Сердце Магуа

Предупреждение: крайне вольное обращение с персонажами Д. Ф. Купера, петросянщина.
Вообще Магуа — любимый герой автора в каноне
Использован текст казачьей народной песни «Когда мы были на войне»

* * *

«Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.
И он, конечно, думать мог,
Да он, конечно, думать мог,
Когда на трубочку глядел,
На голубой её дымок.
А он не думал ни о чём,
Да он не думал ни о чём,
Он только трубочку курил
С турецким горьким табачком…»

Магуа, Хитрая Лисица, был рождён, чтобы стать храбрым воином и военным вождём племени красных приозёрных гуронов. Шёл восемнадцатый век от Рождества Христова, но Магуа об этом не догадывался, ибо гуроны считали годы вёснами и в века их сроду не складывали. Время было трудное, жестокое, опасности подстерегали на каждом шагу.

Первого человека с белой, как брюхо выброшенной на песок рыбы, кожей Магуа повстречал, когда солнце его двадцатой весны растопило на озёрах зимний ноздреватый лёд. С тех пор прошло немало вёсен. Магуа то братался с бледнолицыми, то стрелял в них из их же длинноствольных ружей, то пил их вонючую огненную воду, то снимал с них окровавленные скальпы. Воистину, с приходом бледнолицых его жизнь превратилась в сплошную феерию, за что он был даже благодарен Великому Духу, создателю всего сущего. Воин должен воевать, а не киснуть в своём вигваме.

Бледнолицые не были единым племенем, а делились на французов и инглизов. Они враждовали между собой — точно так же, как приозёрные гуроны испокон веку враждовали с делаварами, и Магуа искусно маневрировал, принимая сторону то инглизов, то французов, когда ему это было выгодно. В общем-то, он и сам знал, что стал отъявленным мерзавцем, и отчасти даже гордился этим. Сердце его давно зачерствело и превратилось в выщербленный чёрный камень, когда Кора, темноглазая дочь седоволосого полковника инглизов Мунро, расколола это сердце, словно томагавком.

Но сам Магуа сперва так отнюдь не считал. Женщина не должна входить в сердце воина, ещё чего не хватало! Она для воина — всего лишь тягловое животное, борозда, в которую тот бросает своё семя, либо Старуха Смерть. В конце концов, совет старейшин племени состоял из старух, вершивших судьбу гуронов в те краткие времена, когда топор войны бывал зарыт. Но потом война навсегда стала судьбой гуронов, и военные вожди взяли верх на совете.

Как раз эти вожди и выгнали Магуа прочь из племени, решив, что он стал слишком хитромудрым и необузданным, а также чересчур честолюбивым и в любой момент может запросто вытеснить кого-нибудь из них с насиженного места в вигваме Совета.

Магуа ушёл, плюясь и ругаясь. Эти тупоголовые пеньки обошлись с ним несправедливо, но самым несправедливым было то, что они посмели отобрать у него жену и отдать её другому вождю. Нормальный ход, ага.

В чреслах Магуа было достаточно сил, чтобы играть со всеми жёнами всех вождей гуронов, но дело того не стоило. Срамно воину искать счастья под женским подолом. Удел воина — война. Поэтому Магуа забил на женщин и начал наниматься контрактником то к французам, то к инглизам, со свирепым удовольствием сдирая скальпы то с одних, то с других. Пока не нарвался на седоволосого полковника Мунро с его нудными железобетонными правилами поведения в быту.

Самому себе Магуа мог признаться, что лично дал бы хорошего дрозда любому, кто ввалился бы в его палатку пьяным в хлам, перевернул бы стол с его бумагами (хотя никаких бумаг у Магуа сроду не водилось) и загорланил во всю глотку: «Любо, братцы, любо!». Но полковник Мунро не вмазал Магуа в физиономию, о нет. Он не стал марать об какого-то гурона свои перчатки. Он велел своим солдатам связать Магуа, выволочь его из палатки, раздеть донага и выпороть, как собаку.

Когда первый прут врезался Магуа в спину, он тотчас протрезвел, рванулся, но ремни были затянуты крепко, и ему ничего не оставалось, как стиснуть зубы и стерпеть это лютое позорище. Он же терпел, когда чиппевеи вырезали на его теле узоры боевым ножом, привязав его к столбу пыток, но то была честь для воина. А порка Мунро — чёрный срам.

Одна польза — пить огненную воду Магуа с тех пор бросил раз и навсегда.

Про себя он поклялся, что скальп Мунро рано или поздно будет болтаться у него на поясе, а сердце его он вырвет, как сердце оленя на охоте. И может быть, даже съест, чего мелочиться.

Но ему самому вырвала сердце дочь Мунро, темноволосая темноглазая Кора. Вот тоже позорище для настоящего вождя и воина, каким Магуа всегда себя позиционировал.

Но неудивительно! Кора была величава, как вода текущей реки, красива, как звёздное небо над головой, и звёздным же светом сияли её тёмные глаза. Вот под её подолом Магуа поискал бы счастья без стыда. Да какое! Он провёл бы там остаток своих дней! Но Кора Мунро не хотела его, куда там. Она не позволила бы Магуа прикоснуться к себе даже кончиком пальца. Она мечтала о бравом майоре Дункане Хейворде, который в свой черёд пялился, пуская слюни, как идиот, на её чахленькую белёсую сестричку Алису, у которой вечно глаза были на мокром месте.

А ещё по Коре сох молодой делавар, сын Чингачгука, по имени Ункас, Быстроногий Олень, могучий, как лось. Но ему тоже ничего не светило, и это хоть как-то утешало Магуа с его помутившимся от желания заполучить Кору Мунро рассудком.

И Зверобой тоже тут ошивался, а как же. Знаменитый разведчик Зверобой, он же Следопыт, он же Длинный Карабин, он же Соколиный Глаз со своим пресловутым карабином и старинным дружком Чингачгуком, оба — заклятые враги гуронов вообще и Магуа в частности. Вся эта толпа носилась взад и вперёд по девственным лесам вокруг Великих Озёр, как будто им там было намазано, и зверски мешала осуществлению матримониальных планов Магуа.

Ну что долго разглагольствовать, рано или поздно всё это должно было закончиться именно так, как закончилось, — то есть печально. Когда в дела воинов вмешивается юбка — добра не жди.

«Пощади его, гурон, и тебя пощадят!» — надрывался этот дурень, майор Хейворд, видя, как Магуа взмахивает окровавленным ножом, целясь в сердце распростёртого на земле раненого Ункаса. Ага, как же! Краснокожие пощады не дают и не просят — вот что мог бы ответить на это Магуа, но ему уже было всё равно. Кора Мунро, с её тёмными блестящими волосами и звёздными глазами, лежала бездыханной на земле рядом с ним, и Магуа навсегда лишился сердца.

Когда пуля Соколиного Глаза опрокинула его вниз с гребня утёса, он ушёл в страну Вечной Охоты вслед за Корой и Ункасом.

Но те на него, конечно же, даже не оглянулись.

«Как ты тогда ему лгала,
Как ты когда-то всё лгала,
Но сердце девичье своё
Давно другому отдала.
И он решил: «Я пули жду,
Я только верной пули жду,
Чтоб утолить печаль мою
И чтоб пресечь нашу вражду…»