За сахаром

      Дождь собрался неожиданно, прошил серый воздух нитями, и повис — нудный, холодный, крапчатый. Небо стало одного цвета с рекой, забор почернел, дорожка к калитке превратилась в лужу, заливая грядки с луком.
      — Луша, — позвала мать, выходя из кухни и поднимая голову вверх. – Сходи за сахаром, дочь, я забыла.
      Дверь на антресольном этаже осталась закрытой, только телевизор ревел, и что-то тяжелое мерно ухало в мерцающем мире грез. Мать вздохнула, неспешно поднялась по крутым ступеням узкой лесенки, толкнула дверь ногой и сразу увидела гневный взгляд дочери, показала в оправдание руки в муке.
      — Сахару бы надо.
      — Прямо сейчас? — закатив глаза, вопросила дочь.
      — Тесто осядет.
      — А раньше нельзя было? — в голосе Лушки было искреннее и неподдельное страдание. — Ну только серия началась же... Просила не трогать меня, когда мой сериал идет.
      Мать виновато посмотрела на экран, где дубасили друг друга до крови мужчина и женщина в железных кирасах и наголовниках, причем мужчина с бугристыми мышцами явно уступал худенькой противнице. Вокруг дерущихся были какие-то зеленоватые кольца и сверкающие никелем стены.
      — За что она его так? — с удивлением спросила мать, забыв о сахаре.
      — За дело, — сквозь зубы пояснила Лушка, немного смягчившись от проявления интереса к своей любимой героине и втайне лелея мысль, что пока мать смотрит, сахар ей не нужен. — Он убил ее родителей, а ее отправил через портал в нашу вселенную, чтобы самому трон захватить.
      Мать опустилась на стул, заваленный одеждой, и еще немного посмотрела на экран.
      — А бить-то зачем? — снова спросила она. — Что сделано, того уж не воротишь. Или я неправильно понимаю?
      — Неправильно понимаешь, — Лушка великодушно пожертвовала парой секунд эпичного сражения ради просвещения масс. — Она жила ради этого момента, чтобы отомстить, вернуться на свою планету, и чтобы у нее дом был.
      — Да как же он ей домом станет, когда она в другой вселенной выросла? — удивилась мать. — Все чужое, ничего знакомого, люди тебя в глаза не видали раньше, знать не знают. Это вот тебя брось куда-нибудь в Африку, ты там приживешься?
      — При чем тут я? — вспыхнула Лушка. — Я обычная, а она суперженщина. Она где угодно приживется, она сильная, летать умеет, и потом — она не для себя, у нее ребенок.
      — А, если ребенок, тогда конечно, — смутилась мать. — Детей надо в безопасности ростить.
      — Растить, – машинально поправила Лушка. – Ты как в деревне.
      — А тут и есть деревня. Ладно, смотри уж, сама добегу до магазина.
      Лушка благодарно засопела, тем более что на экране показался главный мужской персонаж, по которому она тайком вздыхала.
      Мать ногой прикрыла за собой дверь и в нерешительности остановилась — лестница крутая, браться за перила на стене мучными ладонями — испачкаются. Она немного постояла на площадке, оглянулась на закрытую дверь и поднялась в воздух, скользнула вниз по крутой глиссаде к кухне с накрытым клеенкой столом. Кот Матвей приоткрыл один глаз и лениво посмотрел на нее.
      — Все равно бить не дело, — строго сказала она Матвею, словно тот был Лушкой. — Хочешь убить — убей одним ударом, без мучений; не умеешь, так сначала научись. Нечего из смерти шоу делать. Правильно я говорю, Мотька?
      «Пррравильно», — муркнул равнодушный Матвей.