интересом рассматривали вошедшего мужчину.
Постояв несколько секунд, тот повернувшись к Михаилу спиной, вышел из комнаты.
После звука ключа, повернутого в дверном замке, свет в комнате погас. Михаил почувствовал смрад холодного сырого воздуха, ударившего ему в нос, холод на лбу, из-за выступивших на нем капель пота, стекающего в глаза, и щиплющего их.
  - Я так не хочу!
Чего не хотел Михаил, крыс не волновало, как и выключенный свет. Наевшись, они начали беситься, носиться по комнате, временами задевая своими хвостами или телом вжавшегося в стену Михаила.
«Кто это?» - эта мысль как сверло все больнее и больнее начала врезаться в сознание Михаила.
«Кто это?» - эта мысль, как холодный мокрый воздух подземелья начал залезать ему в рванный костюм, под рубашку и сжимать изнутри его грудь.
«Кто это? - стонал он, и замер, почувствовав, как горячая моча потекла по его бедрам, впитываясь в трусы, брюки. – Этого еще только не хватало», - всхлипнул Михаил.
Слезы не остановить... Чувство бессилия, тяжелее гири, начало давить внутри, и, не выдержав этого состояния, он громко разрыдался, царапая свободной рукою под собою цементный пол. И только сорванный ноготь, безумной болью, остановил эти движения.
Кому же он насолил из своих? Кому? Земе? Да он сам, что, лучше? Они связаны с ним по горло не только квартирными делами. Сколько людей, деньги которых Зема прибирал к себе, и пытавшихся с ним судиться, сейчас пашут на папу Карло. Как рабы, как собаки на ошейниках в свинарниках, на мельницах, на кирпичных заводах. Злорадно перебирая что-то в памяти, думал Михаил.
А может это все задумала Танька. Попользовалась им, сколько хотела, и теперь «умыв ручки» скинула его в утиль. За что? Что ей мало денег отмыл в рекламной конторе? Вот сучка. Ну, ничего, я еще до тебя доберусь, ты у меня не только будешь жить с крысами, а к бичам тебя скину, на мусорку, чтобы там всем желающим лизала.
Вот сволочи! Сколько можно выдавливать крови из меня? Сколько?
Михаилу, наконец удалось поудобнее сесть, успокоился. Ничего в голову больше не лезло. Только одна очень далекая, желанная мысль, согревающая его душу, что это все, что здесь с ним происходит, ненадолго. Может не Земины или Танькины ребята сюда его засунули, а Саргана или Кислого. Хитро, чтобы прокололся и против Земы стал работать. Но в этом он не силен, к своим бабкам Зема ни кого не подпускает, и отдавать их в общак  тем более, не собирается, их отнимал у того, кто ему платил за работу.

-3-

Михаил проснулся от резкой боли в пояснице.
- У-у-у! - заревел он. – Мужик, хватит кобениться, отпусти, спина разрывается от боли! А-а-а! Дай что-нибудь обезболивающее! У-у-у!
Только минут через сорок он, превозмогая боль, смог усесться на пол, упершись спиною на батарею, и – замер, боясь шелохнуться. Опять погрузился в дремоту.
Что-то легкое забралось на его стопу. Нет, что-то тяжелое, придавливая носок к полу. Сопротивляться этой силе Михаил уже не мог. И в одно мгновение, почувствовав резкий удар током, идущий от стопы в поясницу,  или наоборот, так и не поняв, закричал от боли во всю свою мочь:
- А-а-а! Изверги! А-а-а! Сволочи!
В комнате включился тусклый, еле освещающий комнату свет. Дверь отворилась, в комнату заглянул тот же мужик.
- Это еще цветочки, пан. Подожди, надоешь, уйду, - прохрипел он и бросил под стол краюху хлеба.
Дверь закрылась. И Михаил тут же провалился в обморочный сон, как в огромную черную трубу.
…Боль в спине находиться ему в состоянии покоя долго не давала. Вывернув на сорок градусов левую ногу в сторону, опять почувствовал покой. И только сейчас заметил, что в комнате горит этот тусклый свет.
Под столом четыре крысы уплетают хлеб, пряча друг от друга его куски.
«Вот попал. Есть хлеб, есть жизнь, нет хлеба - сожрут заживо».
Резкий запах вони от пота и мочи, ударивший ему в нос, начал неприятно свербить в горле. Но от этого уже не уйти, одежда пропахла и напиталась всеми его выделениями, что в скором времени может заинтересовать не только этих крыс, которые, видно, живут поблизости, а и других - подальше.
Эту мысль все чаще и чаще приходящую в сознание Михаил всеми силами старался отгонять от себя. Вспомнилось, как тогда, года три-четыре назад, он готовил к продаже пожилую семью, выложившую три миллиона рублей Земе за будущую двухкомнатную квартиру, которую они никогда от него так и не получат. А только возможность перебраться из подвала. Подвала, наполненного сыростью, червями, отвратительными многоножками, тараканами и крысами, в котором он их держал, в другой подвал, сарай или землянку, который предоставят им новые хозяева.
Но те «хозяева», увидев чахлых и больных людей, больше месяца живущих в подвале и кормящихся червями и насекомыми, даже бесплатно, отказались их брать.
Ох, сколько из-за этого тогда натерпелся Михаил. Боссу было наплевать на этих людей, как и на Михаила, работающего под его крылом. Земе нужны баксы, и только, и как их заработает Михаил, без ума влюбленный в его Татьяну, все равно. Закон один: не смог продать товар, плати за него сам.  И если бы не золотые зубы «товара» и золотое кольцо с еле видимыми  на нем несколькими песчинками «брюликов», то Михаил не знал бы, как выйти тогда из той ситуации.
А вот следующий «товар», здоровенный молодой мужик с бабой, даже дал возможность взять ему дополнительный куш.
Михаил быстро «набивал руку» в этом деле, уже сам, выбирая «товар», оценивая его физические возможности, возраст. Богатыри оценивались вдвое выше, чем хиляки. Красивые бабы, иногда и – вчетверо, и то, смотря кто покупатель…
«Неужели теперь и он стал «товаром»? - Эта мысль саднила его. - Да с такой спиною он на хрен кому нужен. Только бы не в горы и не в болота. Там каторга. И только бы не на уголь и золото. Работы в штольнях он еще больше боялся, чем работы на кирпичном заводе, или на заготовке леса. Его деда завалило на шахте где-то под Донецком, прадеда, говорят, тоже.
Хоть бы тот мужик хлеба этим тварям еще принес. Хоть бы не сквалыжился, и не забывал, что крысы могут попортить «товар».
- Мужчина, - во все горло попробовал закричать Михаил, - но раздался только сип.
…Дверь отворилась, и в камеру заглянул Крыс, с большими желтыми клыками, торчащими из пасти во все стороны. Он вытолкнул связанного Михаила на середину стола, за которым сидели огромные серые крысы, держащие в лапах ножи и вилки, и воткнул ему нож в поясницу.
-А-а-а, - не столько закричал от боли, сколько зарычал Михаил. – Я жить хочу!
- Жить хочешь, а что ж ты нам в последний раз старика старого-престарого оставил, - шипит в ответ Крыс. – Чуть зубы на его мясе не оставил.

-4-

Тусклый свет. Открыв глаза Михаил увидел перед собой что-то знакомое. Присмотрелся, крыса обнюхивает его губы.
- Фу-у! – вскрикнул он и поднялся, упершись на локти. Крыса спрыгнула куда-то в сторону. Спина отпустила тоже, боли не чувствовалось. Но, погоди, и рука свободна? Точно. Значит, его отстегнули от батареи и сняли наручники. – Фу-у! – выдохнул Михаил с облегчением.
Попытался встать на корточки, не получилось. Обессилел. Может его сейчас отпустят?
Дверь отворилась и в комнату вошла старая женщина и смотрит на него.
- Зубы золотые есть? – спросила она.
От ее слов Михаил почувствовал холодок от бегающих по ногам и кусающих его муравьев. Хотел было с силою ударить рукою по штанам, чтобы сбить их, но сил не хватило и он, единственное что смог, так только приподнять голову.
За старухой зашел в комнату старик. В одной руке он держал то ли молоток, то ли топор, в другой - щипцы.
За ним ввалились еще двое, здоровый мужик и рыхлая, моложавая баба. Кто они? Вроде, знакомые? Точно, у бабы левая рука в крови, это тогда он ее кожу поцарапал наручниками, когда оттаскивал от мужа в соседнюю комнату. И на лице кровь. Точно, это та самая Файка, когда не захотела поласкать нового хозяина, и за это получила пару затрещин.
Точно, она самая. Дура, хорошо согласилась, сто баксов тогда заработал. А потом еще, еще… Лучше бы ее не продавал тогда…
Что это в ногах у них лежит? Гроб? Нет, корыто. Точно, то самое, в которое он бабку эту положил, когда в яму ее спустил. И лист железа, которым ее деда, перед тем как засыпать землею накрыл. Точно, тот самый лист, весь ржавый, гнутый
 Зачем все это?
А у деда на поводке свора крыс, жирных крыс.
Зачем?
- Хлеб в магазине закончился, - говорит дед, - и нечем крыс кормить.
- Так вот Мишка есть, зачем его закапывать? Им его на недельку хватит, - говорит мужик.
- У меня целая челюсть золотая, возьмите, за нее вам еще хлеба дадут, - простонал Михаил.
- Это хорошо, а то думаю зря щипцы взял, что ли? - хихикает дед.
- А может не надо…- простонал Михаил. – Может, лучше, я в прокуратуру пойду, повинюсь?
- Опять выкупишься, - сказал мужик. - Мы уж лучше тебя так, здесь, покромсаем чуть-чуть и разделим, чтобы крысам было, что давать пожрать сегодня, завтра, послезавтра. Сначала ножки, потом ручки…
- Ой, не надо… - сипит Михаил.
- Да мы так, тихонечко, - успокаивает его дед, и  сует ему в рот щипцы.
- А-а-а! – кричит Михаил.
А у той бабы руки такие сильные, хватает Мишку за затылок, поднимает, а дед щипцами за челюсти хватает...
- А-а-а!

- 5-

Михаил открыл глаза. Комната тускло освещена. За столом кто-то сидит и смотрит на него. Крыса! Нет, человек.
- Ну что, спина болит? – спросил тот.
- Нет! – Тут же без промедления ответил Михаил.
- Будем говорить?
- Да. Конечно, я уже все обдумал, - затараторил Михаил.
- Сколько человек сгноил? Сколько продал? Кому? Кто их сюда привозил?
- Сиплый с Серым.
- Сколько? – Грубо спросил незнакомец.
- Двенадцать.
- Почему тебя выбрали этим делом заниматься?
- Попался.
- На чем? – переспросил мужчина.
- На Таньке Земиной, - тут же, не теряя ни секунды, отвечал Михаил, боясь, что у мужика к нему пропадет интерес, и он уйдет, оставив его наедине с крысами.
- Как?
- Земе не понравилось, как с ней танцевал, - оглядываясь по сторонам, ответил Михаил.
- Кто были первыми?
- Пенсионеры, дед с бабкой. Сами померли. Закопал их на лесопилке старой…
- Стоп! Уточни!
- Там раньше была лесопилка, это по дороге на поселок Пионерный. Там осталось одноэтажное здание с подвалом.
- Куда тебе доставляли людей, где их содержал?
- Там же. Но там им было хорошо, тепло, зимой печь топили.
- Продолжай.
- Потом люди были помоложе, мужик такой здоровый, молодой, с бабой. Это Федоровы были. Мужика сразу продал, кому не знаю, сказали, что камни будет пилить. А бабу, Файку, памяти лишили сначала, а потом сдавали клиентам, потом, кто-то совсем забрал ее.
- Точнее.
- А у вас хлеб есть? – сквозь слезы просипел Михаил. – Помогите, все расскажу. Файка, на даче у одного работает.
- Забываешь?
- Нет, но это мой конец! – заревел, глотая слезы Михаил. – Вы понимаете, одно слово и все.
- Ну как хочешь, - мужчина встал
- Да вы понимаете, как это страшно? Вы понимаете? Да у меня все записано на видео, сами увидите! На всех 17 дисках! Увидите его лицо и все поймете
- А как деда с бабкой убивал, хоронил, тоже записано? – не меняя тона спросил мужчина
- Нет, это Танька снимала, чтобы Земе показать! А потом, когда я решил отказаться этим делом заниматься, припугнула. Это и заставило меня все снимать и записывать, каждую их сделку, от начала до конца.
- Где твой архив?
- На квартире матери храню, под ее кроватью, кода-то сделал небольшой тайник под досками.
- Он на месте?
- Да!
- Кто еще знает о нем, о том, что ты снимал, записывал все? – мужчина снова присел за стол, но его лица Михаил так и не смог рассмотреть.
- Там еще есть и сами оригиналы сделок по квартирам.
- По всем?
- Нет, - зарычал от страха и злости Михаил, понимая, что изменить своего положения хоть в какую-то лучшую сторону для себя, ему уже ни как не удастся. Пусть это будет хоть сам прокурор, хоть сам Зема, или вышестоящие над ним бандиты. – Только по тридцати семи. Там сами договора двусторонние, подписанные клиентом, Земой как генеральным директором, и Татьяной как главным бухгалтером. И еще один договор с заведующей отделением банка по процентам от договоров.
Эти документы хранились у Земы на даче, на кооперативном огородном участке. Он забыл их убрать или специально не хотел, а когда она сгорела, он расслабился, думал, можно и руки умыть: нет документов, нет и фактов. Но я знал, где все это лежало, и перепрятал в тот день, когда дачу подожгли.
- Зачем дачу подожгли? – спросил незнакомец.
- Это темная история, связанная с какими-то его делами и его подельников. Нам же сказал, что нужно получить страховку. Его жена тогда, как и сейчас, в страховой компании агентом числилась.
- Кто был такими клиентами?
- Свои.
- Конкретнее?
- Тем, кому нельзя не дать. Им делали огромные скидки за счет тех, кто их не получал.
- Понятно. И власти тоже?
- А-а-а, - упал навзничь Михаил и зарыдал, скребя своими ногтями бетон, на котором лежал.

-6-

Через какое-то время Михаил успокоился и поднял голову. В комнате никого. Но тут же дверь открылась и в его «тюрьму» вошел опять тот же, судя по осанке, мужчина.
- Продолжай. Расскажи, у того деда и его жены  какая фамилия была?
- Козловы, кажется.
- Как их убивал?
- Да я же не хотел этого делать, - громко, глотая слезы, заверещал Михаил. – Молотком по голове, а как было по-другому? А-а-а, - еще громче смотря в лицо незнакомцу, словно выпрашивая пощады, завыл Михаил. –  Как, когда Зема, если бы я этого не сделал, тут же закопал бы меня вместе с ними, живьем. Вы еще не знаете, какой это человек. Да это упырь, Янус, у которого и мягкий приятный голосишко, а под пиджаком парабеллум с кинжалом и желание на ваши потроха посмотреть. Это такая сволочь, такая лиса!
- Я задал конкретный вопрос! – Остановил его незнакомец, не давая Михаилу увести разговор в сторону.
- Потом еще четверых привезли, мужиков.
- Не торопись. Ты не закончил рассказ про то, как убивал Марию Ивановну Козлову и ее мужа, ветерана войны, и за что.
- У них была неплохая однокомнатная квартира. А сын работает где-то на Севере, у нефтяников. Он решил им улучшить жилье и передал нам миллион рублей на покупку им двухкомнатной квартиры, остальную часть денег обещал привезти через полгода. Об этой квартире его родители ничего не должны были знать, он готовил ее, как подарок им на золотую свадьбу.
Они его дождались, и когда деньги остальные привез, Сиплый что-то сделал с его машиной, после чего тот попал в аварию и погиб. А деда с бабкой, после поминок привезли в фирму, обманули их, что сын купил им квартиру. А также и то,  если они хотят туда переехать, то нужно заключить договор о передаче своей квартиры в нашу фирму, так как средств для ее покупки не хватает.
Все как по маслу получилось, они подписали документы, а их привезли на старую пилораму. И все.
Мужчина встал, и Михаил тут же бросился к нему, упав перед ним на колени.
- Это что, ваши родители? Но меня заставили, я этого не хотел, - и тут же, от сильного удара ноги Михаил Петер отлетел к батарее.
- Рассказывай дальше.
- Потом привезли после второй пары, той Файки и ее мужика еще трех мужиков. Двое из них были мелкими коммерсантами, а последний - из милиции, так тому сразу череп проломили.
- Кто?
- Клеш с Ежом.
- А как их тебе доставляли, как их фамилии?
- Ими Танька занималась, сразу после того, как в банке заключили договор по переводу денег, в ресторан их везла, а после Клеш с Ежом ими занимались и очень грубо. Наркоманы. Долго тех, которых привозили, у меня не задерживали, ум их выключали.
- Как?
- Каким то уколом, а потом за ними торговец заезжал со своей командой. По три штуки за каждого сговорились.
- Чего? Отвечай конкретно, - повысил голос незнакомец.
- Это Гриф, - его  телефон под цифрой «три» в Земином телефоне хранится, и «пять» - в Татьянином.
- Продолжай.
- А у меня под именем «Гриша», мой телефон в пиджаке был.
- Ну что ж Миша, посмотрим…- сказал незнакомец.
- Я ничего не вру? – упав на пол, забился в истерике Михаил.
Незнакомец встал и вышел из-за стола и, постояв над Михаилом, ткнув его ногой по спине, грубо сказал:
- Крыса ты?
- Да-да-да, - приподнявшись и встав на колени, снова залепетал тонким голосом Михаил.
- Всех по фамилиям помнишь?
- Да-да, - проверещал Михаил, продолжая испуганно смотреть в лицо своего нового господина.
- На столе ручка, бумага, свечка. Через два часа приду за твоими мемуарами.
- Ой, спасибо, а что дальше будет со мною?
- Мемуары покажут, - сказал незнакомец.
И, понимая, что это его конец, Михаил, не дав незнакомцу выйти, крикнул:
- Я больше знаю, где деньги, его дача скрытая!
Незнакомец остановился:
- Знаешь, - и опять вернулся к столу.
- Не все деньги у него на счетах, - затараторил Михаил, - большая часть в евро, и в баксах. Перевести их на счета боится, потому что, каждый второй – это предатель, считает он.
- А как же ты узнал?
- Следил.
- Где они?
- А жизнь мне оставите? – С мольбой смотрел на своего господина Михаил.